1 2 3 4 5 6 
     

Горбунок-конёк проснулся,    

Встал на лапки, отряхнулся,    

На Иванушку взглянул    

И четырежды прыгнул.    

«Ай да Кит Китович! Славно!    

Долг свой выполнил исправно!    

Ну, спасибо, Рыба-кит! –    

Горбунок-конёк кричит. –    

Что ж, хозяин, одевайся,    

В путь-дорожку отправляйся;    

Три денька ведь уж прошло:    

Завтра срочное число,[69]    

Чай, старик уж умирает».    

Тут Ванюша отвечает:    

«Рад бы радостью поднять;    

Да ведь силы не занять!    

Сундучишко больно плотен,    

Чай, чертей в него пять сотен    

Кит проклятый насажал.    

Я уж трижды подымал:    

Тяжесть страшная такая!»    

Тут конёк, не отвечая,    

Поднял ящичек ногой,    

Будто камышек какой,    

И взмахнул к себе на шею.    

«Ну, Иван, садись скорее!    

Помни, завтра минет срок,    

А обратный путь далёк».    

     

    

     

Стал четвёртый день зориться,    

Наш Иван уже в столице.    

Царь с крыльца к нему бежит, –    

«Что кольцо моё?» – кричит.    

Тут Иван с конька слезает    

И преважно отвечает:    

«Вот тебе и сундучок!    

Да вели-ка скликать полк:    

Сундучишко мал хоть на вид,    

Да и дьявола задавит».    

Царь тотчас стрельцов позвал    

И не медля приказал    

Сундучок отнесть в светлицу.    

Сам пошёл по Царь-девицу.    

«Перстень твой, душа, найден, –    

Сладкогласно молвил он, –    

И теперь, примолвить снова,    

Нет препятства никакого    

Завтра утром, светик мой,    

Обвенчаться мне с тобой.    

Но не хочешь ли, дружочек,    

Свой увидеть перстенёчек?    

Он в дворце моём лежит».    

Царь-девица говорит:    

«Знаю, знаю! Но, признаться,    

Нам нельзя ещё венчаться». –    

«Отчего же, светик мой?    

Я люблю тебя душой,    

Мне, прости ты мою смелость,    

Страх жениться захотелось.    

Если ж ты… то я умру    

Завтра ж с горя поутру.    

Сжалься, матушка царица!»    

Говорит ему девица:    

«Но взгляни-ка, ты ведь сед;    

Мне пятнадцать только лет:    

Как же можно нам венчаться?    

Все цари начнут смеяться,    

Дед-то, скажут, внуку взял!»    

Царь со гневом закричал:    

«Пусть-ка только засмеются –    

У меня как раз свернутся:    

Все их царства полоню![70]    

Весь их род искореню!» –    

«Пусть не станут и смеяться,    

Всё не можно нам венчаться. –    

Не растут зимой цветы:    

Я красавица, а ты?..    

Чем ты можешь похвалиться?» –    

Говорит ему девица.    

     

    

     

«Я хоть стар, да я удал! –    

Царь царице отвечал. –    

Как немножко приберуся,    

Хоть кому так покажуся    

Разудалым молодцом.    

Ну, да что нам нужды в том?    

Лишь бы только нам жениться».    

Говорит ему девица:    

«А такая в том нужда,    

Что не выйду никогда    

За дурного, за седого,    

За беззубого такого!»    

Царь в затылке почесал    

И, нахмуряся, сказал:    

«Что ж мне делать-то, царица?    

Страх как хочется жениться;    

Ты же, ровно на беду:    

Не пойду да не пойду!» –    

«Не пойду я за седого, –    

Царь-девица молвит снова. –    

Стань, как прежде, молодец, –    

Я тотчас же под венец». –    

«Вспомни, матушка царица,    

Ведь нельзя переродиться;    

Чудо бог один творит».    

Царь-девица говорит:    

«Коль себя не пожалеешь,    

Ты опять помолодеешь.    

Слушай: завтра на заре    

На широком на дворе    

Должен челядь ты заставить    

Три котла больших поставить    

И костры под них сложить.    

Первый надобно налить    

До краёв водой студёной,    

А второй – водой варёной,    

А последний – молоком,    

Вскипятя его ключом.    

Вот, коль хочешь ты жениться    

И красавцем учиниться –    

Ты, без платья, налегке,    

Искупайся в молоке;    

Тут побудь в воде варёной,    

А потом ещё в студёной.    

И скажу тебе, отец,    

Будешь знатный молодец!»    

     

    

     

Царь не вымолвил ни слова,    

Кликнул тотчас стремяннова.    

«Что, опять на окиян? –    

Говорит царю Иван. –    

Нет, уж дудки, ваша милость!    

Уж и то во мне всё сбилось.    

Не поеду ни за что!» –    

«Нет, Иванушка, не то,    

Завтра я хочу заставить    

На дворе котлы поставить    

И костры под них сложить.    

Первый думаю налить    

До краёв водой студёной,    

А второй – водой варёной,    

А последний – молоком,    

Вскипятя его ключом.    

Ты же должен постараться,    

Пробы ради, искупаться    

В этих трёх больших котлах,    

В молоке и двух водах». –    

«Вишь, откуда подъезжает! –    

Речь Иван тут начинает. –    

Шпарят только поросят,    

Да индюшек, да цыплят;    

Я ведь, глянь, не поросёнок,    

Не индюшка, не цыплёнок,    

Вот в холодной, так оно    

Искупаться бы можно,    

А подваривать как станешь,    

Так меня и не заманишь.    

Полно, царь, хитрить-мудрить    

Да Ивана проводить!»    

Царь, затрясши бородою:    

«Что? Рядиться мне с тобою? –    

Закричал он. – Но смотри!    

Если ты в рассвет зари    

Не исполнишь повеленье, –    

Я отдам тебя в мученье,    

Прикажу тебя пытать,    

По кусочкам разрывать.    

Вон отсюда, болесть злая!»    

Тут Иванушка, рыдая,    

Поплёлся на сеновал,    

Где конёк его лежал.    

     

    

     

«Что, Иванушка, невесел?    

Что головушку повесил? –    

Говорит ему конёк. –    

Чай, наш старый женишок    

Снова выкинул затею?»    

Пал Иван к коньку на шею,    

Обнимал и целовал.    

«Ох, беда, конёк! – сказал. –    

Царь вконец меня сбывает;    

Сам подумай, заставляет    

Искупаться мне в котлах,    

В молоке и двух водах:    

Как в одной воде студёной,    

А в другой воде варёной,    

Молоко, слышь, кипяток».    

Говорит ему конёк:    

«Вот уж служба, так уж служба!    

Тут нужна моя вся дружба.    

Как же к слову не сказать:    

Лучше б нам пера не брать;    

От него-то, от злодея,    

Столько бед тебе на шею…    

Ну, не плачь же, бог с тобой!    

Сладим как-нибудь с бедой.    

И скорее сам я сгину,[71]    

Чем тебя, Иван, покину.    

Слушай, завтра на заре    

В те поры, как на дворе    

Ты разденешься, как должно,    

Ты скажи царю: «Не можно ль,    

Ваша милость, приказать    

Горбунка ко мне послать,    

Чтоб впоследни с ним проститься».    

Царь на это согласится.    

Вот как я хвостом махну,    

В те котлы мордой макну,    

На тебя два раза прысну,    

Громким посвистом присвистну,    

Ты, смотри же, не зевай:    

В молоко сперва ныряй,    

Тут в котёл с водой варёной,    

А оттудова в студёной.    

А теперича молись    

Да спокойно спать ложись».    

     

    

     

На другой день, утром рано,    

Разбудил конёк Ивана:    

«Эй, хозяин, полно спать!    

Время службу исполнять».    

Тут Ванюша почесался,    

Потянулся и поднялся,    

Помолился на забор    

И пошёл к царю во двор.    

     

    

     

Там котлы уже кипели;    

Подле них рядком сидели    

Кучера и повара    

И служители двора;    

Дров усердно прибавляли,    

Об Иване толковали    

Втихомолку меж собой    

И смеялися порой.    

Вот и двери растворились,    

Царь с царицей появились    

И готовимся с крыльца    

Посмотреть на удальца.    

«Ну, Ванюша, раздевайся    

И в котлах, брат, покупайся!» –    

Царь Ивану закричал.    

Тут Иван одежду снял,    

Ничего не отвечая.    

А царица молодая,    

Чтоб не видеть наготу,    

Завернулася в фату.[72]    

Вот Иван к котлам поднялся,    

Глянул в них – и зачесался.    

«Что же ты, Ванюша, стал? –    

Царь опять ему вскричал. –    

Исполняй-ка, брат, что должно!»    

Говорит Иван: «Не можно ль,    

Ваша милость, приказать    

Горбунка ко мне послать?    

Я впоследни б с ним простился».    

Царь, подумав, согласился    

И изволил приказать    

Горбунка к нему послать.    

Тут слуга конька приводит    

И к сторонке сам отходит.    

     

    

     

Вот конёк хвостом махнул,    

В те котлы мордой макнул,    

На Ивана дважды прыснул,    

Громким посвистом присвистнул,    

На конька Иван взглянул    

И в котёл тотчас нырнул,    

Тут в другой, там в третий тоже,    

И такой он стал пригожий,    

Что ни в сказке не сказать,    

Ни пером не написать!    

Вот он в платье нарядился,    

Царь-девице поклонился,    

Осмотрелся, подбодрясь,    

С важным видом, будто князь.    

     

    

     

«Эко диво! – все кричали. –    

Мы и слыхом не слыхали,    

Чтобы льзя[73] похорошеть!»    

     

    

     

Царь велел себя раздеть,    

Два раза перекрестился, –    

Бух в котёл – и там сварился!    

Царь-девица тут встаёт,    

Знак к молчанью подаёт,    

Покрывало поднимает    

И к прислужникам вещает:    

«Царь велел вам долго жить!    

Я хочу царицей быть.    

Люба ль я вам? Отвечайте!    

Если люба, то признайте    

Володетелем всего –    

И супруга моего!»    

Тут царица замолчала,    

На Ивана показала.    

     

    

     

«Люба, люба! – все кричат. –    

За тебя хоть в самый ад!    

Твоего ради талана[74]    

Признаём царя Ивана!»    

     

    

     

Царь царицу тут берёт,    

В церковь божию ведёт,    

И с невестой молодою    

Он обходит вкруг налою.    

     

    

     

Пушки с крепости палят;    

В трубы кованы трубят;    

Все подвалы отворяют    

Бочки с фряжским[75] выставляют,    

И, напившися, народ    

Что есть мочушки дерёт:    

«Здравствуй, царь наш со царицей!    

С распрекрасной Царь-девицей!»    

     

    

     

Во дворце же пир горой:    

Вина льются там рекой;    

За дубовыми столами    

Пьют бояре со князьями,    

Сердцу любо! Я там был,    

Мёд, вино и пиво пил;    

По усам хоть и бежало,    

В рот ни капли не попало.