1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
   
– В нем все так крутится, даже не разглядишь толком! Что скажешь, Билл? Билл?…
   
Они обернулись.
   
Он уже прошел половину второго ряда. Коса в его руках так и мелькала. И он постоянно наращивал скорость.
   
В щелку высунулся нос госпожи Флитворт.
   
– Да? – подозрительно осведомилась она.
   
– Это Билл Двер, госпожа Флитворт. Мы принесли его домой.
   
Она открыла дверь чуть шире:
   
– Что с ним случилось?
   
Двое мужчин неловко ввалились в дом, волоча на своих плечах долговязое темное тело. Тело подняло голову и наградило госпожу Флитворт туманным взглядом.
   
– Понятия не имею, что на него нашло, – признался Герцог Задник.
   
– Просто сам не свой до работы. Свои денежки отрабатывает до последнего пенса.
   
– Да уж, такое в наших краях впервые, – мрачно произнесла она.
   
– Носился взад-вперед по полю как сумасшедший, старался перегнать эту чертову машину Неда Кекса. Мы вчетвером не успевали за ним снопы вязать. Кстати, машину он почти перегнал.
   
– Положите его на диван.
   
– А мы предупреждали его, не стоит, говорим, так работать на солнцепеке… – Герцог вытянул шею, заглядывая в кухню. Уж не там ли хранятся те самые сундуки с золотыми монетами?
   
Госпожа Флитворт мужественно закрыла собой дверной проем.
   
– Спасибо за беспокойство. А теперь, я полагаю, вас давно уже заждались дома.
   
– Если чем нужно помочь…
   
– Я знаю, где вы живете. Кстати, вы не платите за проживание вот уже пять лет как. До свидания, господин Шпинат.
   
Она выставила их из дома и захлопнула дверь. Потом госпожа Флитворт повернулась к своему работнику.
   
– И что это тебе взбрело на ум, господин Так Называемый Билл Двер?
   
– Я УСТАЛ, И УСТАЛОСТЬ НЕ ПРОХОДИТ. Билл Двер схватился за голову.
   
– К ТОМУ ЖЕ ШПИНАТ ДАЛ МНЕ КАКОЙ-ТО ЗАБАВНЫЙ НАПИТОК ИЗ ЯБЛОЧНОГО СОКА, ПОТОМУ ЧТО БЫЛО ОЧЕНЬ ЖАРКО, А ТЕПЕРЬ Я ОТВРАТИТЕЛЬНО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ.
   
– Не удивлена. Он гонит эту отраву в лесу. Сока там не так уж и много.
   
– Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ БОЛЬНЫМ ИЛИ УСТАЛЫМ.
   
– С живыми людьми это частенько случается.
   
– КАК ЖЕ ВЫ ЭТО ВЫНОСИТЕ?
   
– Ну, твой «забавный» яблочный сок иногда помогает.
   
Билл Двер мрачно уставился в пол.
   
– НО УБОРКУ ПОЛЯ МЫ ЗАКОНЧИЛИ, – сказал он, и в голосе его проскользнули торжествующие нотки. – ВСЕ ЗАСНОПИЛИ В УВЯЗЫ. ИЛИ НАОБОРОТ. КАК ПРАВИЛЬНО?
   
Он снова схватился за голову.
   
– А-А-А-Х.
   
Госпожа Флитворт скрылась в буфетной, и скоро оттуда донесся скрип насоса. Вернулась она с влажным полотенцем и стаканом воды.
   
– ТУТ ПЛАВАЕТ ТРИТОН!
   
– Еще лишнее доказательство того, что вода свежая и чистая, – сказала госпожа Флитворт[13], выуживая земноводное и отпуская его на пол.
   
Билл Двер попытался встать.
   
– ТЕПЕРЬ Я ПОЧТИ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ ХОТЯТ УМЕРЕТЬ. Я СЛЫШАЛ О БОЛИ И СТРАДАНИЯХ, НО ДО СИХ ПОР НЕ ПОНИМАЛ, КАКОВЫ ОНИ НА САМОМ ДЕЛЕ.
   
Госпожа Флитворт выглянула в пыльное окно. Тучи, которые сгущались весь день, нависли над холмами – темно-серые, со зловещим желтым оттенком. Жара сдавливала голову, точно тисками.
   
– Надвигается сильная буря.
   
– ОНА ИСПОРТИТ МОЙ УРОЖАЙ?
   
– Ничего. Потом высохнет.
   
– КАК ТАМ ДЕВОЧКА?
   
Билл Двер разжал свою ладонь. Госпожа Флитворт удивленно подняла брови. Верхний сосуд золотых песочных часов почти опустел.
   
– Но откуда это у тебя? Часы ведь были наверху! Она сжимала их, словно… – Госпожа Флитворт на мгновение сбилась. – Словно очень сильно что-то сжимала, – неловко закончила она.
   
– ЧАСЫ И СЕЙЧАС У НЕЕ, НО ОДНОВРЕМЕННО ОНИ ЗДЕСЬ. И ГДЕ-ТО ЕЩЕ. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ОНИ СУЩЕСТВУЮТ ЛИШЬ МЕТАФОРИЧЕСКИ.
   
– То, что держит девочка, выглядит достаточно реальным.
   
– ЕСЛИ НЕЧТО СУЩЕСТВУЕТ МЕТАФОРИЧЕСКИ, ЭТО ЕЩЕ НЕ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ЕГО НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
   
Госпоже Флитворт почудилось легкое эхо. Голос Билла Двера звучал так, как будто слова произносились двумя людьми сразу, причем не совсем синхронно.
   
– И сколько осталось времени?
   
– ВСЕГО ПАРА ЧАСОВ.
   
– А что с косой?
   
– Я ОСТАВИЛ КУЗНЕЦУ ОЧЕНЬ СТРОГИЕ УКАЗАНИЯ.
   
Она нахмурилась:
   
– Не хочу сказать, что молодой Кекс – скверный парень, но ты точно уверен, что он все сделает правильно? У человека его профессии может просто не подняться рука.
   
– У МЕНЯ НЕ БЫЛО ВЫБОРА. ТА ПЕЧКА, ЧТО СТОИТ ЗДЕСЬ, НЕ ГОДИТСЯ.
   
– Ох уж эта коса… Она жутко острая.
   
– ОСТРАЯ, НО ЭТОГО, БОЮСЬ, ВСЕ ЖЕ НЕДОСТАТОЧНО.
   
– Неужели никто никогда не пытался проделать то же самое с тобой?
   
– ЕСТЬ ТАКАЯ ПОСЛОВИЦА: С СОБОЙ ВСЕГО НЕ ЗАБЕРЕШЬ. Я ПРАВИЛЬНО СКАЗАЛ?
   
– Да.
   
– И СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЕРЯТ В НЕЕ?
   
– Помню, где-то я читала об этих языческих царях, что живут в пустыне, строят пирамиды и кладут туда всякую всячину. Даже лодки умудряются в них засунуть. А еще девушек в прозрачных штанах и грязную посуду. Неужели это все правда?
   
– НИКОГДА НЕ БЫЛ УВЕРЕН В ТОМ, ЧТО ПРАВДА, А ЧТО НЕТ, – признался Билл Двер. – ДА И СУЩЕСТВУЕТ ЛИ АБСОЛЮТНАЯ ПРАВДА? ИЛИ АБСОЛЮТНАЯ НЕПРАВДА? ВЕДЬ ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ.
   
– Лично я так не считаю, – возразила госпожа Флитворт. – По мне, правильное – это правильное, а неправильное – это неправильное. Есть правда и есть неправда. Я была воспитана так, чтобы понимать разницу между этими двумя понятиями.
   
– НО КТО ВАС ВОСПИТАЛ? ТОТ, КТО ВОЗИТ НЕЛЕГАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ?
   
– Какие товары?
   
– ПРОЩЕ ГОВОРЯ, КОНТРАБАНДУ.
   
– А что плохого в контрабанде?!
   
– Я ПРОСТО ХОТЕЛ ОБРАТИТЬ ВАШЕ ВНИМАНИЕ НА ТО, ЧТО ДРУГИЕ ЛЮДИ СЧИТАЮТ ИНАЧЕ.
   
– Это меня не касается.
   
– НО…
   
Куда-то в холм ударила молния. Раскаты грома сотрясли дом, несколько кирпичей упали в дымовую трубу. Потом что-то отчаянно забарабанило в окна.
   
Билл Двер пересек комнату и распахнул дверь.
   
Градины размером с куриное яйцо стучали по ступеням и, подпрыгивая, залетали на кухню.
   
– О. БЛИЗИТСЯ КОНЕЦ КНИЖКИ.
   
– Вот проклятье!
   
Госпожа Флитворт поднырнула ему под руку.
   
– Откуда дует ветер?
   
– ВЕТЕР? НУ, С НЕБА, НАВЕРНОЕ…
   
Билл Двер непонимающе посмотрел на госпожу Флитворт. Старушка рассеянно заметалась по дому.
   
– Пойдем скорей!
   
Влетев на кухню, она схватила со шкафа лампу со свечой и спички.
   
– НО ВЫ ЖЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ВСЕ ВЫСОХНЕТ.
   
– Это если бы шел дождь. А град все уничтожит! Утром наш урожай будет разбросан по всему холму!
   
Она зажгла свечу и, в очередной раз пробежав мимо Билла, выскочила на улицу.
   
Билл Двер посмотрел на небо. Мимо, кувыркаясь, пролетели несколько соломинок.
   
– БУДЕТ УНИЧТОЖЕН? МОЙ УРОЖАЙ? – Он угрожающе распрямился. – НИ ЗА ЧТО!
   
Град яростно молотил по крыше кузницы.
   
   
Нед Кекс качал мехи, пока угли не стали совсем белыми, лишь кое-где виднелась легкая желтизна.
   
День выдался удачным. Комбинированно-Уборочная Машина справилась даже лучше, чем он смел надеяться. Старик Пидберри уговорил кузнеца обработать завтра еще одно поле, поэтому машину пришлось оставить на холме, надежно закрыв брезентом. Завтра Нед Кекс научит управлять Комбинированно-Уборочной Машиной одного из работников, а сам займется усовершенствованием своего изобретения. Успех обеспечен. Перспективы – самые радужные.
   
Но еще нужно было заняться косой. Он подошел к стене, на которой она висела. Таинственный предмет. Это был самый превосходный инструмент, который он когда-либо видел. Его невозможно было затупить. Острота простиралась за границы лезвия. И он должен был его уничтожить… Где здесь здравый смысл? Нед Кекс свято верил в здравый смысл, по крайней мере определенного, специального вида.
   
Может, Билл Двер просто хочет избавиться от нее? И это вполне понятно, потому что даже сейчас, когда коса безобидно висела на стене, она излучала остроту. Лезвие было окружено едва заметным лиловым сиянием, вызванным потоками воздуха, что несли молекулы навстречу неминуемой гибели.
   
Нед Кекс очень осторожно снял косу.
   
Странный парень, этот Билл Двер. Сказал, что косу нужно уничтожить. Даже использовал странное словечко – «убить». Но можно ли убить вещь?
   
Кстати, как уничтожить эту косу? Рукоятка легко сгорит, металл прокалится, и, если хорошенько поработать молотком, от косы останется только кучка пыли и пепла. Наверное, именно этого и добивался заказчик.
   
Однако, с другой стороны, если взять и снять лезвие с рукоятки, то косы тоже больше не будет… Она перестанет быть косой. Превратится в… в составные части. Разумеется, из них можно снова сделать косу, но некоторые умеют воссоздавать предметы из пепла и пыли, надо только знать как. Так что…
   
Нед Кекс был доволен логичной последовательностью своих мыслей. Кроме того, Билл Двер не требовал никаких доказательств, э-э… смерти косы.
   
Кузнец тщательно примерился и отрубил косой конец наковальни. Непостижимо.
   
Абсолютная острота.
   
И тут он окончательно сдался. Так нечестно. Нельзя просить такого человека, как он, уничтожить такую красоту. Ведь эта коса – произведение искусства.
   
Нет, не искусства. Произведение кузнечного ремесла.
   
Он прошел к поленнице дров и сунул под нее косу. Раздался короткий писк.
   
Все будет в порядке. Утром он вернет Биллу его фартинг.
   
Материализовавшись за кузничной поленницей, Смерть Крыс приблизился к унылому комочку меха. Этот комочек некогда был крысой, которую угораздило оказаться на пути косы.
   
Дух крысы недовольно маячил рядом. Появлению Смерти он ничуточки не обрадовался.
   
– Писк? Писк?
   
– ПИСК, – объяснил Смерть Крыс.
   
– Писк?
   
– ПИСК, – подтвердил Смерть Крыс.
   
– <Движение усами> <затем движение носом>?
   
Смерть Крыс покачал головой:
   
– ПИСК.
   
Крыса совсем пала духом. Сочувственным жестом Смерть положил костлявую лапку ей на плечо.
   
– ПИСК.
   
Крыса печально кивнула. Ей неплохо жилось рядом с горном. Об уборке здесь не имели никакого понятия, к тому же Нед являлся чемпионом Плоского мира по забыванию повсюду недоеденных бутербродов. Крыса вздохнула, пожала плечами и последовала за крошечной фигуркой в плаще. Другого выбора у нее просто не было.
   
По улицам носились людские толпы. Большинство горожан гонялись за тележками. А большинство тележек было нагружено тем, чем обычно нагружают тележки: дровами, детьми и всевозможными покупками.
   
Правда, теперь тележки не пытались запутать следы или как-то ускользнуть от погони. Они слепо двигались в одном направлении.
   
Тележку можно было остановить, только перевернув ее вверх крутящимися колесами. Волшебники заметили группу энтузиастов, пытавшихся разбить тележки, однако все усилия были бесполезны – странные тележки гнулись, но не ломались и постоянно предпринимали героические попытки убежать даже на одном колесе.
   
– Посмотрите-ка на эту! – воскликнул аркканцлер. – Там лежит мое белье! То самое, которое я отдал в стирку! Вот ведь расстройство ерундовое!
   
Он пробился сквозь толпу и ткнул посохом в колеса тележки, останавливая воровку.
   
– Эти граждане путаются под ногами и не дают толком прицелиться! – пожаловался декан.
   
– Да их здесь сотни, тысячи! – воскликнул профессор современного руносложения. – Они носятся повсюду, как самые настоящие дурностаи[14]. А ну-ка пошла прочь, ты, телега! Он замахнулся на назойливую тележку посохом.
   
Тележки потоком уходили из города. Сражающиеся с ними люди либо сами выбывали из борьбы, либо попадали под вихляющие колеса. Вскоре тележкам уже никто не препятствовал. Только волшебники продолжали орать друг на друга и атаковать серебристую стаю своими посохами.
   
Дело было вовсе не в том, что магия не срабатывала. Срабатывала, да еще как. Точно посланная шаровая молния превращала тележку в тысячу проволочных головоломок. Но к чему это приводило? Буквально через мгновение на место павшей подруги становились две другие.
   
Декан с тележками не церемонился – плавил направо и налево.
   
– А он вошел во вкус, – заметил главный философ, переворачивая вместе с казначеем очередную тележку.
   
– По-моему, с этим своим «йо!» он немножко перебарщивает, – заметил казначей.
   
Сам декан уже не помнил, когда испытывал большее счастье. Целых шестьдесят лет он неукоснительно следовал магическому кодексу и сейчас веселился, как никогда в жизни. Он даже не подозревал, что в его душе, где-то глубоко-глубоко, всегда жило заветное желание превращать что-нибудь в брызги.
   
Языки пламени так и летели из его посоха. Декана окружали рукоятки, мотки перекрученной проволоки и трогательно вращающиеся колесики. Нахлынула вторая волна тележек и попыталась проехать поверх тех своих товарок, что вели бой с волшебниками. Ничего не получилось, но попытка была предпринята вновь. Причем попытка отчаянная, потому что вторую волну уже поджимала третья. Правда, слово «попытка» здесь не очень подходит. Оно подразумевает под собой некоторое осознанное усилие, некоторую возможность существования состояния «непредпринимания попытки». Но что-то в непрекращающемся движении тележек, в их накатывании друг на друга говорило о том, что тележкам предоставлен ровно такой же выбор, как и скатывающейся с горы воде.
   
– Йо! – заорал декан.
   
Сырая магия ударила в гущу корзинок. Во все, стороны брызнули колесики.
   
– Попробуйте-ка настоящего волшебства, пога… – начал было декан.
   
– Не ругаться! Только не ругаться! – попытался перекричать шум Чудакулли, одновременно пытаясь прихлопнуть кружившую над шляпой мерзкую тварь. – Эти слова могут превратиться во что угодно.
   
– Ерунда ерундовая! – взревел декан.
   
– Ничего не получается, – сказал главный философ. – С таким же успехом мы можем попытаться сдержать море. Предлагаю вернуться в Университет и поискать там по-настоящему сильные заклинания.
   
– Хорошая идея, – согласился Чудакулли и посмотрел на приближающуюся стену изогнутой проволоки. – Только как мы туда вернемся?
   
– Йо! Нет проблем! – заорал декан и снова навел свой посох на тележки.
   
Раздался тихий звук, который можно было бы записать как «пф-ф-фт». С посоха сорвалась слабенькая искра и упала на булыжники мостовой.
   
   
Ветром Сдумс в ярости захлопнул очередную книгу. Библиотекарь вздрогнул, словно от боли.
   
– Ничего! Вулканы, приливные волны, гнев богов, коварные волшебники… Я не хочу знать, каким образом были убиты эти города, я пытаюсь понять, как они дошли до того, что вдруг…
   
Библиотекарь аккуратно выложил на стол для чтения очередную стопку книг. Еще одним плюсом быть мертвым, как узнал Сдумс, была неожиданно проявившаяся способность к языкам. Он мог чувствовать слова, не зная их действительного значения. Как оказалось, переход в мертвое состояние вовсе не похож на погружение в сон. Скорее, он похож на пробуждение.
   
Он посмотрел в другой конец библиотеки, где Волкоффу бинтовали лапу.
   
– Библиотекарь? – тихо позвал он.
   
– У-ук?
   
– Ты в свое время сменил вид… Как бы ты поступил, это я просто так спрашиваю, интереса ради, если бы встретил двоих… в общем, один из них – волк, который каждое полнолуние превращается в человека, а другая – женщина, которая каждое полнолуние превращается в волчицу, так сказать, они, конечно, приходят в одну форму, но с разных направлений. И вот они встретились. Что бы ты им сказал? Или позволил бы самим разбираться?
   
– У-ук, – мгновенно ответил библиотекарь.
   
– Вот-вот, искушение огромное.
   
– У-ук.
   
– Но госпоже Торт это вряд ли понравится.
   
– И-ик у-ук.
   
– Ты прав. Можно было выразиться менее грубо, но ты абсолютно прав. Каждый человек должен сам решать свои проблемы.
   
Он вздохнул и перевернул страницу. Его глаза расширились.
   
– Город Кан Ли, – сказал он. – Когда-нибудь о нем слышал? Как называется эта книга? «Справачник Верь-Не-Верь Пад Обсчей Ридакцией Всезнайма». Ты только послушай, что здесь написано… «Тележки маленькие… неведомо откуда взявшиеся… и пользы столь необычаемой, что мужам города было велено собрать их всех до единицы и пригнать за стены городские… внезапно кинулись, аки дурностаи вспугнутые… и все последовавшие за ними узрели вдруг… всё! новый град поднялся за стенами, и походил он на лотков торговых сосредоточие, и тележки населили его, пронырливо снуя по делам своим неведомым…»
   
Он перевернул страницу.
   
– Кажется, здесь говорится о…
   
«Честно говоря, я так ничего и не понимаю, – сказал он сам себе. – Один-Человек-Ведро упоминал о том, что города размножаются. Но что-то здесь не сходится…»
   
Каждый город – это живое существо. Предположим, ты – огромный медлительный великан, смахивающий чем-то на Считающую Сосну, и ты смотришь на город. Что ты там видишь? Видишь, как растут здания, как отражаются атаки врагов, как тушатся пожары. Ты видишь, что город живет, но самих людей не видишь, потому что они передвигаются слишком быстро. Жизнь города, то есть сила, которая заставляет его жить, не представляет собой никакой тайны. Жизнь города – это люди.
   
Он рассеянно перелистывал страницы, не видя, что там написано…
   
Итак, есть города – огромные, малоподвижные существа, вырастающие на одном месте и не двигающиеся с него многие тысячи лет. Размножаются они с помощью людей, колонизирующих новые земли. А сами города просто лежат себе и не чешутся. Да, они – живые существа, но медузы – тоже живые… Город – это подобие некоего разумного овоща. В конце концов, называем же мы Анк-Морпорк Большим Койхреном…
   
А там, где есть большие, медлительные живые существа, обязательно появляются маленькие и быстрые существа, которые питаются большими, медлительными…
   
Ветром Сдумс почувствовал, как клетки его мозга охватывает яркое пламя. Как рождаются на свет логические соединения и как мысли направляются по новым каналам. Неужели при жизни процесс его мышления проистекал точно так же? Вряд ли. При жизни Сдумс представлял собой множество сложных реакций, подключенных к куче нервных окончаний. О настоящем мышлении и речи не могло идти – в его голове постоянно роился всякий мусор, начиная с тупых размышлений касательно следующего приема пищи и заканчивая случайными, ничего не значащими воспоминаниями.
   
Значит, оно растет внутри города, в тепле и под его защитой. Затем вырывается наружу и что-то строит, но не настоящий город, а фальшивый… который начинает тянуть людей, или жизненную силу, из города-прародителя…
   
Есть такое слово – «паразит».
   
   
Декан, не веря собственным глазам, уставился на свой посох. Потом потряс его и снова ткнул им в сторону тележек.
   
На сей раз последовавший за этим звук можно было бы записать, как «пфут». Декан поднял взгляд. Стена тележек, выросшая до самых крыш, грозила вот-вот обрушиться.
   
– Вот… расстройство, – сказал он и прикрыл голову руками.
   
Кто-то схватил его за мантию и оттащил буквально за мгновение до того, как тележки действительно обрушились.
   
– Вперед! – велел Чудакулли. – Если мы будем шевелить ногами, нас не догонят.
   
– У меня магия закончилась! Совсем закончилась, – простонал декан.
   
– У тебя скоро еще кое-что закончится, если не поторопишься, – предупредил аркканцлер.
   
Стараясь держаться вместе и периодически спотыкаясь друг о друга, волшебники неслись перед волной тележек. Бурная проволочная река вырывалась из города и растекалась по полям.
   
– Знаете, что мне все это напоминает? – спросил Чудакулли.
   
– Ну-ка, удиви нас, – пробормотал главный философ.
   
– Лосося на нересте, – сказал Чудакулли.
   
– Что?
   
– Конечно, здесь, в Анке, такого не увидишь. По этой реке, насколько я понимаю, ни один лосось не поднимется.
   
– Разве что пешком, – заметил главный философ.
   
– Однажды я видел, как идет лосось. Сплошной стеной. Рыбы прямо-таки дерутся между собой, чтобы вырваться вперед. Вся река – сплошной серебристо-чешуйчатый поток.
   
– Чудесная картина, мы тебе верим, – нетерпеливо кивнул главный философ. – Только зачем лосось куда-то там идет?
   
– Ну, это все связано… с размножением.
   
– Отвратительно. Подумать только, а потом мы эту воду пьем, – поморщился главный философ.
   
– Нам удалось вырваться на открытое место, – заметил Чудакулли. – Теперь мы можем попытаться обойти их с флангов. Так что нацеливаемся на открытое место и…
   
– «И» не получится, – перебил профессор современного руносложения.
   
Со всех сторон, куда бы они ни бросили взгляд, на волшебников надвигались скрежещущие полчища тележек.
   
– Они приближаются! Мы погибнем! Мы все погибнем! – заблажил казначей.
   
Декан выхватил у него посох.
   
– Эй, это мое!
   
Декан оттолкнул его и метким выстрелом сбил с колес несущуюся на них тележку.
   
– Это мой посох!
   
Волшебники встали спина к спине. Кольцо из проволоки стремительно сужалось.
   
– Они не принадлежат нашему городу, – сказал вдруг профессор современного руносложения.
   
– Прекрасно тебя понимаю, – кивнул Чудакулли. – Ты имеешь в виду, что они здесь – чужие.
   
– Я хотел бы спросить… Так, на всякий случай. Никто заклинания левитации случаем не прихватил? – осведомился главный философ.
   
Декан прицелился и расплавил еще одну тележку.
   
– Если ты еще не заметил, это мой посох…
   
– Казначей, заткнись! – рявкнул аркканцлер. – Кстати, декан, снимая их по одной, ты ничего не добьешься. Ну, парни? Все приготовились! Мы должны нанести им максимальный урон. Помните, неконтролируемый взрыв может задеть твоего соседа, так что…
   
Тележки продолжали наступать.
   
Вжик. Ба-бах.
   
   
Госпожа Флитворт шла сквозь грохочущую мокрую тьму, периодически рассекаемую молниями. Градины хрустели под ногами. Гром сотрясал небеса.
   
– Больно бьют, да? – спросила она.
   
– НЕ ЗНАЮ. ОТ МЕНЯ ОНИ ПРОСТО ОТСКАКИВАЮТ.
   
Билл Двер поймал пролетавший сноп и уложил его рядом с другими. Мимо пробежала госпожа Флитворт, согнувшаяся в три погибели под огромным снопом пшеницы[15]. Они работали не покладая рук, бегали по полю взад-вперед и спасали урожай, прежде чем ветер и град унесут его прочь. На небе постоянно мерцали молнии. Это была не нормальная буря. То была война.
   
– Через минуту-другую начнется ливень! – попыталась перекричать бурю госпожа Флитворт. – Мы не успеем убрать все в амбар! Принеси брезент или еще что-нибудь. Ночь продержимся!
   
Билл Двер кивнул и побежал сквозь хлюпающую тьму к ферме. Молнии били так часто, что воздух аж гудел от электричества, а на кольях ограды плясали яркие короны.
   
И тут явился Смерть.
   
Он увидел его прямо перед собой – скелетообразную фигуру, припавшую к земле и готовую к прыжку. За его спиной с громким хлопаньем развевался на ветру плащ.
   
Грудь сдавило, он одновременно хотел кинуться прочь и не мог сдвинуться с места. Что-то охватило его разум, прогнало оттуда все мысли, оставив только одну, самую сокровенную.
   
– ТАК ВОТ ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩИЙ УЖАС, – спокойно констатировал его внутренний голос.
   
Потом, когда молнии на мгновение прекратились, Смерть исчез, а затем появился снова, одновременно с ударом молнии в соседнюю вершину.
   
– ПОЧЕМУ ОН НЕ НАПАДАЕТ? – добавил тихий внутренний голос.
   
Билл Двер заставил себя сделать шаг вперед. Припавшее к земле существо не шевельнулось. Потом до него дошло, что существо по ту сторону ограды только выглядит накрытым плащом скелетом, состоящим из ребер, тазовых костей и позвоночника. Если же взглянуть под другим углом зрения, оно выглядит совершенно иначе – сложной конструкцией рычагов и тяг, накрытой брезентом, который почти сорвало ветром.
   
Перед ним находилась Комбинированно-Уборочная Машина. Билл Двер самым ужасающим образом ухмыльнулся. В голове его мелькнули мысли, неподобающие Биллу Дверу, и он шагнул вперед.
   
   
Волшебников окружала стена из тележек. Последняя вспышка, сорвавшаяся с посоха, проплавила огромную брешь, которая, впрочем, была мгновенно заполнена новыми тележками.
   
Чудакулли повернулся к своим товарищам. Лица их покраснели, в мантиях зияли дыры, некоторые поспешные выстрелы из посохов опалили бороды и прожгли шляпы.
   
– У кого-нибудь еще есть какие-нибудь заклинания?
   
Они лихорадочно стали соображать.
   
– Кажется, мне удалось вспомнить одно, – неохотно сказал казначей.
   
– Так давай же. В такое время нужно пробовать все подряд.
   
Казначей вытянул вперед руку. И закрыл глаза. И пробормотал едва слышно несколько слогов. Полыхнул октариновый свет и…
   
– О, – выразился аркканцлер. – И это все?
   
– Поразительный Букет Эринджаса, – с блеском в глазах и улыбкой на губах объявил казначей. – Не знаю почему, но это заклинание у меня всегда получалось.
   
Чудакулли не спускал глаз с огромного букета цветов в руках казначея.
   
– Правда, осмелюсь заметить, вряд ли оно сейчас нам поможет, – промолвил он.
   
Казначей посмотрел на приближающиеся тележки, и улыбка исчезла с его лица.
   
– Э-э… вряд ли.
   
– У кого-нибудь еще есть идеи? – спросил Чудакулли.
   
Ответа не последовало.
   
– А розы красивые, – сказал декан.
   
   
– Быстро ты управился, – заметила госпожа Флитворт, когда Билл Двер подтащил к снопам кусок брезента.
   
– ДА, ВЫ ПРАВЫ, – ответил он рассеянно. Она помогла ему накрыть снопы и прижать брезент камнями. Ветер пытался вырвать брезент из рук Билла, но с таким же успехом он мог попытаться сдуть с места гору.
   
Дождь волной прокатился над полем, прибивая к земле заряженные электричеством обрывки тумана.
   
– Такой ночи я и не припомню, – покачала головой госпожа Флитворт.
   
Прогремел очередной раскат грома. Ветвистая молния озарила горизонт.
   
Госпожа Флитворт схватила Билла Двера за руку.
   
– Там… какая-то фигура на холме! – воскликнула она. – Кажется, я кого-то видела.
   
– ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ МЕХАНИЧЕСКОЕ УСТРОЙСТВО.
   
Еще одна вспышка.
   
– На лошади? – уточнила госпожа Флитворт.
   
Еще одна вспышка обожгла небо. На сей раз никаких сомнений быть не могло. На ближайшем холме стоял всадник. В плаще с капюшоном. В руках он гордо, как копье, держал косу.
   
– РИСУЕТСЯ… – недоуменно пробормотал Билл Двер и повернулся к госпоже Флитворт. – ОН ВЕДЬ РИСУЕТСЯ. Я НИКОГДА ТАК НЕ ПОСТУПАЛ. ЗАЧЕМ ЭТО? С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ?
   
Он разжал пальцы, на ладони у него появился золотой жизнеизмеритель.
   
– Сколько времени осталось?
   
– МОЖЕТ БЫТЬ, ЧАС. А МОЖЕТ, ВСЕГО НЕСКОЛЬКО МИНУТ.
   
– Тогда действуй.
   
Билл Двер не пошевелился, он продолжал смотреть на жизнеизмеритель.
   
– Я сказала, действуй!
   
– НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ. Я ОШИБАЛСЯ, КОГДА ДУМАЛ ИНАЧЕ. НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ. НЕКОТОРЫХ ВЕЩЕЙ И В САМОМ ДЕЛЕ НЕВОЗМОЖНО ИЗБЕЖАТЬ. НЕЛЬЗЯ ЖИТЬ ВЕЧНО.
   
– Почему?
   
Билл Двер потрясение поглядел на госпожу Флитворт:
   
– ЧТО ВЫ ИМЕЕТЕ В ВИДУ?
   
– Почему ты не можешь жить вечно?
   
– НЕ ЗНАЮ. МОЖЕТ, ТАК ГЛАСИТ ВСЕЛЕНСКАЯ МУДРОСТЬ?
   
– Да что знает эта вселенная? Ладно, хватит болтовни. Ты будешь действовать или нет?
   
Фигура на холме не шевелилась.
   
Дождь превратил мелкую пыль в грязь. Они соскользнули по склону холма и поспешили через двор в дом.
   
– Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПОДГОТОВИТЬСЯ ПОЛУЧШЕ. У МЕНЯ БЫЛИ КОЕ-КАКИЕ ПЛАНЫ…
   
– Но пришлось спасать урожай от бури.
   
– ДА.
   
– Может, стоит забаррикадировать дверь? Закроемся здесь и не пустим его.
   
– ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ГОВОРИТЕ?
   
– Придумай же что-нибудь! Неужели тебе никто не мог противостоять?
   
– НЕТ, – ответил Билл Двер с оттенком гордости.
   
Госпожа Флитворт выглянула в окно, потом вдруг прижалась спиной к стене.
   
– Он исчез!
   
– ОНО, – поправил ее Билл Двер. – СМЕРТЬЮ ОН ЕЩЕ НЕ СТАЛ.
   
– Ну хорошо, оно исчезло! И сейчас может быть где угодно.
   
– ОНО СПОСОБНО ПРОХОДИТЬ СКВОЗЬ СТЕНЫ. Госпожа Флитворт со злостью уставилась на Билла Двера.
   
– ЛАДНО. ПРИНЕСИТЕ ДЕВОЧКУ. ПОРА УХОДИТЬ. – Внезапно ему в голову пришла одна мысль, и настроение немного улучшилось. – У НАС ЕСТЬ ЕЩЕ НЕМНОГО ВРЕМЕНИ. КОТОРЫЙ СЕЙЧАС ЧАС?
   
– Не знаю. Ты постоянно останавливал мои часы.
   
– НО ПОЛНОЧИ ЕЩЕ НЕТ?
   
– Нет. Где-то четверть двенадцатого.
   
– ЗНАЧИТ, У НАС ЕСТЬ ЕЩЕ ТРИ ЧЕТВЕРТИ ЧАСА.
   
– Почему ты так уверен?
   
– ВСЕ ДЕЛО В КОНЦОВКЕ, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ. ЗДЕСЬ ВСЕ, КАК В КНИЖКЕ. НАГНЕТАЕТСЯ ДРАМАТИЧЕСКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ, – с неодобрением промолвил Билл Двер. – СМЕРТЬ, КОТОРЫЙ ПОЗИРУЕТ НА ФОНЕ ОСВЕЩЕННОГО МОЛНИЯМИ НЕБА, НЕ ПРИХОДИТ В ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ ДВЕНАДЦАТОГО, ЕСЛИ МОЖЕТ ПРИЙТИ В ПОЛНОЧЬ.
   
Она кивнула и поспешила наверх. Через минуту-две она вернулась с закутанной в одеяло Сэл на руках.
   
– Малышка крепко спит, – сообщила она.
   
– ЭТО НЕ СОН.
   
Дождь прекратился, но буря по-прежнему шествовала по холмам. Воздух трещал, казался раскаленным добела.
   
Билл Двер прошел мимо курятника, где петушок Сирил и весь его престарелый гарем старались уместиться на нескольких дюймах насеста.
   
Над печной трубой дома появилось бледно-зеленое свечение.
   
– Мы называем это Огнем Матушки Кари, – пояснила госпожа Флитворт. – Это предзнаменование.
   
– ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ ЧЕГО?
   
– Чего? Понятия не имею. Просто предзнаменование. Элементарная примета. Куда мы идем?
   
– В ГОРОД.
   
– Чтобы быть ближе к косе?
   
– ДА.
   
Он исчез в амбаре. Спустя некоторое время он появился, ведя на поводу Бинки. Билл Двер сел на лошадь, наклонился, подхватил госпожу Флитворт со спящей девочкой и усадил их перед собой.
   
– ЕСЛИ СО МНОЙ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ, – сказал он, – ЭТА ЛОШАДЬ ОТВЕЗЕТ ВАС, КУДА ЗАХОТИТЕ.
   
– Я никуда, кроме дома, не поеду!
   
– КУДА ЗАХОТИТЕ.
   
Бинки перешла на рысь, и они свернули на ведущую в город дорогу. Ветер яростно терзал деревья, осыпая их и дорогу лиственным дождем. Периодически небо вспарывала очередная молния.
   
Госпожа Флитворт оглянулась на холм за фермой.
   
– Билл…
   
– ЗНАЮ.
   
– …Оно снова там…
   
– ЗНАЮ.
   
– Но почему оно нас не преследует?
   
– ПОКА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ ПЕСОК, НАМ НИЧТО НЕ УГРОЖАЕТ.
   
– А когда он закончится, ты умрешь?
   
– НЕТ. КОГДА ПЕСОК ЗАКОНЧИТСЯ, Я ДОЛЖЕН БУДУ УМЕРЕТЬ. Я ОКАЖУСЬ В ПРОСТРАНСТВЕ МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И ЖИЗНЬЮ ПОСЛЕ СМЕРТИ.
   
– Билл, мне кажется, что существо, на котором он сидит… сначала я приняла его за нормальную лошадь, просто очень тощую, но…
   
– ЭТО КОНЬ-СКЕЛЕТ. ВПЕЧАТЛЯЮЩИЙ, НО КРАЙНЕ НЕПРАКТИЧНЫЙ. У МЕНЯ ОДНАЖДЫ БЫЛ ТАКОЙ, У НЕГО ВСЕ ВРЕМЯ ОТВАЛИВАЛАСЬ ГОЛОВА.
   
– Есть выражение «пинать дохлую собаку». В данном случае пинают мертвую лошадь.
   
– ХА. ХА. ОЧЕНЬ ЗАБАВНО, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.
   
– Думаю, пора тебе перестать звать меня госпожой Флитворт, – сказала госпожа Флитворт.
   
– РЕНАТА?
   
Ее глаза изумленно расширились.
   
– Откуда ты знаешь мое имя? А, наверное, натыкался на него в какой-нибудь своей переписи.
   
– ОНО БЫЛО ВЫГРАВИРОВАНО.
   
– На часах?
   
– ДА.
   
– В которых пересыпался песок времени?
   
– ДА.
   
– У каждого человека есть такие?
   
– ДА.
   
– Значит, тебе известно, сколько я еще…
   
– ДА.
   
– М-да, странно, наверное, знать… о таких вещах… ну, ты меня понимаешь.
   
– НЕТ. ДАЖЕ НЕ ПРОСИТЕ.
   
– А вообще, это нечестно. Если бы каждый человек точно знал, когда умрет, то прожил бы куда лучшую жизнь…
   
– ЕСЛИ БЫ ЛЮДИ ЗНАЛИ, КОГДА УМРУТ, ОНИ, СКОРЕЕ ВСЕГО, НЕ ЖИЛИ БЫ ВООБЩЕ.
   
– Слишком смахивает на афоризм. Что ты-то об этом знаешь, Билл Двер?
   
– ВСЕ.
   
Бинки проскакала по одной из немногочисленных улиц деревеньки и зацокала по булыжникам площади. На улицах никого не было. В городах типа Анк-Морпорка полночь была не более чем поздним вечером – ночей в общепринятом смысле не существовало вообще, были лишь вечера, плавно переходящие в рассветы. Но здесь люди регулировали свои жизни по закатам и крикам петухов с плохим произношением. Полночь здесь означала то, что и должна была означать.
   
На площади было тихо, несмотря на то что совсем рядом бушевала буря. Тиканье часов на башне, совсем неслышное в полдень, гулким эхом отражалось от домов.
   
Когда они наконец приблизились к башне, что-то зажужжало в ее шестеренчатых внутренностях. Минутная стрелка с глухим звуком шагнула вперед и, задрожав, замерла на цифре «9». На циферблате открылась дверь, важно появились две механические фигурки и с видимым усилием принялись лупить по небольшому колоколу.
   
Динь-динь-динь.
   
Затем фигурки построились и, шатаясь, скрылись в часах.
   
– Они так же выходили, еще когда я была девочкой. Их сделал пра-пра-прадедушка Неда Кекса, – пояснила госпожа Флитворт. – Мне всегда было интересно, а что они делают между курантами. Раньше я считала, что у них там, внутри, маленький домик.
   
– СОМНЕВАЮСЬ. ЭТО ПРОСТО ПРЕДМЕТЫ. НЕЖИВЫЕ.
   
– Гм-м. Они здесь уже сотни лет. Может быть, жизнь каким-то образом можно приобрести?
   
– ДА.
   
Они стали ждать. Тишину нарушали только редкие движения минутной стрелки, неумолимо стремящейся в ночь.
   
– М-м… Знаешь, Билл Двер, мне очень приятно, что ты работал у меня.
   
Он ничего не ответил.
   
– Спасибо за то, что помог мне с урожаем. И за все остальное тоже.
   
– ЭТО БЫЛО… ИНТЕРЕСНО.
   
– Я была не права, что задержала тебя из-за нескольких снопов пшеницы.
   
– НЕ ИЗВИНЯЙТЕСЬ. УРОЖАЙ БЫЛ ОЧЕНЬ ВАЖЕН.
   
Билл Двер разжал пальцы. На ладони появился жизнеизмеритель.
   
– До сих пор не могу понять, как ты проделываешь этот фокус.
   
– ЭТО СОВСЕМ НЕ ТРУДНО.
   
Шипение песка становилось все громче, пока не затопило всю площадь.
   
– У тебя есть какие-нибудь последние слова?
   
– ДА. МНЕ ОЧЕНЬ НЕ ХОЧЕТСЯ УХОДИТЬ.
   
– Ну, по крайней мере кратко.
   
Билл Двер был крайне удивлен, когда почувствовал, что она пытается ободряюще сжать его руку.
   
Над их головами стрелки сошлись на полуночи. Послышалось жужжание, открылась дверца. Вышли фигурки, остановились по обеим сторонам колокола, поклонились друг другу и подняли молоты. Динь.
   
И сразу же послышался цокот копыт. Госпожа Флитворт увидела, как края ее поля зрения заполняются лиловыми и синими пятнами, похожими на послеобразы, – только у этих пятен не было образов, за которыми они могли последовать.
   
Если бы она подняла голову и украдкой, краешком глаза поглядела на стены, то увидела бы маячившие там серые фигуры.
   
«Налоговики, – подумала госпожа Флитворт. – Явились убедиться, что все пройдет как надо».
   
– Билл?
   
Он сжал пальцы на золотом жизнеизмерителе.
   
– СЕЙЧАС НАЧНЕТСЯ.
   
Цокот становился все громче, эхом разносился за их спинами.
   
– ПОМНИТЕ, ВАМ НИЧЕГО НЕ ГРОЗИТ. Билл Двер скрылся в полумраке. Потом на мгновение появился вновь.
   
– СКОРЕЕ ВСЕГО, НЕ ГРОЗИТ, – добавил он и снова отступил в темноту.
   
Держа на коленях спящую девочку, госпожа Флитворт осталась сидеть на ступенях часовой башни.
   
– Билл? – позвала она.
   
На площади показался всадник.
   
Конь действительно представлял собой скелет. Голубоватые языки пламени вырывались почти из каждого сустава. «Интересно, – подумала госпожа Флитворт, – а этот вот конь – просто оживленный скелет, который некогда находился в теле настоящей лошади, или же он – живое существо из какого-нибудь вида скелетообразных?» В сложившихся обстоятельствах смешно было думать о подобных пустяках – но это было все ж лучше, чем дрожать при виде приближающейся действительности.
   
Интересно, а этого коня чистят – или просто полируют тряпочкой?
   
Всадник спешился. Он был значительно выше Билла Двера, но плащ благоразумно скрывал детали его фигуры. В руках он держал нечто, похожее на косу. То был инструмент, одним из предков которого была коса, – точно так же одним из предков самого сложного хирургического инструмента является обычная палочка. Эта коса с косьбой не имела ничего общего.
   
Фигура с косой на плече важно прошествовала к госпоже Флитворт и остановилась.
   
– Где Он?
   
– Понятия не имею, о ком ты говоришь, – пожала плечами госпожа Флитворт. – И на твоем месте, молодой человек, я бы прежде позаботилась о коне, задала корм и так далее.
   
С явным трудом переварив всю эту информацию, фигура наконец пришла к некоему заключению. Она сняла с плеча косу и опустила взгляд на ребенка.
   
– Его я все равно найду, – сказала фигура, – но сначала…
   
И тут же замерла, потому что некий голос прямо за ее спиной произнес:
   
– БРОСЬ КОСУ И ПОВЕРНИСЬ. ТОЛЬКО МЕДЛЕННО.
   
   
«Внутри города существует нечто… – думал Сдумс. – Города заселены людьми, но также они заполнены торговлей, магазинами, религией и… Глупо, – сказал он себе. – Это всего лишь вещи, понятия. Они не могут быть живыми». Или жизнь каким-то образом можно приобрести?
   
Паразиты, хищники, но не из тех, что поражают животных и какие-нибудь там овощи… О нет, эта более крупная и медлительная жизненная форма паразитирует на городах. Вырастает в городах и на них же паразитирует. Он без труда вспомнил, – сейчас воспоминания возвращались легко, словно по команде, – как когда-то, еще студентом, читал о существах, откладывающих яйца в других существах. После этого он несколько месяцев не ел омлеты и икру – так, на всякий…
   
И яйца должны… должны выглядеть похожими на город, чтобы жители сами несли их домой. Принцип кукушки.
   
Интересно, а сколько городов уже погибло таким вот образом? Облепленные паразитами, как коралловый риф – морскими звездами… В конце концов они просто становятся пустыми, теряют дух, которым некогда обладали. Он встал.
   
– Библиотекарь, а где все?
   
– У-ук у-ук.
   
– Как это на них похоже. Но со мной такое тоже бывало. Мчался куда-то, ничего не помня и ни о чем не задумываясь. Да благословят и помогут им боги, если, конечно, найдут время отвлечься от своих вечных семейных дрязг.
   
«И что дальше? – вдруг подумал он. – Я во всем разобрался, и что мне теперь делать?»
   
Срываться с места и бежать. Вернее, ковылять со всех ног.
   
   
Центра кучи уже не было видно. Что-то происходило. Бледно-голубое свечение нависло над огромной пирамидой искореженной проволоки, внутри иногда сверкали молнии. Тележки сбились в плотную кучу, подобно астероидам, обживающим новую планету, но прочие тележки, которые прибыли позже, направлялись в открывающиеся тоннели и исчезали в мерцающем сердечнике.
   
А потом в районе вершины наметилось некое движение, что-то пробилось сквозь мешанину металла. То был блестящий шпиль, поддерживающий шар диаметром около двух метров. Минуту или две ничего не происходило, потом, немножко пообсохнув, шар вдруг расщепился.
   
Из него посыпались белые предметы. Подхваченные игривым ветерком, они разлетались по всему Анк-Морпорку и падали на любопытствующую толпу.
   
Один из них плавно пролетел над крышами и упал к ногам выходившего из библиотеки Ветром Сдумса.
   
Это была карточка, на которой виднелась какая-то надпись. Вернее, не надпись, а попытка надписи. Эти буквы выводила та же рука, что подписывала шарики со снежинками. И судя по всему, рука эта так и не освоилась с грамотой.
   
РАЗ ПРАДАЖА! РАЗ ПРАДАЖА!! РАЗ ПРАДАЖА!!! НАЧЕНАИТСЯ ЗАВТРА!!!
   
   
Сдумс вышел из университетских ворот. Мимо него струились людские потоки.
   
Сдумс прекрасно знал своих сограждан. Они готовы были глазеть на что угодно и когда угодно. При виде надписи с тремя восклицательными знаками не устоял бы ни один житель Анк-Морпорка.
   
Он почувствовал на себе чей-то взгляд и повернулся. Тележка, следившая за ним из переулка, поскрипывая удалилась.
   
– Что происходит, господин Сдумс? – спросила Людмилла.
   
Лица прохожих все до единого были искажены гримасой непреодолимого предвкушения.
   
Совсем не обязательно быть волшебником, чтобы понять, что творится что-то очень нехорошее. Все чувства Сдумса ревели, как динамо-машина.
   
Волкофф поймал зубами пролетавший мимо клочок бумаги и передал его Сдумсу.
   
ПАТРЯСНЫЕ СКИДКИ!!!!!
   
Сдумс печально покачал головой. Пять восклицательных знаков. Верный признак абсолютно свихнувшегося разума.
   
И тут он услышал музыку.
   
Волкофф сел, вздернул морду и завыл.
   
В подвале дома госпожи Торт страшила Шлеппель отложил недоеденную третью крысу и прислушался.
   
Потом быстренько закончил трапезу и потянулся к своей двери.
   
   
Граф Артур Подмигинс Упырито работал над гробом.
   
Лично ему для жизни, для жизни после смерти, для не-жизни или для того, что он сейчас предположительно вел, гроб совсем не требовался. Но ему пришлось обзавестись этим атрибутом. На этом настояла Дорин. По ее словам, гроб придавал жилищу «соответствующий тон». Всякий истинный вампир обязан иметь гроб и склеп, в противном случае, как утверждала та же Дорин, все остальное вампирское сообщество будет снисходительно щерить на тебя зубы.
   
Однако, когда ты становишься вампиром, никто не удосуживается объяснить тебе все детали твоего нынешнего существования. Сколачивать себе гроб из дешевых досок два на четыре дюйма, приобретенных у Мела в «Стройремонте Оптом»? Насколько было известно Артуру, большинство вампиров этим никогда не занимались. По крайней мере, настоящих вампиров. Взять, к примеру, графа Драгулу. Такой важный человек поручал подобные дела кому-нибудь другому. Когда крестьяне прибежали сжигать его замок, граф не помчался вниз к воротам, чтобы поднять разводной мост. Конечно нет. Он просто сказал: «Игорь, – если это был Игорь, – распоряжайся этим бистренько, бистро, бистро». И все.
   
Ха! Вот уже как несколько месяцев они разместили объявление в конторе трудоустройства господина Кибла. Ночлег, трехразовое питание, при необходимости – гроб. Не такие уж большие запросы. Если учесть, что люди болтают о безработице. Как тут не разозлиться.
   
Он взял очередной кусок дерева и недовольно сморщился, раскладывая метр и отмеривая нужную длину.
   
Спина Артура страшно болела – сорвал, когда копал ров. Вот вам еще кое-что, о чем настоящие вампиры не должны беспокоиться. Ров – это приложение к профессии, он придает стиль. Но Артуру пришлось окапывать весь дом, потому что у нормальных вампиров нет таких сварливых соседей, как госпожа Зануде с одной стороны и семейство троллей, которых Дорин терпеть не могла, с другой. А перед самым домом проходила улица, по которой все время кто-то ездил. Разве это условия для вампира? И ограничиться канавой на заднем дворе тоже было нельзя. Артур постоянно забывал о ней и падал в эту яму.
   
К тому же существовала проблема укусов юных девичьих шеек. Вернее, не существовала – в связи с полным отсутствием девушек. Артур всегда готов был учитывать точку зрения другого, но считал, что невинные девушки являются неотъемлемой частью истинного вампирства, что бы там ни говорила Дорин. Невинные девушки в прозрачных пеньюарах. Артур был не совсем уверен, что такое прозрачный пеньюар, но где-то читал о них и надеялся увидеть, прежде чем сойдет в могилу… Ну, или прежде чем ему в грудь воткнут кол.
   
К тому же жены других вампиров не начинали вдруг коверкать слова только потому, что прирожденные вампиры всегда говорят с акцентом.
   
Артур вздохнул.
   
Какая тут, к чертям, жизнь, жизнь после смерти или не-жизнь, если ты являешься представителем класса чуть ниже среднего, торгуешь овощами и фруктами, а претендуешь выглядеть как представитель высшего света…
   
Вдруг через отверстие в стене, которое Артур пробил, чтобы вставить зарешеченное окно, донеслась музыка.
   
– О, – застонал он и схватился за челюсть. – Дорин, это ты?
   
   
Редж Башмак яростно ударил кулаком по своей переносной трибуне.
   
– …И лично я считаю, что мы не должны лежать и ждать, когда трава прорастет над нашими головами! – взревел он. – Где же ваши хваленые семь тезисов о Равных Правах и Возможностях для всех умертвий? А?
   
Кладбищенскую жухлую траву трепал ветерок. Единственным существом, обращавшим внимание на Реджа, был одинокий ворон.
   
Редж Башмак пожал плечами.
   
– По крайней мере, вы должны приложить хоть какие-то усилия, – вкрадчиво понизив голос, обратился он к так называемому иному миру. – Я пальцы истер до самой кости, – в подкрепление своих слов он мученическим жестом выбросил вперед руки, – но услышал ли я хоть слово благодарности?
   
Он замолчал и прислушался – на всякий случай.
   
Крайне крупный ворон, один из тех, что ютились на крыше Университета, наклонил голову и удостоил Реджа задумчивым взглядом.
   
– Знаете, – продолжил Редж, – иногда так хочется все бросить и…
   
Ворон откашлялся.
   
Редж Башмак резко развернулся.
   
– Только посмей что-нибудь сказать. Одно-единственное словечко и…
   
И тут он услышал музыку.
   
Людмилла наконец рискнула убрать руки от ушей.
   
– Какой ужас! Что это такое, господин Сдумс? Сдумс попытался натянуть на голову остатки шляпы.
   
– Понятия не имею, – ответил он. – Это вполне можно принять за музыку. Если, конечно, ты никакой музыки отродясь не слышал.
   
Ноты отсутствовали как класс. Были собранные вместе шумы, которые отчаянно пытались сойти за ноты. Примерно то же самое получилось бы, если бы человек попробовал начертить карту страны, которую никогда не видел.
   
Хнийп. Йнийп. Хвуомп.
   
– Это доносится откуда-то из-за города, – заметила Людмилла. – И туда же направляются… все… люди. Неужели эта музыка им нравится?
   
– Она даже самой себе не может нравиться, – пожал плечами Сдумс.
   
– Это очень похоже на… Помните прошлогоднее нашествие крыс? А потом еще появился тот тип, который утверждал, будто его дудку слышат только крысы?
   
– Да, но то было простым обманом, мошенничеством. Это был Изумительный Морис и Его Дрессированные Грызуны…
   
– Но если бы у него и в самом деле была такая дудка?
   
Сдумс покачал головой:
   
– Музыка, способная привлекать людей? Ты об этом? Да нет, такого просто не может быть. Нас-то она не привлекает, а как раз наоборот.
   
– Верно, но вы же и не совсем человек… с технической точки зрения, – возразила Людмила. – Да и я… – Она вдруг запнулась, и лицо ее залилось ярким румянцем.
   
Сдумс ободряюще похлопал ее по плечу.
   
– Верно подмечено. Абсолютно верно, – только и мог сказать он.
   
– Вы все знаете, да?
   
– Да, и, честно говоря, я считаю, что стыдиться здесь нечего.
   
– Но мама говорит, что никто не должен об этом знать. Иначе будет беда!
   
– Ну, это, вероятно, зависит от того, кто именно узнает твою тайну, – заметил Сдумс, взглянув на Волкоффа.
   
– А почему ваш пес все время на меня так смотрит?
   
– Он очень умный.
   
Сдумс покопался в кармане, выбросил оттуда пару горстей земли и наконец достал свой дневник. До следующего полнолуния – двадцать дней. Ох, что-то будет…
   
   
Куча из металлического лома начинала оседать. Вокруг нее кружились тележки, а жители Анк-Морпорка, сформировав огромный круг, отчаянно пытались разглядеть, что же все-таки происходит. Немузыкальная музыка била по ушам.
   
– Смотрите, там господин Достабль… – сказала Людмилла, когда они с Сдумсом проталкивались сквозь не оказывавшую ни малейшего сопротивления толпу.
   
– И что он продает на этот раз?
   
– По-моему, он даже не пытается ничего продавать, – пожала плечами Людмилла.
   
– Все настолько плохо? Похоже, у нас серьезные неприятности.
   
Из дыр в куче вырывался синий свет. Куски тележек падали на землю, как металлические листья.
   
Сдумс неуклюже нагнулся и поднял остроконечную шляпу. По ней проехалось не одно колесо, но тем не менее она сохранила все основные признаки предмета, который должен находиться на чьей-то голове.
   
– Там волшебники, – сказал он.
   
Металл источал странный серебряный свет. И переливался, как масло. Сдумс протянул руку, и между его пальцами и металлом проскочила крупная искра.
   
– Гм, – задумчиво произнес он. – Очень высокий потенциал…
   
А затем он услышал чей-то акцент:
   
– Это неужели есть господин Сдумс?
   
Он обернулся, к нему пробиралась чета Упырито.
   
– Мы быть здесь гораздо раньше, но случаться маленькая задержка…
   
– Я никак не мог найти эту проклятую запонку для воротничка, – пробормотал Артур, выглядевший взволнованным и раздраженным.
   
На голове у него был складной цилиндр, который прекрасно складывался, но, к сожалению, совсем не походил на шляпу. Создавалось впечатление, что Артур смотрит на мир из-под черной гармошки.
   
– О, привет, – кивнул Сдумс.
   
В преданности четы Подмигинсов атрибутам вампиризма было нечто захватывающее.
   
– Кто есть данный молодой девушк? – спросила Дорин, улыбаясь Людмилле. Акцент ее вдруг стал совсем неразборчивым.
   
– Прошу прощения? – не понял Сдумс.
   
– Фы меня что-то спросить?
   
– Дорин… я хотел сказать, графиня поинтересовалась, кто эта девушка, – устало перевел Артур.
   
– Я еще не совсем утратила разум и сама могу разобрать собственные слова, – отрезала Дорин уже нормальным голосом женщины, рожденной и воспитанной в Анк-Морпорке, а не в каком-то там транзильванском замке. – Честно говоря, если бы не я, тебя бы ни один человек не принял за настоящего вампира…
   
– Меня зовут Людмилла, – представилась Людмилла.
   
– Отшень приятно, – благосклонно произнесла графиня Упырито, протягивая руку, которая была бы тонкой и бледной, если бы не была такой розовой и пухлой. – Всегда есть приятно познакомиться со свежей кровью. Заглядывайте на чашечку чая с собачьим печеньем. Наши двери есть фсегда открыты.
   
Людмилла повернулась Ветром Сдумсу.
   
– У меня что, на лбу все написано?
   
– Это не совсем обычные люди, – тактично заметил Сдумс.
   
– Я так и подумала, – спокойно кивнула Людмилла. – Никогда не видела людей, которые бы в такую жару носили черные плащи.
   
– Плащ – это необходимый атрибут, – пояснил граф Артур. – Для крыльев, понимаете? Вот…
   
Театральным жестом он распахнул плащ. Раздался громкий хлопок, и в воздухе возникла жирная летучая мышка. Она посмотрела вниз, сердито пискнула и спикировала носом в землю. Дорин подняла мышь за лапу и стряхнула с нее пыль.
   
– Но окна на ночь мы не открываем. Не люблю сквозняков, – заметила она равнодушно и практически без акцента. – Когда же наконец прекратится эта музыка?! У меня уже голова трещит.
   
Раздался еще один хлопок. Возникший Артур еще раз спикировал носом в землю.
   
– Здесь все дело в высоте, – пояснила Дорин. – Места мало. Нужен по крайней мере один этаж, чтобы набрать скорость и поймать поток воздуха.
   
– Иначе не успеешь расправить крылья, – пояснил Артур, вставая на ноги.
   
– Прошу прощения, – перебил Сдумс, – неужели эта музыка на вас не действует?
   
– От нее мне хочется скрежетать зубами, – признался Артур. – Что для вампира крайне вредно. Клыки быстро стачиваются.
   
– Господин Сдумс считает, что она как-то воздействует на людей, – сказала Людмилла.
   
– Что, они тоже зубами скрипят? – спросил Артур.
   
Сдумс посмотрел на толпу. На членов клуба «Начни заново» никто не обращал ни малейшего внимания.
   
– По-моему, они чего-то ждут, – высказалась Дорин и тут же поправилась. – О та, они чего-то ждать!
   
– Кошмар какой, – покачала головой Людмилла.
   
– В кошмарах нет ничего плохого, – возразила Дорин. – Мы сами воплощение ночных кошмаров.
   
– Господин Сдумс хочет лезть в эту кучу, – сообщила Людмилла.
   
– Отличная мысль, – кивнул Артур. – Мы их заставим выключить эту проклятую музыку.
   
– Но вы же там можете погибнуть! – заволновалась Людмилла.
   
Сдумс задумчиво потер руки.
   
– Вот-вот, – сказал он. – По крайней мере, один неприятный сюрприз у нас для них имеется.
   
Он шагнул в свечение.
   
Никогда еще не доводилось видеть ему столь необычное свечение. Казалось, свет струится со всех сторон, находит малейшую тень и безжалостно с ней расправляется. Этот свет был значительно ярче дневного, но он был другим, с голубой кромкой, которая, будто острым ножом, обрезала поле зрения.