1 2 3 4 5 6 
верным, что каждое  из писем, полученных мною  в  течение лет, я ощущаю  как

цинизм: в  доброжелательстве  ко  мне больше  цинизма,  чем  в  какой-нибудь

ненависти... Я  говорю в лицо  каждому  из  моих друзей, что он  никогда  не

утруждал  себя  изучением  хотя бы  одного  из моих  сочинений:  я  узнаю по

мельчайшим  чертам, что они даже не  знают,  что там написано.  Что касается

особенно моего Заратустры, то кто из моих друзей увидел бы в нём больше, чем

недозволенную,  к счастью, совершенно безразличную самонадеянность?.. Десять

лет: и никто в Германии не сделал себе долга совести из того, чтобы защитить

моё  имя от  абсурдного  умолчания,  под  которым оно  было  погребено; лишь

иностранец,  датчанин, впервые  обнаружил достаточную  тонкость инстинкта  и

смелости  и  возмутился  против  моих  мнимых  друзей...  В  каком  немецком

университете были бы возможны нынче лекции о моей философии, которые читал в

Копенгагене последней весной  и этим ещё  раз доказанный психолог  д-р Георг

Брандес? -  Я сам  никогда не  страдал  из-за  всего  этого; необходимое  не

оскорбляет  меня; amor fati есть  моя  самая  внутренняя природа. Но это  не

исключает того, что я люблю иронию, даже всемирно-историческую иронию. И вот

же, почти за два года до разрушительного  удара  молнией Переоценки, которая

повергнет землю в конвульсии, я послал в мир "Казус  Вагнер": пусть же немцы

ещё раз бессмертно ошибутся во мне и увековечат себя! для этого как раз есть

ещё  время!  -  Достигнуто  ли  это?   -  Восхитительно,  господа  германцы!

Поздравляю вас...

 

       

ПОЧЕМУ   ЯВЛЯЮСЬ Я РОКОМ      

 

     Я  знаю  свой  жребий.  Когда-нибудь с моим  именем  будет  связываться

воспоминание  о  чём-то чудовищном  - о кризисе, какого никогда не  было  на

земле,  о  самой  глубокой коллизии совести,  о решении, предпринятом против

всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не

человек,  я динамит. - И при всём том во мне нет ничего общего с основателем

религии - всякая религия есть дело черни, я вынужден мыть руки после каждого

соприкосновения с религиозными людьми...  Я не хочу "верующих", я полагаю, я

слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда  не говорю к массам...

Я ужасно  боюсь, чтобы  меня не объявили когда-нибудь  святым;  вы угадаете,

почему я наперёд выпускаю  эту книгу: она должна помешать, чтобы в отношении

меня не было допущено  насилия... Я  не хочу  быть святым,  скорее  шутом...

Может быть, я и есмь шут... И не смотря на это или, скорее, несмотря  на это

-  ибо до сих пор  не было ничего более лживого, чем святые, - устами  моими

глаголет истина.  - Но моя истина  ужасна: ибо  до  сих  пор ложь называлась

истиной. - Переоценка всех ценностей  -  это моя формула для акта наивысшего

самосознания человечества, который стал во  мне плотью и гением.  Мой жребий

хочет,  чтобы  я был первым  приличным человеком, чтобы  я сознавал  себя  в

противоречии с ложью  тысячелетий... Я первый открыл истину через то,  что я

первый  ощутил - вынюхал  - ложь как ложь... Мой гений  в  моих ноздрях... Я

противоречу,  как никогда  никто  не  противоречил, и,  несмотря на  это,  я

противоположность отрицающего  духа. Я благостный вестник, какого никогда не

было, я  знаю задачи  такой  высоты,  для  которой до  сих  пор  недоставало

понятий;  впервые  с меня  опять  существуют  надежды. При  всём  том  я  по

необходимости  человек рока.  Ибо  когда  истина  вступит  в борьбу  с ложью

тысячелетий, у нас будут сотрясения, судороги землетрясения, перемещение гор

и долин, какие никогда не снились. Понятие политики совершенно растворится в

духовной войне,  все формы власти старого общества  взлетят  в  воздух - они

покоятся все на лжи: будут войны, каких ещё никогда не было на земле. Только

с меня начинается на земле большая политика. 

      2      

 

     Вы хотите формулы для такой судьбы, которая становится человеком? - Она

проставлена в моём Заратустре.

     - и кто должен быть творцом в  добре  и зле, поистине, тот  должен быть

сперва разрушителем, разбивающим ценности.

     Так  принадлежит  высшее  зло  к  высшему   благу,  а  это  благо  есть

творческое.

     Я гораздо более ужасный  человек, чем кто-либо из существовавших до сих

пор; это  не исключает того, что я буду самым благодетельным. Я знаю радость

уничтожения в степени, соразмерной моей силе уничтожения - в том и  другом я

повинуюсь своей дионисической натуре, которая не умеет отделять отрицания от

утверждения. Я первый имморалист: поэтому я истребитель par excellence. 

       

     3      

 

     Меня  не  спрашивали,  меня должны  были  бы спросить,  что  собственно

означает в моих устах,  устах  первого имморалиста, имя  Заратустры: ибо то,

что  составляет чудовищную единственность этого  перса  в  истории, является

прямой противоположностью мне. Заратустра первый увидел в борьбе добра и зла

истинное колесо  в  движении  вещей  - перенесение морали в  метафизику, как

силы,  причины, цели в себе, есть его дело. Но этот вопрос был бы в сущности

уже   и   ответом.   Заратустра  создал  это  роковое  заблуждение,  мораль:

следовательно, он должен быть первым, кто познает его. Не только потому, что

он имеет здесь более долгий и богатый опыт, чем всякий другой мыслитель; вся

история  есть  не  что  иное, как  экспериментальное опровержение  тезиса  о

"нравственном миропорядке", - гораздо важнее то,  что  Заратустра  правдивее

всякого   другого  мыслителя.  Его  учение,   и  только  оно  одно,  считает

правдивость высшей  добродетелью - это значит,  противоположностью  трусости

"идеалиста", который  обращается  в бегство перед реальностью; у  Заратустры

больше мужества в теле, чем у всех мыслителей вместе взятых. Говорить правду

и хорошо стрелять  из лука  - такова  персидская  добродетель.  Понимают  ли

меня?.. Самопреодоление  морали из правдивости, самопреодоление  моралиста в

его противоположность - в меня - это и означает в моих устах имя Заратустры.

       

     4      

 

     В  сущности  в  моём  слове  имморалист  заключаются два  отрицания.  Я

отрицаю, во-первых, тип человека, который до сих пор считался самым высоким,

- добрых, доброжелательных,  благодетельных;  я отрицаю, во-вторых, тот  род

морали, который, как  мораль сама по себе, достиг значения и  господства,  -

мораль decadence, говоря осязательнее, христианскую мораль. Можно  на второе

отрицание смотреть как на  более решительное отрицание, ибо  слишком высокая

оценка  доброты и  доброжелательства в общем  есть  для  меня уже  следствие

decadence,  симптом слабости,  несовместимый  с  восходящей  и  утверждающей

жизнью:   в  утверждении  отрицание   и   уничтожение  суть  условия.  -   Я

останавливаюсь  прежде всего на психологии доброго человека.  Чтобы оценить,

чего стоит данный тип человека, надо  высчитать цену, во  что  обходится его

сохранение, -  надо знать его  условия существования.  Условие существования

добрых есть ложь: выражаясь иначе,  нежелание видеть  во что бы то ни стало,

какова в сущности действительность;  я  хочу  сказать, она не такова,  чтобы

каждую  минуту  вызывать   доброжелательные  инстинкты,  ещё   менее,  чтобы

допускать  ежеминутное вмешательство близоруких добродушных рук. Смотреть на

бедствия  всякого  рода  как  на  возражение,  как  на нечто,  что  подлежит

уничтожению,  есть  niaiserie par excellence, есть вообще истинное несчастье

по  своим последствиям, роковая глупость,-  почти столь же глупая, как глупа

была  бы  воля, пожелавшая  уничтожить дурную погоду,  -  из-за сострадания,

например, к  бедным людям...  В великой экономии целого ужасы реальности  (в

аффектах, желаниях, в воле к власти) в неизмеримой степени более необходимы,

чем эта форма  маленького  счастья, так называемая доброта; надо  быть очень

снисходительным, чтобы последней - ибо она обусловлена инстинктом лживости -

уделять  вообще  место. У  меня  будет серьёзный  повод  доказать  чрезмерно

зловещие  последствия  оптимизма, этого  исчадия homines  optimi,  для  всей

истории.  Заратустра  был  первый,  кто  понял,  что  оптимист есть такой же

decadent,  как и  пессимист, и,  пожалуй,  ещё  более вредный;  он  говорит:

"Добрые  люди  никогда  не  говорят  правды.  Обманчивые   берега  и  ложную

безопасность указали вам добрые; во лжи добрых были вы рождены и окутаны ею.

Добрые всё извратили и  исказили  до  самого основания".  К счастью,  мир не

построен  на  таких инстинктах, чтобы  только  добродушное, стадное животное

находило в нём своё узкое счастье; требовать, чтобы всякий "добрый человек",

всякое стадное животное было голубоглазо, доброжелательно, "прекраснодушно",

или, как  этого желает господин Герберт Спенсер,  альтруистично, значило  бы

отнять  у  существования  его  великий  характер,  значило  бы  кастрировать

человечество и низвести его к жалкой китайщине.  - И это пытались сделать!..

Именно это называлось моралью... В  этом смысле именует Заратустра добрых то

"последними людьми", то "началом конца"; прежде всего  он  понимает  их  как

самый  вредный  род людей,  ибо они отстаивают  своё  существование  за счёт

истины, равно как и за счёт будущего.

     Ибо добрые - не могут созидать: они всегда начало конца -

     - они распинают того, кто  пишет новые ценности на новых скрижалях, они

приносят себе в жертву будущее - они распинают всё человеческое будущее!

     Добрые - были всегда началом конца...

     И  какой  бы  вред ни  нанесли клеветники на мир, -  вред  добрых самый

вредный вред.

       

     5      

 

     Заратустра, первый психолог добрых,  есть - следовательно  - друг злых.

Когда упадочный род людей восходит на ступень  наивысшего рода, то это может

произойти только за счёт противоположного  им рода, рода сильных и уверенных

в   жизни  людей.  Когда  стадное  животное  сияет  в  блеске  самой  чистой

добродетели, тогда исключительный человек должен  быть  оценкою низведён  на

ступень злого. Когда лживость во что бы  то  ни  стало овладевает  для своей

оптики  словом "истина",  тогда  всё  действительно  правдивое должно носить

самые  дурные имена. Заратустра не  оставляет  здесь  никаких  сомнений;  он

говорит: познание добрых,  "лучших" было именно  тем, что  внушило  ему ужас

перед человеком; из этого отвращения выросли у него крылья, чтобы "улететь в

далёкое будущее", - он не скрывает, что его  тип человека  есть сравнительно

сверхчеловеческий тип, сверхчеловечен он именно в отношении добрых, добрые и

праведные назвали бы его сверхчеловека дьяволом...

     Вы, высшие люди,  каких встречал мой взор! в  том сомнение моё  в вас и

тайный смех мой: я угадываю, вы бы назвали моего сверхчеловека - дьяволом!

     Так чужда ваша душа всего великого, что вам сверхчеловек был бы страшен

в своей доброте...

     Из этого места, а не из какого другого следует исходить, чтобы  понять,

чего хочет Заратустра:  тот  род людей, который он конципирует,  конципирует

реальность, как она есть: он достаточно силён для этого - он не отчуждён, не

отдалён от неё, он и есть сама реальность, он носит в  себе всё, что есть  в

ней страшного и загадочного, только  при  этом условии в человеке может быть

величие...

      6      

 

     - Но ещё и в другом  смысле я избрал для себя слово имморалист, как мой

отличительный знак, как  мой почётный знак;  я горд тем, что у меня есть это

слово,  выделяющее  меня  из  всего  человечества.  Никто  ещё не чувствовал

христианскую мораль  ниже себя; для  этого нужна была высота, взгляд в даль,

до сих  пор ещё совершенно неслыханная психологическая глубина  и  бездонная

пропасть. Христианская мораль  была до сих пор Цирцеей всех мыслителей - они

были у неё в  услужении.  - Кто до меня  спускался в пещеры, откуда  несётся

кверху  ядовитое дыхание от этого рода идеала - клеветы на мир?  Кто хотя бы

только осмеливался предчувствовать,  что  это пещеры? Кто вообще до меня был

среди философов психологом, а не  его противоположностью,  "мошенником более

высокого  порядка", "идеалистом"? До меня ещё не  было никакой психологии. -

Здесь быть  первым может оказаться проклятием, во всяком случае это рок: ибо

и презираешь, как первый... Отвращение к человеку есть моя опасность...

       

     7      

 

     Поняли ли меня?  -  Что  меня  отделяет, что  отстраняет  меня от всего

остального  человечества,  так  это  то, что я  открыл сущность христианской

морали. Поэтому я нуждался в  слове, которое имело бы значение  вызова всем.

Что   здесь   не   раскрыли   глаз   раньше,   я   считаю   это   величайшей

нечистоплотностью,   какая   только  имеется  у   человечества  на  совести,

самообманом,  обращённым в инстинкт, принципиальной волей не  видеть  ничего

происходящего, никакой причинности,  никакой  действительности,  фабрикацией

фальшивых монет in psychologicis, доведённой до преступления.  Слепота перед

христианством  есть  преступление  par  excellence  -  преступление   против

жизни... Тысячелетия, народы, первые и последние, философы  и  старые бабы -

за исключением пяти-шести моментов истории и меня, как седьмого, - все стоят

друг  друга  в  этом  отношении.  Христианин  был  до  сих   пор  "моральным

существом",  curiosum  вне сравнения, а  как "моральное существо" был  более

абсурдным,  более  лживым,  более  тщеславным, более легкомысленным и  более

вредным  самому  себе,  чем это  могло  бы  присниться даже  величайшему  из

презирающих человечество. Христианская мораль - самая злостная форма воли ко

лжи, истинная Цирцея человечества: то, что его испортило. Не заблуждение как

заблуждение возмущает  меня  в этом  зрелище, -  не тысячелетнее  отсутствие

"доброй воли", дисциплины, приличия,  мужества в духовном отношении, которое

обнаруживается  в его победе: меня  возмущает отсутствие естественности, тот

совершенно невероятный  факт, что  сама противоестественность получила,  как

мораль, самые высокие  почести, осталась висеть над человечеством как закон,

как  категорический императив!..  В  такой  мере ошибаться, не как отдельный

человек, не как народ, но как человечество!.. Учили  презирать самопервейшие

инстинкты  жизни;  выдумали "душу", "дух", чтобы посрамить  тело;  в условии

жизни,  в половой любви,  учили переживать  нечто  нечистое;  в  глубочайшей

необходимости  для развития,  в суровом эгоизме ( -  уже одно это слово было

хулою!  - ),  искали злого начала; и напротив, в типичном признаке упадка, в

сопротивлении   инстинкту,   в  "бескорыстии",   в   утрате   равновесия,  в

"обезличивании"  и  "любви  к  ближнему" (  - одержимости  ближним!)  видели

высочайшую ценность, что говорю  я!  - ценность как  таковую!.. Как! значит,

само человечество в  decadence?  и  было ли оно в  нём всегда? -  Что твёрдо

установлено, так это  только то, что его учили лишь ценностям декаданса, как

высшим  ценностям. Мораль самоотречения  есть  мораль упадка par excellence,

факт "я погибаю"  перемещён здесь в императив: "вы все должны погибнуть" - и

не только в императив!.. Эта единственная мораль, которой до  сих пор учили,

мораль  самоотречения,  изобличает  волю  к  концу,  она  отрицает  жизнь  в

глубочайших  основаниях.  -  Здесь  остаётся  открытой возможность,  что  не

человечество  в  упадке,  а только  паразитический класс людей, священников,

которые благодаря морали долгались  до звания  определителей  его ценностей,

которые угадали  в христианской морали своё средство к  власти... И на самом

деле,  моё  мнение  таково: учителя,  вожди  человечества, все теологи  были

вместе  с  тем  и  decadents:  отсюда  переоценка  всех  ценностей  в  нечто

враждебное  жизни,  отсюда  мораль...  Определение  морали:   мораль  -  это

идиосинкразия decadents, с задней мыслью отомстить  жизни  - и с успехом.  Я

придаю ценность этому определению. 

       

     8      

 

     Поняли  ли меня? - Я не  сказал здесь  ни одного  слова, которого  я не

сказал бы уже пятью годами раньше устами Заратустры. - Открытие христианской

морали есть событие, которому нет равного, действительная катастрофа. Кто её

разъясняет, тот force majeure, рок,  -  он разбивает историю человечества на

две  части. Живут до него, живут после него... Молния истины поразила  здесь

именно то, что  до сих  пор  стояло  выше  всего;  кто  понимает, что  здесь

уничтожено, пусть посмотрит, есть ли у него вообще  ещё что-нибудь в  руках.

Всё, что до сих  пор  называлось "истиной", признано  самой  вредной,  самой

коварной, самой подземной формой лжи; святой предлог "улучшить" человечество

признан хитростью, рассчитанной  на то, чтобы  высосать самое жизнь, сделать

её малокровной. Мораль как вампиризм... Кто открыл мораль, открыл  тем самым

негодность  всех ценностей,  в  которые верят или верили; он  уже  не  видит

ничего достойного почитания в наиболее  почитаемых, даже объявленных святыми

типах  человека,  он  видит  в  них  самый  роковой   вид  уродов,  ибо  они

очаровывали... Понятие "Бог" выдумано как противоположность понятию жизни  -

в  нём всё  вредное, отравляющее,  клеветническое, вся  смертельная вражда к

жизни  сведены в ужасающее единство! Понятие "по ту сторону", "истинный мир"

выдуманы,  чтобы обесценить единственный  мир,  который существует, чтобы не

оставить никакой  цели,  никакого разума,  никакой задачи  для  нашей земной

реальности?  Понятия "душа", "дух",  в конце концов даже "бессмертная  душа"

выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным  - "святым", чтобы

всему, что  в  жизни  заслуживает  серьёзного  отношения, вопросам  питания,

жилища,  духовной  диеты,  ухода  за   больными,   чистоплотности,  климата,

противопоставить  ужасное  легкомыслие!  Вместо здоровья  "спасение души"  -

другими словами,  folie  circulaire, начиная с  судорог покаяния до  истерии

искупления! Понятие "греха"  выдумано  вместе  с  принадлежащим сюда орудием

пытки,  понятием "свободной воли", чтобы спутать инстинкт, чтобы недоверие к

инстинктам  сделать  второю  натурой!  В понятии  человека  "бескорыстного",

"самоотрекающегося" истинный признак decadence, податливость всему вредному,

неумение  найти  свою  пользу,  саморазрушение  обращены  вообще  в  признак

ценности, в "долг", "святость", "божественность" в человеке! Наконец - и это

самое  ужасное  - в понятие доброго человека включено всё  слабое,  больное,

неудачное,  страдающее  из-за самого  себя,  всё,  что  должно  погибнуть, -

нарушен  закон  отбора, сделан  идеал  из  противоречия человеку  гордому  и

удачному,  утверждающему, уверенному в будущем и обеспечивающему это будущее

- он  называется отныне  злым... И всему этому верили как морали! -  Ecrasez

l'infame! 

      9      

 

     - Поняли ли меня? - Дионис против Распятого...

       

КОНЕЦ