1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
   
— Я скажу тебе, что еще, — воскликнула она, больно ткнув его в грудь указательным пальцем. — Как ты мог позволить наложить на себя наказание в пять часов вечера пятницы?
   
— А что? — сказал Гарри. — Почему… ох, черт, отбор Вратаря!
   
— Теперь он вспомнил! — прорычала Анжелина. — Разве я не говорила тебе, что мне нужна вся команда, чтобы найти кого-нибудь, походящего всем? Разве я не говорила, что специально зарезервировала Квидитчное поле? А теперь, оказывается, ты решил, что тебя там не будет!
   
— Я не решал, что меня там не будет! — воскликнул Гарри, уязвленный несправедливостью подобного обвинения. — Я получил наказание от этой тетки Умбридж, только потому, что сказал ей правду Сама-знаешь-о-ком.
   
— Ну а теперь, иди прямо к ней, и умоляй отпустить тебя в пятницу, — отчаявшись, предложила Анжелина. — И мне наплевать, как ты это будешь делать. Если хочешь, скажи ей, что Сам-знаешь-кто, это игра твоего воображения, просто сделай так, чтобы ты был там в пятницу!
   
Она развернулась на каблуках и стремительно унеслась прочь.
   
— Знаете что? — сказал Гарри Рону с Гермионой, когда они вошли в Большой Зал. — Стоит уточнить в Паддлмэр Юнайтед, не убили ли Оливера Древа во время тренировочного сезона, потому что похоже, его душа переселилась в Анжелину.
   
— Как ты оцениваешь шансы на то, что Умбридж отпустит тебя в пятницу? — скептически поинтересовался Рон, садясь за Гриффиндорский стол.
   
— Меньше ноля, — мрачно ответил Гарри, наваливая себе в тарелку бараньи отбивные. — Можно ведь попробовать? Предложу ей взамен еще два наказания или что-нибудь, не знаю… — он проглотил полную ложку картошки. — Надеюсь, она не задержит меня сегодня надолго. Прикиньте, у нас ведь три эссе, еще надо попрактиковаться с Исчезающими заклинаниями для МакГонаголл, поработать над контр-заклинаниями для Флитвика, закончить набросок Низкопоклонника и начать писать этот дурацкий дневник снов для Трелоуни.
   
Рон застонал, и по известным ему одному причинам, взглянул на потолок.
   
— И еще, похоже, собирается дождь.
   
— Как это относится к нашим домашним заданиям? — спросила Гермиона, удивленно подняв брови.
   
— Никак, — ответил Рон, и его уши покраснели.
   
Без пяти пять, Гарри попрощался с друзьями и поднялся в кабинет Умбридж на третьем этаже. Постучавшись, он услышал сладкий голосок:
   
— Войдите.
   
Гарри осторожно вошел и оглянулся. Он знал этот кабинет по трем предшествующим его обитателям.
   
В дни, когда здесь обитал Гилдерой Локхард, все стены были завешаны его собственными светящимися портретами. Когда его занял Люпин, здесь запросто можно было встретиться с каким-нибудь очаровательным Темным Существом в клетке. В дни самозванца Хмури, кабинет был забит различными приспособлениями для определения преступлений и тайн.
   
Но сейчас, он стал просто неузнаваем. Все вертикальные и горизонтальные поверхности были задрапированы кружевными тканями, несколько ваз, полных засушенных цветов, стояли каждая отдельной салфеточке, а на стене оказалась коллекция декоративных тарелок, разрисованных красочными котятами с бантиками на шее. Они были такими гадкими, что Гарри уставился на них, не в силах пошевелиться, пока профессор Умбридж не заговорила снова:
   
— Добрый вечер, мистер Поттер.
   
Гарри вздрогнул и огляделся. Он даже не сразу заметил ее, Умбридж оделась в такую аляповато цветастую мантию, что почти слилась со скатертью на столе.
   
— Вечер, профессор Умбридж, — натянуто ответил он.
   
— Ну, присаживайтесь, — сказала она, указывая на маленький столик, покрытый кружевной салфеткой, рядом с которым стоял стул с прямой спинкой.
   
Лист чистого пергамента лежал на столе, очевидно, дожидаясь Гарри.
   
— Эээ, — сказал Гарри, оставаясь на месте. — Профессор Умбридж. Эээ… прежде, чем мы начнем, я… я хотел попросить Вас… об одолжении.
   
Ее выпученные глаза сузились.
   
— Да?
   
— Ну я…. Я в Гриффиндорской Квидитчной команде. И мне полагается быть на отборе нового Вратаря в пять часов вечера пятницы, и мог бы я…. мог бы пропустить наказание в вечер пятницы и… и получить его в другой день…взамен…
   
Еще не договорив до конца, он уже понял, что это не имеет смысла.
   
— О, нет, — ответила Умбридж, улыбаясь так широко, словно только что проглотила хорошую, сочную муху. — О, нет, нет, нет. Это ваше наказание за распространение злобных, противных, привлекающих внимания историй, мистер Поттер, и наказание нельзя подстраивать так, чтобы виновному было удобно. Нет, Вы придете сюда в пять часов завтра, и послезавтра, и в пятницу тоже, и вы получите свое взыскание, как полагается. Я думаю, очень хорошо, что Вы пропустите нечто, чего Вам действительно хочется. Это должно закрепить урок, который я хочу Вам преподать.
   
Кровь прилила к голове Гарри, а в ушах громко зашумело. Так она сказала «злобных, противных, привлекающих внимания историй», разве нет?
   
Умбридж наблюдала за ним, склонив набок голову и все еще широко улыбаясь, словно точно знала, о чем он думает, дожидаясь, когда он снова взорвется и начнет кричать. Огромным усилием воли, подавив в себе гнев, Гарри, не глядя на Умбридж, бросил свою сумку возле стула и сел.
   
— Надо же, — сладко пропела Умбридж. — Мы уже научились контролировать свой нрав, не так ли? А теперь, вы кое-что напишите, мистер Поттер. Нет, не своим пером, — добавила она, когда Гарри нагнулся к сумке. — Вы напишите это моим специальным пером. Вот этим.
   
Она подала ему длинное, тонкое черное, необычайно остро заточенное, перо.
   
— Я хочу, чтобы Вы написали, я не должен лгать, — произнесла она мягко.
   
— Сколько раз? — спросил Гарри, стараясь выражаться, как можно вежливее.
   
— О, так долго, пока не дойдет, — сладко ответила Умбридж. — Приступай.
   
Она вернулась за свой стол, склонившись над стопкой пергаментов, похожих на эссе, сданные на проверку. Гарри поднял острое черное перо, и понял, что чего-то не хватает.
   
— Вы не дали мне чернил, — констатировал он.
   
— О, чернила тебе не понадобятся, — посмеиваясь, ответила Умбридж.
   
Гарри, опустив перо на пергамент, написал: Я не должен лгать.
   
И тут же застонал от боли. Слова, появившиеся на пергаменте, сияли красными чернилами. В тоже время, эти самые слова проступили на тыльной стороне его ладони, будто вырезанные на коже скальпелем … кожа заживала прямо на глазах, и спустя секунду осталась лишь краснота, да и та скоро прошла.
   
Гарри посмотрел на Умбридж. Она ответила на его взгляд, растянув в улыбке свой жабий рот.
   
— Что?
   
— Ничего, — тихо ответил Гарри.
   
Он уставился на пергамент, снова опустил перо и написал Я не должен лгать, и во второй раз тыльную сторону его ладони обожгла боль. И вновь, слова будто вырезали на коже, но секундой позже, они так же зажили.
   
Так и продолжалось. Снова и снова Гарри писал слова на пергаменте, понимая, что пишет не чернилами, а своей кровью. Снова и снова, слова проступали на его ладони, заживали, и появлялись вновь, стоило ему коснуться пером пергамента.
   
За окном сгустилась тьма. Гарри не спрашивал, когда ему можно будет остановиться, и не смотрел на часы. Он знал, что Умбридж ждет от него проявления слабости, но не собирался доставлять ей такого удовольствия, даже если бы пришлось сидеть здесь всю ночь и так же измываться над своей рукой.
   
— Иди сюда, — наконец, позвала его Умбридж.
   
Он встал, рука ныла от боли. Порезы пропали, но на коже по-прежнему оставались красные следы.
   
— Руку, — приказала она.
   
Гарри протянул ей ладонь, и с трудом подавил дрожь отвращения, когда она коснулась его своими толстыми, похожими на обрубки, пальцами, усеянными уродливыми старыми кольцами.
   
— Так, так, мне не кажется, что произведенного эффекта достаточно, — улыбнулась она. — Ну что же, попытаемся завтра вечером? Можешь идти.
   
Гарри, не говоря ни слова, покинул ее кабинет. Школа была пустынна, полночь, очевидно, давно минула. Он медленно прошагал по коридору до поворота, и, убедившись, что отсюда она его точно не услышит, сорвался на бег.
   * * *
   
Гарри не успел ни попрактиковаться с Исчезающими заклинаниями, ни заполнить сновидческий дневник, ни закончить набросок Низкопоклонника, ни написать свои эссе. На следующее утро, он пропустил завтрак, чтобы набросать пару выдуманных снов для Прорицания, и с удивлением обнаружил всклокоченного Рона, делающего тоже самое.
   
— Почему ты не закончил это прошлой ночью? — спросил Гарри у Рона, широко распахнутыми глазами оглядывающего комнату отдыха в поисках вдохновения.
   
Рон, который накануне ночью уже спал, когда Гарри вернулся в их общую спальню, пробормотал что-то насчет «деланья других дел», и, уткнувшись в пергамент, нацарапал несколько слов.
   
— Ну, с этим я справился, — сказал он, захлопывая дневник. — Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новую пару обуви, она же не найдет в этом ничего странного, так ведь?
   
И они вместе поспешили в Северную Башню.
   
— А как прошло наказание у Умбридж? Что она заставила тебя делать?
   
Гарри поколебался долю секунды и произнес:
   
— Писать.
   
— Это ведь неплохо, нет? — спросил Рон.
   
— Нет, — ответил Гарри.
   
— Эй… я забыл… она отпустила тебя в пятницу?
   
— Нет.
   
Рон сочувственно застонал.
   
Для Гарри это был плохой день — он оказался в числе самых худших на Преображении. Час, положенный на ланч, он провел, заканчивая рисунок Низкопоклонника, и вновь, профессора МакГонаголл, Гниллер-Планк и Зловестра задали им кучу домашней работы, которую у него просто не было шансов закончить этим вечером из-за второго наказания у Умбридж. В добавок ко всему, Анжелина Джонсон отловила его в обед, и узнав, что Гарри не сможет придти в пятницу на отбор Вратаря, заявила, что она нисколько не сомневалась в его отношении, и что ей нужны только те игроки, которые заинтересованы остаться в команде, ставя тренировки впереди остальных обязательств.
   
— Меня же наказали! — заорал Гарри ей вдогонку. — Как ты думаешь, что я предпочту — просиживать в комнате со старой жабой или играть в Квидитч?
   
— Ну, по крайней мере, тебе надо всего лишь писать, — утешила его Гермиона, когда Гарри плюхнулся обратно на скамью, мрачно уставясь на свой бифштекс и пирог с почками, которые ему совсем расхотелось есть. — Это ведь не слишком ужасное наказание, правда…..
   
Гарри открыл рот, потом закрыл его и кивнул. Он не был уверен, что ему стоит рассказывать Рону и Гермионе о том, что действительно происходит в кабинете Умбридж, не хотел пугать их лишний раз, усложняя свое и без того нелегкое положение. К тому же, он смутно догадывался, что между ним и Умбридж происходит битва на выдержку, и не хотел доставлять ей удовольствия, жалуясь об этом на каждом углу.
   
— Я не могу поверить, что нам столько задали, — несчастным голосом сказал Рон.
   
— Ну, а почему же ты не сделал часть прошлым вечером? — спросила его Гермиона. — Где ты, кстати, был?
   
— Я… я просто прогуливался, — уклончиво ответил Рон.
   
У Гарри сложилось впечатление, что ни ему одному приходится что-то скрывать.
   * * *
   
Второе наказание оказалось хуже предыдущего, на этот раз кожа на тыльной стороне ладони воспалилась гораздо быстрее, покраснела и горела от боли. Маловероятно, что это сможет быстро зажить, подумал Гарри. Если так пойдет и дальше, порезы превратятся в шрамы, навсегда отпечатавшись на руке. Вот тогда, Умбридж, возможно останется довольна. И все таки, Гарри ни разу не позволил себе застонать от боли, и с момента, когда он вошел в комнату до того, как он из нее вышел, снова, далеко заполночь, он произнес только «добрый вечер» и «спокойной ночи».
   
Ситуация с домашними заданиями становилась совершенно отчаянной, и вернувшись в комнату отдыха Гриффиндора, Гарри, вместо того, чтобы отправиться спать, открыл учебники и начал писать эссе по лунным камням для Снэйпа, закончив в полтретьего ночи. Знал, что работа вышла слабенькой, но ничего поделать не мог — если бы он совсем ничего не сдал, то, на сей раз, получил бы взыскание уже от Снэйпа. Затем он быстро набросал ответы на вопросы, заданные профессором МакГонаголл, одновременно подправляя характеристику Низкопоклонников для профессора Гниллер-Планк, потом, пошатываясь, добрел до кровати, не раздеваясь, рухнул поверх покрывала и мгновенно уснул.
   * * *
   
Четверг прошел в тумане усталости. Рон тоже выглядел сонным, хотя Гарри не видел для этого никаких причин. Третье наказание прошло так же, как и два предыдущих, за исключением того, что спустя два часа слова «Я не должен лгать», не поблекли на тыльной стороне Гарриной ладони, а долго сочились капельками крови. Когда прекратился скрип пера, профессор Умбридж подняла голову.
   
— Ах, — мягко произнесла она, обходя вокруг стола, чтобы осмотреть его руку. — Хорошо. Это должно послужить тебе хорошим напоминанием. Можешь идти на сегодня.
   
— Я все еще должен придти завтра? — спросил Гарри, поднимая свою сумку левой рукой, правая горела от боли.
   
— О да, — Умбридж улыбнулась еще шире. — Да, думаю, что завтрашним вечером мы сможем выгравировать это послание поглубже.
   
Гарри никогда бы не подумал, что когда-нибудь станет ненавидеть другого учителя, больше, чем Снэйпа, но по дороге в Гриффиндорскую башню, он признался себе, что теперь у его учителя зельеделья появился сильный конкурент. Она злая, думал он, взбираясь на седьмой этаж, злая, извращенная, безумная старуха…
   
— Рон?
   
Он уже поднялся по лестнице и, повернув направо, чуть не врезался в Рона, прячущегося за статуей Лохана Долговязого, крепко сжимая свою метлу. Увидев Гарри, Рон подпрыгнул от неожиданности и спрятал свой новенький Чистомётл Одинадцать за спину.
   
— Что ты делаешь?
   
— Эээ… ничего. А ты?
   
Гарри нахмурился.
   
— Давай, ты же можешь мне сказать! Зачем ты здесь прячешься?
   
— Я… я прячусь от Фрэда с Джорджем, — ответил Рон. — Они только что прошли со стадом первогодок, спорю, что они снова испытывают на них свои изобретения, я хочу сказать, они ведь не могут теперь заниматься этим в комнате отдыха, не при Гермионе.
   
Он произносил слова очень быстро и встревожено.
   
— Но зачем тебе метла, ты же не собираешься летать? — спросил Гарри.
   
— Я…ну…ну…ладно, я тебе скажу, только обещай не смеяться, договорились? — насупившись, сказал Рон, с каждой секундой краснея все больше. — Я…я хочу попробоваться на Гриффиндорского Вратаря, теперь у меня есть подходящая метла. Вот так. Ладно. Смейся.
   
— Я не смеюсь, — ответил Гарри, и Рон моргнул. — Это изумительная идея! Будет действительно круто, если ты попадешь в команду. Никогда не видел, какой из тебя Вратарь, хороший, я надеюсь?
   
— Ну, неплохой, — с облегчением ответил Рон, успокоенный Гарриной реакцией. — Чарли, Фрэд и Джордж всегда ставили меня к кольцам, когда тренировались во время каникул.
   
— Так ты тренируешься по ночам?
   
— Каждый вечер, начиная со вторника… как бы сам по себе. Я попробовал заколдовать Кваффл, чтобы он летел прямо в меня, но это оказалось непросто, мне бы не помешала чья-то помощь, — Рон выглядел возбужденным и обеспокоенным. — Но Фрэд и Джордж начинают глупо хихикать, стоит мне завести разговор об отборе. Они издеваются надо мной с тех пор, как я стал старостой.
   
— Хотелось бы мне побывать на отборе, — горько сказал Гарри, когда они вместе отправились в комнату отдыха.
   
— Ага, так… эй, Гарри, что это у тебя на руке?
   
Гарри, только что чесавший нос свободной от сумки правой рукой, попытался спрятать ее за спину, но добился не большего успеха, чем Рон со своим Чистомётлом.
   
— Это просто порезы… ничего… это…
   
Но Рон уже схватил Гарри за предплечье, и поднял его ладонь на уровень глаз. Несколько секунд он молча смотрел на врезавшиеся в кожу слова, затем несчастным голосом обратился к Гарри.
   
— Я думал, ты говорил, что тебе всего лишь надо писать?
   
Гарри недолго колебался, но, в конце концов, Рон был честен с ним, так что и ему пришлось рассказать другу правду о часах, проведенных в кабинете Умбридж.
   
— Старая карга! — возмущенно прошептал Рон, когда они остановились перед портретом Толстой Тети, мирно дремавшей, упершись головой в рамку. — Она же больная! Иди к МакГонаголл и все ей расскажи!
   
— Нет, — ответил Гарри. — Она только этого и ждет.
   
— Ждет? Ты же не можешь ей позволить и дальше издеваться над собой!
   
— Я не знаю, имеет ли МакГонаголл над ней власть, — сказал Гарри.
   
— Думбльдору, скажи Думбльдору!
   
— Нет, — отрезал Гарри.
   
— Почему нет?
   
— У него и без меня голова забита, — ответил Гарри, но это была всего лишь отговорка.
   
Он никогда бы не пошел к Думбльдору за помощью, ведь Думбльдор с самого июня не стремился с ним поговорить.
   
— Ну, я считаю, ты должен… — начал было Рон, но тут его прервала Толстая Тетя, все это время сонно наблюдавшая за ними, но теперь вышедшая из себя.
   
— Вы собираетесь говорить пароль, или мне так и торчать здесь, пока вы не закончите трепаться?
   * * *
   
Рассвет пятницы был таким же угрюмым и сырым, как вся неделя. Гарри, войдя в Большой Зал, автоматически бросил взгляд на учительский стол, без особой надежды увидеть там Хагрида, и тут же вернулся мыслями к более насущным проблемам, таким как непочатый край домашних заданий и перспектива предстоящего наказания у Умбридж.
   
Две вещи придавали ему в этот день сил. Во-первых, завтра уже наступят выходные, а во-вторых, его хоть и ужасное, но, все же последнее наказание у Умбридж. Из окна ее кабинета открывался вид на поле для Квидитча, и может быть, если ему повезет, он увидит хоть что-то из испытания Рона. Утешения эти были довольно слабенькими, но Гарри благодарил судьбу, что в самую худшую его неделю в Хогвардсе, хоть что-то освещало окружавшую его тьму.
   
В пять часов вечера он постучал в кабинет Умбридж, от всей души надеясь, что делает это в последний раз в своей жизни. Чистый лист уже ждал его на покрытом кружевом столике, рядом лежало заточенное черное перо.
   
— Вы знаете, что делать, мистер Поттер, — произнесла Умбридж, сладко улыбаясь.
   
Гарри поднял перо и посмотрел в окно. Если бы он только мог подвинуть стул хоть на дюйм вправо…и, как будто усаживаясь поудобнее, ухитрился сделать это. Теперь ему было видно, как Гриффиндорская Квидитчная команда парила вверх и вниз над полем, а еще с полдюжины человек переминалось с ноги на ногу у стойки ворот, очевидно дожидаясь своей очереди на отбор. С такого расстояния невозможно было сказать, кто из них Рон.
   
Я не должен лгать, написал Гарри. Рана на тыльной стороне ладони открылась и стала кровоточить.
   
Я не должен лгать. Руку прожгла острая боль.
   
Я не должен лгать. Кровь струйкой потекла по запястью.
   
Он бросил взгляд за окно. Кто бы ни стоял сейчас в воротах, делал он это очень плохо. Кэйти Белл пробила дважды за несколько секунд. От всего сердца надеясь, что этим Вратарем не был Рон, Гарри опустил глаза на пергамент, сияющий его кровью.
   
Я не должен лгать.
   
Я не должен лгать.
   
Он глядел в окно всякий раз, когда не рисковал быть замеченным, слыша скрип пера Умбридж или шум выдвигающегося ящика стола. Третий кандидат был неплох, четвертый — ужасен, пятый — на удивление удачно увернулся от биты, но пропустил легкую подачу. Небо быстро темнело, и Гарри сомневался, что сможет увидеть игру шестого и седьмого человека.
   
Я не должен лгать.
   
Я не должен лгать.
   
Пергамент был весь забрызган кровью, стекающей с горящей болью тыльной стороны его ладони. Когда Гарри снова посмотрел в окно, уже опустилась ночь, и Квидитчного поля больше не было видно.
   
— Давай посмотрим, получилось ли послание, — спустя полтора часа произнесла Умбридж.
   
Она подошла к Гарри, и в тот момент, как она прикоснулась к нему своими короткими окольцованными пальцами, вспышка острой боли пронзила Гарри, но не тыльную сторону ладони, а шрам на лбу. В желудке разлилась странная пустота.
   
Он выдернул руку из ее хватки, вскочил на ночи и уставился на Умбридж. Она смотрела на него, растянув в улыбке широкий, вялый рот.
   
— Это больно, не правда ли? — мягко поинтересовалась она.
   
Он не ответил. Его сердце забилось чаще и сильнее. Она говорила о его руке или о том, что он почувствовал боль во лбу?
   
— Ну, думаю, что добилась своей цели, мистер Поттер. Можете идти.
   
Он схватил сумку и как можно быстрее покинул кабинет.
   
Успокойся, уговаривал он себя, взбегая по лестнице. Успокойся, вовсе не обязательно, что это означает то, что ты думаешь, это могло бы означать…
   
— Мимбулус Мимблетония! — задыхаясь, бросил он Толстой Тете, и она отъехала в сторону.
   
Его приветствовал радостный рев. Светясь от счастья, к нему бросился Рон, щедро расплескивая усладэль из своего кубка.
   
— Гарри, я сделал это! Я в команде, я Вратарь!
   
— Что? О… чудесно! — стараясь улыбаться как можно естественнее, ответил Гарри, но его сердце все еще бешено билось, а рука пульсировала и кровоточила.
   
— Держи усладэль, — Рон впихнул ему бутылку. — Не могу поверить… а куда делась Гермиона?
   
— Она там, — ответил, потягивая усладэль, Фрэд и указал на кресло возле камина.
   
В кресле у огня дремала Гермиона, в ее ослабевшей руке опасно покачивалась бутылка усладэля.
   
— Ну, она вроде обрадовалась, когда я сказал ей, — смущенно произнес Рон.
   
— Дай ей поспать, — торопливо сказал Джордж.
   
Вокруг него Гарри заметил стайку первогодок, со всеми признаками носового кровотечения.
   
— Пойдем, Рон, примеришь старую мантию Оливера, посмотрим, впору ли она тебе, — позвала Кэйти Бэлл. — Мы можем спороть с нее его имя и пришить твое…
   
Рон ушел, а к Гарри приблизилась Анжелина.
   
— Извини, я была резковата с тобой, — отрывисто сказала она. — Но управлять командой, не шуточное дело. Знаешь, я начинаю думать, что иногда мне даже труднее, чем Древу.
   
Она, нахмурившись, наблюдала за Роном, поверх своего кубка.
   
— Слушай, я знаю, что он твой лучший друг, но он не идеален, — резко бросила она. — Хотя, если немного потренируется, будет ничего. Он из семьи хороших игроков в Квидитч. Честно говоря, я предполагаю, что у него больше таланта, чем он показал сегодня. Вики Фробишер и Джеффри Хупер летали сегодня лучше, но Хупер ужасный нытик, вечно стонет о чем-нибудь, а Вики и так уже вступила во все возможные общества. И еще она созналась, что наложила заклятье на летящего в нее Нападалу. По любому, завтра в два часа у нас будет тренировка, так что будь там вовремя. И сделай мне одолжение, помогай Рону, как только сможешь, договорились?
   
Он кивнул, и Анжелина вернулась к Алисии Спиннет. Гарри опустился в кресло рядом с Гермионой, швырнув сумку на пол. Гермиона проснулась.
   
— О, Гарри, это ты… Рон молодец, правда? — сонно пробормотала она. — Я просто…та…та…так устала, — она зевнула. — Проснулась в час ночи, чтобы сделать побольше шапок. Они исчезаю, как сумасшедшие!
   
Только теперь Гарри заметил, что вязаные шапочки усеивали комнату повсюду, где их мог случайно подобрать какой-нибудь неосторожный эльф.
   
— Замечательно, — встревожено отозвался Гарри; если он срочно не поговорит с кем-нибудь, то просто лопнет. — Слушай, Гермиона, я только что был в кабинете Умбридж, и она коснулась моей руки…
   
Гермиона внимательно слушала, и когда Гарри закончил свой рассказ, медленно произнесла:
   
— Ты беспокоишься, что Сам-знаешь-кто контролирует ее так же, как контролировал Беллку?
   
— Ну, — произнес Гарри упавшим голом. — Это ведь возможно, не так ли?
   
— Полагаю, что так, — ответила Гермиона, с сомнением в голосе. — Но я не думаю, что он овладел ею так же, как Беллкой, я хочу сказать, он ведь, по сути, снова ожил, у него теперь свое собственное тело, и ему не надо вселяться в кого-то другого. Скорее всего, он может держать ее под проклятьем Империо…
   
Гарри взглянул на Фрэда, Джорджа и Ли Джордана, жонглирующих бутылками усдаэля. Гермиона снова заговорила:
   
— Но в прошлом году твой шрам болел, когда тебя никто не трогал, и разве Думбльдор не сказал тогда, что это связано как-то с тем, что чувствует в это время Сам-знаешь-кто? Я имею в виду, может, он ничего и не делал с Умбридж, может, это всего лишь совпадение?
   
— Она злая, — отрезал Гарри. — Извращенная.
   
— Она ужасная, да, но…Гарри, думаю, ты должен рассказать Думбльдору, что твой шрам снова заболел.
   
Уже второй раз за два дня он получил совет пойти к Думбльдору, и ответил Гермионе так же, как ответил Рону.
   
— Я не стану его этим беспокоить. Как ты сказала, не слишком-то важное это дело. Он и так болел все лето… просто сегодня вечером значительно сильнее, вот и все…
   
— Гарри, я уверена, что Думбльдор захочет обеспокоиться этим…
   
— Да уж, — ответил Гарри до того, как успел себя одернуть. — Единственное во мне, о чем беспокоится Думбльдор, это мой шрам, не так ли?
   
— Не говори так, это не правда!
   
— Думаю, стоит написать Сириусу, посмотрю, что он об этом думает…
   
— Гарри, ты не можешь упоминать о таких вещах в письме! — встревожено воскликнула Гермиона. — Разве не помнишь, Хмури сказал нам быть поосторожнее с тем, что мы пишем! Мы не можем гарантировать, что сов не перехватят по дороге!
   
— Хорошо, хорошо, я не стану ничего говорить ему! — раздраженно воскликнул Гарри и поднялся. — Я иду спать. Расскажи обо всем за меня Рону, ладно?
   
— Ну нет, — облегченно произнесла Гермиона. — Если ты уходишь, то и я могу идти, без того, чтобы показаться невежливой. Я ужасно вымотана и хочу сделать еще немного шапочек на завтра. Слушай, можешь помочь мне, если хочешь, это забавно, я уже научилась делать узоры и помпоны.
   
Гарри посмотрел на ее сияющее ликованием лицо, и постарался сделать вид, что почти соблазнился заманчивым предложением.
   
— Ээээ… нет, не думаю, что я смогу, спасибо, — ответил он. — Эээ… ну не завтра. У меня куча домашних заданий….
   
И он устало потащился в спальню для мальчиков, оставив Гермиону слегка разочарованной.
  
  
   
    
Глава 14 Перси и Мягколап
   
   
На следующее утро Гарри проснулся раньше всех. Разглядывая пылинки, кружащиеся в луче солнечного света, проникавшего сквозь прореху в балдахине над его кроватью, он наслаждался мыслью, что наконец-то наступила суббота. Первая неделя семестра, казалось, тянулась бесконечно, словно один гигантский урок Истории Магии.
   
Судя по сонной тишине и освежающему прохладой солнечному лучику, рассвет только наступил. Гарри раздвинул занавеси вокруг своей кровати, встал и оделся. Кроме отдаленного щебетания птиц, единственным звуком, наполнявшим спальню, было глубокое дыхание его приятелей Гриффиндорцев. Гарри осторожно открыл школьную сумку, извлек пергамент и перо, и вышел из спальни в комнату отдыха.
   
Направившись прямо к своему любимому старому мягкому креслу возле, теперь уже потухшего, камина, Гарри устроился поудобнее, развернул пергамент и оглянулся. Обрывки скомканной бумаги, старые побрякуши, пустые кувшины из-под усладэля и фантики от сладостей, обычно усеивающие комнату к концу дня, исчезли вместе со всеми Гермиониными шапочками. Рассеянно удивившись тому, сколько эльфов получили свободу, независимо от их желания, Гарри распечатал бутылочку чернил, обмакнул в нее перо, глубоко задумавшись, занес его в дюйме от гладкой желтоватой поверхности пергамента… и с минуту таращился на каминную решетку, совершенно не зная, что написать.
   
Теперь-то он оценил, как трудно было летом Рону и Гермионе составлять свои письма. Как он рассчитывал рассказать Сириусу все, что произошло за неделю и задать все волнующие вопросы, без того, чтобы дать потенциальным похитителям писем информацию, которую он вовсе не хотел, чтобы они получали?
   
Некоторое время Гарри сидел неподвижно, пристально глядя в камин, и придя, наконец, к решению, вновь обмакнул перо в чернила и решительно написал.
   
    
Дорогой Шлярик,
    
    
Надеюсь, что у тебя все нормально, первая неделя здесь была совершенно ужасной, и я действительно рад, что наступили выходные.
    
У нас новый учитель по Защите от Темных Сил, профессор Умбридж. Она почти такая же милая, как твоя мама. Я пишу, потому что, то, о чем я писал тебе прошлым летом, произошло снова прошлым вечером, когда я отбывал наказание у Умбридж.
    
Нам не хватает нашего самого большого друга, надеемся, что он вскоре вернется.
    
Пожалуйста, ответь поскорее,
    
Всего наилучшего,
    
Гарри.
   
   
Гарри несколько раз перечитал письмо, стараясь увидеть его с точки зрения постороннего. И решил, что, просто прочтя письмо, никто бы не понял о чем — или о ком оно написано. Он надеялся, что Сириус просечет скрытый намек на Хагрида и сообщит им, когда он вернется. Гарри не хотел спрашивать прямо, чтобы не привлекать внимание к тому, чем занимался Хагрид, пока его не было в Хогвардсе.
   
Учитывая, что письмо было очень коротким, оно заняло чересчур много времени — пока Гарри над ним трудился, солнечный свет переполз уже на середину комнаты, а в спальнях наверху послышалось шевеление. Тщательно запечатав пергамент, Гарри пролез через отверстие портрета и направился, было, в совяльню.
   
— На твоем месте, я бы не ходил этой дорогой, — произнес Почти Безголовый Ник, проплывая сквозь стену прямо перед вылезшим из прохода Гарри. — Дрюзг задумал уморительную шутку над тем, кто пройдет мимо бюста Парацельса дальше по коридору.
   
— Надо думать, что Парацельс упадет тому прямо на макушку? — спросил Гарри.
   
— Забавно, но так и есть, — скучающе ответил Почти Безголовый Ник. — Утонченность никогда не была сильной стороной Дрюзга. Я отправился искать Кровавого Барона… только он может положить этому конец… увидимся, Гарри.
   
— Ага, пока, — произнес Гарри, поворачивая налево, вместо того, чтобы повернуть направо, так было дольше, но безопасней добраться до Совяльни.
   
Проходя мимо окна, в котором блестело ярко-синее небо, Гарри воспрял духом. Позже у него будет тренировка… и ему очень захотелось вновь очутиться на Квидитчном поле.
   
Что-то легко коснулось его лодыжек, взглянув вниз, Гарри увидел крадущуюся мимо миссис Норрис, серую и тощую, как скелет, кошку смотрителя. Она оглянулась на него светящимися желтыми глазами и скрылась за статуей Уилфрида Задумчивого.
   
— Я не делаю ничего плохого, — бросил ей вслед Гарри.
   
От нее исходил безошибочный дух кошки, отправившейся доносить своему хозяину, и все же Гарри не видел этому причин, ведь он же имел полное право идти в Совяльню в субботу утром.
   
Когда Гарри добрался до Совяльни, солнце уже высоко поднялось в небе и слепило его сквозь незастекленные окна. Широкие серебристые лучи крест-накрест пересекали круглое помещение, где сотни сов, некоторые только вернувшиеся с ночной охоты, примостились на стропилах, слегка встревоженные ранним утренним светом. Усыпанный соломой пол, хрустел под ногами костями сотен крошечных животных. Гарри вытянул шею, высматривая Хедвигу.
   
— Ах, вот ты где, — воскликнул он, обнаружив ее под сводчатым потолком. — Спускайся, у меня есть для тебя письмо.
   
С низким уханьем, Хедвига расправила огромные белые крылья и спланировала к нему на плечо.
   
— Слушай, здесь написано, что оно для Шлярика, — сказал он, вкладывая письмо ей в клюв, и сам не зная почему, прошептал. — Но это для Сириуса, ладно?
   
Она моргнула своими круглыми янтарными глазами, и Гарри понял, это означает, что она поняла.
   
— Ну, безопасного тебе полета, — произнес Гарри, поднося ее к одному из окон.
   
Оттолкнувшись от его руки, Хедвига взмыла в ослепляюще яркое небо. Он проводил ее взглядом, пока она не превратилась в маленькое черное пятнышко и не исчезла, затем посмотрел на отчетливо видимую из этого окна хижину Хагрида, все еще необитаемую — шторы задернуты, труба на крыше не дымит.
   
Верхушки деревьев Запретного Леса раскачивал легкий ветерок. Гарри глядел на них, наслаждаясь свежим воздухом, ласкающим лицо, и размышляя о Квидитче… когда увидел ее — крупная, похожая на рептилию, лошадь, такая же как те, что везли их в Хогвардс, широко, словно птеродактиль, расправив кожистые черные крылья, поднялась над деревьями, словно гротескная гигантская птица, заложила огромный круг, и вновь скрылась в лесу. Все произошло так быстро, что Гарри вряд ли поверил бы в то, что увидел, если бы его сердце не колотилось, как бешенное.
   
Дверь Совяльни открылась. Гарри подскочил от неожиданности и, быстро обернувшись, увидел Чу Чэн, держащую в руках сверток и письмо.
   
— Привет, — машинально поздоровался он.
   
— О… привет, — ответила она, запыхавшись. — Я не думала, что кто-нибудь окажется здесь так рано… Я вспомнила всего пять минут назад, что у мамы сегодня день рождения.
   
Она показала сверток.
   
— Ага, — буркнул Гарри
   
Мозги заклинило, он хотел бы сказать что-нибудь забавное и интересное, но в голове крутилось воспоминание об ужасной крылатой лошади.
   
— Хороший денек, — произнес он, указывая на окна.
   
Все его внутренности съежились от смущения. Погода. Он дошел до того, что заговорил о погоде…
   
— Ага, — ответила Чу, оглядываясь в поисках подходящей совы. — Хорошие условия для Квидитча. Я всю неделю носа наружу не показывала, а ты?
   
— Нет, — сказал Гарри.
   
Чу выбрала одну из школьных амбарных сов. Она поманила ее к себе вниз. Усевшись на вытянутую руку, сова любезно позволила привязать сверток к своей лапе.
   
— Эй, а у Гриффиндора уже есть Вратарь? — спросила Чу.
   
— Ага. Это мой друг, Рон Уизли, знаешь его?
   
— Ненавистник Торнадос? — прохладно осведомилась Чу. — И что он, хорош?
   
— Ага, — ответил Гарри. — Я так думаю. Я не видел его на отборе, потому что отбывал наказание.
   
Чу подняла глаза, лишь наполовину закрепив сверток на совиной лапе.
   
— Эта тетка Умбридж просто омерзительна, — сказала она, понизив голос. — Наложила на тебя взыскание только за то, что ты сказал правду о том…как… как он умер. Все уже слышали об этом, вся школа. Ты дал ей действительно храбрый отпор.
   
Гарри почувствовал такое облегчение, что вполне мог бы воспарить на несколько дюймов над усыпанным пометом полом. Кого волновала дурацкая летающая лошадь, если Чу действительно считала его храбрым. Он уже подумывал, как бы невзначай показать ей свою порезанную ладонь, помогая привязывать сверток к совиной лапе… но в тот самый момент, когда ему в голову пришла эта захватывающая мысль, дверь в Совяльню снова распахнулась.
   
Тяжело дыша, вошел смотритель Филч. На его впалых, испещренных прожилками щеках горели багровые пятна, желваки подергивались, а жидкие седые волосы растрепались, он, очевидно, бежал сюда со всех ног. Миссис Норрис примчалась вслед за ним, уставясь вверх и жадно мяукая. Птицы беспокойно забили крыльями, а большая коричневая сова даже угрожающе щелкнула клювом.
   
— Ага! — воскликнул Филч, вразвалочку направившись к Гарри, его обвислые щеки дрожали от гнева. — Мне намекнули, что ты намереваешься разместить крупный заказ на Навозные Бомбы.
   
Гарри скрестив руки, уставился на смотрителя.
   
— И кто же Вам рассказал, что я заказываю Навозные Бомбы?
   
Чу, хмурясь, глядела на Гарри и Филча. Сидящая на ее руке амбарная сова, устав стоять на одной лапе, предостерегающе ухнула, но Чу не обратила на нее внимания.
   
— У меня свои источники, — самодовольно прошипел Филч. — Теперь передай мне то, что собирался отправить.
   
Чувствуя безмерное облегчение оттого, что не стал тянуть с отправкой письма, Гарри ответил:
   
— Не могу, оно уже ушло.
   
— Ушло? — лицо Филча исказилось от гнева.
   
— Ушло, — спокойно ответил Гарри.
   
Филч несколько секунд в бешенстве жевал губы, ощупывая взглядом Гаррину мантию.
   
— Откуда мне знать, что ты не спрятал письмо в карман?
   
— Оттуда…
   
— Я видела, как он отослал его, — сердито сказала Чу.
   
Филч повернулся к ней.
   
— Ты видела…?
   
— Именно так, видела, — пылко ответила она.
   
В течение нескольких секунд Филч буравил глазами Чу, та в ответ впилась взглядом в Филча. Наконец, смотритель развернулся и зашаркал к двери. Уже положив руку на дверную ручку, он оглянулся на Гарри.
   
— Если я только учую Навозные Бомбы…
   
И заковылял вниз по лестнице. Миссис Норрис бросила последний тоскливый взор на сов, и побежала вслед за хозяином.
   
Гарри переглянулся с Чу.
   
— Спасибо, — сказал он.
   
— Нет проблем, — порозовев, ответила Чу, наконец-то прикрепив сверток к лапе амбарной совы. — Ты ведь не заказывал Навозных Бомб?
   
— Нет, — ответил Гарри.
   
— Удивительно, с чего он тогда так подумал? — спросила она, поднеся сову к окну.
   
Гарри пожал плечами. Его озадачивало это так же, как и ее, но не этот вопрос волновал его сейчас больше всего.
   
Они покинули Совяльню вместе. Дойдя до коридора, ведущего в западное крыло замка, Чу сказала:
   
— Мне сюда. Ну… увидимся где-нибудь, Гарри.
   
— Ага… увидимся.
   
Она улыбнулась ему и ушла. Гарри, ликуя, зашагал вперед. Ему удалось нормально с ней поговорить, ни разу не засмущавшись… ты дал ей действительно храбрый отпор…Чу считала его храбрым…она не возненавидела его за то, что он выжил…
   
Конечно, он знал, что Чу предпочла бы Седрика… хотя, если бы он пригласил ее на бал раньше Седрика, все могло бы сложиться иначе… когда Гарри просил ее об этом, ей, казалось, действительно жаль ему отказывать…
   
— Утречка, — радостно поздоровался он с Роном и Гермионой, когда те присоединились к нему за Гриффиндорским столом в Большом Зале.
   
— Чего это ты такой довольный? — удивленно глядя на Гарри, спросил Рон.
   
— Хм… так сегодня же Квидитч, — счастливо ответил Гарри, подтянув к себе огромную тарелку яичницы с беконом.
   
— О…. ну да… — сказал Рон, отложив тост и сделав большой глоток тыквенного сока. — Слушай… ты не возражал бы пойти со мной чуть пораньше? Просто чтобы…эээ… попрактиковаться перед тренировкой? Ну, чтобы я мог немного набить руку.
   
— Ага, договорились, — ответил Гарри.
   
— Не думаю, что вам стоит это делать, — серьезно сказала Гермиона. — У вас домашних заданий…
   
Она замолчала, прибыла утренняя почта, и, как обычно, «Ежедневный пророк» спланировал к ней в клюве клекочущей совы, приземлившейся в опасной близости от сахарницы, и вытянувшей лапу. Гермиона положила нут в кожаный мешочек, взяла газету, и, когда сова улетела, критически просмотрела титульную страницу.
   
— Есть что-нибудь интересное? — спросил Рон, Гарри ухмыльнулся, зная, что его друг просто хочет увести разговор подальше от темы домашних заданий.
   
— Неа, — вздохнула она. — Просто пустая болтовня о том, что бассистка из Вещих Сестричек выходит замуж.
   
Гермиона открыла газету и углубилась в чтение. Гарри занялся поглощением еще одной порции яичницы с беконом. Рон озабоченно таращился в высокие окна.
   
— Погодите-ка, — вдруг воскликнула Гермиона. — О нет…. Сириус!
   
— Что случилось? — Гарри так яростно дернул к себе газету, что разорвал посередине, в руках у него и Гермионы осталось по половине.
   
— Министерство Магии получило сигнал из надежного источника, что Сириус Блэк, печально известный массовый убийца…бла…бла…бла… в настоящий момент скрывается в Лондоне! — страдальческим шепотом прочитала Гермиона свою половину.
   
— Люциус Малфой, спорю на что угодно, — произнес Гарри тихим, разъяренным голосом. — Он узнал Сириуса на платформе…
   
— Что? — встревожено воскликнул Рон. — Ты не сказал…
   
— Шшш! — зашикали на него друзья.
   
— …Министерство предупреждает колдовское сообщество, что Блэк очень опасен… убил тринадцать человек…сбежал из Азкабана…обычный мусор, — закончила Гермиона, отложив свою половину газеты и испуганно глядя на Гарри и Рона. — Ну, больше он не сможет выйти из дома, вот и все, — прошептала она. — Думбльдор же предупреждал его.
   
Гарри хмуро уставился на оторванный им кусок «Пророка». Большая часть страницы посвящалась рекламе распродажи Мантий на Все Случаи от Мадам Малкин.
   
— Эй, — воскликнул он, расправляя газету, чтобы Рон с Гермионой тоже могли посмотреть. — Взгляните-ка на это!
   
— У меня уже есть все мантии, какие я хотел, — ответил Рон.
   
— Нет, — зашипел Гарри. — Смотри… вот… крохотный кусочек…
   
Рон с Гермионой нагнулись пониже, чтобы прочитать маленький, всего в дюйм высотой абзац, помещенный в самый конец колонки и озаглавленный:
   ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА МИНИСТЕРСТВО
   
    
Стургис Подмор, 38 лет, проживающий в доме № 2, Ракитниковые Сады, Клэпхэм, предстал перед Уизенгэмотом, обвиняясь в посягательстве и неудавшемся ограблении Министерства Магии 31 августа. Подмор был арестован охранником Министерства Эриком Манчем, который обнаружил его пытающимся взломать сверхсекретную дверь Министерства в час ночи. Подмор, который отказывался давать показания в свою защиту, был осужден по обоим обвинениям и приговорен к шести месяцам заключения в Азкабан.
   
   
— Стургис Падмор? — медленно произнес Рон. — Это тот тип, у которого голова, как из соломы? Он ведь один из Орд…
   
— Рон, шшш! — прошипела Гермиона, бросая на него испуганный взгляд.
   
— Шесть месяцев в Азкабане! — ошарашено прошептал Гарри. — Только за попытку пройти сквозь дверь!
   
— Не будь идиотом, он не просто пытался пройти сквозь дверь. Какого черта, по-твоему, он делал в Министерстве Магии в час ночи? — выдохнула Гермиона.
   
— Считаешь, он делал что-то для Ордена? — пробормотал Рон.
   
— Минутку… — медленно произнес Гарри. — Стургису ведь полагалось провожать нас, помните?
   
Рон с Гермионой взглянули на него.
   
— Да, ему полагалось быть частью нашей охраны по пути на Кингс Кросс, помните? И Хмури был очень раздражен, что тот не пришел, так, значит, он не мог выполнять работу для них, разве нет?
   
— Ну, может, они просто не ожидали, что он попадется, — проговорила Гермиона.
   
— Его подставили! — взволнованно воскликнул Рон. — Нет… слушайте! — продолжил он театральным шепотом, заметив угрожающее выражение лица Гермионы. — Министерство подозревает, что он из партии Думбльдора… не знаю…они заманили его в Министерство, и он вообще не пытался взламывать никакую дверь! Может, они сделали что-то в этом духе, чтобы повесить на него!
   
Повисла пауза, в течение которой Гарри с Гермионой обдумывали это предположение. Гарри посчитал его неправдоподобным, Гермиону, напротив, оно очень увлекло.
   
— Знаете, я бы ничуть не удивилась, если бы это оказалось правдой.
   
Она глубокомысленно сворачивала свою половинку газеты. Звякнув вилкой, Гарри вывел ее из задумчивости.
   
— Ладно, думаю мы сначала должны заняться тем эссе для Спаржеллы о самооплодотворяющихся кустах, и если нам повезет, то еще до ланча мы успеем взяться за Проклятье Неодушевленности для МакГонаголл…
   
Гарри почувствовал легкий укол вины из-за груды домашней работы, дожидающейся его наверху, но небо было таким чистым, возбуждающе синим, и он уже целую неделю не прикасался к Всполоху…
   
— Я имею в виду, мы ведь можем сделать все вечером, — сказал Рон, когда они с Гарри спускались по скошенным лужайкам к Квидитчному полю, неся на плечах свои метлы. Страшные предостережения Гермионы о том, что они завалят в этом году С.О.В.У все еще звенели в их ушах. — И еще у нас есть завтра. Она слишком сильно перерабатывает, в этом ее проблема… — помолчав, он добавил более озабоченным голосом. — Ты думаешь, она имела в виду, что не даст нас списать?
   
— Угу, именно так я и думаю, — ответил Гарри. — Но, все-таки, если хотим остаться в Квидитчной команде, то нам надо практиковаться…
   
— Да, это точно, — поощрительно заметил Рон. — И у нас на все куча времени….
   
Приблизившись к Квидитчному полю, Гарри взглянул направо, где зловеще покачивались деревья Запретного Леса. Над ними никто не летал, небо было чистым, только вдалеке, у Совяльной башни кружилось несколько сов. У него было много других вещей, о которых стоило побеспокоиться, летающая лошадь не причинила ему никакого вреда, а поэтому, Гарри просто выкинул ее из своих мыслей.
   
Они взяли мячи из шкафа в раздевалке и принялись за работу, Рон охранял три высоких кольца, Гарри играл за Охотника, пытаясь обойти его. Все же, Рон был неплох, он отбил три четверти Гарриных подач, и чем дольше они тренировались, тем лучше он играл. Спустя пару часов, они пошли в замок на ланч… во время которого, Гермиона изо всех сил пыталась заставить их почувствовать себя совершенно безответственными… а потом они вернулись на Квидитчное поле уже для настоящей тренировки. Все члены команды, кроме Анжелины, уже ждали их в раздевалке.
   
— Все в порядке, Рон? — спросил, подмигивая Джордж.
   
— Ага, — ответил Рон, который по пути к полю становился все более тихим.
   
— Готов показать нам все, на что способен, малышка Староста? — злобно ухмыляясь, поинтересовался Фред, высунув взъерошенную голову из ворота Квидитчной мантии.
   
— Заткнись, — с каменным лицом попросил Рон, впервые в жизни натягивающий свою собственную командную форму. Она пришлась ему как раз впору, несмотря на то, что раньше принадлежала Оливеру Древу, который был значительно шире в плечах.
   
— Хорошо, все, — сказала Анжелина, выходя из капитанской комнаты уже переодетой. — Давайте начнем: Алисия и Фрэд, если не затруднит, вынесите ящик с мячами. О, и там еще парочка человек, желающих просто на вас потаращиться, так что я хочу, чтобы вы просто не обращали на них внимания, хорошо?
   
Что-то в напускной небрежности ее голоса подсказывало, что это были незваные зрители, и точно, стоило им выйти из раздевалки на залитое солнцем поле, как на них обрушился шквал свиста и насмешек от Слизеринской команды и их группы поддержки, разместившейся посреди пустых трибун. Их голоса эхом разносились по стадиону.
   
— А на чем это летает Уизли? — насмешливо растягивая слова, спросил Малфой. — Кому вообще пришло в голову наложить летное заклинание на это заплесневелое старое бревно?
   
Краббе, Гойл и Панси Паркинсон пронзительно загоготали. Рон взобрался на метлу и оттолкнулся от земли, его уши горели.
   
— Просто игнорируй их, — догнав его, посоветовал Гарри. — Посмотрим, кто будет смеяться, после того, как мы их сделаем…
   
— Именно такого отношения я и жду, Гарри, — воскликнула Анжелина, облетая их с кваффлом в руке, и зависнув в воздухе перед своей командой произнесла. — О Кей, начнем с легких подач, чтобы разогреться, все, пожалуйста…
   
— Эй, Джонсон, что это с твоей прической? — пронзительно взвизгнула снизу Панси Паркинсон. — Почему кому-то хочется выглядеть так, словно у него из головы лезут черви?
   
Анжелина откинула прядь длинных волос с лица и спокойно продолжила:
   
— Разлетаемся, а потом посмотрим, на что мы способны….
   
Гарри отлетел на другой конец поля, Рон — в противоположную сторону. Анжелина подняла Кваффл одной рукой и жесткой подачей послала его Фрэду, тот передал Джорджу, Джордж — Гарри, Гарри — Рону, но тот его выронил.
   
Слизеринцы во главе с Малфоем взревели от смеха и заулюлюкали. Рон нырнул к земле, чтобы поймать Кваффл, боком соскользнул с метлы, и ужасно смущенный, вернулся на летную линию. Фрэд с Джорджем обменялись многозначительными взглядами, но к облегчению Гарри, ничего не сказали.
   
— Пасуй, Рон, — крикнула Анжелина, словно ничего не случилось.
   
Рон бросил Кваффл Алисии, она Гарри, Гарри — Джорджу…
   
— Эй, Поттер, как чувствует себя твой шрам? — проорал Малфой. — Уверен, что тебе не надо прилечь? Должно быть, целая неделя в больничном крыле для тебя рекорд?
   
Джордж послал пасс Анжелине, она отбила его в сторону совершенно зазевавшегося Гарри, но он успел поймать его кончиками пальцев и послать Рону, который рванул за ним, но промахнулся на несколько дюймов.
   
— Давай же, Рон, — раздраженно бросила Анжелина, тот снова нырнул вниз за Кваффлом. — Сосредоточься.
   
Трудно сказать, что было алее, Кваффл или лицо Рона, когда он вернулся в игру. Малфой и остальная Слизеринская команда взвыла от хохота.
   
С третьей попытки Рон поймал Кваффл, и от облегчения с таким энтузиазмом пасанул его, что мяч, пролетев сквозь протянутые руки Кэйти, со всей силы ударил ее по лицу.
   
— Извини! — простонал Рон, подлетая поближе, чтобы рассмотреть причиненный им ущерб.
   
— Вернись на позицию, она в порядке! — рявкнула Анжелина. — Но, пасуя члену своей команды, постарайся не сбивать его с метлы, хорошо? Для этого у нас есть Отбивалы!
   
Из носа Кэйти хлестала кровь. Внизу Слизеринцы свистели и топали ногами. Фрэд с Джорджем устремились к Кэйти.
   
— На, прими это, — сказал Фрэд, вытаскивая из кармана что-то маленькое и фиолетовое. — Это быстро приведет тебя в порядок.
   
— Хорошо, — крикнула Анжелина. — Фрэд, Джордж, возьмите свои биты и Нападалу. Рон, встань к воротам. Гарри, когда скажу, выпуская Проныру. Теперь мы постараемся забить Рону гол.
   
Гарри подлетел к близнецам, чтобы взять Проныру.
   
— Рон ведет себя, как чугунная чушка, — пробормотал Джордж, когда они втроем опустились возле ящика с мячами.
   
И вытащил Нападалу и Проныру.
   
— Он просто нервничает, — ответил Гарри. — Он вовсе не так уж плох, я тренировался с ним все утро.
   
— Да, надеюсь, это не все, на что способен, — мрачно произнес Фрэд.
   
Они поднялись в воздух. Когда Анжелина свистнула, Гарри выпустил Проныру, а Фрэд с Джорджем — Нападалу. С этого момента Гарри мог только догадываться, чем занимались остальные. Его задачей было поймать маленький трепещущий золотой мячик, приносящий команде Ищейке сразу сто пятьдесят очков, и требующий невероятной скорости и навыка. Он разогнался, крутясь и уворачиваясь от Охотников, теплый осенний ветер хлестал в лицо, а отдаленные крики Слизеринцев казались лишь бессмысленным ревом… но вскоре, свист, заставил его остановиться.
   
— Стоп…стоп…СТОП! — заорала Анжелина. — Рон…ты не защищаешь середину!
   
Гарри оглянулся на Рона, который парил над левым обручем, оставив два других без присмотра.
   
— О… прости…
   
— Ты должен летать по кругу, не выпуская из вида Охотников! — воскликнула Анжелина. — Или держись в центре и двигайся только, чтобы защитить обруч, или кружись возле обручей, а не улетай непонятно куда, из-за этого ты и так пропустил три мяча!
   
— Прости… — повторил Рон, его красное лицо сияло как маяк посреди ярко-синего неба.
   
— И Кэйти, сделай уже что-нибудь со своим кровотечением.
   
— Стало только хуже! — хрипло ответила Кэйти, пытаясь остановить кровь рукавом.
   
Гарри уставился на Фрэда, взволнованно шарящего по карманам. Он достал что-то пурпурное, внимательно рассмотрел и оглянулся на пораженную ужасом Кэйти.
   
— Ладно, давайте попробуем снова, — сказала Анжелина, твердо усевшись на метле и не обращая внимания на Слизеринцев, скандирующих: Гриффиндор — неудачник, Гриффиндор — неудачник.
   
На этот раз они летали не больше трех минут, прежде чем вновь раздался свист Анжелины. Гарри только что высмотрел Проныру, кружащегося вокруг кольца, и был ужасно разочарован.
   
— Ну что теперь? — нетерпеливо поинтересовался он у Алисии.
   
— Кэйти, — коротко ответила она.
   
Гарри повернулся и увидел Анжелину, Фрэда и Джорджа на всех парах несущихся к Кэйти. Гарри и Алисия тоже бросились к ней. Анжелина остановила тренировку как раз вовремя, Кэйти побелела, как мел, и истекала кровью.
   
— Ей нужно в больничное крыло, — сказала Анжелина.
   
— Мы ее отведем, — предложил Фрэд. — Она…эээ… должно быть по ошибке проглотила Кровавое Драже…
   
— Ну, нет смысла продолжать без Отбивал и Охотника, — хмуро произнесла Анжелина, когда Фрэд с Джорджем, поддерживая с двух сторон Анжелину, улетели к замку. — Ладно, пошли переодеваться.
   
Пока они медленно плелись к раздевалкам, Слизеринцы не переставали скандировать.
   
— Как потренировались? — холодно осведомилась Гермиона, когда полчаса спустя Гарри с Роном вернулись в Гриффиндорскую комнату отдыха.
   
— Это было… — начал Гарри.
   
— Ужасно паршиво, — ответил Рон бесцветным голосом, опускаясь в кресло возле Гермионы.
   
Она, немного оттаяв, взглянула на него.
   
— Ведь для тебя это было впервые, — утешала она. — Требуется время…
   
— Кто сказал, что это я сделал все паршиво? — огрызнулся Рон.
   
— Никто, — ошеломленно прошептала Гермиона. — Я подумала…
   
— Ты подумала, что я ни на что негоден?
   
— Нет, конечно же нет! Слушай, ты сказал — это было паршиво, так что я просто….
   
— Лучше займусь домашней работой, — сердито буркнул Рон и потопал к лестнице в спальню для мальчиков.
   
Гермиона обернулась к Гарри.
   
— Это он все испортил?
   
— Нет, — дипломатично ответил Гарри.
   
Гермиона подняла брови.
   
— Полагаю, он мог бы играть лучше, — проворчал Гарри. — Но, как ты заметила, это была только первая тренировка…
   
Этой ночью Рон и Гарри не слишком продвинулись в выполнении домашней работы. Рон был поглощен своей Квидитчной неудачей, а в голове у Гарри постоянно крутилось Гриффиндор — неудачник.
   
Все воскресенье они провели в гостиной, с головой зарывшись в книги, в то время, как комната вокруг них, то заполнялась толпами, то пустела. Погода стояла хорошая и ясная, большинство их приятелей, высыпало на улицу, наслаждаясь вероятно последним в этом году солнечным деньком. К вечеру Гарри казалось, что кто-то лупит по его черепу изнутри.
   
— Знаешь, возможно, на этой неделе, нам стоит уделять больше времени домашним заданиям, — проворчал Гарри, когда они, наконец, добили длинное эссе о Проклятии Неодушевленности для МакГонаголл, и приступили к не менее длинному и трудному эссе о спутниках Юпитера для профессора Зловестры.
   
— Ага, — ответил Рон, потирая налитые кровью глаза, и бросил в огонь уже пятый по счету кусок испорченного пергамента. — Слушай… мы ведь можем попросить Гермиону хоть одним глазком взглянуть на то, что она написала?
   
Гарри взглянул на нее, Гермиона сидела с Косолапсусом на коленях и мило болтала с Джинни. Перед ней мелькали спицы, довязывая пару бесформенных эльфийских носков.
   
— Неа, — вяло промолвил он. — Ты же знаешь, она нам не позволит.
   
Так они и работали, пока за окном совсем не стемнело. Постепенно, толпа в комнате отдыха поредела. В пол-одиннадцатого к ним, зевая, подошла Гермиона.
   
— Почти закончили?
   
— Нет, — буркнул Рон.
   
— Ганимед самый большой спутник Юпитера, а не Каллисто, — указала она из-за плеча Рона на строчку в астрономическом эссе. — А вулканы есть только на Ио.
   
— Спасибо, — рявкнул Рон, вычеркивая погрешности.
   
— Извини, я всего лишь…
   
— Ага, ну да, ты только для того и пришла, чтобы покритиковать…
   
— Рон….
   
— У меня нет времени выслушивать назидания, ладно, Гермиона, я сыт этим по горло…
   
— Нет… смотри!
   
Гермиона ткнула пальцем в окно. Гарри с Роном повернули головы. Красивая клекочущая сова сидела на подоконнике, таращась на Рона.
   
— Разве это не Гермес? — удивленно спросила Гермиона.
   
— Черт побери, это он! — пробормотал Рон, откладывая перо и поднимаясь на ноги. — Зачем Перси понадобилось мне писать?
   
Он открыл окно, и Гермес влетел в комнату, приземлившись на эссе Рона, и вытянул лапу с привязанным к ней письмом. Рон взял письмо, и сова поднялась в воздух, оставив чернильные отпечатки лап на рисунке спутника Ио.
   
— Это определенно почерк Перси, — Рон, упал в кресло, уставившись на свиток: Рональду Уизли, Колледж Гриффиндор, Хогвардс. — Что скажите?
   
— Открывай! — нетерпеливо воскликнула Гермиона, и Гарри кивнул.
   
Рон развернул свиток и начал читать, все больше и больше хмурясь. Закончив читать, но с отвращением пихнул письмо к Гарри и Гермионе. Склонив головы, они прочитали:
   
    
Дорогой Рон,
    
    
Я только что услышал (ни от кого-нибудь, а от самого Министра Магии, который узнал это от вашего нового преподавателя, профессора Умбридж), что ты стал старостой Хогвардса.
    
Я был приято удивлен, услышав эту новость, и, во-первых, должен тебя поздравить. Признаю, я больше всего опасался, что ты станешь тем, что мы называем «Фрэдом и Джорджем», чем пойдешь по моим стопам. Так что, можешь представить себе мои чувства, когда я узнал, что ты бросил заниматься ерундой, и решил возложить на свои плечи такую ответственность.
    
Но кроме поздравлений, Рон, я хотел бы дать тебе несколько советов, вот поэтому я и посылаю тебе письмо вечером, а не с обычной утренней почтой. Надеюсь, тебе удастся прочитать это вдалеке от любопытствующих глаз и избежать неловких вопросов.
    
Из того, о чем обмолвился мне Министр, когда сообщил мне, что ты стал старостой, я понял, что ты до сих пор общаешься с Гарри Поттером. Должен сказать тебе, Рон, ничто не грозит тебе потерей значка больше, чем близкая дружба с этим мальчиком. Да, я уверен, что ты удивлен слышать подобное… не сомневаюсь, что ты скажешь, что Поттер любимчик Думбльдора… но должен сообщить тебе, что в ближайшее время Думбльдор уже не будет руководить Хогвардсом. И есть люди, придерживающиеся иного — и возможно более верного — взгляда на поведение Поттера. Больше ничего не могу тебе сейчас сказать, но из завтрашнего «Ежедневного Пророка» ты получишь представление, куда дует ветер — и сделаешь правильные выводы!
    
Серьезно, Рон, ты же не хочешь, чтобы тебя с Поттером гребли под одну гребенку, это может повредить твоим будущим перспективам, и я говорю сейчас о жизни после школы тоже. Насколько ты можешь знать, учитывая то, что наш отец сопровождал его в суд, у Поттера было дисциплинарное слушание перед всем Уизенгэмотом, и показал он себя не слишком хорошо. Его отпустили по чисто техническим особенностям, но если ты спросишь меня и множество других людей, я отвечу, что считаю его виновным.
    
Если ты боишься порвать все связи с Поттером — я знаю, он бывает неуравновешенным, и к тому же, склонным к насилию — но если тебя беспокоит именно это, или что-то в поведении Поттера настораживает тебя, я советую обратиться к Долорес Умбридж, несомненно восхитительной женщине, которая, я знаю, будет счастлива помочь тебе.
    
Все это предшествует остальной части моего совета. Как я намекал выше, власть Думбльдора в Хогвардсе скоро закончиться. Твоя преданность, Рон, должна распространяться не на него, а на школу и Министерство. Мне прискорбно слышать, что профессор Умбридж сталкивается с непониманием персонала Хогвардса в проведении реформ, так желаемых Министерством (со следующей недели, у нее это будет получаться гораздо легче — смотри завтрашний «Ежедневный Пророк»!). Я должен сказать только, что студенты, проявившие желание помочь профессору Умбридж, в ближайшие годы смогут добиться очень высокого положения Старосты Школы!
    
Мне жаль, что не удалось видеться с тобой чаще этим летом. Мне доставляет боль, критиковать наших родителей, но боюсь, что не смогу больше жить под одной с ними крышей, пока они путаются с опасной компанией Думбльдора. (Если будешь писать маме, ты должен сказать ей, что некий Стургис Падмор, большой друг Думбльдора, отправлен в Азкабан за попытку проникновения в Министерство. Возможно это откроет им глаза на то, с какими преступниками они за одно). Я считаю, мне повезло избежать позорного клейма сотрудничества с такими людьми — Министр не мог бы быть более благодарным мне — и я надеюсь, Рон, ты не поддашься тлетворному влиянию нашей семьи. Я искренне надеюсь, что в свое время, они осознают, как ошибались, и я, конечно же, приму их извинения, когда этот день наступит.
    
Пожалуйста, серьезно подумай над всем, что я тебе сказал, особенно в отношении Гарри Поттера, и вновь поздравляю тебя со званием старосты.
    
Твой брат,
    
Перси.
   
   
Гарри поднял глаза на Рона.
   
— Ну, — он старался говорить так, будто воспринял написанное, как шутку. — Если ты хочешь…эээ… как там? — он сверился с письмом. — О, вот оно… порвать связь со мной, я клянусь, что не стану применять насилие.
   
— Отдай, — Рон протянул руку. — Он… — отрывисто произнес Рон, разрывая письмо пополам. — Самый большой… — разрывая на четвертинки. — В мире… — разрывая на восемь частей. — Подонок.
   
И выкинул клочки письма в огонь.
   
— Давай, нам нужно покончить с этим до рассвета, — сказал он Гарри, подтягивая к себе эссе для профессора Зловестры.
   
Гермиона смотрела на Рона со странным выражением лица.
   
— Ох, давай их сюда, — внезапно сказала она.
   
— Что? — удивился Рон.
   
— Дай их мне, я просмотрю, и все исправлю, — ответила она.
   
— Ты серьезно? Ах, Гермиона, ты спасла мне жизнь, — воскликнул Рон. — Что я могу…?
   
— Что ты можешь сказать, так это «Мы обещаем, что никогда не станем так затягивать с домашними заданиями», — ответила Гермиона, протянув обе руки за их эссе.
   
— Миллион благодарностей, Гермиона, — слабым голосом поблагодарил Гарри, отдавая ей свое эссе, затем откинулся в кресле, потирая глаза.
   
Было уже заполночь, и в комнате отдыха не осталось никого, кроме них и Косолапсуса. Слышался только скрип Гермиониного пера, вычеркивающего целые предложения из их эссе, и шорох страниц, когда она сверялась с разбросанными по столу учебниками. Гарри был опустошен, желудок свело от боли, но это не имело отношение к усталости, все было из-за письма, съеживавшегося сейчас в огне.
   
Он знал, что половина людей в Хогвардсе, считало его, если не сумасшедшим, то, по крайней мере, очень странным, знал и то, что «Ежедневный Пророк» долго обливал его грязью, но было что-то в письме Перси, посоветовавшего Рону не только порвать с ним всякую связь, но и донести на него Умбридж, что делало это положение совершенно реальным. Он знал Перси четыре года, оставался в его доме на каникулы, делил с ним палатку во время Мирового Турнира по Квидитчу, и даже получил от него высшие оценки на Тремудром Турнире в прошлом году, а теперь оказалось, что Перси думает о нем, как о неуравновешенном и, возможно, жестоком человеке.
   
На него накатила волна симпатии к крестному, наверное, только Сириус мог по-настоящему понять его чувства, так как сам находился в точно такой же ситуации. Почти все в колдовском мире считали Сириуса опасным убийцей и прислужником Вольдеморта, и ему пришлось прожить с этим четырнадцать лет…
   
Гарри моргнул, он только что увидел в огне нечто, чего там совсем не должно было быть. Что-то вспыхнуло и мгновенно исчезло. Нет… этого не может быть… он просто вообразил себе, потому что думал о Сириусе…
   
— Хорошо, теперь перепиши, — сказала Гермиона Рону, подталкивая к нему эссе, испещренное ее исправлениями. — Потом добавишь заключение, которое я написала тебе вот здесь.
   
— Гермиона, честно, ты самый чудесный человек, какого я знаю, — ответил Рон. — И если я когда-нибудь еще нагрублю тебе…
   
— …то я узнаю, что ты вернулся в свое нормальное состояние, — сказала Гермиона. — Гарри, твое эссе в порядке, кроме вот этого кусочка в самом конце, думаю, что ты ослышался, Европу покрывает лед, а не мед…Гарри?
   
Гарри сполз со своего кресла, и стоя на коленях на подпаленном изношенном коврике, уставился на пламя.
   
— Эээ… Гарри? — с сомнением в голосе спросил Рон. — Ты чего там делаешь внизу?
   
— Я только что увидел в камине голову Сириуса.
   
Он отвечал спокойно, в конце-концов, он уже видел Сириуса в этом самом камине в прошлом году, и даже говорил с ним. Однако, он все же не был до конца в этом уверен …. Слишком быстро оно исчезло…
   
— Голову Сириуса? — повторила Гермиона. — Ты хочешь сказать, как, когда он захотел поговорить с тобой во время Тремудрого Турнира? Но он же не может сделать этого сейчас, это было бы слишком… Сириус!
   
Она открыла от удивления рот, уставившись в камин, Рон выронил перо. Посреди танцующего пламени появилась голова Сириуса, длинные черные волосы свисали вокруг ухмыляющегося лица.
   
— Я уж думал, что вы пойдете спать до того, как исчезнут все остальные, — сказал он. — Я проверял каждый час.
   
— Ты выскакивал из огня каждый час? — спросил Гарри с полуулыбкой.
   
— Всего на пару секунд, чтобы проверить, чист ли путь.
   
— А что, если бы тебя заметили? — встревожено спросила Гермиона.
   
— Ну, думаю, девочка…первогодка, если по ней судить…. может быть увидела меня мельком, но не волнуйся, — быстро добавил Сириус, когда Гермиона закрыла рот рукой. — Я исчез в ту же секунду, как она обернулась и, спорю, она решила, что я причудливой формы полено или что-то в этом духе.
   
— Но, Сириус, это ужасно рискованно… — начала Гермиона.
   
— Ты говоришь, как Молли, — прервал ее Сириус. — Это была единственная возможность ответить на письмо Гарри без шифровки… а шифр легко можно разгадать.
   
При упоминании Гарриного письма, Гермиона и Рон уставились на него.
   
— Ты не сказал, что писал Сириусу! — осуждающе молвила Гермиона.
   
— Я забыл, — ответил Гарри, и это была истинная правда, от встречи с Чу в Совяльне, все мысли повылетали из его головы. — Не смотри на меня так, Гермиона, никто бы не смог извлечь из письма какую-нибудь секретную информацию, правда, Сириус?
   
— Неа, написано было хорошо, — улыбнулся Сириус. — Ладно, нам стоит поторопиться, просто мы встревожены… твоим шрамом.
   
— Чем…? — начал было Рон, но Гермиона прервала его.
   
— Мы расскажем тебе позже. Продолжай, Сириус.
   
— Ну, знаю, это не весело, когда он болит, но мы не думаем, что действительно стоит волноваться. Он ведь болел весь прошлый год?
   
— Ага, и Думбльдор сказал, это происходит, когда Вольдеморт испытывает сильные волнения, — ответил Гарри, не обращая внимания на то, что Рон с Гермионой, как обычно, вздрогнули. — Так может быть он просто, ну не знаю, разозлился или еще чего, в ту ночь, когда я отбывал наказание.
   
— Теперь он вернулся, и шрам станет болеть гораздо чаще, — сказал Сириус.
   
— Так ты думаешь, это никак не связано с тем, что Умбридж меня коснулась, когда я отбывал у нее наказание? — спросил Гарри.
   
— Сомневаюсь, — ответил Сириус. — Я знаю ее репутацию, и уверен, что она не Упивающаяся Смертью…
   
— Она достаточно омерзительна, чтобы быть одной из них, — мрачно буркнул Гарри, а Рон с Гермионой согласно закивали.
   
— Да, но мир не делиться не только на хороших людей и Упивающихся смертью, — Сириус криво усмехнулся. — Знаю, она отвратительна… вы бы слышали, что о ней говорит Рэмус.
   
— Люпин ее знает? — Гарри припомнил ее комментарии об опасных ублюдках.
   
— Нет, — ответил Сириус. — Но она внесла несколько законопроектов против оборотней, что практически лишило его возможности получить работу.
   
Гарри вспомнил, каким пообтрепавшимся выглядел Люпин, и его неприязнь к Умбридж только углубилась.
   
— Что она имеет против оборотней? — сердито воскликнула Гермиона.
   
— Надеюсь, что просто их боится, — ответил Сириус, улыбаясь ее возмущению. — Очевидно, она питает отвращение к полу-человекам, в прошлом году она проводила компанию, чтобы всех русалок согнали в одно место и маркировали. Вообразите, тратить свою жизнь и энергию на гонения русалок, когда такие мелкие отрепыши, как Кричер на свободе…
   
Рон рассмеялся, но Гермиона расстроилась.
   
— Сириус! — укоризненно сказала она. — Честно, если бы ты приложил хоть немного усилий, уверена, что Кричер пошел бы тебе на встречу. В конце-концов, ты единственный оставшийся член его семьи, и профессор Думбльдор сказал…
   
— Так как вам уроки Умбридж? — прервал ее Сириус. — Она учит вас убивать ублюдочных полукровок?
   
— Нет, — ответил Гарри, игнорируя оскорбленный взгляд Гермионы. — Она вообще не позволяет нам пользоваться магией!
   
— Все чем мы занимаемся, так это читаем дурацкие книжки! — добавил Рон.
   
— А, ясно, это объясняет нашу информацию из Министерства, что Фудж не хочет, чтобы вы научились сражаться.
   
— Научились сражаться! — недоверчиво повторил Гарри. — Чем, он думает, мы здесь занимаемся, формируем что-то типа колдовской армии?
   
— Именно так он и думает, — ответил Сириус. — Или, сказать точнее, он боится, что именно этим и занят Думбльдор — формирует свою собственную армию, с которой сможет приступом взять Министерство Магии.
   
После короткой паузы Рон выдавил:
   
— Это самая глупая вещь, которую я слышал, включая весь бред, исходящий от Луны Лавгуд.
   
— Так нас не допустят к изучению Защиты от Темных Сил, потому что Фудж боится, что мы используем заклинания против Министерства? — разъяренно воскликнула Гермиона.
   
— Точно, — ответил Сириус. — Фудж считает, что Думбльдор не остановиться ни перед чем, чтобы захватить власть. И с каждым днем он впадает во все большую паранойю. Это только вопрос времени, когда Думбльдора арестуют по сфабрикованному обвинению.
   
Гарри живо вспомнил письмо Перси.
   
— Тебе известно, что в завтрашнем «Пророке» будет что-то о Думбльдоре? Брат Рона считает, что будет…
   
— Не знаю, — ответил Сириус. — Я не видел никого из Ордена в выходные, все чем-то заняты. Здесь только я и Кричер.
   
В голосе Сириуса прозвучала горечь.
   
— Так у тебя нет известий о Хагриде?
   
— А… Ну, вообще-то он уже должен был вернуться, никто точно не уверен, что с ним случилось, — заметив их вытянувшиеся лица, Сириус быстро добавил. — Но Думбльдор пока не волнуется, так что и вам троим, не стоит. Уверен, что с Хагридом все в порядке.
   
— Но, если он уже должен был вернуться… — произнесла Гермиона тоненьким встревоженным голоском.
   
— С ним была Мадам Максим, мы связались с ней, и она ответила, что они расстались по дороге домой… но ничего о том, что он ранен или… хорошо, ничего о том, что с ним что-то не в порядке.
   
Вовсе в этом не убежденные, Гарри, Рон и Гермиона обменялись взволнованными взглядами.
   
— Слушайте, не задавайте слишком много вопросов о Хагриде, — быстро промолвил Сириус. — Это лишний раз привлечет внимание к тому, что он не вернулся, и я знаю, что Думбльдору бы этого не хотелось. Хагрид крепкий, с ним все будет в порядке, — и, увидев, что они этим не успокоились, добавил. — Когда у вас следующие выходные в Хогсмёде? Думаю, мы ведь избежали неприятностей с собачьей маскировкой тогда, на вокзале? Так что я мог бы…
   
— НЕТ! — громко воскликнули Гарри с Гермионой.
   
— Сириус, ты что, не видел «Ежедневный Пророк»? — встревожено спросила Гермиона.
   
— Ах, это, — ухмыльнулся Сириус. — Они вечно делают предположения насчет того, где я могу быть, но на самом деле, не знают…
   
— Ага, только мы думаем, что на сей раз, знают, — ответил Гарри. — Малфой сказал нам в поезде нечто, что заставило нас думать, что он знает, что это был ты… и его отец на платформе, Сириус… знаешь, Люциус Малфой… так что ни в коем случае не показывайся здесь. Если Малфой снова узнает тебя….
   
— Хорошо, хорошо, я понял, — Сириус казался раздосадованным. — Просто подумал, вам понравиться, если мы снова соберемся вместе.
   
— Я мечтаю об этом, но, Сириус, мне совсем не хочется, чтобы тебя швырнули обратно в Азкабан! — воскликнул Гарри.
   
Сириус молча смотрел на него из огня, тонкая морщинка залегла над его запавшими глазами.
   
— Ты меньше похож на своего отца, чем я думал, — произнес он, наконец, с прохладцей. — Риск всегда веселил Джеймса.
   
— Послушай…
   
— Ну, я лучше пойду, слышу, как по лестнице спускается Кричер, — сказал Сириус, но Гарри был уверен, что крестный солгал. — Я напишу тебе время, когда снова смогу оказаться в камине, хорошо? Если, ты, конечно, захочешь рискнуть…
   
С тихим хлопком, голова Сириуса исчезла, и на ее месте вновь заплясали языки пламени.
  
  
   
    
Глава 15 Верховный Инквизитор Хогвардса
   
   
Они собрались прочесать утренний «Ежедневный Пророк» от корки до корки в поисках статьи, о которой упоминал в своем письме Перси. Но не успела сова из службы доставки опустить свой клюв в кувшин с молоком, как Гермиона задушено всхлипнула и разгладила газету — на первой странице широко улыбалась и вяло подмигивала им Долорес Умбридж собственной персоной под заголовком:
   
МИНИСТЕРСТВО В ПОИСКАХ РЕФОРМЫ ОБРАЗОВАНИЯ
   
ДОЛОРЕС УМБРИДЖ НАЗНАЧЕНА
   
ПЕРВЫМ ВЕРХОВНЫМ ИНКВИЗИТОРОМ
   
— Умбридж — «Верховный Инквизитор»? — наполовину съеденный тост выпал из рук Гарри. — Что это значит?
   
Гермиона прочитала вслух:
   
Прошлым вечером Министерство Магии неожиданно провело новый законопроект, дающий Министерству беспрецедентный уровень контроля за Хогвардсом — Школой Магии и Колдовства.