1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
И хлещет дождь, и мечет вихрь  ненастный,    

И те, что спорят из последних сил,    

     

     73    

     

Зачем они не в этот город красный    

Заключены, когда их проклял бог?    

А если нет, зачем они несчастны?»    

     

     76    

     

И он сказал на это: «Как ты мог    

Так отступить от здравого сужденья?    

И где твой ум блуждает без дорог?    

     

     79    

     

Ужели ты не помнишь изреченья    

Из Этики, что пагубней всего    

Три ненавистных небесам влеченья:    

     

     82    

     

Несдержность, злоба, буйное скотство?    

И что несдержность – меньший грех  пред богом    

И он не так карает за него?    

     

     85    

     

Обдумав это в размышленьи строгом    

И вспомнив тех, чье место вне стены    

И кто наказан за ее порогом,    

     

     88    

     

Поймешь, зачем они отделены    

От этих злых и почему их муки    

Божественным судом облегчены».[115]    

     

     91    

     

«О свет, которым зорок близорукий,    

Ты учишь так, что я готов любить    

Неведенье не менее науки.    

     

     94    

     

Вернись, – сказал я, –  чтобы разъяснить,    

В чем ростовщик чернит своим пороком    

Любовь Творца; распутай эту нить».    

     

     97    

     

И он: «Для тех, кто дорожит уроком,    

Не раз философ[116] повторил слова,    

Что естеству являются истоком    

     

     100    

     

Премудрость и искусство божества.    

И в Физике прочтешь,[117] и не в исходе,    

А только лишь перелистав едва:    

     

     103    

     

Искусство смертных следует природе,    

Как ученик ее, за пядью пядь;    

Оно есть божий внук, в известном  роде.    

     

     106    

     

Им и природой, как ты должен знать    

Из книги Бытия, господне слово    

Велело людям жить и процветать.    

     

     109    

     

А ростовщик, сойдя с пути благого,    

И самою природой пренебрег,    

И спутником ее,[118] ища другого.    

     

     112    

     

Но нам пора; прошел немалый срок;    

Блеснули Рыбы над чертой востока,    

И Воз уже совсем над Кавром лег,[119]    

     

     115    

     

А к спуску нам идти еще далеко».    

     

     

    

     

 Песнь двенадцатая    

     

Круг  седьмой – Минотавр – Первый пояс – Флегетон – Насильники над ближним и над его  достоянием    

     

     

     1    

     

Был грозен срыв, откуда надо было    

Спускаться вниз, и зрелище являл,    

Которое любого бы смутило.    

     

     4    

     

Как ниже Тренто видится обвал,    

Обрушенный на Адиче когда-то    

Землетрясеньем иль паденьем скал,[120]    

     

     7    

     

И каменная круча так щербата,    

Что для идущих сверху поселян    

Как бы тропинкой служат глыбы ската,    

     

     

    

     

     10    

     

Таков был облик этих мрачных стран;    

А на краю, над сходом к бездне новой,    

Раскинувшись, лежал позор критян,    

     

     13    

     

Зачатый древле мнимою коровой.[121]    

Завидев нас, он сам себя терзать    

Зубами начал в злобе бестолковой.    

     

     16    

     

Мудрец ему: «Ты бесишься опять?    

Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком,    

Который приходил тебя заклать?    

     

     19    

     

Посторонись, скот! Хитростным наукам    

Твоей сестрой мой спутник не учен;    

Он только соглядатай вашим мукам».[122]    

     

     22    

     

Как бык, секирой насмерть поражен,    

Рвет свой аркан, но к бегу неспособен    

И только скачет, болью оглушен,    

     

     25    

     

Так Минотавр метался, дик и злобен;    

И зоркий вождь мне крикнул: «Вниз  беги!    

Пока он в гневе, миг как раз удобен».    

     

     28    

     

Мы под уклон направили шаги,    

И часто камень угрожал обвалом    

Под новой тяжестью моей ноги.    

     

     31    

     

Я шел в раздумье. «Ты дивишься  скалам,    

Где этот лютый зверь не тронул  нас? –    

Промолвил вождь по размышленье  малом. –    

     

     34    

     

Так знай же, что, когда я прошлый раз[123]    

Шел нижним Адом в сумрак сокровенный,    

Здесь не лежали глыбы, как сейчас.    

     

     37    

     

Но перед тем, как в первый круг  геенны    

Явился тот, кто стольких в небо взял,    

Которые у Дита были пленны,    

     

     40    

     

Так мощно дрогнул пасмурный провал,[124]    

Что я подумал – мир любовь объяла,    

Которая, как некто полагал,    

     

     43    

     

Его и прежде в хаос обращала;[125]    

Тогда и этот рушился утес,    

И не одна кой-где скала упала.    

     

     46    

     

Но посмотри: вот, окаймив откос,    

Течет поток кровавый,[126]  сожигая    

Тех, кто насилье ближнему нанес».    

     

     49    

     

О гнев безумный, о корысть слепая,    

Вы мучите наш краткий век земной    

И в вечности томите, истязая!    

     

     52    

     

Я видел ров, изогнутый дугой    

И всю равнину обходящий кругом,    

Как это мне поведал спутник мой;    

     

     55    

     

Меж ним и кручей мчались друг за  другом    

Кентавры, как, бывало, на земле,    

Гоняя зверя, мчались вольным лугом.    

     

     58    

     

Все стали, нас приметив на скале,    

А трое подскакали ближе к краю,    

Готовя лук и выбрав по стреле.    

     

     61    

     

Один из них, опередивший стаю,    

Кричал: «Кто вас послал на этот след?    

Скажите с места, или я стреляю».    

     

     64    

     

Учитель мой промолвил: «Мы ответ    

Дадим Хирону[127], под его защитой.    

Ты был всегда горяч, себе во вред».    

     

     67    

     

И, тронув плащ мой: «Это Несс, убитый    

За Деяниру, гнев предсмертный свой    

Запечатлевший местью знаменитой.[128]    

     

     70    

     

Тот, средний, со склоненной  головой, –    

Хирон, Ахиллов пестун величавый;    

А третий – Фол[129], с душою грозовой.    

     

     73    

     

Их толпы вдоль реки снуют облавой,    

Стреляя в тех, кто, по своим грехам,    

Всплывет не в меру из волны  кровавой».    

     

     76    

     

Мы подошли к проворным скакунам;    

Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы    

Густых усов, пригладил их к щекам    

     

     79    

     

И, опростав свои большие губы,    

Сказал другим: «Вон тот, второй,  пришлец,    

Когда идет, шевелит камень грубый;    

     

     82    

     

Так не ступает ни один мертвец».    

Мой добрый вождь, к его приблизясь  груди,    

Где две природы[130] сочетал стрелец,    

     

     85    

     

Сказал: «Он жив, как все живые люди;    

Я – вождь его сквозь сумрачный  простор;    

Он следует нужде, а не причуде.    

     

     88    

     

А та, чей я свершаю приговор,    

Сходя ко мне, прервала аллилуйя;[131]    

Я сам не грешный дух, и он не вор.    

     

     91    

     

Верховной волей в страшный путь иду  я.    

Так пусть же с нами двинется в поход    

Один из вас, дорогу указуя,    

     

     94    

     

И этого на круп к себе возьмет    

И переправит в месте неглубоком;    

Ведь он не тень, что в воздухе  плывет».    

     

     97    

     

Хирон направо обратился боком    

И молвил Нессу: «Будь проводником;    

Других гони, коль встретишь  ненароком».    

     

     100    

     

Вдоль берега, над алым кипятком,    

Вожатый нас повел без прекословий.    

Был страшен крик варившихся живьем.    

     

     103    

     

Я видел погрузившихся по брови.    

Кентавр сказал: «Здесь не один тиран,    

Который жаждал золота и крови:    

     

     106    

     

Все, кто насильем осквернил свой сан.    

Здесь Александр[132] и Дионисий лютый,    

Сицилии нанесший много ран;    

     

     109    

     

Вот этот, с черной шерстью, –  пресловутый    

Граф Адзолино;[133] светлый, рядом с  ним, –    

Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты    

     

     112    

     

Родимым сыном истреблен своим».[134]    

Поняв мой взгляд, вождь молвил,  благосклонный:    

«Здесь он да будет первым, я –  вторым».[135]    

     

     115    

     

Потом мы подошли к неотдаленной    

Толпе людей, где каждый был покрыт    

По горло этой влагой раскаленной.    

     

     118    

     

Мы видели – один вдали стоит.    

Несс молвил: «Он пронзил под божьей  сенью    

То сердце, что над Темзой кровь  точит».[136]    

     

     121    

     

Потом я видел, ниже по теченью,    

Других, являвших плечи, грудь, живот;    

Иной из них мне был знакомой тенью.    

     

     124    

     

За пядью пядь, спадал волноворот,    

И под конец он обжигал лишь ноги;    

И здесь мы реку пересекли вброд.    

     

     127    

     

«Как до сих пор, всю эту часть  дороги, –    

Сказал кентавр, – мелеет  кипяток,    

Так, дальше, снова под уклон отлогий    

     

     130    

     

Уходит дно, и пучится поток,    

И, полный круг смыкая там, где стонет    

Толпа тиранов, он опять глубок.    

     

     133    

     

Там под небесным гневом выю клонит    

И Аттила[137], когда-то бич земли,    

И Пирр, и Секст;[138] там мука слезы гонит,    

     

     136    

     

И вечным плачем лица обожгли    

Риньер де'Пацци и Риньер Корнето,[139]    

Которые такой разбой вели».    

     

     139    

     

Тут он помчался вспять и скрылся  где-то.    

     

     

    

     

 Песнь тринадцатая    

     

Круг  седьмой – Второй пояс – Насильники над собою и над своим достоянием    

     

     

     1    

     

Еще кентавр не пересек потока,    

Как мы вступили в одичалый лес,    

Где ни тропы не находило око.    

     

     4    

     

Там бурых листьев сумрачен навес,    

Там вьется в узел каждый сук  ползущий,    

Там нет плодов, и яд в шипах древес.    

     

     7    

     

Такой унылой и дремучей пущи    

От Чечины и до Корнето[140] нет,    

Приют зверью пустынному дающей.    

     

     

    

     

     10    

     

Там гнезда гарпий, их поганый след,    

Тех, что троян, закинутых кочевьем,    

Прогнали со Строфад предвестьем бед.[141]    

     

     13    

     

С широкими крылами, с ликом девьим,    

Когтистые, с пернатым животом,    

Они тоскливо кличут по деревьям.    

     

     16    

     

«Пред тем, как дальше мы с тобой  пойдем, –    

Так начал мой учитель,  наставляя, –    

Знай, что сейчас мы в поясе втором,    

     

     19    

     

А там, за ним, пустыня огневая.    

Здесь ты увидишь то, – добавил  он, –    

Чему бы не поверил, мне внимая».    

     

     22    

     

Я отовсюду слышал громкий стон,    

Но никого окрест не появлялось;    

И я остановился, изумлен.    

     

     25    

     

Учителю, мне кажется, казалось,    

Что мне казалось, будто это крик    

Толпы какой-то, что в кустах  скрывалась.    

     

     28    

     

И мне сказал мой мудрый проводник:    

«Тебе любую ветвь сломать довольно,    

Чтоб домысел твой рухнул в тот же  миг».    

     

     31    

     

Тогда я руку протянул невольно    

К терновнику и отломил сучок;    

И ствол воскликнул: «Не ломай, мне  больно!»    

     

     34    

     

В надломе кровью потемнел росток    

И снова крикнул: «Прекрати мученья!    

Ужели дух твой до того жесток?    

     

     37    

     

Мы были люди, а теперь растенья.    

И к душам гадов было бы грешно    

Выказывать так мало сожаленья».    

     

     40    

     

И как с конца палимое бревно    

От тока ветра и его накала    

В другом конце трещит и слез полно,    

     

     43    

     

Так раненое древо источало    

Слова и кровь; я в ужасе затих,    

И наземь ветвь из рук моих упала.    

     

     46    

     

«Когда б он знал, что на путях  своих, –    

Ответил вождь мой жалобному  звуку, –    

Он встретит то, о чем вещал мой стих,[142]    

     

     49    

     

О бедный дух, он не простер бы руку.    

Но чтоб он мог чудесное познать,    

Тебя со скорбью я обрек на муку.    

     

     52    

     

Скажи ему, кто ты; дабы воздать    

Тебе добром, он о тебе вспомянет    

В земном краю, куда взойдет опять».