1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 
      Лесов таинственная сень

      С печальным шумом обнажалась,

      Ложился на поля туман,

      Гусей крикливых караван

      Тянулся к югу: приближалась

      Довольно скучная пора;

      Стоял ноябрь уж у двора.

       

       

      XLI.       

      Встает заря во мгле холодной;

      На нивах шум работ умолк;

      С своей волчихою голодной

      Выходит на дорогу волк;

      Его почуя, конь дорожный

      Храпит - и путник осторожный

      Несется в гору во весь дух;

      На утренней заре пастух

      Не гонит уж коров из хлева,

      И в час полуденный в кружок

      Их не зовет его рожок;

      В избушке распевая, дева ([23])

      Прядет, и, зимних друг ночей,

      Трещит лучинка перед ней.

       

       

      XLII.       

      И вот уже трещат морозы

      И серебрятся средь полей...

      (Читатель ждет уж рифмы розы;

      На, вот возьми ее скорей!)

      Опрятней модного паркета

      Блистает речка, льдом одета.

      Мальчишек радостный народ ([24])

      Коньками звучно режет лед;

      На красных лапках гусь тяжелый,

      Задумав плыть по лону вод,

      Ступает бережно на лед,

      Скользит и падает; веселый

      Мелькает, вьется первый снег,

      Звездами падая на брег.

       

       

      XLIII.       

      В глуши что делать в эту пору?

      Гулять? Деревня той порой

      Невольно докучает взору

      Однообразной наготой.

      Скакать верхом в степи суровой?

      Но конь, притупленной подковой

      Неверный зацепляя лед,

      Того и жди, что упадет.

      Сиди под кровлею пустынной,

      Читай: вот Прадт, вот W. Scott.

      Не хочешь? - поверяй расход,

      Сердись иль пей, и вечер длинный

      Кой-как пройдет, и завтра тож,

      И славно зиму проведешь.

       

       

      XLIV.       

      Прямым Онегин Чильд Гарольдом

      Вдался в задумчивую лень:

      Со сна садится в ванну со льдом,

      И после, дома целый день,

      Один, в расчеты погруженный,

      Тупым кием вооруженный,

      Он на бильярде в два шара

      Играет с самого утра.

      Настанет вечер деревенский:

      Бильярд оставлен, кий забыт,

      Перед камином стол накрыт,

      Евгений ждет: вот едет Ленской

      На тройке чалых лошадей;

      Давай обедать поскорей!

       

       

      XLV.       

      Вдовы Клико или Моэта

      Благословенное вино

      В бутылке мерзлой для поэта

      На стол тотчас принесено.

      Оно сверкает Ипокреной ([25]);

      Оно своей игрой и пеной

      (Подобием того-сего)

      Меня пленяло: за него

      Последний бедный лепт, бывало,

      Давал я. Помните ль, друзья?

      Его волшебная струя

      Рождала глупостей не мало,

      А сколько шуток и стихов,

      И споров, и веселых снов!

       

       

      XLVI.       

      Но изменяет пеной шумной

      Оно желудку моему,

      И я Бордо благоразумный

      Уж нынче предпочел ему.

      К Аи я больше не способен;

      Аи любовнице подобен

      Блестящей, ветреной, живой,

      И своенравной, и пустой...

      Но ты, Бордо, подобен другу,

      Который, в горе и в беде,

      Товарищ завсегда, везде,

      Готов нам оказать услугу

      Иль тихий разделить досуг.

      Да здравствует Бордо, наш  друг!

       

       

      XLVII.       

      Огонь потух; едва золою

      Подернут уголь золотой;

      Едва заметною струею

      Виется пар, и теплотой

      Камин чуть дышит. Дым из трубок

      В трубу уходит. Светлый кубок

      Еще шипит среди стола.

      Вечерняя находит мгла...

      (Люблю я дружеские враки

      И дружеский бокал вина

      Порою той, что названа

      Пора меж волка и собаки,

      А почему, не вижу я.)

      Теперь беседуют друзья:

       

       

      XLVIII.       

      "Ну, что соседки? Что Татьяна?

      Что Ольга резвая твоя?"

      - Налей еще мне полстакана...

      Довольно, милый... Вся семья

      Здорова; кланяться велели.

      Ах, милый, как похорошели

      У Ольги плечи, что за грудь!

      Что за душа!.. Когда-нибудь

      Заедем к ним; ты их обяжешь;

      А то, мой друг, суди ты сам:

      Два раза заглянул, а там

      Уж к ним и носу не покажешь.

      Да вот... какой же я болван!

      Ты к ним на той неделе зван. -

       

       

      XLIX.       

      «Я?» - Да, Татьяны именины

      В субботу. Олинька и мать

      Велели звать, и нет причины

      Тебе на зов не приезжать. -

      "Но куча будет там народу

      И всякого такого сброду..."

      - И, никого, уверен я!

      Кто будет там? своя семья.

      Поедем, сделай одолженье!

      Ну, что ж? - «Согласен». -  Как ты мил! -

      При сих словах он осушил

      Стакан, соседке приношенье,

      Потом разговорился вновь

      Про Ольгу: такова любовь!

       

       

      L.       

      Он весел был. Чрез две недели

      Назначен был счастливый срок.

      И тайна брачныя постели

      И сладостной любви венок

      Его восторгов ожидали.

      Гимена хлопоты, печали,

      Зевоты хладная чреда

      Ему не снились никогда.

      Меж тем как мы, враги Гимена,

      В домашней жизни зрим один

      Ряд утомительных картин,

      Роман во вкусе Лафонтена... ([26])

      Мой бедный Ленской, сердцем он

      Для оной жизни был рожден.

       

       

      LI.       

      Он был любим... по крайней мере

      Так думал он, и был счастлив.

      Стократ блажен, кто предан вере,

      Кто, хладный ум угомонив,

      Покоится в сердечной неге,

      Как пьяный путник на ночлеге,

      Или, нежней, как мотылек,

      В весенний впившийся цветок;

      Но жалок тот, кто всё предвидит,

      Чья не кружится голова,

      Кто все движенья, все слова

      В их переводе ненавидит,

      Чье сердце опыт остудил

      И забываться запретил!

       

       ГЛАВА ПЯТАЯ       

      О, не знай сих страшных снов

      Ты, моя Светлана!

      Жуковский.

       

       

      I.       

      В тот год осенняя погода

      Стояла долго на дворе,

      Зимы ждала, ждала природа.

      Снег выпал только в январе

      На третье в ночь. Проснувшись рано,

      В окно увидела Татьяна

      Поутру побелевший двор,

      Куртины, кровли и забор,

      На стеклах легкие узоры,

      Деревья в зимнем серебре,

      Сорок веселых на дворе

      И мягко устланные горы

      Зимы блистательным ковром.

      Все ярко, все бело кругом.

       

       

      II.       

      Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

      На дровнях обновляет путь;

      Его лошадка, снег почуя,

      Плетется рысью как-нибудь;

      Бразды пушистые взрывая,

      Летит кибитка удалая;

      Ямщик сидит на облучке

      В тулупе, в красном кушаке.

      Вот бегает дворовый мальчик,

      В салазки жучку посадив,

      Себя в коня преобразив;

      Шалун уж заморозил пальчик:

      Ему и больно и смешно,

      А мать грозит ему в окно...

       

       

      III.       

      Но, может быть, такого рода

      Картины вас не привлекут:

      Всё это низкая природа;

      Изящного не много тут.

      Согретый вдохновенья богом,

      Другой поэт роскошным слогом

      Живописал нам первый снег

      И все оттенки зимних нег ([27]);

      Он вас пленит, я в том уверен,

      Рисуя в пламенных стихах

      Прогулки тайные в санях;

      Но я бороться не намерен

      Ни с ним покамест, ни с тобой,

      Певец Финляндки молодой ([28])!

       

       

      IV.       

      Татьяна (русская душою,

      Сама не зная, почему)

      С ее холодною красою

      Любила русскую зиму,

      На солнце иней в день морозный,

      И сани, и зарею поздной

      Сиянье розовых снегов,

      И мглу крещенских вечеров.

      По старине торжествовали

      В их доме эти вечера:

      Служанки со всего двора

      Про барышень своих гадали

      И им сулили каждый год

      Мужьев военных и поход.

       

       

      V.       

      Татьяна верила преданьям

      Простонародной старины,

      И снам, и карточным гаданьям,

      И предсказаниям луны.

      Ее тревожили приметы;

      Таинственно ей все предметы

      Провозглашали что-нибудь,

      Предчувствия теснили грудь.

      Жеманный кот, на печке сидя,

      Мурлыча, лапкой рыльце мыл:

      То несомненный знак ей был,

      Что едут гости. Вдруг увидя

      Младой двурогий лик луны

      На небе с левой стороны,

       

       

      VI.       

      Она дрожала и бледнела.

      Когда ж падучая звезда

      По небу темному летела

      И рассыпалася, - тогда

      В смятенье Таня торопилась,

      Пока звезда еще катилась,

      Желанье сердца ей шепнуть.

      Когда случалось где-нибудь

      Ей встретить черного монаха

      Иль быстрый заяц меж полей

      Перебегал дорогу ей,

      Не зная, что начать со страха,

      Предчувствий горестных полна,

      Ждала несчастья уж она.

       

       

      VII.       

      Что ж? Тайну прелесть находила

      И в самом ужасе она:

      Так нас природа сотворила,

      К противуречию склонна.

      Настали святки. То-то радость!

      Гадает ветреная младость,

      Которой ничего не жаль,

      Перед которой жизни даль

      Лежит светла, необозрима;

      Гадает старость сквозь очки

      У гробовой своей доски,

      Всё потеряв невозвратимо;

      И всё равно: надежда им

      Лжет детским лепетом своим.

       

       

      VIII.       

      Татьяна любопытным взором

      На воск потопленный глядит:

      Он чудно-вылитым узором

      Ей что-то чудное гласит;

      Из блюда, полного водою,

      Выходят кольца чередою;

      И вынулось колечко ей

      Под песенку старинных дней:

      "Там мужички-то всё богаты,

      Гребут лопатой серебро;

      Кому поем, тому добро

      И слава! " Но сулит  утраты

      Сей песни жалостный напев;

      Милей кошурка сердцу дев ([29]).

       

       

      IX.       

      Морозна ночь; всё небо ясно;

      Светил небесных дивный хор

      Течет так тихо, так согласно...

      Татьяна на широкий двор

      В открытом платьице выходит,

      На месяц зеркало наводит;

      Но в темном зеркале одна

      Дрожит печальная луна...

      Чу... снег хрустит... прохожий; дева

      К нему на цыпочках летит

      И голосок ее звучит

      Нежней свирельного напева:

      Как ваше имя? ([30]) Смотрит он

      И отвечает: Агафон.

       

       

      X.       

      Татьяна, по совету няни

      Сбираясь ночью ворожить,

      Тихонько приказала в бане

      На два прибора стол накрыть;

      Но стало страшно вдруг Татьяне...

      И я - при мысли о Светлане

      Мне стало страшно - так и быть...

      С Татьяной нам не ворожить.

      Татьяна поясок шелковый

      Сняла, разделась и в постель

      Легла. Над нею вьется Лель,

      А под подушкою пуховой

      Девичье зеркало лежит.

      Утихло все. Татьяна спит.

       

       

      XI.       

      И снится чудный сон Татьяне.

      Ей снится, будто бы она

      Идет по снеговой поляне,

      Печальной мглой окружена;

      В сугробах снежных перед нею

      Шумит, клубит волной своею

      Кипучий, темный и седой

      Поток, не скованный зимой;

      Две жордочки, склеены льдиной,

      Дрожащий, гибельный мосток,

      Положены через поток:

      И пред шумящею пучиной,

      Недоумения полна,

      Остановилася она.

       

       

      XII.       

      Как на досадную разлуку,

      Татьяна ропщет на ручей;

      Не видит никого, кто руку

      С той стороны подал бы ей;

      Но вдруг сугроб зашевелился,

      И кто ж из-под него явился?

      Большой, взъерошенный медведь;

      Татьяна ах! а он реветь,

      И лапу с острыми когтями

      Ей протянул; она скрепясь

      Дрожащей ручкой оперлась

      И боязливыми шагами

      Перебралась через ручей;

      Пошла - и что ж? медведь за ней!

       

       

      XIII.       

      Она, взглянуть назад не смея,

      Поспешный ускоряет шаг;

      Но от косматого лакея

      Не может убежать никак;

      Кряхтя, валит медведь несносный;

      Пред ними лес; недвижны сосны

      В своей нахмуренной красе;

      Отягчены их ветви все

      Клоками снега; сквозь вершины

      Осин, берез и лип нагих

      Сияет луч светил ночных;

      Дороги нет; кусты, стремнины

      Метелью все занесены,

      Глубоко в снег погружены.

       

       

      XIV.       

      Татьяна в лес; медведь за нею;

      Снег рыхлый по колено ей;

      То длинный сук ее за шею

      Зацепит вдруг, то из ушей

      Златые серьги вырвет силой;

      То в хрупком снеге с ножки милой

      Увязнет мокрый башмачок;

      То выронит она платок;

      Поднять ей некогда; боится,

      Медведя слышит за собой,

      И даже трепетной рукой

      Одежды край поднять стыдится;

      Она бежит, он всё вослед:

      И сил уже бежать ей нет.

       

       

      XV.       

      Упала в снег; медведь проворно

      Ее хватает и несет;

      Она бесчувственно-покорна,

      Не шевельнется, не дохнет;

      Он мчит ее лесной дорогой;

      Вдруг меж дерев шалаш убогой;

      Кругом всё глушь; отвсюду он

      Пустынным снегом занесен,

      И ярко светится окошко,

      И в шалаше и крик, и шум;

      Медведь промолвил: здесь мой кум:

      Погрейся у него немножко!

      И в сени прямо он идет,

      И на порог ее кладет.

       

       

      XVI.       

      Опомнилась, глядит Татьяна:

      Медведя нет; она в сенях;

      За дверью крик и звон стакана,

      Как на больших похоронах;

      Не видя тут ни капли толку,

      Глядит она тихонько в щелку,

      И что же видит?.. за столом

      Сидят чудовища кругом:

      Один в рогах с собачьей мордой,

      Другой с петушьей головой,

      Здесь ведьма с козьей бородой,

      Тут остов чопорный и гордый,

      Там карла с хвостиком, а вот

      Полу-журавль и полу-кот.

       

       

      XVII.       

      Еще страшней, еще чуднее:

      Вот рак верьхом на пауке,

      Вот череп на гусиной шее

      Вертится в красном колпаке,

      Вот мельница вприсядку пляшет

      И крыльями трещит и машет:

      Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,

      Людская молвь и конский топ ([31])!

      Но что подумала Татьяна,

      Когда узнала меж гостей

      Того, кто мил и страшен ей,

      Героя нашего романа!

      Онегин за столом сидит

      И в дверь украдкою глядит.

       

       

      XVIII.       

      Он знак подаст: и все хлопочут;

      Он пьет: все пьют и все кричат;

      Он засмеется: все хохочут;

      Нахмурит брови: все молчат;

      Он там хозяин, это ясно:

      И Тане уж не так ужасно,

      И любопытная теперь

      Немного растворила дверь...

      Вдруг ветер дунул, загашая