1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 
– Несчастный!  Что вы наделали! Теперь мы погибли! – воскликнул епископ.    

– Погибли?..  Что?.. Почему погибли, ответьте же, Арамис?    

Арамис  закусил губу.    

– Ничего,  ничего. Простите, я хотел сказать…    

– Что?    

– Что  если бы нам пришло в голову совершить прогулку по морю, то теперь мы уже не смогли  бы осуществить эго желание.    

– Так  вот что вас мучит! Велика важность, подумаешь! Что касается меня, то я  нисколько не жалею об этом. Я жалею не о развлечениях на Бель‑Иле,  каковы б они ни были, а о Пьерфоне, о Брасье, о Валлоне, о моей дорогой  Франции. Здесь не Франция, друг мой, и я сам не знаю, что здесь такое. О, я  могу сказать это с полной откровенностью, и вы по дружбе простите мне мою искренность,  но я заявляю вам, что на Бель‑Иле я чувствую себя очень  несчастным, да, да, очень несчастным.    

Арамис  едва слышно вздохнул.    

– Милый  друг, – ответил он, – вот потому и печально, что вы отослали эти  оставшиеся у нас парусники на поиски лодок, исчезнувших двое суток назад. Если  б вы их не отослали, мы бы уехали.    

– Уехали!  А как же приказ, Арамис?    

– Какой  приказ?    

– Черт  возьми! Приказ, о котором вы мне постоянно толкуете и который по всякому поводу  напоминаете: мы должны охранять Бель-Иль от возможного нападения узурпатора: вы  же сами прекрасно знаете, о каком приказе я говорю.    

– Это  правда, – прошептал Арамис.    

– Итак,  вы видите, мы не можем уехать отсюда, и то, что я отправил парусники на поиски  лодок, не может, следовательно, нам повредить.    

Арамис  замолчал, и его блуждающий взгляд, зоркий, как взгляд парящей в воздухе чайки,  долго обшаривал море, всматриваясь в пространство и стремясь проникнуть за  линию горизонта.    

– К  тому же, Арамис, – продолжал Портос, упорно возвращавшийся к своей мысли,  которую епископ счел правильной, – к тому же вы не даете мне никаких объяснений,  где могли запропаститься эти несчастные лодки. А между тем, куда бы я ни  пришел, меня со всех сторон осаждают воплями и стенаниями; при виде впавших в  отчаянье матерей начинают хныкать и малые дети, точно я могу возвратить им  отцов, а их матерям мужей. Какова же все-таки ваши предположения и что я должен  говорить этим несчастным?    

– Предполагать,  Портос, мы можем все что угодно, а вот говорить… ничего им, пожалуй, не  говорите.    

Этот  ответ не удовлетворил Портоса. Он отвернулся, пробормотав несколько слов, в которых  излил свое недовольство. Арамис остановил доблестного солдата.    

– Припоминаете  ли вы, дорогой друг, – сказал он с глубокою грустью в голосе, сжимая в  своих руках руки гиганта, – припоминаете ли вы, что в счастливые дни нашей  молодости, когда мы были доблестными и сильными вы, да я, да те двое, которые  теперь вдалеке от нас, – припоминаете ли вы, мой милый Портос, что, захоти  мы вернуться во Францию, эта поверхность соленой воды не могла бы служить нам  препятствием.    

– О, –  заметил Портос, – как-никак целых шесть лье.    

– Если  бы вы увидели, что я уцепился за первую попавшуюся доску, разве вы устояли бы  на твердой земле?    

– Нет,  клянусь богом, Арамис, конечно, не устоял бы! Но теперь какая доска удержит  нас, и особенно меня?!    

И  владелец поместья Брасье, гордо усмехнувшись, окинул взглядом свои мощные  округлые формы.    

– А  разве и вы, Арамис, положа руку на сердце, не скучаете на Бель-Иле? И не  предпочли бы вы удобств, предоставляемых вам вашим отцом, епископским дворцом в  Ванне? А ну-ка, признайтесь!    

– Нет, –  ответил Арамис, не смея посмотреть Портосу в глаза.    

– Ну  что ж, в таком случае останемся здесь, – произнес его друг, и тяжкий  вздох, несмотря на усилия, которые делал Портос, чтобы сдержать его, с шумом  вырвался из его могучей груди. – Раз так, то останемся, останемся тут. И,  однако, – добавил он, – если у вас является мысль, да, да,  определенная, окончательно принятая, твердая мысль, – я говорю о мысли  возвратиться во Францию несмотря на отсутствие лодок…    

– Заметили  ли вы еще одну не менее странную вещь, – перебил его Арамис, – со  времени исчезновения наших лодок, за последние двое суток, к берегам острова не  пристал ни один челнок?    

– Да,  конечно, вы правы. Я это тоже заметил, так как до этого лодки и шлюпки, как мы  видели, ежедневно приходили сюда десятками.    

– Надо  будет хорошенько осведомиться, – помолчав, сказал Арамис. – Даже если мне  придется построить плот…    

– Но  тут есть челноки. Если хотите, я раздобуду один…    

– Челнок,  челнок!.. Вы думаете, что челнок… Челнок, чтобы перевернуться на нем? Нет, нет, –  решительно возразил ваннский епископ, – не нам с вами переплывать море в  скорлупке. Подождем, подождем еще.    

И Арамис  принялся ходить взад и вперед, пытаясь скрыть все возрастающую тревогу. Портос,  уставший следить за лихорадочными движениями своего друга, Портос, доверчивый и  спокойный Портос, ничего не знавший о причинах этого неистового волнения,  выдававшего себя лишь внешними проявлениями, остановил Арамиса.    

– Сядем  на этот камень, – попросил он. – Присядьте рядом со мной, и я умоляю  вас, умоляю самым решительным образом, объясните мне, и так, чтобы я хорошенько  понял, объясните мне наконец, что мы тут делаем.    

– Портос… –  начал в смущении Арамис.    

– Я  знаю, что мнимый король хотел сбросить с трона настоящего короля. Об этом вы  рассказали мне, и это понятно. Я знаю, что мнимый король собирался продать  Бель-Иль англичанам. И это тоже понятно. Я знаю, что мы, инженеры и  военачальники, поспешно прибыли на Бель-Иль, чтобы возглавить работы по его  укреплению и принять на себя командование десятью ротами, которые набраны,  содержатся господином Фуке и находятся в его подчинении, или, иными словами,  десятью ротами его зятя. И это мне достаточно ясно.    

Арамис  нетерпеливо вскочил. Он был похож на льва, которому докучает муха.    

Портос  удержал его за руку.    

– Но,  несмотря на усилия, которые прилагает мой ум, несмотря на все размышления, я не  могу понять и никогда не пойму, почему, вместо того чтобы направлять к нам  войска, вместо того чтобы поддержать нас, прислав людей, оружие и провиант, нас  оставляют без лодок, а Бель-Иль без снабжения и без помощи; почему, вместо того  чтобы установить с нами связь подачей сигналов, доставкой письменных приказов  или изустно, прерывают всякое сообщение с нами? Ответьте же мне, Арамис, или  лучше, прежде чем отвечать, выслушайте, что я думаю, какие мысли одолевают  меня.    

Епископ  поднял голову.    

– Так  вот, Арамис, – продолжал Портос, – я думаю, я вообразил, что во  Франции произошли большие события. Мне всю ночь напролет снился Фуке, мне  снились мертвые рыбы, разбитые яйца, неприбранные убогие комнаты. Дурные сны,  д'Эрбле, они пророчат беду.    

– Портос,  что там такое? – перебил Арамис, порывисто вставая и указывая своему другу  черную точку на багровой полоске моря.    

– Судно! –  обрадовался Портос. – Да, это судно. Ах, наконец-то мы получим известия!    

– Два! –  вскричал епископ, заметив новые мачты. – Два, три, четыре!    

– Пять! –  крикнул Портос. – Шесть, семь! Ах, боже мой, да тут целый флот!    

– Должно  быть, возвращаются наши бель-ильские рыбаки, – уверенно проговорил Арамис,  хотя внутренне он был сильно встревожен представшей пред его глазами картиной.    

– Уж  очень велики эти суда; они не могут быть рыбачьими лодками. И к тому же не  кажется ли вам, дорогой Арамис, что они идут с той стороны, где устье Луары?    

– Да,  они идут оттуда…    

– Смотрите,  их увидели все; вот женщины и дети. Они бегут на берег.    

В это  время подошел старый рыбак.    

– Это  наши лодки? – спросил его Арамис.    

Старик  всмотрелся в морскую даль.    

– Нет,  монсеньер, это суда королевского флота.    

– Суда  королевского флота! – повторил Арамис, содрогнувшись в душе. – Но откуда  вы это знаете?    

– По  флагу. На наших лодках и на торговых судах флагов никогда не бывает. На таких  больших парусниках обыкновенно перевозят войска.    

– А! –  сказал Арамис.    

– Ура! –  воскликнул Портос. – Это идут подкрепления, не так ли, дорогой Арамис?    

– Возможно.    

– Если  это только не англичане.    

– С  Луары? Это было бы ужасным несчастьем! Разве им не понадобилось бы в этом  случае пройти через Париж?    

– Вы  правы. Это, разумеется, подкрепления или, может быть, провиант.    

Арамис  закрыл руками лицо и ничего не ответил. Потом вдруг приказал:    

– Портос,  объявите тревогу!    

– Тревогу?  Но почему?    

– Пусть  канониры вернутся на свои батареи, пусть прислуга находится возле орудий, пусть  будут особенно бдительны у береговых пушек.    

Портос  сделал большие глаза. Он внимательно посмотрел на своего друга, точно хотел убедиться,  что тот действительно в здравом уме и твердой памяти.    

– Если  вы немедленно не пойдете, мой дорогой и бесценный друг, – продолжал Арамис  своим самым ласковым тоном, – то это сделаю я и лично отдам все эти  необходимые распоряжения.    

– Иду,  сию минуту иду, – ответил Портос и пошел выполнять приказание.    

По  дороге он, впрочем, неоднократно оглядывался, чтобы выяснить, не ошибся ли  ваннский епископ и не зовет ли его назад, обратившись к более здравым мыслям.    

Пробили  тревогу. Раздалась барабанная дробь. Запели рожки. Разнесся глухой звон большого  набатного колокола. В мгновение ока мол и дамба заполнились любопытными и  солдатами. В руках у артиллеристов, стоявших у больших, поставленных на  каменные лафеты орудий, дымились фитили. Когда каждый занял указанное ему  боевым расписанием место, когда приготовления к обороне были завершены, Портос  робко обратился к епископу, шепнув ему на ухо:    

– Позвольте,  Арамис, я хочу постараться понять…    

– Погодите:  вы и так вскоре поймете решительно все, – так же шепотом ответил ваннский  епископ своему заместителю и помощнику.    

– Этот  флот, на всех парусах направляющийся к Бель‑Илю,  королевский флот, так ведь?    

– Но  раз во Франции два короля, которому из них принадлежит этот флот? Что вы на это  ответите, друг мой Портос?    

– О,  вы открываете мне глаза, – сказал гигант, пораженный этим доводом Арамиса.    

И  Портос, которому ответ друга открыл глаза, а вернее сказать, сделал завесу,  закрывавшую их, еще более плотной, поторопился на батареи, чтобы следить за  теми, кто находился у него в подчинении, и чтобы призвать каждого честно  исполнить свой долг.    

Между  тем Арамис, не сводя глаз с горизонта, наблюдал за приближением кораблей. Народ  и солдаты, взобравшись на выступы скал, различали сначала верхушки мачт, затем  паруса и, наконец, увидели самые корабли с развевающимися на гафелях флагами  короля Франции.    

Была уже  ночь, когда один из этих плашкоутов, прибытие которых так взбудоражило население  острова, бросил якорь на пушечный выстрел от крепости.    

Несмотря  на ночную тьму, вскоре на палубе этого судна можно было заметить какую-то суету,  и почти тотчас же от его борта отделилась шлюпка; три гребца, усиленно налегая  на весла, погнали ее по направлению к гавани; через несколько минут они пристали  у подножия бастиона. Рулевой этой шлюпки поднялся на мол. В руке у него был  пакет, которым он усердно махал, давая понять, что он прибыл вести с кем-то  переговоры.    

Многие  солдаты узнали его. Это был хозяин одного из тех двух баркасов, которые сберегал  Арамис и которые были отправлены на розыски пропавших судов Портосом,  обеспокоенным двухдневным отсутствием рыбаков. Он потребовал, чтобы его  проводили к г-ну д'Эрбле. Два солдата по знаку сержанта стали по обе стороны от  него и повели его к Арамису.    

Арамис  находился на набережной. Посланный предстал перед ваннским епископом. Было  очень темно, несмотря на то что солдаты, сопровождавшие Арамиса во время обхода  им укреплений и стоявшие в некотором отдалении, держали в руках горящие факелы.    

– Как,  Ионатан! Откуда?    

– От  имени тех, кто захватил меня в плен.    

– Но  кто же захватил тебя в плен?    

– Известно  ли вам, монсеньер, что мы отправились на розыски наших товарищей?    

– Да.  Ну а потом?    

– Потом,  монсеньер… мы были вскоре задержаны сторожевым судном его величества короля.    

– Какого  короля? – вмешался Портос.    

Ионатан  удивленно посмотрел на Портоса.    

– Говори, –  продолжал епископ.    

– Нас  схватили, монсеньер, и присоединили к задержанным вчера утром.    

– Что  это за мания – хватать всех и каждого! – перебил Портос.    

– Нам,  сударь, хотели помешать сообщить вам об этом, – отвечал Ионатан.    

Теперь,  в свою очередь, не понял Портос.    

– И  вас освободили сегодня? – спросил он.    

– Лишь  для того, чтобы я мог сообщить, монсеньер, что нас задержали.    

«Все  больше и больше туману», – подумал честный Портос.    

Арамис в  это время пытался понять случившееся.    

– Итак, –  сказал он, – выходит, что королевский флот блокирует побережье?    

– Да,  монсеньер.    

– Кто  им командует?    

– Капитан  королевских мушкетеров.    

– Д'Артаньян! –  воскликнул Портос.    

– Мне  кажется, что его зовут именно так.    

– И он  вручил тебе это письмо?    

– Да,  монсеньер.    

– Поднесите  ближе факелы!    

– Это  его почерк, – заметил Портос.    

Арамис  быстро прочел нижеследующее:    

«Приказ  короля – захватить Бель-Иль.    

Приказ:  истребить гарнизон, если будет оказано сопротивление.    

Приказ:  арестовать всех солдат гарнизона.    

Подписано:  д'Артаньян, который третьего дня арестовал г-на Фуке и отправил его в Бастилию».    

Арамис  побледнел и скомкал бумагу в руке.    

– Ну  что же? – спросил Портос.    

– Ничего,  друг мой, ничего, – ответил Арамис и обратился к Ионатану:    

– Скажи  мне…    

– Монсеньер!    

– Ты  говорил с господином д'Артаньяном?    

– Да,  монсеньер.    

– Что  он сказал?    

– Что  хотел бы сам переговорить с монсеньером.    

– Где?    

– На  борту своего корабля.    

– На  борту своего корабля?    

Портос  повторил:    

– На  борту своего корабля?    

– Господин  мушкетер, – продолжал Ионатан, – приказал взять вас обоих – вас,  господин д'Эрбле, и вас, господин инженер, в нашу шлюпку и доставить к нему.    

– Поедем! –  обрадовался Портос. – Милый мой д'Артаньян!    

Но  Арамис перебил его.    

– Вы  с ума сошли! – вскричал он. – Кто поручится, что тут нет ловушки?    

– Со  стороны другого короля? – таинственно зашептал Портос.    

– Одним  словом, ловушка! Этим все сказано, друг мой.    

– Это  возможно; но что делать? Если д'Артаньян приглашает нас, то нам все же…    

– Кто  вам сказал, что это действительно д'Артаньян?    

– А,  в таком случае… но ведь его почерк…    

– Почерк  можно подделать. И его почерк подделали; посмотрите, как дрожала рука писавшего.    

– Вы и  на этот раз правы; но пока мы решительно ничего не знаем.    

Арамис  промолчал.    

– Правда, –  заметил добродушный Портос, – мы, в сущности, и не нуждаемся в том, чтобы  знать.    

– Что  прикажете делать? – спросил Ионатан.    

– Ты  вернешься к этому капитану и скажешь ему, что мы просим его лично приехать на  остров.    

– Понимаю, –  сказал Портос.    

– Слушаю,  монсеньер, – отвечал Ионатан. – Но если капитан откажется отправиться  на Бель-Иль?    

– Если  он откажется, то поскольку у нас есть пушки, мы пустим их в дело.    

– Против  д'Артаньяна?    

– Если  это д'Артаньян, Портос, он приедет. Отправляйся, Ионатан, отправляйся.    

– Черт  возьми! Я ничего не понимаю, – пробормотал Портос.    

– Сейчас  вы поймете все, решительно все, мой дорогой; время для этого наступило.  Садитесь на этот лафет, превратитесь в слух и внимательно следите за моими  словами.    

– О,  я слушаю, черт возьми! Не сомневайтесь!    

– Могу  ли я, монсеньер, ехать? – прокричал Ионатан.    

– Поезжай  и возвращайся с ответом! Пропустите шлюпку, эй, кто там!    

Шлюпка  отчалила и направилась к кораблю.    

Арамис  взял Портоса за руку и приступил к объяснениям.    

 Глава 24. ОБЪЯСНЕНИЯ  АРАМИСА    

     

– Я  должен рассказать вам, друг Портос, нечто такое, что, по всей вероятности,  повергнет вас в изумление, но вместе с тем и осведомит обо всем.    

– О,  мне нравится, когда что-нибудь изумляет меня, – благожелательно ответил  Портос, – не стесняйтесь со мною, пожалуйста. Я нечувствителен к душевным  волнениям. Итак, не останавливайтесь ни перед чем, говорите!    

– Это  трудно, Портос… очень трудно, ибо – предупреждаю еще раз мне предстоит  рассказать вам странные, очень странные вещи… нечто в высшей степени необычное.    

– О,  вы говорите так хорошо, друг мой, что я готов слушать вас целыми днями. Итак,  говорите, прошу вас… или вот что пришло мне в голову: чтобы облегчить вашу  задачу и помочь вам рассказать эти странные вещи, я буду задавать вам вопросы.    

– Хорошо.    

– Ради  чего мы собираемся драться?    

– Если  вы будете задавать вопросы подобного рода, Портос, то вы нисколько не облегчите  моей задачи и, спрашивая меня таким образом, не облегчите моей обязанности  открыться пред вами во всем. Напротив, в этом и заключается мой гордиев узел.  Его нужно перерубить одним махом. Знаете ли, друг мой, имея дело с таким  добрым, великодушным и преданным человеком, как вы, необходимо и ради себя  самого, и ради него храбро приступить к исповеди. Я вас обманул, достойный мой  друг.    

– Вы  меня обманули?    

– Бог  мой, да, обманул.    

– Это  было сделано ради моего блага?    

– По  крайней мере, мне так казалось, Портос. Я искренне верил в это.    

– В  таком случае, – улыбнулся славный владелец поместья Брасье, – в таком  случае вы оказали мне большую услугу, и я приношу вам свою благодарность; ведь  если бы вы не обманули меня, я бы и сам мог ошибиться. Но в чем, однако, вы  обманули меня?    

– Я  служил узурпатору, против которого Людовик Четырнадцатый в данный момент  бросает все свои силы.    

– Узурпатор, –  сказал Портос, почесывая в недоумении лоб, – это… Я не очень-то хорошо  понимаю.    

– Это  один из двух королей, которые оспаривают друг у друга корону Франции.    

– Отлично…  Значит, вы служили тому, кто не Людовик Четырнадцатый?    

– Вы  сразу поняли истинное положение дел.    

– Из  этого следует…    

– Из  этого следует, что мы с вами мятежники, мой бедный дорогой друг.    

– Черт,  черт!.. – воскликнул пораженный Портос.    

– О,  будьте спокойны, Портос, мы еще найдем способ спастись, поверьте.    

– Не  это меня беспокоит. Меня волнует, что слово мятежник – скверное слово.    

– Увы!..    

– Значит,  и герцогский титул, который мне обещали…    

– Его  жаловал вам узурпатор.    

– Это  совсем не то, Арамис, – величественно произнес Портос.    

– Друг  мой, если б это зависело от меня, вы стали бы принцем.    

Портос  принялся меланхолически покусывать ногти.    

– Обманув  меня, – заговорил он, – вы поступили нехорошо, Арамис, потому что на  это герцогство я очень рассчитывал. О, я серьезно рассчитывал на него, зная вас  за человека, умеющего держать свое слово.    

– Бедный  Портос! Простите меня, умоляю вас.    

– Значит, –  настойчиво продолжал Портос, не ответив на смиренные мольбы епископа ваннского, –  значит, я рассорился с Людовиком Четырнадцатым?    

– Я  все улажу, дорогой друг, улажу. Я все возьму на себя.    

– Арамис!..    

– Нет,  нет, Портос, заклинаю вас, позвольте мне действовать. Не нужно бессмысленного великодушия,  не нужно неуместного самопожертвования! Вы ничего не знали о моих планах. Вы  ничего не делали ради себя самого. Я дело другое. Я зачинщик этого заговора.  Мне потребовался мой неразлучный товарищ; я вас позвал, и вы явились на зов,  памятуя о нашем старом девизе: «Все за одного, один за всех». Мое преступление,  Портос, состояло в том, что я поступил как отъявленный эгоист.    

– Вот  слово, которое мне по сердцу, – перебил его Портос, – и раз вы  действовали исключительно в своих интересах, я никак не могу сердиться на вас.  Ведь это вполне естественно!    

И с  этими словами Портос пожал руку старого друга.    

Столкнувшись  с таким бесхитростным душевным величием, Арамис почувствовал себя ничтожным  пигмеем; второй уже раз приходилось ему отступать перед неодолимой мощью  сердца, которое гораздо могущественнее, чем самый блестящий ум. Безмолвным и  крепким пожатием ответил он своему верному другу.    

– А  теперь, – попросил Портос, – когда мы до конца объяснились, теперь,  когда я окончательно отдал себе отчет в нашем положении относительно короля  Людовика, я думаю, что вам следует объяснить мне политическую интригу, жертвами  которой мы стали, потому что я вижу, что под этим кроется политическая интрига.    

– Все  относящиеся сюда обстоятельства вам подробно разъяснит д'Артаньян, который  сейчас прибудет. Простите меня, но я так измучен страданием, так озабочен, что  мне нужно все мое присутствие духа, весь мой разум, чтобы исправить тот ложный  шаг, который я так неосторожно заставил вас сделать; итак, наше положение  определилось, оно совершенно ясно. Отныне у короля Людовика Четырнадцатого  существует лишь один-единственный враг, и этот враг – я. Я сделал вас  своим пленником, и вы следовали за мной по пятам. Сегодня я отпускаю вас на  свободу, и вы летите к своему властелину. Как видите, Портос, во всем этом нет  ни малейшей трудности.    

– Вы  думаете?    

– Я  в этом глубоко убежден.    

– Но  в таком случае, – молвил Портос, направляемый своим поразительным здравым  смыслом, – если наше положение настолько определенно и ясно, как вы  говорите, в таком случае почему мы готовим пушки, мушкеты и все остальное?  Гораздо проще, мне кажется, сказать д'Артаньяну: «Милый друг, мы допустили  ошибку; ее нужно исправить, откройте нам выход, дайте нам выйти и „будьте  здоровы“!»    

– Ах, –  покачал головой Арамис.    

– Неужели  вы не одобряете моего плана?    

– Я  вижу в нем одну трудность.    

– Какую?    

– Трудность  в том, что д'Артаньян может явиться с такими инструкциями, что нам придется  пустить в ход оружие.    

– Да  что вы! Оружие против д'Артаньяна? Безумие! Против нашего любимого  д'Артаньяна?!    

Арамис  еще раз покачал головой.    

– Портос, –  вздохнул он, – если я велел зажечь фитили и навести пушки, если велел бить  тревогу, если я позвал всех на стены, эти превосходные стены Бель-Иля, которые  вы так замечательно укрепили, и расставил защитников по местам, то все это я  сделал с известным умыслом. Подождите, не осуждайте меня, или нет, лучше не  ждать…    

– Что  же делать?    

– О,  если б я знал!    

– Но  есть вещь гораздо более легкая, чем защищаться: это – взять лодку и  пуститься во Францию, где…    

– Милый  друг, – сказал с грустной улыбкой Арамис, – не будем тешить себя  вымыслами, как дети; давайте будем мужчинами и в наших мыслях, и в наших делах.  Погодите, из гавани окликают какую-то шлюпку. Минуту внимания, друг, погодите!    

– Это,  наверное, д'Артаньян, – громовым голосом произнес Портос, подходя к  парапету.    

– Он  самый, – ответил капитан мушкетеров, легко выскакивая из шлюпки на  ступеньки причала. И он начал быстро подниматься по лестнице, которая вела на  небольшую площадку, где его поджидали двое друзей. Пока д'Артаньян поднимался  по лестнице, Арамис и Портос заметили какого-то офицера, который неотступно  следовал за капитаном.    

Д'Артаньян  остановился на полдороге. То же сделал и его спутник.    

– Удалите  ваших людей! – крикнул мушкетер Портосу и Арамису. – Пусть они  отойдут настолько, чтобы не могли слышать нашей беседы.    

Приказание,  отданное Портосом, было мгновенно выполнено. Тогда, повернувшись к своему спутнику,  д'Артаньян резко произнес:    

– Сударь,  здесь не корабль королевского флота, где, следуя данному вам приказу, вы так заносчиво  разговаривали со мной.    

– Сударь, –  отвечал офицер. – Я не разговаривал с вами заносчиво, я просто выполнял,  правда, неукоснительно, приказание, которое получил при отъезде. Мне приказали  следовать за вами повсюду. Я следую. Мне приказали не допускать вас до  переговоров с кем бы то ни было без того, чтоб я не был осведомлен о содержании  этих переговоров, и я вмешиваюсь в – ваши переговоры.    

Д'Артаньян  задрожал от гнева; вздрогнули и Портос с Арамисом, слышавшие этот диалог от  слова до слова; он наполнил их души тревогой и опасениями. Д'Артаньян яростно  покусывал ус, что выдавало негодование, предвещавшее, в свою очередь, взрыв; он  подошел к офицеру.    

– Сударь, –  начал он, тихо, но отчетливо выговаривая слова, и его голос прозвучал тем более  грозно, что под спокойною внешностью капитана таилась едва сдерживаемая  буря, – сударь, когда я отправлял сюда шлюпку, вы пожелали узнать, что я  пишу защитникам Бель‑Иля. Вы показали мне некий  приказ, и в то же мгновение я показал вам записку, которую написал.    

Когда  возвратился старший отправленной мною шлюпки, когда я получил ответ от этих господ  – (и он указал офицеру рукою на Портоса и Арамиса), – вы слышали рассказ  посланного мною человека от первого и до последнего слова. Все это было  предусмотрено вашим приказом, и все было неукоснительно исполнено мною без  какого-либо противодействия с моей стороны. Так или не так?    

– Так,  сударь, – пролепетал офицер, – разумеется, так, но…    

– Сударь, –  продолжал д'Артаньян, горячась все больше и больше, – сударь, когда я  объявил о своем намерении покинуть корабль, чтобы переправиться на Бель-Иль, вы  потребовали, чтобы я взял вас с собой; я ни секунды не колебался, я привез вас  сюда. Ведь вы на Бель-Иле? Так или не так?    

– Так,  сударь, но…    

– Но…  мне нет больше дела ни до господина Кольбера, от которого вы получили этот приказ,  ни до кого-либо другого, чьим указаниям вы неуклонно следуете; мне есть дело,  однако, до человека, который стесняет д'Артаньяна и находится с д'Артаньяном  один на один на ступенях лестницы, омываемой соленой водой, причем глубина ее  здесь не меньше тридцати футов. Этот человек занимает плохую позицию, сударь,  очень плохую… и я вас предупреждаю об этом.    

– Но,  сударь, если я вас стесняю, – смущенно и почти застенчиво отвечал  офицер, – поймите, что меня понуждает к этому моя служба…    

– Сударь,  вы или те, кто послал вас, имели несчастье нанести мне оскорбление. Так или иначе,  но я оскорблен. Я не могу отомстить предсказывая вам ваши действия: я их не  знаю, и к тому же они – чересчур далеко.    

Но вы у  меня под рукой, и, клянусь богом, если вы сделаете хотя бы еще один шаг вперед,  чтобы подслушивать, о чем я буду говорить с этими господами, я размозжу вам  голову и сброшу вас в воду. О! Пусть будет что будет! В течение всей моей жизни  я только шесть раз был разгневан по-настоящему, и в пяти предыдущих случаях  дело кончалось смертью того, кто разгневал меня.    

Офицер  не пошевелился; выслушав эту угрозу, он побледнел, но произнес спокойно и просто:    

– Сударь,  вы не правы, поскольку противодействуете мне в исполнении полученного мною  приказа.    

Портос и  Арамис, взволнованные этой сценой, которую они наблюдали сверху, стоя у парапета  своей площадки, крикнули капитану:    

– Дорогой  Д'Артаньян, берегитесь!    

Д'Артаньян  показал им жестом, чтобы они замолчали; с ужасающим спокойствием занес он ногу  над следующей ступенью и со шпагой в руке оглянулся, чтобы узнать, следует ли  за ним офицер. Офицер осенил себя крестным знамением и двинулся за капитаном.    

Портос и  Арамис, зная д'Артаньяна, вскрикнули и бросились вниз, чтобы остановить удар,  звук которого, как им показалось, они уже слышали. Но Д'Артаньян, переложив  шпагу в левую руку, растроганно обратился к офицеру:    

– Сударь,  вы – порядочный человек. И вы, наверное, лучше поймете то, что я собираюсь  сказать, чем то, что говорил прежде.    

– Говорите,  господин Д'Артаньян, говорите, – ответил храбрый офицер.    

– Эти  господа, которых мы имеем удовольствие видеть и против которых направлены ваши  приказы, – мои друзья.    

– Я  это знаю, сударь.    

– Как  вы думаете, могу ли я поступать по отношению к ним в соответствии с данными вам  инструкциями?    

– Я  понимаю трудность вашего положения.    

– В  таком случае позвольте нам переговорить без свидетелей.    

– Господин  Д'Артаньян, если я уступлю вашей просьбе, если сделаю то, чего вы домогаетесь,  я нарушу слово, которым связан; но если я не сделаю этого, я стану вам поперек  дороги. Первое я предпочитаю второму. Разговаривайте, сударь, со своими  друзьями и не презирайте меня за то, что из уважения и любви к вам… не  презирайте меня за то, что для вас, ради вас одного, я совершаю бесчестный  поступок.    

Растроганный  д'Артаньян стремительно заключил молодого человека в объятия и тотчас же  поднялся к друзьям. Офицер, закутавшись в плащ, сел на степени, покрытые  влажными водорослями.    

– Ну  вот, дорогие друзья, вот мое положение; судите сами о нем, – сказал Д'Артаньян  Портосу и Арамису Они втроем обнялись и долго не разжимали объятий, как некогда  в дни юности.    

– Что  означают эти строгости? – спросил Портос.    

– Вам  подобает, дорогой Портос, все же кое о чем догадываться.    

– Да  не очень-то, дорогой капитан. Ведь в конце концов я решительно ничего не  сделал… И Арамис тоже, – поторопился добавить добрейший Портос.    

Д'Артаньян  бросил на прелата укоризненный взгляд, пронзивший даже это закаленное сердце.    

– Милый  Портос! – воскликнул ваннский епископ.    

– Вы  видите, до чего дошло: перехватывание всего, что исходит с Бель-Иля, и всего,  что сюда направляется. Ваши лодки задержаны. Если б вы попытались бежать, вас  поймали бы корабли, которые бороздят море, подстерегая вас. Король желает вас  взять, и он добьется своего.    

Д'Артаньян  яростно дернул свои седые усы и вырвал несколько волосков.    

Арамис  стал мрачен, Портос сердит.    

– У  меня был такой план, – продолжал Д'Артаньян, – я хотел взять вас  обоих к себе на корабль, хотел иметь вас возле себя и затем возвратить вам  свободу. Но теперь кто мне поручится, что, вернувшись к себе, я не найду нового  начальника над собой и тайный приказ, отнимающий у меня командование и  передающий его другому лицу, тайный приказ, расправляющийся и со мною и с вами  без малейшей надежды на возможность спасения?    

– Надо  оставаться здесь, на Бель-Иле, – решительно заявил Арамис, – и я  ручаюсь, что сдамся, лишь твердо зная, на что я иду.    

Портос  ничего не сказал. Д'Артаньян обратил на это внимание.    

– Я  хочу попробовать расспросить кое о чем этого офицера, этого храбреца, который  сопровождает меня и чье мужественное сопротивление меня очень обрадовало, как  оно показывает, что он человек честный, пусть он наш враг, но он стоит в тысячу  раз больше, чем какой-нибудь подлый угодник. Попробуем и узнаем, какими он  располагает правами и что именно разрешает или запрещаем приказ.    

– Попробуем, –  согласился Арамис.    

Д'Артаньян  наклонился к ступеням и позвал офицера, который тотчас же поднялся на площадку.  После обмена самыми изысканными любезностями, естественными между знающими друг  друга и исполненными взаимного уважения порядочными людьми, д'Артаньян  обратился к этому офицеру:    

– Сударь,  если бы я захотел увезти отсюда этих господ, что бы вы сделали?    

– Я  бы не воспротивился этому, но, имея прямой и не допускающий никаких иных толкований  приказ взять их под стражу, я, безусловно, сделал бы это.    

– А-а! –  произнес д'Артаньян.    

– Кончено! –  глухо проговорил Арамис.    

Портос  не пошевелился.    

– Во  всяком случае, возьмите с собою Портоса, – попросил ваннский  епископ, – он сумеет доказать королю – и я помогу ему в этом, да и вы  также, дорогой д'Артаньян, – что он к этому делу, в сущности, не  причастен.    

– Гм! –  промычал д'Артаньян. – Хотите уехать? Хотите последовать за мною, Портос?  Король милостив.    

– Я  хотел бы подумать, – ответил Портос.    

– Значит,  вы остаетесь?    

– До  нового приказа! – воскликнул Арамис.    

– До  тех пор, пока нас не осенит какая-нибудь удачная мысль, – снова заговорил  д'Артаньян, – и мне кажется, что теперь этого ждать недолго, так как у  меня такая мысль уже родилась.    

– Ну  что ж, попрощаемся в таком случае, – вздохнул Арамис, – но, право же,  Портос, вам было бы лучше уехать.    

– Нет, –  лаконично заявил Портос.    

– Ваша  воля, – проговорил Арамис, несколько обеспокоенный суровым тоном своего  сотоварища. – Все же меня успокаивает мысль, на которую намекнул  д'Артаньян, и мне кажется, я уже угадываю ее.    

– Посмотрим, –  сказал мушкетер, подставляя свое ухо к губам Арамиса.    

Прелат  торопливо прошептал несколько слов, на которые д'Артаньян тихо ответил:    

– Это  самое.    

– Значит,  без промаха! – радостно вскричал ваннский епископ.    

– Используйте  сумятицу, которую вызовет осуществление этого плана, и уладьте ваши дела,  Арамис.    

– О,  на этот счет будьте спокойны.    

– А  теперь, сударь, – обратился д'Артаньян к офицеру, – примите от нас  тысячу благодарностей. Вы приобрели трех друзей, готовых служить вам до  гробовой доски.    

– Да, –  подтвердил Арамис.    

Портос  промолчал; он только кивнул головой.    

Нежно  поцеловав на прощание друзей, д'Артаньян, сопровождаемый своим неразлучным  спутником, которого приставил к нему Кольбер, покинул Бель-Иль.    

Таким  образом, кроме того объяснения, которым пожелал удовольствоваться достойный  Портос, ничто, казалось, не изменилось в судьбе трех старых товарищей,  очутившихся во враждующих станах.    

«Впрочем, –  усмехнулся Арамис, – существует еще мысль д'Артаньяна».    

Д'Артаньян,  возвращаясь к себе на корабль, всесторонне обдумывал эту самую идею, совсем  недавно пришедшую ему в голову. Что до офицера, то он хранил почтительное  молчание, не мешая д'Артаньяну предаваться своим размышлениям.    

Поднимаясь  на борт корабля, стоявшего на якоре на пушечный выстрел от бастиона Бель-Иля,  капитан мушкетеров, подводя итог своим размышлениям, перебирал в уме имеющиеся  в его распоряжении средства нападения и защиты. Немедленно по прибытии он  созвал военный совет, который состоял из офицеров, находившихся в его  подчинении.    

Их было  восемь: начальник морских сил, майор, командовавший артиллерией, инженер, известный  уже нам офицер и четверо лейтенантов.    

Собрав  их всех в кормовой каюте, д'Артаньян встал, снял шляпу и начал в следующих выражениях:    

– Господа,  я побывал на Бель-Иле и видел там хорошо обученный и значительный гарнизон в  полной готовности к обороне, которая может стать для нас крайне  затруднительной. Поэтому я намерен послать за двумя главными офицерами этой  крепости, предполагая вступить с ними в переговоры.    

Оторвав  их от войск и от пушек, мы легче сможем найти приемлемое для обеих сторон соглашение,  особенно если поставим себе задачу воздействовать на них разумными доводами. Согласны  ли вы со мной, господа?    

Поднялся  артиллерийский майор, который почтительно, но твердо сказал:    

– Сударь,  из вашего сообщения я узнал, что крепость готовится к затруднительной для нас  обороне. Итак, вы положительно знаете, что крепость решается на мятеж?    

Д'Артаньяна  явно раздосадовал этот вопрос, но он был не из тех, кого легко сбить подобной  безделицей, поэтому мушкетер ответил:    

– Сударь,  ваше замечание соответствует истине. Но вам, конечно, известно, что  Бель-Иль-ан-Мер – вассальное владение господина Фуке и что короли Франции  еще в очень давние времена пожаловали сеньорам Бель-Иля право вооружаться в  своих владениях.    

Майор  хотел возразить.    

– Не  перебивайте меня, – остановил его д'Артаньян, – вы, разумеется,  скажете, что право вооружаться против англичан не есть право вооружаться против  своего короля. Но ведь мы имеем дело не с господином Фуке, и не он в данный  момент заперся на Бель-Иле, поскольку третьего дня он был арестован мной.  Жители и защитники Бель-Иля ничего не знают, однако, об этом аресте. И  объявлять им о нем было бы совершенно бесполезной затеей.    

Это  такая неслыханная, неожиданная и необыкновенная вещь, что они все равно не  поверили бы нашему сообщению. Бретонец служит своему господину, пока не увидит  его покойником. Бретонцы же, сколько я знаю, не видели трупа господина Фуке.  Поэтому совсем не удивительно, что они сопротивляются всему, что не является  господином Фуке или его собственноручной подписью.    

Майор  поклонился в знак того, что соглашается с капитаном.    

– Вот  почему, – продолжал д'Артаньян, – я хочу пригласить к себе на корабль  двух старших офицеров бель-ильского гарнизона. Они побеседуют с вами, увидят  силы, находящиеся в нашем распоряжении; они, следовательно, узнают, какая  участь ждет их в случае сопротивления. Мы поклянемся им честью, что господин  Фуке действительно арестован и что всякое сопротивление с их стороны может лишь  повредить ему. Мы заявим им также, что, дав хотя бы один-единственный пушечный  выстрел, они не смогут рассчитывать на милосердие короля. Тогда – по  крайней мере, я на это надеюсь они не станут сопротивляться. Они сдадутся без  боя, и мы мирным путем овладеем крепостью, взятие которой может стоить нам весьма  дорого.    

Офицер,  сопровождавший д'Артаньяна при посещении Бель-Иля, попытался что-то сказать, но  д'Артаньян перебил его:    

– Я  знаю, с чем вы собираетесь выступить, сударь; я знаю, что есть приказ короля,  воспрещающий тайные сношения с защитниками Бель-Иля; зная об этом, я предлагаю  вести с ними переговоры в присутствии всего моего штаба.    

Офицеры  переглянулись, как бы затем, чтобы прочитать мысли друг друга и, если их мнения  совпадут, молчаливо договориться между собой, а затем поступить согласно  желанию д'Артаньяна. Охваченный радостью, он думал уже о том, что в результате  согласия с их стороны можно будет послать судно за Портосом и Арамисом, как  вдруг офицер короля вынул из-за пазухи запечатанный пакет и вручил его  д'Артаньяну.    

На нем  под адресом стоял N 1.    

– Что  тут еще? – пробормотал застигнутый врасплох капитан.    

– Прочтите,  сударь, – попросил офицер с не лишенной грусти учтивостью.    

Д'Артаньян  недоверчиво развернул бумагу и прочел следующие слова:    

«Запрещение  г-ну д'Артаньяну собирать какой бы то ни было совет или вести какие бы то ни  было переговоры до тех пор, пока Бель-Иль не сдастся и все пленные не будут  расстреляны.    

Подписано:  Людовик».    

Д'Артаньян  сдержал негодующее движение и сказал с самой любезной улыбкой:    

– Хорошо,  сударь. Будет сделано в соответствии с приказом его величества.    

 Глава 25. СЧАСТЛИВЫЕ  МЫСЛИ, ОСЕНИВШИЕ Д'АРТАНЬЯНА, И СЧАСТЛИВЫЕ МЫСЛИ, ОСЕНИВШИЕ КОРОЛЯ    

     

Удар был  нанесен метко; он был жестоким, он был роковым. Д'Артаньян, взбешенный тем, что  ему помешала счастливая мысль, осенившая короля, не впал, однако, в отчаяние и,  вспомнив о счастливой мысли, осенившей его самого на Бель-Иле, придумал еще  один способ спасения своих попавших в беду друзей.    

– Господа, –  внезапно сказал он, обращаясь к собравшимся офицерам, – раз выполнение своих тайных  приказов король поручил не мне, а другому лицу, это значит, что я больше не  пользуюсь королевским доверием, и я действительно был бы недостоин его, если бы  имел смелость и впредь сохранять за собою командование, сталкиваясь на каждом  шагу со столь оскорбительными для меня подозрениями. Поэтому я решаю немедленно  отправиться к королю и попросить его об отставке. Итак, заявляя об этом в вашем  присутствии, приказываю отступить к берегам Франции, чтобы не рисковать силами,  которые мне вверил его величество. Возвращайтесь на свои корабли и готовьтесь к  отплытию! Через час начнется прилив. По местам, господа, по местам!  Полагаю, – добавил он, видя, что все, кроме бдительного офицера, готовы  повиноваться ему, – полагаю, что на этот раз у вас нет никакого приказа,  который давал бы вам основание возражать.    

Произнося  эти слова, д'Артаньян был почти уверен, что победа осталась за ним. Этот план  приносил спасение его несчастным друзьям. Блокада будет снята, и они смогут  сесть на корабль и спокойно отплыть на всех парусах в Англию или Испанию, и  никто им в этом не воспрепятствует. И пока они будут плыть, находя спасение в  бегстве, он, д'Артаньян, предстанет пред королем и объяснит свое возвращение  негодованием, в которое его повергло недоверие, оказываемое ему Кольбером.  Король отправит его назад, снабдив на этот раз неограниченной властью, и он  овладеет Бель-Илем, то есть опустевшею клеткой, из которой птички выпорхнули на  волю.    

Но этому  плану офицер противопоставил новый королевский приказ, приказ N 2, гласивший:    

«Буде  г-н д'Артаньян изъявит желание сложить с себя свои полномочия, не считать его с  этого момента и впредь начальником экспедиции; всем подчиненным ему офицерам  предлагается в этом случае оказывать неповиновение его воле. Кроме того,  вышеупомянутый г-н д'Артаньян, утратив звание командующего войсками, посланными  против Бель-Иля, обязан немедленно возвратиться во Францию в сопровождении  офицера, которым получит этот приказ. Этот офицер будет рассматривать его как  арестованного, за которою он отвечает».    

Д'Артаньян,  смелый и беспечный д'Артаньян побледнел. Все было рассчитано с таким глубоким  предвидением, что впервые за тридцать лет ему вспомнились непогрешимая  предусмотрительность и неумолимая логика великого кардинала.    

Он  опустил голову на руку, задумавшись, едва дыша.    

«Если я  положу этот приказ в карман, – подумал он, – кто узнает о нем и кто  сможет этому помешать? И прежде чем король будет об этом осведомлен, мои бедные  друзья успеют спастись. Смелее, побольше решительности!    

Моя  голова не из тех, которые падают за ослушание под топором палача.    

Была не  была, ослушаюсь!»    

Но когда  он готов был уже принять это решение, он увидел, что все офицеры вокруг него читают  тот же приказ, только что розданный им – этим адским исполнителем воли  Кольбера. Случай ослушания был предусмотрен, как и все прочие.    

– Сударь, –  поклонился подошедший к нему все тот же роковой офицер, – сударь, я жду, когда  вам будет угодно отправиться вместе со мной.    

– Я  готов, – со скрежетом зубовным проговорил капитан.    

Офицер  тотчас же приказал подать шлюпку, прибывшую за д'Артаньяном.    

При виде  ее д'Артаньян чуть не обезумел от бешенства.    

– Но  кто же, – пробормотал он, – кто возьмет на себя руководство всей  экспедицией в целом?    

– После  вашего отъезда, сударь, – отвечал командир эскадры, – начальствовать  над экспедицией поручается мне. Такова воля его величества.    

– В  таком случае, сударь, последний из имеющихся при мне приказов предназначается  вам. Соблаговолите предъявить свои полномочия, – попросил посланец  Кольбера.    

– Вот  они, – ответил моряк, показывая доверенному лицу Кольбера бумагу за  подписью короля.    

– Возьмите  ваши инструкции, – сказал офицер, вручая ему пакет.    

И,  повернувшись к д'Артаньяну, он не без волнения в голосе – настолько  трогало его отчаянье этого железного человека – молвил:    

– Сделайте  одолжение, сударь, поедем!    

– Сейчас, –  произнес убитым голосом побежденный, поверженный наземь неумолимой судьбой  д'Артаньян.    

И он  сошел на небольшое суденышко, которое стремительно понеслось к берегам Франции,  подгоняемое приливом и свежим попутным ветром.    

Несмотря  на все происшедшее, мушкетер не терял надежды, что им удастся очень быстро  добраться до короля и что он успеет еще, употребив все свое красноречие,  склонить короля, чтобы он пощадил его несчастных друзей.    

Шлюпка  летела, как ласточка. На фоне белых ночных облаков д'Артаньян ясно различал уже  черную линию французского берега.    

– Ах,  сударь, – обратился он к офицеру, с которым за целый час не обменялся ни  словом, – что бы я дал, лишь бы знать инструкции, полученные новым  командующим. Надеюсь, что они проникнуты стремлением к миролюбию, не так ли?..  И…    

Он не  кончил. Над морем прокатился далекий пушечный выстрел, за ним второй, потом еще  два или три более сильных.    

– По  Бель-Илю открыт огонь, – проговорил офицер.    

Суденышко  причалило к французской земле.    

 Глава 26. ПРЕДКИ  ПОРТОСА    

     

Расставшись  с д'Артаньяном, Арамис и Портос, желая все сверить без стеснения, ушли в  главный форт. Озабоченность, в которой все еще пребывал Портос, повергала в  смущение Арамиса. Что до него, то после свидания с д'Артаньяном у него отлегло  от сердца, и он был спокойнее, чем когда бы то ни было за все последнее время.    

– Дорогой  Портос, – начал он, внезапно нарушая молчание, – я хочу рассказать  вам о плане, придуманном д'Артаньяном.    

– О  каком плане, друг Арамис?    

– Плане,  которому мы будем обязаны нашей свободой; ее мы обретем не позже чем через  двенадцать часов.    

– А,  вот вы о чем! Ну что ж, говорите!    

– Вы  заметили, наблюдая сцену, имевшую место между нашим другом и офицером, что существуют  известные приказы, стесняющие действия д'Артаньяна по отношению к нам?    

– Заметил.    

– Так  вот, д'Артаньян хочет заявить королю об отставке, и во время замешательства,  которое будет вызвано его отъездом, мы выйдем в море или, вернее, вы, Портос,  выйдете в море, если окажется, что бежать можно лишь одному.    

Портос,  покачав головой, ответил:    

– Мы  спасемся вместе, друг Арамис, или вместе останемся.    

– У  вас благородное сердце, – сказал Арамис, – но ваше мрачное  беспокойство огорчает меня.    

– Я  не обеспокоен.    

– В  таком случае вы сердитесь на меня?    

– Нисколько.    

– Тогда,  дорогой друг, откуда этот унылый вид?    

– Сейчас  объясню: я составляю свое завещание.    

И с  этими словами славный Портос с грустью посмотрел в глаза Арамису.    

– Завещание! –  воскликнул епископ. – Неужели вы считаете себя погибшим?    

– Я  чувствую усталость. Это со мною впервые, а в моем роду обычно бывало… Мой дед  был втрое сильнее меня.    

– О,  значит, ваш дед был Самсон.    

– Нет,  его звали Антуан. Однажды, приблизительно в моем возрасте, собравшись на охоту,  он почувствовал слабость в ногах, чего никогда до этого с ним не случалось.    

– Что  же означало это недомогание, друг мой?    

– Ничего  хорошего, как увидите. Все еще жалуясь на слабость в ногах, он встретился с вепрем,  который пошел на него; дед выстрелил из аркебузы, но промахнулся, и зверь  распорол ему живот. Дед умер на месте.    

– Но  из этого вовсе не следует, что и вы имеете основания тревожиться за себя.    

– О,  сейчас вы поймете. Мой отец был вдвое сильнее меня. Это был суровый солдат, служивший  Генриху Третьему и Генриху Четвертому; звали его не Антуан, а Гаспар, как  господина де Колиньи. Всегда на коне, он не знал, что такое усталость. Однажды  вечером, вставая из-за стола, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.    

– Быть  может, он за ужином чуточку переусердствовал и потому немного пошатывался?    

– Что  вы! Друг господина де Бассомпьера? Да разве это возможно? Нет, говорю вам,  совсем не то; он удивился и сказал матери, которая посмеивалась над ним: «Может  быть, и я также увижу вепря, как мой покойный отец, господин дю Валлон». И,  преодолев эту слабость, он пожелал сойти в сад, вместо того чтобы лечь в  постель; на первой же ступеньке у него опять подкосились ноги; лестница была  крутая; отец ударился о каменный выступ, в который был вделан железный крюк.  Крюк раскроил ему череп, он умер на месте.    

– Тут  и в самом деле два поразительных случая рокового стечения обстоятельств, но  давайте не будем делать из этого вывод, что нечто подобное может иметь место и  в третий раз. Человеку вашей физической силы, Портос, не к лицу быть столь  суеверным. К тому же совсем не заметно, чтобы ваши ноги подкашивались. Никогда  еще вы не держались так прямо и не имели такого великолепного вида. Вы могли бы  снести на плечах целый дом.    

– В  данную минуту я чувствую себя хорошо – это верно, но только что я  пошатывался и колени у меня подгибались, и за короткое время это случилось со  мною четыре раза. Не сказал бы, что это пугает меня, но – черт  возьми! – это чрезвычайно досадно. Жизнь – приятная вещь. У меня есть  деньги, есть прекрасные земли, есть любимые лошади, есть друзья, которых я  очень люблю: д'Артаньян, Атос, Рауль и вы.    

Чудесный  Портос даже не считал нужным скрывать, какое в точности место занимает Арамис в  его сердце.    

Арамис  пожал ему руку.    

– Мы  проживем еще долгие годы, – сказал ваннский епископ, – дабы сохранить  для мира образцы редкостных ныне людей. Доверьтесь мне, дорогой мой друг. У нас  нет ответа от д'Артаньяна, и это хороший знак. Он, должно быть, приказал уже  кораблям собраться всем вместе и очистить море. Что до меня, то я только что  отдал распоряжение перекатить на катках баркас к выходу из большого подземелья  Локмария, того самого, вы его знаете, где мы столько раз устраивали засаду на  лисиц.    

– Да,  помню; оно выходит к небольшой бухточке, к которой ведет узкий и тесный проход,  открытый нами в тот день, когда от нас ускользнула та восхитительная лисица.    

– Вот  именно: в этом подземелье и будет укрыт, на случаи несчастья, баркас; он должен  быть уже там. Мы дождемся благоприятною момента, и этой же ночью – в  открытое море!    

– Мысль  хорошая, но что она даст?    

– А  вот что: никто на всем острове, кроме нас с вами да еще двух-трех охотников, не  знает этой пещеры или, вернее, выхода из нее; и, таким образом, в случае  занятия острова разведчики, не обнаружив ни одного судна, решат, что бежать с  острова невозможно, и перестанут охранять берега.    

– Понимаю.    

– Ну,  как ваши ноги?    

– О,  сейчас превосходно!    

– Вот  видите, все за то, чтобы к нам возвратились спокойствие и надежда; д'Артаньян  очищает море и предоставляет нам свободный проход. Теперь можно не опасаться ни  королевского флота, ни высадки на Бель-Иль десанта. Ей-богу, Портос, нас  ожидает еще целых полвека чудеснейших приключений! И если я доберусь до  испанской земли, – добавил епископ с небывалой энергией, – клянусь  вам, ваше герцогство не так уж фантастично, как это может казаться.    

– Будем  надеяться, – ответил Портос, несколько приободренный тем, что его товарищ  обрел прежний пыл.    

Вдруг  раздался крик:    

– К  оружию!    

Этот  крик, повторяемый сотнею голосов, долетел до слуха обоих друзей, посеяв в одном  из них изумление, в другом – беспокойство.    

Арамис  отворил окно; он увидел толпу бегущих с факелами людей. Женщины торопились уйти  подальше, вооруженные мужчины занимали свои места.    

– Флот,  флот! – крикнул, узнав Арамиса, пробегавший мимо солдат.    

– Флот?    

– На  пушечный выстрел! Где там, на половину его!    

– К  оружию! – закричал Арамис.    

– К  оружию! – громовым голосом повторил Портос.    

И оба  бросились к молу, чтобы укрыться от неприятеля на батарее. Они увидели, как приближались  шлюпки с солдатами, эти шлюпки шли в трех направлениях, очевидно, с тем чтобы  начать высадку сразу в трех пунктах острова.    

– Что  прикажете предпринять? – подбежал к Арамису офицер-артиллерист.    

– Предупредите  их и, если они не пожелают остановиться, открывайте огонь.    

Через  пять минут началась канонада. Это и были те самые выстрелы, которые услыхал д'Артаньян,  приближаясь к берегам Франции.    

Шлюпки,  однако, находились на таком близком расстоянии от батареи, что ядра не причиняли  им никакого вреда; они причалили; завязался бой, местами переходивший в  рукопашную схватку.    

– Что  с вами, Портос? – спросил Арамис своего друга.    

– Ничего…  ноги… это совершено непостижимо… но это пройдет, когда мы начнем стрельбу.    

И Арамис  вместе с Портосом прицелились; они стреляли с такою меткостью и так воодушевили  людей, что королевские солдаты бросились к своим шлюпкам и отчалили, не унося с  собой ничего, кроме раненых.    

– Ах,  черт возьми! Портос, – закричал Арамис, – нам нужен пленный, скорее,  скорее!    

Портос  нагнулся над лестницей мола, ведшей к причалу, и схватил за шиворот одного из  офицеров королевской армии, который дожидался, пока его солдаты усядутся в  шлюпку, чтобы войти в нее последним. Рука гиганта подняла эту добычу,  послужившую Портосу своего рода щитом, поскольку никто не решился в него  стрелять.    

– Получайте  пленного, – обратился Портос к Арамису.    

– Вот  и отлично! – воскликнул, смеясь, Арамис. – Клевещите-ка теперь на  свои ноги!    

– Но  ведь я схватил его не ногами, – грустно улыбнулся Портос, – а рукой.    

 Глава 27. СЫН БИКАРА    

     

Бретонцы  были очень горды этой победой, но Арамис не обнадеживал их.    

– Король, –  сказал он Портосу, когда все разошлись по домам, – узнав о сопротивлении,  распалится безудержным гневом, и после взятия острова, что неизбежно, все эти  славные люди будут уничтожены огнем и мечом.    

– Отсюда  следует, что наши действия бесполезны? – опросил Портос.    

– Пока  что они, несомненно, принесли пользу, так как у нас есть пленный, –  ответил епископ, – и от него мы узнаем о планах наших врагов.    

– Давайте  допросим этого пленного. Способ заставить его говорить весьма прост: пойдем  ужинать и пригласим его с нами: за вином он не замедлит заговорить.    

Они так  и сделали. Офицер сначала был явно встревожен, но, увидев, с какими людьми он  имеет дело, в скором времени успокоился. Не боясь скомпрометировать себя  чрезмерною откровенностью, он подробно рассказал об отставке и отбытии во  Францию д'Артаньяна. Он сообщил и о том, как после отъезда мушкетера новый  командующий приказал напасть на Бель-Иль.    

На этом  его показания, естественно, обрывались.    

Арамис и  Портос обменялись взглядом, выражавшим отчаяние. Нечего больше рассчитывать на  знаменитое воображение д'Артаньяна, нечего, следовательно, надеяться, в случае  поражения, на его помощь!    

Продолжая  допрос, Арамис осведомился у пленного о намерениях королевских военачальников в  отношении тех, кто распоряжается на Бель-Иле.    

– Приказ, –  отвечал офицер, – в бою убивать, после боя вешать.    

Арамис и  Портос снова переглянулись; кровь бросилась им в лицо.    

– Я  слишком легок для виселицы, – усмехнулся Арамис, – таких, как я, не  повесишь.    

– А  я слишком тяжел, – сказал Портос, – такие, как я, обрывают веревку.    

– Я  уверен, – учтиво заметил пленный, – что мы были бы снисходительны и  предоставили бы род смерти вашему выбору.    

– Тысяча  благодарностей, – серьезно проговорил Арамис.    

Портос  поклонился.    

– Еще  по стаканчику, за ваше здоровье, – предложил он и выпил.    

В таких  разговорах коротали они время за ужином.    

Офицер,  оказавшийся человеком умным, понемногу поддавался обаянию ума Арамиса и  сердечного простодушия великана Портоса.    

– Простите  меня, – начал он, – за вопрос, который я собираюсь задать, но люди,  допивающие совместно шестую бутылку, имеют, пожалуй, право немножко забыться.    

– Задавайте  же ваш вопрос, задавайте! – разрешил Портос.    

– Говорите, –  добавил ваннский епископ.    

– Не  служили ли вы, милостивые государи, в мушкетерах покойного короля?    

– Да,  сударь, мы были королевскими мушкетерами, и превосходными мушкетерами, –  ответил Портос.    

– Это  верно; больше того, я сказал бы, что вы были лучшими среди лучших, когда б не  боялся оскорбить память моего отца.    

– Вашего  отца! – воскликнул Арамис.    

– Знаете  ли вы, как меня зовут?    

– Нет,  сударь, но если вы скажете…    

– Меня  зовут Жорж де Бикара.    

– Ах! –  вскричал Портос. – Бикара! Помните ли вы, Арамис, это имя?    

– Бикара! –  задумался Арамис. – Мне кажется…    

– Вспомните  хорошенько, сударь, – испросил офицер.    

– Это  нетрудно! – воскликнул Портос. – Бикара, по прозвищу Кардинал… один  из четырех явившихся воспрепятствовать нам в тот день, когда мы со шпагой в  руке познакомились с д'Артаньяном.    

– Совершенно  верно, господа.    

– Это  был единственный, – улыбнулся Арамис, – кого мы не ранили.    

– Из  этого следует, что он был превосходным воякой.    

– Это  правда, сущая правда, – одновременно заметили оба друга. – Господин  де Бикара, мы весьма рады познакомиться с сыном столь храброго человека.    

Бикара  пожал руки, протянутые ему бывшими мушкетерами. Арамис взглянул на Портоса, и  его взгляд говорил: «Вот человек, который поможет нам».    

– Согласитесь,  сударь, – обратился он к офицеру, – что отрадно быть честным всегда и  везде?    

– Мой  отец, сударь, постоянно повторял то же самое.    

– Согласитесь  также, что довольно печально столкнуться с людьми, которых ждет смерть от  мушкета или веревки, и узнать, что эти люди – старинные знакомые вашего  уважаемого отца, знакомые, доставшиеся вам от него, так сказать, по наследству.    

– О,  вы не обречены на такую ужасную участь, друзья мои, – возразил молодой  человек.    

– Ба!  Но ведь вы сами сказали об этом.    

– Я  говорил это час назад, когда совершенно не знал вас, а теперь, когда я вас  знаю, я говорю: вы избегнете этой горестной участи, если сами того пожелаете.    

– Как  это, если сами того пожелаем? – вскричал Арамис, в глазах которого  загорелось нетерпение. Произнося эти слова, он попеременно смотрел на Портоса и  офицера.    

– Лишь  бы, – сказал Портос, глядя, в свою очередь, с благородным бесстрашием на  Бикара, – лишь бы от нас не потребовали чего-нибудь унизительного.    

– От  вас ничего не потребуют, господа, – продолжал офицер королевской  армии. – В самом деле, какие требования можно к вам предъявлять? Если вас  найдут, то предадут смерти; постарайтесь же, чтобы вас не нашли.    

– Полагаю, –  с достоинством проговорил Портос, – полагаю, что я нисколько не ошибусь,  если скажу: чтобы найти нас, нужно сначала проникнуть сюда.    

– Вы  совершенно правы, друг мой, – медленно произнес Арамис, все еще испытующе  глядя на Бикара, который хранил молчание и которому было явно не по себе. –  Вам хочется, господин де Бикара, рассказать нам о чем-то важном, сделать нам  какое-то весьма существенное признание, но вы не решаетесь на него, разве не  так?    

– Милостивые  государи, друзья! Если я позволю себе полную откровенность, то нарушу присягу.  И все же я слышу голос, который заглушает мои сомнения и велит решиться на это.    

– Пушки! –  воскликнул Портос.    

– Пушки  и мушкетная трескотня! – подтвердил Арамис.    

Откуда-то  издалека, со скал, донеслись зловещие звуки боя, но уже через мгновение все затихло.    

– Что  это? – спросил Портос.    

– То,  чего я больше всего опасался, – ответил Арамис. – Ведь атака,  произведенная вашими солдатами, сударь, – продолжал он, обращаясь к  Бикара, – была всего-навсего демонстрацией? И в то время, как ваши отряды  отходили, уступая нашему натиску, вы были уверены, что вам удастся высадиться  на другой стороне острова?    

– Да,  и в нескольких пунктах.    

– В  таком случае мы погибли, – спокойно заметил ваннский епископ.    

– Погибли!  Это возможно, – согласился Портос. – Но ведь нас еще не схватили и не  повесили.    

И с  этими словами он встал из-за стола, подошел к стене, хладнокровно снял с нее  свою шпагу и пистолеты и принялся осматривать их с тщательностью старого  опытного солдата, идущего в бой и понимающего, что жизнь его в значительной  мере зависит от качества и состояния оружия, с которым он пойдет на врага.    

При  первых же пушечных выстрелах, при известии о том, что остров может быть  внезапно захвачен королевскими войсками, растерявшаяся толпа устремилась в  ворота форта. Народ искал у своих вождей помощи и совета.    

В окне,  выходившем на главный двор, заполненный ожидающими приказаний солдатами и  растерянными, умоляющими о помощи местными жителями, между двумя ярко горящими  факелами показался бледный и подавленный Арамис.    

– Друзья  мои, – начал д'Эрбле с мрачной торжественностью, отчетливо произнося  каждое слово, – друзья, господин Фуке, ваш покровитель, ваш друг и отец,  по приказу короля арестован и брошен в Бастилию.    

Продолжительный  крик, исполненный ярости и угрозы, донесся до окна, перед которым стоял  епископ, и этот крик вызвал в нем ответное чувство.    

– Отомстим  же за господина Фуке! – кричали в толпе наиболее пылкие. – Смерть королевским  солдатам!    

– Нет,  друзья, нет, – сурово сказал Арамис, – нет, не надо сопротивления.  Король – хозяин у себя в королевстве. Король – исполнитель  божественной воли. Бог и король поразили господина Фуке. Склонитесь же пред  волей господней. Любите бога и короля, поразивших господина Фуке.    

Не  мстите за вашего господина, не стремитесь отомстить за него. Вы напрасно  пожертвуете собой, напрасно принесете в жертву ваших жен и детей, ваше  имущество, вашу свободу. Сложите оружие, друзья мои! Сложите оружие, раз таков  приказ короля, и мирно расходитесь по вашим домам! Это я вас прошу об этом, это  я настаиваю на этом, и, если без этого не обойтись, я приказываю вам это от  имени господина Фуке.    

В толпе,  собравшейся под окном, прокатился продолжительный гул, порожденный гневом и  ужасом.    

– Солдаты  короля Людовика Четырнадцатого проникли на остров, – продолжал  Арамис. – Теперь между вами и ими было бы уже не сражение, а резня. Идите  и забудьте о мщении. На этот раз я приказываю вам это именем господа бога.    

Мятежники,  безмолвные и покорные, медленно расходились.    

– Но,  черт подери! Что вы сказали! – воскликнул Портос.    

– Сударь, –  обратился к епископу Бикара, – сударь, вы спасаете здешних жителей, но не  спасаете ни себя, ни вашего друга.    

– Господин  де Бикара, – молвил с исключительным благородством и такой же учтивостью ваннский  епископ, – господин де Бикара, будьте любезны считать себя с этой минуты  свободным.    

– Чрезвычайно  охотно, но…    

– Но  вы окажете этим услугу и нам, ибо, сообщив начальнику экспедиции, представляющему  здесь короля, о покорности жителей острова, вы не преминете, конечно,  рассказать ему и о том, как эта покорность была достигнута, и тем самым  добьетесь и для нас какой-нибудь милости.    

– Милости! –  вскричал с горящими от гнева глазами Портос. – Милости! Но откуда вы взяли  подобное слово?    

Арамис  резко дернул за локоть своего давнего друга, как он делал это не раз в  незабвенные дни их молодости, когда хотел показать Портосу, что он допустил или  собирается допустить какой-нибудь промах. Портос понял и замолчал.    

– Я  отправляюсь, – согласился Бикара, также несколько удивленный словом  «милость», слетевшим с уст гордого мушкетера, славные деяния которого он сам  всего несколько мгновений назад так восхвалял.    

– Отправляйтесь,  господин де Бикара, – сказал Арамис, раскланиваясь с ним на  прощанье, – и, покидая нас, примите изъявление нашей глубокой  признательности.    

– Но  вы, господа, вы, кого я имею честь называть своими друзьями, поскольку вы  соблаговолили даровать мне это лестное право, что станется с вами? –  спросил взволнованный офицер, прощаясь со старыми знакомыми и долгими  противниками своего отца.    

– Мы  не уйдем отсюда.    

– Но,  боже мой! Приказ в отношении вас не оставляет места сомнениям!    

– Я  ваннский епископ, господин де Бикара, а в наши дни епископа не расстреливают,  как не вешают дворянина.    

– Да,  да, сударь, да, монсеньер, вы правы, конечно, вы правы; вы располагаете еще  этой возможностью спасти свою жизнь. Итак, я отправляюсь к начальнику  экспедиции. Прощайте же, господа, или, правильнее сказать, до свидания!    

С этими  словами офицер вскочил на коня, оседланного для него по приказанию Арамиса, и  поскакал в том направлении, откуда донеслись выстрелы, прервавшие беседу обоих  друзой с их благородным пленником.    

Арамис  посмотрел ему вслед и, оставшись наедине с Портосом, сказал:    

– Итак,  вы понимаете?    

– Нет,  клянусь честью, не понимаю.    

– Разве  Бикара не стеснял нас своим присутствием?    

– Нет,  ведь он славный малый.    

– Согласен.  Но разве необходимо, чтобы всему свету было известно о пещере Локмария?    

– Ах,  вот вы о чем! Это верно; теперь понимаю. Значит, мы спасаемся в нашей пещере.    

– Если  вы понимаете, – возбужденно проговорил Арамис, – в дорогу, друг  Портос! Баркас ожидает нас, и мы еще не схвачены королем.    

 Глава 28. ПЕЩЕРА  ЛОКМАРИЯ