1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 
22-475    

     

     

Плачем она залилась и воскликнула в  круге троянок:    

"Гектор, о, горе мне, бедной!  Для равной родились мы доли,    

Ты – в Илионе высоком, в чертоге  владыки Приама,    

Я – у лесистого Плака, в прекрасно  устроенных Фивах,    

В доме царя Этиона. Меня, горемычную  в женах,    

     

     

22-480    

     

     

Он воспитал, злополучный. О, лучше б  совсем не родиться!    

Ныне в обитель Аида сошел ты в  подземные бездны,    

Гектор! Меня же одну в безутешной  печали оставил    

Жалкой вдовою в чертоге. А наш  бессловесный малютка,    

К жизни рожденный от нас,  злополучных! Ни ты не сумеешь,    

     

     

22-485    

     

     

Мертвый, его защитить, ни тебе он  опорой не будет.    

Если он даже избегнет войны  многослезной ахеян,    

Все же в грядущем его ожидает лишь  труд и страданья.    

Полем его овладеют чужие, межи  переставив.    

День, приносящий сиротство, уносит  друзей у ребенка.    

     

     

22-490    

     

     

Вечно он ходит печален и щеки слезами  омыты.    

Часто в тяжелой нужде он к отцовским  друзьям прибегает,    

Тронув того за хитон, а другого – за  верхнее платье.    

Сжалится редкий из них и протянет с  остатками кубок,    

Так что он губы омочит, а нёбо  останется сухо.    

     

     

22-495    

     

     

Гордый богатых родителей сын его с  пира прогонит,    

Больно ударит рукой и насмешливой  речью обидит:    

"Прочь, горемычный! Отец твой в  пиру не участвует с нами!"    

К матери, плача, вернется дитя, ко  вдове одинокой,    

Астианакс, кто досель на коленях отца  дорогого    

     

     

22-500    

     

     

Мозгом одним лишь питался и  сладостным жиром овечьим.    

Если же сон нисходил, и от детских он  игр утомлялся,    

То засыпал на постели, в объятьях  кормилицы нежной,    

Лежа на мягкой перинке и сердцем  вкушая отраду.    

Ныне натерпится горя, лишенный отца  дорогого,    

     

     

22-505    

     

     

Астианакс, кто слывет у троянцев под  этим прозваньем,    

Гектор, один ты у них защищал и  ворота и стены.    

Вскоре тебя самого близь судов, от  родимых далеко,    

Быстрые черви съедят, когда псы уж  насытятся телом    

Голым твоим, хотя много лежит в твоем  царском чертоге    

     

     

22-510    

     

     

Тонких, красивых одежд, – они  женскими сшиты руками.    

Только я все их сожгу, на горящем  костре уничтожу.    

Пользы от них тебе нет и лежать ты в  них больше не будешь,    

Пусть же тебе хоть во славу сгорят  средь троян и троянок!"    

Так говорила, рыдая, и жены кругом  воздыхали.    

     

     

22-515    

     

     

* * *ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  Игры в честь Патрокла    

     

     

Так по всему Илиону в то время  стонали троянцы.    

Дети ахеян меж тем Геллеспонта  достигли и флота    

И по глубоким судам и палаткам  рассеялись быстро.    

Лишь мирмидонцам отважным Ахилл  разойтись не дозволил.    

С речью такой обратился к дружине он  браннолюбивой:    

     

     

23-5    

     

     

"О, быстроконные мужи, товарищи  милые сердцу,    

Цельнокопытных коней вы покуда распрячь  погодите.    

Мы же сначала приблизимся к телу  Патрокла,    

Чтобы оплакать его: то последняя  почесть усопшим.    

После ж того, как мы душу насытим  надгробным рыданьем,    

     

     

23-10    

     

     

Быстрых коней распряжем и за общую  трапезу сядем".    

Молвил и поднял рыданье. И вторили  все мирмидонцы.    

Трижды они вокруг тела прогнали коней  пышногривых,    

Плача навзрыд. В них Фетида охоту к  слезам возбудила.    

Слезы песок орошали, текли по  доспехам героев:    

     

     

23-15    

     

     

Так было жаль им вождя, на врагов  наводившего ужас.    

Громко тогда возрыдал Ахиллес  богоравный и молвил,    

Другу на грудь положивши к убийству  привычные руки:    

"Радуйся, милый Патрокл, и в  темном жилище Аида.    

Все я свершу неизменно, как дал  обещание прежде:    

     

     

23-20    

     

     

Гектора труп, осквернив, на съедение  брошу собакам    

И пред твоим погребальным костром  обезглавлю двенадцать    

Знатных троянских сынов, за твое  отомщая убийство".    

Молвив, на Гектора вновь недостойное  дело замыслил:    

В прах головою уткнул перед ложем  Патрокла.    

     

     

23-25    

     

     

Тою порой мирмидонцы сложив боевые  доспехи,    

Яркой блиставшие медью, распрягши  коней громко ржущих,    

Пред кораблем Эакида уселись толпою  несметной.    

Он же им всем предложил похоронную  трапезу щедро.    

Множество белых быков под железным  ножом трепетало;    

     

     

23-30    

     

     

Много зарезано было и блеющих коз, и  баранов;    

Много свиней белозубых, цветущих и  жиром покрытых,    

Было в тот день распростерто над  пламенем жарким Гефеста.    

Кровь повсеместно лилась вкруг  Патрокла, – хоть черпай ковшами.    

Тою порою цари аргивян повели  Пелиона,    

     

     

23-35    

     

     

Гордого славой вождя, к Агамемнону,  пастырю войска,    

Тщетно его утешая: он гневом и  скорбью терзался.    

Вскоре вошли полководцы в палатку  Атреева сына    

И приказание дали глашатаям  звонкоголосым    

Медный треножник большой над огнем  поместить, не удастся ль    

     

     

23-40    

     

     

Сына Пелея склонить от кровавого  праха омыться.    

Только он просьбу упорно отверг и  сказал, зарекаясь:    

"Зевсом клянусь, величайшим из  вечных богов и сильнейшим,    

В том, что вода омовений мне голову  смочит не раньше,    

Чем на костер положу я Патрокла и  насыпь воздвигну    

     

     

23-45    

     

     

И остригу свои кудри. Покуда в живых  обретаюсь,    

Не овладеет вторично подобная скорбь  моим сердцем.    

Дайте, о, други, теперь за печальную  трапезу сядем.    

Завтра с зарей повели, Агамемнон,  владыка народов,    

Из лесу дров привезти, и все припаси  остальное,    

     

     

23-50    

     

     

Что мертвецу подобает, сходящему в  сумрак подземный.    

Пусть неустанный огонь его тело  скорей уничтожит,    

Скроет навеки от глаз, чтобы войско  вернулось к занятьям".    

Так он сказал и они подчинились,  внимательно слушав,    

Ужин поспешно собрали и вместе за  трапезу сели.    

     

     

23-55    

     

     

И не нуждался никто в уделяемой  поровну пище.    

После ж того, как желанье питья и еды  утолили,    

Все по палаткам своим разошлись на  покой полководцы.    

Сам же Пелид на прибрежьи лежал  многошумного моря,    

Громко стеная, толпой окруженный  бойцов мирмидонских,    

     

     

23-60    

     

     

В месте просторном, где берег морская  волна омывала.    

Там охватил его сон и разлился  кругом, благодатный,    

Дух разрешил от забот, ибо сильно  Пелид утомился,    

За Приамидом гоняясь вкруг крепости,  ветрам открытой.    

Сон посетила душа злополучного друга  Патрокла,    

     

     

23-65    

     

     

Роста такого ж как он, похожая  голосом звучным    

И красотою очей и одетая в те же  одежды.    

Стала она в головах и промолвила  слово Ахиллу:    

"Ты почиваешь, Ахилл, обо мне  позабыл, об умершем,    

Хоть о живом ты когда-то радел. О,  предай погребенью    

     

     

23-70    

     

     

Тело мое поскорей, да проникну в  ворота Аида.    

Души – подобья живущих – меня далеко  отгоняют,    

Вместе с собой не дают переправится  мне через реку:    

Праздно брожу вкруг широковоротного  дома Аида.    

Ныне же руку, молю, протяни мне. Огню  приобщенный,    

     

     

23-75    

     

     

Больше к тебе не вернусь из  подземного дома Аида,    

Больше не будем вдвоем, в стороне от  любезной дружины,    

Сидя, как прежде, советы держать. Уж  меня поглотила    

Грозная смерть, что судьбою назначена  мне при рожденьи.    

Да и тебе, Ахиллес богоравный,  назначено роком    

     

     

23-80    

     

     

Здесь под высокой стеной благородных  троянцев погибнуть.    

Но о другом попрошу я, быть может, ты  просьбу исполнишь.    

Кости мои от твоих прикажи положить  не отдельно.    

Вместе пускай почивают, как вместе мы  жили в чертоге,    

С самого дня как Менойтий меня из  Опуса ребенком    

     

     

23-85    

     

     

В дом ваш привез, по причине  печального смертоубиства:    

Амфидамасова сына убил я нечаянно в  ссоре    

Из-за игральных костей, –  безрассудный, убить не желая.    

Принял тогда меня в дом свой наездник  Пелей престарелый,    

Нежно взрастил и велел мне твоим быть  товарищем брани.    

     

     

23-90    

     

     

Пусть же и наши останки хранит в себе  общая урна, –    

Данная матерью милой тебе золотая  амфора".    

И, отвечая, сказал быстроногий Ахилл  богоравный:    

"Что, мой возлюбленный друг, ты  стоишь предо мной, умоляя,    

И отчего так пространно мне просьбу  свою изъясняешь?    

     

     

23-95    

     

     

Все я охотно свершу и твоим подчинюсь  приказаньям.    

Но подойди и приблизься. И пусть хоть  недолгое время,    

Быть нам в объятьях друг друга,  вдвоем насладимся рыданьем!"    

Так он сказал и руками обнять  попытался Патрокла,    

Но не нащупал. Душа, точно дым,  опустилась под землю    

     

     

23-100    

     

     

С шелестом тихим. И с ложа вскочил  Ахиллес изумленный,    

Громко руками всплеснул и печальное  слово промолвил:    

"Боги! Ужели и вправду от нас  остается в Аиде    

Только душа и подобье, а жизнь  навсегда исчезает?    

Всю эту ночь надо мной злополучного  друга Патрокла    

     

     

23-105    

     

     

Близко стояла душа, безутешно стеная  и плача,    

И обо многом просила, лицом на живого  похожа".    

Так говоря, к мирмидонцам охоту к  слезам возбудил он,    

Так что заря розоперстая, выйдя, в  слезах их застала    

Вкруг бездыханного тела. И тотчас  Атрид Агамемнон    

     

     

23-110    

     

     

Многим по лагерю воинам дал  приказанье на мулах    

Дров привести для костра. Во главе их  герой устремился    

Вождь Мерион, непреклонного Идоменея  товарищ.    

Воины взяли секиры и свитые крепко  веревки    

И за дровами пошли; впереди выступали  их мулы.    

     

     

23-115    

     

     

На гору, под гору, вдоль, поперек они  шли по тропинкам    

И на высоты взобралися Иды, обильной  ключами.    

Там они стали поспешно рубить  густоверхие дубы    

Остро отточенной медью, и с шумом  валились деревья.    

Их разрубили ахейцы и мулам взвалили  на спины,    

     

     

23-120    

     

     

Крепко связав. И животные, меряя  землю ногами,    

Чащей кустов пробирались, желая  вернуться в долину.    

Все дровосеки несли по бревну – так  велел им могучий    

Вождь Мерион, знаменитого Идоменея  товарищ.    

К морю придя, они на берег бревна  свалили, где место    

     

     

23-125    

     

     

Выбрал Ахилл под курган для себя  самого и Патрокла.    

После того как в несчетном числе  набросали поленьев,    

Все в ожидании сели. Тогда Ахиллес  богоравный    

Браннолюбивым своим мирмидонянам дал  приказанье    

В медные латы облечься и впрячь  лошадей в колесницы.    

     

     

23-130    

     

     

Те устремились и быстро в доспехи  войны облачились.    

На колесницы взобрались герои с  возницами рядом.    

Конным вослед выступала пехота  несметною тучей,    

А посредине шагали дружинники с телом  Патрокла,    

Кудри срезая с голов и бросали, весь  труп покрывая.    

     

     

23-135    

     

     

Голову сзади держал быстроногий Ахилл  богоравный,    

Тяжко скорбя: он в Аид провожал  беспорочного друга.    

Вскоре пришли они к морю, где место  Ахилл указал им,    

Труп опустили на землю, и складывать  стали поленья.    

Только другое в то время замыслил  Ахилл богоравный.    

     

     

23-140    

     

     

Став от костра в стороне, белокурые  срезал он кудри,    

Те, что растил и лелеял для Сперхия,  бога речного.    

Тяжко вздохнув, он промолвил, на  темное море взирая:    

"Сперхий, напрасно тебе дал обет  мой отец престарелый,    

Что по моем возвращеньи в любезную  отчую землю.    

     

     

23-145    

     

     

Кудри обрежет мои в твою честь и  сожжет гекатомбу,    

И пятьдесят тебе в жертву заколет  баранов цветущих,    

Кровь проливая в ключи, где твой храм  и алтарь благовонный.    

Так обещал тебе старец, ты ж не дал  свершиться обету.    

Ныне, когда уж назад не вернуться мне  в отчую землю,    

     

     

23-150    

     

     

Кудри герою Патроклу отдам – пусть с  собой их уносит".    

Слово окончив, он волосы в руки вложил  дорогому    

Другу, товарищу брани, и плакать все  войско заставил.    

Так бы рыдали они до заката  блестящего солнца,    

Если б Ахилл не предстал пред Атридом  и слово не молвил:    

     

     

23-155    

     

     

"Славный Атрид! Мы и после  успеем насытиться плачем.    

Войску теперь прикажи, ибо речи твоей  все послушны,    

Пусть от костра отойдут. Повели, чтоб  готовили ужин.    

Мы остальное свершим, оттого что у  нас наибольше    

Сердце скорбит об умершем. Вожди  пусть останутся с нами".    

     

     

23-160    

     

     

Слово Пелида услышав, владыка мужей  Агамемнон    

Тотчас войскам повелел разойтись по  судам соразмерным.    

Те лишь остались на месте, кто был  погребением занят,    

Клали поленья в костер, шириной и  длиною в сто сажень,    

Тело на верх положили, объятые  скорбью великой.    

     

     

23-165    

     

     

С множества тучных баранов и крупных  быков криворогих    

Кожу содрали они пред костром,  приготовив как должно.    

Жир отобрал благородный Пелид и  покрыл им Патрокла    

От головы и до пят, а кругом навалил  он все туши    

И посредине поставил амфоры с елеем и  медом,    

     

     

23-170    

     

     

К ложу слегка преклонив. И коней  четырех крутошеих,    

Тяжко вздыхая, он, мощный, взвалил на  костер погребальный.    

Десять собак за столом у царя  Ахиллеса кормилось.    

Двух он из них обезглавил и бросил на  груду поленьев.    

Грозное дело замыслив, он медью  зарезал двенадцать    

     

     

23-175    

     

     

Воинов юных троянских, отважных  душой, благородных,    

И положил на костер; беспощадный  огонь, да бушует.    

Сам же, вздохнув тяжело, обратился к  любезному другу:    

"Радуйся, милый Патрокл, и в  темном жилище Аида!    

Всё я свершил неизменно, как дал  обещание прежде.    

     

     

23-180    

     

     

Юных троянцев двенадцать, отважных  душой, благородных,    

Вместе с тобой уничтожит огонь. Лишь  Приамова сына    

Не приобщу я огню, а собакам отдам на  съеденье".    

Так он промолвил, грозя. Но собаки не  трогали тела,    

Ибо и ночью, и днем отгоняла их прочь  Афродита,    

     

     

23-185    

     

     

Зевсова дочь. Она Гектора труп  благовонным натерла    

Розовым маслом, чтоб не был истерзан,  во прахе влекомый.    

Темное облако с неба в долину низвел  Дальновержец    

Феб Аполлон и покрыл совершенно то  место средь поля,    

Где его тело лежало, чтоб сила палящего  солнца    

     

     

23-190    

     

     

Не иссушила на членах прекрасную кожу  и жилы.    

Не разгорался, однако, костер с  бездыханным Патроклом,    

И быстроногий Ахилл богоравный затеял  другое.    

Он от костра удалился и вслух стал  молиться обоим    

Ветрам – Борею с Зефиром – суля им прекрасные  жертвы.    

     

     

23-195    

     

     

Он возлиянья им кубком свершал  золотым, умоляя    

С неба слететь, чтобы пламя скорее  тела охватило,    

Чтобы дрова запылали живей. И,  услышав молитву,    

Легкою вестницей к ветрам помчалась  богиня Ирида.    

Ветры, собравшись в чертоге Зефира,  несущего бурю,    

     

     

23-200    

     

     

Там заседали за пиром, когда  прибежала Ирида    

И перед каменным стала порогом.  Увидев богиню,    

Все устремились навстречу к ней,  каждый к себе призывая.    

Но, отклонив приглашенье садиться,  богиня сказала:    

"Не до сиденья теперь. Я к  потоку лечу к Океану,    

     

     

23-205    

     

     

В землю спешу эфиопов: они гекатомбу  приносят    

Вечным богам, и я также участвовать в  жертве желаю.    

Но Ахиллес умоляет Борея с Зефиром  шумящим