1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
     
— Валяйте, — ответил Пашка.
     
— А там много этих самых ракет?
     
— Больше сотни.
     
— А может быть, и не надо разводить костер?
     
— Почему? А как же нас заметят?
     
— А если эта штука, которую ты называешь ракетницей, может посылать цветной огонь высоко в небо, это ведь лучше, чем дым от костра?
     
Пашка задумался. Ему было не очень приятно сознавать, что птица права, но в конце концов Пашка улыбнулся и сказал:
     
— Что ж, даже гениям свойственно ошибаться.
     
Он вышел на поляну перед домом, поднял ракетницу вверх и выстрелил.
     
Ракета звездой взлетела высоко над вершинами деревьев. Даже при свете заходящего солнца было видно, как в невероятной высоте она рассыпалась красными искрами.
     
Альта, прихрамывая и волоча крыло, тоже выбралась наружу.
     
— Я уверен, — сказал Пашка, — что если они не увидят наш сигнал днем, то вечером увидят обязательно.
     
— Я думаю, что мои собратья уже летают над лесом, — сказала Альта.
     
— А тебе что здесь надо? — Пашка снова увидел в листве морду медведя, который не смел подойти ближе. Желтая ракета, как раскаленное пушечное ядро, унеслась к кустам, и визг медведя был доказательством тому, что выстрел угодил в цель.
     
— Эй! — крикнул Пашка. — Друзья! На помощь! — И он снова выстрелил в небо.
     
И как бы в ответ на его крик над прогалиной белыми облачками появились две птицы.
     
— Это они, — сказала Альта. И заплакала.
     
Никогда еще Пашке не приходилось видеть, чтобы птица плакала. Он даже растерялся. Вдруг он почувствовал, что ноги его не держат, и сел прямо на траву.
    
    
Глава 23. Вечер с мудрецом
     
Алиса подошла к окну. Ручеек и бородач спустились по лестнице и поспешили к дверце в ограде сада.
     
Вечерело. Солнце скрылось за откосом горы, южные деревья стали фиолетовыми в тени и золотыми под лучами уже невидимого солнца. Моря из окна не было видно, но присутствие его чувствовалось в воздухе, в освещении, в движении ветра.
     
— Пошли посмотрим, как живут мудрецы, — предложила Алиса.
     
— Может, все же разумнее остаться здесь? — сказала с сомнением Ирия.
     
— Пойдем, я не могу столько времени сидеть в комнате. Нам ведь разрешили, — вмешалась Белка.
     
Втроем они спустились в залитый сумраком сад. Там под навесом на циновках спали пигмеи. Они обошли дом и вышли к веранде.
     
Мудрец Кошмар был не один. Он сидел в кресле, а рядом с ним стоял второй мудрец. Его Алиса тоже видела в театре.
     
Оба с умным видом рассматривали вывески и надписи, разложенные на полу.
     
Алиса поднялась на веранду.
     
— Здравствуйте, — сказала она.
     
— Наше почтение, — ответили хором мудрецы. И тут же снова обратили свои взоры к вывескам.
     
— Вы собираете коллекцию? — спросила Алиса.
     
Мудрец Кошмар не ответил, зато второй оглянулся и радостно улыбнулся.
     
— Новое слово! — сказал он. — Коллекция! Каково его значение?
     
— Это собирание разных большей частью никому не нужных вещей, — сказала Алиса.
     
— Очень красивое слово. Его надо запомнить. Я его дам какой-нибудь знатной поклонке.
     
Алиса между тем рассматривала вывески. Их явно собирали по всему Городу. Были там и маленькие, лаконичные вроде: «Посторонним вход воспрещен», «Без стука не входить». Была большая, красивая, правда сильно потертая вывеска: «Булочная-кондитерская». Была золотая пластинка с черной надписью: «Директор». Были там названия улиц, «Остановка автобуса» и даже: «Не влезай — убьет!» Алиса так и не догадалась, куда нельзя влезать и кто убьет.
     
     
— Вы их читаете? — спросила Алиса.
     
— Шшш! — Второй мудрец приложил палец к губам. — Слово «читать» запрещено в нашем государстве. Мы их изучаем и расшифровываем. Но не читаем.
     
— А жалко, — сказала Алиса. — Такие красивые надписи.
     
— Какая самая красивая? — спросил вдруг мудрый Кошмар.
     
— Вот эта, — сказала Алиса, показав на небольшую табличку, явно из зоопарка, на которой было написано: «Хищников кормить воспрещено».
     
— А мне больше нравится вот эта, — сказала Белка, показав на табличку с надписью: «Детское питание».
     
Табличка эта и в самом деле была очень красивой. На ней были изображены скрещенные бутылочки и погремушка.
     
— А мне эта надпись не нравится, — сообщил Кошмар. — Я бьюсь над ее расшифровкой уже который год. Я понимаю, что она говорит о том, что пить молоко запрещено. Но почему?
     
— Нет, — сказала Алиса. — Там написано: «Детское питание».
     
— Глупая версия, — сказал второй мудрец. — Я давно уже разгадал эту надпись. Она означает: «Запрещено сражаться на бутылках!» В древние времена это был очень распространенный вид спорта.
     
— Ну зачем гадать, — сказала Алиса, — если можно прочесть? Вот видите эту букву? Что она означает?
     
— Это не буква, — сказал Кошмар, — это рисунок.
     
— Это буква «Д», — сказала Алиса.
     
— Мой друг, не слушай ее, — сказал второй мудрец, — я подозреваю, что мы имеем дело с помницей.
     
— Я ее не боюсь, — сказал Кошмар, — но попрошу уйти, потому что она мешает нам плодотворно мыслить. Она разрушает спокойную научную дискуссию.
     
— Но почему бы вам не научиться читать? — упорствовала Алиса. — Вы бы тогда стали вдвое мудрее.
     
— Высшая мудрость… — Кошмар поднял к небу палец, — заключается в том, чтобы все знать, но ничему не учиться.
     
— Слушайте, как мудро говорит мой коллега! — воскликнул второй мудрец.
     
— Учиться — это значит запоминать, — продолжал Кошмар. — Что может быть опаснее этого заблуждения? Что может быть страшнее для судьбы счастливого государства, где никто ничего не помнит и не знает?
     
— А почему вы боитесь знания? — спросила Ирия.
     
— Потому что… потому что мы боимся вкушецов, — признался Кошмар.
     
Вдруг он вздохнул и добавил:
     
— Я подозреваю, что когда-то я умел читать.
     
— И что?
     
— Ничего.
     
— Моего друга трижды лишали памяти, — сказал второй мудрец. — Вернее всего, за дело.
     
— А вас лишали?
     
— Может быть, — устало улыбнулся мудрец. — Но я не помню. Я вообще себя помню только с прошлого лета. Вы не представляете, как рискованна жизнь мудреца. Всегда есть опасность, что ты нечаянно научишься читать. И тогда — наказание. Вкушецы этого не прощают.
     
— Поэтому настоящая мудрость, — воскликнул Кошмар, — это ничего не знать, но обо всем судить! Да здравствует мудрое невежество!
     
— Да здравствует! — согласился второй мудрец.
     
Но тут же, таясь и от Алисы, и от своего коллеги, нацарапал камешком на перилах веранды букву «Д». И губы его шевельнулись.
     
«Запомнил», — подумала Алиса.
     
Она хотела сказать об этом Ирии, но не успела. Она почувствовала, что за ними кто-то следит.
     
Над забором торчала голова Вери-Мери.
     
Увидев, что Алиса обернулась, пигмей тут же исчез.
     
— Он здесь! — сказала Алиса. — Выследил!
     
— Кто выследил? Где? — всполошился второй мудрец.
     
— Вас не касается, живите спокойно, разгадывайте.
     
Она сбежала с веранды и поманила за собой Ирию и Белку.
     
— Там Вери-Мери! — прошептала она.
     
Белка тут же бросилась к калитке, распахнула ее и выглянула наружу.
     
— Никого нет, — сказала она. — Может, это тебе показалось?
     
— К сожалению, мне не показалось, — вздохнула Алиса.
     
К ним подошел второй мудрец.
     
— Я не хочу беспокоить моего коллегу, — сказал он, — но я вижу, что вы не подслушники, а эту девочку я узнал, ее сегодня хотели убить. Так что я могу быть с вами предельно откровенен. А если вы на меня донесете, то я скажу, что ничего вам не говорил.
     
— И что вы хотите сказать? — спросила Ирия.
     
— Мы, молодое поколение мудрецов, уже многое понимаем. И, может быть, в чем-то по большому счету вы правы — в том, например, что касается знания. Но как только мы признаем знание, значит, мы окажемся где-то, как-то в одних рядах с помниками. А это недопустимо.
     
— Боитесь вкушецов?
     
— И не только это, — сказал мудрец. — Наш счастливый мир незыблем, потому что не меняется. И к нам, к мудрецам, идут, потому что мы единственные, кто знает то, чего не знает никто. Поэтому нас уважают и ценят, мы придумываем все названия, а нам за это дают красивые дома и одежды. А если мы научимся читать, то станем самыми обыкновенными помниками и нас придется лишить памяти. Вы меня понимаете?
     
— Я ничего не поняла, — сказала Белка.
     
— А я кое-что поняла, — сказала Алиса. — Но должна сказать вам под большим секретом, что Повелитель Радикулит умеет читать и у него в спальне есть книги.
     
— Молчите! — закричал мудрец и присел от страха.
     
— Молчу, — согласилась Алиса, мысли которой сейчас были заняты совсем другим.
     
Мудрец наклонился к Алисе и прошептал:
     
— У меня тоже есть книга. И мне очень хочется ее прочитать.
     
И мелкими шажками, так и не отняв пальцы от губ, он убежал обратно на веранду.
     
— Давайте вернемся в комнату, — сказала Ирия. — Расскажем обо всем Вепрю. Он лучше нас знает, что делать.
     
У лесенки их догнал веселый молодой повар Моро-Пари и сказал:
     
— Если голодные, я накормлю. Правда, все остыло.
     
— Спасибо, — сказала Ирия.
     
Они зашли на кухню. Моро-Пари налил им холодной похлебки.
     
Похлебка была вкусной, крупяной. На длинном столе, отшлифованном локтями, стояла свечка. Было уютно, как на даче вечером. Вокруг свечи кружились маленькие оранжевые мотыльки. Слышно было, как в саду под навесом ворочаются, сопят пигмеи. Издалека донесся удар колокола.
     
— Ночная стража, — сказал Моро-Пари, принеся всем по кружке молока. — Что-то Вепрь пропал. Но вы не бойтесь, он вернется.
     
Из сумеречной сини на пороге кухни возник пигмей.
     
— Госпожу Белку зовут, — сказал он.
     
— Кто зовет? — удивилась Белка. — Никто не знает, что я здесь.
     
— Один человек, говорит, что у него для тебя важные новости.
     
— Это от Ручейка! — вскочила Белка.
     
— Ручеек не может передавать тебе новости, — сказала Алиса. — Он все скажет через Вепря.
     
— Этот человек ждет близко за домом, — сказал пигмей и растворился в кустах, подступающих к дверям кухни.
     
— Я пошла, — сказала Белка. — Это Ручеек. Я точно знаю.
     
Белка выбежала из кухни.
     
Ирия поднялась.
     
— Мне это не нравится.
     
— Я боюсь, что это штучки Вери-Мери, — сказала Алиса, тоже поднимаясь.
     
Они быстро вышли из кухни. В саду уже было темно, хотя небо было светлым, зеленоватым и лишь самые яркие звезды появились на нем.
     
Тихо.
     
Они дошли до угла. Остановились, прислушиваясь. С веранды доносилось бормотание мудрецов. Потом от забора из чащи послышался тихий голос:
     
— Нет, пойдешь! Пойдешь добром, иначе мы всех возьмем.
     
— Я сейчас закричу! — Это был голос Белки.
     
— Закричишь — будет хуже. Тогда твои дружки попадут в яму беспамятства. Ты этого хочешь?
     
— Нет, я не пойду! Я боюсь тебя! Ты противный.
     
— Привыкнешь. Госпожа Сороконожка тоже сначала спорила, потом смирилась.
     
Короткий крик… Треск кустов… Шум борьбы…
     
Ирия бросилась к забору. За ней — Алиса.
     
Два темных тела боролись на фоне белой каменной стены. Алисе показалось, что она видит сцену в театре теней.
     
Плотный, крепкий, почти квадратный Вери-Мери зажимал рот Белке, другой рукой держал ее за горло.
     
— Нет, пойдешь! — шипел он. — Не шуми! Если твои прибегут, им же хуже будет.
     
Но договорить он не успел.
     
В следующее мгновение он валялся в траве. С Ирией шутки плохи.
     
Алиса подхватила падающую Белку.
     
— Не бойся, — сказала она, — мы с тобой.
     
Зашуршали кусты, из них выглянул второй мудрец. Его голова в высоком цилиндре сокрушенно закивала при виде этой сцены. Он произнес:
     
— Ничего не вижу, ничего не слышу — в этом высшая мудрость.
     
И исчез.
     
Вери-Мери с трудом поднялся. В полутьме его глаза сверкали ненавистью.
     
— Ты за это поплатишься, — пробормотал он, вытирая окровавленную губу. — Ты выплачешь это оскорбление горючими слезами.
     
Белка заплакала:
     
— Он такой страшный, такой противный! Я не хочу с ним идти!
     
— Не бойся, никуда ты не пойдешь, — сказала Ирия. Она возвышалась над Вери-Мери, как громадная статуя прекрасной богини над бешеным индюком. — И Вери-Мери никому никогда не расскажет, что он здесь видел.
     
— Расскажу. Теперь-то наверняка расскажу, — ответил Вери-Мери. — Ты посмела поднять руку на советника великих поклонов, на самого богатого человека в столице, на будущего барона Крота.
     
— А мне все равно, кто ты. Я знаю только одно: если ты хоть пальцем тронешь Белку, тебе не жить. Ни здесь, ни в лесу, ни в небе.
     
— Кто ты такая, чтобы указывать мне? — храбрился Вери-Мери.
     
— Я госпожа с далекой звезды, — сказала Ирия. — Я живая богиня неба. За мной стоят могущественные силы Вселенной, и не тебе, жалкий работорговец, грозить мне.
     
Ирия так замечательно играла свою роль богини, что Белка замерла в страхе и удивлении и даже у Алисы мурашки побежали по коже.
     
— Я видел тебя в цепях, — ответил Вери-Мери. — Ты не смогла их снять. Я видел тебя на помосте для рабов, и тебя продавали как скотину. Я не верю тебе, женщина.
     
— Потом будет поздно, — сказала Ирия. — Если ты хочешь сохранить свою жалкую, подлую жизнь, уйди отсюда тихо, забудь, что видел. И когда времена изменятся, а они изменятся скоро, ты сохранишь жизнь. Иначе я не могу тебе обещать даже этого.
     
Голос Ирии и ее уверенность в себе произвели впечатление на карлика. Но ему так не хотелось расставаться с добычей…
     
— Почему же ты таишься, почему скрываешь беглую девушку из рода кровожадных Кротов? В чем твоя сила?
     
— Вери-Мери, — вмешалась Алиса, — я даю тебе честное слово, что Ирия прилетела с далекой звезды. Я знаю, я была вместе с ней. И я даю честное слово, что ее власть бесконечна по сравнению с властью твоих вкушецов и твоего Радикулита.
     
— Но ты меня тоже пойми, — Вери-Мери с облегчением обернулся к Алисе. Наверное, потому, что разница в росте между ними была не так велика. — Я тоже человек, у меня тоже есть чувства. Одни меня не любят, другие боятся, ибо власть моя тайная. Но я давно люблю эту девушку. Я мечтаю о ней. Я ночами не сплю, думая о Белке. Вот, например, прошлую ночь совершенно не спал… Подумайте о чувствах немолодого человека! Я согласен жить с ней в шалаше, хотя, должен сказать, у меня скоплены скромные средства. Увидев Белку в Городе, где ей грозят опасности, я обезумел. Я хочу одного: отвести ее в безопасное место, охранять ее и беречь…
     
Обильные слезы заблестели в полутьме, стекая по толстым щекам пигмея.
     
Алиса растерялась.
     
Не очень приятно смотреть, как плачет взрослый мужчина.
     
— Я не верю ему! И ты не верь. Не верь, Алиса! — Голос Белки развеял гипноз.
     
— Я не лгу! — ответил пигмей. — Я уйду сейчас. Но при одном условии: вы будете охранять Белку так, как охранял бы ее я. Я не появлюсь здесь до тех пор, пока вы не позволите. Но я буду охранять этот дом, эту улицу…
     
— Разумно, — сказала Ирия. — Больше того, мы заплатим тебе за молчание.
     
— Заплатите? Вы хотите оскорбить меня деньгами?
     
— Да, — сказала Ирия, — хотим. Сколько тебе нужно? Мешок золота?
     
— Мешок? А большой мешок?
     
— Такой, чтобы ты не смог унести, — сказала Алиса. — У нас в школьном музее килограммов на триста самородков есть. Мне дадут.
     
— Вы поражаете меня своей щедростью!
     
— А сколько тебе надо, чтобы вообще забыть о существовании Белки?
     
— Я не смогу ее забыть. Никогда! — Вери-Мери задумался. — Два мешка, — сказал он решительно.
     
— Тогда уходи немедленно.
     
— А золото?
     
— Золото, когда Белка будет в безопасности.
     
— Мне нужны гарантии, — сказал Вери-Мери. — Я деловой человек. Я привык никому не верить. Даже богиням с далекой звезды.
     
— Сейчас ты получишь гарантии, — раздался голос. Оказывается, вернувшийся Вепрь неслышно подошел к ним и слышал окончание разговора. — Ты кончишь свои ничтожные дни в страшных мучениях!
     
Бородач протянул руку к Вери-Мери, но тот с потрясающей ловкостью кинулся прочь, перевалился через забор и исчез из глаз.
     
— Как неладно получилось, — сказал Вепрь. — Упустили.
     
И тут же из-за забора послышался голос Вери-Мери:
     
— А три мешка можно?
     
— Можно, — поспешила ответить Алиса.
     
— Если три мешка, я молчу, — ответил голос из-за забора. — Прощай, Белка, прощай, моя любимая!
     
В тишине было слышно, как стучат по мостовой деревянные каблуки карлика.
     
— Зря мы его отпустили, — сказал Вепрь. — Может, догнать?
     
— Поздно, — сказала Белка. — Он этот Город знает лучше всех. Он уже спрятался.
     
— Будем надеяться на его жадность, — сказала Ирия.
     
— Конечно, лучше бы вам уйти, — вздохнул Вепрь, — но сейчас идти некуда. Город полон подслушников. Ищут помников. К тому же пропали единороги Кротов.
     
— Как пропали?
     
— Их не нашли в конюшне. Может, они сами сорвались и убежали, потому что не хотели жить в Городе, но, вернее всего, их кто-то украл. В Городе творится что-то несусветное.
     
— Что с Ручейком? — спросила Белка. — Он жив?
     
— Он уже далеко, — сказал Вепрь. — Если он достанет лошадь, то доберется до Убежища к середине дня. А теперь спать, спать, спать. С рассветом я постараюсь перевести вас в более безопасное место. А когда из столицы уйдут войска, мы переправим вас в лес.
     
Они поднялись наверх, в комнату. Белка упала на кровать и сразу заснула, а Ирия и Алиса долго отвечали на бесконечные вопросы бородача. Ему хотелось узнать о Земле, о космосе, о других мирах. И только когда ударил колокол полуночной стражи и обе луны поднялись высоко в небо, Вепрь пожелал гостям спокойной ночи и сказал, что разбудит их с первыми лучами солнца.
     
Ирия и Алиса улеглись на полу, на шкурах, потому что больше места в комнате не было.
    
    
Глава 24. Убежище помников
     
Пашка долетел до города помников на другой птице — ее звали Алиной, она приходилась Альте двоюродной сестрой. Алина была птицей веселой, вздорной и все время пела. Алина уже знала о Пашкином героизме и невероятной сообразительности — Альта все рассказала птицам, которые видели ракеты, запущенные Пашкой. Она очень гордилась тем, что несет на себе не обыкновенного мальчика, а героя с другой планеты. Из-за этого она то и дело оборачивалась и спрашивала:
     
— Вас не беспокоит? Может, лететь пониже?
     
Вторая птица — ее имени Пашка не запомнил — осталась с Альтой ждать, пока из города помников пришлют за раненой птицей повозку. Там же остались и оба человека, что прилетели на птицах. Это были совсем подростки, похожие чем-то на Ручейка, серьезные, задумчивые. Кожаные куртки и штаны сидели на них, как рыцарские латы. Они уже знали, что Ручеек встретился с землянами, но не ожидали, что Пашка полетит на Альте. Больше всего они поразились целому ящику ракет. Пашке пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить их, что ракеты — это не страшное оружие, а развлечение.
     
Алина летела быстро, внизу все так же тянулся лес, в одном месте из него высунулось несколько фабричных труб. Между трубами поднимались голубые дымки, и слышно было, как что-то скрежещет и позвякивает в развалинах, заросших деревьями и лианами.
     
— Плохое место, — сообщила Алина. — Мы туда не летаем. Это был завод. И теперь он работает.
     
— Как так работает? — не понял Пашка.
     
— Никто не знает как. И никто не знает, кто там живет. Мы летали, смотрели — ни одного человека. А работает. Так бывает?
     
— Не знаю, — сказал Пашка, — может быть.
     
Затем пошли болота. Пятна яркой зелени перемежались с купами кустов, хилыми осинами, проплешинами рыжей воды. Кое-где над болотом поднимался пар.
     
— Смотри! — сказала Алина. — Какой большой!
     
Пашка увидел дракона. Самого настоящего дракона. Он лежал в жиже, иногда взмахивал бронированным хвостом, отмахивался от слепней. Две головы спали по уши в грязи, третья была на страже. При виде пролетавшей Алины голова дракона поднялась, раздула ноздри и пыхнула дымом.
     
— Как в сказке! — крикнул Пашка.
     
— Попадешь ему в зубы, будет действительность, — ответила Алина.
     
Они миновали болота, пролетели над пустошью, через которую протянулся железнодорожный путь без начала и конца. На рельсах стоял поезд — три вагона без паровоза, окна выбиты, стенки проржавели и потеряли цвет. Из одного окошка высунулся по пояс голый человек, замахал желтой тряпкой.
     
— А это кто?
     
— Это бе-пе, — сказала Алина. — Он здесь живет, думает, что едет в гости. Его никто не трогает, даже подкармливают.
     
Снова пошел лес, только был он не такой мрачный и высокий.
     
Пашка углядел стадо коров, которые бродили между деревьев.
     
— Скоро мы будем дома, — сказала Алина.
     
Внезапно показался город помников. Они летели над расчищенной от зарослей улицей. По ней шли два человека, несли на носилках груду камней. Улица уперлась в ров, в котором блестела вода. За рвом начинался высокий вал, насыпанный недавно, он даже не успел зарасти травой. На валу трудились люди. Они подсыпали, укрепляли его. Один из них замахал рукой, приветствуя Алину.
     
— Это мой друг, — сказала птица. — Его зовут Дротик.
     
— Очень приятно! — крикнул в ответ Пашка. — А зачем вал? Защищаться от поклонов?
     
— Нет, поклоны еще не нападали. От зверей, от лесной нечисти, от разбойников. Нас многие хотят убить. Или ограбить.
     
Убежище помников было невелико: несколько улиц, очищенных от зарослей. Отремонтированные каменные дома окружали небольшую площадь. Там, перед трехэтажным домом с колоннами, и опустилась Алина.
     
К ней поспешила худая пожилая женщина с добрым узким лицом, в простом сером платье. Следом шел молодой человек в шортах, с лопатой в руке, словно он только что копал землю, но увидел птицу и оторвался от своего дела.
     
Женщина удивилась при виде Пашки — она ожидала увидеть Ручейка.
     
— Вы кто? — спросила она настороженно.
     
— Я все сама расскажу, — сказала Алина. — Это наш маленький герой.
     
— Простите, — сказал Пашка. — Ничего страшного не случилось. Ручеек жив. Он просил меня передать вам вот это…
     
Пашка достал из кармана плетеную косичку и передал женщине.
     
Та взяла плетенку и вопросительно поглядела на птицу.
     
— Можно, я буду петь? — спросила Алина. — Подвиги, совершенные нашим гостем, настолько велики, что их нельзя рассказывать прозой.
     
— Как хочешь, — сдержанно сказала женщина.
     
Пашка понял, что она предпочла бы выслушать его, но не могла обижать птицу.
     
А та распелась! Пашке казалось, что она описывает их путешествие уже целый час. Ему хотелось вмешаться и попросить прощения — уж очень птица преувеличивала его заслуги, — но женщина и молодой человек с лопатой слушали Алину внимательно, а когда та наконец закончила и завела руладу без слов, женщина сказала Пашке:
     
— Не удивляйтесь, Паша. Наши друзья — птицы Альтосы — очень привязаны друг к другу. И если вы спасли жизнь одной из них, можете быть уверены, что все птицы будут петь о вас гимны. Но я вижу, что в послании Ручейка говорится о тревожных вещах. Можете ли вы добавить что-нибудь новое?
     
— Постараюсь, — сказал Пашка.
     
— Тогда пройдемте со мной в штаб.
     
Женщина поблагодарила Алину, которая не слышала благодарности, так как была очарована собственным пением. Женщина пошла в дом. Пашка и молодой человек последовали за ней.
     
— Значит, вы с другой планеты? — спросил молодой человек.
     
— Вот именно, — сказал Пашка. — Мы ищем наших друзей, которые живут у вас.
     
— Да, к сожалению, они попали в плен к духам беспамятства. И мы не можем им помочь. Но в остальном они здоровы. Мы о них заботимся.
     
— Первым делом, — сказала женщина, — вам, Паша, надо умыться. Копье, — обратилась она к юноше, — будь любезен, покажи гостю, где он может помыться.
     
Когда Пашка привел себя в порядок и вернулся в комнату, на столе уже стояла большая кружка с молоком и лежала буханка хлеба.
     
— Наша еда покажется вам скромной, но мы живем небогато, — сказала женщина.
     
— Это замечательная еда! — ответил Пашка. — В последний раз я ел тысячу лет назад.
     
Он отхлебнул теплого парного молока, это было самое вкусное молоко, которое ему приходилось пить в жизни.
     
— Простите, — сказал он с набитым ртом, — я не знаю вашего имени-отчества.
     
— Меня зовут Учительница Зарница. А что такое отчество? Это имя отца?
     
— Конечно.
     
— Мы забыли многие слова, — сказала женщина. — Кто был мой отец, я не знаю. Когда я была маленькой девочкой, меня продали в рабство, наши люди выкупили меня и привезли сюда.
     
— Сколько же лет существует ваше Убежище?
     
— Уже больше ста лет, — сказала Зарница.
     
Пашка с трудом дожевал хлеб и допил молоко.
     
— Я вижу, что вы хотите спать, — сказала Зарница, — но, пожалуйста, постарайтесь еще немного потерпеть. Нам очень важно знать, как готовятся наши враги к походу.
     
— Разумеется, — ответил Пашка.
     
И он начал рассказывать обо всем, что видел за последние два дня.
     
Во время рассказа вошел кругленький, подвижный, совсем лысый пигмей в белом халате. Зарница представила его как доктора Хруста, физика и врача Убежища.
     
Когда Пашка кончил свой доклад, глаза у него слипались. Но он все же нашел в себе силы попросить Зарницу:
     
— Можно, я встречусь с моими друзьями?
     
— Конечно, можно, — ответила женщина. — Только они вас не узнают.
     
— А вдруг? Я с ними давно знаком. Ведь не может быть, чтобы люди все забыли.
     
— Может быть, — вздохнула Зарница.
     
Они вышли из большого дома. Возле него стояла лошадь, запряженная в кузов старого автомобиля. Шин на колесах не было, и потому, когда этот экипаж поехал по улице, трясло так, словно катишься по стиральной доске. А это особенно чувствительно человеку, который только что выпил литр молока и съел буханку хлеба.
     
Пашка оглядывался по сторонам.
     
Честно говоря, он ожидал от города помников большего.
     
Кое-где улица шла между расчищенных от развалин кварталов. Потом тянулись груды камней, руины больших зданий, переплетение проводов и арматуры…
     
— У нас не хватает пока людей и сил, чтобы все привести в порядок, — сказала Зарница, заметив удивление Пашки. — Но со временем мы обязательно отстроим наш город.
     
Они миновали ржавый остов автобуса, опрокинутый помятый киоск, фонарный столб, привалившийся к стене… На некоторых домах сохранились вывески, напоминавшие о прошлой жизни.
     
Уже совсем стемнело. Улицы были освещены редкими керосиновыми фонарями. Прохожих почти не было.
     
— Вы так и не догадались, что здесь произошло? — спросил Пашка.
     
— Наш главный учитель, профессор Разум, обещал на днях сделать сообщение, — сказала Зарница. — Он уже несколько месяцев работает в архиве Собрания наук, который мы раскопали в прошлом году. А пока мы знаем только то, что жизнь на нашей планете оборвалась неожиданно. Люди бросили свои дела, остановились заводы, машины и поезда; самолеты, что летели в небе, упали и разбились, в столовых люди оставили недоеденные блюда, корабли теряли путь к гавани, и их выбрасывало на берег… Что это было за бедствие, никто не знает.
     
— Даже самые старые старики?
     
— Даже самые старые.
     
— Но ведь здесь живут подолгу, — сказал Пашка. — Наши друзья с Атлантиды улетели триста лет назад.
     
— Теперь мы живем не так долго, — ответил профессор Хруст. — Может, сорок-пятьдесят лет. Вот мне, например, тридцать пять…
     
— Погоди, — оборвала пигмея Зарница, — о каких друзьях с Атлантиды ты говоришь, Паша? Кто улетел от нас триста лет назад?
     
«Конечно же, — спохватился Пашка. — Она ничего не знает!» И Пашка даже расхотел спать, так напряженно слушали его жители Крины. Он рассказал им о том, как они с Алисой отыскали забытую экспедицию с Крины на дне Тихого океана.
     
Но он не успел кончить рассказ — они доехали до места назначения. Там, рядом с глубокой ямой, в которой работали археологи, раскапывая подвалы научной библиотеки, стояло приземистое здание с узкими окнами. Когда-то в нем был склад. Теперь же в подвалах освободили место для тех ценностей, что помникам удалось найти или раскопать за последние сто лет. Они старались сберечь каждую крупицу знаний.
     
В одном из подвалов, в большой комнате, устланной мягкими коврами, Пашка нашел своих друзей.
     
Лучше бы он не видел их! Страшно было войти в комнату и увидеть, что капитан Полосков сидит за столом и, придвинув к себе лист бумаги, рисует на нем крестики и нолики, всклокоченный механик Зеленый мрачно бродит из угла в угол и повторяет: «Это хорошо не кончится», Тадеуш лежит, задрав ноги, на широком диване и равнодушно смотрит в потолок. В углу, прижавшись друг к другу, дремлют два старика — Посейдон и Гермес, а Афродита сидит на полу и пытается напоить Алисину старую куклу чаем из кружки… И страшнее всего, что никто из них тебя, Пашку Гераскина, не хочет узнавать.
     
— Здравствуйте! — громко сказал Пашка, в глубине души надеясь, что земляне и криняне, увидев его, бросятся к нему с объятиями и это недоразумение разрешится.
     
Но ничего подобного не произошло. Капитан Полосков поднял голову, посмотрел на Пашку равнодушно и снова принялся рисовать. Механик Зеленый произнес, глядя в угол:
     
— Жду больших неприятностей.
     
А Тадеуш даже не повернул головы.
     
Пашка на какое-то время буквально потерял рассудок. Он бегал от человека к человеку, тряс каждого, кричал:
     
— Ну что же это? Вы меня не узнаете? Я же Пашка Гераскин! Ваш друг. Вы меня помните? Вы Алису помните?
     
Потом он кинулся к Тадеушу, дергал его за рукав и повторял:
     
— Ирия здесь! Она прилетела. Ты понимаешь, твоя Ирия здесь!
     
— Ирия? — Тадеуш удивился. Он осторожно освободил свой рукав из Пашкиных пальцев и повторил: — Ирия? Странное имя.
     
— У тебя есть дочь, Вандочка! Она живет под Вроцлавом.
     
— Я не знаю никакой Вандочки! — вдруг рассердился Тадеуш. — Не мешайте мне думать.
     
И он отвернулся к стене.
     
Пашка готов был разреветься.
     
— Не расстраивайтесь, — сказала Зарница. — Вы этого раньше не видели, а для нас, к сожалению, это обычное дело. Мы потеряли таким образом много друзей.
     
— Но почему? Почему?
     
— В лесу осталось немало колодцев и котловин. Люди считают, что там живут духи беспамятства. Если человек туда попадает, он все забывает.
     
— А потом?
     
— А потом? Мы их лечим.
     
— Как?
     
— Мы все начинаем сначала. Мы показываем им разные вещи и просим запомнить! Мы учим их есть, пить, одеваться, мы подсказываем им забытые слова. Постепенно человек становится нормальным. Для него начинается новая жизнь. Он может накопить новую память, но никогда уже не вспомнит то, что было раньше.
     
— Какая ужасная болезнь!
     
— Хотите, Паша, посмотреть, как их учат? Только учтите, это не очень приятное зрелище.
     
— Хочу, — упрямо сказал Пашка.
     
В комнату вошла женщина. Она катила перед собой столик, на котором стояла тарелка с пирожками. Она остановилась посреди комнаты. Люди в комнате оживились. Афродита первой подбежала к столику.
     
— Дай! — закричала она.
     
— Подожди, — сказала женщина. — Сначала ты должна сказать мне, сколько будет один и один.
     
Женщина показала Афродите два пальца.
     
— Не знаю, не помню, хочу кушать!
     
— Сначала скажи, — настаивала женщина.
     
— Я скажу. — Полосков поднялся и подошел к столику. — Это будет два.
     
— Вот как хорошо, умница! — сказала женщина. — Возьми пирожок. А как тебя зовут?
     
Полосков жадно жевал пирожок. Паша смотрел на него с состраданием. Полосков потерял свой мундир, он был в брюках, но босиком.
     
— Я не помню, — сказал Полосков.
     
— Простите, Паша, — услышал Пашка голос пигмея Хруста. — Я хочу, чтобы вы продиктовали мне имена и род занятий наших больных. Это может быть полезно при лечении.
     
И Пашка, стараясь не смотреть и не слышать, как женщина учит беспамятных, продиктовал пигмею имена и занятия всех больных… Больных ли? Ведь они не знают, что заболели. Они думают, что все в порядке.
     
— А потом мы учим их работать, — сказала Зарница. — Они могут освоить простые занятия.
     
— Мы увезем их как можно скорее, — сказал Пашка. — Если это вирус или что-то подобное, наши ученые найдут противоядие.
     
— Это было бы замечательно! — сказала Зарница. — Если вы сможете привезти это противоядие нам…
     
— Первым делом! — заверил ее Пашка, будто он и был тем ученым, который вот-вот придумает противоядие. — До свидания, — сказал он своим друзьям.
     
Но никто из них не ответил. Они смотрели на столик с пирожками, им было не до Пашки.
     
Когда вышли из подвала и остановились под фонарем у экипажа, Пашка отказался идти спать.
     
— Поймите, — горячился он, — в лесу стоят два космических корабля. Один из них — Гай-до, мы сможем поднять его в воздух, если перенесем на него с «Днепра» контейнер с гравитонами. Так что сейчас о сне думать некогда. Пора в путь.
     
Сказав так, он вдруг почувствовал, что ноги у него словно ватные.
     
Зарница ответила, что она очень благодарна Пашке за такое самопожертвование, но не может ему этого разрешить, ведь каждому человеку надо отдыхать. Особенно после опасных приключений.
     
Мимо пробежала стайка ребятишек. Они были бедно одеты, но веселы и говорливы. При виде Пашки они остановились как вкопанные. Слух о том, что в городе появился героический мальчик-инопланетянин, уже распространился во все концы.
     
— Можно получить ваш автограф? — спросила худенькая большеглазая девочка, протягивая Пашке дощечку, покрытую воском, и тонкую палочку.
     
— Конечно, — сказал Пашка, — пожалуйста.
     
Он взял палочку и, пока расписывался на твердом скользком воске, увидел, что к нему тянутся еще десять рук с такими же досками.
     
— Сейчас, — сказал он и почувствовал, что глаза у него закрываются.
     
— Дети, спать! — сказала Зарница. — Наш гость еще побудет в городе. А сейчас ему надо отдохнуть. Он очень устал, сражаясь с медведями.
     
Доктор Хруст взял Пашку под руку.
     
— Мой дорогой друг, — сказал он мягко, — я предлагаю пройти ко мне в дом, это совсем рядом, за углом, и несколько минут поспать.
     
— Но только несколько минут, не больше, — согласился Пашка.
     
Он не помнил, как дошел до дома профессора Хруста, как добрался до низкой короткой кровати, заснул и проспал десять часов.
    
    
Глава 25. Предательство
     
Алиса проснулась от того, что ее кто-то позвал.
     
В комнате царил голубой рассвет. За окном громко пели птицы.
     
— Алиса! — снова раздался отчаянный крик.
     
Алиса увидела, как Ирия рывком села на постели.
     
По лестнице застучали шаги.
     
Кто это? Бородач? А где Белка?
     
От сильного удара дверь рухнула внутрь, и комната мгновенно наполнилась вооруженными вкушецами. Несколько кинжалов нацелились в Алису и Ирию. В прорезях лиловых чадр сверкали злобные глаза.
     
— Вниз! — приказал один из вкушецов. — Быстро!
     
В саду кишмя кишели вкушецы и подслушники. Они врывались в комнаты, вытаскивали оттуда вещи, что-то искали, перекликались, ломали кусты, из кухни, гремя, вылетали кастрюли и тарелки, под навесом жались толпой пигмеи.
     
Ирию и Алису потащили вокруг дома. На веранде два вкушеца вязали мудреца Кошмара.
     
— Я ничего не знаю! — кричал он. — Ничего не видел. Я ни о чем не спрашиваю. Это мой жизненный принцип.
     
— Сейчас мы покажем тебе жизненный принцип.
     
Один из вкушецов выволок из внутренней комнаты сундук и раскрыл его. Он начал выбрасывать оттуда многочисленные вывески и куски бумаги, исчерченные корявыми знаками, — плоды деятельности мудреца.
     
— Не смейте! — кричал Кошмар. — Это моя мудрость!
     
Тут Алиса увидела Вери-Мери.
     
Он стоял в сторонке рядом с толстым вкушецом. Он был возбужден, покрикивал на воинов.
     
— Ищите! — повторял он. — Она должна быть здесь! Она не могла убежать!
     
— Так вот как вы держите слово! — сказала Алиса.
     
— А я ничего от вас не получил, — ответил, улыбаясь, Вери-Мери. — Неужели думаешь, я поверил в ваши обещания? Я сам кому хочешь могу мешок золота обещать.
     
И он было засмеялся, но тут же его лицо снова собралось в кулачок.
     
— Ищите! — крикнул он.
     
Мудреца подтащили к предателю и поставили рядом с Алисой.
     
— Вы можете подтвердить, что я вас никогда не видел? — спросил он Алису. — Это для меня жизненно важно.
     
Среди гама и треска ломаемых стульев Алиса услышала тихий голос, который звал ее. Алиса подняла голову: в ветвях большого дерева затаилась Белка.
     
— Не бойся за меня! Я позову помников, — прошептала она.
     
Мудрец поднял голову, проследил за взглядом Алисы и спросил:
     
— А кто там прячется?
     
— Нет, — сказала Алиса, отводя глаза от дерева. — Вы ее не знаете.
     
— Вот именно, — сказал Кошмар. — Незнание — высшая форма знания.
     
Вери-Мери был взбешен. Он бегал по комнатам, но Белку найти не смог.
     
Наконец вкушецам надоело обыскивать дом, который они уже полностью разграбили. Они повели пленников на улицу. У ворот Алиса в ужасе замерла.
     
Там поперек дорожки лежал мертвый бородач, рядом с ним повар Моро-Пари. В руке Вепря был зажат меч.
     
Вери-Мери мстительно сказал Алисе:
     
— Допрыгались! Сопротивлялись при аресте. Это у нас карается смертью.
     
Тут же он подбежал к толстому вкушецу, который командовал нападением, и сказал:
     
— Давайте их пытать. Сейчас. Они скажут, где она прячется.
     
— Не вмешивайся в высшие дела правосудия, пигмей, — сказал, напыжившись, вкушец. — Кто ты такой, чтобы направлять наши действия?
     
— Я стараюсь, — сказал Вери-Мери. — Я сам вас сюда привел. Вы же обещали, что в обмен на преступников я получу рабыню Белку.
     
— Если ее нет, я не могу тебе помочь, — сказал вкушец. — Ищи ее сам.
     
Он приказал вести пленников к большой повозке, на которой стояла клетка. Пленников затолкали в клетку. Алиса выглянула наружу — ей показалось, что листва на большом дереве колышется.
     
Мудрец дергал Ирию за рукав и повторял:
     
— Вы обязаны подтвердить, что я не имею отношения к вашим ужасным преступлениям.
     
— К каким преступлениям?
     
— Неважно, — сказал мудрец. — Был бы преступник, преступление у нас всегда найдется. А я чист, я в жизни не прочитал ни одного слова.
     
Повозка со скрипом двинулась по улице. Вери-Мери, злой, нахохленный, опухший от бессонной ночи, шагал рядом.
     
Он крикнул Алисе:
     
— Хотите остаться живыми, скажите, где Белка!
     
— Мы с вами даже разговаривать не хотим, — ответила Алиса.
     
— Вы не представляете, какой ужасной будет ваша гибель. Это хуже, чем смерть. Куда хуже.
     
На перекрестке повозка и ее охрана остановились. По большой улице шли войска. Ждать пришлось довольно долго.
     
Зрелище войска, выступающего в поход, было внушительным и в то же время, с точки зрения современного человека, смешным.
     
Вот верхом на быке, разукрашенном желтыми и черными полосами, видно, для того, чтобы больше походить на тигра, едет Червяк Самыйдлинный. Его худые ноги волочатся по земле. За ним нестройной толпой шагают воины с копьями и луками.
     
Затем шестерка коров тянет катапульту.
     
Вот и сам Радикулит Грозный. Его несут на золотых носилках восемь воинов. Он сидит в своем любимом зубоврачебном кресле, и собравшиеся вдоль улиц зеваки кричат от восторга, видя такое богатство. За носилками шагают закованные в панцири телохранители, у каждого на плече сидит стервятник. Широким кольцом окружив носилки, семенят подслушники, хлопая матерчатыми ушами.
     
Вот и близнецы Кроты. Они мрачны как тучи, они бледны как смерть. Еще бы! Им приходится выступать в поход верхом на оленях. Бородач не ошибся — единороги исчезли. А может, единороги, жители вольного леса, не хотели воевать?
     
Топали солдаты горбуна Таракана, пели боевые песни воины госпожи Коси-косиножки, стучали копыта, ревели быки и коровы, развевались флаги и вымпелы. Оркестранты били в барабаны и дудели в деревянные трубы.
     
Наконец последний солдат миновал перекресток, толпа загудела — внимание зевак переключилось на повозку.
     
Мальчишки бежали за ней, крича:
     
— Ура! Сегодня будет казнь!
     
— Я не теряю надежды, — простонал мудрец, — что это недоразумение разрешится и меня оправдают. В конце концов для казни достаточно и вас, вы как думаете?
     
Алиса так не думала, поэтому ничего не ответила.
     
Повозка остановилась возле красного собора.
     
— Что здесь было раньше? — спросила Алиса у мудреца.
     
— Когда-то здесь была водокачка, — ответил мудрец.
     
— А вы откуда знаете? Вы ведь ничего не помните.
     
— Разумеется, не помню, — согласился мудрец. — И вообще я все путаю.
     
Клетку с пленниками на веревках втащили внутрь красной водокачки. Там было прохладно, сквозь дыры в крыше проникали утренние лучи солнца. Громко ворковали голуби.
     
С другой стороны открылась широкая дверь и выехала низкая платформа, на которой стоял резной шкаф. Дверца шкафа приоткрылась, и оттуда высунулась голова в чадре.
     
— Наконец-то! — раздался радостный голос Клопа Небесного. — Все здесь! И девчонка-акробатка, и дикая женщина, и даже мой старый друг мудрец Кошмар. Я рад приветствовать вас в моем храме!
     
— Ваше Святое Незнание! — воскликнул мудрец, подползая к прутьям клетки и дергая их. — Это недоразумение! Я спал и, как всегда, не видел никаких сомнительных снов. И вдруг меня привезли сюда. Я сначала решил, что намечена плодотворная дискуссия с вашим Незнанием по поводу некоторых букв алфавита, но оказалось, что меня обвиняют в укрывательстве опасных преступников. Защитите меня своим могуществом!
     
— Разумеется, ты, как всегда, ничего не знаешь, — сказал Клоп, откидывая чадру.
     
— Разумеется, я ничего не знаю!
     
— Тогда я тебе помогу, — сказал верховный вкушец. — Я сделаю так, чтобы ты совсем ничего не знал.
     
— Помилуй! — зарыдал мудрец.
     
— Отнесись к этому философски, — сказал Клоп Небесный. — Это с тобой случается не в первый раз.
     
— Неужели?
     
— Ты и этого не помнишь?
     
— Конечно, не помню, конечно, не помню! — И мудрец горько зарыдал.
     
В зал, расталкивая вкушецов, вбежал Вери-Мери.
     
Хлопнула дверца шкафа — Клоп закрылся, опасаясь покушения. Воины выхватили кинжалы.
     
Вери-Мери, растрепанный, несчастный, подбежал к шкафу и принялся стучать в дверь.
     
— Откройте, ваше Неведение! — умолял он. — Это я, ваш верный раб Вери-Мери. Меня обманули. Мне обещали мешок и девушку по имени Белка, но девушку не нашли, а мешок не дали.
     
Дверца шкафа со скрипом приоткрылась, высунулся нос Клопа — самый длинный нос на планете. И вкушец скрипучим голосом произнес:
     
— Зачем ты меня испугал, глупый пигмей? Я этого не прощаю.
     
— Но ведь это нечестно, ваша милость! Мне обещали.
     
— Разве мы ему что-нибудь обещали? — спросил Клоп.
     
— Ничего подобного, — ответил толстый вкушец, который командовал нападением на дом мудреца. — Мы приняли его донос с благодарностью.
     
— Благодарность — это лишнее. Великие вкушецы никогда не благодарят. Все остальные должны быть нам благодарны за то, что еще живы и что-то помнят. Полагаю, что пигмей Вери-Мери совершил преступление, оклеветав нас, честных вкушецов, — сказал Клоп Небесный.
     
— А что? — задумался толстый вкушец. — Вы, как всегда, правы, наш мудрейший. Пожалуй, Вери-Мери надо арестовать.
     
Может, все бы обошлось, если бы пигмей не пришел в ярость.
     
— Как так! — закричал он. — Я всю жизнь верой-правдой служу вам, я сделал для вас столько подлостей и совершил столько предательств, а вместо благодарности вы пытаетесь меня одурачить? Нет, хватит! Я ухожу. Поищите себе другого предателя. Вы ко мне еще придете, вы еще попросите…
     
Он повернулся и пошел прочь из собора.
     
— Это слишком, я этого не потерплю! — рассердился Клоп. — Он меня пугает, он мне угрожает, он вымогает у нас деньги. Взять его!
     
В мгновение ока вкушецы набросились на визжащего пигмея и поволокли его в клетку.
     
Хоть Алисино положение было несладким, она не могла скрыть удовольствия от того, как наказано предательство.
     
Пигмей сел на пол клетки, закрыл лицо руками и стал отчаянно ругаться сквозь зубы. В соборе было тихо. Все вкушецы слышали, как ругается пигмей.
     
— Пожалуй, состав преступления налицо, — сказал толстый вкушец. — Неприличные выражения в храме, попытка покушения на Клопа Небесного и гнусное вымогательство.
     
— Тогда начнем суд с него, — сказал Клоп.
     
— Согласен.
     
Воины вынесли длинную скамью, которую поставили рядом со шкафом. Несколько вкушецов уселись на нее, а толстяк, подняв колокольчик, что висел у него на груди, потряс им. Раздался мелодичный звон.
     
— Начинаем высший и справедливый суд! — воскликнул толстый вкушец.
     
— Начинай! — сказал Клоп, высовываясь из шкафа.
     
— Перед нами предстал известный негодяй и платный предатель пигмей Вери-Мери, — сказал толстяк. — Он не только выдал нам сотни людей…
     
— Большей частью невинных, — добавил Клоп Небесный, — о чем мы скорбим…
     
— Он к тому же помогал бандитам, неоднократно судимым кровожадным Кротам, ловить и продавать в рабство собственных единоплеменников.
     
— Позор! — крикнул кто-то из вкушецов.
     
— Сегодня же он, презрев все правила приличия, ужасно вел себя в нашем присутствии. Может ли быть снисхождение к такому мерзавцу?
     
— Нет, не может! — откликнулись вкушецы.
     
— К чему мы его приговариваем? — спросил толстяк.
     
— К беспамятству! — отозвались вкушецы, сидевшие на скамье.
     
— Погоди, — вмешался Клоп. — Может быть, мы его помилуем? В прошлом он сделал для нас немало полезного.
     
— Помилуйте! — закричал Вери-Мери, который осознал, что ему грозит.
     
— Мы отпустим его на свободу, — продолжал Клоп, — если он передаст нам нечестно нажитое богатство.
     
— Нет, только не это! — завопил Вери-Мери.
     
— Тогда нам не остается ничего иного…
     
— Приговаривается, — сказал толстяк, — преступник и изверг Вери-Мери…
     
— Согласен, согласен! — закричал пигмей.
     
— Тогда сообщи, где хранишь свои богатства, — произнес толстый жрец, который ждал такого исхода дела.
     
— Я скажу! Мое золото лежит под полом в большой комнате моего дома. Надо открыть вторую от двери половицу.
     
— Там все твое золото?
     
— Да, я клянусь!
     
— Оставайся в клетке, — сказал Клоп Небесный, — пока мои люди не принесут золото. Тогда мы тебя отпустим.
     
— Переходим к следующим преступникам, — объявил толстый жрец. — Вернее, к преступницам. Прибыли к нам неизвестно откуда, вели себя безобразно. Есть подозрение, что они умеют читать и потому служат подглядчицами помников.
     
— Девчонку помилуем, — сказал из щели Клоп. — Дикую бабу — в яму!
     
— Почему? — удивился толстяк, который не знал, что Алиса — акробатка. — Зачем миловать девчонку?
     
— Потому что она будет услаждать наш взор, — ответил Клоп. — Девчонка, покажи нам, как ты умеешь прыгать.
     
— Я покажу, — сказала Алиса, — если вы не будете кидать в яму Ирию.
     
— Я удивлен, — вздохнул Клоп и прикрыл дверь.
     
Все молчали. Ждали.
     
Минуты через две дверь раскрылась, и нос жреца высунулся наружу.
     
— Я решил, — сказал он, — остаться без развлечений. Казним обеих.
     
Толстый вкушец позвонил в колокольчик, и судьи хором воскликнули:
     
— Решено! Решено! Решено!
     
Алиса поглядела на Ирию.
     
— Не сердись, — сказала она.
     
— Что я могу сказать? — грустно ответила Ирия. — Конечно, ты поступила неразумно. Но я бы на твоем месте сделала то же самое.
     
И она улыбнулась Алисе.
     
— Дело последнее! — сказал толстый жрец. — Мудрец Кошмар, известный нам по прежним процессам и уже не единожды приговоренный. Судится за укрывательство опасных преступников, за подозрение в том, что научился читать, и за сопротивление при аресте.
     
— Возражаю! — закричал мудрец. — Я не сопротивлялся.
     
— Думаю, что выражу общее мнение, — сказал толстяк, — если скажу — в яму его!
     
— В яму, — согласился Клоп Небесный. — С конфискацией имущества. А где имущество?
     
— Уже конфисковано, ваше Незнание!
     
— Тогда можно казнить.
     
Воины повезли шкаф с Клопом к выходу. Остальные тоже потянулись к дверям.
     
— Когда казнить будете? — крикнул вслед вкушецам мудрец.
     
— Подождем, пока привезут золото пигмея, тогда и казним. Мы не задержимся.
     
— Ой! — рыдал пигмей. — Лишиться всего — и любви, и богатства, и репутации! И все вы виноваты! Не будь вас, жил бы спокойно!
     
Он с ненавистью смотрел на Алису и Ирию.
     
— Никто не просил нас предавать, — сказала Алиса. — Вы платите за собственную подлость.
     
— Что ты понимаешь, девчонка! Что ты можешь понять в душе бедного пигмея, который только своим умом и талантами смог столь многого добиться в жизни. Ты ничего не нажила, ты ничего не потеряешь. Я же теряю все!
     
Пигмей упал на пол и замер.
     
В водокачке было тихо, только под крышей ворковали голуби, мудрец сидел прямо, шевелил губами, словно читал стихи.
     
«Ну почему не прилетает Пашка? — думала Алиса. — Ведь нас хотят казнить!»
     
— Яма забвения, — шептал мудрец. — Яма забвения… Снова эта проклятая яма забвения!
    
    
Глава 26. Гай-до дождался
     
Проснувшись, Пашка некоторое время лежал, соображая, где он. Ему казалось, что он поспал совсем немного — полчаса, ну час, не больше. В комнате было полутемно, за дверью разговаривали шепотом — стерегли его сон.
     
Пашка вскочил, осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Пигмей Хруст, похожий на мальчика, напялившего кожаную куртку и кожаные штаны, о чем-то спорил со своей женой, обыкновенной женщиной, которая хоть и была небольшого роста, но на голову возвышалась над ним.
     
— Никуда ты не пойдешь, — шептала она. — Тебе уже много лет. Пускай по лесам шастают молодые. Ты нужен здесь.
     
— Тобой движет не забота о науке, о нашем Убежище в конце концов, — горячился пигмей, — а лишь эгоистические интересы!
     
— Назови мне эгоистические интересы!
     
— Мое здоровье!
     
— Это не мой эгоистический интерес, а твой. Ты думаешь, что здоровье принадлежит только тебе. А оно принадлежит мне и нашим детям. Вот сейчас я их позову, они начнут рыдать, тогда посмотрим.
     
— Замолчи! Ты разбудишь нашего гостя!
     
— Его из пушки не разбудишь! — ответила жена пигмея. — Как раз он-то и бережет свое здоровье. Спит уже десять часов, а весь город ходит на цыпочках.
     
— Как так десять часов! — воскликнул Пашка так громко, что супруги Хрусты разлетелись от его голоса в разные стороны. — Этого не может быть! Вы что, забыли, что Алиса с Ирией в плену? Почему меня никто не разбудил?
     
— Молодой человек, — ответил Хруст, придя в себя, — сначала я хотел бы познакомить вас с моей супругой.
     
— Очень приятно… Но…
     
— А во-вторых, должен заявить с полной ответственностью: ваш отдых не нарушил наших планов. Всю ночь шла подготовка к походу в лес, в которой ваше участие не требовалось.
     
Профессор Хруст всегда помнил, какого он маленького роста, и потому говорил очень торжественно.
     
— Вы меня жалеете, да? Но мне не нужна жалость!
     
— Я клянусь вам, Паша, что нам тотчас сообщат, как только все будет готово. Пока что у нас есть время позавтракать. Дорогая, завтрак готов?
     
— Готов, — мрачно ответила его жена. Но при Пашке спорить с мужем она не решилась.
     
— Пейте молоко, оно свежее, — сказал Хруст. — У нас в городе большое стадо коров. И хлеб мы печем.
     
— А сахар? — спросил Пашка.
     
— В этом нам потребуется ваша помощь, — сказал Хруст. — Нам очень нужны семена сахарной свеклы. Здесь мы их не нашли. Когда прилетите в следующий раз, захватите, пожалуйста.
     
— Обязательно, — пообещал Пашка.
     
Он чувствовал себя бодрым и готовым к подвигам. «Пожалуй, хорошо, что я выспался, — подумал он. — Теперь можно выходить. Чего же они медлят?»
     
Завтракая, Пашка разглядывал комнату. Кроме стола и табуреток в ней было несколько полок. Только стояли на них не книжки, а старые предметы. Как в запаснике музея.