1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
     
— Нас намерены продать, — сказала Алиса. — Мы будем выступать со смертельными номерами. Сегодня и ежедневно: отличники седьмого класса «Б», двойное сальто-мортале!
     
Но никто не поддержал Алисину шутку.
     
Над ними, закрывая звезды, пронеслась большая темная тень.
     
— Смотри, опять летучие мыши, — сказала Алиса.
     
— Нет, — ответил Ручеек. Он вскочил на ноги и тихо свистнул.
     
Снова пролетела тень, и сверху послышался ответный свист.
     
Ручеек сказал:
     
— Пошли к берегу. Она нас будет ждать там.
     
— Кто? — спросил Пашка.
     
— Увидишь, — сказала Ирия.
     
По дороге Белка все время жалась к Алисе.
     
— Я боюсь, когда темно, — шептала она. — Я идти с вами боюсь и оставаться боюсь.
     
На берегу, недалеко от того места, где Алиса с Пашкой крутили сальто, на небольшой полянке в кустах их ждала большая белая птица.
     
А может, и не птица? Подобного существа Алисе раньше встречать не приходилось.
     
С первого взгляда в полутьме, при свете двух кринянских лун, ее можно было принять за гигантского голубя, ростом с человека. Но если приглядишься, то удивляли глаза, они были не птичьими, а человеческими, с веками, ресницами, белком и голубым зрачком. Клюв птицы был невелик и казался мягким. Когда птица говорила, он двигался и даже изгибался.
     
— Я тебя еле нашла, — сказала она Ручейку.
     
— Я же передал, что мы будем ночевать на острове.
     
— Посланец не сказал, на каком.
     
— Я думал, что ты догадаешься, — сказал Ручеек.
     
— Я и догадалась, — сказала птица. — Что за люди с тобой?
     
— Это наши друзья.
     
Птица оглядела всех.
     
— Дети, — сказала она, — и закованная в кандалы женщина одеты так же, как беспамятные люди у нас в Убежище. Они из одного племени?
     
— Вы их видели? — спросила Ирия. — Как они себя чувствуют?
     
— Они сидят в большой комнате, — сказала птица. — С ними говорят учителя. Они сыты. Они ничего не помнят. Что я еще могу сказать?
     
— Спасибо, — сказала Ирия. — Еще не узнали, почему это с ними случилось?
     
— Спроси у злых духов леса, — ответила птица.
     
Алиса заметила, что Ирия, в отличие от остальных, вовсе не удивлена встречей с говорящей птицей. Наверное, Ручеек рассказал ей все заранее.
     
Птица посмотрела на Алису.
     
— Учителя спрашивают, — сказала она, — как вы попали на нашу планету? Из дальних стран или с неба?
     
— С неба, — сказала Алиса.
     
— Где ваш корабль?
     
— В лесу.
     
— Я расскажу им. Спасибо, — сказала птица. — Мне интересно на вас смотреть. Я таких еще не видела.
     
Затем птица обернулась к кустам.
     
— А кто эта пигмейка, что прячется от меня в листве?
     
Конечно же, Белка при виде птицы спряталась.
     
— Выходи, — сказал Ручеек, — тебя никто не тронет.
     
— Не выйду, — послышался ответ из кустов. — Она меня унесет.
     
— Тогда сиди, — сказал Ручеек.
     
— Мне страшно.
     
— Пигмейка, — сказала птица, делая шаг к кустам, — я никогда никому не причинила вреда. Ты можешь спросить об этом у любого жителя леса. Мне стыдно, что ты меня боишься.
     
— Сама говоришь, — послышался ответ из кустов, — а потом клюнешь.
     
— Какая дикость! — сказала птица. — Я, благородная Альта из рода Альтосов, оскорблена такими подозрениями.
     
— Нет, — ответила Белка, — я лучше здесь посижу.
     
Птица по-куриному склонила голову и спросила Ручейка:
     
— Друг мой, что мы теперь будем делать?
     
— Мы обсуждали этот вопрос с Ирией, — сказал Ручеек.
     
— Кто такая Ирия?
     
— Это наш благородный друг с планеты Земля, закованный в кандалы, потому что ничтожные Кроты ее боятся.
     
— Какой стыд! — воскликнула птица Альта. — И это называется рыцари!
     
— Ты моих братьев не трожь! — отозвалась из кустов Белка.
     
— Так, значит, ты не пигмейка? Значит, ты та самая девочка из замка Кротов, которую бьют, не кормят и на которой хочет жениться гадкий предатель Вери-Мери?
     
— А ты откуда знаешь?
     
— В лесу для меня нет тайн. Берегись, Белка. Звери и люди говорили мне, что ты добрая и не мучаешь животных. Берегись своих братьев, но втройне берегись Вери-Мери.
     
Белка ничего не ответила, но вышла из кустов.
     
Она стояла в сторонке, настороженная, готовая в любой момент спрятаться снова.
     
— Мне нужно передать в Убежище послание, — сказал Ручеек. — Так, чтобы к утру оно было у учителей.
     
— Хорошо, — сказала птица. — Полетели.
     
— Нет, — ответил Ручеек. — Полечу на тебе не я. Полетит мальчик Паша.
     
— Почему? — спросила птица.
     
— Почему? — воскликнул Пашка.
     
— Так мы решили, — сказала Ирия, обращаясь к Пашке с Алисой. — Ручеек не может сейчас покинуть нас. Ему обязательно надо быть в Городе, ему надо проникнуть во дворец и узнать, что замышляют поклоны.
     
— Но почему я?
     
— Альта может отнести в Убежище помников одного человека. Я не могу лететь. Я не могу оставить вас здесь. Но один из нас должен попасть в лес как можно скорее, увидеть наших друзей и рассказать учителям, как отыскать «Днепр» и Гай-до. Кто-то должен перенести в Гай-до контейнер с гравитонами. Без этого Гай-до не сможет взлететь и вызволить нас. Это могут сделать Алиса или ты, Паша. Я решила, что полетишь ты, Паша. Все-таки ты мальчик, ты сильнее. А путешествие может быть опасным. Алиса пускай остается со мной. Ты понимаешь, Паша, какая тебе поручена задача?
     
— Я понял, — сказал Пашка. — Но пускай летит Алиса. Я не хочу оставлять тебя одну. Тебе может понадобиться моя защита.
     
— Здесь остается Ручеек. Он меня защитит. В крайнем случае я сама за себя постою. А от того, как ты доберешься до лесного Убежища и сможешь поднять в воздух Гай-до, зависит все. Даже наши жизни и жизни наших друзей.
     
— Понял, — сказал Пашка.
     
— Лети, — сказала Алиса. Ей было чуть-чуть обидно, что для полета выбрали не ее, а Пашку, но лучше не спорить. Если недовольна, скажешь на Земле, когда все кончится.
     
— Я сомневаюсь, — сказала птица Альта, которая до того бродила по полянке и что-то клевала в траве. — Я сомневаюсь. Мальчик никогда не летал. Он может испугаться и упасть.
     
— Я? Испугаться? — Пашка тут же забыл о своих сомнениях.
     
— Ты полетишь низко, — сказал Ручеек. — Медленно. Ты не позволишь мальчику упасть. Я на тебя надеюсь.
     
— Я постараюсь, — сказала птица. — Но возить мальчиков — последнее дело. Они всегда шалят.
     
— Может, привязать Пашку? Чтобы не свалился? — спросила Алиса.
     
— Еще чего не хватало! — возмутился Гераскин.
     
— Не надо, — сказала птица. — Веревки будут мне мешать.
     
— А сколько лететь до вашего Убежища? — спросила Ирия.
     
— Я буду лететь медленно, — сказала Альта. — Я буду лететь часа три-четыре. Утром будем на месте.
     
— Три-четыре — это много? — спросила вдруг Белка.
     
— Нет, немного, — сказал Ручеек. — А может быть, ты хочешь научиться считать и читать?
     
— Нет, что ты! — воскликнула Белка. — Это запрещено! Только ужасные помники читают и пишут.
     
— Какая темнота!
     
Ручеек тем временем нарвал травинок и быстро сплел послание для учителей. Ирия еле уговорила Пашку взять ее куртку — ведь в полете будет холодно.
     
— Я не замерзну, — возражал Пашка.
     
— Когда мы вернемся на Землю, — сказала Ирия, — твоя мама меня обязательно спросит: почему вы не проследили за здоровьем моего сына? Почему он чихает и кашляет? Куда вы его возили? На Северный полюс?
     
Ирия так здорово скопировала голос Пашкиной мамы, что Пашка засмеялся и сдался.
     
Пока Ручеек плел свое послание, а Ирия диктовала Алисе записку для Тадеуша, Пашка вышел на берег реки. По реке протянулись две серебристые полосы — от двух лун. На том берегу мерцали тусклые огоньки — там была деревня. Под ложечкой щекотало от предчувствия приключений. Таких ему еще переживать не приходилось. Страшно ли ему сейчас подняться в небо на белой птице с голубыми светящимися глазами? Нет, не страшно. Он представил себе, как в лесной чаще ждет, волнуется, не зная, что с ними происходит, их добрый Гай-до. Что ж, в жизни всегда найдется место подвигам.
     
— Я готов! — сказал Пашка. — По коням!
     
Альта присела, чтобы Пашке было сподручней забраться ей на спину. Спина была теплой, гладкой. Пашка опустил ноги перед крыльями. Ручеек снял с себя ремень и завязал его на шее Альты.
     
— Хватайся за него, только если будет страшно, — сказала птица. — А то задушишь меня.
     
— Хорошо, — сказал Пашка и поклялся себе, что, даже если будет жутко, он не дотронется до ремня.
     
— Ой, Паша, — сказала плачущим голосом Белка, — может, останешься? Занесет она тебя в колдовские места, превратишься ты в цветочек безгласный, пропадешь в вонючих болотах.
     
— Перестань канючить, — сказала птица. — Мне стыдно за тебя.
     
— А мне Пашеньку жалко, — сказала Белка.
     
Она подошла к Ручейку и взяла его за руку.
     
Тот даже удивился:
     
— Ты меня больше не боишься?
     
— Я тебя, конечно, боюсь, — сказала Белка. — Но я остальных еще больше боюсь. Ты уж меня не обижай.
     
— Не обижу! — Ручеек запустил пятерню ей в волосы, но Белка тут же вырвалась и сказала строго:
     
— Ты забыл, с кем имеешь дело! Я же настоящая поклонка.
     
Ручеек передал Пашке шифрованное послание, Ирия — записку для Тадеуша. Алиса просто пожала руку.
     
— Мы полетели, — сказала Альта. — Осторожней в Городе!
     
Птица разбежалась по полянке и расправила крылья. Крылья оказались громадными, каждое — метра четыре длиной.
     
Добежав до воды, Альта резко взмахнула крыльями. Пашка сидел, обхватив ногами плечи птицы и обняв шею, ему очень хотелось вцепиться в ремень, но он сдерживался.
     
— Нильс на диком гусе! — услышал он голос Алисы.
     
В ушах засвистел ветер, Пашка зажмурился, а когда открыл глаза, остров уже выглядел черной полосой на глади реки, а костры на берегу казались светлячками.
     
— Только не засни, — сказала Альта.
     
— Еще чего не хватало!
     
— Это бывает, — сказала Альта. — Ты мне лучше рассказывай, где ты живешь, откуда прилетел, какие у вас птицы. Мне все интересно.
     
И Пашка начал рассказывать о жизни на Земле.
    
    
Глава 15. Опасный полет
     
Через час полета Пашка так закоченел, что, несмотря на всю свою гордость, вынужден был признаться Альте, что вот-вот свалится.
     
— Глупости, — сказала Альта. — Мог бы и раньше сказать. Мне не нужны мертвые мальчики.
     
— Может, спустимся, и я немного попрыгаю, согреюсь, — сказал Пашка.
     
— Через пять минут будет такое место, — сказала птица. — Я и сама собиралась там сделать привал. И знаешь почему?
     
— Н-н-нет, — ответил Пашка. Даже губы у него замерзли так, что не слушались.
     
— Там есть чудесные ягоды. Вам, людям, они кажутся горькими, но мы, Альты из рода Альтосов, их обожаем.
     
Птица начала снижаться. Мерно поднимались и опускались по бокам Пашки ее громадные крылья. Внизу тянулись скалы, острые, кое-где поросшие колючками, мрачные под светом лун.
     
Наконец Альта опустилась в лощину между скал. Там было темно. Альта легла, чтобы Пашке было удобно с нее спуститься, и он скатился на землю — ноги не держали.
     
— Плохо дело, — сказала Альта, ее глаза светились в темноте, как голубые фонарики.
     
В лощине было теплее, чем наверху.
     
— Ходить можешь? — спросила птица.
     
— Сейчас, только ноги разотру.
     
— Тогда шагай за мной.
     
Птица уверенно пошла вдоль лощины. Впереди поднимался белый пар.
     
Когда Пашка добрался до того места, оказалось, что это маленькое озерко, чуть больше ванны размером. Вода в нем бурлила, и от нее поднимался пар.
     
— Рекомендую окунуться, — сказала птица. — Это целебная вода. Мой друг Ручеек всегда здесь купается.
     
Пашка послушался. Одеревеневшими пальцами он стащил с себя одежду и бултыхнулся в теплую, почти горячую, наполненную щекотными пузырьками воду. «Ванна» была неглубокой, по пояс. Пашку охватило блаженство. Наверное, никогда в жизни ему не было так хорошо.
     
Он нежился в воде минут десять. Наконец Альта, которая куда-то отходила, вернулась и сказала:
     
— Пора и честь знать. Всему хорошему бывает конец. Вылезай, а то перегреешься и простудишься. Ты забыл, что нам еще лететь и лететь. А тебе еще обсохнуть надо.
     
Пашка с сожалением подчинился птице, вылез, и его сразу стало знобить.
     
— Иди за мной, — сказала птица.
     
Она отошла на несколько шагов и остановилась перед углублением в земле.
     
— Ложись здесь.
     
Пашка подчинился. Камни оказались теплыми, как лежанка на печи. Жестко, но тепло и уютно.
     
— Я пойду поклюю немножко, — сказала птица. — Подожди меня.
     
Пашка решил, что несколько минут можно подремать.
     
И заснул.
     
А когда проснулся, солнце уже встало, жужжали насекомые, было тепло. Альта сидела рядом, подняв одно крыло, чтобы защитить Пашку от лучей солнца.
     
— Ой! — испугался Пашка. — Чего же вы меня не разбудили?
     
— Людей будить нельзя, — сказала птица. — Это вредно.
     
— Прости, — сказал Пашка. — Я нечаянно. Сколько я проспал?
     
— Два часа, — сказала птица, — ты же всего-навсего человеческий детеныш, наверное, недавно из яйца вылупился. Одевайся, полетим дальше.
     
И через три минуты они уже были в небе.
     
Начался лес. Вершины деревьев так переплелись листьями и сучьями, что Пашке казалось: под ними тянется сплошной слой зелени, по которому можно ходить. Стало теплее, и даже трудно было представить себе, что совсем недавно он умирал от холода. Страшно захотелось есть. Ведь если не считать нескольких кусочков хлеба да миски с жидкой похлебкой, за последние сутки у Пашки ничего во рту не было. Он думал о еде и не заметил, как откуда-то появились летучие мыши, такие же, как те, что напали на баржу.
     
Увидев одинокую птицу, они тут же начали снижаться.
     
— Держись, Пашка! — сказала Альта. — Попытаемся уйти.
     
Пашка обхватил шею Альты и прижался к птице всем телом. Крылья махали чаще, они казались голубыми занавесами, раздуваемыми ветром. Альта изменяла полет, ныряла вниз, взмывала вверх. Она летела быстрее мышей и была куда ловчее их, но мышей было не меньше десятка. И хоть почти все они промахивались, то одной, то другой удавалось дотянуться зубами до Альты… Вот одно перо взмыло в воздух и полетело, планируя, к земле. За ним второе…
     
     
Альта устала.
     
— Снижаемся, — сказала она. — Только бы дотянуть до поляны.
     
— А здесь нельзя?
     
— Нельзя! Здесь сплошная чаща, негде опуститься.
     
И тут одной из мышей удалось полоснуть зубами по крылу птицы.
     
Альта сразу полетела медленнее, часто взмахивая раненым крылом. Пашка всей душой чувствовал, как ей больно и тяжело. Почувствовали это и мыши, которые с новой яростью кинулись на Альту.
     
Удар, еще один… Острые желтые зубы мелькали со всех сторон. Пашка сумел развязать ремень на шее Альты и размахивал им, отбиваясь от мышей. Одной он угодил по морде, и она с воем стала падать вниз.
     
— Вот вам! — кричал Пашка. — Вот вам, стервятники! Ну давайте, смелее нападайте! Я вам покажу!
     
Он даже не сообразил, что Альта падает… Лишь у самой земли, на узкой прогалине между деревьями, она, отчаянно махая крыльями, задержала падение и, сев на землю, пробежала несколько шагов, волоча крыло.
     
Пашка свалился с птицы.
     
— В лес! — прошептала Альта.
     
Пашка помог ей спрятаться под укрытие деревьев.
     
Там было полутемно, сыро. Но, к счастью, летучие мыши не смогли последовать за своими жертвами и одна за другой поднялись в воздух. Они еще долго кружили над лесом, надеясь, что добыча к ним вернется.
     
— Плохо наше дело, — сказала птица.
     
— У тебя повреждено крыло!
     
— И боюсь, что серьезно.
     
— Можно, погляжу?
     
— Погоди, — сказала Альта. — Здесь недалеко есть развалины. Никто не знает, что там было раньше.
     
Альта побрела вперед. Она шла медленно, прихрамывая, крыло волочилось по земле, по перьям сочилась алая кровь.
     
Пашке хотелось поддержать птицу, помочь ей, но он не знал, как это сделать.
     
— Еще немного, — сказала Альта слабым голосом. — Осталось чуть-чуть…
     
Пашка увидел развалины, только когда они подошли к ним вплотную. Обвалившиеся бетонные стены, проемы окон, заплетенные лианами, груды плиток, провода… запустение.
     
Птица вошла в руины и тяжело опустилась на пыльный пол, усеянный камнями и сухими сучьями.
     
— Может, здесь они нас не найдут, — сказала птица.
     
— Кто?
     
— Хозяева этих мест. — Альта вздохнула и добавила: — Нельзя было лететь днем, когда летучие хищники вылетают за добычей. Я знала…
     
— Значит, я виноват, — сказал Пашка. — Прости. Это я проспал.
     
— Теперь поздно искать виноватого, — сказала птица.
     
— Можно, я погляжу, что у вас с крылом?
     
— А ты понимаешь?
     
— Я постараюсь.
     
Пашка осторожно осмотрел крыло. В двух местах он нашел глубокие раны, до кости. Из них все еще сочилась кровь.
     
Птица тихонько стонала.
     
— Нужно лекарство, — сказал Пашка. — Давайте я пойду пешком в Убежище. Вы скажите, как дойти. Вам необходима помощь.
     
— Нереально, — сказала Альта. — До Убежища идти полдня. И через самую чащу. Даже наши туда не заглядывают.
     
— Что же делать?
     
— Не знаю. Я всего только птица. Я привыкла доверять людям. Они лучше умеют думать.
     
Пашка был бы рад что-нибудь придумать. На Земле он обязательно бы придумал. Но что придумаешь посреди непроходимого леса, на чужой дикой планете?
     
— Вас будут искать? — спросил он.
     
— Как? Как нас найти? Я сбилась с пути.
     
— Но мы не можем сидеть всю жизнь в этом лесу!
     
— Ты прав. Значит, мы умрем. Прости, что я не выполнила своего обещания и не донесла тебя до Убежища.
     
— Не это важно, — сказал Пашка. — Дело не в нас с вами. Ведь в Убежище не знают, что вот-вот начнется общий поход против помников. Они не ждут его.
     
— Это ужасно! — сказала птица. — Я не переживу такого позора. Лучше умереть…
     
Альта распласталась на полу и спрятала голову под здоровое крыло.
     
«Типично птичья реакция, — подумал Пашка. — Скрыться от трудностей, спрятав голову под крыло!»
     
Он решил осмотреться. Он был убежден, что находчивый человек обязательно найдет выход из любой ситуации.
     
Пашка оставил птицу скорбеть, а сам отправился исследовать развалины.
     
Здание, в котором они спрятались, состояло из нескольких больших комнат. Крыша обвалилась, и кое-где приходилось перебираться через груды камней и бетонных плит. В одной из комнат Пашка увидел несколько столиков и стульев. Большая часть их была опрокинута, другие разломаны. Столики были маленькими, будто для карликов. Может, в этом доме когда-то жили пигмеи? Но неужели они потом так одичали? В следующей комнате — длинной, выходившей окнами в лес, — стояли кроватки. Тоже маленькие, пигмейские. На одной даже сохранились простыня и одеяло. Пашка дотронулся до одеяла, и оно тут же рассыпалось в прах. А из-под кровати выскочил, подняв клешни, сухопутный краб размером с тарелку и боком-боком побежал к Пашке, пугая его. Пашка не стал спорить, отступил. Конечно, всем известно, что ядовитых крабов не бывает, но это на Земле, а не в диком лесу на неизведанной планете. Ведь в лесу крабам тоже не положено водиться.
     
Из той комнаты вниз вела лестница. Ступеньки осыпались, лоскуты краски, отвалившиеся от стен, валялись на лестнице, как лужицы голубой воды. За приоткрытой дверью обнаружилась кухня. Да, вернее всего, это была кухня — на заржавевших плитах еще стояли кастрюли и сковородки. Грудой громоздились тарелки. На крюке висели полотенце и белый фартук, но Пашка, наученный горьким опытом, не стал до них дотрагиваться — знал, что рассыплются в пыль. «Те, кто жил здесь когда-то, — подумал Пашка, — ушли сразу, неожиданно. Бросили все как есть. Чего они испугались?»
     
Пашка прошел сквозь кухню и выбрался другой, узкой лестницей наружу. Лес, подходивший к дому, был здесь не так густ, в нем встречались прогалины и полянки. Одна из них, овальная, была окружена невысоким барьером из керамических плиток. Внутри барьера была впадина, облицованная белым. Большое корявое дерево выросло в центре впадины, разломав плитки. Пашка не сразу сообразил, что когда-то там был бассейн. Чуть дальше в кустах он отыскал площадку для игр, качели, большой мяч до половины врос в землю…
     
Зашуршало в кустах, и Пашке показалось, что за ним из чащи следят многочисленные злые глаза. Он спохватился, что отошел далеко от дома, и бросился назад. Шуршание сзади усилилось. Что-то черное мохнатое вылезло из лиан. Пашка чуть не свалился в бассейн, споткнулся о торчащий корень и стрелой добежал до разрушенного дома. Оглянулся. Никто его не преследовал.
     
И все-таки было очень страшно. Лес был чужой, зловещий, он подстерегал Пашку, следил за каждым его движением, а Пашка был безоружен и сам должен был охранять раненую птицу.
     
Он прошел вдоль стены дома. Вот и главная дверь. Над ней покосившаяся вывеска — золотые буквы на черном фоне:
     
      
«ЛЕСНЫЕ ПОЛЯНЫ»
      
Санаторий для детей
     
     
Как странно было увидеть эту надпись, напоминавшую о тех временах, когда на Крине были санатории, дети играли в мяч или купались в бассейне! Вот почему кровати такие маленькие!
     
Пашка заглянул в прихожую санатория. Увидел справа небольшую дверь. Толкнул ее, и она с грохотом упала внутрь.
     
Когда-то здесь был медицинский кабинет. На длинном белом пластиковом столе стоял непривычной формы микроскоп, в застекленном шкафу на полках — различные медицинские инструменты. Второй стол стоял у разбитого окна. На нем стопкой лежали бумаги… Пашка осторожно подошел к столу. Он не дотрагивался до бумаг. Только посмотрел, что там написано.
     
Дата, которая ничего не говорит, потому что на Крине свое летосчисление. Потом: «Расписание праздника проводов лема». «Праздничный ужин. Концерт гостей. Танцы. Костер на лужайке. Фейерверк».
     
Пашка неосторожно кашлянул — лист бумаги разлетелся в пыль.
     
«Фейерверк, — подумал Пашка, подходя к медицинскому шкафу, — концерт гостей, танцы… Что же случилось? Куда делись дети?»
     
Пашка просунул руку сквозь разбитое стекло шкафа. Как назло, не видно никаких бинтов или пластыря, чтобы перевязать Альту. Впрочем, это все разлетелось бы от прикосновения. «Возьму ножницы. Может, пригодятся. Почти оружие», — решил он.
     
В комнате стало темнее.
     
Пашка обернулся. В разбитое окно глядела страшная образина: мохнатая морда, оскаленные зубы, прижатые желтые уши — похоже на медведя, но очень большого желтого медведя.
     
— Иди отсюда! — крикнул Пашка скорее с перепугу.
     
Медведь еще шире оскалился и низко зарычал.
     
     
В следующее мгновение Пашки в комнате не было. Он выскочил в коридор. Куда бежать? Где птица?
     
И в этот момент он услышал тонкий крик.
     
Альта! Они напали на Альту!
    
    
Глава 16. Городские причалы
     
Ночь они скоротали кое-как, сбившись в кучку, — Ирия, Ручеек, Белка и Алиса. Белка все норовила забраться в середину, толкалась, а под утро проснулась и решила идти к братьям, сознаться во всем, сказать, что ее украли.
     
— Иди, — сонно сказал Ручеек. — Они тебя ждут.
     
Белка утихла.
     
Так они и дотерпели до утра, очнулись еле живые. Над рекой плыл туман, воины бродили по пояс в белой вате, расталкивали спящих, гнали их на баржу. Пигмеи дрожали, они были голодны, но кормить их не стали.
     
— Пошли умоемся, — сказала Ирия.
     
— Нельзя, — ответила Белка. — Мыться вредно. — Она подумала и добавила: — И холодно.
     
Но Ирия уже поднялась и шла к реке. Чтобы кандалы не звенели, она подобрала их, кандалы были тяжелыми, ей было трудно, но Ирия терпела и даже улыбалась, чтобы подбодрить Алису.
     
Белка осталась на берегу и все твердила, что Алиса и Ирия наверняка ведьмы, потому что нормальный человек по доброй воле мыться не будет, тем более холодной водой, да еще в речке, где водятся чудовища, которые тех, кто моется, обязательно утянут в воду.
     
Алиса побегала по берегу, размялась, стало чуть теплее.
     
Когда они вернулись, оказалось, что их уже разыскивают по кустам стражники. Близнецы хватились, что нет Пашки.
     
Их привели к близнецам, и Левый Крот спросил:
     
— Где мальчик, который умеет кувыркаться?
     
— Не знаю, — сказала Алиса.
     
— Не знаю, — пожала плечами Ирия.
     
Белка стояла неподалеку, в толпе пигмеев и молчала. Ручейка нигде не было видно.
     
— Ты мне его найди, — сказал Червяк Самыйтолстый. Он выплыл из тумана, словно обрюзгшее желтое насекомое. — Я у тебя одну девчонку не куплю. Я двоих хотел купить. Ты меня не обманешь.
     
— А я и не собирался продавать тебе моих рабов! — рявкнул Левый Крот. Он и без того был взбешен пропажей. А тут еще надутый Червяк.
     
— Если бы не мир, объявленный в стране, я бы не стал слушать твой гнусный визг! — взревел Червяк Самыйтолстый. — Но ты мне еще заплатишь за оскорбление. А девчонку я беру себе. Бесплатно.
     
Правый Крот выхватил меч — воинов у Кротов было куда меньше, чем у Червяка, но братья и не думали отступать. Червяк бесновался, грозил страшной местью. В конце концов его корабль отплыл, а братья со своими подручными еще долго обшаривали остров, споря, то ли мальчишка утонул, то ли его унесли летучие мыши… Алиса и Ирия покорно сидели у погасшего костра, ждали, чем кончатся поиски. Когда Пашку отчаялись отыскать, Алисе велели перейти на первый корабль. Кроты не хотели терять главную рабыню, так что полдня ей пришлось быть одной среди воинов. Правда, ее покормили вместе с ними. Алиса сидела на корме, глядела по сторонам, старалась высмотреть, что делают ее друзья на барже. Она видела, как, укрываясь от любопытных глаз за единорогами, Ирия шепталась о чем-то с Ручейком, и Алисе было грустно, что она ничего не слышит. Потом, уже днем, берега стали низкими, деревни пошли куда чаще. По берегам тянулись развалины, но было трудно угадать, заводы это, лаборатории или, может, какие-нибудь склады. Алиса увидела, как Ручеек сел у борта, к нему подошла Белка и они оживленно заговорили. Белка спорила, махала руками, сердилась. Ручеек смеялся, даже издали было видно, как сверкают на смуглом лице его белые зубы, и, судя по всему, Белка его вовсе не боялась. Забыла, что ли, что он помник?
     
Алиса помахала Ручейку рукой, тот улыбнулся в ответ. И вдруг потупился и отвернулся от Белки.
     
Алиса услышала скрипучий голос одного из Кротов:
     
— Погляди, брат, тебе это не кажется странным?
     
— Вижу, — ответил второй Крот. — Что-то он сегодня не похож на бе-пе.
     
— Как только приедем в Город, вели его схватить и как следует допросить. Может, это подглядчик помников.
     
— И я так думаю, — сказал второй брат.
     
Алису братья не принимали в расчет. Они отлично видели, что она сидит почти у их ног, но продолжали разговаривать о своих делах, в том числе и об Алисе.
     
— Жалко, что мальчишка утоп, — сказал Левый Крот.
     
— Может, уплыл? — спросил Правый Крот.
     
— Куда уплыл? В лес?
     
— Не знаю. За двоих мы бы получили куда больше.
     
— А мы и за одну получим неплохо, — сказал второй брат.
     
Алиса почувствовала, как ей на голову опустилась тяжелая рука в жесткой кожаной перчатке.
     
— Ты, девочка, постараешься? — спросил Левый Крот ласково.
     
Алиса решила, что сразу соглашаться не стоит.
     
— А зачем? — спросила она.
     
— Затем, чтобы сделать приятное нам с братом, — ответил Левый Крот.
     
— Я не хочу делать вам приятное, — сказала Алиса. — Вы моей тете руки железом сковали. Вы злые.
     
— Не сделаешь нам приятное, — сказал Правый Крот, — тебе будет плохо.
     
— И тетке твоей тоже. Она не знает, как надо себя вести, если знаменитые поклоны удостаивают тебя вниманием.
     
— Я боюсь, дяденька! — заныла Алиса. — Не наказывайте меня.
     
— Ладно, — смилостивился Правый Крот. — Ты старайся, и мы тебя не обидим. Хочешь яблоко?
     
— Спасибо, — сказала Алиса. — Но не продавайте меня этому страшному Червяку.
     
— Еще чего не хватало! — захохотал Левый Крот. — Да этот старый выжига за тебя и кошелька не даст. Мы тебя во дворец поведем!
     
— А он сказал, что меня отберет.
     
— Посмотрим, — ответил Левый Крот. — Мы, славные зубастые Кроты, все берем сами и никому ничего не отдаем.
     
Яблоко было диким. Алиса его съела, хоть скулы сводило от кислятины. Она продолжала изображать из себя запуганную, дикую девочку. «Лучше пусть они меня недооценивают», — думала она.
     
К середине дня, когда солнце поднялось высоко и стало припекать, корабли добрались до Города.
     
Было тихо, лишь мерно вскрикивал надсмотрщик, подгоняя гребцов. Остальные, разморенные теплом и мирным путешествием, дремали. Алиса глядела на берега, уже густо населенные, и думала: «Как там Пашка? Добрался ли он до Убежища? Нашел ли Гай-до? Нет, до Гай-до он, пожалуй, еще не добрался. Бедненький Гай-до, как он переживает, не зная, куда делась его хозяйка».
     
Корабль миновал высокий, могучий замок. На его башнях развевались флаги. Алиса уже достаточно присмотрелась к здешнему миру, чтобы понять, что и этот замок построен на руинах большого завода. За замком начинались кварталы Города. Город, как все по пути, оказался полуразрушенным. Люди жили в развалинах, покрытых соломенными крышами либо разномастной черепицей. Улицы, сбегавшие к реке, были пыльными, заросшими травой и кустами, кое-где видны были повозки, которые тянули быки или лошаденки, у самого берега Алиса увидела кузницу — кузнец мерно бил молотом по наковальне, потом промелькнул небольшой базарчик — несколько покосившихся лотков с фруктами. У берега покачивались долбленые лодки, в которых сидели рыболовы с удочками, хилый старичок в длинной синей тоге колотил палкой громадного полуголого раба, и тот покорно сносил удары. Потом Алиса увидела на площади между домами виселицу, на которой висел человек…
     
Вскоре пошли причалы. На причалах было оживленно. Там стояли десятки различных кораблей и плотов: некоторые с парусами, другие гребные. Корабли были раскрашены, на мачтах висели флаги с гербами. Алиса поняла, что это корабли поклонов и вкушецов, что съехались в столицу планировать поход против лесного Убежища.
     
Кормчий корабля Кротов углядел свободный причал, возле которого стояли несколько человек. Самый маленький из них, темнокожий, в полосатом длинном одеянии, при виде корабля замахал руками, как бы призывая: сюда, сюда!
     
Корабль ударился днищем о пологий берег, его занесло течением, надсмотрщик набросился на гребцов с кнутом, кормчий навалился на весло, один из воинов выбежал на нос и кинул веревку маленькому человеку, что стоял на деревянных мостках. Тот схватил веревку и потащил ее к тумбе. Он замотал веревку за тумбу, а когда он распрямился, Алиса поняла, что это пигмей Вери-Мери.
     
С корабля сбросили мостки, а тем временем матросы подтягивали к берегу баржу.
     
Братья легко сбежали по мосткам на причал. Вери-Мери склонился перед ними в поклоне.
     
— Мы ждем вас не дождемся! — воскликнул он. — Повелитель Радикулит Грозный гневается. Все поклоны уже собрались в столице. Ждут только вас.
     
— Подождут, — отмахнулся Правый Крот. — Что за спешка?
     
— Говорят, что послезавтра начало похода. Кто не успеет, будет объявлен врагом всех поклонов и имения его будут захвачены.
     
— Не суетись, — сказал Левый Крот. — Мы, кровожадные Кроты, никогда не отказывались от походов и битв. Говори, что еще?
     
— Не для враждебных ушей, — сказал Вери-Мери, вставая на цыпочки.
     
Оба Крота наклонились к нему, и Вери-Мери принялся шептать, подскакивая на месте, чтобы дотянуться до ушей своих господ. А те — видно, нарочно — не особенно старались наклоняться, будто издевались над доносчиком.
     
Алиса оглянулась. С баржи сгоняли рабов. Надо быстрее предупредить Ручейка, что братья подозревают его. Вот он спускается с баржи. Ирия идет в стороне, не замечая его. А где Белка? Белка среди пигмеев.
     
Алиса оглянулась на Кротов — они не смотрели на нее.
     
Алиса быстро пошла к Ручейку, наклонив голову, будто что-то искала на досках причала. Она смешалась с толпой несчастных голодных пигмеев.
     
— Ручеек, — позвала она негромко.
     
Ручеек будто не слышал, он тупо смотрел перед собой. Но задержался.
     
— Они видели, — сказала Алиса, — как ты говорил с Белкой. Они хотят тебя допросить, тебе надо бежать.
     
Ручеек продолжал идти вперед, глядя прямо перед собой.
     
— Ручеек, ты слышишь?
     
В этот момент Алиса услышала голос одного из братьев:
     
— Где эта проклятая девчонка?
     
Что делать?
     
— Ручеек! — крикнула Алиса.
     
Никакого ответа. К Алисе, расталкивая пигмеев, уже бежали воины. Пигмеи заверещали.
     
— Ручеек! — закричала отчаянно Алиса. — Беги!
     
Именно в этот момент Ручеек, который шел у края причала, скользнул в воду. Так быстро и ловко, что даже Алиса не заметила, как он исчез.
     
Тем временем воины добрались до нее. Старый Сук схватил ее больно за руку, и Алиса, не притворяясь, закричала:
     
— Больно! Больно! Что ты делаешь? Ирия, я к тебе хочу!
     
А Ирия, поняв, в чем дело, кинулась навстречу Алисе, громко крича:
     
— Иду, иду, моя дорогая! Что они с тобой сделали! Не смейте делать больно ребенку!
     
Гремя цепями, Ирия пробивалась к Алисе сквозь толпу пигмеев, что еще больше прибавило суматохи, и Алиса уже надеялась, что Ручеек благополучно убежит, как раздался крик Вери-Мери:
     
— Вот он! Держите его!
     
На берег, метрах в ста от причала, выбрался Ручеек. Он бросился вверх, стараясь скрыться между сараями, между сваленными в незапамятные времена и поросшими кустарником грудами бревен.
     
— Так я и знал! — взревел Правый Крот. — Я его давно подозревал!
     
Он выхватил меч и бросился следом за Ручейком. Второй брат крикнул:
     
— Стрелять! Где ваши луки, небо вас разрази!
     
Воины были заняты тем, что пытались собрать в кучу разбегающихся, орущих от страха пигмеев. Некоторые даже и не взяли своих луков с корабля. Но все же за минуту, пока Ручеек бежал к сараям, два или три воина успели натянуть луки. Взвизгнула тетива — стрелы унеслись вслед беглецу.
     
Вери-Мери бежал к Левому Кроту, волоча за повод оленя. Но тот только отмахнулся и закричал:
     
— Не стрелять! В брата попадете.
     
И правда, Правый Крот огромными прыжками уже догонял Ручейка. Алиса не выдержала и закричала:
     
— Скорей!
     
На пути Ручейка появился какой-то богато одетый мужчина. Он попытался, расставив руки, остановить беглеца, но тот сумел обогнуть его, зато Правый Крот врезался в неудачливого помощника. Не разбирая, кто прав, кто виноват, взбешенный Крот полоснул мечом по лицу человека. Тот упал, обливаясь кровью, но этой задержки было достаточно для того, чтобы Ручеек перемахнул через покосившийся забор и исчез в лианах сада, что начинался за забором.
     
Алиса смогла перевести дух.
     
— Ты чуть все не погубила, — сказала стоявшая рядом с ней Белка. — Зачем кричала? Что он, глухой, что ли?
     
— Я думала, что он не слышит.
     
— Глупая ты все-таки, — сказала Белка. — Если бы они его поймали, я бы тебя своими руками убила.
     
— Прости, — сказала Алиса. Она поняла, что в самом деле вела себя неумно.
     
Ирия подошла к ней. Воин все еще держал Алису за руку, но, видно, не знал, что делать дальше, и смотрел наверх, где вдоль забора, размахивая мечом, метался Правый Крот.
     
— Слушай, Алиса, — сказала Ирия по-русски, чтобы воин не понял, — нас продадут в рабство.
     
— Не может быть! Мы будем сражаться!
     
— Ни в коем случае! Ручеек все уладит. Он обещал. Нас купит его друг. Веди себя спокойно.
     
Воину не понравилось, что пленницы говорят непонятно. Он оттащил Алису от Ирии, проворчав:
     
— Хватит вам на ведьмином языке колдовать.
     
— Где девчонка? — спросил Левый Крот. Он уже понял, что брату не догнать Ручейка, и хотел сохранить хотя бы Алису.
     
— Веду! — ответил воин. — Здесь она.
     
Воин подтащил Алису к Кроту. Вери-Мери стоял рядом.
     
— Осмелюсь доложить, ваше поклонство, — сказал пигмей, — эта девчонка что-то кричала тому, который убежал.
     
— Я и сам слышал, — ответил Крот, недоверчиво глядя на Алису.
     
— Я не ему кричала, — сказала Алиса. — Я мою тетю звала.
     
На причал вернулся Правый Крот. Он был зол. Он шел, вытирая о штаны лезвие меча.
     
— Дьявол дернул его сунуться мне под меч, — сказал он.
     
Он поглядел наверх. Там, за сараями, уже собралась кучка людей, окружившая лежавшего на земле горожанина.
     
— Вы ранили старшину этого квартала, — сказал Вери-Мери. — Это будет вам дорого стоить.
     
— Еще не хватало платить за кровь простолюдина! — возмутился Правый Крот.
     
— Если бы ты быстрее бегал, — заметил его брат, — то поймал бы нашего раба, вместо того чтобы рубить горожан. Нам теперь на рынке ничего не продадут. Как в прошлый раз, когда ты избил вкушеца.
     
— Я заплачу! — быстро сказал Вери-Мери, кланяясь братьям. — Я вам обязан.
     
— Вот и отлично, — сказал Правый Крот.
     
Но Левый Крот был поумнее близнеца.
     
— Почему такая милость? — спросил он. — Я не слышал, чтобы ты хоть что-то в жизни делал бесплатно.
     
— Отвечу честно, — усмехнулся пигмей, — как всегда. Вы мне за это дадите продать ваших рабов. Может, мне удастся получить на этом несколько лишних монет.
     
— Я подумаю, — сказал Левый Крот.
     
— Еще чего не хватало! — возмутился его брат. — Я сам пойду их продавать. Если Вери-Мери этим займется, мы вообще с тобой голыми по миру пойдем.
     
— Господин шутит! — рассмеялся пигмей. — Мой любимый господин всегда шутит.
     
— Иди, — приказал ему Левый Крот. — Иди и заплати этим подонкам. Скажи, что мы добрые люди и не хотели лишней крови.
     
— Что за порядки в этом Городе? — расстраивался Правый Крот. — Этого не убей, этого не тронь! Где же наши права?
     
Вери-Мери побежал к сараям.
     
Правый Крот оглядел толпу пленников и велел старому воину Суку:
     
— Всех их на невольничий рынок! А где Белая Дама?
     
— Несут, — сказал воин.
     
И в самом деле, воины вытащили из трюма корабля завернутую в тряпки статую «Читательница».
     
— Грузите, — сказал Левый Крот.
     
Воины принялись привязывать статую между двух оленей.
     
С баржи свели единорогов. Они радовались тому, что наконец снова стоят на твердой земле, переступали золотыми копытами. Зеваки, что толпились у причала, оживленно перекликались при виде чудесных животных.
     
Воины садились на оленей, близнецы оседлали единорогов.
     
— Двинулись? — спросил Правый Крот.
     
— Готовы! — отозвался Сук.
     
Процессия тронулась в путь. Первым ехал молодой воин, который держал знамя — зеленое полотнище с оскаленной мордой волка. Затем, бок о бок, — братья Кроты. За ними вели Алису. Потом тянулась толпа пигмеев, и среди них шла Ирия Гай.
     
Алиса обернулась: какое печальное зрелище! Хорошо еще, что Гай-до не видит: знаменитого конструктора космических кораблей, одну из первых красавиц Галактики Ирию Гай уводят на невольничий рынок. Она идет, волоча тяжелые железные цепи, окруженная, как лебедь стаей воробьев, толпой пигмеев.
     
Не успели они миновать сараи, как из-за бревен выбежал Вери-Мери.
     
— Поклоны! — громким шепотом произнес он, подпрыгивая, чтобы его лучше услышали. — Впереди засада!
     
— Кто? — отрывисто спросил Правый Крот.
     
— Люди Червяка Самоготолстого.
     
— Так я и знал, — сказал Левый Крот. — Он хочет бесплатно заполучить акробатку. Ну, я ему покажу!
     
— Осмелюсь предложить, поклоны, — сказал Вери-Мери, — может быть, нам пройти вон той улицей?
     
— Почему? Мы не боимся этих разбойников.
     
— Но сейчас объявлен мир, и, если кто-то нарушит его, Правитель рассердится.
     
— Но ведь мир нарушает Червяк! — возмутился Левый Крот.
     
— Осмелюсь напомнить, — сказал Вери-Мери, — что Червяк Самыйтолстый при всей неприятности его характера — могучий поклон, который владеет обширными землями, а главное, приходится родственником госпоже Радикулит-Фаланге. Вы же — простые лесные бароны.
     
— Убью! — закричал Правый Крот. — Как ты смеешь нас унижать!
     
И прежде чем более осторожный брат успел его остановить, Правый Крот уже мчался, подстегивая своего единорога, вверх от реки. Левый Крот, а потом и воины помчались за ним. Остальные стали нещадно подгонять пленников, и пигмеям пришлось бежать на косогор.
     
Образовался довольно большой разрыв между первым отрядом и пленниками. Когда толпа пигмеев поравнялась с обширными, заросшими травой и кустарником развалинами, оттуда на них кинулись воины в желтых одеждах с нарисованными на них пантерами — засада Червяка Самоготолстого.
     
Воинов у Кротов было мало, и в начавшейся свалке их быстро одолели, отогнав от пленников. Из кустов донесся пронзительный голос Червяка:
     
— Вот она, в голубом, хватай ее!
     
Сразу два воина кинулись к Алисе, но тут ей на выручку пришла белокурая женщина, закованная в кандалы. Она подняла руки и начала размахивать цепями. Цепи свистели в воздухе, и воины присели от страха.
     
Услышав шум боя, возвратились основные силы Кротов.
     
Как метеоры ворвались Кроты в толпу. Они безжалостно рубили врагов направо и налево, мечи их сверкали как молнии.
     
Червяк Самыйтолстый выскочил из кустов и завопил, подпрыгивая:
     
— Что же вы, солдаты! Отважные, зубастые червяки! Бейтесь! Кротов меньше! Вперед!
     
Правый Крот увидел Червяка Самоготолстого и направил единорога в его сторону. Единорог буквально взвился в воздух и ударил Червяка копытами передних ног. Тот ахнул и рухнул на землю, как мягкая кукла, выброшенная на помойку.
     
При виде этого воины Червяка Самоготолстого с воплями бросились в разные стороны.
     
На этом бой и кончился.
     
     
Два воина из охраны Кротов погибли, несколько получили ранения, белая статуя валялась на земле. На земле корчились пигмеи, попавшие между сражавшимися и пострадавшие невинно, стонали порубленные воины Червяка…
     
«Сколько всего страшного, — подумала Алиса, — произошло за две минуты». Она поглядела на Ирию. Та стояла, опустив руки, и тяжело дышала.
     
— Славно мы с ними расправились, — сказал Правый Крот.
     
— Позволю не согласиться с великими воинами, — послышался голос Вери-Мери.
     
— Что еще? — спросил Правый Крот. Он спрыгнул на землю и старался стащить с пальцев Червяка драгоценные перстни.
     
— Повелитель будет гневаться и может вас казнить, — сказал Вери-Мери.
     
— Чепуха! Мы воины и поразили его в честном бою. Мы не устраиваем засад.
     
— Как вы это докажете? — сказал печально Вери-Мери.
     
— Тогда заплати за нас.
     
— Всех моих денег и всех ваших рабов не хватит, чтобы искупить эту смерть.
     
— Тогда мы едем обратно, — сказал Левый Крот.
     
— Червяки уже добежали до дворца, — сказал Вери-Мери. — Скоро за вами будет погоня. И вам от нее не уйти.
     
— Мы не боимся, — сказал тогда Правый Крот. — Мы мирные бароны. Мы пойдем к Повелителю и все расскажем.
     
— Нужно будет сделать очень необыкновенные подарки, — сказал Вери-Мери, — чтобы замолить ваш грех. Единственная надежда на то, что Повелителю нужны сегодня храбрые воины.
     
— А что мы ему дадим? — спросил Левый Крот. — Белую Даму?
     
— Не дам! — закричал Правый Крот.
     
— Когда ее у нас отнимут, мудрецы ее получат бесплатно, — возразил его брат.
     
— Разумно, — поддержал старшего близнеца Вери-Мери, — но одной Белой Дамы мало.
     
— У нас больше ничего нет, кроме пигмеев, — сказал Правый Крот.
     
— А эта акробатка? — спросил Вери-Мери. — Из-за нее толстый Червяк и напал на вас.
     
— Ни в коем случае! — воскликнул Правый Крот. — Ты нас хочешь разорить.
     
— У вас еще останутся пигмеи, это тоже хорошие деньги, — сказал Вери-Мери.
     
— Хорошо, — принял решение Левый Крот. — Сук, гони рабов на невольничий рынок. Девчонку берем во дворец.
     
Он ловко наклонился и, подхватив Алису, посадил перед собой на спину единорога.
     
Алиса кинула последний взгляд на Ирию.
     
— Вперед! — крикнул Левый Крот. — Мы должны успеть во дворец как можно скорее. С каждой минутой гнев Радикулита будет расти.
     
— Я прослежу за невольниками! — крикнул вслед Вери-Мери.
     
Алиса обернулась — Ирия осталась далеко позади.
     
«Ничего, — подумала Алиса. — Ирия в безопасности. О ней позаботится Ручеек. А я попаду во дворец и, может, узнаю что-нибудь важное о походе и потом расскажу Ручейку».
    
    
Глава 17. Совет в бывшем театре
     
Там, где тянулись деревянные причалы и стояли покосившиеся сараи, когда-то был речной порт. И можно было угадать, каким он был: ряды складов, от которых теперь остались лишь огрызки стен, подъездные пути для монорельсовых повозок и грузовиков, посадочные площадки для трейлеров… Когда этот порт в одночасье обезлюдел, он быстро пришел в упадок. Потом окрестные жители забрались в склады и растащили оттуда то, что могло представлять ценность в хозяйстве, но рельсы остались на месте — портальные краны, рухнув со временем, перегородили подъездные пути, как скелеты вымерших чудовищ. Лишь один каким-то чудом остался стоять, склонив набок острую морду. То, что было слишком тяжело или не пригодилось людям, так и продолжало валяться, ржаветь, гнить, пылиться. И потому некогда широкая улица, что вела от причалов вверх, к Городу, вынуждена была виться, огибая груды камней и бетона, проржавевшие бухты кабелей, рассыпавшиеся стопы стальных отливок, пустые контейнеры; на мостовой возвышались холмы и холмики, и теперь уж не угадать было, из чего такой холм возник, — то ли это была когда-то гора удобрений, высыпавшихся из мешков, то ли железная руда, то ли окаменевшая соль. Есть миллионы вещей и продуктов, без которых не обойтись цивилизованному обществу и которые непонятны, не нужны и даже вредны для первобытных людей. Среди этого запустения лениво бродили мелкие куры, вороны расклевывали чудом уцелевший пластиковый мешок. Из погнутой и пробитой в нескольких местах цистерны, на которой еще можно было угадать надпись «Ацетилен», выглядывала тощая собака, нищие и калеки сидели в ряд под выложенными цветными плитками в стене буквами «Холо…льник № 67», протягивали худые руки и бормотали:
     
— Подайте славным рыцарям, умирающим от голода!
     
Выше по склону склады кончились, и потянулись оплетенные лианами и диким виноградом, невероятные по размерам руины какого-то учреждения, передняя стена которого с дырками выбитых окон поднималась этажей на двадцать, а сквозь оконные проемы были видны небо и остатки гнутой арматуры. Дальше когда-то был район вилл и домов, которые прятались в садах. От садов остались редкие одичавшие деревья. Аллея высохших пальм вела к изысканным, вырезанным из розового камня воротам, от которых сохранилась лишь одна створка. Стены некоторых вилл стояли, перекрытые сверху жердями и кусками железа. Другие рухнули, и на их руинах выросли хижины и кривули-домики нынешних жителей Города.
     
А дорога вела все выше и выше, она обогнула стройное, ничуть не тронутое временем здание с высокой красной башней. Здание было обвешано разноцветными флагами. У входа стояли два вкушеца в синих тогах, расшитых серебряными звездами.
     
Братья-близнецы поклонились этому зданию, приложив руку к сердцу, воины гладили себя ладонями по щекам. Наверное, решила Алиса, это местный собор.
     
За собором с площади открылся вид на море. Вернее, на море и на небо сразу — они были голубыми и сливались на горизонте так незаметно, что не догадаешься, где кончается вода, а где начинается воздух.
     
С этой площадки открывался другой мир, он был шире, душистее и даже теплее. И теплота в нем была наполнена упругим ветром, который мог разгуляться, набрать силу и впитать в себя просторы моря, пышность облаков и запах соли…
     
Море было пустым. Только у берега, куда сбегали кривые узкие улочки, чернели полоски рыбачьих лодок, а далеко, у самого горизонта, виднелся одинокий белый парус.
     
Занудные, скучные и пыльные запахи города сразу исчезли…
     
Единороги замерли, глядя вперед, — возможно, они никогда еще не видели моря и не знали, какие бывают в мире просторы. Один из единорогов легонько ударил золотым копытом по камню, и из камня вырвался столб искр. Братья тоже не двигались и тоже молча глядели вперед; они были лесными жителями, а в лесу горизонт всегда закрыт деревьями, мир огражден зелеными стенами.
     
Сзади слышалось дыхание воинов. Но никто не сказал ни слова.
     
И неизвестно, сколько бы длилась эта сцена, если бы не пронзительный голос Вери-Мери:
     
— Поклоны, поклоны, мы не можем задерживаться!
     
— Проклятие! — Левый Крот ударил единственным сапогом в бок единорога, тот недовольно дернул головой, но подчинился и медленно начал спускаться вниз.
     
Они долго ехали по улицам, кривым и вблизи совсем не таким приятным и веселым, какими казались с верхней площади. Они были пыльными и грязными, там стояла вонь от жаровен, бродили облезлые псы, из-за покосившихся заборов вылезали цепкие колючки кустов, в пыли возились грязные детишки. Море часто пропадало из виду, но присутствие его все равно ощущалось — сейчас откроется за поворотом, сейчас блеснет между кустов.
     
Минут через десять они выехали на большой плац, окруженный некогда роскошными, а теперь запущенными и полуразрушенными строениями. На фронтоне одного из них, над колоннами — пять на месте, шестая рухнула и валяется, рассыпавшись на каменные бочонки, — выбиты слова: «Музей искусств». Перед музеем — деревянные ящики, затянутые с одной стороны решетками. В ящиках скорчились голые люди. К столбу, врытому в землю перед входом в музей, был привязан человек, два других полосовали его бичами, и после каждого удара на спине несчастного вздувалась красная полоса.
     
— Что там? — спросила Алиса.
     
— Тюрьма, — ответил Левый Крот равнодушно.
     
— Тюрьма? А раньше что было?
     
— Здесь всегда была тюрьма, — откликнулся Вери-Мери, что семенил рядом с единорогом, стараясь не отстать. — Там даже написано: «Тюрьма». — И он показал потной ручкой на надпись: «Музей искусств».
     
— Кто вам сказал? — спросила Алиса.
     
— Все знают, — ответил Вери-Мери.
     
Рыцари свернули к другому, самому большому на той площади дому. И не надо было быть мудрецом, чтобы догадаться, что там когда-то был театр: над широким входом, к которому вела пологая лестница, виднелись полустертые изображения поющих и танцующих фигур.
     
Сейчас сбоку от лестницы к невысоким столбикам был прибит длинный брус — коновязь, стояли привязанные к нему лошади, одни под попонами, другие с разукрашенными седлами, рядом лежали носилки. Вокруг толпились слуги и воины.
     
Кроты спрыгнули с единорогов, появление которых вызвало оживление среди челяди и охраны.
     
Воины Кротов отвязали и положили на землю статую «Читательницы». Вери-Мери осмотрел Алису и остался недоволен.
     
— Она одета не так, — сказал он.
     
— Так раздень ее, — отмахнулся Левый Крот.
     
Кроты волновались, они боялись того, что ждет их, но скрывали страх за грубостью. Кричали на воинов, топали, говорили громко.
     
Вери-Мери рванул Алису за рукав серенького платьица, что дала ей Речка, которое она надела поверх комбинезона.
     
— Это сними! — приказал он.
     
Алиса не выносила, когда ее хватают даже за рукав. Разумеется, старших бить нельзя… Но тут она не выдержала, схватила пигмея за руку, вывернула ее назад и сделала ему подсечку. Пигмей взлетел в воздух и шлепнулся задом о каменную мостовую.
     
Как он взвыл! Рыцари схватились за мечи, слуги и воины, окружившие их, захохотали. Никто не любил Вери-Мери.
     
— Убью! — завопил пигмей, поднимаясь и потирая ушибленный копчик.
     
— Только попробуй! — ответила Алиса.
     
— Хватит шуметь, — сказал Левый Крот. — Пускай остается как есть. Еще не хватало нам устраивать драки перед дворцом Повелителя.
     
По лестнице к ним уже спешил какой-то поклон, на лице которого были нарисованы желтые и зеленые круги, в ушах висели тяжелые медные серьги, длинная розовая тога развевалась, как облако.
     
— Что за шум?! — закричал поклон. — Вы забыли, где находитесь?
     
— Мой слуга нечаянно упал, — сказал Левый Крот. — Это больше не повторится.
     
Правый Крот промолчал, но Алиса увидела, как побелели его пальцы, которыми он схватился за рукоять меча.
     
— Так чего же вы здесь прохлаждаетесь? — сердился вельможа. — Все уже собрались. Как докладывать?
     
За его спиной стояли два стражника с обнаженными мечами.
     
— Доложи: Великие и Кровожадные Кроты, бароны леса, — сказал Правый Крот, — прибыли просить защиты, милости Повелителя и принесли с собой дары.
     
— Кроты? Вам запрещено входить во дворец, — сказал вельможа. — Вы нарушили мир в столице и, предательски напав из-за угла, убили знаменитого и величественного поклона Червяка Самоготолстого.
     
— Клевета! — воскликнул Левый Крот. — Чье слово против нашего?
     
— Слово его воинов.
     
— Слово воинов — грязь и ничтожество перед словом поклонов, — сказал Правый Крот и решительно пошел к лестнице.
     
— Стойте, ждите! — Вельможа отступал перед рыцарями, которые решительно шагали вверх по ступеням.
     
— А вы за нами! — обернулся Левый Крот к воинам и Алисе. — Девчонка, статуя — все здесь?
     
Вельможа повернулся и кинулся внутрь театра.
     
Стражники, хоть и держали мечи перед собой, медленно отступали, не смея напасть на знаменитых разбойников.
     
Так они и прошли через холл театра, где сохранились окошки, над которыми было написано «касса», мимо холла с остатками гардероба.
     
Тут их ждал следующий заслон. Это были воины громадного роста в кольчугах и стальных шлемах. На плече каждого, вцепившись когтями в кожаную подушечку и уставившись желтыми злыми глазами на пришельцев, сидел орел. В руках они держали раздвоенные на концах короткие мечи.
     
Между воинами стоял длинноносый старик с острой седой бородой, на голове которого возвышалось чучело попугая.
     
— Остановитесь! — произнес старик. — Вы нарушаете тишину дворца. Нам не нужны разбойники в нашем великом и культурном государстве.
     
— Мы требуем, — сказал Левый Крот, — чтобы нас провели пред сверкающие очи Радикулита Грозного, нашего господина и покровителя.
     
— Вы нарушили закон!
     
— Закон? — сказал Левый Крот. — Закон устанавливают благородные поклоны. Пусть судит нас сам Повелитель.
     
— Тогда отдайте оружие, — сказал старик, — и вас выслушают.
     
Братья переглянулись. Они колебались. Но впереди стояли стражи в кольчугах, с орлами на плечах.
     
— Разрешите нам взять с собой подарки Повелителю? — спросил Левый Крот.
     
— Подарки всегда разрешается брать, — согласился старик.
     
Мечи братьев звякнули об пол. Их воины, что несли Белую Даму, тоже положили на пол оружие.
     
Старик подошел к дверям, над которыми была надпись: «Партер», распахнул их и воскликнул:
     
— Рыцари лесного замка, кровожадные зубастые Кроты приползли на брюхе просить милости и прощения Повелителя Радикулита Грозного.
     
Голос его гулко разносился по зрительному залу.
     
В ответ послышался гул многочисленных голосов. Затем голоса стихли и послышался низкий хриплый голос:
     
— Пусть войдут.
     
Они вошли в зрительный зал.
     
Давно в нем не играли спектаклей. Давно уже упали, сгнили портьеры, слезла бархатная обивка с кресел, да и кресел почти не осталось. Лишь десятка два, кое-как сбитых и починенных, обтянутых мешковиной, стояли полукругом в пустом и гулком зале. В креслах сидели поклоны.
     
На сцене стоял великолепный трон, освещенный множеством факелов и свечей. Трон был белый, с высокой спинкой, белыми подлокотниками, с двигающейся полочкой под рукой, чтобы можно было положить на нее что захочешь… И тут только Алиса сообразила: это же старинное зубоврачебное кресло!
     
В кресле сидел пожилой мужчина с перебитым носом. Его редкие пегие волосы были собраны в пучок на макушке. Пучок был охвачен узкой золотой полоской с зубцами — короной. Одет мужчина был просто — в кольчугу на голое тело. Лишь на пальцах сверкали перстни. На переносице Повелителя были очки с одним стеклом. Он снял очки, протер стекло, глядя на вошедших, которые растворились в полутьме громадного зрительного зала, снова надел их.
     
Алиса обратила внимание на то, что на сцене стоит еще и большой шкаф. Где же она его видела? Конечно же, он стоял на плоту, который плыл по реке! И в шкафу ехал знаменитый и великий Столп невежества. Покровитель беспамятства. Главный вкушец Клоп Небесный.
     
Пока Повелитель манипулировал с очками, дверцы шкафа раскрылись и оттуда выглянул Клоп в синей хламиде, расшитой серебряными звездами.
     
— Позор! — воскликнул он. Сделал шаг назад, и двери шкафа закрылись вновь.
     
— Позор! — закричали поклоны, что собрались в зале. Они подпрыгивали в креслах, размахивали кулаками, строили рожи, но, правда, ни один не поднялся с места и не посмел подойти к Кротам, что стояли у дверей зала плечом к плечу, набычившись, нахохлившись, готовые сражаться до конца.
     
— Не надо, — сказал тихо Радикулит Грозный, — зачем же так! Мы все здесь друзья, мы все настоящие поклоны. Если мы будем ссориться, кто же будет нас бояться, дети мои?
     
— Они убили Червяка Самоготолстого!
     
— Знаю и скорблю, — сказал Повелитель, почесывая пучок волос, что торчал над короной. — Тем более что Червяк Самыйтолстый был моим возлюбленным родственником. И потому я строго накажу наших неразумных детей — баронов леса, кровожадных Кротов. Мы решим этот вопрос сейчас же. Подойдите ближе к моему трону, гадкие дети!
     
Кроты одновременно поклонились и поспешили к сцене.
     
— Стойте! — приказал им старик с попугаем на голове, когда они подошли близко. И как бы в ответ на его слова из оркестровой ямы поднялся лес копий и верхушки шлемов — оказывается, там затаились воины охраны.
     
Братья замерли.
     
Алиса, которая осталась стоять у входа, рядом с двумя воинами, разглядывала зал.
     
Вместо задника на сцене висели флаги, на каждом был нарисован белый слон. Алиса уже достаточно знала про этот мир, чтобы догадаться, что слон и называется здесь Радикулитом.
     
По сторонам сцены, незаметные, пока глаза не привыкли к полумраку, стояли две кучки людей. Справа — вкушецы, этих Алиса уже научилась узнавать, слева — мужчины, большей частью пожилые, бородатые, длинные одежды которых были изукрашены геометрическими знаками, словами, буквами, цифрами и непонятными значками. На головах этих людей были высокие черные цилиндры.
     
За троном возвышались два гигантского роста телохранителя, на головах которых были странные, чем-то знакомые шлемы — круглые, с кольцом сбоку. В кольца были вставлены пучки перьев. Что же напоминали эти шлемы? И тут Алиса не выдержала и громко засмеялась. Она поняла, что на головах главных телохранителей ночные горшки. С ручками.