1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
— Книг мы в домах не держим, — сказал Хруст, разгадав взгляд Пашки. — Слишком большая ценность. Но когда наберется много книг, они будут в каждом доме.
     
— А это что? — спросил Пашка. — Музей?
     
— Это загадки, мой друг, — ответил Хруст. — Каждый день при раскопках, а то и просто в развалинах нам попадаются загадочные вещи. Мы не знаем их значения. Мы стараемся разгадать, что это могло значить, как это употреблялось нашими предками. Иногда случаются замечательные открытия, которые сразу на несколько лет вперед двигают нашу цивилизацию. Как рассказывают, наш первый учитель, глядя на сломанные карманные часы, изобрел колесо.
     
— Изобрел? — Пашка не понял.
     
— Конечно, изобрел, — сказала жена пигмея. — В первые годы даже этого никто не знал.
     
Не выпуская из руки кружки с молоком, Пашка поднялся и подошел к полкам. Предметы, что лежали там, были поломаны, некоторые заржавели, от других остались только детали.
     
— Во многих наших домах, — услышал он голос Хруста, — есть такие полки. Надо все время смотреть на вещи, и тогда тебя может озарить…
     
— Я знаю, что это такое! — сказал Пашка, подняв небольшой ржавый металлический конус, днище которого было усеяно мелкими отверстиями.
     
— Скажи, скажи! — воскликнул Хруст. — Я бьюсь над этой проблемой уже третий год!
     
— Это наконечник от садовой лейки, — сказал Пашка. — Если соединить его трубкой с ведром, то можно разбить струю воды на много струек и поливать овощи.
     
— Гениально! — воскликнул Хруст. — Искусственный дождь! Спасибо, Павел Гераскин! Не хотел ли бы ты вернуться к нам консультантом по загадочным предметам?
     
— Я постараюсь, только на каникулах, сейчас мне в школу надо возвращаться.
     
— Похвально, — сказала строгая жена Хруста, — что у некоторых людей еще сохранилось чувство ответственности.
     
В комнату заглянула Зарница.
     
— Доброе утро, — сказала она. — Вы уже встали?
     
— Я готов, — ответил Пашка.
     
Зарница положила на табуретку мешок.
     
— Здесь одежда для путешествия по лесу, — сказала она. — Твой костюм уже совсем изорвался.
     
Пашка убежал в маленькую комнату и там быстро переоделся.
     
Помники все подобрали по размеру. И кожаную куртку, и штаны. Только башмаки Пашка переодевать не стал. Его собственные еще были крепкими.
     
— Ну вот ты и настоящий помник, — сказала Зарница, увидев его. — Пошли?
     
Пашка поблагодарил госпожу Хруст за завтрак, и они вышли на улицу.
     
На улице прямо на мостовой сидело человек двадцать молодых помников. Некоторые дремали, другие читали или писали что-то на восковых дощечках. В сторонке по земле прогуливались две белые птицы, тихо беседуя о чем-то. И с первого же взгляда было ясно, что они давно ждут сонливого инопланетянина.
     
— Так я и знал! — возмутился Пашка. — Мы потеряли время из-за вашей ненужной деликатности.
     
— Вы вчера так устали, — смутилась Зарница.
     
— Это не довод!
     
— Но вы — наш гость, — сказал Хруст. — И еще очень молоды.
     
— Хорошо, я принимаю ваши извинения, — сказал Пашка. — Но прошу, чтобы это было в последний раз. Пора в путь.
     
— Паша, — сказала Зарница, — мы хотели рассказать, как мы планируем поход. Конечно, лучше было бы всем полететь на птицах, но здоровых птиц в городе всего две.
     
— А как себя чувствует Альта? — спросил Пашка.
     
— Ей лучше, — сказала Алина. — Но она еще долго не сможет летать.
     
— Вот карта нашего леса, — продолжала Зарница, расстилая прямо на мостовой большую грубо нарисованную карту. — Ты можешь показать, в каком месте вы вышли к реке?
     
— Разумеется, — ответил Пашка. — Мы вышли там, где стоит дом перевозчика, в котором живет ваша подглядчица Речка.
     
— Это какая Речка? — спросила Хруст Зарницу.
     
— Сестра Ручейка, — ответила Зарница. — Моя ученица.
     
И она указала на точку на берегу реки, где маленький черный квадратик изображал хижину перевозчика.
     
— Мы вышли под прямым углом к реке, — сказал Пашка. — А шли примерно два часа. Следовательно… — Пашка провел линию в глубь леса. — Какой у вас масштаб?
     
— Один к десяти тысячам, — сказал Хруст.
     
— Значит, примерно здесь. — Пашка показал точку в лесу и ногтем отчеркнул крестик.
     
— Вы правы, — сказала Зарница. — Беспамятные космонавты были найдены нами вот здесь… — И она показала на точку километрах в трех от места падения «Днепра».
     
— Отсюда, — сказала птица Алина, которая подошла к карте и заглядывала поверх голов, — лететь три дня, не меньше.
     
— Три дня? — удивился Пашка.
     
Хруст улыбнулся.
     
— Не слушайте, Паша, наша уважаемая Алина, к сожалению, не умеет считать.
     
— Мне это не нужно, — сказала птица. — За меня считают другие.
     
— Значит, план таков, — сказала Зарница. — Паша Гераскин и Хруст летят на птицах туда, где должны быть корабли. Как только они их находят, Хруст возвращается к основной группе, которая тем временем движется в этом же направлении.
     
— А контейнер с топливом, о котором вы говорили, он тяжелый? — спросил Копье. — Сколько он весит?
     
— Честно говоря, — смутился Пашка, — я не знаю. И как его переносить, тоже не знаю. Но мы спросим Гай-до. Это наш маленький корабль. Он все расскажет.
     
— Корабль расскажет? — удивился Хруст.
     
— Он разумный, — ответил Пашка.
     
— Корабли не бывают разумными, — сказала птица Алина.
     
И Пашка не стал с ней спорить.
     
— Все равно надо брать повозку, она может понадобиться, — сказала Зарница.
     
Повозка — широкая телега на деревянных колесах, запряженная двумя быками, — стояла за углом.
     
Молодой помник вскочил на облучок и крикнул быкам:
     
— Трогай!
     
Остальные пошли следом за телегой. Копье остался с Пашкой и Зарницей.
     
— Держи, — сказал он, протягивая Пашке большой кинжал в кожаных ножнах.
     
— Спасибо, — обрадовался Пашка, который любил ходить по диким планетам вооруженным. Он прикрепил кинжал к поясу.
     
— Увидимся, — улыбнулся Копье, поправляя на плече большой лук.
     
— Счастливого пути, — сказала Зарница.
     
Птицы подошли поближе и присели, чтобы Пашка и Хруст могли на них влезть.
     
— Хорошо сидишь? — спросила Пашку Алина.
     
— Хорошо, — ответил Пашка.
     
И она, легко разбежавшись, взмыла в небо.
     
Город уходил вниз. Вот улица, по которой за повозкой, запряженной быками, бредет группа помников. Вон там стайкой бегут в школу дети, вон начали трудиться археологи. Но больше всего народу на валу, они готовятся к бою с поклонами.
     
«Хорошо, что я прилетел, — подумал Пашка. — Теперь помников никто не застанет врасплох».
     
Птица, которая несла Хруста, летела совсем рядом и переговаривалась с Алиной о том, какие ягоды созрели в какой-то роще, о том, что у Альты маховые перья линяют…
     
— Ваша жена так волнуется о вас! — крикнул Пашка Хрусту.
     
— Что поделаешь! — ответил пигмей. — В наши дни мужчина должен рисковать. А кто, кроме меня, полетит с вами!
     
— А разве другие не летают?
     
— Глупый, — сказала Алина. — Мы же тоже не железные. Мы взрослых не возим, надорвемся. Тебя или Хруста — пожалуйста, а уж Ручейка мне не поднять, только Альта может, она самая сильная.
     
— Нас мало осталось, — сказала вторая птица. — Нас надо беречь.
     
— Скажите, пожалуйста, — спросил Пашка, — а почему вы не летаете в столицу? Ведь это бы ускорило связь?
     
— Глупости, — сказала Алина. — Я никогда туда не полечу.
     
— Ее лучший друг, Алон, погиб возле столицы, — сказала вторая птица. — И попрошу вас не задавать больше горьких вопросов.
     
Птицы замолчали.
     
А Хруст сказал:
     
— Столицу охраняют прирученные стервятники. Нашим птицам там нельзя появляться.
     
— Не надо, не надо о печальном! — воскликнула Алина.
     
Под ними уже тянулся сплошной лес. Справа, вдалеке, была видна полоса реки. Пашке показалось, что он увидел над деревьями холм и на нем башню обсерватории. Но, может, он ошибся.
     
Впереди что-то блеснуло.
     
— Смотрите! — воскликнул Пашка. — Это «Днепр»!
     
И в самом деле, внизу, в переплетении поваленных деревьев и разорванных лиан, лежал громадный космический корабль.
     
— Ура! — закричал Хруст. — А я, честно говоря, сомневался…
     
— Вы не верили?
     
— В чудо трудно поверить, — отозвался Хруст.
     
— Теперь медленнее! Не пропустить бы, — сказал Пашка. — Там должна быть поляна…
     
Вот и поляна. Посреди нее стоит любимый, дорогой, покинутый, одинокий Гай-до.
     
— Гай-до, друг! — закричал Пашка. — Я к тебе прилетел!
     
И услышал снизу громкий голос корабля:
     
— Пашка! Какое счастье! Я чуть не умер от тоски и беспокойства.
     
Конечно, космические корабли не умирают от тоски и беспокойства, но Пашка понимал чувства кораблика.
     
— Снижаться? — спросила Алина.
     
— Конечно, и скорее. Мой друг ждет нас.
     
— Это кто ваш друг? — спросила птица. — Это железное яйцо — ваш друг?
     
— Конечно. И он может летать быстрее вас и выше вас, даже к звездам.
     
— Железные яйца не летают, — категорически ответила Алина.
     
Они опустились на поляну неподалеку от Гай-до, и обе птицы, как только люди сошли с них, отлетели на почтительное расстояние.
     
Обернувшись на их кудахтанье, Пашка понял, что причиной испуга птиц был не сам Гай-до, а громадная драконья голова, что лежала на траве в метре от Гай-до. Пасть была разинута, из нее торчали желтые кинжалы зубов, красные глаза остекленели.
     
Вместо того чтобы вбежать в корабль и рассказать ему, как он соскучился, Пашка изумленно спросил:
     
— Это еще что такое?
     
— Прости, — смущенно ответил кораблик. — Я понимаю, что с точки зрения экологии я совершил непростительную ошибку. Назовем ее даже преступлением. Но я, как ты понимаешь, совершенно неподвижен и не могу гоняться за драконами. Пожалуйста, сформулируй мое преступление как превышение пределов разумной обороны…
     
— Что ты несешь, Гай-до! — прервал его Пашка. — Мне совершенно не жалко здешних драконов.
     
— И нам не жалко, — ответил профессор Хруст, — слишком много их развелось в лесу. Житья от них нет!
     
— Как тебе удалось отрубить ему голову? — удивился Пашка.
     
— Понимаешь, когда эта тварь вылезла из леса и стала обдавать меня вонючим огнем из всех трех голов, шатать и бить когтями, я долго терпел. Я ему объяснял на всех известных мне языках, что несъедобен. Обычно драконы на меня не нападают, потому что об меня только зубы обломаешь… Можешь поверить, что я старался быть рассудительным. Но когда он совсем обнаглел и попытался прогрызть мой корпус, мне пришлось выпустить манипуляторы и придержать его голову. И вдруг — ты не поверишь! — он отбросил ту голову, которую я держал, и удрал в лес!
     
— Голову?
     
— Ничего удивительного, уважаемый Паша, — сказал профессор Хруст. — Некоторые ящерицы отбрасывают хвост. А драконы умеют в минуту опасности отбросить голову. Иногда рыцари устраивают ловушки на драконов, а когда дракон попадет в ловушку и отбросит голову, рыцарь возвращается в свой замок и рассказывает, что он эту голову отрубил. Хотя на самом деле ни одному рыцарю не удалось еще победить дракона.
     
— Вы очень подробно все объяснили, маленький человек, — сказал Гай-до. — Я вижу в вашем лице представителя местной науки. Вы сняли с меня моральную тяжесть и потому разрешите мне поблагодарить вас за внушительный вклад в космическую драконологию.
     
— Ну что вы, — смутился профессор. — Я драконами не занимаюсь. Мой профиль — домашний скот.
     
— Тем более меня поражает широта ваших познаний. Я буду рад познакомиться с вами. Меня зовут Гай-до.
     
— Профессор Хруст. Родом из пигмеев, — ответил карлик. — Я рад встретить столь образованный корабль.
     
Пашка понял, что Гай-до и Хруст могут хвалить друг друга до вечера. А времени нет.
     
— Послушай, Гай-до, — прервал их разговор Пашка, — нам надо спешить…
     
— Я понимаю твое нетерпение, Паша, — ответил кораблик. — Но вежливость отличает воспитанное существо от нецивилизованного. Надеюсь, ты не захочешь погубить мою репутацию?
     
Даже птицы, которые все еще жались к кустам, удивленно распахнули клювы, слушая такой изысканный монолог.
     
— Если на вашей планете такие корабли, — сказал профессор Хруст, — то теперь я понимаю, откуда получаются такие герои, как вы, Павел Гераскин.
     
— Что ты натворил? — обеспокоенно спросил Гай-до. — Рассказывай!
     
— Некогда рассказывать! Нам надо как можно скорее поднять тебя в воздух. Ирия и Алиса в плену, все остальные потеряли память!
     
— Так я и знал! — возопил кораблик. — Ни на минуту вас нельзя оставить одних! Скорей летим!
     
— Сначала надо тебя заправить, — ответил Пашка. — Скажи, контейнеры с гравитонами очень тяжелые?
     
— Запасные контейнеры с гравитонами очень невелики. Не более полуметра в поперечнике, включая защитную оболочку. Но вес их… — Гай-до на секунду замолчал, заглядывая в свой компьютер. — Вес их триста двадцать килограммов. Мне достаточно одного контейнера.
     
— Триста двадцать — это много? — спросил Хруст.
     
— С чем бы сравнить? Это восемь раз мой вес, — ответил Пашка.
     
— Не так много, — сказал Хруст. — От корабля «Днепр» до этой поляны примерно тысяча шагов. Можно отнести контейнеры на носилках. Десять юношей донесут?
     
— Конечно, — сказал Пашка.
     
— Тогда я немедленно лечу навстречу нашим друзьям. Часа через два они будут здесь. Но как найти этот… контейнер?
     
— Летите, профессор, — сказал Пашка. — А мне оставьте Алину. Мы с ней подлетим к «Днепру» и там будем вас ждать.
     
— Отлично! — сказал профессор Хруст. — Люблю деловых людей. Я сам деловой человек.
     
— А я тогда пока слетаю позавтракать, — сказала Алина. — Здесь недалеко я видела отличные ореховые кусты. Тем более что мне не хочется проводить время в обществе драконьих голов и железных яиц, которые называют себя летающими кораблями. Хотя вряд ли они умеют летать.
     
Алина презрительно фыркнула и взлетела.
     
Пашка с Гай-до остались одни.
     
— Заходи в меня, — сказал Гай-до, — на тебе лица нет.
     
Пашка не заставил себя долго просить. Он взобрался в гостеприимно раскрытый люк своего друга. Внутри все было по-старому, даже запах сохранился: запах ванили, молока и детской присыпки. Ведь совсем недавно здесь стояла кроватка Вандочки. Вот и объемная фотография девочки — сейчас засмеется. И Пашке стало грустно, когда он подумал, что отец этой девочки потерял разум, а мать сидит закованная в кандалы в неизвестном подвале.
     
— Открывай холодильник, — сказал Гай-до, — там твои любимые сосиски. Соскучился, наверное, по домашней пище. А я пока плиту в камбузе включу. Ты не спеши рассказывать, ты все обдумай, ты меня не пугай, но только правду говори…
     
Голос Гай-до оборвался.
     
Пашка понял, как переживает кораблик и как старается держать себя в руках.
     
«Он же не знает, в каком я состоянии, — думал Пашка, — может быть, я потеряю сознание от страха и отчаяния, а может, у меня полное душевное опустошение. Сейчас он предложит мне провести медицинское обследование».
     
Только Пашка открыл холодильник и достал оттуда сосиски, как услышал голос Гай-до:
     
— Пашенька, у тебя не будет свободной минутки? Мне так хотелось проверить, не барахлит ли диагност? Это займет всего несколько минут…
     
— Не хитри, Гай-до, — сказал Пашка, проходя в камбуз и бросая сосиски в закипевшую воду. — Не волнуйся за меня. Я в норме, нервы в порядке, чувствую себя отлично. Давай я лучше расскажу тебе о наших злоключениях.
     
Пашка рассказывал долго, Гай-до не прерывал его, лишь иногда вздыхал или ахал. Он все принимал близко к сердцу и очень огорчался, что стоял в лесу, когда его друзья подвергались таким страшным опасностям.
     
Пашка за время рассказа съел полкило сосисок, выпил литр ананасового сока и сожрал коробку сладкого печенья. Но сам этого даже не заметил. Наконец его рассказ подошел к концу.
     
— Должен тебе сказать, что я тоже не терял времени даром, — заявил Гай-до, когда Пашка закончил свой рассказ.
     
— Сражался с драконами?
     
— Сражения с драконами заняли лишь полпроцента моего времени, — серьезно ответил кораблик. — Кроме того, мне пришлось отразить нашествие метровых муравьев, нападение ядовитых улиток и наскок коррозийных микробов, которые хотели превратить меня в ржавчину. Но главное — я думал. И теперь, когда ты мне все рассказал, мне стала абсолютно ясна причина болезни наших с тобой друзей.
     
— Ты догадался?!
     
— Да… Разумеется, это потребовало некоторой изобретательности и серьезных размышлений. Ты помнишь, как на высоте восьми километров от планеты мы брали образцы забортного воздуха, подлетая к Крине?
     
— Помню.
     
— Что-то почти неуловимое в анализах мне тогда не понравилось. Должен тебе сказать, что интуиция меня не обманула, и я недаром окружил себя силовым полем. Смею думать, что это дало нам возможность спокойно сесть на Крину. Пока я сидел и ждал вас в лесу, я размышлял над этим происшествием. И в результате решил провести небольшой эксперимент. С помощью манипулятора я поймал двух мышей и поместил их в маленький несложный лабиринтик, выход из которого мыши легко находили. Но стоило мне заполнить эту мышеловку воздушной пробой, взятой нами на восьмикилометровой высоте, как мыши стали метаться и уже не могли выйти из лабиринта, они напрочь забыли, где находится выход. Значит, рассуждал я, там, в атмосфере, на этой высоте существует некая субстанция, которая заставляет живые существа терять память. Это не вирусы. Это даже не газ — газу не проникнуть в корабль. Это разновидность биологического поля. И оно словно пелена окутывает планету на высоте восьми километров.
     
— Значит, экипаж «Днепра» попал под действие такого поля и потерял память?
     
— Именно так!
     
— А на планете никто не знает, что существует такой слой. Они уже двести пятьдесят лет никуда не летают. Но зато у них есть какие-то колодцы и провалы, попадая в которые человек становится бе-пе — беспамятным.
     
— Молодец! — воскликнул Гай-до. — Между колодцами и слоем есть связь. Я измерил движение слоя и подсчитал, что он постепенно поднимается над планетой. Ровно двести пятьдесят лет тому назад он вплотную прилегал к поверхности Крины. Понял?
     
— Начинаю понимать! — сказал Пашка.
     
— А допусти, — воскликнул Гай-до, — что двести пятьдесят лет назад планету окутало поле беспамятства! И люди мгновенно все забыли. Тогда ты можешь объяснить, почему они до сих пор, за исключением кучки упрямых помников, не умеют читать. Ты же сам говорил, что какой-то их учитель изобрел колесо! Представляешь, как все забыто! Поэтому их так мало на планете. Ведь люди без памяти легко погибают, как погиб наш бедный Меркурий.
     
— Это великое открытие! — воскликнул Пашка. — Ты гений, Гай-до!
     
— Я давно об этом подозревал, — ответил кораблик скромно. — Кстати, Пашка, ты тоже молодец. И с ракетами ты великолепно придумал.
     
Собеседники были довольны друг другом.
     
Послышался стук в стенку корабля.
     
— Там птица, — сказал Гай-до, — твоя голубоглазая глупая птица, которая полагает, что я не умею летать. Она тебя зовет.
     
— Значит, мне пора лететь. Помники уже подходят к «Днепру».
     
— Тогда слушай, как пробраться в резервный топливный отсек и извлечь контейнер…
     
Через десять минут Пашка подлетал к «Днепру». Как раз в это время, запыхавшиеся и измученные, из леса вышли помники. Пашка провел их в «Днепр», поразивший помников своими размерами и техническим могуществом. Общими усилиями они вытащили наружу контейнер, и еще через полчаса Гай-до мог сказать:
     
— Я готов к полету. Прошу всех желающих на борт.
     
Разумеется, все помники забрались внутрь Гай-до, стало ужасно тесно, но было очень весело. Гай-до за те несколько минут, что занял полет до города, развлекал гостей как мог, показывал им фильм о Земле, напоил с Пашкиной помощью ананасовым соком, сделал для них мороженое и успел поговорить на научные темы с доктором Хрустом. Пашка слушал их разговор краем уха, но уловил забавную фразу Гай-до, которая позволила ему заглянуть в душу корабля.
     
— Вы невелики ростом, — сказал Гай-до, — по человеческим меркам.
     
— Да, к сожалению, это так, — вздохнул Хруст. — Даже жена выше меня.
     
— А я невелик по корабельным меркам. Ах, сколько мне приходится выслушивать обидных слов от роботов и диспетчеров! А я ничем не хуже громоздкого дурака, вроде этого «Днепра». А вы, наверное, не глупее местного короля.
     
— С королем не сталкивался, — сказал профессор, — но отлично вас понимаю.
     
— Нам, маленьким, надо держаться друг друга.
     
— О, как я вас понимаю! — воскликнул профессор.
     
Птицы летели над Гай-до, постепенно отставая, хоть изо всех сил работали крыльями, — им не хотелось признать, что с того момента, как на Крине появилось это железное яйцо, они перестали быть самыми быстрыми существами на планете. Они прилетели уже после того, как Гай-до, к изумлению жителей Убежища, опустился на площади перед Главным домом.
     
Зарница предложила послать вместе с Гай-до в столицу нескольких молодых стрелков. Но Гай-до отказался. Он знал, что каждый защитник в Убежище на вес золота.
     
— Спасибо, — сказал он. — Мы с Пашкой вдвоем справимся. У нас есть опыт.
    
    
Глава 27. Казнь забвения
     
Видно, времени прошло немного. Может, час, может, чуть больше. Алиса так устала, что ей уже было все равно. Нет, она не собиралась умирать. Страна эта, хоть и страшная, все равно казалась сном, сказкой. Ей было жалко бородача и веселого повара, но непонятно, существовали ли они или приснились… Рядом бормотал мудрец, и конец его бороды лежал, завившись белым червем, на грязном полу клетки. Скорей бы уж все это кончилось!
     
Вошли четыре вкушеца, встали по сторонам дверей, как почетный караул. Клетка дрогнула, сзади ее толкали слуги. Дребезжа и раскачиваясь, клетка выехала в дверь и оказалась на площади. Площадь была залита солнечным светом, по яркому голубому небу плыли легкие облака. Внизу было видно бескрайнее море.
     
Вокруг площади стояли толпы народа. Удивительные люди, беспамятные, готовые к любому развлечению. Вчера они бежали на невольничий рынок, на рассвете провожали войска, сейчас собрались глазеть на казнь.
     
Под крики толпы клетку подтащили к низкой балюстраде — каменному кольцу шириной метра в три, окружавшему колодец или вход в шахту. Над колодцем, упираясь многометровыми лапами в кольцо, поднимался треножник, к которому была подвешена небольшая платформа со столбом в центре. Справа, неподалеку от кольца, была трибуна, на которой возвышался большой куб, накрытый черным полотнищем с намалеванным человеческим лицом, с повязкой на глазах, завязанным ртом и заткнутыми ушами.
     
По сторонам этого сооружения стояли в два ряда вкушецы.
     
— Смотри-ка, — сказал Вери-Мери, — какой большой сбор ради вас. Обычно попроще это бывает.
     
— А что это? — спросила Ирия.
     
— Как что? Казнь.
     
— Людей кидают в шахту? — спросила Ирия.
     
— Нет, не кидают, — засмеялся Вери-Мери, — а опускают и поднимают. У вас что, не так?
     
— Не так.
     
— А я думал, что везде, где есть вкушецы, они так казнят.
     
— У нас нет вкушецов.
     
— Так я и знал! Ведьмин корень, вот ты кто! — сказал пигмей и постарался отодвинуться. Хотя как отодвинешься в клетке в два квадратных метра.
     
Алисе казалось, что все это происходит не с ней, с другим человеком, а она смотрит кино. Даже не очень страшное.
     
Вкушецы были в лиловых тогах, глаза сверкали сквозь отверстия в чадрах. Толстый вкушец вышел вперед, стукнул золотым посохом о помост и воскликнул:
     
— Начинается главная казнь этого года! Великая казнь, посвященная началу победоносного похода нашего славного воинства против логовища помников!
     
Народ на площади зашумел, некоторые хлопали в ладоши. Другие молчали.
     
— Командует казнью специально прибывший для этого в столицу великий Клоп Небесный, Гроза разума.
     
И при этих словах вкушецы стащили полотнище с куба, и под ним обнаружился уже знакомый Алисе шкаф.
     
Дверцы шкафа распахнулись, и оттуда вышел Клоп Небесный.
     
Народ на площади пал ниц.
     
И было из-за чего. На Клопе была высокая, золотая, в драгоценных камнях тиара, а одежды усыпаны драгоценностями. Он был без чадры, но в черных очках.
     
— Эти жертвы, — сказал Клоп, — мы приносим на алтарь победителей. Пусть они укажут путь в неведение всем помникам, которых вы скоро увидите на этой площади.
     
Затем Клоп Небесный обернулся к своему толстому помощнику.
     
— Кто у нас первый? — спросил он. — Начинай.
     
С этими словами он отступил назад, встал в шкаф и прикрыл дверцу.
     
— Первым будет казнен закоренелый помник, скрывающийся под видом благородного мудреца. Это не мудрец, а подколодный зайчик, ядовитый соловей, пожиратель трупов — колибри!
     
— Не надо! — закричал мудрец. — Друзья мои, коллеги, подтвердите, что я не умею читать, что я в жизни книги в руках не держал!
     
Мудрец кричал, обращаясь к небольшой группе мудрецов в высоких цилиндрах и черных траурных одеяниях, которые стояли в толпе.
     
— Освободите его! — крикнул из толпы второй мудрец. — Он не виноват.
     
— Если он не виноват, — сказал толстый вкушец, — тогда ему бояться нечего. Он ничего не знал и ничего знать не будет. Разве не в этом высшая мудрость мудрецов?
     
— Но жизненный опыт! Вы забыли о жизненном опыте Кошмара!
     
— Снова наберет, — отмахнулся от защитников жрец.
     
— Странная казнь, — сказала Алиса Ирии.
     
— Я тоже ничего не понимаю.
     
Вкушецы распахнули дверь клетки, ловко подхватили визжащего мудреца и поволокли его к колодцу. Платформа на треножнике покачнулась и поползла вниз. Один из жрецов захватил ее крюком за трос и подтянул к каменному кольцу. Вкушецы затащили мудреца на платформу и быстро прикрутили к столбу. Тут же спрыгнули с платформы, и по знаку толстяка она снова поднялась и повисла над центром колодца.
     
Клоп Небесный высунулся из шкафа и махнул белым платком.
     
Платформа начала медленно опускаться вниз, мудрец вопил, остальные мудрецы стенали, закрыв лица руками.
     
     
— Я боюсь! — вдруг вырвалось у Алисы, и она прижалась к Ирии. — Они хотят его сжечь. Там огонь.
     
— Не бойся, девочка, — сказала Ирия. — Все будет хорошо.
     
Она обняла Алису и крепко прижала к себе.
     
Вопящий мудрец скрылся за бортом колодца, и вкушецы подбежали к краю, стали заглядывать внутрь и кричать:
     
— Ниже! Еще ниже!
     
Любопытные из толпы тоже пытались прорваться к колодцу, но вкушецы их не пускали. Крики мудреца вдруг оборвались. И на площади стало тихо.
     
— Все, — сказал толстяк. — Казнь свершилась, справедливость восстановлена. Да здравствует неведение и беспамятство!
     
Он обернулся к толпе, поднял руки и громко возгласил:
     
— Мы ничего не видим!
     
— Мы ничего не видим! — подхватили люди на площади.
     
— Мы ничего не слышим!
     
— Мы ничего не слышим…
     
— Мы ничего не знаем!
     
— Мы ничего не знаем…
     
— Мы никогда не возражаем!
     
— Мы никогда не возражаем… не возражаем… не возражаем…
     
Вкушецы принялись энергично крутить лебедку, и платформа стала подниматься. Вот из-за края колодца показалась голова мудреца. Он был жив и вроде бы невредим. Толпа встретила его появление возгласами. Мудрец стоял совершенно спокойно, глупо улыбался, словно забыл, что только что отчаянно сопротивлялся.
     
Платформу подтянули к борту колодца, мудреца освободили от пут. Он остался стоять на месте, словно не знал, куда идти.
     
Вкушецы свели его под руки на площадь и подвели к помосту.
     
— Ты кто? — спросил из шкафа Клоп.
     
— Не знаю, — ответил мудрец и улыбнулся. — Понятия не имею.
     
— Как зовут тебя, ничтожество?
     
— Ничтожество, — согласился мудрец.
     
— Где ты живешь?
     
— Я живу? Где я живу?
     
— А куда ты пойдешь?
     
— Я никуда не пойду, — ответил мудрец.
     
Под аплодисменты зрителей жрецы разрешили мудрецам подойти к своему коллеге и увести его. Мудрец шел не оборачиваясь, загребая ногами, словно разучился ходить.
     
— Что с ним случилось? — спросила Алиса.
     
— Я знаю, — сказала Ирия, — они лишили его памяти.
     
— А что, раньше не догадалась? — спросил пигмей. — Мне говорили, что его уже пять раз лишали памяти, а он все равно остался мудрецом. Они такие живучие… Года не пройдет, как он снова начнет учить людей, как надо жить.
     
— И это они хотят сделать с нами? — спросила Алиса.
     
— Это то, что случилось с Тадеушем, — сказала Ирия. — И со всеми нашими друзьями. Значит, Ручеек прав — они тоже попали в такой колодец.
     
Тут на площадь прибыла странная процессия. Три быка тащили большую телегу, на которой горой было навалено всевозможное барахло.
     
Пигмей кинулся к решетке клетки, вцепился в нее и закричал:
     
— Так мы не договаривались! Вы сказали: только золото. А не вещи. С вами нельзя договориться честно.
     
— Что такое честность? — спросил толстый вкушец. — Мы не помним такого слова. Господин Клоп Небесный, мы обещали что-либо этому ничтожному пигмею?
     
— Не помню. Я — вкушец забвения.
     
— Вы меня ограбили! — закричал пигмей, кусая прутья.
     
Толпа на площади покатывалась со смеху. Ясно было, что пигмея многие знали и никто не любил.
     
— Так ему и надо! — кричали люди.
     
За телегой шли солдаты, волоча несколько тяжелых кожаных мешков. Они подходили к помосту, кидали на него мешки, и те с тяжелым стуком падали возле шкафа.
     
Клоп Небесный присел на корточки, жадными дрожащими пальцами он развязал один из мешков, и из него посыпались золотые монеты, слитки, украшения, драгоценные камни.
     
Толпа зашумела, завопила.
     
— Все! Я разорен! Я погублен! — кричал пигмей. — Дайте только мне выйти отсюда, я до вас доберусь! Я за каждым из вас знаю такие делишки, что господин Радикулит всем вам головы отрубит. У меня все записано!
     
Это последнее, вырвавшееся в запальчивости слово и погубило коварного пигмея.
     
— За-пи-са-но? — медленно произнес, выпрямляясь, Клоп Небесный. — Значит, ты тоже агент, лазутчик помников.
     
— Нет! — спохватился Вери-Мери. — Я в переносном смысле, я ничего никогда не записывал. Я не умею!
     
— Казнь подглядчику! — закричал Клоп, прыгнул в шкаф и захлопнул за собой дверцу.
     
— Казнь! — требовали жрецы.
     
— Казнь! — кричали в толпе.
     
Алиса не выносила предателей, а уж Вери-Мери особенно. Но когда его, плачущего, сопливого, протащили к платформе, она не выдержала и крикнула:
     
— Пожалейте его, может, он еще исправится! Вы же у него все отняли!
     
— А мы его и собираемся исправить. Причем самым решительным образом, — ответил толстый вкушец.
     
Он подождал, пока платформа с Вери-Мери скроется в колодце и крики пигмея прекратятся, затем в наступившей тишине сказал:
     
— Здесь одна из обвиняемых обвинила нас в жестокости. Она сказала, — жрец показал на Алису, — что наша казнь ужасна. Так ли это?
     
— Так! — крикнул с площади молодой голос.
     
— Не так, — перебили его другие голоса.
     
— Объясняю, — произнес толстый вкушец. — Нет ничего добрее и гуманнее, чем наша казнь. Мы не приносим человеку никакого вреда, а возвращаем его обществу живым и здоровым. Мы только извлекаем из него все плохое, что он накопил в своей душе: склонность к преступлениям, жестокость, жадность, стремление к заговорам, желание жить лучше, чем живут поклоны и господа вкушецы, преступную страсть к чтению или знаниям. Мы ничего у него не отнимаем хорошего и полезного. Разве он разучивается есть? Нет, он умеет есть и спать, ходить и стоять. Со временем он научится полезному ремеслу и вернется в общество перековавшимся, полезным существом. Да здравствует мудрость казни беспамятства!
     
В толпе раздались приветственные крики и свист.
     
Платформа с Вери-Мери поднялась. Он стоял у столба, крутя головой. В глазах его был ужас.
     
— Кто эти люди? — спросил пигмей. — Они хотят меня убить!
    
    
Глава 28. Возвращение единорогов
     
Профессор Хруст попросил Пашку подвезти его к дому. На одну минутку.
     
— А то жена волнуется, — смущенно сказал он.
     
— Понимаю, — ответил Пашка.
     
Хруст не зря беспокоился. Его жена стояла на пороге дома, скрестив руки на груди, и даже при виде Гай-до не дрогнула.
     
Гай-до осторожно спустился на улицу и открыл люк. Профессор выглянул наружу и игриво крикнул:
     
— Кисочка, я здесь! Я вернулся, я здоров!
     
— Вернулся — иди в дом! — ответила жена и скрылась в дверях.
     
— Вот видите, — развел руками пигмей. — Но она меня любит. До скорой встречи.
     
Он выпрыгнул из корабля и побежал к дому. В дверях он столкнулся с женой, которая вновь возникла на пороге. На этот раз она держала в руке какой-то предмет, завернутый в белую тряпочку.
     
— Твой мальчишка здесь? — спросила она.
     
— Паша? Паша летит спасать своих друзей. Все в порядке!
     
— Ребенок голоден, — мрачно сказала жена. — Отдай ему пирог.
     
И она снова ушла.
     
Пигмей кинулся обратно к Гай-до. Он отдал Пашке сверток и сказал:
     
— Вот видишь, а ты ее упрекал.
     
Хотя, разумеется, Пашка ни в чем не упрекал жену пигмея.
     
Гай-до резко поднялся ввысь, и Пашка, сев в пилотское кресло, заложил в навигационный компьютер оптимальный маршрут до столицы.
     
— Где мы их будем искать? — спросил кораблик.
     
— Не знаю, — признался Пашка. — Я сам в столице не был. Я думаю, что мы опустимся где-нибудь на окраине, и я пойду в Город искать их.
     
— Глупости, — сказал Гай-до. — Ты сгинешь, а мы потеряем время.
     
— А что ты предлагаешь?
     
— Открытый полет. Мы летим с законной целью: спасти из рабства наших близких. Следовательно, мы опускаемся на их главной площади и задаем прямой вопрос: что вы сделали с Алисой и Ирией?
     
— А они не ответят?
     
— Они испугаются. Они же темные.
     
Убежище пропало из глаз, начался густой лес. Две белые птицы поравнялись с Гай-до и, отчаянно работая крыльями, пытались его обогнать.
     
— Не старайтесь! — крикнул им Гай-до. — Сейчас я прибавлю скорости, надорветесь!
     
— Яйцо железное! — крикнула в ответ упрямая Алина. — Ты сейчас упадешь, у тебя крыльев нет.
     
Почему-то белых птиц больше всего возмущало то, что у Гай-до не было крыльев.
     
— Забавные создания, — сказал Гай-до. — Но настолько глупы, что мне порой бывает стыдно, что я принадлежу к их породе.
     
— Ты? — спросил Пашка.
     
— Разумеется. Еще у моего прадедушки были крылья. Его называли самолетом.
     
Птицы держались рядом — Гай-до жалел их.
     
Вдруг одна из них крикнула:
     
— Смотри вниз! Какой ужас!
     
Пашка включил нижний экран, но ничего не увидел в сплошном зеленом море листвы.
     
А птицы уже снижались к вершинам деревьев.
     
— Гай-до! — закричала Алина. — Чего же ты медлишь? Помоги, яйцо железное!
     
— Давай посмотрим, что там, — сказал Пашка.
     
— Без тебя знаю, — ответил Гай-до и начал опускаться вниз.
     
Он коснулся верхней границы листвы. Пашке показалось, что он слышит, как шуршат листья и трещат ветки. Вскоре внизу открылось пространство, спрятанное под кронами, словно они влетели в громадный полутемный храм, в котором колоннами служили прямые стволы деревьев.
     
И тогда Пашка увидел то, что раньше высмотрели птицы: по лесу бежал Ручеек.
     
Он перебегал от ствола к стволу, отбиваясь от преследователей — стай коротких полосатых ящериц на длинных мускулистых лапах с массивными, похожими на крокодильи головами. Ящерицы были размером со среднюю собаку, и, наверное, каждая в отдельности была не очень опасна для вооруженного человека, но когда их больше десятка!..
     
Ручеек, как видно, бежал из последних сил. Он прихрамывал, движения его были неточными, ящерицы яростно наскакивали на него. Вот самая смелая бросилась вперед, широко разинув желтую пасть, усеянную треугольными зубами. Все же блеск меча заставил ее отступить и спрятаться в стае.
     
— Ручеек! — закричал Пашка. — Держись!
     
Птицы опередили Гай-до, они с трудом летали между стволами, задевая деревья концами громадных крыльев, и отчаянно кричали. Ящерицы при виде птиц остановились. Они поднялись на задние лапы, опираясь на короткие хвосты, будто надеялись сбить птицу, если она опустится слишком низко.
     
И тут в битву вмешался Гай-до.
     
Он включил свою оглушительную сирену, перепугав не только ящериц, но и птиц, которые с криком взмыли вверх, и Ручейка, не понявшего, откуда идет такой страшный вой.
     
В следующую секунду Гай-до коснулся земли. Пашка включил внешний микрофон и закричал:
     
— Не бойся, Ручеек, это я, Павел Гераскин!
     
Ящерицы постыдно улепетывали.
     
Пашка выскочил из люка и подбежал к Ручейку.
     
— Ты не ранен? — спросил он.
     
— Пашка, друг! — обрадовался юноша. — Как хорошо, что ты пришел!
     
— Тебя не ранили?
     
— Нет, устал только. Я боялся, что не хватит сил отбиваться от этой дряни, ведь до Убежища еще далеко.
     
— Тебе километров пять еще осталось, — сказал Пашка. — Как там дела?
     
— Не беспокойся, — сказал Ручеек, переводя дух и опускаясь на кочку. — Твои подруги в безопасности, они в доме у Вепря. Никто их не тронет.
     
— А Белка? — спросил Пашка.
     
— И Белка там же.
     
— А ты почему в лес пошел?
     
— Они начинают поход на день раньше. Об этом Алиса узнала. Она у тебя отважная девчонка.
     
— Знаю, в одном классе учимся, — согласился Пашка.
     
— Друзья вывели меня из Города, — продолжал Ручеек, — я должен был взять коня в деревне. Но коней нет, их всех отобрали для похода. Вот мне и пришлось бежать пешком. Всю ночь… Устал страшно.
     
— Ничего, мы с Гай-до мигом тебя домчим до Убежища.
     
— Как хорошо! — сказал Ручеек. — А то сил не осталось. И каждая минута на счету.
     
— Ничего подобного! — раздался сверху пронзительный голос. — Ручеек полетит в Убежище с нами. — Это говорила Алина, которая сидела на большом суку прямо над их головами. — Еще чего не хватало — лететь в железном яйце! Как упадет да как кокнется — костей не соберешь!
     
— Ну уж, — обиженно сказал Гай-до, — где это вы видели, чтобы я падал и кокался?
     
— А сегодня утром в лесу? Кто валялся чуть не кокнутый и не мог взлететь?
     
— Но у меня топлива не было.
     
— Вот я и говорю, — рассмеялась птица. — Какой же ты летун, если без топлива не можешь?
     
— А если тебя два дня не кормить, как ты полетишь?
     
— Хватит, хватит! — приказал Пашка. — Сейчас не время для ссор, друзья!
     
Алина опустилась на землю и подошла к Ручейку.
     
— Ну как, полетим или будем глазеть на железное яйцо?
     
— Не сердись, Алина, интересно, — сказал Ручеек, — я никогда еще не видел космического аппарата. А тем более говорящего.
     
— В этом отношении я уникален, — сказал Гай-до.
     
Но тут Ручеек поднял голову и стал прислушиваться.
     
Птицы тоже насторожились.
     
— Кто-то едет, — сказал Ручеек, поднимая меч.
     
— Два коня, — сказала Алина и взлетела на толстый сук.
     
— Один конь со всадником, второй без всадника, — сказала сверху вторая птица.
     
Все обернулись в ту сторону, откуда доносился стук копыт.
     
Между деревьями мелькнуло что-то белое.
     
В следующую минуту стало ясно: скачут два единорога.
     
На одном сидела верхом Белка. Второй был без всадника.
     
— Ручеек! — закричала издали Белка. — Ты живой? Какое счастье!
     
Единороги одновременно замерли, кося глазами на Гай-до, который стоял среди сломанных ветвей и кучи листьев, сорванных с деревьев при посадке.
     
Белка спрыгнула с единорога и кинулась к своему Ручейку.
     
Она плакала от радости. Пышная копна черных курчавых волос скрыла лицо Ручейка. Он гладил Белку по плечам и успокаивал:
     
— Ну что ты, все в порядке, все живы, здоровы! Я рад тебя видеть.
     
— Ты ничего не понимаешь, — заговорила сквозь слезы Белка. — Это мое счастье, что единороги убежали от моих братьев. Я выскочила на улицу, темно, вокруг враги… и тут стук копыт. Они тоже меня узнали. Им в Городе плохо было, они воевать не хотят, они в лес хотели, они знали, что я в Городе, и искали меня, а я думала, что все-все погибли, и бородача убили, а Алисочка… — Тут Белка зарыдала.
     
— Что, — кинулся к ней Пашка, — что с Алисой?
     
— Их поймали! И Алису, и Ирию. Их поганый Вери-Мери предал, чтоб ему в колодец беспамятства провалиться! Гадкий, поганый, он меня выследил и вкушецов привел! Бородач их у ворот встретил. Он сражался, и Моро-Пари сражался, а их убили… А Ирию с Алисой в собор повезли, там их казнить будут, а я побежала, а единороги меня увидели, они все понимают…
     
Белка говорила сбивчиво, плакала, сама себя перебивала, но Пашка уже все понял.
     
— Где? — спросил он. — Где казнить?
     
— Их повели в собор, а потом к колодцу беспамятства.
     
— Где это? — обернулся Пашка к Ручейку.
     
— На холме посреди Города.
     
— Все! — крикнул Пашка. — До встречи!
     
— Я с тобой! — Ручеек побежал за ним.
     
— Справимся, — сказал Гай-до, — у тебя свой долг. Ты забыл, что должен предупредить Убежище?
     
Пашка прыгнул в люк. Люк мгновенно закрылся. Пашка сел в пилотское кресло. На экране внешнего вида он видел, как Ручеек что-то говорит птицам, и те одна за другой взмывают ввысь. Единороги преклонили колени и опустили к земле золотые рога. Белка и Ручеек вскочили на единорогов. И последнее, что увидел Пашка, прежде чем Гай-до, прорвав листву, вылетел снарядом в небо, были скачущие по лесу на прекрасных белых единорогах Ручеек и Белка. Они скакали рядом, держась за руки.
    
    
Глава 29. В последний момент
     
Под гогот толпы воины развязали Вери-Мери, тот ступил на борт колодца, испуганно вращая глазами.
     
— Нет! — закричал он вдруг. — Я не могу! Я боюсь!
     
И, сделав неосторожный шаг, упал в колодец.
     
Все замерли от неожиданности. И слушали… Секунд через десять донесся глухой далекий всплеск… и все затихло.
     
Дверца шкафа раскрылась, и оттуда выглянул Клоп Небесный.
     
— Что случилось? — спросил он.
     
— К сожалению, ваше Беспамятство, — ответил толстый вкушец, — презренный пигмей наказал себя больше, чем мы того хотели.
     
— Прискорбно, прискорбно! — сказал Клоп. — Но, к счастью, перед смертью он успел завещать нам, вкушецам, свое имущество. А это искупает его грехи. Продолжайте казнь!
     
Он схватил ближайший мешок с золотом и утянул его в шкаф.
     
Толстяк прокашлялся и произнес:
     
— Теперь мы приступаем к казни двух женщин, пришедших к нам с заданием помников. Одна из них старалась убить самого Повелителя Радикулита. Вторая нападала на поклонов. Так как наша задача — искоренять террор во всех его видах, мы этих подглядчиц обязаны казнить. Какую первой? — обернулся он к приоткрытому шкафу.
     
— Вместе, вместе! — отозвался Клоп Небесный из шкафа. — И не отвлекай меня, я считаю завещанное имущество.
     
Из шкафа слышался звон монет.
     
Воины вывели Алису и Ирию из клетки.
     
И тут по толпе прокатился гул возмущения. Жители столицы привыкли к казням, даже любили на них глазеть. Но казнить беспамятством девочку — этого еще не случалось. Да и красота Ирии произвела на зрителей впечатление.
     
— Отменить казнь!
     
— Детей казнить нельзя!
     
— Что вы делаете, изверги?
     
С каждой минутой толпа шумела все громче. Толстый вкушец растерянно посмотрел на шкаф.
     
Клоп Небесный высунул оттуда нос и крикнул:
     
— Исполняй, и скорее!
     
Воины вытащили мечи и старались остановить толпу, которая напирала на них.
     
Ирия решила воспользоваться этим замешательством и крикнула Алисе:
     
— Бежим!
     
И понеслась по площади.
     
Алиса за ней.
     
Может быть, они и убежали бы, тем более что толпа раздалась, пропуская их, а многие кричали:
     
— Давай! Скорей! Мы задержим стражу!
     
Но, как назло, на пути оказалась толпа мудрецов, они окружили Кошмара и хором твердили:
     
— Мудрость — это незнание!
     
— Мудрость — это незнание, — покорно повторял за ними мудрец Кошмар.
     
При виде бегущих он вдруг ожил и закричал:
     
— Бегать нельзя! — И кинулся им наперерез.
     
Ирия успела увильнуть, а Алиса споткнулась о выставленную ногу и рыбкой полетела вперед.
     
Ирия пробежала еще несколько шагов и поняла, что Алиса отстала. Она бросилась обратно. Алиса кричала:
     
— Беги! Беги!
     
Но было поздно. Толпа вооруженных вкушецов накинулась на них.
     
Алиса и Ирия сопротивлялись, как пантеры. Их растащили и поволокли к колодцу. Толпа пыталась отбить их, но вкушецы обнажили мечи, и на площади полилась кровь.
     
Вот все ближе колодец… Над ним уже покачивается платформа…
     
Но в тот момент, когда Алису уже втаскивали на борт колодца, с неба, из облаков, послышался громовой голос:
     
— Несчастные! Остановитесь! Или я поражу вас молнией!
     
От этого голоса вкушецы замерли, затем бросились врассыпную. Зеваки, сшибая друг друга, неслись за ними вслед, сзади семенили мудрецы. И через минуту на площади остались только Алиса с Ирией и мудрец Кошмар.
     
Гай-до медленно и торжественно опустился возле колодца.
     
Люк раскрылся, и из него выскочил Пашка Гераскин.
     
— Как хорошо, что ты успел! — сказала Алиса. — Еще бы пять минут…
     
— И что? — спросил Пашка.
     
— И что? — спросил встревоженно Гай-до.
     
— Мы бы вас уже не узнали, — сказала Ирия, протягивая к Пашке руки, чтобы обнять его.
     
— Это колодец забвения? — спросил Гай-до.
     
— Он самый, — сказала Алиса. — А как вы догадались, где нас искать?
     
— Нам сказала Белка, — ответил Пашка. — Мы ее встретили в лесу.
     
— Как же она успела?
     
— Ей помогли единороги, — ответил Пашка.
     
Гай-до покачнулся и выпустил манипулятор. На конце его был шнур с небольшим контейнером. Гай-до взмахнул манипулятором, чтобы забросить контейнер в колодец и взять в нем воздушную пробу.
     
Как раз в этот момент Клоп Небесный выполз из шкафа и, волоча за собой мешок с сокровищами пигмея, пополз в сторону. Увидев манипулятор, он решил, что страшная железная рука тянется именно к нему. Иначе зачем бы ему прыгать в сторону? А прыгнув в сторону, обезумевший от страха жрец попал прямо на платформу. С визгом начали разматываться тросы… Еще мгновение — и жрец скрылся внизу.
     
— Ой! — закричал Гай-до. — Скорее! Остановите его! Он погибнет!
     
Тросы размотались и замерли. Платформа была глубоко внизу.
     
— Ничего, — сказала Алиса, — они потом придут, его вытащат и научат полезному для общества труду.
     
— Значит, его не надо вытаскивать? — спросил Гай-до.
     
— Этим ему уже не поможешь, — сказала Ирия.
     
— Как там наши? — спросила Алиса.
     
— Они здоровы, — уклончиво ответил Пашка. — Они чувствуют себя хорошо.
     
— Они тебя узнали?
     
— Пока еще нет, — сказал Пашка.
     
— Все ясно, — вздохнула Ирия. — Я уже нагляделась на больных этой болезнью.
     
— Простите, какой болезнью? — спросил, подходя, мудрец Кошмар.
     
— Той, от которой вы уже никогда не излечитесь, — ответила Ирия.
     
— А разве надо? Я отлично себя чувствую, — сказал Кошмар.
     
Он пошел к колодцу.
     
Ирия развернула его в другую сторону, подтолкнула в спину и приказала:
     
— Идите и не оглядывайтесь. Ваш дом там!
     
И мудрец послушно побрел с площади.
     
Что говорить о встрече Ирии с Тадеушем? Это была печальная встреча. Он не узнал свою любимую жену, хотя Алиса в глубине души надеялась, что любовь окажется сильнее беспамятства.
     
Они стояли в большой комнате под библиотекой лесного города.
     
Беспамятные земляне и атланты смотрели на Алису и Ирию, не узнавая. Как на чужих.
     
Ирия подошла к Тадеушу, протянула ему руку. Тадеуш взял руку, поглядел, наморщился, будто стараясь что-то вспомнить, потом сказал:
     
— Простите, — и отошел в угол.
     
— Я надеюсь, — произнес доктор Хруст, который был огорчен не меньше землян, — что на Земле вы скорее найдете способ вылечить своих друзей.
     
— Конечно, найдем, — сказал Пашка. — Гай-до уверяет, что он на пути к отгадке.
     
Алисе хотелось плакать. Но она и виду не подала, как ей тяжело. Она стояла рядом с Ирией и держала ее за руку. Пальцы Ирии были холодными, а в глазах такая тоска, что представить себе трудно.
     
— Больным надо отдыхать, — сказал доктор Хруст. — Мы их подготовим к отлету. Вы когда собираетесь улетать?
     
— Мы бы хотели улететь сейчас же… — начала Ирия. Но тут же взяла себя в руки. — Мы ваши гости. Мы знаем, что войско Радикулита и его поклонов движется к вашему Убежищу. И мы считаем своим долгом остаться с вами, чтобы помочь отразить нашествие.
     
— Спасибо, — сказала Зарница. Ее большие добрые глаза были полны слез, она понимала, каково сейчас приходится Ирии. Ведь муж Зарницы, один из учителей, погиб два года назад, попав в засаду отряда вкушецов. — Спасибо, но мы отразим это нашествие без вашей помощи. Ручеек успел нас предупредить, и мы готовы к бою. Мы уже знаем об электричестве.
     
Зарница показала на потолок, и тут только Алиса поняла, что над их головами светит настоящая электрическая лампочка. Слабенькая, но ярче свечей и факелов в королевских дворцах.
     
— Мы протянули вдоль рва проволоку и пустили по ней ток. А если ток не поможет, у нас есть порох и пушки.
     
— Хорошо, — сказала Ирия, — тогда мы улетаем… через час?
     
— Раз у вас остался час времени, — сказала Зарница, — я предлагаю навестить нашего учителя, уважаемого Книгочея. Он ждет вас.
     
— А зачем? — спросил Пашка, которому очень хотелось остаться в Убежище и сражаться с рыцарями, хотя он понимал, что Ирия этого не позволит.
     
— Сегодня учитель нашел архив одной лаборатории… и разгадал загадку нашей планеты.
     
— Да, мы пойдем к нему, — сказала Ирия, — это очень интересно и важно.
     
— Разгадка странная, — сказал профессор Хруст. — Мне даже трудно было в нее поверить. Но человеческая натура порой так удивительна. Человек хочет добра и наносит непоправимый вред. Бывало ли так на вашей уважаемой Земле?
     
— Да, бывало, — коротко ответила Ирия.
     
Они вышли из библиотеки. На улицах лесного города царило оживление. Даже дети были заняты делом. Некоторые несли боеприпасы, другие спешили куда-то с заступами и лопатами. Стайка девочек в белых халатах с рулонами бинтов пробежала мимо…
     
Доктор Хруст подвел своих спутников к старому, вросшему в землю зданию. Дверь была открыта. За ней тянулся длинный узкий коридор. По сторонам его были стеллажи с кассетами и микродисками.
     
Навстречу им вышла пожилая женщина в сером халате.
     
— Идите, — сказала она, — учитель ждет.
     
Учитель оказался древним стариком.
     
Он сидел за большим столом, заваленным кассетами и листами бумаги. При виде гостей он поднялся.
     
— Здравствуйте, люди Земли, — сказал он. — Я рад, что дождался вас. Я знаю об экспедициях на Землю и прочел документы о них. Но за прошедшие годы вы ушли далеко вперед. И обогнали нас.
     
— Нам сообщили, что вы знаете причину катастрофы на Крине, — сказала Ирия.
     
— Да. Я искал ответ на эту загадку многие годы. И только теперь мне открылась правда. Садитесь, мои дорогие гости. Я знаю, что вас постигло несчастье, но оно лишь малая доля того несчастья, что обрушилось когда-то на нашу планету.
     
Гости расселись.
     
— Двести пятьдесят лет назад, — продолжал учитель Книгочей, — наша планета была одним из ведущих центров галактической науки. Мы покорили космос, мы достигли многого. Но не достигли счастья. Да и можно ли его достичь?
     
— Нет, — сказала Ирия. — Счастье в пути, в движении, в борьбе. Полного счастья не бывает.
     
— Именно так, — согласился старик. — Но среди жителей Крины был один ученый, гениальный, но наивный ум, который решил, что все несчастья людей проистекают оттого, что они слишком многое помнят. Они помнят все обиды и потери, все разочарования и беды. Видно, он сам пережил когда-то тяжелую утрату или оскорбление, но документы об этом молчат. В то время он работал над изучением поля, открытого им, — поля, которое стирало у живых существ память. Это поле было всепроникающим и опасным. Но наш гений не думал об опасности. Ему в этом поле виделось всеобщее лекарство от всех бед человечества. Он утверждал, что если человек забудет обо всем, то, начав жизнь сначала, он будет счастлив. Беда его заключалась в том, что он решил за всех людей, что им нужно для счастья. Он полагал, что сам отсидится в подземном убежище, а потом выйдет наружу и научит людей добру. Но поле, выпущенное им, окутало всю планету и проникло во все подземелья. Память потеряли все без исключения. В том числе и сам изобретатель. Вот и вся история.
     
Старик замолк.
     
Остальные тоже молчали.
     
Потом Пашка спросил:
     
— А когда поле исчезло?
     
— Оно не исчезло совсем, — сказал учитель. — Остатки его вы можете найти в глубоких шахтах. Говорят, что следы его есть на вершинах высоких гор… Но я не могу проверить эти слухи.
     
— Это так, — сказала Ирия. — Теперь это поле окутывает планету на высоте восьми километров. Наш корабль Гай-до, узнав, что «Днепр» не выходит на связь с Землей, заподозрил неладное. Он сумел окружить себя силовой защитой и тем самым спасти нам жизнь.
     
— Значит, ваши товарищи потеряли память не в лесу? — спросил Хруст.
     
— Нет, — сказала Ирия. — Они потеряли память перед посадкой. Они спустились, уже не понимая, что с ними происходит, кто они и куда попали.
     
— Я выражаю вам свое сочувствие, — сказал учитель. — И надеюсь, что мое открытие может быть вам полезно.
     
На улице их ждал Ручеек.
     
— Все в порядке? — спросил он, широко улыбаясь. Через плечо у него висел большой лук, у пояса колчан. — Летите осторожней.