1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
— Слушаю и повинуюсь. — Горбун протянул руку, чтобы помочь жрецу сойти на берег.
     
— Отойдем, — сказал Клоп Небесный. — Чужие уши не должны слышать наших высоких бесед.
     
— Воистину, — ответил Таракан.
     
— Клоп с Тараканом, — фыркнул Пашка. — Смешно!
     
— Никто не думает, что это смешно. А кто подумал, уже умер, — сказала Речка.
     
Горбун в полосатом наряде и лиловый жрец с солнцем на голове пошли к кустам. За ними, на некотором отдалении, последовали стражники и монахи.
     
Горбун остановился совсем рядом с затаившейся в кустах Алисой.
     
— Вроде бы здесь можно поговорить, — сказал он.
     
— Да, они не услышат, — ответил жрец.
     
Они зашли за куст, и жрец откинул чадру. Под ней оказалось бледное лицо, изрезанное морщинами. Из вышитой бисером сумки, что висела у пояса, жрец достал кисет и курительную трубку. Набил трубку табаком, потом вытащил из сумки кремень и огниво. Раскурил трубку. Горбун стоял молча, глядел на жреца. Потом спросил:
     
— И какое же наказание положено тобой, Клоп Небесный, за такой грех?
     
— Медленное поджаривание на костре, — ответил тот, усмехнувшись. — Курение — страшный грех…
     
Жрец с наслаждением затянулся.
     
— … с переходом всего имущества твоему храму, — закончил горбун прерванную жрецом фразу.
     
— Не пропадать же деньгам грешника, — кивнул жрец.
     
— Тогда и я согрешу, — сказал горбун.
     
— Греши, уважаемый Таракан, — согласился жрец.
     
В руках горбуна оказалась плоская медная фляга. Горбун отхлебнул из нее и спросил, вытирая тонкие голубые губы:
     
— О чем ты хотел поговорить со мной, властитель звезд?
     
— Там, в Убежище, — сказал жрец, — как доносят мои люди, есть много странных и даже чудесных вещей.
     
— Я слышал об этом, — согласился горбун.
     
— Плохо будет, если они попадут в руки недостойным.
     
— Или дуракам, — сказал горбун.
     
— Как видишь, мы мыслим с тобой одинаково, мой ученик, — сказал жрец. — Главное — не высовываться. Наши отряды невелики.
     
— Конечно, — сказал горбун, прихлебывая из плоской бутылки. — Эти бандиты-близнецы приведут с собой целую орду мерзавцев.
     
— И его Повелительство имеет армию.
     
— Наши люди не пойдут в первых рядах, — сказал горбун.
     
— Они должны остаться в живых…
     
— Чтобы забрать все чудесные вещи, что спрятаны нечестивцами.
     
Заговорщики замолчали.
     
Алисе очень хотелось чихнуть. Но она лежала так близко к горбуну, что видела каждую ниточку на его полосатых штанах.
     
«Он же похож на осу, — подумала она. — На желто-синюю осу».
     
— А теперь мне хотелось поговорить с тобой еще об одном деле, — сказал жрец, понижая голос.
     
— Я слушаю, несравненный Клоп.
     
— Наше Повелительство великий Радикулит…
     
— Да славится имя его! — воскликнул горбун.
     
— Да славится имя его, — тихо повторил жрец, — стареет.
     
— Но он еще крепок.
     
— Он еще крепок, но стареет. И мы обязаны думать о том, кто займет его место в случае несчастья…
     
Алисе жутко хотелось чихнуть. Она чесала переносицу, но не помогало, она извивалась на песке, стараясь удержаться…
     
И чихнула!
     
Заговорщики подпрыгнули от неожиданности и бросились бежать к берегу.
     
Впереди несся Клоп Небесный, подобрав лиловую рясу и мелькая худыми голыми ногами. За ним, подпрыгивая, семенил горбун.
     
— Стража! — кричал он на бегу. — Оцепить кусты! Никто не должен уйти живым! Там враги! Там подглядчики!
     
— Бежим! — крикнула Речка.
     
Она первой кинулась в гущу кустарника. Колючки цеплялись за рукава, корни — за башмаки, сзади доносились вопли.
     
— Сюда! — крикнула Речка и пропала из глаз.
     
Оказалось, что в гуще кустарника есть лаз. Алиса нырнула туда.
     
Пещера. Вернее, яма в обрыве, тесная и сырая. Вчетвером они еле в ней поместились.
     
— Теперь тихо, — сказала Речка. — Я думаю, они нас не найдут. Я тут уже не раз пряталась.
     
— Зачем пряталась? — спросил Пашка.
     
— То работорговцы, то люди горбуна, то разбойники — мало ли кто хотел меня утащить.
     
— Ну и жизнь, — сказал Пашка. — Никакой справедливости.
     
— А какая может быть справедливость для бедных?
     
— С этим надо кончать, — сказал Пашка.
     
— Трудно.
     
— Но ведь раньше было иначе, — сказала Алиса.
     
— Тише, — прошептала Ирия.
     
Алиса понимала: Ирию сжигает желание скорее вернуться в лес, найти Тадеуша. И раз приходится терпеть и ждать, она будет терпеть и ждать, но мысленно она не здесь, она в лесу.
     
Перекликались голоса. Солдаты и жрецы прочесывали кусты в поисках злоумышленников.
     
В пещерке было душно, с потолка сыпалась земля. Казалось, что прошел целый час, прежде чем крики солдат утихли.
     
— Можно вылезать? — прошептал Пашка.
     
— Погоди, — ответила девушка, — они могли затаиться. Вкушецы ужасно хитрые. Они привыкли ловить людей. Люди думают, что опасность миновала, а они сидят и подстерегают.
     
И снова потянулось ожидание.
     
— А кто такие помники? — спросила вдруг Ирия. — Они живут в лесу?
     
— Они живут в Убежище, — сказала Речка.
     
— Они плохие?
     
— Все думают, что они плохие, а они хорошие.
     
— Они не причинят вреда нашим друзьям?
     
— Если ваши друзья хорошие, то не причинят.
     
— А почему они живут в лесу?
     
— А где же еще жить? — спросила девушка.
     
— А почему твой отец их не любит?
     
— А помников никто не любит, — ответила Речка. — Их боятся. Вы же слышали, Клоп с Тараканом собираются в поход на помников.
     
— Почему?
     
— Потому что помники крадут детей.
     
— Так это же плохо!
     
— Это хорошо, — уверенно сказала девушка. — Они моего брата украли. И меня украли. Только я вернулась.
     
— Убежала? — спросил Пашка.
     
— Нет. Я подглядчица, — сказала Речка.
     
Пашка ничего не понял. Речка прошептала:
     
— Я вылезу наружу, посмотрю…
     
— Осторожнее, — сказала Ирия.
     
— Я очень осторожная, — ответила Речка и выбралась из пещеры.
     
Алиса смотрела ей вслед. Девушка проползла между кустами и замерла, прислушиваясь.
     
В кустах возник какой-то шум.
     
— Осторожнее! — прошептала Алиса.
     
Но девушка поднялась и пошла навстречу шуму.
     
Из кустов вышел ее отец. Он хромал, голова была разбита, бровь рассечена, струйка крови стекала по щеке.
     
— Отец! — побежала к нему Речка. — Они тебя совсем замучили!
     
— Ты жива! — обрадованно воскликнул перевозчик. — А я уж не знал, что думать.
     
Девушка сорвала лист с куста и стала вытирать отцу щеку.
     
— Негодяи! — говорила она. — Они за это поплатятся.
     
— Не надо так говорить. — Перевозчик опасливо оглянулся. — У них везде уши.
     
— Не бойся, недолго осталось терпеть.
     
— Нет, не говори так, не говори!
     
— Вылезайте. — Девушка обернулась к пещере. — Они уплыли.
     
— И так серчали, — сказал перевозчик, увидев, как его гости вылезают из-под земли и отряхивают с комбинезонов грязь. — Так серчали, чуть меня не убили. Я им сказал, что у нас здесь странная птица завелась — кричит, словно человек чихает.
     
— И поверили?
     
— Может, поверили, может, не поверили, откуда им знать, что в лесу водится. Но спешили сильно. Им в Город надо.
     
Когда все вышли на берег, то увидели, что плот Клопа Небесного и «корыто» горбуна уже отплыли довольно далеко.
     
— Я выведу их наверх, — сказала Речка отцу. — И вернусь.
     
— Нет, — сказал перевозчик. — Я с тобой пойду. А то ты опять в лесу пропадешь. Сколько мне одному бедовать?
     
— Не бойся, я вернусь, — сказала Речка. — Мне здесь до вечера сидеть, смотреть, кто по реке плывет. Вечером уйду. Так договорено. Так что ты оставайся. Если без меня кто проплывет, запомни и все расскажешь.
     
— Ты их далеко не води, — сдался перевозчик. Глаз у него распух, на щеке ссадина, он стал еще страшнее, чем прежде.
     
— Не бойся, — снова повторила девушка.
     
— Ты одна у меня осталась! — горестно сказал перевозчик.
     
Когда они забрались на крутой обрыв и, переводя дыхание, поглядели вниз, хижина перевозчика показалась им махонькой, игрушечной, а сам Синий Нос, что стоял рядом, задрав голову и стараясь разглядеть дочь на обрыве, был ростом чуть больше муравья.
     
Лес в том месте подступал близко к обрыву, и от него тянуло сыростью, влагой, тусклым запахом мхов и грибов.
     
Речка долго вглядывалась вверх по реке. Но река была пуста.
     
— А почему ты за ними следишь? — спросил Пашка.
     
Хоть они сначала и повздорили, с Пашкой Речка чувствовала себя свободней, чем с остальными.
     
— Надо, — коротко ответила девушка.
     
Она присела на корточки, сорвала несколько длинных травинок и принялась плести из них какую-то сложную косичку. Ее пальцы летали так быстро, что трудно было уследить за их движением.
     
— Это, — сказала она, обращаясь к Ирии, — вы отдадите первому же помнику. Скажете, что от Речки.
     
— Это пароль? — спросил Пашка. — Чтобы нас не убили?
     
— А зачем вас убивать? — удивилась девушка. — Если вы до помников доберетесь, никто вас не убьет. Вы только доберитесь. Не помрите по дороге.
     
— А как мы узнаем, кому отдать? — спросила Ирия, пряча косичку в карман комбинезона.
     
— Ну разве ты помника не отличишь?
     
— Нет, — улыбнулась Ирия. — Ты забываешь, Речка, что мы здесь еще ничего не знаем.
     
— Отличишь, — уверенно сказала Речка и первой направилась к лесу.
     
Они вступили в его тень. Белесые стволы сомкнулись со всех сторон, под ногами пружинили моховые кочки. Небо пропало из глаз.
     
— Чем помники от остальных отличаются? — спросила Алиса.
     
— Они… они такие, как я. Обыкновенные.
     
— Твой отец помник?
     
— Нет, разве не видно? — удивилась девушка. — Мой отец простак. Как все люди там… — Речка показала назад.
     
— А в лодках были простаки?
     
— В лодках не было простаков, — поморщилась девушка. — Какие вы непонятливые! В лодках были поклоны, вкушецы и их слуги. И солдаты. Разные люди. А простаки работают. Землю пашут, сапоги тачают. Их можно бить. А поклонов и слуг бить нельзя.
     
— Вот это уже понятнее, — сказала Ирия. — А почему помники живут в лесу?
     
— Они не живут в лесу! — Речка была в отчаянии, что ее новые друзья не понимают простых вещей. — Они живут в Убежище. Там есть над чем думать. И их найти трудно.
     
— То, что ты называешь Убежищем, за лесом?
     
— До Убежища лес, — сказала девушка. — И за Убежищем тоже лес. И горы. Вы разве не знали?
     
— Не знали, — сказала Ирия.
     
Речка остановилась, огляделась. В лесу было тихо. Лес затаился, словно прислушивался к шагам людей.
     
— Здесь я прошлый раз оборотня встретила, — сказала Речка. — Еле убежала.
     
— Оборотня? — повторил Пашка. — А во что он оборачивается?
     
— Может в летучую мышь, а может в сову, — сказала девушка. — Кто знает! Они опасные.
     
— Нет, — сказал Пашка, — эта планета требует большой специальной экспедиции. Чем больше я по ней путешествую, тем более загадочной она мне кажется.
     
— А ничего загадочного, — откликнулась Речка. — Только безобразий много.
     
— Речка, — спросил Пашка, — а ты знаешь, что раньше это была очень развитая страна? И отсюда даже летали космические корабли.
     
— Ты честно говоришь?
     
— Честное слово. Ваши даже к нам прилетали.
     
— Когда будешь в Убежище, скажи об этом пигмею Хрусту, — попросила девушка. — Он очень обрадуется.
     
Справа что-то светлело.
     
— Там что? — спросила Алиса.
     
— Туда нельзя, — ответила девушка. — Вы вообще в лесу бойтесь ям, особенно если в них туман.
     
— Почему?
     
— Там пауки бывают. Или еще хуже.
     
— А что хуже? — спросил Пашка.
     
— Попадешь в яму, станешь бе-пе.
     
— Вместо того чтобы пугать, — сказал Пашка, — лучше бы объяснила.
     
— Ну как тебе все объяснишь, если ты простых вещей не понимаешь! — ответила Речка. — Я же сказала: видишь яму — беги.
     
— А еще от чего бежать?
     
— А в лесу, если что незнакомое, обязательно беги.
     
— Ничего, мы вооружены, — сказал Пашка.
     
— Слышала я уже это от тебя. Много твое оружие поможет, если в туман попадешь? Твои-то попали, видать.
     
— Кто? — быстро спросила Ирия.
     
— Кто? Твои друзья. Видела я их. Бе-пе! Ясное дело.
     
— Я так больше не могу! — воскликнул Пашка. — Говори по-человечески.
     
— Тише! Пигмеев атани спугнешь. И без шкуры останешься. Все! Дальше мне хода нет. Теперь держите на то белое дерево. Никуда не сворачивайте, поляну обойдите по краю, чевири неопасные, но противные, потом не отмоешься. У того дерева начнется каменная дорога. По ней идите быстро, не разговаривайте. Чуть какой шум — прячьтесь в кусты и ждите. Через час увидите белую полосу поперек дороги. Там встаньте. Выйдет караульщик. Это помник, наш. Отдашь ему плетенку. Скажешь на словах, что вечером буду, как договорено. Есть важные новости. Ясно?
     
— Ясно, девочка, — сказала Ирия.
     
— Я бы пошла с вами, да не могу, некогда.
     
— Мы увидимся, — сказала Ирия.
     
— Обязательно увидимся.
     
Пашка протянул девушке руку.
     
— Ты чего? — спросила она.
     
— Руку даю, — сказал Пашка. — Прощаюсь.
     
— Так у вас делают? — спросила Речка.
     
Ирия уже шла впереди.
     
— Пашка, не задерживайся, — сказала Алиса.
     
Речка провела себе ладонью по щеке — так прощаются на Крине.
     
Девушка стояла, смотрела им вслед — тоненькая, в сером рубище, длинные рыжие волосы рассыпались по плечам.
     
Такой Алиса и запомнила Речку.
    
    
Глава 7. Пигмеи Атани
     
Метров через сто они вышли на поляну. Поляна была невелика, она густо заросла высокой сочной травой. Мирная поляна, тихая, только бабочки вьются над ее серединой.
     
— Не вижу чевирей, — сказал Пашка.
     
— Ну и хорошо, — ответила Алиса.
     
— Может, пройти напрямик?
     
Ирия, которая огибала поляну, прижимаясь к кустарникам, ответила, не оборачиваясь:
     
— Пашка, я бы тебя в экспедицию с собой не взяла. Если есть предупреждение, всегда выполняй его. А то будет поздно.
     
— Слушаюсь, капитан, — ответил Пашка, который уже раздумал идти напрямик. Он отломал толстый сухой сук и кинул его в центр поляны.
     
И тут же из густой зеленой травы высунулись многочисленные розовые щупальца, тонкие, гибкие, быстрые. Они закрутились, разыскивая, кто потревожил их покой. И над поляной повис густой неприятный запах.
     
— Пашка, тебя же предупреждали! — воскликнула в сердцах Алиса, спеша вперед, потому что дышать было невозможно.
     
Вонь еще долго преследовала их.
     
— Ведь предупреждали, почему ты никому не веришь? — возмущенно воскликнула Алиса, остановившись, чтобы перевести дух.
     
— Доверяй, но проверяй, — повторил Пашка чью-то глупую фразу.
     
Громадное белесое дерево-великан в три обхвата возникло перед ними. Оно было таким старым, что в коре, источенной норами и дуплами, живого места не было. Обитатели коры — насекомые, зверьки, птицы — высунулись, глазея на гостей.
     
Ирия первой обогнула дерево, прошла несколько шагов и остановилась. Ударила каблуком башмака по земле. Звук был гулким, твердым.
     
— Девочка была права, — сказала она.
     
Когда Алиса догнала Ирию, она увидела, что та стоит в начале бетонной дороги. Она была старая, по ней давным-давно никто не ездил. Между бетонными плитами росли кусты и даже маленькие деревья, края плит раскрошились. Но это была самая настоящая дорога.
     
— Еще одно предсказание сбылось, — заявил Пашка. — Теперь мы скоро дойдем до наших помников.
     
— Погоди, Пашка, — сказала Алиса. — Велели же не разговаривать. Только не представляю, как тебе это удастся.
     
— А вот посмотришь, — ответил Пашка и пошел по дороге рядом с Ирией, которая вытащила бластер из-за пояса и шла, стараясь беззвучно наступать на бетон, оглядываясь и прислушиваясь к звукам леса.
     
Так они шли несколько минут. Но до белой полосы не дошли.
     
Внезапно с обеих сторон раздались оглушительный визг, крики, треск ветвей. И отовсюду, даже будто из-под земли, появились маленькие юркие черные мохнатые тела…
     
Алиса даже не успела ахнуть, как под тяжестью мохнатых тел упала на бетон. Раздался выстрел, кто-то успел выстрелить — Пашка или Ирия. От существ, которые напали на путешественников, пахло шерстью, потом и мускусом. Они так суетились, дергали Алису, кричали, щебетали, таким тяжелым комом навалились на нее, что она испугалась: сейчас задохнется.
     
Ее потащили в лес…
     
Они не знали, что попали в плен к пигмеям атани. И не знали, что пигмеи, ловкие, цепкие, как обезьяны, живут в кронах деревьев, где вьют большие гнезда из сучьев, сражаются со стадами обезьян и драконами, которые разоряют их гнезда и воруют детей, и что у пигмеев есть тайные святые места, где они скрывают своих идолов и сокровища, что находят в заросших лесом городах. Ну и, конечно, они не знали, что есть на Крине рыцари, из которых самые отчаянные посылают отряды, чтобы выслеживать пигмеев и отыскивать эти тайники. И уж совсем не знали, что, кроме братьев Кротов, это мало кому удается. Это лишь потом они узнали, что если пигмей попадется в лапы Крота или подобного ему лесного рыцаря, то вряд ли он вырвется на свободу. Скольких пигмеев эти разбойники уже замучили, чтобы выпытать секреты их тайников! Скольких сгноили в заброшенных шахтах! Зато если пигмеям попадется в руки рыцарь или стражник, они к ним беспощадны. Речку или помника они не тронут — они их угадывают по одежде. Но за рыцарями они охотятся. А Ирию и ее друзей они приняли за рыцарей.
     
Ничего этого наши герои, разумеется, не знали. Их волокли, как пойманных кабанов, скрутив лианами руки, по кочкам в чащу, в темноту, подальше от дороги.
     
     
Ветви стегали их по лицу и плечам, и не закроешься от ударов, лианы так сильно стягивали руки, что они затекли; вокруг пересвистывались пигмеи — мохнатые темные человечки, которые казались быстрыми тенями. Под их ногами чавкала вода. Потом они продрались сквозь переплетение колючих ветвей и оказались в низине, окруженной сплошной стеной кустов и деревьев. В центре низины горел громадный костер, вокруг стояло несколько шалашей. Шалаши эти были временными, только раз в году пигмеи атани собирались сюда на священный праздник Белой Господинки. В этот день сокровища вынимают, и пигмеи любуются ими, тут же приносят жертвы, совершают священные пляски, посвящают молодых пигмеев в охотники, продают и покупают невест. И главное — в этот день они смотрят на Белую Господинку, Хранительницу Леса, мать пигмеев. Пигмеи думают, что эта статуя родилась вместе с лесом в древние времена из корней деревьев. Ничья рука не касалась ее…
     
Пленников бесцеремонно бросили на землю и, казалось, о них забыли. Алиса смогла наконец разглядеть пигмеев.
     
Они были невелики ростом — по пояс взрослому человеку. Старые охотники украшали себя ожерельями из кабаньих клыков, а красавицы вдевали эти клыки в нос и в уши. Если пигмею удавалось найти в лесу или в заброшенном городе какую-нибудь красивую, с его точки зрения, вещь, он ее использовал как украшение. Поэтому в мочке уха одного из пигмеев висел ржавый гвоздь, у другого на груди — будильник без стрелок, а у самого знатного в густые волосы была воткнута позеленевшая дверная ручка.
     
Пигмеи занимались своими делами. Женщины сортировали на больших листьях угощение — чистили улиток, сдирали шкуру с ящериц, — другие подметали ветками площадку у костра, устилали ее мхом.
     
— Как в приключенческом фильме, — сказал Пашка, который вовсе не пал духом, а наблюдал за всем с интересом. — Потом они привяжут нас к столбам и начнут стрелять в нас из лука.
     
— Не говори глупостей, — сказала Алиса, — и без тебя тошно.
     
— Ловко они нас ограбили, — произнесла с сожалением Ирия. — Я даже не заметила.
     
Тут Алиса поняла, что пигмеи сняли с них пояса, к которым крепится все — от аптечки и запаса концентрированной пищи до бластера.
     
— А я заметил, — сказал Пашка, — только подумал, что они меня щекочут.
     
Из самого большого шалаша вышел старый пигмей. Его длинные курчавые волосы от старости стали желтыми, желтая борода доставала до земли, и немудрено: он шел, согнувшись пополам, так что касался кончиками узловатых пальцев земли.
     
Остальные пигмеи, — а их собралось на площадке, наверное, несколько сотен, — засуетились, сбежались к старику. Тот направился к лежавшим на траве пленникам.
     
Изучал он их долго. Рассматривал, трогал, даже приоткрыл пальцем губу Алисы и осмотрел ее зубы, будто лошадь покупал. Пашка фыркнул, но старик заворчал на него.
     
Больше всего старика заинтересовала Ирия.
     
Он опустился перед ней на корточки, погладил по золотым волосам и засвистел. Остальные тоже засвистели. Старик распрямился и отдал приказание.
     
Алиса пожалела, что компактный переводчик остался в поясе, которого она лишилась. Без него языка пигмеев не поймешь.
     
Пигмеи выволокли из шалаша большой, длиной метра полтора, сверток. Они положили его на землю недалеко от пленников, развязали лианы, размотали мешковину, и там обнаружилась мраморная статуя.
     
Статуя изображала молодую женщину в короткой тунике. Женщина держала перед собой небольшую книжку. Талантливый скульптор очень хорошо передал состояние читательницы — ее не интересовало ничего, кроме книги, в которую был устремлен ее взгляд.
     
На небольшом постаменте было выбито название скульптуры: «ЧИТАТЕЛЬНИЦА».
     
По знаку старика пигмеи положили скульптуру рядом с Ирией и начали сравнивать пленницу с «Читательницей». Сравнение убедило их в том, что Ирия и есть ожившая статуя. Это привело пигмеев в восторг.
     
Старик поднял руку, все замолчали, и в тишине он произнес:
     
— Ату-мана!
     
Затем показал на статую и перевел указующий перст на Ирию.
     
Толпа пигмеев издала радостный вопль.
     
Когда радость несколько утихла, все обернулись к Ирии, ожидая, что она скажет.
     
Ирия сказала:
     
— Спасибо за внимание. Теперь развяжите меня и моих друзей.
     
Услышав голос ожившей Белой Господинки, пигмеи пришли в бурный восторг, но развязывать пленников не стали. Ирия повторила свое приказание и нахмурилась. Пигмеи всполошились: Белая Господинка недовольна.
     
Старик пошлепал губами, подумал, потом крикнул:
     
— Вери-Мери!
     
— Вери-Мери! — завопили пигмеи. — Вери-Мери!
     
Из-за шалашей раздался ответный крик. Пигмеи толпой бросились туда и через несколько секунд выволокли на площадку маленького сытого пигмея. Он жевал большой корень.
     
Пигмеи начали кричать на Вери-Мери, старик рассердился, отобрал корень, поднял на вытянутой руке и начал выговаривать пигмею за непослушание. Тот глубоко вздохнул, поглядел на пленников, потом, обратившись к Ирии, сказал на языке Крины:
     
— Они велят спросить, чего ты сердишься?
     
— Вы переводчик! — догадался Пашка.
     
— Конечно, переводчик, разве не видать? — сказал пигмей. — Быстро отвечайте, а то они мой корень сжуют.
     
— Я приказала им меня развязать, — сказала Ирия.
     
— Вряд ли, — сказал Вери-Мери. — Кого решили скушать, их не развязывают.
     
— А ты переведи, — повторила Ирия.
     
Вери-Мери обернулся к ожидавшим зрителям и сообщил, чего хочет Ирия.
     
Началось долгое совещание. Некоторые соглашались с тем, что живую богиню неприлично держать связанной. Другие полагали, что развязанная богиня убежит. Наконец старейшина принял решение и сообщил его Вери-Мери, заодно вернув ему корень.
     
— Странно, — сказал переводчик, засовывая корень в рот. — Велят развязать. Значит, кушать не будут.
     
С этими словами он не спеша направился обратно за шалаши.
     
Пигмеи развязали пленников. Ирия тут же потребовала, чтобы им вернули пояса.
     
Снова побежали за Вери-Мери. На этот раз он даже подходить близко не стал. Выглянул из-за шалаша и объявил:
     
— И даже переводить не буду. Они ваши вещи уже растащили и в тайники засунули.
     
— А ты попробуй, — сказала Ирия.
     
— А то мы дождь напустим или град, — добавил Пашка. — С нами, с богами, лучше не шутить.
     
— Ладно уж, переведу.
     
На этот раз совещание пигмеев затянулось. Видно, Пашкина угроза показалась им реальной, но расставаться с сокровищами не хотелось. Неизвестно, чем бы кончился спор, если бы вдруг из кроны громадного дерева, что нависало над низиной, не вылетел, держась за конец лианы, отчаянно верещавший пигмей.
     
Его крик вызвал панику. Некоторые бросились бежать в лес, другие хватались за дубинки, плакали дети, женщины метались по поляне, старик схватил статую «Читательница» и старался утащить ее в шалаш. К старику на помощь прибежали еще несколько пигмеев, но они только мешали друг другу.
     
Вери-Мери, который продолжал меланхолично жевать корень, подошел к растерянным пленникам и сообщил:
     
— Левый Крот едет. Выследил. Я так и думал, что выследит. Конец вам пришел.
     
Сверху послышался хруст ветвей и топот, кусты расступились, и над низиной показались всадники.
     
Все они были одеты одинаково: в черные кожаные куртки, узкие черные штаны, на головах вместо шапок или шлемов — волчьи головы с разинутыми красными пастями. Впереди был их предводитель, одетый так же, только на плечах серебряный плащ, расшитый волчьими головами. Все воины ехали верхом на оленях, предводитель — на единороге. Да, на самом настоящем единороге.
     
Алисе приходилось слышать о единорогах. Отец даже привозил фотографию, сделанную в зоопарке какой-то далекой планеты, только это было давно, и Алиса не запомнила названия той планеты. Когда-то, в сказочные времена, единороги жили даже на Земле, но вымерли.
     
Единорог был ослепительно-белым и во всем схож с большой красивой лошадью. Но на лбу у него был прямой, направленный вперед витой золотой рог.
     
Группа воинов замерла на краю леса, глядя вниз на суету и суматоху лагеря пигмеев.
     
Потом главный рыцарь на единороге взмахнул рукой в черной перчатке, остальные воины подняли большие луки и натянули тетиву.
     
— Иййееж! — закричал, улыбаясь, рыцарь.
     
На площадке наступила тишина. Пигмеи попадали ниц.
     
Черный отряд медленно спустился в низину. Это было внушительное, хоть и жуткое зрелище, и склонный к романтике Пашка глядел на рыцарей, приоткрыв от удивления рот.
     
А Алиса глядела в лицо предводителя, которого переводчик Вери-Мери назвал Левым Кротом.
     
Из-под волчьей морды смотрели черные узко посаженные глаза. Они казались глубокими дырами, пробуравленными в голубом узком лице. Все в нем было узкое: и нос, и губы, и брови, и даже усики. И еще Алиса успела заметить одну странность: все воины и их предводитель были обуты на одну ногу. На правой черный сапог, левая — босая.
     
     
Левый Крот встретился взглядом с Алисой и явно удивился.
     
Потом перевел взгляд на Ирию, на Пашку.
     
— Кто такие? — спросил он высоким голосом.
     
— Мы попали в плен, — сказала Ирия.
     
— Вижу и удивляюсь, — сказал рыцарь. — Я знаю этих дикарей. Они никогда не развяжут пленников. Они даже жарят и жрут их в лианах.
     
— Случилась странная вещь, — сказала Ирия, решив, что правда — лучшее оружие. — Эти карлики принесли статую, решили, что я похожа на нее, и развязали нас.
     
— Статую? Белую?
     
Голос рыцаря дрогнул. Видно, Ирия сказала что-то лишнее.
     
— Где она?
     
Рыцари привстали в стременах.
     
Алисе показалось, что большие карие глаза единорога глядят на нее с сочувствием. А может, с укором?
     
Пигмеи были неподвижны. Как будто сотни человечков заснули на этой площадке.
     
Взгляд рыцаря остановился на кучке пигмеев, скорчившихся возле костра.
     
Он тронул босой левой ногой единорога. Тот медленно и грациозно подошел к пигмеям и приподнял золотое копыто.
     
— Ну! — крикнул рыцарь. — Долой!
     
Пигмеи не шелохнулись.
     
Тогда по знаку рыцаря воины соскочили с оленей и принялись растаскивать пигмеев.
     
Когда плачущих карликов разогнали, оказалось, что они закрывали своими телами драгоценную статую «Читательница» — Белую Господинку, свою главную ценность.
     
Когда под стон и плач пигмеев воины поставили статую, Левый Крот радостно воскликнул:
     
— Она!
     
Воины загоготали.
     
— Большая удача! — воскликнул Левый Крот. — Посмотрим, как запоют поклоны в Городе. А теперь… — Он огляделся. — Искать тайники! Вы знаете, как это делать.
     
— Поклон Левый Крот, — сказал один из воинов, постарше других, сидевший верхом на могучем олене с рогами размахом в метр. — Я думаю, сначала лучше связать пигмеев, а то будут мешать.
     
— Правильно, — согласился рыцарь. — Займись этим. А я поговорю с чужими людьми.
     
Не слезая с единорога, он подъехал к Ирии. Голова единорога была совсем рядом с Алисой, и ей очень захотелось погладить его. Она протянула руку. Единорог словно понял, но не пошевелился. Алиса слышала, как рыцарь спрашивает Ирию:
     
— Судя по всему, вы благородные поклоны. Но одежда ваша и герб мне незнакомы. С кем имею честь?
     
Алиса дотронулась до шеи единорога. Шерсть была мягкой, шелковистой. Единорог закрыл глаза. У него были длинные черные ресницы.
     
— Мы издалека, — сказала Ирия. — Вы не знаете нас.
     
— Может, ты из помников? — нахмурился рыцарь.
     
— Нет, — ответила Ирия. — Разве вы сами не видите?
     
Рыцарь ничего не ответил.
     
В низине стоял вой, слышались крики, стоны, воины ловко привязывали пигмеев к длинной веревке, словно низали бусы. Пигмеи почти не сопротивлялись, а если кто-то норовил убежать, воины били пленников нагайками.
     
— Почему ехали лесом? — спросил рыцарь у Ирии.
     
— Мы заблудились.
     
— Мне трудно поверить, — сказал рыцарь. — Благородная поклонка с двумя детьми без коней или оленей.
     
— Мы плыли по реке, — сказала Ирия. — Наша лодка разбилась.
     
Алиса почесала единорога за ухом. Ей показалось, что единорог улыбнулся.
     
— Готово, поклон Левый Крот! — крикнул старый воин.
     
— Отгоните их, — приказал рыцарь.
     
Пигмеев загнали за шалаши, оставили возле них стражу.
     
— Теперь за дело, — сказал рыцарь. — Где Вери-Мери?
     
Переводчик Вери-Мери уже сам подошел к рыцарю. Непонятно было, откуда он взялся, где скрывался эти минуты.
     
— Здесь я, — сказал он лениво.
     
— Показывай, — сказал рыцарь. — Где тайники пигмеев?
     
— При всех показывать не буду, — сказал тихо переводчик. — Они увидят — под землей меня найдут. А я жить хочу.
     
— Не покажешь — умрешь куда раньше, — усмехнулся рыцарь.
     
— Нет, — ответил переводчик, — не убьешь ты меня, поклон Левый Крот. Сколько еще племен в лесу, сколько тайников, а тебе ведь хочется все раздобыть.
     
— Молчать!
     
— Могу и помолчать. Ищи сам, — сказал Вери-Мери и принялся сосать корень.
     
— Убью! — рявкнул рыцарь.
     
— Десятая часть моя, — ответил на это переводчик.
     
— Показывай, — сдался рыцарь.
     
— Под левым шалашом в земле, — сказал Вери-Мери. — Справа от костра яма засыпана сучьями. Выше, у большого двойного дерева между корней пещерка. А я пойду. Потом встретимся.
     
— Где? — быстро спросил рыцарь.
     
— Буду в Городе, — сказал Вери-Мери. — У мудрецов. Люблю поговорить с мудрецами. Дай-ка мне горсть.
     
— Много, — сказал рыцарь.
     
Маленький пигмейчик стоял спокойно и улыбался. Он был похож на злую перекормленную обезьянку. Босая нога рыцаря покачивалась у самой его головы. Рыцарю ничего не стоило ударить предателя. И, видно, ему хотелось это сделать. Нога дрогнула, и переводчик решил не испытывать судьбу — он шустро отпрыгнул в сторону.
     
— В Городе я постараюсь узнать важные для тебя вещи, рыцарь, — сказал он.
     
Левый Крот отстегнул от пояса один из висевших там кошелей и уронил на землю. Переводчик не шевельнулся.
     
Рыцарь тронул ногой единорога, и тот, кинув взгляд на Алису, двинулся прочь.
     
Тогда переводчик нагнулся, быстрым движением поднял с земли кошель и тут же засунул его под набедренную повязку.
     
Этим моментом воспользовался единорог. Он поднял заднюю ногу и сильно ударил Вери-Мери золотым копытом. Тот с воплем отлетел в сторону. Но никто не слушал его проклятий. Только Пашка сказал:
     
— А я согласен. Не люблю доносчиков.
     
— Я не доносчик! — откликнулся Вери-Мери. — Я принципиальный подглядчик! Это моя работа. И не хуже других.
     
А на площадке воины раскапывали тайники пигмеев. Те поняли, что происходит, и завопили еще сильнее.
     
Из тайников воины доставали сокровища, которые, на взгляд Алисы, и не были сокровищами. Ржавая кастрюля, корпус от пишущей машинки, утюг без ручки, разбитая люстра, дверца шкафа, мраморные шарики, какие-то блестящие тряпки, и все это грязное, замшелое, словно с помойки. Но воины думали иначе. Порой какая-нибудь вещь вызывала у них бурю восторга, а Левый Крот, который на единороге сновал между группами «археологов», щурился, как сытый кот. Все награбленное добро воины совали в мешки и приторачивали их к седлам. Олени пугливо поглядывали на незнакомые вещи. Особенно тщательно запаковали белую «Читательницу». Заворачивая ее, воины поглядывали на Ирию. Видно, им тоже казалось, что она похожа на статую.
     
— Может, сбежим? — спросил шепотом Пашка.
     
— Боюсь, сейчас не удастся, — сказала Ирия.
     
В этот момент воин вытащил из одного тайника пояс Ирии.
     
— Это мое, — сказала она, подходя к воину и протягивая руку.
     
— Подожди, — ответил рыцарь, — потом разберемся. Может, ты ведьма и у тебя там волшебные снадобья.
     
— Там рация, — сказал по-русски Пашка. — Вот что жалко. Вызвали бы сейчас Гай-до.
     
— Вызовешь его, — мрачно ответила Алиса. — Если он без топлива сидит, ждет нас, бедненький. Представляешь, как он переживает!
     
— Слушайте меня, друзья, — сказала Ирия. — Без моего согласия ничего не предпринимать. Мы обязательно убежим, но ошибки быть не должно.
    
    
Глава 8. Встреча в лесу
     
Они шли по лесу. Впереди рыцарь на единороге, затем Ирия с ребятами и воины. Сзади гнали длинную вереницу пленных пигмеев.
     
— Боюсь, что мы с каждым шагом удаляемся от цели, — сказал Пашка.
     
— На непонятном языке говорить запрещено! — раздался рядом голос.
     
Они увидели, что за ними шагает, как всегда жуя корень, предатель Вери-Мери.
     
— Еще тебя не хватало! — возмутился Пашка. — Отойди, а то я с тобой расправлюсь почище единорога.
     
— Что такое единорог, я не знаю, — ответил с достоинством маленький предатель. — Если вы имеете в виду удар, который мне нанесла рогатая кобыла, то она за это поплатится. Каждый поплатится, кто поднял на меня руку.
     
Вери-Мери грозно выпучил глаза и надулся, но все равно он был так мал, что его шевелюра еле доставала до плеча Алисы.
     
— Вы думаете, — продолжал Вери-Мери, — что если человек мал ростом, то большие могут его топтать? Это ошибка. Все великие люди были маленького роста. И знаешь почему?
     
— И знать не хочу, — буркнул Пашка.
     
— А ты слушай. Полезно. Маленького ребенка обижают большие дети, потому что они глупые и думают, что рост — это достоинство. А потом, когда маленький человек станет взрослым, он понимает, что вместо роста небо подарило ему ум. И с помощью этого ума он доказывает всем глупым великанам, что может укоротить их, как пожелает. Только для этого нужно терпение и еще раз терпение. Ты думаешь, мне не жалко этих пигмеев, которые так и не поняли преимуществ нашего малого роста? Жалко. Но в этом мире побеждает только сильный.
     
— Вери-Мери, — сказала Ирия, — вы мне надоели. И я боюсь, что Пашка сейчас вас побьет.
     
— Нельзя, — ответил переводчик. — Я под защитой знаменитого непобедимого поклона Левого Крота.
     
— А он будет только рад, — сказала Ирия.
     
— К сожалению, вы правы, — согласился вдруг переводчик. — До встречи.
     
И он исчез. То ли под землю провалился, то ли нырнул в листву.
     
Некоторое время они шли молча. Лес близко подступал к тропе. Листва смыкалась над головой. Что-то заставило Алису поглядеть направо — из переплетения сучьев на нее глядел человек.
     
На мгновение его лицо мелькнуло белым пятном в массе зелени.
     
Она хотела сказать об этом Пашке, но, как ни вглядывалась в чащу, ничего больше не увидела.
     
Процессия двигалась медленно, петляя между могучих стволов. Сзади доносился шум: говор, стоны пигмеев, крики воинов. Спереди мерно покачивались черные спины рыцаря и его охраны.
     
Единорог оглянулся, взглянул на Алису, и ей показалось, что он улыбается. Но не может же лошадь, даже рогатая, улыбаться.
     
Деревья расступились, впереди была просека. Она заросла кустами и тонкими деревцами, посреди нее тянулась проселочная дорога. Воины оживились, заговорили громче, даже олени пошли быстрее.
     
И тут Алиса снова увидела человека, который следил за ними.
     
Он сидел на толстом суку, нависшем над дорогой, совсем не таился, и даже странно было, что никто не догадался поднять голову и заметить его.
     
Человек улыбнулся Алисе, подмигнул и помахал рукой.
     
Он был совсем молодым, даже юношей. Одет в кожаную куртку и штаны, у него были длинные, до плеч, огненные волосы, зеленые глаза, и лицо его почему-то знакомо. Но почему Алисе может показаться знакомым лицо лесного человека на далекой планете?
     
     
Дерево осталось позади. Алисе хотелось оглянуться, посмотреть, что будет делать юноша дальше, но она не осмелилась, чтобы не привлечь к нему внимания.
     
Но оказалось, что юноша сам этого хочет.
     
Когда через несколько минут первые воины выехали на широкую пустошь посреди леса, заросшую редкими деревьями, меж которых рос тростник и кое-где поблескивала вода, юноша сполз с дерева, вышел из кустов и спокойно побрел навстречу процессии. Он шел, опустив руки, глядя в землю, будто ему было совершенно невдомек, куда он попал и с кем встретился.
     
Один из воинов поднял лук, но рыцарь положил руку ему на локоть, приказал подождать.
     
Юноша шел, не поднимая головы, пока не натолкнулся на дерево. Он потер лоб, удивленно поглядел на ствол, как лунатик, который гуляет во сне по крышам, затем побрел дальше, забрел в низину, не замечая, что идет по колено в воде, чуть не упал, поскользнувшись, выпрямился, остановился, оглядываясь, будто стараясь проснуться и понять, что происходит. Он стоял совсем близко от черного рыцаря, и тот окликнул его:
     
— Куда идешь, добрый человек?
     
Юноша поднял голову. Глаза его были пустыми. Что-то произошло с ним за те минуты, что Алиса не видела его. Ведь тогда он улыбнулся ей, он все отлично понимал. А сейчас он глупо моргал, глядя на рыцаря. Потом повернулся и пошел прочь.
     
— Бе-пе, — сказал воин.
     
— Вижу, — согласился Левый Крот. — Возьми его.
     
Воин на олене догнал человека. Преградил ему путь. Тот покорно остановился.
     
Воин вынул нагайку, слегка хлестнул ею юношу, и тот послушно, как корова, которую пастух погоняет домой, подошел к черному рыцарю.
     
— Стой! — приказал черный рыцарь. Потом наклонился в седле, протянул руку, сильно схватил юношу за подбородок и потянул к себе.
     
— Больно, — сказал юноша.
     
— Еще больнее будет! Ты чего притворяешься? Помник? Подглядчик?
     
— Может, и помник, — сказал старый воин. — Только он бе-пе. Я их навидался на своем веку. Вроде бы должны знать, куда нельзя соваться, а суются. Даже жалко.
     
— Ты себя жалей, а не других, — сказал рыцарь. — Свяжи его. И веди.
     
— Слушаюсь, — сказал старый воин. — А что с ним делать будем?
     
— Если не притворяется, отвезем в Город. На рынке он хорошо пойдет. Молодой, крепкий.
     
Старый воин спрыгнул с оленя и, вытащив из-за пояса веревку, быстро связал руки юноше. Тот безучастно смотрел на воина, будто и не замечал его.
     
Алиса хотела спросить черного рыцаря, что такое бе-пе. Это слово она слышала здесь уже не в первый раз. Но потом раздумала. Ведь здесь все знают, что означает бе-пе. А если Алиса не знает, это вызовет подозрение. Поэтому она не спросила.
     
Через полчаса дорога начала подниматься, лес поредел, и наконец впереди на вершине пологого холма показался замок. Высокая каменная стена окружала массивную башню. Башня была покрыта куполом, в котором виднелся большой разрез — от вершины до стены.
     
Когда процессия вышла на открытое место, рыцарь приложил к губам трубу, что висела притороченная к седлу, и затрубил. Тут же на стене появился человек и затрубил в ответ.
     
К тому времени, когда первые воины поднялись к стенам, ворота замка открылись и оттуда выехал рыцарь.
     
И тут Алисе показалось, что у нее двоится в глазах, потому что рыцарь, который выехал из замка, был точной копией рыцаря, который возглавлял процессию. Они были одинаково одеты, они ехали на одинаковых белых единорогах. И лица у рыцарей были одинаковыми.
     
— А я знаю, в чем разница, — сказал вдруг Пашка, который, как это часто бывает, угадал мысли Алисы. — У нашего левая нога босая, а у того — правая.
     
— Можно предположить, — добавила Ирия, — что если нашего зовут Левый Крот, то это…
     
— Правый Крот! — воскликнула Алиса.
     
Рыцарь услышал ее и резко обернулся.
     
— Слишком догадливая, — сказал он.
     
— Вы близнецы? — спросила Алиса.
     
— Я родился первым, — сказал Левый Крот.
     
— Не хвастайся, — сказал, подъезжая, второй рыцарь. — Хвастовство тебя когда-нибудь погубит. Ты забыл, что у меня первого прорезался зуб?
     
Рыцари поехали рядом.
     
Единороги сблизили головы, будто шептались о чем-то.
     
В воротах замка рыцари остановились, пропуская процессию, и Левый Крот сказал, словно представляя гостей:
     
— Этих мы отняли у пигмеев.
     
Он показал на Алису и ее друзей.
     
— Странные люди, — заметил его брат. — Бе-пе?
     
— Нет. Говорят, что поклоны издалека. Их корабль перевернулся на реке. Вели проводить их в верхнюю гостиную. Но глаз не спускай.
     
— А это?
     
— Это бе-пе, — сказал Левый Крот, глядя на юношу.
     
— Я бы сказал, что помник.
     
— Надо будет проверить.
     
Тут с ними поравнялись олени, груженные добычей.
     
— Мама будет рада, — сказал Левый Крот.
     
Больше Алиса ничего не услышала, потому что воины повели их внутрь, во двор замка, где возвышалась башня…
     
— Что она мне напоминает? — спросила Алиса вслух.
     
— Обсерваторию, — ответила Ирия.
    
    
Глава 9. История бандитского семейства
     
Отец близнецов, Старый Крот, гроза лесов, бандит и убийца, каких мало, в молодости был простым разбойником, таился со своей бандой в пещере на берегу реки. Однажды, преследуя оленя, наткнулся в лесу на бывшую обсерваторию. Он не знал, что это обсерватория, — на Крине уже двести пятьдесят лет не было ни одного астронома, но башня ему понравилась, потому что была просторной, с холма было видно далеко вокруг, и в ней была лишь одна дверь, которую легко было защищать. Года через два, после некоторых удачных набегов на деревни горбуна Таракана, что тянулись по тому берегу реки, и захвата купеческого каравана, Старый Крот смог обнести башню стеной, чтобы было где расположиться его воинам, устроить конюшни для верховых оленей и хранить добычу. А если у разбойника есть неприступный замок, как у настоящих баронов и знатных поклонов, то он уже не разбойник, а поклон.
     
Как-то Старый Крот был в Городе у моря. Он ездил на рынок рабов продавать пигмеев, пойманных в чаще. Там на улице он увидел носилки, в которых несли красивую девушку, дочь вкушеца храма святой Сороконожки. Потому девушку и звали красивым именем — Сороконожка. Крот поклялся себе, что эта девушка будет его женой. Поклялся, но никому, кроме ближайших соратников, не сказал об этом. Он умел ждать. И надеялся на Вери-Мери. Вери-Мери был тогда юным пигмеем, который попал в замок-обсерваторию мальчишкой, тихой проворной обезьянкой. Его бы продали, как и других лесных рабов, но хитрый мальчишка смог выбраться из подземелья, где его держали, хотя никто раньше этого сделать не смог, пробраться к самому Кроту, который, на счастье пигмея, был в тот вечер в отличном настроении, и сообщить, что знает, где хранится тайник племени Сухих сучьев. И не соврал.
     
Не было на всей Крине лучшего шпиона, чем пигмей Вери-Мери. Ну кто подумает опасаться грязного карлика, одного из тысяч городских рабов, что подметают улицы, трудятся в рудниках, вывозят нечистоты?
     
Вери-Мери познакомился с рабами в доме вкушеца храма Сороконожки и пронюхал, что Сороконожка собирается на Речной остров, к своей тетке, колдунье и прорицательнице Куке-Мокрице. Она отплыла на небольшом корабле с малой охраной, потому что стояли недели сбора урожая, и, как известно, пока урожай не свезут в закрома, в долине реки и на большом море устанавливается мир.
     
Но какое дело было бандиту Кроту до обычаев! Лес велик, он хранит свои тайны. Там пропадают люди, там живут страшные звери, там летают разумные говорящие птицы, там, в глубине чащи, лежит Убежище помников, которые крадут детей. Там есть страшные колодцы, из которых поднимается дух, одним дуновением своим превращающий человека в бе-пе, что значит «беспамятный, потерявший память».
     
Крот собрал свой отряд и на маленьких лодках, когда корабль Сороконожки пристал к берегу на ночлег, напал на ее охрану. Так Сороконожка стала его женой.
     
К несчастью для Крота, один из стражников Сороконожки остался жив. Утром он пришел в себя, выбрался из-под груды тел, брошенных на берегу, отыскал лодку и смог вернуться в Город.
     
Гнев вкушецов был ужасен. Ужасен был и гнев его Повелительства Радикулита. И хоть Вери-Мери успел предупредить Крота, что на него идет целая армия из города, Кроту пришлось плохо. Три дня продолжался штурм обсерватории. У Крота кончились стрелы и камни. Те из его людей, что еще оставались в живых, были ранены и так измучены, что не держались на ногах.
     
Правда, осаждавшие об этом не подозревали.
     
И когда во время последнего штурма погиб сам великий вкушец, его армия отступила. В том бою стрела попала Кроту в глаз, и он окривел. Но с невестой не расстался.
     
А что невеста? Она поплакала, погоревала, она еще ждала, что ее выручат. Но некому было ее выручать.
     
Через год она родила двойню — двух мальчиков, похожих как две капли воды. Они были такими одинаковыми, что даже Сороконожка путала их. Мальчики были ловкие, злые, жестокие, и отец специально приносил им из леса животных и птиц, чтобы они их мучили. Когда мальчики подросли, надо было дать им имена. И Сороконожка послала гонца с большими дарами к мудрецам в Город. Потому что только мудрецы знают значение имен. Но мудрецы испугались мести властителя и вкушецов и отказались дать братьям имена. Пришлось назвать их как отца. И близнецы стали Левым Кротом и Правым Кротом. А знаменитая колдунья Кука-Мокрица с Речного острова, которой отвезли хорошие дары, предсказала, что близнецы никогда не поссорятся и не разлучатся, если будут носить только по одному сапогу: Левый Крот — правый сапог, Правый — левый. Что и было сделано. Первое время мальчики часто простужались, потому что им приходилось ходить босыми на одну ногу даже зимой. Но потом привыкли.
     
А что касается шлемов, то у них своя история. Когда-то, совсем давно, когда давали имя Старому Кроту, мудрец вместе с именем продал его дедушке картинку, на которой был изображен крот. Однажды в лесу Крот увидел такого зверя. Но он не знал, что зверь зовется волком, потому что только мудрецы знают, как что называть. А они думали, что это животное называют кротом. Вот и стал Крот, и все воины Крота, и дети Крота носить на голове вместо шлемов волчьи головы, называя их кротовыми головами.
     
Так уж повелось, что все воины в замке, да и сам Старый Крот ездили на верховых оленях. А однажды случилось невероятное событие. Сороконожка гуляла как-то вечером с близнецами на зеленом склоне возле замка и услышала стон. Совсем человеческий.
     
И тут она увидела, как из леса вышел единорог.
     
Разумеется, госпожа Сороконожка слышала о единорогах и знала, что они живут далеко, за непроходимыми лесами, и людям показываются очень редко. А в неволе умирают. Даже у его Повелительства Радикулита Грозного не было ни одного единорога. Так что настоящего единорога Сороконожка не видела.
     
И вдруг — такая встреча.
     
Но встреча оказалась грустной. Когда госпожа Сороконожка и мальчики стояли в оцепенении, глядя на это чудо, женщина увидела, что по шее животного струится кровь.
     
Госпожа Сороконожка не знала, как помочь животному. Тут из леса выбежали два маленьких единорога на тонких ножках — видно, родились совсем недавно, даже ходить толком не научились.
     
Единорог, вернее, единорожиха, что оказалась матерью жеребят, сделала несколько неверных шагов и упала. Жеребята остановились рядом.
     
Тогда женщина подбежала к матери жеребят, вытащила платок, постаралась остановить кровь, но не смогла. И тогда губы умирающей единорожихи дрогнули. Губы шевелились беззвучно, Сороконожке казалось, что животное умоляет женщину не покинуть в беде ее детей, потому что она тоже мать и у нее тоже есть близнецы.
     
— Я обещаю тебе, — поклялась Сороконожка.
     
Со стены замка стражники увидели, что происходит внизу, и послали за хозяином. Вскоре прискакал Старый Крот. Он был удивлен не меньше жены и тут же приказал отнести тело погибшей единорожихи в замок, снять шкуру и сделать из нее чучело. Сороконожка не стала спорить, хотя ей было это неприятно. А жеребят старый бандит хотел тут же связать и отвезти в Город, надеясь, что ему за них много заплатят.
     
Сороконожка боялась перечить дикому мужу. Она знала, что спорить с ним — пустое дело. Поэтому она и не спорила, а тихонько делала так, как хотела. Когда ее муж приносил из леса животных и птиц и заставлял мальчиков мучить и убивать их, она, как только он уйдет, отнимала у мальчиков несчастные жертвы, выхаживала их и отпускала на волю. И объясняла близнецам, что животных надо любить. Потому мальчики росли двуличными. Когда нужно, они слушались отца, когда нужно — мать. Отца они боялись, потому что в гневе он мог жестоко избить, а мать по-своему любили — ведь она их кормила, ухаживала за ними, сидела рядом с их одинаковыми кроватками, когда они болели.
     
Когда их мать сказала мужу, что считает разумнее не продавать жеребят, а вырастить их для мальчиков, близнецы стеной встали на сторону матери. И перед бунтом в собственном семействе Старому Кроту пришлось отступить.
     
Так и росли молодые рыцари вместе со своими жеребятами.
     
Нигде единороги не живут в неволе, но в замке Кротов они чувствовали себя свободными. Они были братьями молодых рыцарей. И если хотели, могли разговаривать. Беззвучно, чуть шевеля губами. Но Левый Крот понимал только своего единорога, а Правый — своего.
     
Когда Повелитель Города Радикулит Грозный узнал, что у Старого Крота живут настоящие единороги, он предлагал за них любые деньги, но Крот был очень гордым. Если бы он сам решил продать единорогов, это одно дело. А если ему приказывают — никогда! Повелитель Радикулит объявил новый поход на замок Крота. Но тут началась война за проливы, и ему стало не до единорогов.
     
А братья-близнецы выросли самыми настоящими разбойниками, они были отважны и жестоки. Их никто не любил и все боялись. Помники не раз устраивали им засады, пигмеи собирались в большие орды, чтобы убить их, соседние бароны посылали против них отряды… Но не было лучше бойцов, чем братья Кроты. И не было во всем мире быстрее и умнее животных, чем их единороги.
     
У молодых Кротов была сестра. Она родилась уже после того, как в замке появились единороги. Теперь ей исполнилось шестнадцать лет. Она была странной девочкой — дикой, замкнутой, неразговорчивой. Сам Старый Крот считал, что она родилась такой, потому что ее мать в тот год встретила в лесу Угрюмую Старуху. А кто увидит Угрюмую Старуху, никогда не будет счастлив. Дочку свою Старый Крот не любил, порол, и она убегала от него в лес и пропадала там по нескольку дней. И никому, кроме матери, не было до нее дела. Ей даже не дали красивого имени. Звали ее Белкой.
     
Потом Старый Крот погиб. Погнался в лесу за каким-то зверем, один, без охраны, заблудился… А может, и не заблудился, а завели его в чащу враги-пигмеи. И попал он там в яму, где живет дух, отнимающий память. И долго он бродил по лесу. Когда его отыскали сыновья, он был так истощен, и так всех боялся, и такие страшные сны ему снились, что он повесился в замковой башне.
     
А жизнь в замке потекла, как прежде. Выросли сыновья, состарилась Сороконожка. Все уже забыли, что Старый Крот был простым разбойником. Сыновей считали настоящими поклонами. Потому, когда Радикулит Грозный стал собирать всех баронов и поклонов из подвластных ему земель, чтобы начать общий поход на помников, их тоже позвали.
     
Эту весть принес из Города Вери-Мери. По дороге ему удалось выведать у доверчивых пигмеев, где те собираются на годовой праздник. И, конечно же, рассказал об этом своим старым господам. Поэтому и оказался Левый Крот в лесу, поэтому Ирия, Пашка и Алиса попали к нему в замок.
    
    
Глава 10. Ночь в замке
     
Ворота замка со скрипом закрылись, стражи опустили толстый брус, запирая их. Воины спешивались, пигмеев, как покорное стадо, загнали в узкую пасть подземелья. Туда же попал и юноша, найденный в лесу.
     
Пожилой воин с длинными седыми усами сказал Ирии:
     
— Вам наверх.
     
И они вошли в здание обсерватории.
     
Когда-то на первом этаже были комнаты астрономов и вычислительный центр. Разумеется, все вещи давно отсюда вытащили, некоторые из перегородок сломали. Пленников повели наверх по спиральной лестнице, у которой давно обломились перила, туда, где когда-то стоял телескоп.
     
Это был огромный круглый зал, его стены кончались на высоте двух метров и переходили в купол с прорезью для телескопа. Сквозь широкую длинную прорезь было видно серое, темнеющее небо, по которому бежали серые облака. Начался дождь, и капли гулко ударялись о каменный пол.
     
Воин закрыл за собой железную дверь и ушел.
     
Сразу стало очень тихо.
     
И голос Пашки прозвучал гулко:
     
— Надо бежать.
     
Алиса и сама знала, что надо бежать, но вдруг она почувствовала, что смертельно устала и мечтает только об одном: лечь и вытянуть ноги.
     
У стены протянулась низкая широкая скамья, устланная шкурами. Алиса добрела до нее и сказала:
     
— Можно, я немножко отдохну?
     
— Нам всем нужно отдохнуть, — сказала Ирия.
     
Алиса поняла, что Ирия жалеет своих юных друзей, сама-то она могла обходиться без сна несколько суток.
     
— Еще чего не хватало! — возмутился Пашка. — Отдохнем, когда отыщем Тадеуша.
     
— Конечно, — сказала Ирия. — Но я здесь старшая. И я сама устала. Если ты, Пашка, не поспишь хотя бы несколько часов, от тебя завтра будет мало пользы.
     
— Конечно, — вздохнул Пашка, — надо учитывать, что Алиса — всего-навсего девочка.
     
Алиса только улыбнулась. Она понимала, что Пашка не умеет признаваться в своих слабостях.
     
— Ложись, — сказала она, — скамейка длинная.
     
Пашка вытянулся у нее в ногах и пробурчал:
     
— Интересно, почему-то совсем не хочется спать.
     
И тут же засопел.
     
Алиса подумала: «Наш герой заснул раньше меня». Но это была ее последняя мысль. Она уже спала.
     
Когда Алиса проснулась, было совсем темно. Она не сразу сообразила, где она, и не поняла, что же ее разбудило. Потом сообразила: в зале посторонний. Кто-то чужой беззвучно ступает по полу, стараясь сдерживать дыхание.
     
Алиса замерла. Она кинула взгляд наверх: в щели для телескопа были видны звезды.
     
Чужой подходил все ближе.
     
Потом раздался щелчок. По звуку Алиса догадалась, где стоит тот человек, — метрах в трех слева.
     
Снова щелчок. И искры. Снова щелчок — и зажглась свеча.
     
Как же она не догадалась раньше: пришелец разжигал огонь! У них здесь нет спичек.
     
Скупой свет свечи вырвал из темноты странное скуластое лицо, черные глаза, копну курчавых волос. Лицо подростка. Нет, девушки!
     
Девушка вглядывалась в темноту, стараясь увидеть, кто лежит на скамье.
     
— Ты что здесь делаешь? — спросила Алиса негромко.
     
— Ах! — Свеча дрогнула и чуть не вывалилась из руки девушки.
     
— Не бойся! — сказала Алиса. — Ты кто?
     
Глаза Алисы привыкли к свету, и она поняла, что девушка не намного старше ее.
     
— Я — Белка. Я здесь живу.
     
— Белка?
     
— Я знаю, это некрасивое имя, но мне не стали давать настоящего, потому что отец меня не любил. Можно, я сяду рядом с тобой?
     
— Конечно, садись, — сказала Алиса. — Вот здесь.
     
Девушка села и поставила свечу на край скамьи.
     
— Мне так скучно здесь жить, — прошептала она. — Я увидела, как вас ведут, и подумала: обязательно к тебе проберусь, когда все заснут. Только я очень боялась тех, кто с тобой.
     
— Почему?
     
— Эта женщина с золотыми волосами, она страшная.
     
— Почему?
     
— Не знаю. Я только чувствую. Я все чувствую, — сказала Белка. — В ней больше силы, чем в мужчине.
     
Алиса подумала: «Ты бы посмотрела на Ирию на Земле, когда она возится с Вандочкой или готовит обед Тадеушу, вот бы удивилась!»
     
И тут они услышали голос:
     
— Еще бы! Ведь Ирия вышла на тропу войны. А ирокезы на тропе войны беспощадны.
     
Это был голос Пашки.
     
Белка от неожиданности подскочила.
     
— Не бойся, — сказала Алиса. — Это Пашка. Он мой друг. Он проснулся от нашего разговора.