1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 

Полный радужных надежд, Руслан бодро получил направление на медкомиссию и отправился в областной центр, откуда вернулся совершенно удрученным. Несмотря на то что он уверенно называл буквы в офтальмологической таблице вплоть до самой нижней строчки, его все-таки проверили при помощи специальных приборов и сочувственно покачали головой. Та самая глазная болезнь, благодаря которой он так удачно увернулся от ненавистной физкультуры и из-за которой его даже признали негодным к службе в армии, оказалась непреодолимым препятствием для его службы в милиции. Медкомиссия его не пропустила.

– Что ты так расстраиваешься? – удивлялась Ольга Андреевна, мать Руслана. – Ты же можешь поступить в университет, стать юристом и пойти работать следователем в прокуратуру, раз уж тебе так хочется.

– Мама, я не хочу в прокуратуру, я хочу именно в милицию, понимаешь? Только в милицию. Даже если меня после университета распределят в систему МВД, там снова нужно будет проходить медкомиссию, а я ее не пройду. Мне нужно делать операцию на глазах, иначе все бессмысленно. В Москве, в центре микрохирургии глаза, мне могут помочь, но нужны деньги, которых у меня нет. Я узнавал, они теперь перешли на хозрасчет и дерут бешеные бабки за консультации и лечение, особенно для иногородних, которые в Москве не прописаны. А еще билеты туда и обратно, гостиница, питание. Знаешь, какие в Москве цены? Там все так дорого – никаких денег не хватит. Я пойду работать, буду откладывать деньги, сделаю операцию, а потом снова буду поступать в школу милиции.

– И все-таки я не понимаю, сынок, зачем тебе нужно именно в милицию. Что ты так уперся? Следователь прокуратуры – тоже очень хорошая работа, точно такая же, как следователь милиции.

– Мама, ну как ты не понимаешь! Я должен попасть в милицию, чтобы изнутри все выяснить про Мишку. Я никогда им не прощу того, что они сделали. И я выведу их на чистую воду.

– Сынок!…

– Ну что «сынок», что «сынок»? Почему ты не хочешь, чтобы я узнал правду про Мишку? Это же твой сын, неужели тебе все равно, что его продолжают считать пьяницей и хулиганом?

– Сынок, прошло столько лет, это все уже не имеет никакого значения, а Мишу этим не вернешь. Кроме нас с тобой, никто уже и не помнит Мишу, и тем более не помнит, за что и как он был убит. Я прошу тебя, оставь ты эту затею!

– Достаточно того, что Я помню Мишу. И я хочу не ПОМНИТЬ, за что и как он был убит, а ТОЧНО ЗНАТЬ. Ты понимаешь разницу?

Этот разговор начинался неоднократно и заканчивался каждый раз одинаково. Ольга Андреевна начинала плакать, хлопала дверью и уходила в свою комнату. И каждый раз, видя слезы матери, Руслан Нильский все больше и больше укреплялся во мнении, что он обязательно выяснит, что же произошло с его любимым братом. Обязательно выяснит. Костьми ляжет, но узнает правду.
* * *
Школу Руслан окончил в 1988 году, а к зиме 1989-го уже работал в одной из кемеровских областных газет. Конечно, не корреспондентом и тем более не обозревателем, простым курьером, но и это для начала было неплохо. Совет, который Руслан посчитал одним из самых ценных в жизни, дал ему все тот же Дыбейко, который, видя отчаяние парня, лишившегося возможности стать следователем или оперативником, решил поговорить с ним по душам и все-таки вынудил Руслана признаться в том, что для него главное – разобраться в обстоятельствах убийства брата.

– Ну ты чудной, – приговаривал лейтенант, прихлебывая ароматный горячий чай, который он заварил прямо у себя в кабинете, где и состоялся тот разговор с Русланом. – Знания не только приобретать надо, надо еще иметь возможность ими распорядиться. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет, – честно признался Руслан, – не понимаю.

– А вот я тебе объясню. Ты хочешь стать офицером МВД, так? То есть человеком в погонах. То есть человеком, над которым стоит служебная дисциплина, куча начальников, который во всем и ото всех зависит, который обязан делать то, что ему прикажут. Ну узнаешь ты, как там все было с Мишкой. А кто тебе позволит рот раскрыть? Никто. Кто тебе позволит предать это огласке? Опять же никто. А будешь ерепениться – в порошок сотрут, поймают тебя на улице или дома с секретными документами, которых ты и в глаза не видел, или вещдок из сейфа сопрут, или наркотики подбросят. Короче, ахнуть не успеешь, как на нарах окажешься. И защищать тебя никто не станет, имей это в виду. Так что ты не по тому пути идти собрался. Я-то думал, ты и впрямь борьбой с преступностью интересуешься, а раз у тебя такой интерес… Не в милицию тебе надо идти.

– А куда?

– Как куда? В журналистику. Средства массовой информации сегодня самое удобное место для всяческих разоблачений. Тут даже особо и доказательства искать не надо, главное – крикнуть погромче, и все поверят. Опять же профессия журналиста почетная, их всюду пускают, все им рассказывают, а если кто не хочет рассказывать, так можно хай поднять, дескать, отказываются давать информацию, значит, есть что скрывать, значит, что-то тут нечисто. Но это я так, в шутку. А если серьезно, то ты обрати внимание, какие интересные факты публикуют в газетах, особенно в рубриках «Журналистское расследование». Журналисты иногда видят дальше и глубже, чем чиновники или та же милиция, поэтому им веры больше. А милиция – она что? Ее сегодня только ленивый грязью не поливает. Что смотришь? Возьми наугад десять любых газет за последний месяц да подсчитай, сколько раз в них написано, что милиция тупая и нерадивая, ничего не умеет и делать не хочет, только укрывательством преступлений и занимается. Никто ж не хочет вникать, как оно на самом деле, у одного квартиру обокрали, вора не поймали, значит, милиция бездействует. А то, что мы сто других квартирных краж раскрыли, их не интересует. Милиции сегодня веры нет, а дальше еще хуже будет. Так что прими мой совет, иди в газету и через нее добивайся своей правды. И зрение твое там не помеха, так что на поездку в Москву и на операцию можешь не тратиться.

Руслан долго обдумывал сказанное лейтенантом Дыбейко, сидел в городской библиотеке, читал подшивки газет за несколько последних месяцев. Прав дядя Петя, вон какая волна разоблачений идет, и про сталинизм открыто пишут, и про ГУЛАГ, и про милицию, и про «дедовщину» в армии, и про неправильную экономику, и про реабилитацию Бухарина, Зиновьева и Каменева, про которых в курсе истории говорилось, что они предатели интересов советского строя. В одном из мартовских номеров «Советской России» Руслан с любопытством прочел статью Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», где автор призывала наказать главных редакторов изданий, злоупотребляющих гласностью. Значит, гласность действительно существует, подумал Руслан, раз кому-то даже показалось, что ее слишком много. Потом, уже в апрельских газетах, он прочитал, что главный идеолог страны Яковлев назвал эту статью антиперестроечной, стало быть, гласности меньше не станет, наоборот, ее будут всячески поддерживать.

Чтение так увлекло его, что Руслан переключился на более ранние издания и взял подшивки «Московских новостей» и «Огонька» за 1987 год. Смелость публикаций превзошла все его ожидания, но главное, что поразило юношу: откуда журналисты все это узнают? Пожалуй, по возможностям сбора информации они не уступают милиции, значит, дядя Петя Дыбейко прав, можно добиться своей цели и через журналистику, и надевать сковывающие тебя по рукам и ногам офицерские погоны для этого совсем не обязательно.

Маме он, конечно, ничего подробно не рассказывал, просто поставил в известность, что передумал работать в милиции и хотел бы устроиться в любую газету на любую должность, хоть сторожем. Надо изнутри понять профессиональную «кухню», попробовать себя в качестве внештатного корреспондента, начать писать коротенькие заметочки, а уж потом, если начнет получаться, думать о дальнейшей карьере и о получении образования. Ольга Андреевна такой подход полностью одобрила, обзвонила своих знакомых по всей области, с которыми встречалась то и дело на разных совещаниях и активах работников исполкомов, и уже к новому, 1989 году Руслан Нильский был зачислен в штат одной из газет на должность курьера, получил в виде служебной жилплощади крохотную каморку в доме барачного типа, и при этом ему позволили быть внештатным фотографом. Мальчишка энергичный, легкий на подъем, в любое время года и при любой погоде с удовольствием смотается в любой конец области, чтобы «щелкнуть» кого-нибудь или что-нибудь, попавшее под луч «прожектора перестройки». Он умел выбрать неожиданный ракурс или построить композицию кадра так, чтобы «правильно» (с точки зрения редакции или пишущего материал журналиста) расставить акценты. Например, если готовился материал о бюрократизме и злоупотреблениях какого-нибудь чиновника, то Руслан приносил фотографию, на которой и щеки-то у него были особенно толстые и обвислые, и глазки крохотные и заплывшие жиром, и сам герой статьи на снимке или сидел за обильно накрытым столом, или жарил шашлыки на фоне неизвестно на какие деньги построенного загородного особняка, или на худой конец вылезал из дорогого автомобиля. Если же нужно было поехать в далекий и забытый властями детский дом, чтобы сделать фотографии для статьи о том, как государство плохо заботится о тех, кто не в состоянии позаботиться о себе сам, то здание такого детдома выглядело на снимках Руслана совершеннейшими руинами, а дети – такими худенькими и печальными, что ни одно сердце не могло остаться равнодушным.

Иногда во время таких поездок или просто в ходе ежедневной работы Руслану попадалось на глаза что-нибудь любопытное, и он делал снимки, несмотря на то, что их никто не заказывал. Проявлял пленку, печатал и складывал в альбом. Однажды один такой снимок он показал редактору газеты. Тот даже языком зацокал от удовольствия, рассматривая фотографию.

– Хорошая работа, – наконец сказал он, – с настроением, выразительная. Но не в тему.

– В каком смысле? – не понял Руслан.

– Что у тебя на снимке?

– Как что? Бездомные дети, которых загоняют в детский приемник-распределитель.

– Вот именно, – кивнул редактор. – А у нас сейчас никто не готовит материал о детских приемниках. И о детской безнадзорности тоже никто не пишет. И в плане такой темы нет. Но фотография хорошая, ты ее сохрани, когда вопрос встанет – мы ее непременно опубликуем.

– Не обязательно же давать снимок к большому материалу. Можно просто опубликовать его с коротеньким комментарием. Пусть люди задумаются…

– Слушай. – Редактору явно надоело объясняться с белобрысым очкариком-курьером, не того полета эта птица, чтобы такой важный человек, как редактор, тратил на нее больше семи секунд. – Если ты такой умный, так возьми и сам напиши. Нашим журналистам и без этих детей есть чем заняться.

Через два дня Руслан снова принес ту же самую фотографию и листок с десятью строчками текста и молча протянул редактору. Тот, конечно же, давно забыл о состоявшемся между ними разговоре.

– Что это? – недовольно спросил он.

– Вы сказали, чтобы я написал несколько строк комментария к этой фотографии. Я написал.

Редактор быстро пробежал глазами отпечатанные на машинке строчки, потом взял карандаш и снова перечитал, уже медленнее, делая правки.

– Послушай, как тебя…

– Руслан, – быстро подсказал юноша.

– Да, Руслан. А ты, собственно, зачем эту фотографию сделал? С какой целью?

– Ни с какой. Увидел интересную сценку и снял. У меня камера всегда с собой.

– И часто ты вот так… интересные сценки снимаешь?

– Часто. Почти каждый день.

– То есть снимков вроде вот этого у тебя много? – уточнил редактор.

– Три альбома уже.

– Завтра принесешь, – скомандовал редактор. – А пока свободен.

– А с моим комментарием что? Вы его опубликуете?

– Там видно будет.

Руслан вышел, ничего не понимая. Дома он тщательно пересмотрел все собранные в альбомы фотографии, отобрал неудачные, остальные разложил по тематике – природа, производство, люди. На другой день все три альбома лежали на столе редактора. А еще через неделю было объявлено, что в газете вводится новая рубрика под названием «Неслучайный взгляд»: фотографии Руслана Нильского, комментарии его же либо журналистки Елены Винник.

Лена Винник была совсем молоденькой, чуть старше Руслана, но ей уже поручались серьезные материалы вроде интервью со всякими начальниками и политиками местного масштаба. Выслушав новость, Руслан побежал в ближайший магазин за вином и закуской. Сам он почти не пил, но «выставиться» должен был обязательно, таков порядок.
* * *
– Нам повезло, – деловито говорила Лена Винник, аккуратно укладывая в папку разбросанные по столу материалы, – наша газета подсуетилась раньше других, мы первыми позвонили Вороновой, как только стало известно, что она привозит к нам свой фильм. И нам назначено на первый день, как только она прилетит, на семнадцать тридцать. Если мы возьмем у нее интервью тогда, когда договорились, то есть шанс успеть дать материал в следующий номер, то есть мы дня на два опередим все областные издания. Но дама, я тебе скажу…

Журналистка выразительно повела глазами и вытянула вперед накрашенные розовой помадой губы, словно хотела произнести: «У-у-у-у!»

– А что такое? – равнодушно поинтересовался Руслан.

– Ты представляешь, она потребовала, чтобы ей предварительно показали материалы, опубликованные журналистом, то есть мной, и фотографии, сделанные фотографом, то есть тобой. И только после этого она даст согласие. Или откажет. Во замашки, а? Она что о себе мнит? Что она, голливудская суперзвезда?

– А что, – хитро улыбнулся Руслан, – можно представить ей в виде моей визитной карточки снимок того деятеля, которого ты два месяца назад разгромила в пух и прах. Он на фотографии такой страшный получился – только детей пугать. И материальчик о нем заодно покажем. Тогда точно откажется. И головной боли меньше. Если она такая капризная, так пусть другие издания с ней мучаются. А мы в своей газете напишем, что Наталья Воронова отказалась от интервью, потому что испугалась острого пера журналистки Елены Винник и беспристрастной камеры фотокорреспондента Руслана Нильского. И тогда грош цена будет всем остальным материалам, которые появятся в других газетах.

Елена закончила складывать материалы в папку, тщательно, на узелок и бантик, завязала шелковые тесемочки.

– Во-первых, главный нас удавит, если мы не сделаем материал. Он так собой гордится, что своевременно узнал из надежных источников о презентации фильма Вороновой и созвонился с ней аж за две недели до ее приезда, что не простит нам, если все его усилия пойдут прахом. А во-вторых, Русланчик, в тебе погиб мастер интриги. Бросай свой фотоаппарат, иди в политику.

– Мастер интриги во мне не погиб, – с усмешкой возразил Руслан. – Я еще молодой, у меня все впереди. Ну так что, гражданка начальник, какие будут указания? Идти визитные карточки подбирать или как?

– Иди-иди. Выбери самые лучшие, чтобы она не боялась, что ты из нее уродину сделаешь. А я пока свои публикации подберу. Самолет прилетает завтра в двенадцать с минутами, поедешь в аэропорт, передашь ей обе подборки и оставишь контактный телефон, чтобы она могла позвонить и сказать, будет давать нам интервью или отказывается. Нет, ну это вообще… Первый раз с таким сталкиваюсь! Постарайся ей понравиться, оденься поприличнее, что ли. И сходи в парикмахерскую, постригись, у тебя уже вихры торчат.

Поприличнее! Легко сказать, да непросто осуществить. Одежда у Руслана в основном практичная, удобная, немаркая, ведь его хлеб – фотографии, а их приходится делать в самых разных условиях и при разной погоде, и ездить приходится много – когда в поездах и автомашинах, а когда и на вертолетах и катерах. При такой жизни костюмы с галстуками не нужны.

Вечер этого дня и утро следующего Руслан посвятил отбору портретных снимков и поискам одежды для встречи в аэропорту известного кинорежиссера-документалиста Натальи Вороновой. У одного приятеля в редакции он одолжил неброский голубой джемпер с треугольным вырезом на груди, у другого – серую рубашку, которая под джемпером смотрелась вполне ничего даже без галстука, оставалось решить проблему брюк. Руслан, не мудрствуя лукаво, постирал свои единственные относительно новые (всего год носил) джинсы и посчитал, что после отглаживания они вполне сгодятся для предстоящего мероприятия. Советом посетить парикмахерскую он решил пренебречь, времени нет, да и вообще, глупости все это.

На следующий день, 18 сентября 1991 года, ровно в полдень Руслан Нильский уже был в аэропорту. Табло прилета извещало, что рейс из Москвы ожидается в 12.25. «Пока нам везет, – подумал он, – самолет прибывает вовремя, как ни странно. Давно уже самолеты в нашей стране не летают строго по расписанию. Если бы рейс задержался часа на три-четыре, как обычно, то все полетело бы к черту. Никакого интервью в семнадцать тридцать не состоялось бы, и материал не успели бы вставить в завтрашний номер, и так далее вплоть до инфаркта у нашего трепетного главного редактора».

Он сразу заметил группу людей, встречающих Воронову, среди которых были завотделом пропаганды и завотделом культуры горкома партии, а также директор кинотеатра «Кузбасс», где предполагалась встреча с творческой группой и просмотр нашумевшего документально-публицистического фильма «Что такое хорошо и что такое плохо». Всего встречающих человек семь, все в строгих костюмах, светлых рубашках и при галстуках. Неподалеку, метрах в двух-трех от них, кучковалась еще одна группка, состоящая из молодых людей с букетами цветов в руках. «Помощники, – догадался Руслан. – Еще бы, куда наши начальники без помощников? Самим цветы подержать – руки оборвутся. Опять же есть кого за сигаретами послать».

Поправив на плече ремень от кофра с аппаратурой, Руслан, прижимая к груди объемистую папку, направился к окошку с надписью «Справочная». За застекленной стойкой сидела Римма, симпатичная девушка, с которой Руслан познакомился еще в прошлом году, когда его послали в аэропорт сделать снимки группы воинов-афганцев, возвращавшихся домой. Рейс тогда задерживался на неопределенное время, и Руслан подходил к заветному окошечку не менее двадцати раз. Римма уже сдавала смену, а точного времени прилета самолета так никто и не знал. Руслан пригласил девушку в кафе в аэропорту, чтобы скоротать время и не умереть от скуки, а в результате завел весьма небесполезное знакомство. По крайней мере, в очереди в «Справочную» ему отныне стоять не приходилось, едва заметив через стекло знакомые светлые вихры и веснушчатое лицо в очках, Римма открывала служебную дверь, впускала Руслана и отвечала на все его вопросы, даже на такие, на какие не отвечала обычным гражданам.

– Я насчет московского рейса, – сказал Руслан, когда Римма открыла ему дверь.

– По расписанию, в 12.25. Даже минут на пять пораньше, – тут же ответила девушка.

– А с какой стороны?

– Сейчас позвоню, погоди минутку. – Она сняла трубку внутреннего телефона: – Алена, московский с какой стороны встречать? С правой? Спасибо, Аленушка.

Пользуясь редакционным удостоверением, Руслан пробрался с правой стороны к тому месту, куда подойдет автобус с пассажирами московского рейса. Он встретит Воронову прямо здесь, тогда у него будет шанс хотя бы на минуту завладеть ее вниманием до того, как налетит эта свора чиновников в костюмах и с букетами цветов.

Среди выходящих из автобуса пассажиров Наталью Воронову он узнал сразу, видел несколько раз ее по телевизору. Худощавая, подтянутая, одетая в черные узкие брюки, черную шерстяную водолазку и терракотового цвета кожаный пиджак, уголки губ скорбно опущены, темно-рыжие, почти каштановые волосы коротко подстрижены, глаза серьезные, а выражение лица, как показалось Руслану, очень усталое и немного сердитое. Внимание его на мгновение оказалось отвлечено от Вороновой: следом за ней из автобуса вышла такая красотка, что у молодого человека дух захватило, он чуть было не зазевался и не пропустил даму-режиссера, но вовремя спохватился.

– Наталья Александровна! Я из газеты, вы согласились дать интервью сегодня в семнадцать тридцать… – начал Руслан.

– Я помню, – бросила Воронова, не замедляя шаг. – Сейчас пока еще не семнадцать тридцать.

– Вы просили предварительно показать вам материалы, подготовленные журналистом и фотографом. Вот, я принес. – Он протянул ей папку.

Воронова остановилась, с любопытством глянула на Руслана. Рядом с ней остановилась и та красотка, и только тут Руслан сообразил, что они вместе.

– Ира, возьми папку, – чуть теплее произнесла Воронова, обращаясь к красотке, которая, мило улыбаясь, приняла у Руслана ценный груз. – Я думала, вы принесете материал в гостиницу. К чему такая спешка?

– Лучше раньше, чем опоздать. Вас там встречают, повезут в гостиницу, потом на обед, потом вы будете отдыхать. Я боялся, что могу к вам не пробиться.

Все пассажиры из автобуса уже прошли мимо, служащая аэропорта закрыла на ключ стеклянную дверь, ведущую на летное поле, и с недовольством поглядывала в их сторону.

– В папке подборка публикаций Елены Винник и мои фотопортреты, – пояснил Руслан. – Там же бумажка с контактными телефонами. Вы можете позвонить по любому из них и сказать о вашем решении. Если оно будет положительным, ровно в семнадцать тридцать Елена Винник и я будем у вас в гостинице или в любом другом месте, какое вы укажете.

– Вы со мной разговариваете так, как будто я премьер-министр. – Тепло в голосе Вороновой исчезло, вместо него снова появились сухость и сдержанность. – Спасибо за материалы, я вам позвоню… – Она посмотрела на часы, потом подняла глаза к потолку, что-то обдумывая. – Я позвоню не позже шестнадцати ноль-ноль.

Из зала прилета к ним уже мчались встречающие чиновники, которые, убедившись, что среди вышедших из автобуса пассажиров Вороновой нет, кинулись ее искать.

– Наталья Александровна! Здравствуйте! Мы вас потеряли! Добро пожаловать на землю Кузбасса! Здравствуйте! Давайте ваши билеты, мы получим ваш багаж! – перебивая друг друга, голосили они, всовывая Вороновой цветы, которые она тут же передавала красотке с папкой в руке.

Руслан заметил, что красивой черноволосой девушке с огромными темными глазами становится все труднее удерживать свою сумочку, его папку и огромные букеты.

– Давайте, я вам помогу, – шепнул он.

Воронова, окруженная встречающими, пошла вперед, а ее спутница вместе с Русланом, нагруженным цветами, немного отстали.

– Вас зовут Ирой? – спросил он.

– Да, а вас?

– Руслан.

– Вы фотограф, я правильно поняла?

– Совершенно верно. А вы?

– А я – никто, – весело улыбнулась красавица.

– Как это? Так не бывает. В качестве кого вы приехали с Вороновой? Секретарь? Помощница? Ассистентка? Член съемочной группы?

– Члены съемочной группы прилетят сегодня вечерним рейсом. И никаких секретарей и помощников у Наташи… то есть у Натальи Александровны, нет. Я действительно никто. Считайте, что младшая сестра.

– Тогда все понятно, – отпарировал Руслан. – Воронова возит вас с собой, потому что такую красавицу, как вы, нельзя ни на минуту оставлять без присмотра. Вас тут же похитят. Хотя, должен заметить, вы с ней совершенно не похожи. Может, вы не родная сестра, а двоюродная?

Девушка внезапно рассердилась, большие глаза ее сузились, губы поджались.

– Слушайте, чего вы привязались ко мне? Кто да кто… Конь в пальто. Какая вам разница, кто я ей?

Эта неожиданная грубость, так резко контрастирующая с красотой девушки, ошарашила Руслана.

– Извините, я не хотел вас обидеть. Просто мне нужно понимать, кого я буду вечером фотографировать, только Наталью Александровну или вас обеих. Мне нужно подготовиться, продумать планы, чтобы не заниматься этим на ходу и не отнимать ваше время.

– Меня фотографировать не нужно, – отрезала Ира. – Я к кино не имею никакого отношения.

Больше они не обменялись ни словом вплоть до того момента, когда Руслан уложил цветы на колени уже сидящей в черной горкомовской «Волге» Ирине.
* * *
Без четверти четыре Воронова позвонила в редакцию и сказала, что согласна на интервью. Ровно в половине шестого Руслан Нильский и Елена Винник постучали в дверь двухкомнатного полулюкса, где остановилась Наталья Воронова. Она встретила их в той же одежде, в которой прилетела, только без куртки. Наметанный глаз Руслана отметил, что Воронова нанесла макияж, не очень, правда, заметный, но сделавший ее лицо мягче и красивее.

– Если вы не возражаете, пусть сначала поработает фотограф, – сказала она и неожиданно улыбнулась немного виноватой и какой-то детской улыбкой. – У меня ужасная привычка во время серьезных разговоров тереть пальцами глаза, после этого их приходится смывать и перекрашивать. Вы сделаете свои снимки, я умоюсь, и после этого начнем интервью, хорошо?

Руслан достал аппаратуру и начал работать. Он хотел было спросить у Вороновой, кем приходится ей красивая девушка по имени Ира и где она сейчас, но отчего-то не посмел. Работал он быстро, Воронова не капризничала, послушно пересаживалась с кресла на диван, подсаживалась к письменному столу, стояла вполоборота на фоне окна, и минут через пятнадцать Руслан закончил свою часть. Он уже собирался уходить, когда дверь, ведущая во вторую комнату, распахнулась и на пороге возникла Ира с подносом, на котором стояли дымящиеся чашки и вазочка с печеньем и конфетами.

– Угощайтесь, пожалуйста, – любезно пригласила она, расставляя чай и сласти на низком журнальном столике. – Тут все так удобно, даже электрический чайник есть и набор посуды. Я думала, придется кипятильником воду греть. Угощайтесь, конфеты вкусные, швейцарские, из «Дьюти фри». И чай оттуда же, очень хороший, настоящий «Липтон».

Руслан швейцарских шоколадных конфет в жизни не ел, да и чая «Липтон» не пил, ему так хотелось попробовать! Но он ведь уже сделал свою работу, и оставаться в номере Вороновой у него нет ни причин, ни поводов. Тем более он имел неосторожность ровно минуту назад заявить, что помчится проявлять и печатать снимки, и, если Наталья Александровна хочет, он может вечером, попозже, привезти их и показать, чтобы она могла быть уверена, что в завтрашнем номере газеты будет выглядеть совершенной красавицей. Наталья Александровна захотела, и теперь у Руслана не было другого выхода, кроме как выполнять обещанное.

– К сожалению, я должен бежать, – сказал он, всем своим видом выражая это самое сожаление, – я обещал Наталье Александровне сделать фотографии и показать, прежде чем отдавать редактору.

– Ну хоть конфетку-то возьмите, – предложила Ира.

Она взяла из вазочки три конфеты и протянула Руслану.

– Спасибо, Ира, – с благодарностью ответил он.

– А можно я с вами пойду? – неожиданно спросила девушка.

– Куда? – встрепенулась Воронова, ее только что спокойное лицо стало жестким и напряженным.

– Ну с Русланом же. Ну Наташа, ну что я тут буду сидеть около тебя как привязанная? Ты сейчас будешь интервью давать, а мне что делать? Можно я поеду с Русланом, он будет фотографии печатать, а я буду смотреть. Ну можно, а?

– Руслан, насколько я слышала, тебя с собой не звал.

– Наталья Александровна, я не возражаю, – торопливо встрял Руслан, все еще не веря своей удаче. Он-то всю голову сломал, придумывая, как бы ему половчее пригласить эту потрясающую красотку в кафе или хотя бы погулять по городу и при этом не нарваться на грубый отказ, а она сама, можно сказать, на шею вешается! Неужели действительно причастность к журналистике делает человека неотразимо притягательным? Ведь не красотой же своей он заинтересовал Иру, это очевидно. От девушек у Руслана отбоя не было, но сей факт не заставил его снизить планку критичности по отношению к самому себе: он точно знал, что некрасив. Обаятелен, весел, неглуп, талантливый фотограф и даже подающий некоторые надежды журналист, но уж точно не Ален Делон. И ростом не очень-то… Красавица Ира на полголовы выше его.

– Вот видишь, Натулечка, Руслан не возражает, – радостно подхватила девушка.

Воронова резко встала.

– Елена, я могу вас попросить выйти со мной в другую комнату? Буквально на одну минуту.

Лена Винник, уже устроившаяся за журнальным столиком и настроившая диктофон, послушно поднялась и вышла вслед за Вороновой. Руслан молча стоял в дверях, не понимая, что происходит. Ира тоже стояла, отвернувшись от него, и Руслан мог бы поклясться, что у нее на глазах слезы.

Дверь открылась, вернулись Воронова и Лена.

– Можешь идти с Русланом, – коротко бросила Наталья Александровна. – В девятнадцать тридцать у меня деловой ужин. Руслан, когда фотографии будут готовы, найдете меня в ресторане, я буду там до двадцати двух часов.

– Конечно, Наталья Александровна, – пробормотал Руслан, все еще мало что понимая.

– Натулечка, – прощебетала Ира, – я возьму твой пиджак? А то прохладно.

– Бери.

Ира достала из шкафа кожаный пиджак Вороновой, и они с Русланом вышли из номера.

– Перейдем на «ты»? – предложил он, когда за ними мягко закрылась дверь гостиницы.

– Ага, – кивнула Ира.

– Слушай, а о чем Воронова с Леной шепталась, прежде чем тебя отпустить?

– Выясняла, наверное, надежный ли ты парень, – засмеялась девушка. – Можно ли меня с тобой отпускать.

– В смысле, не пострадает ли твоя девичья честь? – уточнил Руслан.

– Нет, в смысле, не алкоголик ли ты и не начнешь ли меня спаивать. Наташка боится, что я сопьюсь.

– А что, у нее есть основания этого бояться? – удивился Руслан.

– Основания всегда есть, – туманно ответила Ира. – А если их нет, то их можно выдумать. Ты на машине?

– Вон редакционная машина стоит, – он показал рукой на битый «жигуленок», припаркованный возле входа в гостиницу, – на ней Лена уедет. А мы с тобой ножками пойдем, потом на троллейбусе поедем.

– А куда мы поедем?

– Два варианта. Можно проявлять пленки и печатать фотографии в редакции, а можно у меня дома. Ты какой вариант предпочитаешь?

– Я предпочитаю дома, если у тебя там нет жены или подружки.

Прямолинейная девица, ничего не скажешь. Сразу домой просится.

Неужели ей в Москве мужиков не хватает, ведь такая красавица! Или Воронова и впрямь держит ее на коротком поводке и шагу в сторону ступить не дает, вот девчонка и отрывается «на выезде» с такими партнерами, про которых ничего плохого Воронова подумать не может и спокойно отпускает бесшабашную сестричку. Ну ладно, посмотрим…

– Жены пока нет, не обзавелся, а с подружкой вроде на сегодня не договаривался, – сказал он. – Так как, домой или, может, все-таки в редакцию?

– Домой, – твердо ответила Ира. – Терпеть не могу официальную обстановку.

– Тогда нам вот на этот троллейбус. Побежали!

Троллейбус оказался переполнен, час пик, шесть вечера, народ возвращается с работы. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и Руслан ощущал запах ее духов, сладкий и тяжелый. Пожалуй, для ее возраста слишком тяжелый, хотя к внешности вполне подходит, девица-то и сама не пушинка, рослая, крупная, яркая, с пышной грудью и налитыми бедрами, туго обтянутыми узкими брючками. Хороша, одним словом.

– Кстати, сколько тебе лет? – спросил он, продолжая думать о ее духах.

– Это совсем не «кстати», но двадцать один. А тебе?

– Представь себе, тоже двадцать один.

Троллейбус тряхнуло на очередной колдобине, Ира не удержала равновесие и толкнула стоящую рядом пожилую женщину.

– Девушка! – недовольно заголосила та, отпихивая Иру двумя руками. – Держаться нужно! Вы меня чуть не раздавили!

– Ну да, вас раздавишь, как же, – вполголоса пробормотала Ира. Руслан укоризненно покачал головой. Она еще и огрызается! Ну и характерец…

– Возьмись за поручень, – посоветовал он, – у нас тут выбоины на каждом метре, все время трясет.

До вертикального поручня ей было не дотянуться, и Ире пришлось поднять руку и уцепиться за верхний горизонтальный поручень. Случайно бросив взгляд на ее запястье, Руслан увидел, что рукав пиджака съехал к локтю и обнажился четкий шрам, довольно старый, но хорошо заметный.

– Что это у тебя? – спросил он, глазами показывая на ее руку.

– А, ерунда, в аварию попала. Сто лет назад, – беспечно ответила Ира, но Руслан увидел, что вопрос ей не понравился.
* * *
– Вот здесь я и живу.

Он пропустил Иру в дверь и дал ей возможность обозреть убогое жилище. Узкий диванчик, стол, одновременно рабочий и обеденный, три стула и одно старое продавленное кресло. Все остальное пространство занимали книги и альбомы, часть – на подвесных полках, часть – стопками на полу вдоль стен.

– Удобства и кухня – общие, в конце коридора. Зато есть кладовка, которую я оборудовал под фотолабораторию. Что молчишь? Не ожидала, что я так бедно живу?

– Ой, да ладно, – протянула Ира, плюхаясь в кресло и вытягивая ноги, – можно подумать, я в Москве в хоромах живу. Между прочим, мы с Наташей живем в коммуналке. У нас там тоже удобства и кухня общие.

Руслан не поверил. Где это видано, чтобы известный кинорежиссер, депутат парламента жил в коммунальной квартире? Вранье.

Вероятно, скепсис был явственно виден на его лице, потому что Ира продолжила:

– Раньше там много народу жило, четыре семьи, потом как-то рассосались. Кто отдельную квартиру получил, кто за границу свалил, кто умер. Теперь остались только я, Бэлла Львовна и Наташка с мужем и детьми. На шесть человек четыре комнаты. Шикарно живем!

– А твои родители?

– Нету, – Ира картинно развела руками. – Папаню посадили, после чего его и след простыл, я тогда совсем маленькая была. Потом мама под машину попала. Одна бабка оставалась, и та в восемьдесят восьмом преставилась. Меня Наташка воспитывала с самого детства, поэтому я и говорю, что я ей как сестра, хотя на самом деле мы просто соседи по коммуналке. Слушай, а эта твоя… как ее… Лена, да?

– Лена, – подтвердил Руслан.

– Она фильм-то Наташкин видела? А то Наташка знаешь какая? Если журналист начинает спрашивать про то, чего не видел, она прямо бешеная делается.

– Не волнуйся, видела она фильм, она как раз в Москве была во время премьеры. А что, Наталья Александровна по жизни такая строгая или просто журналистов не любит?

– Да ты что, если бы ты видел, как она со мной обращается, ты бы спросил, за что она обожает журналистов, – засмеялась Ира. – Урядник в юбке. Жизнь по расписанию, шаг вправо, шаг влево считается побег. Как в тюрьме. А если ты имеешь в виду ее требование предварительно посмотреть публикации и фотографии, так у Наташки есть для этого основания, можешь мне поверить. Когда ее первый фильм вышел, два года назад, тоже журналисты набежали, интервью нахватали, и тексты, между прочим, на согласование привозили, все как надо. А потом в некоторых газетах такое появилось – хоть стой, хоть падай. Ей ведь что важно? Чтобы ее не использовали как декорацию. А то есть такие журналисты, для которых герой материала – это просто декорация, на фоне которой он может всему миру продемонстрировать, какой он умный и язвительный и какое у него замечательное чувство юмора. Наташка этого не любит. Она всегда говорит, что человек должен подниматься за счет собственного труда, а не за счет чужих неудач. А ты чего стоишь, как на выставке?

Руслан действительно стоял напротив сидящей в кресле девушки и с интересом рассматривал ее.

– А что я должен делать?

– Ты же хотел пленку проявлять и фотографии печатать. Вот и займись.

– А ты что будешь делать? Может, поесть приготовишь?

– На общей кухне? Еще чего! Я лучше тебе помогу.

– Да мне, в общем-то, помощники не нужны, я как-то сам привык справляться, – заметил Руслан, вытаскивая из кофра отснятую пленку.

– Ну я рядом постою, поболтаем о чем-нибудь.

– А потом что?

– А потом повезем фотографии в ресторан, где Наташка ужинает.

– А потом?

– Не знаю, – она пожала плечами, – наверное, я с ней останусь, пожрать-то надо. А потом в гостиницу и баиньки.

Руслан окончательно перестал понимать эту бойкую красотку. Для чего она попросилась поехать с ним? Для чего притащилась к нему домой? Чтобы посмотреть, как он будет проявлять пленку? Бред какой-то… Но для чего-то же она затеяла все это. Хорошо бы разобраться.

– Ира, а почему Наталья Александровна разговаривает, как военный? – спросил он, когда процесс проявки пленки завершился и они вдвоем стояли в тесной, освещенной красной лампочкой каморке, где Руслан печатал фотографии.

– Ты имеешь в виду все эти «девятнадцать тридцать» и «десять ноль-ноль»? Это у нее от Вадима, от мужа. Он офицер-подводник, капитан второго ранга.

– Да? И кто он по должности?

– Командир «бэ-че-пять».

– Это что такое?

– Командир боевой части номер пять на подводной лодке. Пока, – почему-то добавила Ира.

– Что значит «пока»? Ожидается повышение?

– Как тебе сказать… Ему предложили преподавать в учебном центре, он согласился, вопрос вот-вот решится.

– Что ж он с подлодки-то бежит? Тяготы службы надоели? Неужели не хочет до командира лодки дослужиться? – ехидно спросил Руслан.

– Много ты понимаешь! – презрительно фыркнула Ира. – Командир БЧ-5 никогда не станет командиром лодки, хоть до самой смерти будет служить. И выше капитана первого ранга никогда не поднимется. Он под Мурманском служит, в Западной Лице, вот сколько они с Наташкой женаты, столько и живут врозь. Это что, по-твоему, нормально? Она сыновей одна растит, нас с Бэллой Львовной обихаживает, работает как проклятая, а муж ей ничем помочь не может, потому что у него то первая задача, то вторая задача, то третья задача, то автономка. А учебный центр все-таки ближе, всего сто километров от Москвы, в Обнинске. Ой, смотри, как Наташка классно получилась!

Она протянула руку к кювете, в которой проявлялась очередная фотография. Руслан легонько шлепнул ее по руке.

– Не суй пальцы в раствор, это же химия, а не лосьон для рук. А по-моему, снимок не слишком удачный.

Руслан склонил голову набок, следя за проступающим на фотобумаге изображением. Выждав, когда картинка приобретет нужную интенсивность окраски, пинцетом ловко вытащил фотографию и положил в кювету с закрепителем.

– Почему снимок неудачный? – заспорила Ира. – Она здесь такая красивая.

– Не это главное. Выражение лица – вот главное. Ее фильм как называется? «Что такое хорошо и что такое плохо». И на фотографии Наталья Александровна должна быть похожа на человека, который имеет право рассуждать на эту тему. А здесь она какая-то несерьезная, улыбается.

– Ну и что? Зато какая улыбка! Голливуд отдыхает.

– Ира, это фотография не на конкурс красоты. Читатель должен поверить режиссеру Вороновой, а не влюбиться в красавицу Натали. Сечешь разницу? Ты мне лучше вот что объясни… Насчет Мурманска и Обнинска я понял, Обнинск ближе. А почему муж Натальи Александровны не может стать командиром подводной лодки?

– Ой, ну почему-почему… Потому что.

– Это не объяснение, – строго заметил Руслан, закрепляя готовую влажную фотографию на веревке при помощи бельевой прищепки. – Ты же сама хотела поболтать, сама начала про мужа Вороновой рассказывать, а теперь уклоняешься.

– Так я об интересном хотела поболтать, а ты про скучное спрашиваешь. Короче, боевая часть пять отвечает за работу ядерного реактора и вообще за движение лодки и ее живучесть. Вадим только это умеет, он только реактор свой и знает, а лодка же должна выполнять боевые задачи. Командиры всех остальных боевых частей сначала становятся помощниками командира лодки, потом старшими помощниками командира, потом командирами, это обязательный порядок. А командир БЧ-5 даже помощником командира лодки стать не может, потому что не владеет тактикой морского боя. Представляешь, как обидно? Такое образование получить, столько знаний иметь в голове, а с точки зрения карьеры – полный ноль.

– Зачем же он такое образование получал? Учился бы морскому бою, стал бы командиром лодки. Вот смотри, этот кадр намного лучше. Согласна? Здесь во взгляде горечь какая-то и мудрость.

– Да ну, она тут как старуха… Вкус у тебя какой-то неправильный. А насчет Вадима я тебе так скажу: он выбирал то образование, которое ему было по душе, и ему было глубоко плевать, какую карьеру он с ним сделает. Он просто хотел заниматься тем, что ему интересно. Ну любит он эту свою работу, понимаешь? Вот ты фотографию любишь, а он – подводные лодки, которые ходят на ядерном топливе.

– Как ты его защищаешь, – усмехнулся Руслан. – Уж не влюблена ли ты в него?

– Дурак! – вспылила девушка. – Думай головой, прежде чем болтать! Я Вороновых всегда защищаю, и Наташку, и Вадима, и мальчиков, потому что они – моя семья, у меня на всем свете никого нет, кроме них. Я за Наташку горло перегрызу любому, понял?

– Понял, понял, не кипятись. Я ж не думал, что у тебя все так серьезно… А вот насчет того, что у тебя никого на всем свете нет, этого я не понял.

– А что ж тут непонятного? – искренне удивилась Ира. – Отец сбежал, мать погибла, бабка сама померла, вот никого и не осталось.

– А жених? Никогда не поверю, чтобы у такой красивой девушки, как ты, не было жениха или хотя бы сердечного дружка.

– Ах, ты об этом… – разочарованно протянула Ира. – Так бы сразу и спросил, мол, дамочка, не ингейджд ли вы.

– Не понял…

– Это от английского глагола. Его используют, когда хотят выяснить, не вовлечен ли человек в какие-то отношения. Так и спрашивают: «Are you engaged?» Дескать, есть ли у вас сердечная привязанность?

– Я немецкий учил, – бросил Руслан, не отрываясь от фотоувеличителя. – Так что там по части вовлеченности?

– На данный момент ничего. Изучаю новую среду обитания. Пока достойных не нашла.

– А поточнее?

– Да я в институт в этом году поступила, вот тебе и поточнее. Всего две недели проучилась, никого еще толком не разглядела.

– Ах, так ты еще и студентка! А как же занятия?

– Наташка меня отпросила. Она считала, что я должна с ней ехать.

– И где ж ты учишься с такой внешностью?

– Где надо, там и учусь, – внезапно снова вспылила Ира. – При чем тут внешность-то? Тебе что, обязательно хочется меня обидеть?

– Да нет, я просто хочу понять, что ты за птица и зачем приехала сюда.

– Я же говорю, это Наташка так решила.

– Да не вообще сюда, в Кемерово, а конкретно ко мне домой. Ты что, никогда не видела, как фотографии печатают?

– Видела.

– Тогда зачем? Брать меня к себе в любовники ты, по-моему, не собираешься.

– Откуда ты знаешь? Может, и собираюсь.

– Неплохо бы и мое мнение на этот счет спросить.

– Спрошу, когда надо будет.

– А когда будет надо?

Руслан выключил увеличитель и положил последнюю фотографию в раствор для проявки. Ира стояла совсем близко, запах ее духов заполнил всю крошечную каморку, и от этого запаха и от близости красивой девушки голова у Руслана постепенно заполнялась какими-то посторонними мыслями, мало связанными с необходимостью выполнить редакционное задание.

– Я задал вопрос, – едва слышно произнес он. – И хотел бы получить на него ответ.

Ира стояла неподвижно и молчала. Она не отстранилась, но и не придвинулась к нему. При красном свете ее кожа отливала бронзой, и вся она казалась Руслану в этот момент не живой теплой девушкой, а статуей из раскаленного металла. Наконец она подняла руку, и Руслану почудилось, что сейчас Ира коснется его лица или даже обнимет. Но она всего лишь поправила волосы.

– Не сердись, Руслан. Я такая дура… – наконец выдавила Ира.

– Почему?

– Не знаю. Родилась такой, наверное. Даже Наташкино воспитание меня не исправило.

– Я не об этом.

– Я понимаю. Давай выйдем в комнату, здесь душно.

Руслан повесил сушиться последний снимок, включил свет и открыл дверь каморки. Ира вышла понурая, опустив плечи, снова села в кресло, но на этот раз устроилась на самом краешке, подтянув к себе колени. Руслан расположился на диване и молча ждал объяснений. Странная все-таки девица эта воспитанница Вороновой.

– Понимаешь, я всегда сначала делаю, а потом думаю… Наташка ужасно ругается, каждый раз объясняет мне, что сначала нужно думать, а потом делать, а я все равно… Сначала бросаюсь очертя голову, влипаю в дурацкую ситуацию, потом расхлебываю. Вот честное слово, Руслан, я сейчас думаю и не понимаю, зачем напросилась ехать с тобой. Ну зачем, а?

– От скуки, наверное, – предположил Руслан. – Наталья Александровна дает интервью, разговаривает с журналисткой, а тебе заняться нечем. Вот и рванула за первым попавшимся человеком, только чтобы не сидеть одной и не молчать. Годится такое объяснение?

Ира благодарно улыбнулась, ее поза стала менее напряженной.

– Хорошо, что ты меня понимаешь.

– А Наталья Александровна? Разве она этого не понимает? Это же просто.

– Понимает. Но она считает, что это неправильно. Она считает, что интеллектуально развитому человеку никогда не бывает скучно наедине с собой. А мне скучно. Значит, я дура. За тобой увязалась, работать тебе мешаю и вообще… Ты меня осуждаешь?

– Да глупости, Ира, с чего мне тебя осуждать? Просто мне хотелось понять, почему ты поехала ко мне домой. Интересно, а в какие дурацкие ситуации ты попадала из-за своей любви к поспешным решениям?

– И ничего это не интересно, – снова совсем по-детски огрызнулась девушка. – Буду я еще тебе рассказывать!

– А почему бы не рассказать? Все равно нам нужно ждать, пока снимки высохнут. Не сидеть же молча. Хочешь, я чаю сделаю?

– Не хочу.

– А кофе?

– Ничего я не хочу. Мне так стыдно…

– Ой, господи, да чего ты стыдишься-то? Вот дурочка!

– Вот именно, дурочка. Я тебя обнадежила. Думаешь, я не видела, какими глазами ты на меня смотрел еще там, в аэропорту? Я все видела и понимала, что, если напрошусь с тобой уйти, ты подумаешь… А я совсем не собиралась ничего такого… ну, ты понимаешь. В общем, я с самого начала знала, что в постель с тобой не лягу, и видела, что ты этого хочешь, и все равно поехала. Хорошо, что ты нормальный оказался в этом смысле, приставать не стал.

– Да я и во всех смыслах нормальный, – улыбнулся Руслан, в душе кляня себя за недавние глупые, как оказалось, надежды. – Так что, ты именно такие ситуации имела в виду, когда говорила, что постоянно влипаешь?

– И такие тоже.

– И как, обходилось?

– По-разному, когда обходилось, когда нет. Я даже по дури замуж вышла, представляешь?

– Замуж? – Руслан ушам своим не поверил.

– А что такого? Что я, по-твоему, замуж выйти не могу? Правда, развелась через три месяца.

– Ну ты даешь! Про это-то можешь рассказать?

– А чего там рассказывать… Ну, короче, я замуж еще в девятом классе собралась. У меня парень был, клевый такой, из десятого класса, мы с ним вместе с Ксюшкой гуляли, в колясочке ее возили, и так мне это дело понравилось, что я решила: как только школу закончу, так сразу замуж выйду и ребеночка рожу. Наташка мне тогда скандал устроила, мол, куда мне о ребенке думать, я сама о себе позаботиться не могу, но я же упрямая, как не знаю кто. С Володькой я, правда, потом поссорилась, а в девятнадцать лет у меня другой парень был, водитель в каком-то совместном предприятии. Он мне казался таким… ну, я не знаю, как сказать… в общем, у него деньги были, и хата своя, и тачка, и прикид… Наташка тогда очень боялась, говорила, что все эти совместные предприятия ходят под криминалом, делят чего-то там, не то собственность, не то территории, короче, я не поняла толком. Наташка все меня уговаривала его бросить, и в один момент я так на нее рассердилась, что она мне нормально жить не дает! Пошла к этому парню и говорю: замуж предлагал? Пошли. И ведь что интересно, я замуж-то за него совсем не хотела, он со мной обращался как с последней… ну, ты понимаешь, с кем. Хамил, исчезал на несколько недель без предупреждения, потом появлялся как ни в чем не бывало и требовал, чтобы я немедленно ехала с ним на какую-то пьянку или просто приезжала к нему домой, потому что ему приспичило. Даже бил меня. В общем, замуж за него я и не собиралась, мне просто нравилось, что машина, деньги и все прочее, чего не попользоваться-то, пока есть возможность? То есть я в принципе замуж очень хотела, только не за него. А тут, как Наташка на меня наорала в очередной раз, так мне будто шлея под хвост попала, и я сама его в загс потащила. Наташке, конечно, не сказала, просто потом перед фактом поставила, паспорт со штампом под нос сунула. Переехала к нему, а через три месяца вернулась домой. Вот и вся история.

– Забавно, – протянул Руслан. – А кто такая Ксюша?

Ира вздрогнула, как от удара. Глаза ее сделались испуганными, щеки мгновенно покрылись пунцовым румянцем.

– К-какая Ксюша? – чуть запинаясь, спросила она.

– Ксюша, с которой ты гуляла в девятом классе, когда встречалась с мальчиком из десятого. Кто она?

– Она? Она.. ну, это… Наташина дочка.

Дочка Вороновой? Но ведь Ира все время говорила о мальчиках. Даже имена их называла, Саша и Алеша, одному сейчас одиннадцать лет, другому – десять. Ире двадцать один год, если не врет, конечно, значит, в девятом классе она должна была учиться в восемьдесят пятом–восемьдесят шестом. Колясочку возила… Значит, девочка была тогда совсем маленькой. Что-то она ни разу не упоминала, чтобы у Вороновой была еще девочка лет шести.

– И что с ней случилось? – осторожно спросил Руслан.

– Она… она умерла.

По лицу Иры потекли слезы, красивое лицо одновременно как будто сморщилось и опухло. Руслан почувствовал себя виноватым. Ну чего он в самом деле к девчонке прицепился со своими вопросами. Вынудил вспоминать о горе, теперь вот Ира плачет. Наверное, она очень любила эту маленькую Ксюшу.

– Извини, я не хотел тебя расстраивать. Если бы я знал, что тебе так тяжело об этом вспоминать, я бы не расспрашивал. Но ты же сама сказала о ней…

– Да иди ты к черту!

Ира сорвалась с места, схватила лежащую на столе сумочку, судорожно вытащила платок и вытерла глаза.

– Что ты ко мне привязался? Что ты все выспрашиваешь? Хочешь материал на Наташку собрать за ее спиной? Про мужа тебе расскажи да про детей, даже про тех, которых уже нет, про соседей, даже про мою личную жизнь. Как же, личная жизнь воспитанницы Натальи Вороновой! Пикантные подробности из жизни московской коммуналки! Может, тебе еще про нижнее белье рассказать?

Заплаканное лицо перекосилось от злобы, сейчас Ира была вовсе не красавицей, и слова, которые она бросала в лицо Руслану, были несправедливыми, ведь она сама обо всем рассказывала, потому что хотела поболтать, а если он и задавал какие-то вопросы, то лишь в порядке уточнения услышанного. И все равно ему хотелось обнять ее, прижать к себе, погладить по голове, как обиженного плачущего ребенка. Она ведь действительно как ребенок, легкомысленная, импульсивная, прямолинейная, несмотря на то что ей уже двадцать один год. Однако осуществлять свое желание Руслан не стал, побоялся выглядеть смешным, ведь ростом он на полголовы ниже девушки, которую собрался по-отечески утешать.

– Ты напрасно так говоришь, – мягко произнес он. – Во-первых, я не журналист, а фотокорреспондент, я статьи не пишу. А во-вторых, я никогда никому не рассказываю о чужих секретах. Хочешь умыться? Проводить тебя к умывальнику?

– Не нужно, – буркнула Ира. Она достала из сумки пудреницу, привела в порядок лицо, глядя в маленькое зеркальце. – Прости, я сорвалась, наговорила глупостей. Дурацкий характер…

– Это я уже знаю, ты сначала говоришь и только потом думаешь, – примирительно улыбнулся Руслан. – Снимки уже высохли, пора ехать.
* * *
Фотографии Воронова одобрила, особенно ей понравился как раз тот портрет, который отметил для себя Руслан и который вызвал у Иры негативную реакцию, мол, Наталья на нем выглядит старухой. Воронова ужинала в ресторане в обществе директора кинотеатра, где будет проходить просмотр фильма, и какого-то администратора, ответственного за организацию пресс-конференции и последующего фуршета. Увидев появившихся в зале Руслана и Ирину, она тут же встала из-за стола и вышла вместе с ними в холл.

– Ты голодна? – спросила она Иру, просматривая снимки и не поднимая головы.

– Кушать, конечно, хочется, весь день ничего не ела, – жалобно проныла девушка. – А чем тут у вас кормят?

– Ничего интересного.

Воронова подняла глаза, увидела напряженное лицо Руслана и улыбнулась.

– Не вздрагивайте, я не про фотографии, а про местную кухню. Руслан, где можно быстренько покормить Иру ужином?

– Как это где? Разве я не с тобой ужинаю? – возмутилась Ира.

– У меня деловые разговоры, тебе это неинтересно. Мне кажется, все портреты неплохие, особенно вот этот, – она показала снимок Руслану. – Пусть ваш редактор сам выбирает, у меня возражений нет.

– Спасибо, Наталья Александровна.

Руслан спрятал фотографии в папку и встал.

– А поужинать можно здесь же, в кафе. Вход за углом. У кафе и ресторана кухня общая, только меню поскромнее и обслуживание попроще. Если хотите, я провожу Ирину.

– Я буду вам признательна, если вы не только проводите ее, но и покормите. У вас на все – тридцать минут. Через тридцать минут Ира должна быть здесь, в холле, мы поедем в гостиницу. Ира, у тебя есть деньги, Руслан твой гость. Ты меня поняла?

– Да поняла я, – раздраженно откликнулась Ира. – Вечно ты меня отсылаешь. Ну почему я не могу поужинать в ресторане, как ты?

– Я повторяю, у нас осталось тридцать минут. В ресторане тебя за это время не обслужат, а задерживаться я не могу, у меня еще много дел. И веди себя прилично, будь так добра. До свидания, Руслан, и заранее спасибо.

Он хотел было сказать, что у него есть деньги, и он с удовольствием угостит Иру ужином, и не нужно за него платить, но не успел вставить ни слова. Воронова поднялась и исчезла в зале ресторана.

Руслан привел Иру в кафе и удивился той скорости, с какой она, глядя в меню, сделала свой выбор.

– Я буду салат из капусты и бифштекс с макаронами.

– Выпьешь что-нибудь? – предложил он. – Вина, например, или коньячку пятьдесят граммов, а?

– Ты что, Наташка убьет.

– А если бы не убила, выпила бы? – коварно спросил Руслан.

– Отстань! Опять ты начинаешь… Не буду я пить.

– Ладно, не злись, нет так нет.

Себе Руслан заказал пельмени и в ожидании блюд принялся снова просматривать фотопортреты Вороновой. Краем глаза он видел, что Ира полезла в сумку, и отчего-то решил, что она сейчас достанет кошелек и начнет проверять, сколько у нее денег. Кафе было частным, и, несмотря на простоту указанных в меню блюд, цены тут довольно существенные. Однако вместо кошелька Ира достала пачку сигарет, зажигалку и закурила. «Надо же, я совсем ее не чувствую, – чуть удивленно подумал Руслан. – Не могу предугадать ни одного ее слова, ни одного жеста, ни одного поступка. Абсолютно непредсказуемая особа. Курит дорогие американские сигареты, а заказывает бифштекс с макаронами, хотя в меню есть и шашлык, и котлета по-киевски».

Ира выглядела расстроенной и за ужином почти не разговаривала. Они быстро поели, и ровно через тридцать минут Руслан сдал ее с рук на руки Вороновой. Попрощались они прохладно, словно не провели вместе несколько часов, словно не ему она рассказывала о своей жизни и не у него просила прощения за безобразную сцену со слезами и оскорблениями. Расстались как чужие.
* * *
На презентацию фильма Вороновой Руслан решил пойти. Ему было интересно посмотреть фильм, кроме того, на это мероприятие наверняка соберется весь цвет города и области, и можно будет сделать любопытные снимки. О возможной встрече с Ирой он особо не думал, девчонка капризная и своенравная, может в любой момент выкинуть какой-нибудь фортель, а неожиданностей Руслан Нильский не любил. Если встретятся случайно – хорошо, а искать он ее не станет.

Он приехал к кинотеатру заранее и занял удобную позицию на широком просторном крыльце, откуда хорошо просматриваются подъезжающие машины и поднимающиеся по ступенькам зрители. Возле служебного входа стояла черная «Волга» с горкомовскими номерами, значит, Воронова уже здесь. Минут за сорок до начала стали подъезжать приглашенные, ведь такое мероприятие – это не только возможность посмотреть нашумевший фильм и послушать рассказы творческой группы, это еще и возможность пообщаться, или, как нынче модно говорить, потусоваться. Среди приехавших Руслан увидел нескольких ведущих актеров драмтеатра, известных журналистов и даже одного писателя, приехавшего аж из Новокузнецка. Городское руководство в полном составе. Партийное руководство. Ректоры и деканы учебных заведений. А вот и элита бизнеса стала подтягиваться, у них и машины получше, и одеты они подороже, и охрана рядом, в затылок дышит. А это…

Руслан почувствовал, что его бросило в жар. Неужели это он? Или просто похож? Да нет, не мог он ошибиться, ведь видел его в зале суда, на скамье подсудимых, за решеткой. Правда, это было семь лет назад, он мог измениться. Семь лет… А по приговору ему дали восемь. Раньше выпустили? А почему бы нет? Закон позволяет. Роскошный, сильно поседевший, с гордо поднятой головой, в дорогом элегантном костюме, мимо Руслана прошел не кто иной, как Бахтин, убийца его брата. С молодой красавицей под ручку. А еще говорят, что из тюрьмы люди выходят сломленными, больными, потеряв зубы и волосы! Да эту ненавистную рожу надо снять для плаката и подпись сделать: «Все в тюрьму за здоровьем и благополучием!» Очередь выстроится. Именно в этот момент Руслан вдруг остро ощутил всю убогость и своей старенькой дешевой одежонки, и своего служебного малогабаритного жилья, и своей зарплаты, и всей своей жизни.

В тот день он больше не снимал.
* * *
Но фильм смотреть он все-таки пошел. И на пресс-конференцию остался. Справедливости ради надо сказать, что Руслану не очень интересен был нашумевший публицистический фильм Натальи Вороновой, его гораздо больше интересовала сама Наталья Александровна, вернее, ее взаимоотношения с Ириной. Он ведь не дурак и не глухой, явные несостыковки сразу бросились ему в глаза. С одной стороны, Воронова держит девушку в ежовых рукавицах, запрещает употреблять спиртное («Наташка убьет!»), строго следит за ее поведением и времяпрепровождением («Шаг вправо, шаг влево считается побег, как в тюрьме») и так порой досаждает своим надзором юной соседке, что та даже акции протеста устраивает, вон замуж выскочила не по любви, а исключительно из желания досадить своей наставнице и избавиться от назойливой опеки. Но с другой стороны, сама Ира заявила, что за Наталью и ее мужа горло перегрызет любому. Что же это за странные отношения такие? На чем они держатся? Из того, что рассказывала и даже выкрикивала в запале неуравновешенная красотка, ничего вразумительного Руслан «вытащить» не смог, сколько ни вспоминал их разговоры. Может быть, личность Вороновой, ее характер и манеры ему что-нибудь подскажут? И дело тут вовсе не в Ирине с ее броской и волнующей внешностью, а в самом Руслане. Он всегда хотел понимать, как все происходит на самом деле.

Фильм, против ожидания, ему понравился, хотя Руслан никогда не думал, что может заинтересоваться документальным кино. Художественный фильм – это же совсем другое дело, там действие, интрига, погони, шутки, а документалка – это такая скукотища! Он, как и большинство жителей страны, вынужден был всю жизнь смотреть документальные фильмы «из-под палки», когда их в обязательном порядке показывали в кинотеатрах перед художественными фильмами, и они казались ему нудными и серыми. Но тут все было по-другому. Совсем по-другому. Фильм Натальи Вороновой «Что такое хорошо и что такое плохо» рассказывал о разных ситуациях и разных судьбах, заставляя зрителя каждый раз мучительно думать над тем, какую оценку выставить в каждом конкретном случае. Особенно поразил Руслана сюжет об очень пожилом человеке, который в конце тридцатых годов работал следователем и «оформлял» дела на врагов народа. У него была больная жена и трое несовершеннолетних детей, и он понимал, что если не «оформит» человека, на которого ему указали, то сам окажется на его месте на скамье подсудимых и пострадают его жена и дети, точно так же, как пострадают члены семьи врага народа. «На одной чаше весов была моя семья, на другой чаше – чужая семья. И дело не в том, что по-разному весит свое и чужое, – говорил этот человек в камеру. – Весили-то они одинаково, в этом и была вся беда. Ни одна чаша не перевешивала. Погубить чужую семью означало спасти свою, спасти чужую – свою погубить. Невозможно сделать кому-то благо, чтобы другому это не принесло несчастья. Вот и вся арифметика».

На пресс-конференции Воронову спрашивали не только о фильме, который только что был показан, но и о ее первом принесшем известность фильме «Законы стаи» о неформальных молодежных движениях. После «Законов стаи», триумфально прошедших по экранам еще в 1988 году, ее и избрали народным депутатом, и многие видели и помнили ее пламенные выступления на Первом съезде, транслировавшемся по телевидению на всю страну. На вопрос о творческих планах Воронова ответила, что случившийся месяц назад августовский путч натолкнул ее на идею следующего фильма, у которого уже есть и рабочее название, но об этом она пока говорить не хочет. Скажет только, что фильм этот будет не о путчистах и не о политике, а о людях, о самых обычных людях, которые в новых условиях пытаются заново выстроить свою жизнь.

– А о февральских событиях в Вильнюсе и Риге вы не хотите снять фильм?

– Я не снимаю фильмов о фактах и событиях, я снимаю фильмы об этических или психологических проблемах, – ответила Наталья Александровна. – Если я задумаю фильм о проблемах допустимости и соразмерности насилия, то, разумеется, не смогу обойти вниманием и кровавые события в Прибалтике. Но пока таких планов у меня нет.

Ей пытались задавать вопросы и о политике, ведь Воронова не только сценарист и режиссер, но и народный депутат. Особенно интересовало журналистов ее мнение о Джохаре Дудаеве, который совсем недавно, 3 сентября, объявил, что Верховный Совет Чечни во главе с Доку Завгаевым является пособником ГКЧП, а всего несколько дней назад, 15 сентября, возглавил Временный Высший Совет – новый орган власти в Чечне.

– Я не обладаю всей полнотой информации, чтобы квалифицированно судить о Дудаеве, а заниматься пустыми сплетнями не стану, – ответила Воронова. – Когда я вернусь в Москву, то ознакомлюсь со всеми материалами и только тогда смогу обсуждать этот вопрос.

Следующий вопрос разрядил обстановку, заставив зал рассмеяться:

– Скажите, а вы лично пострадали от обмена купюр в январе?

Руслан хмыкнул. Было бы странно, если бы нашелся человек, который не пострадал. Да и рассчитано все было именно на то, чтобы обдурить как можно большее количество людей. Люди радостно встретили Новый, 1991 год, потом некоторые справили Рождество, потом, 13 января, отметили Старый Новый год. 19 января православная Россия еще и Крещенье отпраздновала. Не месяц, а сплошной праздник. И вдруг как гром среди ясного неба: в девять вечера объявили, что через три часа, то есть в полночь, все купюры достоинством 50 и 100 рублей прекращают хождение на территории страны. Все вышеозначенные купюры надлежит сдавать в кассу по месту работы, и комиссии в трудовых коллективах либо, если сумма достаточно большая, комиссии в исполкомах будут решать, можно обменять тебе эти бумажки на новые купюры или нельзя. Руслан хорошо помнил отчаяние своего соседа, жившего в том же барачном доме. У мужика семья, двое детишек, квартира сырая и плохо отапливаемая, и он в течение нескольких лет вкалывал, не зная ни отдыха, ни праздников, ни выходных, подрабатывал где только мог, и коровники строил в колхозах, и ремонтом занимался, и даже ночным сторожем был. Каждую заработанную копейку складывал аккуратненько и по мере накопления обменивал на купюры более крупного достоинства, чтобы хранить было легче и чтобы не было соблазна истратить. На строительство дома собирал. Ему в наследство от деда развалюха с участком осталась, жить там все равно нельзя, но если перестроить, то можно решить жилищную проблему на долгие годы. Сумма у соседа собралась к тому моменту приличная, по месту работы ему в обмене отказали и направили на комиссию исполкома. А там и началось: откуда деньги? Украл? Нет, говорит сосед, заработал. Где заработал? Это на каком же таком предприятии платят такие зарплаты? Ах, частным образом? А разрешение где? А лицензия? А бумажка об уплате налогов? Ах, нету ничего этого? Ну тогда и до свидания, дорогой товарищ. Нашелся там один ушлый тип, который быстренько с карандашом в руке подсчитал, сколько сосед Руслана мог скопить денег при бережном к ним отношении за 10 лет с учетом зарплаты по месту работы и наличия двоих детей. Получилось у него 834 рубля. Вот столько ему и обменяли. Остальные три с лишним тысячи рублей как в воду канули. Да и сам Руслан помнил, как сдавал свои деньги в кассу и при этом писал заявление с просьбой обменять ему 350 рублей, «накопленных с целью покупки телевизора». На самом деле ни на какой телевизор он не копил, просто откладывал потихоньку, делал заначки, да и мама периодически присылала понемногу, а тратил он мало. Но ему объяснили, что в заявлении обязательно должно быть указано, с какой целью человек скопил у себя сумму, даже такую незначительную. Впрочем, для кого как, а для него, Руслана Нильского, это были очень даже существенные деньги. Материально сам Руслан не пострадал, ему обменяли всю сумму, но сколько нервов было истрачено на то, чтобы пережить сначала удивление, потом недоумение, потом шок от рассказов знакомых и очевидцев, которым отказали в обмене купюр. Сколько рабочего времени было потрачено на разговоры об этом! А сколько неприятных минут пережили люди, которые зарабатывали свои деньги и копили их честным путем, но вовсе не стремились предавать огласке уровень своего благосостояния! Ведь отныне, после сдачи купюр и написания заявления, огромное количество людей получало доступ к информации о том, у кого сколько денег. И кто может дать гарантию, что среди этих осведомленных личностей нет тех, кто, в свою очередь, проинформирует воров и грабителей о том, что по такому-то адресу у такого-то человека есть приличная сумма, которую ему завтра выдадут в порядке обмена и которую он вряд ли понесет в сберкассу, потому что тем же указом правительства еще и вклады заморозили. Ох, сколько людей тогда покой и сон потеряли! Интересно, а как Воронова справилась с этой ситуацией?

Воронова улыбнулась, подождала, пока уляжется смех в зале.

– Мне повезло, у меня в тот момент не оказалось таких купюр. Дело в том, что я привыкла четко планировать бюджет и все траты на предстоящий месяц. И делаю я это сначала на бумаге, а потом беру конвертики, надписываю их и раскладываю деньги. На мясо, на молочные продукты, на хлеб, на овощи, на одежду для детей, на транспорт, на подарки, на книги, на билеты в театры и кино и так далее. У меня очень много таких конвертиков. Поэтому, даже когда мне зарплату или гонорар выдают в крупных купюрах, я вынуждена их сразу же менять на мелкие.

– А когда со второго апреля подняли цены на сырокопченую колбасу, вы начали учитывать это в своем бюджете? – тут же отреагировала какая-то журналистка.

– Нет. Если я теперь могу за полтора рубля купить сто граммов сырокопченой колбасы, то мне такая колбаса не нужна. Лучше я куплю детям килограмм яблок.

После этих вопросов пишущий народ расслабился, стало понятно, что теперь можно поспрашивать и о личном.

– Как вы провели утро девятнадцатого августа, когда случился путч?

– У меня радиоточка, и я всегда оставляю приемник на ночь включенным, вместо будильника. Это очень удобно, знаете ли. Будильник может сломаться, или я спросонок прихлопну его и просплю. Радио не ломается, и его невозможно прихлопнуть, чтобы выключить, нужно встать с постели и пройти через всю комнату, а это гарантия того, что я наверняка проснусь. Утром девятнадцатого августа, как обычно, в шесть утра сыграли гимн, а потом я услышала сообщение о том, что Геннадий Янаев подписал указ о принятии руководства страной на себя. Якобы Горбачев серьезно болен и не может выполнять функции главы государства. Впрочем, вы этот текст наизусть знаете, не буду повторяться. Меня охватил ступор. Я лежала в постели и думала: ну вот, все и кончилось, только-только я начала радоваться за своих сыновей, за то, что они вырастут свободными и самостоятельно мыслящими людьми, но, видно, рано пташечка запела. Это был понедельник, сыновья на даче у моей подруги, и я все пыталась сообразить, нужно ли мне срочно ехать за ними или, наоборот, лучше оставить их за городом. Честно говоря, я плохо помню, что было дальше, потому что в стрессовой ситуации я в первую очередь думаю только о детях. Единственное, что я помню, это то, что позвонила подруге и убедила ее в необходимости срочно ехать за город и там ждать, как развернутся события, чтобы в случае необходимости своевременно позаботиться о безопасности детей. За городом находились мои сыновья и ее дочка.

Руслан внимательно всматривался в Наталью Александровну, пытаясь уловить в ней какие-то признаки того, что она обладает невероятной силой, или притягательностью, или способностью влиять на людей помимо их воли, парализуя их сопротивление, – одним словом, хоть что-нибудь, что объясняло бы отношение к ней Ирины. И ничего не находил. На сцене за длинным столом рядом с ведущим и двумя членами съемочной группы сидела красивая строгая женщина тридцати шести лет (Руслан специально поинтересовался ее возрастом) в болотного цвета костюме, с модно постриженными темно-рыжими волосами. Мягкая, но немного скуповатая улыбка, которой она непременно сопровождает каждый свой ответ журналистам. Чуть глуховатый голос, спокойная манера говорить, сдержанная жестикуляция. Безупречная вежливость и абсолютная грамотность речи, ни одной оборванной на середине фразы, ни одного потерянного по дороге члена предложения. Перед Русланом и журналистами сидела умная и трудолюбивая женщина, но ничего неординарного в ней не было. Самая обычная женщина. Но должно же в ней быть что-то такое, что заставляет взбалмошную Иру беспрекословно ее слушаться? И не только слушаться, но и бояться.

Руслан знал, что некоторые приглашенные на премьеру получили и второе, дополнительное приглашение на фуршет. Сейчас, пока идет пресс-конференция, эти избранные уже толкутся в просторном фойе, жадно пожирая бутерброды и всякие маленькие вкусности и запивая все это спиртным. После пресс-конференции в эту толпу вольются и журналисты и, разумеется, авторы фильма во главе с Вороновой. Интересно, а где Ирина? Можно было бы потусоваться на фуршете, найти девушку, поболтать с ней и попытаться прояснить то, что так и осталось непонятным Руслану. Мысль, конечно, хорошая, но… Там может оказаться Бахтин. Возможно, он и не получил дополнительного приглашения. А если получил?

«Ну и ладно, – решил Руслан. – Что мне Бахтин? Бахтин – цель и смысл всей моей деятельности, и никуда он от меня не убежит. Он же не знает ни меня лично, ни моих планов. Только мне знакомиться с ним никак нельзя, услышит мою фамилию и сразу вспомнит Мишу. Если не дурак, то может и догадаться, что я – родственник убитого. А он, по идее, не должен быть совсем уж дураком, если после отсидки сумел так подняться. Ну что ж, придется быть внимательным и осторожным, чтобы не сложилась ситуация, при которой мне придется с ним знакомиться. А может, его и вообще там нет…»

Пресс-конференция закончилась, и люди из зрительного зала повалили в фойе. Руслан минут за десять тщательно «прошерстил» всю толпу. Бахтин со своей длинноногой фотомоделью был здесь. А вот Иры нигде не оказалось. Странно. Почему ее нет?

– Руслан, – услышал он за спиной голос Вороновой.

– Добрый вечер, Наталья Александровна, – обернулся он.

Воронова стояла с бокалом шампанского в одной руке и с крошечным пирожным в другой, подтянутая, широкоплечая, в туфлях на небольшом каблуке. 

– Вы видели наш материал? Курьер должен был вчера доставить вам экземпляр газеты.

– Да, спасибо, – как-то рассеянно ответила она, и Руслан вдруг увидел, даже не увидел, а скорее почувствовал, что она страшно устала. Нет, лицо не было осунувшимся, и морщины вокруг глаз не стали резче, и уголки губ не опустились еще ниже, но от женщины повеяло такой усталостью, что ему показалось: еще мгновение, и она упадет. Вот так просто упадет и больше не встанет. Ему стало страшно.

– Вы ищете Иру? – неожиданно спросила она.

Руслан смутился:

– Как вы догадались? Я вообще-то собрался сказать, что я здесь по работе…

– Бессмысленно, – равнодушно прервала его Воронова. – Я видела вас в зале во время пресс-конференции, вы не сделали ни одного снимка. Значит, вы здесь с другой целью. Может быть, вы и не Ирку ищете, но и не работаете, это уж точно.

– Вы правы, я действительно искал Иру. Но что-то я ее не вижу.

– А ее здесь нет, она в гостинице, – бросила Воронова уже на ходу, устремляясь к кому-то, кто издалека махал ей рукой.

В гостинице? Очень интересно. Почему же ее нет рядом с Вороновой на таком важном мероприятии? Провинилась, что ли? Наверное, провинилась, решил Руслан, и за это была отлучена от праздника.

Ему удалось поймать частника, и уже через десять минут Руслан Нильский входил в гостиницу, где остановились Воронова и ее юная подопечная. Спроси его в этот момент кто-нибудь, а зачем, собственно, он идет сюда, он не смог бы ответить. Поймав себя на этой мысли, он усмехнулся. Наверное, Ира точно так же не могла ответить на вопрос, зачем поехала к нему домой, просто поехала – и все.

Он постучал в дверь знакомого полулюкса, но ответа не услышал. Осторожно повернул ручку и толкнул дверь – не заперто. В прихожей темно, дверь в первую комнату, гостиную, открыта, и видно, что там тоже света нет. Может быть, Ира сидит в другой комнате, в спальне? Но почему не отвечает? Заснула? В семь вечера? Мало похоже на активную девушку двадцати одного года от роду. Что бы это все значило?

– Ира? – негромко позвал он.

Никакого ответа. Руслан вошел, прикрыв за собой дверь, включил свет сначала в прихожей, потом в гостиной и обнаружил девушку скрючившейся на мягком диванчике. Когда вспыхнул свет, Ира подняла голову и уставилась на фотографа малоосмысленным взглядом. Руслану показалось, что она пьяна.

– Ты чего притащился? – зло спросила она. – Я тебя звала? Давай вали отсюда.

Он огляделся в поисках бутылки и рюмки, но на журнальном столике увидел только пачку сигарет, зажигалку и пепельницу с тремя окурками. На фильтрах четко видны следы малиновой губной помады.

– А где выпивка? – как можно беспечнее спросил Руслан.

– Ты что, приперся сюда, чтобы напиться? Здесь тебе не бар. Сказала же: вали отсюда, – грубо отрезала Ира.

– Извини, подруга, но мне показалось, что в таком состоянии люди обычно выпивают. А бутылки я не вижу. Вот и спрашиваю: где она? От Натальи Александровны спрятала?

– Ни в каком я не в состоянии. И ничего не прятала. Я бы выпила, конечно, да Наташка, сука, все деньги отняла, только пять копеек на троллейбус оставила.

– Ира, как не стыдно! Такие слова про Наталью Александровну… Нехорошо.

Он сел рядом с Ирой, заглянул ей в лицо. Нет, пожалуй, она не пьяна. Расстроена, озлоблена – это есть, но не пьяна. Что же стряслось? Воронова отняла у нее деньги, значит, боялась, что девчонка сорвется и выпьет. Оставила только мелочь на троллейбус… Так-так-так, очень интересная картинка вырисовывается! Во-первых, какие у Вороновой основания бояться, что ее воспитанница сорвется? Ответ: были прецеденты. Девица злоупотребляла алкоголем, отсюда и запреты на спиртное, и строгий контроль. С этим ясно. Во-вторых, зачем Воронова, уходя из гостиницы, оставила Ире пятачок на троллейбус? Ира должна была куда-то съездить? Может быть. А обратно как добираться? На один пятачок два раза не проедешь. На такси – денег нет, Наталья Александровна отняла. Вывод: Ира должна была ехать не из гостиницы, а в гостиницу. Только в один конец. И откуда же она ехала? Да проще простого! Из кинотеатра «Кузбасс», оттуда троллейбус идет прямо до гостиницы, минут двадцать дорога занимает. В пользу этого предположения говорят и следы помады на окурках, Ира накрасила губы, собираясь на торжественное мероприятие. А ее оттуда безжалостно выпроводили. Почему? Что там произошло? Не иначе, девчонка затеяла ссору со своей опекуншей. Ну и характер! В такой день – и скандал устраивать. Но скандал должен был быть весьма и весьма серьезным, если у Вороновой появились опасения, что Ира может с горя кинуться к рюмке. Да черт побери, что ж такое могло случиться? Руслан чувствовал: его фантазии не хватает на то, чтобы придумать повод для ситуации с таким финалом.

– Ну, и что у нас случилось? – тоном доброго дедушки спросил он. – С чего эта всемирная скорбь?

– Не твое дело, – огрызнулась Ира, протягивая руку к сигаретам и зажигалке. – Чего пристал?

– Тебя жалко. Там такое веселье, народу тьма, закуски всякие, выпивка, а ты тут одна как сыч сидишь, надулась и обиду жуешь. Хочешь, вместе вернемся? Машину поймаем, десять минут – и мы там.

– Не поеду, – буркнула Ира, с силой выдыхая дым.

– Да брось ты, в самом деле! Ну подойдешь к Наталье Александровне, извинишься за то, что нахамила ей, покаешься, прощения попросишь. Корона не свалится. Зато удовольствие получишь. Там много интересных людей, познакомишься, почирикаешь с ними.

Ира отодвинулась к самому краю диванчика, подальше от Руслана. Он был уверен, что угадал причину ее плохого настроения и удачно сблефовал, делая вид, что знает о ссоре между ней и Вороновой. Сейчас Ира начнет говорить, что просить прощения ей не за что, потому что Наталья сама виновата… и слово за слово расскажет о конфликте. Но девушка молчала. Она курила, глядя в сторону, и через некоторое время Руслан потерял терпение:

– Ну так как, поедем?

– Нет, – коротко ответила она.

К своему удивлению, Руслан не услышал в ее голосе ни агрессивности, ни грубости. Обычное «нет», произнесенное обычным тоном. Он решил проявить настойчивость, любопытство снедало:

– Ира, что произошло? Ты можешь мне рассказать?

– Нет.

– Почему?

– Это не твое дело.

И снова кроткий спокойный тон, ни малейшей враждебности. Чудеса какие-то творятся с этой девицей! Но он не отступится, он все равно выяснит, из-за чего Воронова выгнала Иру из кинотеатра. Не мытьем – так катаньем, но он заставит ее разговориться.

– Хочешь я угадаю, как все получилось?

– Не хочу.

– После просмотра, когда перед пресс-конференцией объявили перерыв на двадцать минут, чтобы подготовить сцену и микрофоны, ты вышла в фойе вместе с теми зрителями, которые получили приглашение на фуршет. И тут же кинулась к бармену, разливающему напитки. И может быть, даже успела что-то выпить. За этим занятием тебя и застукала Воронова. Правильно?

– Не знаю.

– А кто же знает, если не ты?

– Не знаю. Уйди, пожалуйста, – тихонько попросила она, и Руслану показалось, что она сейчас заплачет.

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии. Расстроенная, обиженная, одинокая, да к тому же без денег. Что ж я, по-твоему, совсем бессердечный? – шутливо сказал он.

– Тебе меня жалко?

– Конечно. Ужасно жалко.

– Тогда уходи. Сделай доброе дело.

Он бился еще минут двадцать, задавая вопросы и пытаясь вытянуть из девушки хоть какие-нибудь ответы кроме «нет», «не знаю» и «уходи», но безрезультатно. Она больше не злилась и не огрызалась, только монотонно произносила свои короткие невыразительные реплики. Руслан понял, что на этот раз проиграл. Ему не удалось ничего узнать и ни в чем разобраться.

– Я ухожу, если ты так на этом настаиваешь, – наконец произнес он, вставая с дивана.

Она не пошевелилась, даже голову не повернула.

– Спасибо. Свет выключи, пожалуйста.

Руслан медленно дошел до порога, щелкнул выключателем и тихо прикрыл за собой дверь гостиничного номера. Неудача не охладила его сыщицкого азарта. Завтра Воронова уедет, она будет представлять свой фильм в Новокузнецке, потом в Анжеро-Судженске. Ира уедет вместе с ней. Но это не означает, что Руслан больше не увидит девушку и не будет иметь возможности разобраться в тайне их отношений. В декабре у него отпуск. Почему бы ему не съездить в Москву?
* * *
Но сначала можно попытаться выяснить кое-что о самой Вороновой. Наталья Александровна человек известный, о ней много писали, у нее брали интервью, и часть этих материалов, если не все, должны быть у Лены Винник, ведь она очень тщательно готовится к каждой встрече со знаменитостью. Да и, помнится, как раз в тот день, когда она с возмущением говорила Руслану о голливудских замашках Вороновой и ее требовании непременно предварительно показать публикации журналиста и снимки фотографа, перед ней на столе лежала целая куча каких-то материалов, которые она собирала в папочку. Наверняка это были материалы по Вороновой.

– Гражданка начальник, расскажи мне про Воронову, – попросил он при удобном случае.

Лена как раз отнесла очередную свою работу редактору и собиралась домой, но Руслан знал, что она не особо торопится, ее муж уехал в командировку, и дома молодую журналистку никто не ждет.

– С чего вдруг? – удивилась Лена.

– Так просто, интересно. Снимал человека, фильм смотрел, а толком ничего о ней не знаю, кроме возраста и имени.

– Так уж и ничего, – недоверчиво покачала головой Винник. – Ты же с ее родственницей ушел, или кем там она ей приходится. Небось расспрашивал про Воронову.

– Ее не особо расспросишь, – усмехнулся в ответ Руслан. – Поболтать она, конечно, мастерица, да все не о том. Кстати, Ира ей не родственница, а соседка по коммунальной квартире.

– Вот видишь, ты знаешь даже больше меня. Ладно, слушай, – смилостивилась журналистка.

В биографии Вороновой Руслан не усмотрел ничего особенного. Родилась в Москве в 1955 году, в 1972-м закончила школу, год проработала в райкоме комсомола, потом с 1973-го по 1978 год училась на сценарном отделении ВГИКа, специальность по диплому – «литературный работник кино и телевидения, кинодраматург». После института устроилась редактором на телевидение с зарплатой 110 рублей, по ее сценариям сняли две короткометражки, за которые она получила в общей сложности две с половиной тысячи рублей, так что в те времена Наталья Александровна не бедствовала. Еще была премия МВД за какой-то фильм о борьбе с пожарами. Первый громкий успех пришел в 1984 году, когда по телевидению показали цикл документальных фильмов о молодежи и подростках. С того момента Воронова прочно села на документалистику, сценариев художественных фильмов она больше не писала. В 1986 году участвовала в создании фильма о генсеке, в 1987-м написала сценарий для фильма о следователях Гдляне и Иванове, раскручивавших узбекское хлопковое дело. В эти же годы закончила Высшие режиссерские курсы. В 1988 году сняла в качестве режиссера и сценариста свой первый полнометражный документальный фильм «Законы стаи», вся страна бегала в кинотеатры его смотреть. Деньги на съемки дал какой-то спонсор. Весной 1989 года избрана народным депутатом, активно участвовала в работе Первого съезда. В 1990 году снимала «Что такое хорошо и что такое плохо», финансирование частично от Госкино, частично от того же спонсора. Замужем, имеет двоих детей, одиннадцати и десяти лет. Вот, собственно, и все.

Да, гладкая биография, без смены взлетов и падений. Глазу зацепиться не за что. Вот разве что спонсор…

– А что за спонсор у нашей Натальи Александровны? – с безразличным видом поинтересовался Руслан.

– Какая-то фирма, торгующая медицинским оборудованием.

– Поточнее можно?

– Долго искать. В каком-то интервью она эту фирму называла, но я не помню. Тебе-то какая разница?

– Интересно. Может, поищешь?

– Все-то тебе интересно. – Лена со вздохом достала с полки папку и принялась перебирать собранные в ней материалы. – Тебе, Русланчик, давно пора самому писать, а не фотографии к чужим текстам делать. Здоровое любопытство – стержень профессии журналиста. И перо у тебя легкое, и стиль хороший. Чего ты за свою камеру спрятался?

– Ну вот, опять начинается! – Руслан трагическим жестом воздел руки к потолку. – Это же не от меня зависит. Я не могу сам себя назначить корреспондентом. Внештатником держат – и на том спасибо.

– Да ты в качестве внештатника уже целое собрание сочинений написал! Тебе давно пора идти к руководству и ставить вопрос о том, чтобы тебя взяли на ставку. Чего ты сидишь-то, как бабка на завалинке, милостей дожидаешься? Милости сами не упадут, дерево трясти надо.

– Ставок свободных все равно нет, сама знаешь.

– Господи, Руслан, ну ты прямо неземной какой-то! Черт, где же это интервью, в котором Воронова фирму называла… Ведь я же его видела, я точно помню… Ставки, Русланчик, имеют приятное обыкновение периодически освобождаться, люди уходят на пенсию или на другую работу. А на освободившиеся вакансии тут же находится куча претендентов, имеющих связи и протекции.

– У меня нет связей.

– Вот и я к тому веду, что связей у тебя нет, хлопотать за тебя никто не будет, поэтому, пока ты тихо сидишь, исправно приносишь хорошие фотографии как фотокор и пишешь свои материалы как внештатник, руководство имеет полное моральное право считать, что ты всем доволен и тебя все устраивает. Наберись уже наконец храбрости, пойди к главному и скажи ему.

– Что сказать?

– Что ты хочешь сменить должность фотокорреспондента на должность корреспондента. Ничего сложного. Вот оно, нашла! Фирма, оказавшая Вороновой спонсорскую помощь, называется «Центромедтехника». Ну?

– Что – ну? – не понял Руслан.

– Пойдешь к главному?

– Подумаю.

– Подумай, подумай. Только не очень долго, а то дождешься, что я вместо тебя пойду. Неужели тебе не будет стыдно, что слабая женщина пойдет к руководству просить за тебя, здорового мужика?

– Я не здоровый мужик, – рассмеялся Руслан, – я маленький смешной очкарик, за меня и попросить не зазорно. Ленка, я тебя люблю, ты – настоящий друг.
* * *
Но просить никого не пришлось. Накануне Октябрьских праздников Президент России Борис Ельцин подписал указ: деятельность КПСС и Компартии РСФСР прекратить, их организационные структуры распустить, имущество партии переходит под контроль государства. Главный редактор вечерней газеты, в которой работал Руслан, был ставленником партийных органов, и его под шумок быстренько сняли, прислав нового руководителя, «не скомпрометировавшего себя ориентацией на коммунистическую идеологию». Новый главный редактор, молодой и энергичный, с энтузиазмом взялся за кадровые перестановки, безжалостно увольняя старых и опытных, но привыкших работать под партийную диктовку сотрудников. На их места назначали молодежь, не имеющую солидного опыта, но зато и ничего не боявшуюся. К концу ноября, как раз перед отпуском, Руслан Нильский получил наконец долгожданное назначение и 2 декабря отбыл в столицу. Первым делом он разыщет эту странную фирму «Центромедтехника» и выяснит, из каких таких благотворительных соображений она дала деньги Вороновой на съемку фильма. А дальше видно будет.
* * *
Чтобы устроиться в хорошую гостиницу, нужно было иметь связи, которых у Руслана не было, или солидные деньги на взятку администратору, а жить в плохой, где селят по четыре или даже по шесть человек в комнате, он не хотел. Поэтому он заранее договорился с одним знакомым, у которого в Москве жили родственники, и те подыскали Руслану возможность пожить во временно пустующей квартире. Денег хозяева с него не взяли, зато просили поливать цветы, гулять с собакой, ухаживать за кошкой и отвечать на телефонные звонки, пока они будут кататься на горных лыжах где-то на Домбае. Такой вариант Руслана вполне устроил. Собака – молодой ротвейлер женского пола по кличке Дельта – его сперва страшно напугала свирепым видом и отнюдь не девичьим рыком, но хозяева успокоили, сказав, что она выдрессирована на охрану и защиту, а вообще-то Деличка ласковая и очень послушная, особенно с теми, кто ее кормит и выводит на прогулки. Руслан, правда, засомневался, может ли так быть, ведь если собака выдрессирована на охрану и защиту, она ни за что не возьмет пищу из чужих рук, стало быть, и слушаться чужака не станет, но хозяева убедили его, что все будет в порядке.

– Это свой, Дельта, это свой, – несколько раз повторили они, подведя собаку вплотную к Руслану и давая ей возможность его тщательно обнюхать.

Потом последовал длительный и подробный инструктаж по кошке, цветам и телефонным звонкам. Руслан старательно записывал в блокнот, кому что отвечать, какие цветы поливать через день, а какие – реже, чем кормить пушистую персидскую кошку Дусю и какими щетками и расческами ее каждый день вычесывать. Делать это нужно было, как выяснилось, по пятнадцать минут и против шерсти, сначала специальной расческой, потом пуходеркой.

– А мне всегда говорили, что против шерсти животных гладить нельзя, – удивился Руслан.

Хозяйка принесла расческу, прижала жалобно заверещавшее животное к полу и показала, как это нужно делать.

– Гладить, может, и нельзя, – сказала она, не обращая внимания на страдальческие подмяукивания, – а чесать – только против шерсти. Иначе ничего не вычешешь. Вот так, тихонечко, ласково, шерстку на проборчик разбираете и чешете. Понятно? В итоге у вас должна получиться примерно вот такая кучка вычесанной шерсти.

Женщина развела ладони и обозначила объем, поразивший воображение Руслана. Он всю жизнь имел дело только с обычными короткошерстными котами и даже представить себе не мог, что с одной кошечки можно вычесать столько шерсти. Да из этого количества можно трех нормальных котов сделать!

– И что, столько шерсти я должен выдирать из нее каждый день? – с ужасом спросил он, уже начиная жалеть о своей просьбе подыскать в столице временное жилье.

– Каждый день, – подтвердила хозяйка.

– По-моему, ей это не очень нравится, – заметил Руслан, с сочувствием глядя на красивое пушистое создание, недовольно машущее хвостом из стороны в сторону.

– Я еще буду думать, нравится ей или нет! – фыркнула хозяйка. – За шерстью надо ухаживать, иначе будут колтуны. Если Дуська этого не понимает, то это исключительно ее личное горе.

– Но она так жалобно мяукает… Сердце разрывается. Неужели вам ее не жалко?

– Да не обращайте вы внимания, – рассмеялась хозяйка. – Она будет еще жалостнее вопить, как только почувствует, что вы добрый. Думаете, Дуська совсем дурная? Ничего подобного. Она всегда точно знает, как себя вести. Если я одна ее вычесываю, она молчит и терпит, потому что знает, что от меня жалости не дождется. Как только появляется муж или кто-то посторонний, сразу начинается концерт в расчете на выбивание слезы. Так что вы с ней построже. Никаких мер предосторожности с ней не нужно, Дуська со стола еду не ворует и провода не грызет. Единственное, что вам следует помнить: все двери в квартире, кроме входной, должны быть постоянно открыты. Дуся не терпит, когда у нее нет доступа в какое-нибудь помещение, начинает орать и царапать дверь до тех пор, пока ей не откроют. Ну вот, кажется, и все. Телефон нашего ветеринара я вам написала и приклеила бумажку на холодильник, если что – немедленно звоните ему, он приедет на дом.

Хозяева подхватили собранные сумки и чехлы с лыжами и умчались в аэропорт. Руслан остался в чужой квартире наедине со свирепым ротвейлером Дельтой, капризной длинношерстной кошкой Дусей, экзотическими цветами и собственными планами «информационного захвата» отношений Натальи Вороновой и ее соседки Ирины.
* * *
Узнать адрес Вороновой оказалось несложно, она жила там, где была прописана, никогда никуда не переезжала, и в платной справочной ему дали все сведения, даже объяснили, где находится переулок Воеводина и как туда добраться. С фирмой «Центромедтехника» получилось не так просто, и Руслану пришлось потратить четыре дня, чтобы ее найти, потому что никакой «Центромедтехники» в Москве не оказалось, вместо нее теперь была зарегистрирована контора под названием «Центромедпрепарат». Начать он решил именно с нее.

Фирма, торгующая медицинскими препаратами, располагалась в районе Садового кольца, занимая часть первого этажа полуразвалившегося двухэтажного домика. Сам-то домик был, прямо скажем, не ахти, но вывеска выглядела нарядно, и внутри все было красиво и чисто. Однако дальше входной двери Руслану пройти не удалось, его остановил здоровенный, с накачанными плечами и бычьей шеей охранник.

– Вы к кому?

– Не знаю, – обезоруживающе улыбнулся Руслан, доставая новенькое редакционное удостоверение. – Я журналист из Кемерова, собираю материал для статьи о режиссере Наталье Вороновой. В одном интервью она сказала, что ваша фирма спонсировала два ее фильма. С кем бы я мог поговорить об этом?

Охранник внимательно изучил удостоверение, снял трубку телефона и после коротких переговоров направил Руслана к секретарю. Секретарь – милая девушка с обесцвеченными до снежной белизны локонами – предложила ему подождать в обитом черной кожей кресле.

– Андрей Константинович скоро освободится и примет вас.

– А кто это? – простодушно спросил Руслан.

– Андрей Константинович? Генеральный директор. Разве вы не знаете? Вы же к нему пришли.

– Честно признаться, я не очень себе представляю, к кому пришел, – признался он. – Мне важно найти человека, с которым я могу поговорить о спонсорской помощи Наталье Вороновой…

– Наталья Александровна – личный друг Андрея Константиновича, – строго произнесла Снегурочка. – И по этому вопросу вы должны говорить только с ним.

Очень славно! У нашей безупречной жены и матери Натальи Вороновой, оказывается, есть личный задушевный дружок, проще говоря – любовник, который отваливает ей денежки в порядке благотворительности, на кино, так сказать. Одни спонсоры дают своим дамам деньги «на шпильки», а этот – «на кино». А если учесть, что весь частный бизнес сегодня в России носит криминальный характер, то получается, что честный и неподкупный народный депутат Воронова не только изменяет мужу с каким-то мафиози, но еще и пытается учить народ морали и нравственности на грязные мафиозные деньги. Вот это материал! Новый главный редактор не пожалеет, что перевел Руслана Нильского на должность корреспондента. Это будет такая бомба! Нет, все-таки есть у него чутье, настоящее сыщицкое чутье, недаром он почуял в Вороновой что-то неладное. Правда, неладное ему почудилось не в самой Наталье Александровне, а в ее отношениях с молодой соседкой Ирой, но сути дела это не меняет. Главное – есть тайна, есть некий секрет, который от него, Руслана, да и от всех скрывают. Но он докопается. Конечно, если там все дело в сугубо личных отношениях между Вороновой и Ириной, то он промолчит, лезть не станет, некрасиво это – трясти чужим бельем у всех на виду. Но если там криминальные деньги замешаны – тут уж будьте любезны, общественность должна знать правду о своих героях, в первую очередь о тех, кого доверчиво избрала народными депутатами.

Дверь с табличкой «Генеральный директор А.К. Ганелин» открылась, в приемную вышли двое мужчин, один сухощавый и немолодой, в хорошо сидящем костюме и с выражением осознания собственной значимости на холеном лице, другой же – помоложе, невысокий, кругленький, с веселой симпатичной физиономией.

«Вот каков он, любовник Вороновой. – Руслан оценивающим взглядом окинул мужчину постарше. – Хорош, ничего не скажешь. Только такой любовник у нее и может быть».

– Вы ко мне? – обратился к нему невысокий толстяк. – Проходите, пожалуйста.

«Ошибся, – с досадой подумал Руслан, идя вслед за ним из приемной в кабинет. – Ну и парочка эти Наталья и Ирина. Ничего с ними угадать невозможно».

– Я вас слушаю. Мне сказали, что вы из Кемерова и собираетесь писать о Вороновой. Правильно?

Руслан представился, снова показал удостоверение и в двух словах повторил то, что говорил чуть раньше охраннику.

– Мне хотелось бы написать о Вороновой так, как никто до меня не писал о ней. И хотя Наталья Александровна сама упоминала в ряде интервью о спонсорской помощи, которую ваша фирма ей оказала, почему-то никто из журналистов эту тему не развил. Мы можем об этом поговорить?

Руслан почти не кривил душой. Да, у него не было редакционного задания, но многие журналисты сначала делают материал, который им интересен, и только потом предлагают его изданию, причем совсем не обязательно тому, в котором этот журналист работает. Да, он действительно хочет написать о Вороновой так, как раньше никто не писал. Не восторженные «похвальбушки» ее таланту и гражданскому мужеству, а жесткое и подкрепленное фактами разоблачение с показом ее истинного лица. Единственным отклонением от истины было то, что Воронова упоминала о деньгах фирмы-спонсора в нескольких интервью. Не в нескольких, а всего в одном. Но разве это существенно? Ведь упоминала же, значит, никакой тайны в этом нет.

– Пожалуйста, – легко согласился Андрей Константинович, – задавайте вопросы.

– Как давно вы знакомы с Вороновой?

– С 1984 года. Семь лет получается.

– А как вы познакомились?

– Я лечил ее соседку, Ирочку. Видите ли, Ирочка рано осталась сиротой, и Наталья Александровна по-соседски ее опекала. Фактически вырастила и воспитала девочку. Поэтому на прием в больницу Ирочка приходила с Наташей. Я тогда был практикующим хирургом в городской больнице.

– А что, девочка болела чем-то серьезным?

– Она попала в автомобильную аварию, множественные порезы стеклом… Наталья очень заботилась о ней, выходила ее сама, госпитализировать не позволила. Вот так мы и познакомились. Что еще вас интересует?

Значит, Ира не наврала, тот шрам, который он случайно увидел в троллейбусе, действительно следствие аварии. Странно. Почему-то Руслан готов был каждую минуту убеждаться в том, что все, что ему наговорила непредсказуемая красавица-брюнетка с темными большими глазами и длинными ресницами, – ложь от первого до последнего слова. И раннее сиротство Иры, и соседская забота со стороны Натальи Александровны – все это правда. Ладно, поглядим, что нам дальше расскажут.

– Андрей Константинович, да мы только начали! – улыбнулся Руслан. – Я еще ничего толком и не спросил. Расскажите мне о том, какой была Воронова в те годы. Все знают ее сегодняшнюю, строгую, знаменитую, принципиальную. А тогда, семь лет назад, какой она была?

– Да точно такой же. Только что не знаменитой. За две недели до нашего знакомства она похоронила отца, так что особого веселья я в ней не наблюдал. А через полтора года у нее скоропостижно умерла девятимесячная дочь. С тех пор Наталья стала еще строже, даже суше, я бы сказал.

Так, и смерть маленькой дочери – тоже правда. Но где-то же должна быть ложь! Ее просто не может не быть! Раз есть попытки не отвечать на вопросы и что-то скрыть, значит, есть тайна, а если есть тайна, то вокруг нее обязательно нарастает ложь, иначе не бывает. Ничего, еще не вечер, Руслан эту ложь обязательно нащупает и вытащит на свет божий.

– Скажите, отчего умерла дочь Вороновой?

– Ксюша? Грипп, осложненный отеком мозга. Это было в январе, самый разгар эпидемии. Девочка ушла практически за одни сутки.

– Наталья Александровна очень переживала?

Андрей Константинович посмотрел на Руслана как-то странно, потом снял очки, потер пальцами глаза. Руслану стало неловко, им овладело чувство, будто он сделал что-то дурное или по крайней мере неправильное.

– Молодой человек, когда вы станете старше, вы поймете, что задавать такие вопросы глупо и неприлично. Покажите мне мать, которая будет НЕ ОЧЕНЬ, – он голосом подчеркнул эти слова, – переживать, когда погибнет ее ребенок. И вообще, я бы не употреблял здесь глагол «переживать». Это горе, молодой человек, такое огромное горе, что его невозможно ни передать словами, ни даже просто представить себе, если ты сам через это не проходил. Прошу прощения, напомните мне свое имя…

– Руслан.

– Да-да, Руслан. Так вот, на Наталью тогда было страшно смотреть. Мы боялись, что она руки на себя наложит.

– Мы? – переспросил Руслан.

– Мы, ее муж, ее друзья. К тому времени мы стали друзьями. Ее только работа спасла. В тот момент как раз началась работа над документальным фильмом о Горбачеве, Наталью пригласили написать сценарий. Когда случилось несчастье, она хотела отказаться от этой работы, она вообще ничего больше не хотела, ни работать, ни жить. Потом как-то взяла себя в руки, собралась, втянулась. Знаете, Наталья очень ответственный человек, я в данном случае имею в виду не работу, а ответственность перед детьми. Она, как бы ни была раздавлена горем, все-таки понимала, что не имеет права опускать руки, потому что надо растить двух мальчиков, они тогда были еще совсем маленькими, а муж служит далеко от Москвы, бабушек-нянюшек рядом нет, и кто же тогда позаботится о сыновьях, если не она. Вот это понимание и вывело ее из депрессии. Прошу прощения, – спохватился Андрей Константинович, – мне нужно позвонить.

Он нажал кнопку интеркома, и тут же в кабинете зазвучал голосок Снегурочки:

– Слушаю, Андрей Константинович.

– Любочка, пока меня ни с кем не соединяй. Будет звонить, – он заглянул в лежащую перед ним бумажку и медленно произнес: – Мащенко Вера Алексеевна, да, Ма-щен-ко, пусть она подъезжает завтра с одиннадцати до двенадцати.

Дав указания, Андрей Константинович еще несколько секунд листал органайзер, нашел нужную страницу и что-то записал.

– Вот ведь как бывает, – произнес он не то задумчиво, не то недоумевающе, – бывший свекор устраивает на работу бывшую невестку. Сын жену бросил и знать о ней ничего не хочет, а папаша этого сынка, видите ли, беспокоится, заботу проявляет. Простите, я отвлекся. У вас еще есть вопросы?

– Множество, Андрей Константинович. Но теперь уже не только о Вороновой, но и о вас. Вы сказали, что были практикующим хирургом. Почему вы решили заняться бизнесом?

– Это неправильный вопрос, молодой человек. Неправильный и бестактный.

– Почему?

– Да потому, что в нашей стране легальный частный бизнес существует всего три года, а еще четыре года назад никому и в голову не могло бы прийти, что всю эту деятельность разрешат. К жизни в бизнесе никто себя не готовил, нигде не учили премудростям этого дела. Все, кто сегодня делает бизнес, пришли в него не со школьной скамьи, твердо решив еще с детства стать бизнесменом, а откуда-то. Из самых разных сфер. Из науки, из медицины, из искусства, из сферы обслуживания – отовсюду. И мотивов тут всего два: попробовать себя в новом виде деятельности, потому что старая работа надоела, и заработать деньги. Других мотивов просто не бывает. Поэтому глупо спрашивать человека о причинах его перехода в бизнес. Ответ же очевиден.

– Извините. А как Наталья Александровна отнеслась к тому, что вы оставили лечебную работу?

– Наталья? – Андрей Константинович задумался, потом пожал пухлыми плечами. – Да никак, пожалуй. Предостерегала, что это может быть опасно, на каждую фирму обязательно наезжают рэкетиры и прочие вымогатели.

– Но вы к этим предостережениям не прислушались?

Руслан внутренне напрягся, почуяв, что разговор наконец начал выруливать на нужную дорогу.

– Почему же, прислушался.

– И все-таки решили начать свой бизнес, несмотря на опасность?

– Я люблю риск. И потом, я предварительно проконсультировался у знающих людей, которые объяснили, что и как нужно делать, чтобы снизить опасность возникновения подобного рода неприятностей.

Ох, какие эвфемизмы! Сказал бы прямо: обратился к криминальным структурам, которые приняли его в свое сообщество.

– Не поделитесь? – осторожно спросил Руслан.

– Ни за что, – рассмеялся генеральный директор фирмы «Центромедпрепарат». – Это коммерческая тайна. Но если вы подозреваете, что я связан с криминалом, то выбросьте эти глупости из головы.

Значит, точно связан. Нужно будет подумать, как это проверить. Теперь осталось прояснить вопрос о его любовных отношениях с Вороновой.

– Хорошо, не будем больше о бизнесе. Расскажите мне, пожалуйста, о муже Натальи Александровны. Вы с ним знакомы?

– С Вадимом-то? Конечно, знаком. Что вы хотите о нем узнать?

– Все, что вы можете рассказать. Кто он, чем занимается, каков по характеру, как относится к тому, что его жена стала такой знаменитой.

В ответ Андрей Константинович принялся излагать все то, что Руслан уже слышал от Иры. Ничего нового. И тут девчонка ни на грамм не солгала. Но где-то же должна вылезти хоть крошечная несостыковочка! Попробуем подойти к проблеме с другой стороны. Тем более этот гендиректор видел редакционное удостоверение Руслана, и обязательно нужно подстраховаться на тот случай, если у него с Вороновой действительно близкие отношения.

– Андрей Константинович, в сентябре Наталья Александровна была у нас в Кемерове со своим фильмом.

– Да, я знаю.

– Я тогда работал фотокорреспондентом и делал ее портрет для нашей газеты. Я хочу сказать, что мы с Натальей Александровной знакомы, но весьма поверхностно. С ней была такая красивая девушка, темноволосая…

– Да, – перебил его Андрей Константинович, – я знаю. Это и есть Ирочка, ее соседка, та самая, которую я когда-то лечил.

– Вы не могли бы рассказать о ней подробнее?

– Зачем? – удивился гендиректор. – Вы же готовите материал о Вороновой, а не о ее соседке.

– Но вы сами сказали, что Наталья Александровна фактически вырастила и воспитала эту девушку. Это было бы очень интересным и важным штрихом к ее портрету.

– Я вряд ли смогу вам рассказать что-то интересное про Иру. Обыкновенная девочка, неглупая, красивая, как вы сами имели возможность заметить. Характер, конечно, непростой, но в юности у всех нас характеры не сахар, все за самостоятельность и независимость от родителей боремся. И только с возрастом понимаем, какими были идиотами в двадцать лет.

– Чем она занимается? Учится или работает?

– Сейчас учится, поступила во ВГИК на актерское отделение. До этого работала на телевидении каким-то ассистентом, не то звукорежиссера, не то звукооператора. Что-то в этом роде.

Оп-па! Выходит, наша девочка в артистки собралась! Ловко она тогда увернулась от ответа на вопрос, в каком институте учится. Интересно, почему ей так не хотелось говорить об этом? Любая другая девчонка на ее месте через слово упоминала бы о том, что учится во ВГИКе, а эта – нет. Неужели Воронова впихнула ее в вуз, пользуясь своим влиянием? Вполне возможно, что актерского таланта у Иры – ноль целых ноль десятых. Нет, все равно как-то рыхло получается. Пусть у нее нет таланта, но об этом может знать сама Воронова и педагоги института, а Ира-то наверняка должна считать, что перед ней большое артистическое будущее, она в своем таланте не сомневается, иначе не поступала бы во ВГИК.

– Надо же, – притворно восхитился Руслан, – в одной квартире выросли две такие одаренные натуры! Сначала Наталья Александровна заканчивает ВГИК, потом ее юная соседка туда поступает. Неужели это простое совпадение?

На лице Андрея Константиновича не дрогнул ни одни мускул. То ли он сам актер каких поискать, то ли не почувствовал подвоха в вопросе, то ли тут и в самом деле скрывать нечего.

– Полагаю, что да. В жизни и не такие совпадения бывают. Кроме того, у Натальи и Ирочки разные весовые категории. У девочки, я бы так сказал, есть определенные способности к тому, чтобы стать актрисой, не более того. Она вообще разносторонне развитая девушка и могла бы с успехом учиться в любом гуманитарном вузе, но выбрала именно ВГИК просто потому, что там училась Наталья, а все, что связано с Натальей, для нее имеет колоссальное значение. Наталья же, в свою очередь, не просто способная, она по-настоящему талантлива и вуз выбирала в свое время по призванию, она с раннего детства хотела заниматься только кино, и ничем другим, причем хотела не играть в фильмах, а создавать их. Так что, я полагаю, речь вообще идет в данном случае не о совпадении, а о закономерности.

Ну что ж, неплохое объяснение, не хуже других. Правда, Руслан не заметил, чтобы взбалмошная Ира проявляла признаки разностороннего развития, она казалась ему скорее глуповатой. Но как знать, может быть, это и есть проявление ее актерского мастерства. Если так, то следует признать, что она действительно великая актриса.

Они проговорили еще полчаса, после чего Руслан начал прощаться и напоследок разыграл последнюю припасенную в рукаве карту.

– Андрей Константинович, у меня к вам последний вопрос, может быть, несколько странный. Это не для материала о Вороновой.

– Слушаю вас.

– У вас есть знакомые собачники и кошатники?

– Есть. А в чем дело?

– Видите ли, я приехал в Москву на месяц, пробуду здесь до Нового года, поэтому живу не в гостинице, а в квартире, куда меня пустили пожить, пока хозяева в отпуске. И оставили на меня ротвейлера и персидскую кошку. Сами понимаете, я больше всего боюсь, как бы с животными чего-нибудь не случилось, они породистые, дорогие, а я не очень-то хорошо представляю, как с ними обращаться. Вы не могли бы меня связать со своими знакомыми, чтобы я мог в случае чего с ними проконсультироваться?

– Да ради бога, Руслан. Никаких проблем. Вот, – он быстро написал несколько номеров телефонов и имен на белом квадратном листочке и протянул Руслану. – Я сегодня же позвоню им и предупрежу, что вы можете к ним обратиться. Будете им звонить – сошлитесь на меня, скажите, что вы Руслан от Андрея Константиновича. Они вам все расскажут и, если нужно будет, порекомендуют своего ветеринара.

Из офиса фирмы «Центромедпрепарат» Руслан вышел почти довольным. Он так и не приблизился к тайне отношений Вороновой и ее воспитанницы, но зато он почти на сто процентов уверен, что деньги в этой фирме криминальные, а теперь у него есть и целых три телефона, принадлежащих людям, знающим генерального директора этой фирмы. Уж один-то из троих наверняка расскажет что-нибудь интересное.

Вернувшись вечером в свое временное жилище, расположенное на Каланчевской улице, в десяти минутах ходьбы от Комсомольской площади, Руслан первым делом включил телевизор и занялся животными. Вычистил кошачий туалет, разложил по мискам приготовленную с утра тушеную индейку с овощами, это было одно из немногих блюд, которые ели и Дельта, и Дуся. Вообще готовка для породистых питомцев оказалась делом муторным и занимающим много времени, хозяйка набила холодильник продуктами и оставила деньги и подробнейшие письменные рецепты приготовления еды, особенно разнообразные и затейливые для кормления Дуськи. Руслан про себя чертыхался, но добросовестно стоял у плиты, потому что понимал: лучше так, чем вшестером в одном номере на окраине города.

Он уже покормил животных, принес из ванной Дуськины расчесочки и приготовился к ежевечерней экзекуции, когда началась программа «Время». Руслан машинально водил расческой по длинной густой кошачьей шерсти, не обращая внимания на попытки Дуськи вырваться из его цепких рук, и слушал диктора, не веря своим ушам. Той страны, в которой он родился, вырос и собирался умереть, больше нет. Нет больше великого и могучего СССР, а есть Содружество Независимых Государств, какое-то непонятное СНГ. Как же так? Как это могло получиться? Конечно, накануне его отъезда в отпуск, 1 декабря, стало известно, что на Украине избрали президентом Леонида Кравчука и более 90% жителей одновременно проголосовали за независимость, но Руслану тогда и в голову прийти не могло, к чему это приведет, да еще так скоро. И потом, когда та же Украина приняла обращение к парламентам и народам мира о признании недействительным соглашения 1922 года об образовании СССР, все это казалось чем-то смешным и несерьезным. Ну какое дело мировой общественности до соглашения, принятого семьдесят лет назад? Никто не будет обращать внимания на эти украинские инициативы. И вдруг… Вдруг оказывается, что президенты РСФСР, Украины и Белоруссии собрались в Беловежской Пуще и втроем подписали договор о создании СНГ. И все. И нет больше огромной державы.

В голове это не укладывалось, и Руслан от всей души подосадовал на то, что находится сейчас в столице, а не дома, где можно было бы сразу созвониться с друзьями и сотрудниками газеты, обсудить невероятную новость, порассуждать о политической подоплеке случившегося и погадать о грядущих переменах. Звонить с чужого телефона по междугородней связи ему не хотелось, придется тогда деньги хозяевам оставлять, а то потом счета придут. А деньги следовало экономить.