1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
Средь вечных нимф, на небе неугасных,[1585]    

     

     28    

     

Так, видел я, над тысячей огней    

Одно царило Солнце,[1586] в них сияя,    

Как наше – в горних светочах ночей.[1587]    

     

     31    

     

В живом свеченье Сущность световая,    

Сквозя, струила огнезарный дождь    

Таких лучей, что я не снес, взирая.    

     

     34    

     

О Беатриче, милый, нежный вождь!    

Она сказала мне: «Тебя сразила    

Ничем неотражаемая мощь;    

     

     37    

     

Затем что здесь – та Мудрость, здесь –  та Сила,    

Которая, вослед векам тоски,    

Пути меж небом и землей открыла».    

     

     40    

     

Как пламень, ширясь, тучу рвет в  куски,    

Когда ему в ее пределах тесно,    

И падает, природе вопреки,    

     

     43    

     

Так, этим пиршеством взращен чудесно,    

Мой дух прорвался из своей брони,    

И что с ним было, памяти безвестно.    

     

     46    

     

«Открой глаза и на меня взгляни!    

Им было столько явлено, что властны    

Мою улыбку выдержать они».    

     

     49    

     

Я был как тот, кто, пробудясь,  неясный    

Припоминает образ, но, забыв,    

На память возлагает труд  напрасный, –    

     

     52    

     

Когда я услыхал ее призыв,    

Такой пленительный, что на скрижали    

Минувшего он будет вечно жив.    

     

     55    

     

Хотя б мне в помощь все уста звучали,    

Которым млека сладкого родник    

Полимния и сестры[1588] изливали,    

     

     58    

     

Я тысячной бы доли не достиг,    

Священную улыбку воспевая,    

Которой воссиял священный лик;    

     

     61    

     

И потому в изображенье Рая    

Святая повесть скачет иногда,    

Как бы разрывы на пути встречая.    

     

     64    

     

Но столь велики тягости труда,    

И так для смертных плеч тяжка натуга,    

Что им подчас и дрогнуть – нет стыда.    

     

     67    

     

Морской простор не для худого струга –    

Тот, что отважным кораблем вспенен,    

Не для пловца, чья мысль полна  испуга.[1589]    

     

     70    

     

«Зачем ты так в мое лицо влюблен,    

Что красотою сада неземного,    

В лучах Христа расцветшей, не  прельщен?    

     

     73    

     

Там – роза[1590], где божественное  Слово    

Прияло плоть; там веянье лилей,[1591]    

Чей запах звал искать пути благого».    

     

     76    

     

Так Беатриче; повинуясь ей,    

Я обратился сызнова к сраженью,    

Нелегкому для немощных очей.    

     

     79    

     

Как под лучом, который явлен зренью    

В разрыве туч, порой цветочный луг    

Сиял моим глазам, укрытым тенью,    

     

     82    

     

Так толпы светов я увидел вдруг,    

Залитые лучами огневыми,    

Не видя, чем так озарен их круг.    

     

     85    

     

О благостная мощь, светя над ними,    

Ты вознеслась, свой облик затеня,    

Чтоб я очами мог владеть моими.    

     

     88    

     

Весть о цветке, чье имя у меня    

И днем и ночью на устах, стремила    

Мой дух к лучам крупнейшего огня.    

     

     91    

     

Когда мое мне зренье отразило    

И яркость и объем звезды живой,    

Вверху царящей, как внизу царила,    

     

     94    

     

Спустился в небо светоч огневой[1592]    

И, обвиваясь как венок текучий,    

Замкнул ее в свой вихорь круговой.    

     

     97    

     

Сладчайшие из всех земных созвучий,    

Чья прелесть больше всех душе мила,    

Казались бы как треск раздранной  тучи,    

     

     100    

     

В сравненье с этой лирой, чья хвала    

Венчала блеск прекрасного сапфира,    

Которым твердь светлейшая светла.    

     

     103    

     

«Я вьюсь, любовью чистых сил эфира,    

Вкруг радости, которую нам шлет    

Утроба, несшая надежду мира;    

     

     106    

     

И буду виться, госпожа высот,    

Пока не взыдешь к сыну и святые    

Не освятит просторы твой приход».    

     

     109    

     

Такой печатью звоны кольцевые    

Запечатлелись; и согласный зов    

Взлетел от всех огней, воззвав к  Марии.    

     

     112    

     

Всех свитков мира царственный покров,[1593]    

Дыханьем божьим жарче оживляем    

И к богу ближе остальных кругов,    

     

     115    

     

Нас осенял своим исподним краем    

Так высоко, что был еще незрим    

И там, где я стоял, неразличаем;    

     

     118    

     

Я был бессилен зрением моим    

Последовать за пламенем венчанным,    

Вознесшимся за семенем своим.[1594]    

     

     121    

     

Как, утоленный молоком желанным,    

Младенец руки к матери стремит,    

С горячим чувством, внешне излиянным,    

     

     124    

     

Так каждый из огней был кверху взвит    

Вершиной, изъявляя ту отраду,    

Которую Мария им дарит.    

     

     127    

     

Они недвижно представали взгляду,    

«Regina coeli»[1595] воспевая так,    

Что я доныне чувствую усладу.    

     

     130    

     

О, до чего прекрасный собран злак    

Ларями этими,[1596] и как богато,    

И как посев их на земле был благ!    

     

     133    

     

Здесь радует сокровище, когда-то    

Стяжанное у Вавилонских вод    

В изгнанье слезном, где отверглось  злато.[1597]    

     

     136    

     

Здесь древний сонм и новый сонм[1598]  цветет,    

И празднует свой подвиг величавый,    

Под сыном бога и Марии, тот,    

     

     139    

     

Кто наделен ключами этой славы.[1599]    

     

     

    

     

 Песнь двадцать  четвертая    

     

Восьмое,  звездное небо (продолжение)    

     

     

     1    

     

О сонм избранных к вечере великой    

Святого агнца, где утолено    

Алканье всех! Раз всеблагим владыкой    

     

     4    

     

Вот этому вкусить уже дано    

То, что с трапезы вашей упадает,    

Хоть время жизни им не  свершено, –    

     

     7    

     

Помыслив, как безмерно он желает,    

Ему росы пролейте! Вас поит    

Родник, дарящий то, чего он чает».    

     

     10    

     

Так Беатриче; радостный синклит    

Стал вьющимися на осях кругами[1600]    

И, как кометы, пламенем повит.    

     

     13    

     

И как в часах колеса ходят сами,    

Но в первом – ход неразличим извне,    

А крайнее летит перед глазами,    

     

     16    

     

Так эти хороводы, движась не    

Однообразно, медленно и скоро,    

Различность их богатств являли мне.    

     

     19    

     

И вот из драгоценнейшего хора    

Такой блаженный пламень[1601]  воспарил,    

Что не осталось ярче в нем для взора;    

     

     22    

     

Вкруг Беатриче трижды он проплыл,    

И вспомнить о напеве, им пропетом,    

Воображенье не находит сил;    

     

     25    

     

Скакнув пером, я не пишу об этом;    

Для этих складок[1602] самые мечты,    

Не только речь, чрезмерно резки  цветом.    

     

     28    

     

«Сестра моя святая, так чисты    

Твои мольбы, что с чередой блаженной    

Меня любовью разлучила ты».    

     

     31    

     

Остановясь, огонь благословенный,    

Направя к госпоже моей полет    

Дыханья, дал ответ вышереченный.    

     

     34    

     

И та: «О свет, в котором вечен тот,    

Кому господь от этого чертога    

Вручил ключи, принесши их с высот,    

     

     37    

     

Из уст твоих, насколько хочешь  строго,    

Да будет он о вере вопрошен,    

Тебя по морю ведшей, волей бога.    

     

     40    

     

В любви, в надежде, в вере – прям ли  он,    

Ты видишь сам, взирая величаво    

Туда, где всякий помысл отражен.    

     

     43    

     

Но так как граждан горняя держава    

Снискала верой, пусть он говорит,    

Чтобы, как должно, воздалась ей  слава».    

     

     46    

     

Как бакалавр[1603], вооружась, молчит    

И ждет вопроса по тому предмету,    

Где он изложит, но не заключит,[1604]    

     

     49    

     

Так точно я, услыша просьбу эту,    

Вооружал всем знаньем разум мой    

Перед таким учителем к ответу.    

     

     52    

     

«Скажи, христианин, свой лик открой:    

В чем сущность веры?» Я возвел зеницы    

К огню, который веял предо мной;    

     

     55    

     

Потом, взглянув, увидел проводницы    

Поспешный знак – словесному ручью    

Излиться дать из мысленной криницы.    

     

     58    

     

«Раз мне дано, чтоб веру я мою    

Пред мощным первоборцем исповедал,    

Пусть мысль мою я внятно  разовью! –    

     

     61    

     

Сказал я. – Как о вере нам  поведал    

Твой брат,[1605] который с помощью  твоей    

Идти путем неверным Риму не дал,    

     

     64    

     

Она – основа чаемых вещей    

И довод для того, что нам незримо;    

Такую сущность полагаю в ней».    

     

     67    

     

И он: «Ты мыслишь неопровержимо,    

Коль верно понял смысл, в каком она    

Им как основа и как довод мнима».    

     

     70    

     

И я на это молвил: «Глубина    

Вещей, мне явленных в небесной сфере,    

Для низменного мира столь темна,    

     

     73    

     

Что там их бытие – в единой вере,    

Дающей упованью прочно стать;    

Чрез то она – основа в полной мере.    

     

     76    

     

Нам подобает умозаключать    

Из веры там, где знание невластно;    

И доводом ее нельзя не звать».    

     

     79    

     

И я услышал: «Если б все так ясно    

Усваивали истину, познав, –    

Софисты ухищрялись бы напрасно».    

     

     82    

     

Горящая любовь, так продышав,    

Добавила: «Неуличим в изъяне    

Испытанной монеты вес и сплав;    

     

     85    

     

Но есть ли у тебя она в кармане?»    

И я: «Да, есть, блестяща и кругла.    

И я не усомнюсь в ее чекане».    

     

     88    

     

Опять, вещая, голос издала    

Глубь света: «Этот бисер,[1606]  всех дороже,    

Рождающий все добрые дела,    

     

     91    

     

Где ты обрел?» Я молвил: «Дождь  погожий    

Святого духа, щедро пролитой    

Равно по ветхой и по новой коже,[1607]    

     

     94    

     

Есть силлогизм, с такою остротой    

Меня приведший к правильным основам,    

Что мнится мне тупым любой иной».    

     

     97    

     

И я услышал: «В ветхом или в новом    

Сужденье – для рассудка твоего    

Что ты нашел, чтоб счесть их божьим  словом?»    

     

     100    

     

Я молвил: «Доказательство того –    

Дела;[1608] для них железа не  калило    

И молотом не било естество».    

     

     103    

     

Ответ гласил: «А в том, что это было,    

Порука где? Что доказательств ждет,    

То самое свидетельством служило».    

     

     106    

     

«Вселенной к христианству  переход, –    

Сказал я, – без чудес, один,  бесспорно,    

Все чудеса стократно превзойдет;    

     

     109    

     

Ты, нищ и худ, принес святые зерна,    

Чтобы взошли ростки благие там,    

Где вместо лоз теперь колючки терна».    

     

     112    

     

Когда я смолк, по огненным кругам    

Песнь «Бога хвалим» раздалась святая,    

И горний тот напев неведом нам.    

     

     115    

     

И этот князь, который, увлекая    

От ветви к ветви, чтобы испытать    

Меня в листве довел уже до края,    

     

     118    

     

Так речь свою продолжил: «Благодать,    

Любя твой ум, доныне отверзала    

Твои уста, как должно отверзать,    

     

     121    

     

И я одобрил то, что вверх всплывало.    

Но самой этой веры в чем предмет,    

И в чем она берет свое начало?»    

     

     124    

     

«Святой отец и дух, узревший свет,    

В который верил так, что в гроб  спустился,    

Юнейших ног опережая след,[1609] –    

     

     127    

     

Я начал, – ты велишь, чтоб я  открылся,    

В чем эта вера твердая моя    

И почему я в вере утвердился.    

     

     130    

     

Я отвечаю: в бога верю я,    

Что движет небеса, единый, вечный,    

Любовь и волю[1610], недвижим, дая.