1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
— Да, сэр.
   
— Я посылал за вами час назад.
   
— Да, сэр. Но я был на дежурстве всю ночь и все утро, и столько всего нужно было…
   
— Я считаю, что приказам должно подчиняться незамедлительно, сержант.
   
— Да, сэр. Я тоже, сэр. И потому…
   
— Дисциплина начинается сверху, сержант. Люди подчиняются вам, вы подчиняетесь мне, я — своему начальству.
   
— Рад слышать, сэр. — У Раста была та же твердая хватка и в вежливости.
   
— Что там творится во дворе?
   
Ваймс поплыл по течению…
   
— Поднимаю мораль, сэр. Вселяю эспридекор[10].
   
… и налетел на рифы. Раст поднял брови.
   
— Зачем? — спросил он. — Они должны делать то, что им приказывают, как и вы. Дружеские объятия в это не входят.
   
— Товарищество помогает в работе. Знаю на собственном опыте.
   
— Вы таращитесь на меня, Киль?
   
— Нет, сэр. Это выражение искреннего сомнения, сэр. «Таращиться» на четыре ступеньки выше этого, сразу после «забавного взгляда», сэр. Согласно военному обычаю и практике, сэр, сержанту дозволено все, вплоть до выражения проницательно…
   
— Что это за шапка на ваших нашивках?
   
— Это значит «караульный пристав», сэр. Они были особым родом полицейских.
   
Капитан что-то буркнул и взглянул на лежащие перед ним бумаги.
   
— Лорд Ветрун получил необычную просьбу произвести вас в лейтенанты, сержант. От Каченса, капитана Неназываемых. А его светлость прислушивается к капитану Каченсу. Да, и он хочет перевести вас к Неназываемым. Лично я считаю, что он спятил.
   
— Здесь я с вами согласен на все сто, сэр.
   
— Вы не хотите стать лейтенантом?
   
— Нет, сэр. Слишком много для Дика и слишком мало для Ричарда, сэр, — ответил Ваймс, фокусируя взгляд в нескольких дюймах над головой Раста.
   
— Что?
   
— Ни то, ни другое, сэр.
   
— А, так вы хотите стать капитаном, да? — злобно ухмыльнулся Раст.
   
— Нет, сэр. Я не хочу быть офицером, сэр. Я теряюсь, когда на столе лежит больше одного ножа и вилки, сэр.
   
— Не думаю, что из вас вышел бы хороший офицер, сержант.
   
— Нет, сэр. Благодарю, сэр. — Старый добрый Раст. Юный добрый Раст. Та же необдуманная грубость, скрывающаяся под маской откровенного разговора, та же твердолобость и все та же мелочная злоба. Любой сержант, достойный своих нашивок, способен понять, как это использовать.
   
— Хотя я не против перевода к Особым, сэр, — высказал он. Это был блеф, но заходить далеко он не собирался. На Раста можно положиться.
   
— Полагаю, вам и впрямь бы этого хотелось, Киль, — ответил Раст. — Не сомневаюсь, вы веревки вили из этого старого дурака, Тильдена, и вам не нравится, что новый капитан держит руку на пульсе, а? Нет, вы, черт возьми, останетесь здесь, ясно?
   
«Замечательно, — подумал Ваймс. — Порой это все равно, что смотреть, как оса садится на крапиву: кого-то ужалит, а тебе нет до этого никакого дела.»
   
— Да, сэр, — сказал он вслух, все еще смотря вперед.
   
— Вы брились сегодня?
   
— Нельзя, сэр, — соврал Ваймс. — Наказ врача. Швы на лице, сэр. Могу побрить только половину, сэр.
   
Он стоял неподвижно, пока Раст нехотя рассматривал его. Рана все еще болела, и Ваймс пока не осмелился снять повязку.
   
— Ударились своим же колокольчиком, да? — хмыкнул капитан.
   
Ваймс дернул пальцами.
   
— Очень смешно, сэр, — произнес он.
   
— А теперь постройте людей, Киль. Поторопитесь. Я спущусь через минуту. И пусть этот идиот с плоским носом очистит конюшню.
   
— Сэр?
   
— Скоро приведут мою лошадь. И я не хочу видеть там вашу клячу.
   
— Что, выставить Мэрилин, сэр? — Ваймс был искренне поражен.
   
— Это приказ. И он должен подчиниться.
   
— Что вы хотите, чтобы он с ней сделал, сэр?
   
— Мне все равно! Вы сержант, у вас есть приказ. Здесь ведь есть скотобойни? Люди же должны что-то есть, так?
   
Ваймс мгновение колебался. Потом отдал честь.
   
— Так точно, сэр.
   
— Знаете, что я видел по дороге сюда, сержант?
   
— Не представляю, сэр, — отозвался Ваймс, смотря прямо вперед.
   
— Люди строили баррикады, сержант.
   
— Сэр?
   
— Я знаю, что вы меня слышали!
   
— Ну, этого и следовало ожидать, сэр. Такое уже случалось. Люди нервничают. До них доходят слухи о толпах и вышедших из подчинения солдатах. Они пытаются защитить свою улицу…
   
— Это вопиющее неподчинение правительству! Люди не могут брать закон в свои руки!
   
— Ну, да. Но такие вещи проходят сами собой…
   
— Боги, и как только вас повысили до сержанта?
   
Ваймс знал, что должен остановиться на этом. Раст был дураком. Но сейчас он был юным дураком, что можно простить. Может, если заняться им пораньше, то можно довести до идиота.
   
— Порой стоит… — начал он.
   
— Прошлой ночью на все штабы стражи были совершены нападения, — говорил Раст, игнорируя его. — Но не на этот. Как вы это объясните? — Его усы ощетинились. Избежание нападения было первым доказательством бесхарактерности Ваймса.
   
— Это было…
   
— На сколько мне известно, один человек попытался напасть на вас. Где он сейчас?
   
— Не знаю, сэр. Мы перевязали его рану и отвели домой.
   
— Вы его отпустили?
   
— Да, сэр. Он… — Но Раст всегда перебивал, задавая вопрос, ответ на который он в общем-то и перебивал.
   
— Почему?
   
— Сэр, потому что в то время я посчитал…
   
— Вы знаете, что ночью убили троих стражников? По улицам шастали банды! Так что было введено военное положение! Сегодня мы покажем им твердость руки! Соберите людей! Сейчас же!
   
Ваймс отдал честь, развернулся и стал медленно спускаться по ступеням. Он не стал бы спешить навстречу неприятностям.
   
Твердость руки. Точно. Банды на улицах. Мы совершенно ничего не делали, когда они были простыми преступниками. А когда на обеих сторонах оказались безумцы и идиоты, и все уравновешено… что ж, неприятности легче всего найти, если их ищет достаточное количество людей.
   
Одним из тяжелейших уроков в жизни Сэма было узнать, что те, кто был в ответе, не отвечали ни за что. Что в правительстве не было людей с хваткой, и что планы составляются теми, кто не умеет думать.
   
Большинство стражников толпились у лестницы. Мордачу хорошо удавались разговоры на беспокойные темы.
   
— Приведите себя в порядок, парни, — сказал Ваймс. — Капитан будет здесь через несколько минут. Пришло время показать свою силу.
   
— Какую силу? — переспросил Билли Виглет.
   
— А, Билли, будет вот что: злостные революционеры, лишь увидев нас, зароются обратно в свои норы, — ответил Ваймс. И тут же пожалел об этом. Билли не понимал иронии. — Я имею в виду, что мы проветрим свою форму, — перевел он.
   
— Из нас котлету сделают, — вставил Фред Колон.
   
— Только если мы не будем держаться вместе, — ответил Сэм.
   
— Точно, — кивнул Ваймс. — Кроме того, мы хорошо вооружены, и будем находиться среди горожан, которые, по закону, безоружны. Если мы будем осторожны, то сильно не пострадаем.
   
Еще один неверный ход. «Черный юмор стоит преподавать в школе, — подумал он. — Кроме того, вооруженные люди могут попасть в беду, если невооруженные люди сильно разозлены, особенно, если улицы выложены каменными плитами.»
   
Он услышал, как вдалеке часы пробили три. Этим вечером улицы взорвутся.
   
Согласно книгам по истории, все началось на закате с одного выстрела. Один из пехотных полков будет стоять на поле Куриного Выводка, ожидая приказов. И за ним будут наблюдать люди. Солдаты всегда привлекают аудиторию: впечатлительных детей, вездесущую анкморпоркскую толпу и, конечно, дам с определенными торговыми наклонностями.
   
Толпы там не должно было быть, говорили потом. Но где же ей быть еще? Поле — популярное место. Единственный зеленоватый уголок в городе. Там играли в разные игры и, конечно, всегда можно поглазеть на висельника. А солдаты были обычными пехотинцами, чьими-то сыновьями и мужьями, просто отдыхали и выпивали.
   
Ну, это уж точно — потом говорили, что солдаты были пьяны. И что они не должны были быть там. Мда, именно в этом и была причина, решил Ваймс. Никого не должно было там быть.
   
Но они были, а стрела попала капитану в живот, и он упал на землю, и кто-то из лучников выстрелил в ту сторону, откуда она прилетела. Так было написано в книгах. Они стреляли в окна, откуда выглядывали люди. Может, выстрелили все же оттуда.
   
Некоторые стрелы не долетели, другие — наоборот. И кое-кто выстрелил в ответ.
   
А потом одна за другой стали происходить ужасные вещи. Они все равно уже должны были начаться. Напряженность распрямилась, точно огромная пружина, рассекая город.
   
Заговорщики были, это уж точно. Некоторые были обычными людьми, которым просто все надоело. Были молодые бедные люди, которым не нравилось, что всем заправляют те, кто стар и богат. Кому-то просто хотелось подцепить девчонку. Но были и идиоты, столь же безумные, как и Каченс, так же косно и неопределенно относившиеся к миру, и были они на стороне того, что называли «народом». Ваймс прожил свою жизнь на улице и встречал нормальных людей и дураков, и тех, кто мог забрать пенни у слепого попрошайки, и людей, которые творили маленькие чудеса или ужасные преступления за крошечными окнами своих домов, но он никогда не видел Народ.
   
Люди на стороне Народа всегда разочаровывались. Они понимали, что Народ не стремился быть благодарным или признательным, или дальновидным, или же просто подчиняться им. Народ оказывался узкомыслящим и консервативным, и не особо умным, и даже не доверявшим доводам разума. И тогда дети революции сталкивались с вечной проблемой: дело не в том, что у тебя не то правительство, что казалось очевидным, а в том, что народ не тот.
   
Как только ты начинаешь относиться к людям как к измеряемым вещам, они лезут из-под линеек. То, что скоро охватит улицы, будет не революцией и не восстанием. Это будут простые напуганные люди. Именно так происходит, когда ломается механизм жизни города, колесики не крутятся и нарушаются все маленькие правила. А если это происходит, люди становятся хуже овец. Овца просто бежит; она не пытается укусить другую овцу.
   
К закату униформа станет мишенью. И не будет иметь значения, что думает стражник. Он просто станет еще одним человеком в доспехах…
   
— Что? — переспросил он
   
— Вы в порядке, сержант? — забеспокоился капрал Колон.
   
— Хмм? — промычал Ваймс, вернувшись в настоящее.
   
— Вы были где-то вовне, — продолжал Фред. — Смотрели в пустоту. Вам бы стоило выспаться прошлой ночью, сержант.
   
— В могиле отоспимся, — сказал Ваймс, осматривая ряды стражников.
   
— Ну да, я это слышал, сержант, но ведь никто не разбудит и не принесет чашку чая. Я построил их.
   
Ваймс видел, что Фред приложил некоторые усилия. Да и сами люди тоже. Он никогда не видел, чтобы они выглядели так… официально. Обычно на них были лишь шлем и нагрудник. Помимо этого все остальное было разнообразно и необязательно. Но сегодня они, по крайней мере, выглядели опрятно.
   
Но вот рост… Ни один человек не смог бы нормально осматривать ряд, где на одном конце стоял Виглет, а на другом — Ненсибел. Виглет был настолько невысок, что однажды его обвинили в том, что он таращился на пупок сержанта, поскольку смотреть прямо в глаза он просто не мог, тогда как Ненсибел первым из всех узнавал, что идет дождь. Нужно было отойти довольно далеко, чтобы смотреть на них обоих, не напрягая глаз.
   
— Отлично, парни, — наконец высказал он и тут услышал, как Раст спускается по ступеням.
   
Он впервые лицезрел своих новых подчиненных в полном составе. Надо признать, что в этом случае он держался довольно неплохо. Капитан лишь вздохнул.
   
А потом повернулся к Ваймсу и произнес:
   
— Мне нужно встать на что-нибудь.
   
Ваймс непонимающе посмотрел на него.
   
— Сэр?
   
— Я хочу обратиться к людям, чтобы вдохновить их и укрепить их решимость. Они должны понимать политическую основу сложившейся ситуации.
   
— А, так мы знаем, что лорд Ветрун чокнулся, — весело отозвался Виглет.
   
Лоб Раста практически покрылся льдом.
   
Ваймс тут же вмешался.
   
— Отряд, раааазойдись! — выкрикнул он и шепнул Расту, когда люди разбежались: — Можно с вами поговорить, сэр?
   
— Он, правда, сказал, что… — начал Раст.
   
— Да, сэр. Это простые люди, сэр, — ответил Ваймс, быстро соображая. — Лучше их не беспокоить, если вы меня понимаете.
   
Раст включил это в список действий. Ваймс видел, как он думает. Это был выход, и это устраивало его. Это означало, что констебль не насмехается над ним, он всего лишь столкнулся с простаком.
   
— Они знают свой долг, сэр, — добавил Ваймс на всякий случай.
   
— Их долг, сержант, делать то, что им приказывают.
   
— Так точно, сэр.
   
Раст погладил усы.
   
— В ваших словах что-то есть, сержант. И вы им доверяете?
   
— Вообще-то да, сэр.
   
— Хмм. Мы пройдем по ближайшим улицам через десять минут. Пришло время действовать. Доклады беспокоят меня. Мы должны держать оборону, сержант.
   
«И ведь он верит в это, — подумал Ваймс. — Он точно верит.»
   
   
Стражники маршировали под полуденным солнцем, и получалось у них довольно плохо. Они не были приучены к маршированию. Обычно они передвигались прогулочным шагом, что нельзя назвать военным маневром, или же сбегали, что, в общем-то, признано.
   
К тому же, в строю чувствовалось течение благоразумной трусости. Как только человек оказывался в самом эпицентре, в его походке тут же появлялось что-то, что неукоснительно тянуло его в сторону. У стражников были щиты, но эти легкие плетеные изделия предназначались лишь для отражения ударов и защиты от камней, но ничего заостренного они остановить бы не смогли. И потому передвигались стражники медленно, плотно прижавшись друг к другу.
   
Раст этого не замечал. У него вообще был дар не замечать то, чего он не хотел видеть, и не слышать то, чего не хотел слышать. Но баррикаду он пропустить не смог.
   
Анк-Морпорк не был городом, не в полном смысле этого слова. До того, как город начал разрастаться, места вроде Сестричек Долли и Ворсового Холма, и Семи Спящих были поселками. В какой-то мере они до сих пор держались обособленно. Что же до остального… ну, стоило только уйти с главной улицы, как все становились просто соседями. Люди не часто переезжали. Когда напряженность увеличивалась, ты полагался на своих друзей и свою семью. Что бы ни происходило, ты старался удостовериться, что на твоей улице ничего подобного нет. Это была не революция. Совсем наоборот. Это была защита своего порога.
   
Баррикаду строили на улице Китовой Кости. Она не была хорошей, поскольку делали ее из перевернутых рыночных лотков, небольшой тележки и домашней мебели, но это был Символ.
   
Усы Раста ощетинились.
   
— Прямо под нашим носом, — выкрикнул он. — Это вызов существующему правительству, сержант. Выполняйте свой долг!
   
— И что же в этом случае я должен делать, сэр? — спросил Ваймс.
   
— Арестовать главарей! И пусть ваши люди разберут баррикаду!
   
Ваймс вздохнул.
   
— Хорошо, сэр. Если вы постоите здесь, я поищу их.
   
Он пошел к сваленному хламу, чувствуя на себе взгляды людей, бывших впереди и сзади. Сделав несколько шагов, он остановился и сложил руки.
   
— Эй, вы, что здесь творится? — крикнул он.
   
Послышался шепот. И он был готов к тому, что случится дальше. Когда с вершины полетел камень, он поймал его обеими руками.
   
— Это был простой вопрос, — произнес он. — Ну же!
   
С другой стороны опять зашептались. Он четко расслышал «… это сержант со вчерашней…» и какой-то спор. Потом голос крикнул:
   
— Смерть Фашистским Угнетателям!
   
На этот раз спор был еще более громким. Он услышал слова «ох, ну ладно», а потом:
   
— Смерть Фашистским Угнетателям, Исключая Присутствующих! Теперь все довольны?
   
Ваймс знал этот голос.
   
— Мистер Реджинальд Башмак? — спросил он.
   
— Я сожалею, что могу отдать лишь одну жизнь за улицу Китовой Кости! — выкрикнул голос откуда-то из-за платяного шкафа.
   
«Если бы ты только знал», — подумал Ваймс.
   
— Не думаю, что это так необходимо, — отозвался он. — Ну же, дамы и господа. Разве так нужно себя вести? Вы не можете брать… закон… в свои… руки… — И он запнулся.
   
Порой мозг не поспевает за ртом.
   
Он повернулся и взглянул на отряд, которому не нужно было никаких напоминаний о нерешительности действий. А потом опять посмотрел на баррикаду.
   
А где этот закон? Именно сейчас?
   
Чем он вообще занимается?
   
Работой, конечно. Той, что перед тобой. Он всегда делал ее. И закон всегда был… где-то там, но всегда рядом. Он всегда был в этом твердо уверен, и определенно это было тем, для чего и нужен значок.
   
Значок очень важен. Да. Он в форме щита. Для защиты. Во тьме длинных ночей он раздумывал над этим. Значок защищал тебя от зверя, потому что зверь таился во тьме его мыслей.
   
Он голыми руками убивал оборотней. Тогда он обезумел от ужаса, но зверь был где-то внутри и придавал ему силы…
   
Кто знает, какое зло может таиться в сердце человека? Коп, вот кто. Лет через десять ты полагал, что уже все повидал, но тени преподносили новые ужасы. Ты видел, насколько близко со зверем живет человек. И тогда понимал, что подобные Карцеру не были безумцами. Они были невероятно разумны. Просто у людей не было щита. Они смотрели на мир и понимали, что все правила не должны применяться к ним, только не по их желанию. Все глупые истории их не могли одурачить. Они держали зверя за лапу.
   
Но он, Сэм Ваймс, держался значка, кроме тех случаев, когда даже этого было недостаточно, и вместо этого он держался за бутылку…
   
И сейчас он чувствовал себя так, словно приложился к бутылке. Мир кружился. Где закон? Вот баррикада. Кого от чего она защищает? Городом правит безумец и его таинственные дружки, так где же закон?
   
Копам нравится говорить людям, что они не должны брать закон в свои руки, и они полагают, будто знают, что это означает. Они думали о нормальных временах и людях, которые брали в руки дубинку и решали разобраться с соседом из-за того, что его собака слишком часто делала кучу у их порога. Но в подобное время кому принадлежит закон? Если он не должен быть в руках людей, то, черт возьми, где тогда? У тех людей, что знают лучше? Но тогда вы получали Ветруна и его ребят, и насколько это лучше?
   
И что же будет дальше? Да, у него есть значок, но это не его значок, не совсем… и ему отдали приказ, но приказ был неверным… и у него были враги… и, возможно, не было будущего. Его больше не существовало. Не было ничего реального, никакой твердой земли под ногами, только Сэм Ваймс там, где его не должно быть…
   
Казалось, будто его тело, пытаясь бросить все силы, какие только возможно, на разборку перемешавшихся мыслей, высасывало эти силы из остального Ваймса. В глазах потемнело. Колени задрожали.
   
И не было ничего, кроме отчаяния.
   
И взрывов.
   
Хэвлок Ветинари вежливо постучал в окошко маленького кабинета внутри главных ворот Гильдии Убийц.
   
Дежурный вахтер поднял перегородку.
   
— Выхожу, мистер Бордов, — произнес убийца.
   
— Да, сэр, — отозвался Бордов, пододвигая к себе толстую книгу. — А куда мы сегодня идем, сэр?
   
— Просто разведать, мистер Бордов. Просто осмотреться.
   
— А, прошлым вечером, сэр, я говорил миссис Бордов, что вы лучше всех умеете осматриваться.
   
— Мы смотрим и учимся, мистер Бордов, смотрим и учимся, — кивнул Ветинари, расписываясь в книге и возвращая карандаш на его подставку. — А как ваш малыш?
   
— Благодарю, сэр, ему лучше, — ответил вахтер.
   
— Рад это слышать. О, вижу, достопочтимый Джон Кровистек вышел по делам. Во дворце?
   
— Ну, ну, сэр, — ухмыльнулся Бордов, грозя пальцем. — Вы же знаете, я не могу говорить об этом, даже если бы знал.
   
— Разумеется, нет. — Ветинари взглянул на старую латунную полочку на стене кабинета, где лежало несколько конвертов. Над полкой было написано «Действующие».
   
— Доброго вам дня, мистер Бордов.
   
— И вам, сэр. Хорошо, э… осмотреться.
   
Он смотрел, как молодой человек вышел на улицу. Потом Бордов направился в закуток, примыкающий к кабинету, чтобы поставить чайник.
   
Ему нравился юный Ветинари, тот был спокойным и усердным, и, стоит заметить, в определенных случаях, щедрым молодым человеком. Но несколько странноватым. Однажды Бордов наблюдал, как он стоял в фойе. Просто стоял, и все. Он даже не пытался скрыть себя. Через полчаса Бордов подошел к нему и спросил: «Могу я помочь вам, сэр?»
   
А Ветинари ответил: «Благодарю, мистер Бордов, но нет. Я просто приучаю себя стоять неподвижно».
   
И больше не было никакого разумного объяснения. И юноша, должно быть, ушел через какое-то время, потому что Бордов не помнил, что видел его еще раз в тот день.
   
Из кабинета донесся какой-то скрип, и он высунул голову из-за двери. Никого не было.
   
Когда он готовил чай, ему показалось, что в кабинете раздался шорох, и он вышел проверить. Интересно, подумал он позже. Кабинет был даже более пустым, чем, если бы, ну, там никого не было.
   
Он вернулся обратно в свое мягкое кресло в своем закутке и расслабился.
   
Конверт с надписью «Кровистек, Дж.» осторожно опустился обратно на латунную полочку.
   
Взрывов было много. По всей улице летали фейерверки. Гремели тамбурины, рог издавал неизвестные в природе аккорды, и из-за угла, кружась и танцуя, появились монахи, певшие во весь голос.
   
Ваймс, упав на колени, смотрел, как рядом кружились сандалии, и плыли по воздуху грязные рясы. Раст что-то кричал танцующим, а они улыбались и махали руками.
   
Что-то квадратное, серебристое упало в грязь.
   
И монахи, танцуя, направились в переулок, крича и кружась, и ударяя в свои гонги…
   
— Чертовы язычники! — Раст подошел ближе. — Вас не задело, сержант?
   
Ваймс поднял серебряный прямоугольник.
   
В нагрудник Раста ударился камень. Когда он поднял мегафон, в его колено попал вилок капусты.
   
Ваймс уставился на поднятый предмет. Это был небольшой, слегка изогнутый портсигар.
   
Он открыл его и прочел:
   
«Сэму с любовью от твоей Сибиллы».
   
Мир сдвинулся. Но Ваймс уже не чувствовал себя дрейфующим кораблем. Брошенный якорь развернул его прямо навстречу поднимающейся волне.
   
Из-за баррикады полетела лавина различных предметов. Это ведь старинный анк-морпоркский обычай, и было в Расте что-то такое, что делало его подходящей мишенью. Со всем достоинством, которое он смог собрать, Раст снова поднял мегафон и добрался уже до «я предупреждаю вас…», прежде чем камень выбил устройство из его руки.
   
— Ну что ж, замечательно, — произнес он и несколько деревянной походкой вернулся к отряду. — Сержант Киль, прикажите людям стрелять. Один залп, поверх баррикады.
   
— Нет, — сказал поднимающийся с земли Ваймс.
   
— Я могу лишь предположить, что вас оглушило, сержант, — бросил Раст. — Люди, приготовьтесь выполнять приказ.
   
— Я лично убью первого, кто выстрелит, — проговорил Ваймс. Он не кричал. Это была простая фраза о том, что может преподнести будущее.
   
Выражение лица Раста не изменилось. Он осмотрел Ваймса с ног до головы.
   
— Значит, бунт, сержант? — спросил капитан.
   
— Нет. Я не солдат, сэр. Я не могу бунтовать.
   
— Военное положение, сержант! — выкрикнул Раст. — Официально!
   
— Вот как? — переспросил Ваймс, когда на них обрушился новый ливень из камней и овощей. — Поднять щиты, парни.
   
Раст повернулся к Фреду Колону.
   
— Капрал, арестуйте этого человека!
   
Колон сглотнул.
   
— Я?
   
— Вы, капрал. Немедленно.
   
Розовое лицо Колона покрылось бледными пятнами.
   
— Но он… — начал он.
   
— Вы не станете? Тогда, похоже, придется мне, — произнес капитан. Он вытащил свой меч.
   
И в этот момент Ваймс услышал щелчок, когда арбалет снялся с предохранителя, и застонал. Он не помнил, что подобное случилось.
   
— Вам лучше убрать этот меч, сэр, прошу, — раздался голос младшего констебля Ваймса.
   
— Ты не выстрелишь в меня, ты, тупой юнец. Это будет убийством, — спокойно отозвался капитан.
   
— Не будет, я целюсь в другое место, сэр.
   
«Черт побери, — подумал Ваймс. — Может, парень действительно простак.» Потому что уж чем-чем, а трусом Раст не был. Он почитал идиотское упрямство за храбрость. Он не отступил бы и перед дюжиной вооруженных людей.
   
— А, похоже, я понимаю, в чем здесь проблема, капитан, — радостно вмешался Ваймс. — Как, впрочем, и твоя, младший констебль. Произошло небольшое недоразумение, сэр, но сейчас все исправится…
   
Этот удар он запомнит надолго. Он был великолепным. Как по учебнику. Раст упал как подкошенный.
   
В свете всех своих сожженных мостов Ваймс сунул руку обратно в задний карман. Благодарю вас, миссис Милотельн и ваши маленькие приспособления.
   
Он повернулся к стражникам, чьи лица представляли собой картину немого ужаса.
   
— Пусть в протоколе отметят, что это сделал караульный пристав Джон Киль, — сказал он. — Ваймс, что я говорил тебе насчет размахивания оружием, которое не собираешься использовать?
   
— Вы уложили его, сержант! — пискнул Сэм, все еще таращась на мирно сопящего капитана.
   
Ваймс потряс рукой.
   
— Пусть так же запишут, что я принял командование после того, как у капитана случился внезапный приступ помешательства, — продолжил он. — Вади, Виглет… оттащите его обратно в штаб и заприте там, хорошо?
   
— Что мы будем делать, сержант? — взвыл Колон.
   
А… Сохранять мир. В этом все дело. Люди редко понимали, что это значит. Вы вмешиваетесь в нечто жизненно опасное, вроде двух соседей, сцепившихся на улице из-за того, кому принадлежит живая изгородь между их домами, и они, излучая огромную самоуверенность, оба кричат, а их жены либо тоже дерутся рядом, либо же уединились на кухне поболтать за чашечкой чая. И все они полагают, что именно вы во всем разберетесь.
   
И они никак не могут понять, что это не ваша обязанность. Разбираться в этом должен знающий топограф или, может, пара адвокатов. Ваша же задача заключается в том, чтобы подавить желание столкнуть их тупые головы вместе, не замечать их оскорбительные оправдания, заставить их прекратить кричать и убраться с улицы. И если вам удавалось этого добиться, то ваша работы была сделана. Вы не были каким-то богом, который всем раздавал истинную справедливость. Вашей работой было просто вернуть мир.
   
Разумеется, если ваши строгие слова не срабатывали, и потом мистер Смит перелезал через оную ограду и парой садовых ножниц закалывал мистера Джонса насмерть, у вас появлялась иная работа — разбирательство с печально известным Убийством Из-за Садовой Изгороди. Но, по крайней мере, этому вас учили.
   
От полицейского люди ожидают всего, но рано или поздно это сводится к одному: они хотят, чтобы вы не дали этому случиться.
   
Не дали этому случиться…
   
— Что? — переспросил он, вдруг замечая голос, который, вообще-то, раздался некоторое время назад.
   
— Я говорю, он спятил, сержант?
   
Но когда ты падаешь со скалы, становится слишком поздно раздумывать, а была ли на эту гору тропа получше…
   
— Он приказал вам стрелять в людей, которые не стреляли в вас, — прорычал Ваймс, шагая вперед. — Это делает его сумасшедшим, разве нет?
   
— Они бросают камни, сержант, — вставил Колон.
   
— И что? Отойдите подальше. Они устанут раньше нас.
   
Вообще-то шквал камней прекратился; даже во времена кризиса жители Анк-Морпорка не прочь посмотреть приличное уличное представление. Ваймс прошел вперед и остановился, чтобы поднять покореженный мегафон Раста.
   
Подойдя ближе, он бросил взгляд на лица, едва различимые между ножками стульев и прочего хлама. Он знал, где-то должны быть Неназываемые, просто помогавшие всему развиваться дальше. Если повезет, до улицы Китовой Кости им нет никакого дела.
   
Защитники шептались. Взгляд большинства из них Ваймс узнал, потому что точно такое же выражение он пытался убрать со своего лица. Это был взгляд людей, чей мир вдруг исчез прямо из-под ног, и теперь они пытались бить чечетку на зыбучих песках.
   
Он отбросил дурацкий никчемный мегафон и сложил руки.
   
— Некоторые из вас меня знают! — крикнул он. — Я сержант Киль, в данный момент командующий стражей на улице Паточной Шахты! И я приказываю вам разобрать баррикаду…
   
За этим последовал целый хор издевок и пара каких-то плохо брошенных предметов. Ваймс не двигался, пока это не прекратилось. Потом он вновь поднял руки.
   
— Повторяю, я приказываю разобрать эту баррикаду. — Он сделал глубокий вздох и продолжил: — И поставить ее на углу Цепной улицы! И еще одну в начале Сквозной! И постройте ее должным образом! Боже правый, нельзя же просто сваливать все в кучу! Баррикаду нужно сооружать! Кто здесь главный?
   
Из-за перевернутой мебели послышались тревожные голоса, а потом раздался голос: «Вы?». И смех.
   
— Очень смешно! Теперь слушайте сюда! Нами пока никто не заинтересовался! Это тихий район! Но если все зайдет слишком далеко, у вас за спиной окажутся кавалеристы! С саблями! Как долго вы сможете продержаться? Но если вы перекроете этот конец Паточной Шахты и тот Сквозной, тогда им останутся лишь переулочки, а подобное им не нравится! Решать, правда, вам. Мы бы не прочь защитить вас, но я и мои люди будем здесь, с другой стороны баррикады…
   
Он развернулся на пятках и подошел к стражникам.
   
— Так-то, парни, — сказал он. — Вы все слышали. Паунс и Гаскин, возьмите фургон и переверните его на мосту. Вади и Ненсибел, и ты тоже, Фред… найдите тележки. Вы выросли здесь, так что не говорите мне, что никогда этого не делали. Заблокируйте парочкой эти улицы, а остальные пустите по переулкам, пока они сами не застрянут меж домов. Вы знаете окрестности. Перекройте все задние улочки.
   
Колон поскреб нос.
   
— Со стороны реки это сработает, сержант, но ведь со стороны Теней все перекрыть невозможно.
   
— Не беспокойся об этом, — отозвался Ваймс. — Оттуда кавалерия не появится. Знаешь, как в Тенях называют лошадь?
   
— Да, сержант. Обедом, — ухмыльнулся Колон.
   
— Верно. Всем остальным — вытаскивайте из Штаба все скамьи и столы…
   
Он вдруг понял, что никто даже не двинулся. В воздухе витала некая… недоговоренность.
   
— Ну?
   
Билли Виглет снял шлем и вытер лоб.
   
— Э… как далеко это зайдет, сержант?
   
— До самого конца, Билли.
   
— Но мы ведь принесли присягу, сержант, а теперь мы не подчиняемся приказам и помогаем повстанцам. Это не кажется правильным, сержант, — продолжал несчастный Билли.
   
— Вы присягали поддерживать законы и защищать горожан без страха и упрека, — отрезал Ваймс. — Защищать невинных. Вот, что они внесли в присягу. Может, это считалось важным. И нет ничего ни о каких приказах, даже от меня. Ты офицер закона, а не солдат правительства.
   
Пара человек с тоской смотрели в пустую, зовущую улицу.
   
— И я не собираюсь останавливать никого, кто решит уйти, — добавил Ваймс. Смотреть тут же перестали.
   
— Драсте, мистер Киль, — донесся липкий голосок из-за его спины.
   
— Да, Шнобби? — спросил он, не поворачиваясь.
   
— Э… а как вы узнали, что это я, сержант?
   
— Это истинный дар, малыш, — вздохнул Ваймс и, вопреки всей мудрости, повернулся к беспризорнику. — Что случилось?
   
— Большой бунт на Саторской площади, сержант. И еще, говорят, что в штаб у Сестричек Долли вломились люди и вышвырнули лейтенанта из окна. И повсюду мародеры и дневная стража ловит всех, хотя, конечно, сейчас большинство из них прячутся…
   
— Да, я понял, — перебил его Ваймс. Карцер был прав. Копов всегда меньше, и потому они могут действовать, только если люди позволяют им это. Если же они меняли угол зрения и понимали, что ты всего лишь еще один придурок с дешевым металлическим значком, то твоя жизнь могла закончиться в канаве у дороги.
   
Теперь издалека он слышал крики.
   
Он посмотрел на колеблющихся стражников.
   
— С другой стороны, джентльмены, — произнес он, — если вы все же решите уйти, то куда же вы пойдете?
   
Та же мысль пришла в голову Колону и остальным.
   
— Мы достанем тележки, — заторопился Фред.
   
— А я хочу пенни, — вставил Шнобби, протягивая грязную ладонь. К его удивлению Ваймс вложил в нее доллар и сказал:
   
— И продолжай рассказывать мне обо всем, ладно?
   
Из штаб-квартиры стражи уже вытащили столы и лавки, и всего через пару минут появился Вади с тележкой пустых бочек. Забаррикадировать эти улицы оказалось гораздо проще, чем держать их в чистоте.
   
Стражники принялись за работу. Это они хотя бы понимали. Будучи детьми, они уже занимались подобным. А может, сейчас они думали: «эй, теперь на нас форма. Мы не можем быть неправыми.»
   
Ваймс пытался втиснуть скамейку в растущую стену, как вдруг заметил людей у себя за спиной. Но он продолжал работать, пока кто-то деликатно не кашлянул. Тогда он повернулся.
   
— Да? Чем могу помочь?
   
За ним стояла группа людей, и было вполне ясно, что собрал ее общий страх, потому как, судя по их лицам, они не стали бы связываться друг с другом, если бы этого можно было избежать.
   
Их представитель, или, по крайней мере, тот, кто стоял впереди, выглядел точно как человек, которого представлял себе Ваймс, думая об Убийстве Из-за Садовой Изгороди.
   
— Эмм… офицер…
   
— Да, сэр?
   
— Что, э… конкретно вы делаете?
   
— Охраняю мир, сэр. А именно эту его часть.
   
— Вы говорили, что повсюду беспорядки и солдаты…
   
— Вполне возможно, сэр.
   
— Ты не должен спрашивать его, Резерфорд, защищать нас — его долг, — рявкнула стоящая рядом с ним женщина, выглядевшая настоящей хозяйкой. Ваймс поменял свое мнение о человеке. Да, он выглядел, точно робкий семейный узник, из тех, что ужасаются мысли о разводе, но изо дня в день изобретают новые способы потрошения женщин. И можно было понять, почему.
   
Он одарил даму теплой улыбкой. В руках у нее была синяя ваза.
   
— Я могу вам помочь, мадам?
   
— Что вы намерены делать по поводу того, что нас зарежут в наших же постелях? — вопросила она.
   
— Ну, четырех еще нет, мадам, но если вы мне дадите знать, когда собираетесь уйти…
   
Ваймс был поражен, как быстро она выпрямилась. Даже Сибилла, будучи истинной Герцогиней, в жилах которой текла кровь двадцати поколений высокомерных предков, не могла бы сравниться с ней.
   
— Резерфорд, ты собираешься что-нибудь сделать?
   
Резерфорд взглянул на Ваймса. Тот понимал, что он небрит, растрепан, перепачкан, и, возможно, от него уже начинает попахивать. И потому решил не возлагать еще большие проблемы на плечи другого человека.
   
— Не могли бы вы и ваша дама помочь нам с баррикадой? — предложил он.
   
— О, да, благодарю… — начал Резерфорд, но его тут же перебили снова.
   
— Кое-какая мебель очень грязная, — заговорила миссис Резерфорд. — А это, что же, пивные бочки?
   
— Да, мадам. Но они пусты, — ответил Ваймс.
   
— Вы уверены? Я не собираюсь прятаться за алкогольными напитками! Я никогда не одобряла алкоголь, и мой муж — тоже!
   
— Могу заверить вас, мадам, любая бочка пива, найденная моими людьми, через некоторое время оказывается пустой. В этом вы можете не сомневаться.
   
— А ваши люди трезвы и чистоплотны? — продолжала женщина.
   
— Только если нет иного выбора, мадам, — кивнул Ваймс. Это оказалось приемлемым. В этом миссис Резерфорд походила на Раста. Она слушала интонации голоса, а не слова.
   
— Полагаю, милая, нам лучше поторопиться… — начал Резерфорд.
   
— Я не оставлю Отца! — воскликнула его жена.
   
— Не беспокойтесь, мадам, — вмешался Ваймс. — Где он?
   
— На баррикаде, разумеется! Которая, позвольте мне заметить, гораздо лучше прежней.
   
— Прекрасно, мадам. Если он спустится, мы…
   
— Э… вы не совсем поняли, сэр, — пробормотал Резерфорд. — Он, э… на баррикаде…
   
Ваймс поднял взгляд на баррикаду, а потом всмотрелся пристальнее. У самого верха сваленной мебели едва виднелось кресло. При дальнейшем рассмотрении оказалось, что оно занято спящей фигурой в шлепанцах.
   
— Он очень привязан к своему креслу, — вздохнул Резерфорд.
   
— Оно будет семейной реликвией, — добавила его жена. — Будьте так добры, пошлите ваших юношей забрать нашу мебель, хорошо? И будьте поосторожнее с нею. Поставьте ее где-нибудь сзади, чтобы в нее не попали.
   
Когда миссис Резерфорд направилась к зданию стражи, Ваймс кивнул Сэму и паре других людей.
   
— А какая-нибудь там битва будет? — спросил растревоженный мистер Резерфорд.
   
— Возможно, сэр.
   
— Боюсь, я не слишком-то хорош в этом.
   
— Не волнуйтесь, сэр. — Ваймс подтолкнул человека к баррикаде и повернулся к оставшейся группе. Ему казалось, что его сверлили чьи-то глаза, и теперь он смог проследить за взглядом и заметил молодого человека в черных брюках, рубашке с оборками и с длинными кудрявыми волосами.
   
— Это какая-то уловка, так ведь, — проговорил человек. — Вы заманите нас к себе, и никто никогда нас больше не увидит, да?
   
— Тогда не иди, Редж, — отозвался Ваймс. Он сложил руки и повернулся обратно к баррикаде улицы Китовой Кости. — Если кто-нибудь еще хочет присоединиться к нам, вам лучше поторапливаться! — крикнул он.
   
— Вы не знаете моего имени! — возразил Редж Башмак.
   
Он заглянул в большие выпученные глаза. Единственной разницей между нынешним Реджем и тем, которого он оставил в будущем, состояла в том, что констебль Башмак был гораздо серее и держался на нитках. Зомбийство было у него в крови. Он родился, чтобы быть мертвым. Он так твердо верил, что какая-то внутренняя пружинка так и не отпустила его. Он станет неплохим копом. Но революционер из него никудышный. Люди, настолько же пылкие, как и Редж, становились настоящей проблемой для революционеров. Именно так он и начинал.
   
— Ты Редж Башмак, — сказал он. — Ты живешь на улице Китовой Кости.
   
— Ага, у вас есть тайное досье на меня, да? — с ужасающей радостью заметил Редж.
   
— Нет, вовсе нет. Теперь, будь так добр…
   
— Могу поспорить, оно в милю длиной, — продолжал Редж.
   
— Нет, не в целую милю, Редж. Послушай, Редж, мы…
   
— Я хочу его видеть!
   
Ваймс вздохнул.
   
— Мистер Башмак, у нас нет на вас никакого досье. У нас ни на кого нет никаких досье, понимаешь? Половина из нас не могут читать, не отрывая пальца от текста. Редж, мы не интересуемся тобой.
   
С минуту Редж Башмак слегка взволнованно смотрел на Ваймса, а потом его мозг отверг полученную информацию как несоответствующую тем фантазиям, что творились внутри него.
   
— Что ж, пытая меня, вы ничего не добьетесь, потому что я не выдам вам ничего о своих товарищах из других революционных ячеек! — сказал он.
   
— Хорошо. Тогда я не буду. Теперь, может…
   
— Вот как мы действуем, видите? Ни один из нас не знает о другом!
   
— Прекрасно. А они знают о тебе? — спросил Ваймс.
   
На мгновение лицо Реджа потемнело.
   
— Простите?
   
— Ну, ты сказал, что не знаешь о них, — объяснил Ваймс. — Так… они знают о тебе? — Он хотел добавить: ты ячейка, состоящая из одного человека, Редж. Истинные революционеры — это тихие люди с глазами игрока в покер и, возможно, они не знают или им все равно, существуешь ты или нет. Ты надел рубашку, сделал стрижку, повязал ленту и ты знаешь все песни, но ты не городской партизан. Ты городской мечтатель. Ты переворачиваешь урны и пишешь на стенах лозунги во имя Народа, который надерет тебе уши, если поймает за этим занятием. Но ты веришь.
   
— А, значит, ты тайный сотрудник, — закончил он, чтобы снять бедолагу с крючка.
   
Редж просиял.
   
— Вот именно! — воскликнул он. — Люди — это море, в котором плывет революционер!
   
— Как рыба-меч? — попытался Ваймс.
   
— Простите?
   
«И ты барахтаешься, — подумал Ваймс. — Нед — революционер. Он знает, как сражаться и может думать, даже если он кубарем катится под откос. Но тебе, Редж, действительно стоит сидеть дома…»
   
— Что ж, теперь я вижу, что ты опасный человек, — сказал он вслух. — Нам стоило бы приглядывать за тобой. А ведь точно. Ты можешь подорвать врага изнутри.
   
Редж с облегчением поднял кулак в знак приветствия и с революционной скоростью понес стол к новой баррикаде. За старой импровизированной баррикадой, уже очищенной от мебели Резерфордов, послышались какие-то торопливые переговоры. Но они были прерваны стуком копыт, доносившимся с конца улицы Паточной Шахты, и внезапный взрыв решительности обуял оставшуюся группу людей.
   
Они хлынули к новой официальной баррикаде вместе с младшим констеблем Ваймсом, замыкающим шествие и довольно хорошо прикрываемым креслом из гостиной.
   
— Поаккуратнее с ним! — откуда-то из-за его спины раздался женский голос. — Оно из комплекта!
   
Ваймс положил руку на плечо юноши.
   
— Только дай мне свой арбалет, хорошо? — произнес он.
   
Всадники подъехали ближе.
   
Ваймс недолюбливал их. Что-то в нем восставало, когда к нему обращался кто-то, находящийся в восьми футах над землей. Ему не слишком нравилось, когда на него смотрят ноздрями. И разговаривают с ним свысока.
   
К тому времени, когда они приблизились к баррикаде, он уже обошел ее и теперь стоял посреди улицы.
   
Они остановились. Может, дело было в том, как он стоял и беспечно держал арбалет, точно человек, знающий как им пользоваться, но решивший ничего не предпринимать, по крайней мере, пока что.
   
— Эй, ты! — крикнул кавалерист.
   
— Да? — отозвался Ваймс.
   
— Ты тут главный?
   
— Да. Чем могу помочь?
   
— Где твои люди?
   
Ваймс махнул в сторону растущей баррикады. На ее вершине мирно храпел отец миссис Резерфорд.
   
— Но это же баррикада! — возмутился кавалерист.
   
— Точно.
   
— Там человек машет флагом!
   
Ваймс обернулся. Как ни удивительно, это оказался Редж. Кто-то вынес старый флаг из кабинета Тильдена и водрузил его на баррикаде, а Редж был как раз из тех, что не прочь помахать каким бы то ни было знаменем.
   
— Должно быть, хорошее настроение, сэр, — ответил Ваймс. — Не беспокойтесь. У нас все в порядке.
   
— Это же чертова баррикада. Повстанческая баррикада! — встрял второй всадник. О боже, подумал Ваймс. На них сверкающие, блестящие нагрудники. И такие свежие розовые лица.
   
— Не совсем. На самом деле, это…
   
— Ты что, совсем осел? Ты не знаешь что ли, что по приказу патриция все баррикады должны быть разобраны?
   
Третий кавалерист, рассматривавший Ваймса, подъехал чуть ближе.
   
— Что это за бляшка у тебя на плече, офицер?
   
— Означает, что я — караульный пристав. Особый чин. А вы кто?
   
— Он не обязан тебе ничего говорить! — взвился первый кавалерист.
   
— Вот как? — отозвался Ваймс. Человек начинал действовать ему на нервы. — Что ж, ты простой солдат, а я — чертов сержант, и если ты еще раз посмеешь так со мной разговаривать, я стащу тебя с этой лошади и отдеру за уши, ясно?
   
Даже лошади отступили на шаг. Кавалерист открыл было рот, но третий всадник поднял руку, затянутую в белую перчатку.
   
О боже, подумал Ваймс, присматриваясь к рукаву красной куртки. Это был капитан. И дело не только в этом, он оказался разумным, если присмотреться. Он не говорил до тех пор, пока не оценил ситуацию полностью. Иногда появлялись и такие. Они могли оказаться до опасного умными.
   
— Насколько я вижу, караульный пристав, — начал капитан, назвав его чин осторожно и без намека на сарказм, — флаг на баррикаде является флагом Анк-Морпорка.
   
— Он из нашего штаба стражи, — кивнул Ваймс и добавил, — сэр.
   
— Вы знаете, что патриций объявил, что строительство баррикад является актом восстания?
   
— Да, сэр.
   
— И? — капитан терпеливо ждал.
   
— Ну, он бы так и сказал, так ведь…
   
Легкое подобие улыбки промелькнуло по лицу капитана.
   
— Мы не можем допустить беззаконие, караульный пристав. Если бы мы все не подчинялись закону, где бы мы оказались?
   
— На каждого горожанина за этой баррикадой приходится больше полицейских, чем где бы то ни было в городе, сэр, — ответил Ваймс. — Можно сказать, это самое законопослушное место в округе.
   
Теперь из-за баррикады доносились громкие голоса:
   
    
     
— … с подметок до шлема все наше на вас,
     
И весь ваш генштаб, и ваш боеприпас…
     
Морпоркия, Морпоркия, Морпоороорооороооооррроорр…
    
   
   
— Повстанческие песни, сэр! — взвился первый солдат. Капитан вздохнул.
   
— Если ты прислушаешься, Хэпплвайт, то заметишь, что это просто скверно исполненный национальный гимн.
   
— Мы не можем позволить повстанцам петь подобное, сэр!
   
Ваймс заметил выражение лица капитана. Оно многое могло бы сказать об идиотах.
   
— Поднятие флага и распевание гимна, Хэпплвайт, пусть и несколько подозрительно, но не является актом измены, — произнес капитан. — А нас срочно ждут где-нибудь еще. — Он отдал честь Ваймсу, который отсалютовал в ответ. — Мы покинем вас, караульный пристав. Полагаю, ваш день будет крайне интересным. Фактически, я знаю это.
   
— Но это же баррикада, сэр, — настаивал солдат, свирепо глядя на Ваймса.
   
— Это просто куча мебели. Полагаю, люди затеяли весеннюю уборку. Ты никогда не станешь офицером, если не научишься думать ясно. За мной, прошу вас.
   
Кивнув еще раз Ваймсу, капитан повел своих людей прочь.
   
Ваймс прислонился к баррикаде, положил арбалет на землю и достал портсигар. Он порылся в кармане, вытащил помятую пачку маленьких сигар и, с некоторой осторожностью, разложил их по местам.
   
Хмм. Слева была Цепная улица. Впереди, вплоть до Легкой улицы, тянулась улица Паточной Шахты.
   
Итак, если они смогут дотянуть баррикады до Легкой улицы, то за ней окажется довольно большая часть Нижней Окраины, что будет гораздо легче защищать…
   
Мы сделаем это. Как бы то ни было, мы сделали это.
   
Конечно, это будет означать, что штаб-квартира Неназываемых тоже будет здесь. Это все равно, что разбить палатку над гнездом гадюк.
   
Мы справимся с этим. Мы справились с этим.
   
К баррикаде приблизилась пожилая пара, толкавшая тележку с разнообразными вещами. Они с безмолвной мольбой посмотрели на Ваймса. Он кивнул в сторону баррикады, и они быстро пробрались внутрь.
   
Все, что нам теперь нужно…
   
— Сержант? — Фред Колон склонился через вершину баррикады.
   
Он дышал тяжелее, чем обычно.
   
— Да, Фред?
   
— На мосту Рона довольно много людей. Говорят, повсюду творится неладное. Нам их впустить?
   
— Солдаты есть?
   
— Не думаю, сержант. В основном старики и дети. И моя бабушка.
   
— Доверять можно?
   
— Только не после того, как она выпьет пару пинт.
   
— Тогда впускай.
   
— Э… — добавил Колон.
   
— Да, Фред?
   
— Среди них есть стражники. Несколько парней с Мутного Колодца и довольно много с Королевской улицы. Большинство я знаю, а тех, кого не знаю, знают мои знакомые, если вы понимаете, о чем я.
   
— Сколько?
   
— Около двадцати. Один из них Дай Диккинс, сержант с Мутного Колодца. Он говорит, что им приказали стрелять в людей, и тогда большинство из них дезертировало.
   
— Уволились, Фред, — поправил Ваймс. — Мы не дезертируем. Мы — гражданские. Так, я хочу, чтобы юный Ваймс, и ты, и Вадди, и, может, с полдюжины других хорошо вооружились и через две минуты были здесь, ясно? И пусть Виглет соберет отряды, чтобы по моему знаку двинуть баррикады вперед.
   
— Двинуть, сержант? Я думал, что баррикады просто стоят!
   
— И скажи Мордачу, что у него есть две минуты, чтобы найти мне бутылку бренди, — продолжал Ваймс, игнорируя этот возглас. — И побольше.
   
— Мы опять берем закон в свои руки, сержант? — спросил Колон.
   
Ваймс посмотрел в сторону Цепной улицы и почувствовал в кармане тяжесть портсигара.
   
— Да, Фред, — ответил он. — Только в этот раз держать мы будем крепко.
   
Двое часовых у штаба Неназываемых с интересом наблюдали, как несколько стражников промаршировали по улице и выстроились перед ними.
   
— Ой, смотри-ка, целая армия, — усмехнулся один из них. — И что же вы хотите?
   
— Ничего, сэр, — ответил капрал Колон.
   
— Тогда можете проваливать!
   
— Не могу, сэр. Я получил приказ.
   
Часовые сделали шаг вперед. Фред Колон потел, а им нравились подобные зрелища. Их работа была скучной, и большинство Неназываемых сейчас были в городе на более интересных заданиях. И они совершенно не слышали мягких шагов за спиной.
   
— И что же тебе приказано делать, мистер, — бросил один из них, надвигаясь на Колона.
   
За его спиной раздался вздох и глухой стук.
   
— Быть приманкой? — предположил Колон.
   
Оставшийся часовой повернулся и встретился с «Переговорщиком» № 5 госпожи Милотельн.
   
Когда человек осел на землю, Ваймс подмигнул стражникам и потер свои костяшки.
   
— Важный урок, парни, — произнес он. — Вне зависимости от того, что вы станете делать, будет больно. Вы двое, оттащите их в тень. Ваймс и Ненсибел, вы идете со мной.
   
Ключом к победе, как и всегда, была необходимость выглядеть так, будто ты имеешь полное право, даже нет, будто обязан быть там, где ты был. А еще лучше было каждым движением своего тела подчеркивать, что никто не имеет права делать что-либо где-либо, чем бы то ни было. Старому полицейскому это давалось легко.
   
Ваймс завел их внутрь. Там, за каменной оградой, предоставлявшей им великолепнейшую возможность устроить засаду на любого вторгшегося глупца, устроилась еще пара хорошо вооруженных часовых. Заметив Ваймса, они схватились за рукояти мечей.
   
— Что там такое? — спросил один.
   
— Ну, люди беспокоятся, — ответил Ваймс. — Говорят, за рекой вообще все ужасно. И потому мы пришли забрать заключенных.
   
— Да? И под чью юрисдикцию?
   
Ваймс поднял арбалет.
   
— Мистера Бурлея и мистера Рукисилы, — ухмыльнулся он.
   
Часовые переглянулись.
   
— А они кто такие? — спросил один.
   
На мгновение повисла тишина, а потом Ваймс бросил из уголка рта:
   
— Младший констебль Ваймс?
   
— Да, сэр?
   
— Кто делает эти арбалеты?
   
— Э… Братья Хайнз, сэр. Третий Номер.
   
— Не Бурлей и Рукисила?
   
— Никогда не слышал о них, сэр.
   
«Черт. На пять лет раньше», — подумал Ваймс. А ведь такая хорошая фраза получилась.
   
— Давайте скажем по-другому, — обратился он к часовым. — Если вы причините мне малейшее неудобство, то я прострелю вам голову. — Эта фраза не была удачной, но в ней слышалась определенная настойчивость, и к тому же она была настолько проста, что даже Неназываемые смогли понять ее.
   
— У тебя только одна стрела, — возразил часовой.
   
За спиной Ваймса раздался щелчок. Сэм тоже поднял свой арбалет.
   
— Теперь две, и поскольку мой парнишка еще только учится, он может прострелить вам что угодно, — ответил Ваймс. — Мечи на землю! Вон отсюда! Бегите! Сейчас же! И не возвращайтесь!
   
Мгновение они стояли в нерешительности, всего мгновение, а потом бросились прочь.
   
— Фред нас прикроет, — добавил Ваймс. — Пошли…
   
Все штаб-квартиры стражи похожи одна на другую. Каменные ступени ведут в подвалы. Ваймс пронесся вниз по ним, распахнул тяжелую дверь…
   
И замер.
   
Даже в лучшие времена камеры не пахли так. В лучшие времена, даже на улице Паточной Шахты, гигиена включала одно ведро на камеру, и выносили его тогда, когда Мордач считал это необходимым. Но, даже в самые худшие времена, от камер на улице Паточной Шахты никогда не несло кровью.
   
Зверь зашевелился.
   
В этой комнате стояло большое деревянное кресло. В этой комнате рядом с креслом висела полка. Кресло было привинчено к полу. К нему были приделаны широкие кожаные ремни. На полке лежали дубинки и молотки. Больше в комнате не было ничего.
   
Пол был темным и липким. Вырытый желоб шел к водостоку.
   
Крошечное окошко было заколочено. Свет здесь не приветствовался. И все стены, даже потолок, были обиты мешками с соломой. Мешки были даже на двери. Камеру устроили очень тщательно. Ни один звук не должен был ее покинуть.
   
Пара факелов лишь придавала темноте грязноватый отсвет, и ничего более.
   
Ваймс услышал, как за его спиной Ненсибела вырвало.
   
Будто бы в каком-то странном сне он прошел по комнате и наклонился, чтобы поднять что-то, мерцавшее в свете факела. Это был зуб.
   
Он снова встал.
   
Закрытая деревянная дверь вела в одну сторону подвала; с другой стороны был широкий тоннель, который почти наверняка вел к камерам. Ваймс взял факел, передал его Сэму и указал на тоннель…
   
Оттуда послышались шаги, которым вторил звон ключей, а льющийся из-под двери свет становился все ярче.
   
Зверь насторожился…
   
Ваймс схватил с полки самую большую дубинку и быстро шагнул к стене прямо за дверью. Кто-то приближался, кто-то, кто знал об этой комнате, кто-то из тех, кто называли себя полицейскими…
   
Ухватившись двумя руками, Ваймс поднял дубину…
   
И бросил взгляд на вонючую комнату, и увидел, как смотрит на него юный Сэм, тот юный Сэм с блестящим значком и таким… незнакомым лицом.
   
Ваймс опустил дубину, аккуратно прислонил ее к стене и вытащил из кармана кожаную дубинку.
   
Скованного, не вполне понимающего зверя оттащили обратно во тьму ночи…
   
Человек ступил внутрь, что-то насвистывая, сделал несколько шагов, увидел юного Сэма, открыл рот и упал без сознания. Он был крупным человеком и тяжело ударился о булыжники. На его голове был кожаный капюшон, но тело до талии было оголено. На ремне висели ключи.
   
Ваймс бросился в коридор, завернул за угол, ворвался в маленькую ярко освещенную комнату и схватил человека, который сидел там.
   
Он был намного меньше и подавил крик, когда Ваймс стащил его со стула.
   
— И чем же папочка весь день на работе занят, мистер? — взревел Ваймс.
   
Человечек моментально превратился в ясновидящего. Один только взгляд в глаза Ваймса поведал ему, каким коротким может стать его будущее.
   
— Я просто клерк! Клерк! Я просто веду записи! — запротестовал он. В отчаянии он показал ему ручку.
   
Ваймс посмотрел на стол. Здесь были циркули и другие геометрические приборы, символы безумия Каченса. Были книги и папки с различными бумагами. И метровая стальная линейка. Он схватил ее свободной рукой и ударил по столу. Тяжелая сталь издала приятный звук.
   
— И? — спросил он, почти вплотную приблизив лицо к вырывающемуся человеку.
   
— И я измеряю людей! Все в капитанской книжке! Я просто измеряю людей! Я не делаю ничего плохого! Я не плохой человек!
   
Линейка снова ударилась по доске. Но на этот раз Ваймс повернул ее, и стальной край врезался в дерево.
   
— Хочешь, чтоб я тебя уравнял, мистер? — Человечек закатил глаза.
   
— Прошу вас!
   
— Отсюда есть другой выход? — Ваймс шлепнул линейкой по столу.
   
Вспышки в глазах было достаточно. Ваймс заметил дверь, почти невидимую под деревянной обшивкой стены.
   
— Хорошо. Куда она выводит?
   
— Э…
   
Теперь Ваймс был нос к носу с человеком, который, говоря языком полицейских, оказывал содействие в его поисках.
   
— Ты здесь совершенно один, — произнес он. — Здесь у тебя нет друзей. Ты сидел и делал записи для палача, для чертова палача! А еще я вижу стол, и здесь есть ящички, и если ты хочешь когда-нибудь, хоть когда-нибудь снова взять в руки карандаш, ты скажешь мне все, что мне нужно…
   
— Оружейный склад! — выдохнул человек. — Соседняя дверь!
   
— Так точно, сэр. Благодарю, сэр. Вы были очень полезны, — кивнул Ваймс, опуская бессильное тело на пол. — Теперь, сэр, я прикую вас к этому столу на некоторое время, сэр, для вашей защиты.
   
— От… от кого?
   
— От меня. Я вас убью, если вы попытаетесь сбежать, сэр.
   
Ваймс поспешил обратно в главную комнату. Палач все еще был без сознания. Ваймс с огромным усилием поднял его на кресло, стянул колпак и узнал лицо. Да, лицо, но не человека. Потому как подобные лица часто встречались в Анк-Морпорке: большое, помятое лицо человека, который так, в общем-то, и не понял, что бить людей после того, как они теряют сознание, очень жестоко. Ему было интересно, нравилось ли этому человеку забивать людей до смерти. Они зачастую даже не задумывались об этом. Это была просто работа.
   
Впрочем, спрашивать он его точно не собирался. Он пристегнул его всеми ремнями, даже тем, что шел поперек лба. Он затягивал последний узел, когда человек очнулся. Рот открылся, и Ваймс засунул в него колпак.