1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
   Листья ли с древа рушатся,    

   Розовые да чайные?    

   Нет, с покоренной русости    

   Ризы ее, шелкá ее…    

       

   Ветви ли в воду клонятся,    

   К водорослям да к ржавчинам?    

   Нет, — без души, без помысла    

   Руки ее упавшие.    

       

   Смолы ли в траву пролиты, —    

   В те ли во ланы кукушечьи?    

   Нет, — по щекам на коврики    

   Слезы ее, — ведь скушно же!    

       

   Барин, не тем ты занятый,    

   А поглядел бы зарево!    

   То в проваленной памяти —    

   Зори ее: глаза его!    

       

       

      

         БЕРЛИНУ    

       

   Дождь убаюкивает боль.    

   Под ливни опускающихся ставень    

   Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль    

   Копыта — как рукоплесканья.    

       

   Поздравствовалось—и слилось.    

   В оставленности златозарной    

   Над сказочнейшим из сиротств    

   Вы смилостивились, казармы!    

       

   10 июля 1922    

            «Светло-серебряная цвель…»    

       

   Светло-серебряная цвель    

   Над зарослями и бассейнами.    

   И занавес дохнёт — и в щель    

   Колеблющийся и рассеянный    

       

   Свет… Падающая вода    

   Чадры. (Не прикажу — не двинешься!)    

   Так пэри к спящим иногда    

   Прокрадываются в любимицы.    

       

   Ибо не ведающим лет    

   — Спи! — головокруженье нравится.    

   Не вычитав моих примет,    

   Спи, нежное мое неравенство!    

       

   Спи. — Вымыслом останусь, лба    

   Разглаживающим неровности.    

   Так Музы к смертным иногда    

   Напрашиваются в любовницы.    

       

   16 июля 1922    

      

         СИВИЛЛА    

       

            1.  «Сивилла: выжжена, сивилла: ствол…»    

        

    Сивилла: выжжена, сивилла: ствол.    

    Все птицы вымерли, но Бог вошел.    

        

    Сивилла: выпита, сивилла: сушь.    

    Все жилы высохли: ревностен муж!    

        

    Сивилла: выбыла, сивилла: зев    

    Доли и гибели! — Древо меж дев.    

        

    Державным деревом в лесу нагом —    

    Сначала деревом шумел огонь.    

        

    Потом, под веками — в разбег, врасплох,    

    Сухими реками взметнулся Бог.    

        

    И вдруг, отчаявшись искать извне:    

    Сердцем и голосом упав: во мне!    

        

    Сивилла: вещая! Сивилла: свод!    

    Так Благовещенье свершилось в тот    

        

    Час не стареющий, так в седость трав    

    Бренная девственность, пещерой став    

        

    Дивному голосу…    

    — так в звездный вихрь    

    Сивилла: выбывшая из живых.    

        

    5 августа 1922    

               2.  «Каменной глыбой серой…»    

        

    Каменной глыбой серой,    

    С веком порвав родство.    

    Тело твое — пещера    

    Голоса твоего.    

        

    Недрами — в ночь, сквозь слепость    

    Век, слепотой бойниц.    

    Глухонемая крепость    

    Над пестротою жниц.    

        

    Кутают ливни плечи    

    В плащ, плесневеет гриб.    

    Тысячелетья плещут    

    У столбняковых глыб.    

        

    Горе горé! Под толщей    

    Век, в прозорливых тьмах —    

    Глиняные осколки    

    Царств и дорожный прах    

        

    Битв…    

        

    6 августа 1922    

       

             3. СИВИЛЛА — МЛАДЕНЦУ.[52]    

        

    К груди моей,    

    Младенец, льни:    

    Рождение — паденье в дни.    

        

    С заоблачных нигдешних скал,    

    Младенец мой,    

    Как низко пал!    

    Ты духом был, ты прахом стал.    

        

    Плачь, маленький, о них и нас:    

    Рождение — паденье в час!    

        

    Плачь, маленький, и впредь, и вновь:    

    Рождение — паденье в кровь,    

        

    И в прах,    

    И в час…    

        

    Где зарева его чудес?    

    Плачь, маленький: рожденье в вес!    

        

    Где залежи его щедрот?    

    Плачь, маленький: рожденье в счет,    

        

    И в кровь,    

    И в пот…    

        

    Но встанешь! То, что в мире смертью    

    Названо — паденье в твердь.    

        

    Но узришь! То, что в мире — век    

    Смежение — рожденье в свет.    

        

    Из днесь —    

    В навек.    

        

    Смерть, маленький, не спать, а встать.    

    Не спать, а вспять.    

        

    Вплавь, маленький! Уже ступень    

    Оставлена…    

    — Восстанье в день.    

        

    17 мая 1923    

       

           «Но тесна  вдвоем…»    

       

   Но тесна вдвоем    

   Даже радость утр.    

   Оттолкнувшись лбом    

   И подавшись внутрь,    

       

   (Ибо странник — Дух,    

   И идет один),    

   До начальных глин    

   Потупляя слух —    

       

   Над источником,    

   Слушай-слушай, Адам,    

   Чтó проточные    

   Жилы рек — берегам:    

       

   — Ты и путь и цель,    

   Ты и след и дом.    

   Никаких земель    

   Не открыть вдвоем.    

       

   В горний лагерь лбов    

   Ты и мост и взрыв.    

   (Самовластен — Бог    

   И меж всех ревнив).    

       

   Над источником    

   Слушай-слушай, Адам,    

   Чтó проточные    

   Жилы рек — берегам:    

       

   — Берегись слуги,    

   Дабы в отчий дом    

   В гордый час трубы    

   Не предстать рабом.    

       

   Берегись жены,    

   Дабы, сбросив прах,    

   В голый час трубы    

   Не предстать в перстнях.    

       

   Над источником    

   Слушай-слушай, Адам,    

   Что проточные    

   Жилы рек — берегам:    

       

   — Берегись! Не строй    

   На родстве высот.    

   (Ибо крепче — той    

   В нашем сердце — тот).    

       

   Говорю, не льстись    

   На орла, — скорбит    

   Об упавшем ввысь    

   По сей день — Давид!    

       

   Над источником    

   Слушай-слушай, Адам,    

   Чтó проточные    

   Жилы рек — берегам:    

       

   — Берегись могил:    

   Голодней блудниц!    

   Мертвый был и сгнил:    

   Берегись гробниц!    

       

   От вчерашних правд    

   В доме — смрад и хлам.    

   Даже самый прах    

   Подари ветрам!    

       

   Над источником    

   Слушай-слушай, Адам,    

   Чтó проточные    

   Жилы рек — берегам:    

       

   — Берегись…    

       

   8 августа 1922    

           «Леты  подводный свет…»    

       

   Леты подводный свет,    

   Красного сердца риф.    

   Застолбенел ланцет,    

   Певчее горло вскрыв:    

       

   Не раскаленность жёрл,    

   Не распаленность скверн —    

   Нерастворенный перл    

   В горечи певчих горл.    

       

   Гóре горé! Граним,    

   Плавим и мрем — вотще.    

   Ибо нерастворим    

   В голосовом луче    

       

   Жемчуг…    

   Железом в хрип,    

   Тысячей пил и свёрл —    

   Неизвлеченный шип    

   В горечи певчих горл.    

       

   11 августа 1922    

      

         ДЕРЕВЬЯ    

       

       (Моему чешскому другу,    

    Анне Антоновне Тесковой)    

       

            1. «В  смертных изверясь…»    

        

    В смертных изверясь,    

    Зачароваться не тщусь.    

    В старческий вереск,    

    В среброскользящую сушь,    

        

    — Пусть моей тени    

    Славу трубят трубачи! —    

    В вереск-потери,    

    В вереск-сухие ручьи.    

        

    Старческий вереск!    

    Голого камня нарост!    

    Удостоверясь    

    В тождестве наших сиротств,    

        

    Сняв и отринув    

    Клочья последней парчи —    

    В вереск-руины,    

    В вереск-сухие ручьи.    

        

    Жизнь: двоедушье    

    Дружб и удушье уродств.    

    Седью и сушью,    

    (Ибо вожатый — суров),    

        

    Ввысь, где рябина    

    Краше Давида-Царя!    

    В вереск-седины,    

    В вереск-сухие моря.    

        

    5 сентября 1922    

               2. «Когда  обидой — опилась…»    

        

    Когда обидой — опилась    

    Душа разгневанная,    

    Когда семижды зареклась    

    Сражаться с демонами —    

        

    Не с теми, ливнями огней    

    В бездну нисхлестнутыми:    

    С земными низостями дней.    

    С людскими косностями —    

        

    Деревья! К вам иду! Спастись    

    От рева рыночного!    

    Вашими вымахами ввысь    

    Как сердце выдышано!    

        

    Дуб богоборческий! В бои    

    Всем корнем шествующий!    

    Ивы-провидицы мои!    

    Березы-девственницы!    

        

    Вяз — яростный Авессалом,    

    На пытке вздыбленная    

    Сосна — ты, уст моих псалом:    

    Горечь рябиновая…    

        

    К вам! В живоплещущую ртуть    

    Листвы — пусть рушащейся!    

    Впервые руки распахнуть!    

    Забросить рукописи!    

        

    Зеленых отсветов рои…    

    Как в руки — плещущие…    

    Простоволосые мои,    

    Мои трепещущие!    

        

    8 сентября 1922    

               3.  «Купальщицами, в легкий круг…»    

        

    Купальщицами, в легкий круг    

    Сбитыми, стаей    

    Нимф-охранительниц — и вдруг,    

    Гривы взметая    

        

    В закинутости лбов и рук,    

    — Свиток развитый! —    

    В пляске кончающейся вдруг    

    Взмахом защиты —    

        

    Длинную руку на бедро…    

    Вытянув выю…    

    Березовое серебро,    

    Ручьи живые!    

        

    9 сентября 1922    

       

            4. «Други!  Братственный сонм…»    

        

    Други! Братственный сонм!    

    Вы, чьим взмахом сметен    

    След обиды земной.    

    Лес! — Элизиум мой!    

        

    В громком таборе дружб    

    Собутыльница душ    

    Кончу, трезвость избрав,    

    День — в тишайшем из братств.    

        

    Ах, с топочущих стогн    

    В легкий жертвенный огнь    

    Рощ! В великий покой    

    Мхов! В струение хвой…    

        

    Древа вещая весть!    

    Лес, вещающий: Есть    

    Здесь, над сбродом кривизн —    

    Совершенная жизнь:    

        

    Где ни рабств, ни уродств,    

    Там, где всё во весь рост,    

    Там, где правда видней:    

    По ту сторону дней…    

        

    17 сентября 1922    

               5.  «Беглецы? — Вестовые…»    

        

    Беглецы? — Вестовые?    

    Отзовись, коль живые!    

    Чернецы верховые,    

    В чащах Бога узрев?    

        

    Сколько мчащих сандалий!    

    Сколько пышущих зданий!    

    Сколько гончих и ланей —    

    В убеганье дерев!    

        

    Лес! Ты нынче — наездник!    

    То, что люди болезнью    

    Называют: последней    

    Судорогою древес —    

        

    Это — в платье просторном    

    Отрок, нектаром вскормлен.    

    Это — сразу и с корнем    

    Ввысь сорвавшийся лес!    

        

    Нет, иное: не хлопья —    

    В сухолистом потопе!    

    Вижу: опрометь копий,    

    Слышу: рокот кровей!    

        

    И в разверстой хламиде    

    Пролетая — кто видел?! —    

    То Саул за Давидом:    

    Смуглой смертью своей!    

        

    3 октября 1922    

       

            6. «Не  краской, не кистью…»    

        

    Не краской, не кистью!    

    Свет — царство его, ибо сед.    

    Ложь — красные листья:    

    Здесь свет, попирающий цвет.    

        

    Цвет, попранный светом.    

    Свет — цвету пятою на грудь.    

    Не в этом, не в этом    

    ли: тайна, и сила и суть    

        

    Осеннего леса?    

    Над тихою заводью дней    

    Как будто завеса    

    Рванулась — и грозно за ней…    

        

    Как будто бы сына    

    Провидишь сквозь ризу разлук —    

    Слова: Палестина    

    Встают, и Элизиум вдруг…    

        

    Струенье… Сквоженье…    

    Сквозь трепетов мелкую вязь —    

    Свет, смерти блаженнее    

    И — обрывается связь.    

        * * *    

        

Осенняя седость.    

    Ты, Гётевский апофеоз!    

    Здесь многое спелось,    

    А больше еще — расплелось.    

        

    Так светят седины:    

    Так древние главы семьи —    

    Последнего сына,    

    Последнейшего из семи —    

        

    В последние двери —    

    Простертым свечением рук…    

    (Я краске не верю!    

    Здесь пурпур — последний из слуг!)    

        

    …Уже и не светом:    

    Каким-то свеченьем светясь…    

    Не в этом, не в этом    

    ли — и обрывается связь.    

        * * *    

        

Так светят пустыни.    

    И — больше сказав, чем могла:    

    Пески Палестины,    

    Элизиума купола…    

        

    8 — 9 октября 1922    

               7. «Та, что  без видения спала…»    

        

    Та, что без видéния спала —    

    Вздрогнула и встала.    

    В строгой постепенности псалма,    

    Зрительною скáлой —    

        

    Сонмы просыпающихся тел:    

    Руки! — Руки! — Руки!    

    Словно воинство под градом стрел,    

    Спелое для муки.    

        

    Свитки рассыпающихся в прах    

    Риз, сквозных как сети.    

    Руки, прикрывающие пах,    

    (Девственниц!) — и плети    

        

    Старческих, не знающих стыда…