1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 
Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,    

Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:[232]    

620  Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не  зарытый.    

С этой последней мольбой я в последний мой час обращаюсь.    

Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть    

Вечно должны: моему приношеньем праху да будет    

Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы![233]    

625  О, приди же, восстань из праха нашего, мститель[234],    

Чтобы огнем и мечом теснить поселенцев дарданских    

Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.    

Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море —    

Морю и меч – мечу: пусть и внуки мира не знают!"    

630  Так говорила она и металась мыслью нестойкой;    

Жизни постылые дни ей хотелось прервать поскорее.    

Барку Дидона к себе, Сихея кормилицу, кличет    

(Ибо свою схоронила еще на родине прежней):    

"Милая няня, найди сестру мою Анну, скажи ей,    

635  Чтобы тело себе омыла водою проточной,    

Чтобы овец привела и все, что жрица велела,    

Мне принесла; и сама на висках затяни ты повязки:    

Жертвы, что я начала готовить стигийскому богу,[235]    

Нынче хочу завершить, навсегда с заботой покончить,    

640  Сжечь на жарком костре дарданца коварного  образ".    

Так сказала она, – и старуха спешит что есть силы.    

     

Замысел страшный меж тем несчастную гонит Дидону:    

Мчится она, не помня себя, с блуждающим взором    

Кровью налитых очей; на щеках ее бледные пятна —    

645  Близкой гибели знак; в глубине дворца на высокий    

Всходит царица костер и клинок обнажает дарданский, —    

Не для того этот дар просила она у Энея!    

Но, увидав илионскую ткань и знакомое ложе,    

Слезы сдержала на миг, на костер опустилась Дидона,    

650  Молвив в последний раз: "Вы, одежды и  ложе, – отрада    

Дней, когда бог и судьба мне отраду узнать разрешили!    

Душу примите мою и меня от муки избавьте!    

Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен,    

В царство подземное я нисхожу величавою тенью.    

655  Город могучий создав, я свои увидела стены,    

Брата могла покарать, отомстить за убитого мужа, —    

Счастлива, о, как счастлива я была б, если б только    

Наших вовек берегов дарданцев корма не касалась!"    

Тут устами она прижалась к ложу – и молвит:    

660  "Хоть неотмщенной умру – но умру желанною  смертью.    

С моря пускай на огонь глядит дарданец жестокий,    

Пусть для него моя смерть зловещим знаменьем будет!"    

Только лишь молвила так – и вдруг увидали служанки,    

Как поникла она от удара смертельного, кровью    

665  Руки пятная и меч. Полетел по высоким покоям    

Вопль и, беснуясь, Молва понеслась по смятенному граду.    

Полнится тотчас дворец причитаньями, стоном и плачем    

Женщин, и вторит эфир пронзительным горестным криком.    

Кажется, весь Карфаген иль старинный Тир под ударом    

670  Вражеским рушится в прах и объемлет буйное пламя    

Кровли богов и кровли людей, пожаром бушуя.    

Слышит крик и бежит, задыхаясь, с трепещущим сердцем,    

В кровь расцарапав лицо, кулаками в грудь ударяя,    

Анна и кличет сестру, на смертном простертую ложе:    

675  "Вот в чем твой замысел был! Меня обмануть  ты стремилась!    

Вот что этот костер, и огонь, и алтарь мне сулили!    

Плач мой с чего мне начать, покинутой? Ты не хотела    

Спутницей взять и меня… О, когда б меня позвала ты, —    

В то же мгновенье двоих один клинок погубил бы!    

680  Этот костер я сложила сама, и сама я взывала    

К отчим богам – лишь затем, чтоб не быть здесь в миг твой  последний…    

Ты, себя погубив, погубила меня и народ свой,    

Город и тирских отцов. Дайте, влагой рану омою    

И, коль осталось у ней дыханье в груди, я устами    

685  Вздох последний приму". На костер со  словами такими    

Анна взошла и сестру умиравшую грела в объятьях,    

Темную кровь одеждой своей утирала, стеная.    

Тяжкие веки поднять попыталась Дидона – но тщетно;    

Воздух, свистя, выходил из груди сквозь зиявшую рану.    

690  Трижды старалась она, опершись на локоть,  подняться,    

Трижды падала вновь и блуждающим взором искала    

Свет зари в небесах – и стонала, увидев сиянье.    

     

Тут царица богов, над столь долгой сжалившись мукой    

Трудной кончины ее, с Олимпа Ириду послала    

695  Дать свободу душе, что со смертью боролась  упорно,    

Ибо судьбе вопреки погибала до срока Дидона,    

Гибели не заслужив, лишь внезапным убита безумьем,    

И не успела ее золотистую прядь Прозерпина    

Прочь унести и Дидону обречь стигийскому Орку.    

700  С неба Ирида летит на шафранных крыльях  росистых,[236]    

В утренних солнца лучах стоцветный след оставляя;    

Встав над несчастной, она произносит: "Прядь эту в  жертву    

Диту я приношу,[237] и  от тела тебя отрешаю!"    

Вымолвив, прядь срезает она – и тотчас хладеет    

705  Тело, и жизнь покидает его, развеяна ветром.    

 КНИГА ПЯТАЯ    

     

В это же время Эней продолжал свой путь неуклонно,    

Мчался по ветру флот, рассекая темные волны.    

Вспять поглядел Дарданид: костер несчастной Элиссы    

Город весь озарял. Кто зажег столь яркое пламя,    

5  Он не знает, но боль и терзанья попранной страсти,    

Мысль, что способна на все в исступленье женщина, полнят    

Мрачным предчувствием грудь Энея и спутников верных.    

Только лишь вышли суда в открытое море и берег    

Скрылся из глаз, – куда ни взгляни, лишь небо и волны,  —    

10  Над головой беглецов собралась дожденосная туча,    

Бурей и тьмою грозя, и волна поднялась в полумраке.    

Тут с кормы прозвучал Палинура-кормчего голос:    

"Горе! Зачем небосвод застилают тяжелые тучи?    

Что ты нам, отче Нептун, готовишь?" И тотчас велит он    

15  Снасти скорей подобрать и налечь на могучие  весла,    

Сам же, парус тугой поставив наискось к ветру,    

Молвит Энею: "Пусть мне хоть Юпитер клянется, – не  верю    

Я, что в Италию мы доплывем при такой непогоде.    

Ветер, свой путь изменив, от заката темного с воем    

20  Нам навстречу подул, и сгустились в воздухе тучи.    

Ни против ветра идти, ни бури выдержать натиск    

Нам не под силу. Но есть исход – уклониться с дороги,    

Следуя зову судьбы. Сиканийский, я думаю, берег,    

Братский Эрикса край и надежные гавани близко, —    

25  Если мне память верна, когда путь ищу я по  звездам".    

Тевкров вождь отвечал: "Да, я вижу, стараешься тщетно    

Ты против ветра идти, что велит нам с пути уклониться.    

Что ж, поверни паруса! Для меня же места желанней    

Нет, и охотней нигде не поставлю я флот утомленный,    

30  Чем в земле, что для нас сберегла дарданца  Акеста,    

Ныне же в лоне своем покоит Анхиза останки".    

Так он сказал, и кормчий к земле повернул, и попутный    

Ветер надул паруса, корабли средь зыбей полетели,    

Тевкров радостных мча к берегам песчаным знакомым.    

     

35  Издали видит Акест с высокой горной вершины,    

Как подплывают суда, и к друзьям навстречу выходит, —    

Копья в руке, на плечах ливийской медведицы шкура.    

Кримисом[238],  богом речным, и троянкой смертной рожденный,    

Помнил Акест о давнем родстве – и радостно встретил    

40  Тевкров вернувшихся он и дарами простыми почтил  их,    

Помощью щедрой своей утомленных друзей утешая.    

     

Утром, едва занялся на востоке, звезды прогнавши,    

День светозарный, – Эней со всего побережья на сходку    

Тевкров созвал и к ним обратился с вершины кургана:    

45  "Вы, что от крови богов рождены, Дардана  потомки!    

Лун исполнился счет и года круг завершился    

С той поры, как почил богоравный родитель и в землю    

Прах опустили его и печальный алтарь освятили.    

День настает (если я не ошибся), который вовеки    

50  Горек будет и свят для меня, – так боги  хотели!    

Где б он меня ни застиг – иль в изгнанье у Сирт Гетулийских,    

Иль посреди арголидских морей, иль даже в Микенах, —    

Все же свершу я обряд ежегодный и шествием пышным    

Старца почту алтари, отягчив их, как должно, дарами.    

55  Ныне же мы оказались опять у могилы Анхиза, —    

Нас не без воли богов, я верю, ветры примчали    

В гавань друзей, в тот край, где лежат родителя кости.    

Справим же все сообща по нем священную тризну,    

Будем о ветрах молить, о том, чтоб обряд ежегодный    

60  В собственном храме его совершали мы, город  воздвигнув.    

По два быка на каждый корабль дарит вам сегодня    

Троей рожденный Акест; призовите же к трапезе нашей    

Отчих пенатов и тех, что радушным чтимы Акестом.    

После, когда взойдет в девятый раз над землею    

65  День благодатный и мир озарит лучами Аврора,[239]    

Я состязанье судов быстроходных устрою для тевкров.    

Всякий из вас, кто силою рук иль проворством гордится,    

Всякий, кто мечет копье иль тонкие стрелы искусно,    

Кто, обвив кулаки ремнями, бьется отважно,    

70  Пусть приходит и ждет по заслугам пальмы  победной.    

Ныне ж сомкните уста и ветвями чело увенчайте".    

     

Так он сказал и чело материнским миртом украсил;    

Вслед по примеру его Гелим и Акест престарелый,    

Юный Асканий и все троянцы сделали то же.    

75  После родитель Эней, многолюдной толпой  окруженный,    

Прямо к могиле пошел, и тысячи шли за героем.    

Там, возлиянье творя, две чаши Вакховой влаги    

Чистой и столько же чаш молока и крови священной    

Он пролил и, цветы разбросав пурпурные, молвил:    

80  "Ты, о родитель святой, понапрасну мною  спасенный,    

Праху привет твоему, привет и тени и духу![240]    

Нет, не дано мне было с тобой назначенных роком    

Нив италийских и вод неведомых Тибра достигнуть".    

Так говорил он – и вдруг появилась змея из гробницы:[241]    

85  В семь огромных колец изогнув упругое тело,    

Холм семь раз обвила, с алтаря на алтарь проползая.    

В темных пятнах спина, чешуя переливчатым блеском    

Золота ярко горит; так, против солнца играя    

Тысячей разных цветов, сверкает радуга в небе.    

90  Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной,    

Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,    

Всех отведала яств и в гробнице снова исчезла,    

Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.    

Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,    

95  Гений ли места[242] ему  иль Анхиза прислужник явился.    

Двух родителю он заклал овец по обряду    

Столько же тучных свиней и быков молодых черноспинных,    

Чашами льет он вино и взывает к духу Анхиза,    

Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта.    

100  Также и спутники все несут, что каждый имеет,    

Радостно в дар на алтарь и, быков для пира зарезав,    

Прямо в траве на лугу расставляют котлы, разжигают    

Под вертелами огонь и на углях убоину жарят.    

     

День долгожданный настал; в девятый раз выезжает,    

105  Ясным светом горя, на конях Фаэтона Аврора.[243]    

Люд окрестный, молвой привлечен и славой Акеста,    

На берег валом валит, энеадов увидеть желая;    

Многие также хотят помериться силами с ними.    

Вот у всех на виду средь ристалища ставят награды:    

110  Есть и треножники здесь, и венки из листьев  зеленых,    

Ветви пальм победителям в дар, пурпурное платье,    

Золота целый талант[244],  и талант серебра, и оружье.    

     

С вала запела труба, начало игр возвещая.    

Первыми вышли гребцы состязаться на веслах тяжелых;    

115  Выбраны были для игр четыре судна огромных;    

Юношей пылких собрал Мнесфей на «Ките»[245] быстроходном    

(Стал италийцем Мнесфей и рода Меммиев предком);    

Вел «Химеру» Гиас – корабль огромный, как город,    

С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,    

120  В три приема они три ряда весел вздымали.    

Правил «Кентавром» Сергест – от него получил свое имя    

Сергиев дом; а Клоант управлял синегрудою «Сциллой»    

(Храбрый Клоант был твоим, Клуенций-римлянин, предком).[246]    

     

Есть утес вдалеке от пенной кромки прибоя;    

125  Волны бушуют вокруг и вершину его заливают    

В зимние дни, когда Кор застилает тучами небо;    

Но в безветренный день он из вод выступает недвижных,    

Манит птиц водяных в тишине на солнце погреться.    

Там родитель Эней из зеленых веток дубовых    

130  Мету воздвиг – чтобы знал мореход, откуда  вернуться    

Должно ему и где поворот его ожидает.    

Жребий места кораблям указал. На корме возвышаясь,    

Золотом блещут вожди и нарядов пурпуром ярким.    

Тополя свежей листвой увенчались гребцы молодые,    

135  Плечи нагие блестят и лоснятся, маслом натерты.    

Все сидят на скамьях и руки держат на веслах,    

Знака ждут, замерев; лишь в груди трепещет, ликуя,    

Сердце и бьется сильней, одержимое жаждою славы.    

Громко пропела труба – и немедля с места рванулись    

140  Все корабли, и соперников крик взвился в  поднебесье.    

Рук не жалея, гребцы разметают пенную влагу,    

Тянется след за кормой, расступаются воды под килем,    

Гладь рассекают носы кораблей и длинные весла.    

Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,    

145  Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,    

Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,    

К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы.    

Криком и плеском рук между тем ободряли любимцев    

Зрители, шум голосов по лесистому несся прибрежью    

150  И возвращался назад, от холмов отражаясь  окрестных.    

Первым несется средь волн Гиас, остальных обогнавший,    

Вслед ему крики толпы летят; за ним поспешает    

Грузный Клоанта корабль; хоть гребцы на нем лучше, но  тяжесть    

Ход замедляет его. И на равном от них расстоянье    

155  Сзади «Кит» и «Кентавр» обойти друг друга  стремятся:    

То «Кентавр» впереди, то «Кит» его обгоняет    

Мощный, то рядом они бок о бок мчатся, и вместе    

Длинные кили судов бороздят соленую влагу.    

«Сцилла» с «Химерой» меж тем приближались к утесу и мете.    

160  Тут Гиас, что всех впереди летел, побеждая,    

Громким голосом так Меноту-кормчему крикнул:    

"Что же ты правишь в обход? Поворачивай к берегу ближе,    

Влево бери, чтоб утес задевали лопасти весел.    

Пусть другие идут в открытое море!" Но кормчий    

165  Вывел корабль на простор, подводных скал  опасаясь.    

Снова воскликнул Гиас: "Да куда же ты правишь, упрямый?    

К скалам сверни!" – а меж тем озирается сам на Клоанта:    

Сзади Клоант нагонял и дорогу срезать старался.[247]    

Вот, между гулкой скалой и огромным судном Гиаса    

170  Круто налево свернув, победителя «Сцилла»  обходит    

И вылетает в простор, за кормою мету оставив.    

Жгучей обидой тогда переполнилось юноши сердце,    

Брызнули слезы из глаз; позабыв о том, что достойно,    

Что недостойно вождя и о спутников благе не помня,    

175  В море Гиас с корабля нерадивого сбросил Менота,    

Сам же на место его у кормила встал, продолжая    

Криком гребцов ободрять, и корабль повернул к побережью.    

Тою порой престарелый Менот, из пучины насилу    

Вынырнув, медленно плыл, отягченный намокшей одеждой,    

180  Прямо к утесу – и там на сухую вылез вершину.    

Тевкры смеялись над ним, когда падал и плыл он неловко    

И на скале изрыгал из груди соленые струи.    

Тут и отставших сердца зажглись надеждой отрадной:    

Можно теперь обогнать потерявшего время Гиаса.    

185  Вырвался пылкий Сергест вперед на подходе к  утесу,    

Но на длину корабля не мог «Кита» обойти он, —    

Вровень с бортом его плывет упорный соперник.    

Ходит вдоль борта Мнесфей и гребцов своих ободряет    

Речью такой: "На весла сильней, сильней налегайте,    

190  Гектора славная рать, вы, кого после гибели Трои    

Выбрал в спутники я! Покажите мужество ваше,    

Силу, что вам помогла одолеть Гетулийские Сирты,    

Бурный Малеи прибой[248] и  натиск волн Ионийских.    

Первым прийти не стремлюсь, победить я не тщусь в состязанье    

195  (О, если б так! Но Нептун пусть пошлет, кому  хочет, победу) —    

Стыдно последними быть! Не допустим такого позора,    

Граждане Трои!" И тут с удвоенным рвеньем на весла    

Все гребцы налегли; от рывков корма задрожала,    

Море навстречу бежит, дыханье грудь разрывает,    

200  Губы сохнут, и пот по лицу струится ручьями.    

Случай сам им помог добиться чести желанной,    

Ибо Сергест повернул, одержим неистовым пылом,    

Ближе к мете и, мча хоть и кратким путем, но коварным,    

Вдруг налетел на гряду из воды выступавших утесов.    

205  Скалы сотряс удар; об острые камни ломаясь,    

Весла громко трещат, и корма нависает над бездной.    

Вскрикнули разом гребцы, со скамей своих повскакали,    

В ход пускают шесты и багры с наконечником острым,    

Сняться пытаясь с камней, и ловят весел обломки.    

210  Силы Мнесфею придал успех нежданный: помчали    

Быстрые весла корабль и ветер, внявший молитве.    

Выйдя на вольный простор, по волнам благосклонным летит он.    

Так, если выгонит страх из пещеры глубокой голубку    

(Вьет гнездо и выводит птенцов она в полых утесах),    

215  Выпорхнув, плещет она над пашней крыльями  громко,    

Мчится над домом своим – а потом в безмятежном эфире,    

Не шелохнувши крылом, скользит спокойно и плавно.    

Так же Мнесфей рассекал с разлета пенные волны,    

Так же движенье само влечет отставшее судно.    

220  Раньше всего за кормой Мнесфей оставил Сергеста,  —    

С мелью боролся Сергест и взывал о помощи тщетно,    

Сняться пытался со скал, гребя обломками весел.    

«Кит» уже мчится меж тем по пятам за «Химерой» огромной,    

И остается она, лишенная кормчего, сзади.    

225  Только Клоант впереди несется к цели все ближе,  —    

Гонится следом Мнесфей, догоняет, сил не жалея…    

С берега крики сильней: настигающих хочет ободрить    

Зритель ревнивый, и гул широко отдается в эфире.    

Тем, кто считал уж своей и награду и славу, обидно    

230  Все потерять: за честь заплатить они жизнью  готовы.    

Этих ободрил успех: побеждает, кто верит в победу.    

Оба в единый миг, разделив награду, пришли бы,    

Если бы руки Клоант не простер с мольбою к пучине,    

Громко к богам не воззвал, творя такие обеты:    

235  "Боги, владыки морей, по чьим плыву я  просторам!    

На берег выйду едва – и тельца белоснежного в жертву, —    

Вам принесу, исполняя обет, и в соленые волны    

Брошу мясо его, и вином совершу возлиянье!"    

Так молился Клоант – и вняла ему дева Панопа[249],    

240  Внял и хор Нереид, и Форка[250] хор под водою.    

Мощной рукой родитель Портун[251] бегущему судну    

Дал толчок, – и Нота быстрей иль стрелы оперенной    

К берегу «Кит» подлетел и вошел в глубокую гавань.    

Сын Анхиза созвал по обычаю всех мореходов,    

245  И, когда объявил победителя зычный глашатай,    

Сам виски увенчал он Клоанту лавром зеленым.    

По три быка на каждый корабль по выбору дал он,    

Дал и вина, и талант серебра вручил полновесный,    

Каждый вождь сверх того получил по награде почетной:    

250  Был победитель Клоант награжден плащом  златотканым,    

Дважды тот плащ обегала кайма узором пурпурным,    

Царственный отрок[252] на  нем по рощам Иды тенистой    

Гнал, потрясая копьем, быстроногих оленей проворно, —    

Словно живой, он дышал тяжело, – но, когтями  вцепившись,    

255  Спутник Юпитера вдруг вознес его в поднебесье, —    

Тщетно руки к нему воспитатели старые тянут,    

Своры яростный лай понапрасну ветер разносит.    

Тот, кто отвагой стяжал и упорством место второе,    

Панцирь из легких колец золотых, в три слоя сплетенный,    

260  В дар получил: тот панцирь Эней совлек с Демолея[253],    

Под Илионом его победив у вод Симоента,    

Ныне ж Мнесфею вручил – украшенье и в битве защиту.    

Панцирь тройной с трудом рабы Фегей и Сагарий    

Вместе несли на плечах; а когда-то в этом доспехе    

265  Тевкров гнал Демолей, в беспорядке с поля  бегущих.    

Третья награда была – два медных блюда и кубки    

С множеством ценных камней, в серебре сверкающих ярко.    

Шли, дары унося, гордясь наградою щедрой,    

Трое вождей увенчавших виски пурпурной повязкой.    

270  В это время, с трудом исхитрившись сняться с  утеса,    

Вел с позором Сергест, осыпаемый градом насмешек,    

Судно, где весел теперь на один только ряд оставалось.    

Так порою змея, когда ее на дороге    

Ободом медным своим колесо придавит иль путник    

275  Сильным ударом прибьет, на камнях полумертвой  оставив,    

Тщетно стремится ползти и всем извивается телом,    

Шея тянется вверх, шипеньем страшным раздута,    

Злобой сверкают глаза, – но недвижен хвост перебитый,    

Как ни корчится гад и в тугой ни свивается узел.    

280  Так же к берегу плыл корабль неуклюжий на  веслах;    

Только парус подняв, он вошел под парусом в гавань.    

Все же Сергесту Эней обещанный отдал подарок,    

Радуясь, что возвращен корабль и спутники целы.    

С Крита рабыня ему досталась в награду, Фолоя,    

285  Мать двоих близнецов, искусная в деле Минервы.[254]    

     

Так состязанье одно завершилось. На луг травянистый    

Тотчас Эней поспешил, – туда, где в широкой долине    

Между пологих холмов и лесов ристалище было    

С множеством зрительских мест. Посреди толпы многолюдной    

290  На возвышенье герой скамью почетную занял.    

Вызвал он всех, кто хотел состязаться в беге проворном,    

И, чтобы души зажечь, на виду расставил награды.    

Много тевкров на зов и сиканцев много явилось.    

Первыми Нис с Эвриалом пришли:    

295  Юности свежей красой Эвриал блистал, и любовью    

Чистой любил его Нис. За ними вышел немедля    

Царственный отпрыск Диор, от Приамовой крови рожденный;    

Салий вышел за ним и Патрон: один – акарнанец    

Родом, тегеец – другой, из семьи аркадской старинной;    

300  Юношей двое пришли тринакрийских – Гелим с  Панопеем,    

Оба привыкли бродить по лесам с престарелым Акестом;    

Много пришло и других – имена их молва позабыла.    

Стал между ними Эней, и такую речь произнес он:    

"Нашим внемлите словам и примите их радостно в сердце!    

305  Сколько бы ни было вас, ни один не уйдет без  награды:    

По два кносских копья, лощеной блистающих сталью,    

К ним двуострый топор с насечкой серебряной дам я    

Всем без различия в дар. Но три особых награды    

Я победившим вручу, увенчав их бледной оливой:    

310  Первый получит коня в драгоценной сбруе  наборной,    

Ждет второго колчан, добытый в стране амазонок,    

Полный фракийских стрел; обвивает его золотая    

Перевязь, пряжкой она скреплена с самоцветом округлым.    

Этот аргосский шлем наградой третьему будет".    

315  Так он сказал – и встают на места бегуны и, по  знаку    

Разом сорвавшись, летят, подобно граду из тучи,    

С цели не сводят очей и начальный предел покидают.    

Первым ринулся Нис и, оставив всех за плечами,    

Мчится проворней ветров и крылатых молний быстрее;    

320  Следом, всех ближе к нему, но на много шагов  отставая,    

Салий бежит; а за ним позади, на большом расстоянье,    

Третьим бежит Эвриал.    

За Эвриалом – Гелим; за его спиною вплотную    

Мчится проворный Диор, наступая Гелиму на пятки,    

325  Тяжко дыша у него над плечом; и если бы дольше    

Им оставалось бежать, то соперника он обогнал бы.    

Ближе и ближе неслись бегуны усталые к цели,    

Путь завершая, – и вдруг несчастный Нис поскользнулся,    

В лужицу крови ступив[255] (когда  на лугу приносили    

330  В жертву быков, эту кровь на зеленые пролили  травы).    

Не находя под ногой опоры твердой, с разбега    

Наземь падает Нис, заранее гордый победой,    

Тело в священной крови и в нечистом навозе марая.    

Но и тут, не забыв о любимом своем Эвриале,    

335  Телом он Салию путь преградил, приподнявшись из  грязи.    

Тотчас на плотный песок упал споткнувшийся Салий.    

Вырвался сразу вперед и под плеск ладоней и крики    

Первым пришел Эвриал – победитель по милости друга.    

Следом Гелим прибежал, а Диор взял третью награду.    

340  Тут перед всею толпой, пред скамьями граждан  старейших,    

Криками дол огласив, потребовал Салий награды:    

Только-де хитростью он был лишен победы и чести.    

Но благосклонна толпа к Эвриалу, льющему слезы:    

Доблесть милее вдвойне, если доблестный телом прекрасен.    

345  За Эвриала стоит и Диор, всех громче кричащий:    

Он последним пришел и лишился бы третьей награды,    

Если бы первой теперь удостоен был Салий упавший.    

Им отвечал родитель Эней: "Остаются за вами    

Ваши дары, и порядка наград никто не изменит.    

350  Мне же дозвольте друзьям, в неудаче своей не  повинным,    

Жалость явить". И Салию в дар с такими словами    

Шкуру мохнатую льва с золотыми когтями поднес он.    

Нис на это сказал: "Если ты упавших жалеешь,    

Если так щедро дары раздаешь побежденным, – то чем же    

355  Ниса ты наградишь? Ведь венок он первый стяжал  бы,    

Если бы злою судьбой, как и Салий, не был обманут".    

Вымолвив, он показал на лице и на теле могучем    

Пятна грязные всем. И со смехом добрый родитель    

Щит приказал принести, – Дидимаоном сделан искусным,    

360  Сорван был он с дверей в данайском храме  Нептуна,    

Ныне же юному стал герою славной наградой.    

     

Так завершился бег, так награды розданы были.    

"Все, в ком отвага жива, чье сердце страха не знает,    

Пусть придут, обвязав кулаки боевыми ремнями!" —    

365  Громко Эней возгласил и бойцам назначил награды:    

В дар победителю – бык в золотых повязках и лентах,    

Шлем драгоценный и меч побежденного ждут в утешенье.    

Тотчас Дарет, похваляясь своей непомерною силой,    

Вышел вперед из рядов, громогласным ропотом встречен.    

370  Некогда он лишь один выходил сражаться с  Парисом,    

Им же в кулачном бою над могилой Гектора свежей    

Бутес огромный, никем дотоле не побежденный,    

Предком звавший своим бебрикийцев[256] владыку Амика,    

Сбит был с ног и на желтый песок полумертвым повержен.    

375  Голову гордо подняв, Дарет, готовый к сраженью,    

Встал, чтобы видели все могучие плечи, и руки, —    

Ими он наносил в пустоту удар за ударом.    

Ищет противника он, но никто из толпы многолюдной    

Выйти не смеет к нему и надеть ремни боевые.    

380  Тут, решив, что победу ему без борьбы уступают,    

Перед Энеем он встал, нетерпеньем радостным полон,    

Левой рукою за рог быка схватил и промолвил:    

"Сын богини, никто не решается ввериться битве!    

Долго ль еще мне стоять? Когда конец ожиданью?    

385  Взять награду вели!" Зашумели громко  дарданцы,    

Требуя, чтобы дары Дарету отданы были.    

В это время Акест упрекал сердито Энтелла,    

Рядом сидевшего с ним на скамье из зеленого дерна:    

"Зря, как видно, Энтелл, средь героев был ты  храбрейшим,    

390  Если можешь стерпеть, чтоб такие награды без боя    

Взял он! Ужель обучал нас божественный Эрикс? Не зря ли    

Я поминаю его? Где молва об Энтелле, что мчалась    

Встарь по Тринакрии всей? Где за прежние битвы  награды?"    

Так Энтелл отвечал: "Нет, стремленья к славе из сердца    

395  Страх не прогнал; но в жилах моих бессильная  старость    

Кровь леденит и покинула мощь остывшее тело.    

Если б, как в прежние дни, и я, словно этот надменный,    

Был уверен в себе, полагался на юные силы, —    

Не за награду, поверь, не тельцом прекрасным прельщенный,    

400  Вышел бы я: мне дары не нужны!" С такими  словами