1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Орешки грызли, сало ели,       

                   Гадая, клочья пакли жгли.      

       

                   Под песни косы заплетали       

                   Подруженькам на головах,       

                   Потом на лавке масло жали,       

                   Аж юбки лопались на швах;       

                   О милом на шестке гадали       

                   И в жмурки по углам играли,       

                   Ходили в полночь в старый дом;       

                   На свечке олово топили,       

                   Щетину кабана палили,       

                   Подслушивали под окном.      

       

                   Сюда привел Анхиз Энея       

                   И между девок посадил;       

                   Как неуча и дуралея       

                   Принять в компанию просил.       

                   Еще просил, чтоб удружили       

                   И в добрый час поворожили,       

                   Что станется с его сынком,       

                   К чему и как Эней способен,       

                   Сколь путь его богам угоден,       

                   Чтобы дознались обо всем.       

       

                   Была одна, как говорится,       

                   Девчонка - прямо ухорез,       

                   Видать, диковинная птица,       

                   Быстра, гибка, хитра, как бес.       

                   Она здесь тем и промышляла,       

                   Что ворожила да гадала       

                   И докой в ворожбе была.       

                   Сбрехнуть ей было тож не диво       

                   Иль кличку бабе дать спесивой, -       

                   Для смеха, впрочем, не со зла.      

       

                   Гадать им вызвалась воструха,      

                   К Анхизу тотчас подошла,      

                   Нашептывая прямо в ухо,      

                   Такую речь с ним повела:      

                   "Судьбу я нынче попытаю,      

                   Поворожу и погадаю,      

                   Что будет с сыном, расскажу;      

                   Я знаю ворожбу такую,      

                   Что хошь по правде растолкую,      

                   Все, как на нитку, нанижу".       

       

                   Так говоря, горшок достала       

                   И положила трав пучок -       

                   Что в Константинов день сорвала:       

                   Тут был засохший василек,       

                   Петров батог, чебрец, подснежник,       

                   Любисток, ландыш белоснежный,       

                   И папоротник, и шалфей;       

                   Все травы залила водою,       

                   Прозрачной, чистой, ключевою,       

                   Шептала что-то там над ней.      

       

                   Горшочек черепком накрыла,       

                   Поставила на огонек,       

                   К нему Энея посадила,       

                   Чтоб раздувать огонь помог.       

                   Когда в горшочке закипело,       

                   Заклокотало, зашипело       

                   И травы опустились вниз,       

                   Эней, к горшку приблизив ухо,       

                   Какой-то голосок расчухал,       

                   Его услышал и Анхиз.      

       

                   Эней раздул огонь сильнее -       

                   Горшок сильней заклокотал;       

                   Тут голос разом стал яснее,       

                   И так Энею он сказал:       

                   "Пускай Эней печаль оставит.       

                   Потомством он себя прославит       

                   И миру даст великий род,       

                   Всем светом управлять он будет,       

                   Весь мир к покорности принудит       

                   И честь и славу обретет.      

       

                   Он римские поставит стены      

                   И будет жить там, как в раю;      

                   Свершит большие перемены      

                   Во всем прославленном краю;       

                   Всех бед он жизненных минует,      

                   Покуда сам не поцелует      

                   Униженно чужих лаптей...      

                   Но час пробил. С отцом прощайся      

                   И прочь отсюда убирайся,      

                   Чтоб в пекле не сложить костей".      

       

                   Анхиза сильно огорчила       

                   Разлука с дорогим сынком,       

                   Ему и в ум не приходило       

                   Энея видеть лишь мельком.       

                   Увы! С судьбой нельзя бороться;       

                   Он знал - благословить придется       

                   Энея на земной поход,       

                   С тяжелым сердцем попрощались,       

                   Слезой горючей обливались,       

                   Анхиз кричал, как в марте кот.      

       

                   И вот Эней с кривой ягою      

                   Из пекла вылез наконец,      

                   Вертя до тех пор головою,      

                   Пока не скрылся в тьме отец.      

                   Потом тишком прокрался к месту,      

                   Где за леском, ему известным,      

                   Себя велел троянцам ждать.      

                   В тот час троянцы сладко спали,      

                   Эней зевнул, забыл печали      

                   И тоже завалился спать.      

       

       

 Часть четвертая      

       

       

       

                   Харча как три не поденькуешь,       

                   Мутердце так и засердчит;       

                   И враз тоскою закишкуешь,       

                   И в бучете забрюхорчит.       

                   Зато коль на пол зазубаешь       

                   И плотно в напих сживотаешь,       

                   Враз на веселе занутрит,       

                   И весь свой забуд поголодешь,       

                   Навеки избудо лиходешь,       

                   И хмур тебя не очертит.      

       

                   Что чепухиться с возитою,       

                   Не басню кормом соловьят:       

                   А ну, давай, мошни тряхною,       

                   И звенежки в ней заденят;       

                   Коль мне давачок спятакаешь,       

                   То может узнасти новаешь -       

                   Что впередится случати,       

                   Как плакать при кавой погоде,       

                   Как Юнонить во всем угоде       

                   И как не путерять поти.      

       

                   Меня за глупость не ругайте,       

                   Не я придумал эту речь;       

                   Сивиллу лихом поминайте.       

                   Она, Энея чтоб допечь,       

                   Ему, как прочим легковерам,       

                   Пророчила таким манером.       

                   Мол, пусть раскусит, дуралей.       

                   Хотела обдурить героя,       

                   Чтобы содрать деньжонок вдвое,       

                   Хоть беден был и так Эней.      

       

                   Со всяким может выйти случай,      

                   И, коль до дела довелось,      

                   Так с ведьмой не торгуйся лучше,      

                   Чтоб плакать после не пришлось.      

                   Сказав спасибо старой суке,      

                   Эней ей в собственные руки      

                   Грошей двенадцать отсчитал.      

                   Сивилла, радуясь прибытку      

                   И спрятав кошелек под свитку,      

                   Исчезла, словно чорт сглодал.      

       

                   Избавившись от злой чумички,       

                   Эней к челнам погнал своих,       

                   Боясь, чтоб к чорту на кулички       

                   Юнона не загнала их.       

                   В челны троянцы поскакали,       

                   Их прочь от берега погнали;       

                   Пустились по ветру стрелой;       

                   Гребли, как черти, вплоть до ночи,       

                   Аж пропотели до сорочек,       

                   И весла пели над водой.      

       

                   Но ветры вдруг забушевали       

                   И, хорохорясь, не шутя,       

                   Ревели, выли и свистали,       

                   Как щепки челноки крутя.       

                   То набок их волной кидало,       

                   То носом кверху их вздымало;       

                   Чорт устоит тут на ногах.       

                   Троянцы все дрожмя дрожали,       

                   Чем пособить беде не знали,       

                   Всех обуял великий страх.      

       

                   Но утихать стал ветер вскоре,       

                   И волны малость улеглись;       

                   Рогатый месяц встал над морем,       

                   По небу звезды разбрелись.       

                   Троянцам веселее стало,       

                   У всех на сердце полегчало,       

                   А думали, уж смерть пришла.       

                   Всегда на свете так бывает -       

                   И куст ворону испугает,       

                   Коль раньше пугана была.      

       

                   Троянцы, вмиг воспрянув духом,      

                   Горилочку давай лакать      

                   И, как налимы, кверху брюхом      

                   Беспечно улеглись поспать;      

                   Но тут вдруг кормчий их удалый,      

                   Пролаза, морячок бывалый,      

                   Истошным басом заорал:      

                   "Прощайся, братцы, с головами,      

                   И с душами, и с телесами,      

                   Остатний наш народ пропал!      

       

                   Заклятый остров перед нами,      

                   Его никак не миновать;      

                   И мимо не пройти с челнами,       

                   И высадишься - пропадать.      

                   Царица здешняя Цирцея      

                   Страшней любого чародея      

                   И зла, как чорт, на всех людей.      

                   Кто только не остережется      

                   И в лапы к ведьме попадется,      

                   Тех тотчас обернет в зверей.      

       

                   Забудешь, как ходить на паре,       

                   На четырех пойдешь гулять.       

                   Пропащие теперь мы твари,       

                   Нам всем ярма не избежать!       

                   По нашей по хохлацкой стати       

                   Козлом или козой не стать нам,       

                   А уж наверняка волом:       

                   Придется день-деньской бедняжке       

                   Дрова иль плуг таскать в упряжке       

                   И познакомиться с кнутом.      

       

                   Вельможный пан уже не будет       

                   Ни цвенькать, ни носить жупан       

                   И "не позволям" позабудет,       

                   Заблеет пан, как наш баран.       

                   Москаль едва ли не козою       

                   Весь век проходит с бородою;       

                   Пруссак своим хвостом вильнет,       

                   Как, знаешь, лис хвостом виляет,       

                   Когда борзая нагоняет       

                   Иль гончая вслед наддает.      

       

                   Австрийцы ходят журавлями,       

                   Служа Цирцее за гусар,       

                   А то и просто сторожами,       

                   А итальянец, как школяр,       

                   Мастак на всяческие штуки,       

                   И спляшет и споет от скуки,       

                   Умеет и чижей ловить;       

                   Наряжен он, как обезьяна,       

                   Ошейник носит из сафьяна       

                   И осужден людей смешить.      

       

                   Французы - злые самодуры       

                   На драку и раздор легки.       

                   Теперь они в собачьей шкуре       

                   Грызут чужие мослаки.       

                   Они и на хозяев лают,       

                   За горло всякого хватают,       

                   Грызутся и промеж собой;       

                   Дерут всех за чубы без толку       

                   И хоть кому начешут холку;       

                   У них кто хитрый, тот старшой.      

       

                   Ползут швейцарцы червяками,       

                   Голландцы в тине - квак да квак,       

                   Бегут чухонцы муравьями,       

                   Еврей плетется словно хряк,       

                   Шагает индюком испанец,       

                   Кротом крадется португалец,       

                   Швед волком рыщет по лесам,       

                   Датчанин жеребцом гарцует,       

                   Медведем турок там танцует;       

                   Смотрите, то же будет нам".      

       

                   Пред неминучею бедою       

                   Троянцы все и пан Эней       

                   Собрались тесною гурьбою       

                   Подумать о беде своей.       

                   Потолковав, уговорились,       

                   Чтоб все крестились и молились,       

                   Чтоб только остров миновать.       

                   Потом молебен откатали,       

                   Эола скопом умоляли       

                   Другой сторонкой челны гнать.      

       

                   Эол доволен был молебном       

                   И ветры тотчас повернул;       

                   А уж Эней как рад был, бедный,       

                   Что от Цирцеи увильнул!       

                   Повеселела вся ватага,       

                   Горилка булькнула во флягах,       

                   Всяк пил - никто не проливал;       

                   Потом за весла дружно взялись,       

                   Гребли - аж весла прогибались;       

                   Эней, как на почтовых, мчал.      

       

                   В довольстве полном прохлаждался,      

                   Роменский табачок курил.      

                   На все четыре озирался      

                   И вдруг, подпрыгнув, завопил:      

                   "Ура! Хвалите, братцы, бога!       

                   Шабаш. Окончена дорога.      

                   Пред нами Тибр. Теперь держись!      

                   Речушка эта нам богами      

                   Обещана и с берегами;      

                   А ну, на весла навались!"      

       

                   Гребцы разок-другой гребнули,       

                   И глядь - у берега челнок.       

                   Троянцы на землю махнули,       

                   Пошлялись берегом часок;       

                   Потом работа закипела,       

                   Копали, строили, аж пела       

                   Земля от звона топоров.       

                   Эней кричал: "Моя здесь воля,       

                   Куда ни кинешь глазом в поле, -       

                   Везде настрою городов".      

       

                   Земля, куда Эней причалил,      

                   Звалась Латинской. Царь Латин      

                   Был жмот, каких в тот век не знали,      

                   Дрожал, как Каин, за алтын.      

                   В царя и подданные были:      

                   В штанах заплатанных ходили,      

                   Не тратили ни гроша зря;      

                   На деньги в карты не играли,      

                   Вовеки даром не давали      

                   Друг дружке даже сухаря.      

       

                   Латин считал родней своею       

                   Богов олимпских. Посему       

                   Не гнул ни перед кем он шеи,       

                   Все было трын-трава ему.      

                   Когда-то мать его, Мерика,      

                   Влюбилась в Фавна, да, гляди-ка,      

                   Латина с ним и прижила.      

                   Жил царь Латин, не зная лиха,      

                   Имел он дочку щеголиху.      

                   Вот, впрямь, уж девка всем взяла!      

       

                   Кругом - и спереди и сзади -       

                   Как яблочко свежа была,       

                   Ходила - точно на параде,       

                   Походка павья, грудь бела.       

                   Росла, дородна, не спесива,       

                   Вертлява, молода, красива,       

                   Гибка, востра, как лезвие;       

                   Кто ни окинет ненароком       

                   Девчонку молодецким оком -       

                   Тот разом втюрится в нее.      

       

                   Пускали слюни лоботрясы       

                   На этот лакомый кусок;       

                   Что перед ней кныши, колбасы       

                   Или там грушевый квасок.       

                   С ней мигом головы решишься       

                   И брюхом смертно затомишься:       

                   Забудешь разом о гульбе;       

                   На лоб повылезают очи,       

                   Спокойно не поспишь ни ночи;       

                   Я это знаю по себе.      

       

                   Давно соседи женихались,      

                   Ночами не спалось иным,      

                   Дивчину высватать пытались,      

                   Притом смекали: как бы им      

                   И ласки от нее добиться,      

                   Да и приданым поживиться,      

                   А там и трон к рукам прибрать.      

                   Но мать Лавинии Амата      

                   Была на сговор туговата:      

                   Не всякий зять ей был под стать.      

       

                   Лишь Турн-царек один средь прочих      

                   С Латином он в соседстве жил -      

                   Был люб и матери и дочке,      

                   Да и отец с ним век дружил.      

                   Он был и впрямь детина бравый -      

                   Высокий, толстый, кучерявый;      

                   В делах - не промах, парень жох;      

                   И войска он имел немало,      

                   В карманах золото бренчало,      

                   Куда ни кинь - жених не плох.      

       

                   Пан Турн давненько собирался       

                   Латина дочку подцепить;       

                   Пред нею на носки вздымался,       

                   Старался плечи распрямить.       

                   Лавиния, Латин, Амата       

                   Что день от Турна ждали свата.       

                   Уже нашили рушников,       

                   Понакупили всякой снеди,       

                   Чтобы приняться, как соседи,       

                   За сватовство без лишних слов.      

       

                   Но ах! Чего не взял руками,       

                   О том не говори - "мое";       

                   Нельзя узнать, что будет с нами,       

                   Утратить можешь и свое.       

                   Как говорят, не зная броду,       

                   Не суйся лучше первым в воду,       

                   Чтоб вдруг не насмешить людей,       

                   Не будь оплошным рыболовом,       

                   Что хвастает своим уловом,       

                   Не осмотрев еще сетей.      

       

                   Уж пахло свадьбой у Латина,       

                   И ждали только четверга,       

                   Но тут Анхизова вдруг сына       

                   Судьба пригнала к берегам.       

                   Эней, не тратя даром время       

                   И сбросив с плеч заботы бремя,       

                   Решил на славу погулять;       

                   Поставил мед, горилку, брагу,       

                   Чтоб напоить свою ватагу,       

                   Всех на лужок велел сзывать.      

       

                   Троянцы, позабыв невзгоды,       

                   Сбежались тотчас же на зов,       

                   Подобно галкам в непогоду,       

                   Крича на сотни голосов.       

                   Затем сивушки отхлебнули,       

                   Медку по ковшичку глотнули,       

                   А там, понавалясь на снедь,       

                   За обе щеки уплетали,       

                   Что ни попало в рот совали,       

                   Аж страшно было поглядеть.      

       

                   Жевали кислую капусту,      

                   Огурчики, потом грибки      

                   (Как раз тот день был мясопустным),      

                   Хрен с квасом, редьку, бураки,      

                   Окрошку, киселя немало -      

                   Всё съели, как и не бывало.      

                   Схарчили  даже сухари,      

                   Горилочку со дна слизали,      

                   Что было - все как есть прибрали,      

                   Как за вечерей косари.      

       

                   Эней горилочки оставил       

                   Ведра четыре про запас,       

                   Но, разойдясь, и их поставил:       

                   Мол, знайте, как живут у нас.       

                   Хотел последним поделиться,       

                   Чтоб уж как следует напиться,       

                   И первый из ведра глотнул.       

                   За ним другие потянулись       

                   И так горилочки надулись,       

                   Что кой-кто ноги протянул.      

       

                   Бочонки, ведра, тыквы, фляги,      

                   Баклаги, бочки, сулеи -      

                   Все осушили вмиг бродяги;      

                   Побив посуду, спать легли.      

                   А поутру, лишившись ража      

                   И не опохмелившись даже,      

                   Пошли земельку оглядеть,      

                   Где им указано  селиться,      

                   Жить, строиться, любить, жениться,      

                   И на латинцев посмотреть.      

       

                   Не знаю, где они бродили,       

                   Но, возвратясь назад к челнам,       

                   Такой брехни наворотили,       

                   Что слушать было просто срам,       

                   Мол, их латиняне морочат,       

                   Так языком чудно стрекочат,       

                   Что ни черта не разберешь;       

                   Слова свои на "ус" кончают,       

                   Что скажешь им - не понимают,       

                   С таким народом пропадешь.      

       

                   Эней, смекнув, как надо взяться      

                   За это дело поскорей,      

                   Велел купить псалтырь и святцы,      

                   Да часослов, да букварей,      

                   И начинать тотчас ученье;       

                   Троянцы в лад, до обалденья      

                   Тму, мну, здо, тло твердить взялись.      

                   Все войско за букварь засело,      

                   Бубнило, мучилось, потело;      

                   Все от латыни извелись.      

       

                   Но пан Эней не отступился       

                   И тех, кто ничего не знал,       

                   Да спал за книгой, да ленился,       

                   Как школяров, тройчаткой  драл.       

                   Зато не минуло недели,       

                   Как все латынью загалдели       

                   И говорили всё на "ус":       

                   Энеусом Энея звали       

                   И доминусом величали;       

                   Себя же звали троянус.      

       

                   Эней, троянцев похваливши,       

                   Что так проворны на язык,       

                   Сивушки всякому наливши,       

                   И сам залил за воротник.       

                   Потом, собрав людей с десяток       

                   Из самых бойких, языкатых,       

                   Что прочих слыли поумней,       

                   Послами отрядил к Латину,