1 2 3 4 5 6 7 
То, что они оставляли позади себя, представляло собой узкие полосы абсолютной черноты. Теперь, играя в догонялки на бетонной поверхности в конце полосы, они по-прежнему оставляли позади себя черные полосы, которые выглядели как вар.
   
«Нет», — опроверг рассудок, — «не вар. Ты знаешь, что это за чернота. Это — ничто. Вообще ничто. Они сжирают гораздо большее, нежели поверхность взлетной полосы».
   
Что-то зловеще веселое было в их поведении. Они пересекали дорожки друг друга, образуя огромные иксы на бетоне. Подпрыгивали высоко в воздух, словно кувыркались в сложных маневрах, и затем устремились к самолету.
   
Брайан и Ник одновременно вскрикнули. Показалось, что лица мелькнули в нижней части несущихся шаров, чудовищные и чуждые лица. Они трепетали и искажались в гримасах: крохотные рудиментарные глазки и огромные пасти — полукруги, усеянные жадными подвижными зубами.
   
Они жрали на ходу, выедая в окружающем мире узкие полосы.
   
Бензовоз «Тексако» стоял на внешней взлетной полосе. Лангольеры врезались в него, зубы, двигавшиеся с невероятной скоростью выпятились вперед, с воем и грохотом пожирая металл, ворвались внутрь — и тут же, не замедляя скорости, их трепещущие тела вырвались наружу с другого конца бензовоза. Один из них прорвался сквозь колеса, мгновенно уничтожив их. Прежде чем машина рухнула, Брайан успел заметить образовавшуюся дыру. По форме она напоминала огромную мышиную нору в мультфильмах.
   
Другой подпрыгнул высоко в воздух и спикировал на бензовоз «Тексако», пробив в нем еще одну брешь. Содержимое цистерны мгновенно вылилось на бетон. Они ударились о покрытие взлетной полосы, подпрыгнули, как на пружинах, игриво пересеклись и снова понеслись к самолету. Реальность исчезла в черных полосах и брешах там, где они с ней соприкасались. Теперь они быстро приближались. Брайан вдруг осознал, что они не только расстегивают мир, как застежки-молнии, — они открывают все бездны вечности.
   
Вдруг они неожиданно приостановились, словно в нерешительности, как мячи на месте, затем развернулись и рванулись в другом направлении.
   
Они помчались в направлении Крэга Туми, который стоял, глядя на них, и безумно орал.
   
Усилием воли Брайан сбросил с себя охвативший его паралич. Ткнул локтем Ника, стоявшего на ступеньку ниже его все еще во власти того же паралича.
   
— Скорей! — Ник не пошевелился. Брайан на сей раз стукнул его по лбу. — Быстрей, говорю. Бегом! Уматываем отсюда!
   
На краю аэродрома появилось много других черных и багровых шаров. Они прыгали, плясали, кружили… и затем ринулись к ним.
   
   
«От них удрать ты не сможешь», — сказал его отец, — «из-за их ножек, проворных маленьких ножек».
   
Но Крэг попытался.
   
Он повернулся и бросился бежать к аэропорту, бросая назад взгляды, полные ужаса. Проигнорировав 767-й, который снова ожил, он несся в сторону багажного прохода.
   
«Нет, Крэг», — сказал его отец. — «Тебе может показаться, что ты бежишь. На самом деле это не так. Ты знаешь, что ты сейчас делаешь, ты — болтаешься!»
   
Два шара позади него увеличили скорость, легко сокращая разрыв между собой и Крэгом. Пару раз, все так же играючи, скрестили свои пути, словно разыгрывали маленькое веселое представление в мертвом мире. За ними оставались черные полосы. Теперь они изобразили эскорт по бокам Крэга, двигаясь всего лишь в нескольких дюймах от него. Они настигли Крэга шагах в двадцати от конвейерной ленты и мгновенно откусили ему обе ступни. В следующий миг Крэг стал на три дюйма короче. Его ступни вместе с дорогими мокасинами фирмы «Валли» прекратили свое существование. Крови не было: раны, нанесенные лангольерами, тут же запеклись от высокого жара.
   
Крэг не понял, что лишился ступней, он продолжал бежать, балансируя на своих культях. К тому времени лангольеры описали перекрестно дугу вокруг багажной зоны — большой черный полумесяц.
   
На сей раз лангольеры точным маневром ринулись на Крэга и лишили его сразу ног до колен. Он упал на обрубки, все еще пытаясь бежать, потом свалился на живот, замахав в воздухе остатками ног. Больше болтаться ему было не суждено.
   
— Нет! — завизжал он. — Нет, папочка! Нет! Я буду хорошим! Пожалуйста, прогони их! Я буду хорошим, клянусь, отныне я буду очень хорошим всегда, только прогони их от…
   
Они набросились на него с бормотанием, лаем и пронзительным взвизгиванием. Он успел увидеть их стремительно двигающиеся зубы, ощутить жар их слепой энергии за мгновение да того, как они начали его пожирать, отрывая беспорядочно куски тела.
   
Последней мыслью Крэга была: «Как же могут их маленькие ножки быть проворными? У них же нет совсем но…»
   
   
Появились десятки этих черных предметов, и Лорел поняла, что скоро их будут сотни, тысячи, миллионы и миллиарды. Даже сквозь грохот двигателей, врывавшийся сквозь открытую переднюю дверь самолета, когда Брайан начал отъезжать от трапа и от крыла 727-го, она слышала их вопли и прочие звуки, каких не издавало ни одно живое существо.
   
Огромные кольца, петли и линии черноты оплели всю окраину аэродрома, затем, как стрелы, устремились на двадцать первую взлетно-посадочную полосу, временно отклонившись только в погоню за Крэгом Туми.
   
«Наверно, редко удается им отведать живого мяса», — подумала она и ощутила тошноту.
   
Ник Хопвелл бросил последний изумленный взгляд на происходящее и задраил переднюю дверь самолета. Шатаясь как пьяный, он направился в салон. Его глаза словно заполнили все лицо, кровь стекла по подбородку — в какой-то момент сильно прикусил нижнюю губу. Она обняла его и крепко прижала к себе.
   
В кабине Брайан до предела форсировал режим взлета. Самолет рванулся вперед с предельной скоростью. Восточная часть аэродрома была черна от нашествия шаров, край взлетной полосы полностью исчез, как исчезал весь мир позади нее. Белые неподвижные небеса опоясывали мир путаницы линий и упавших деревьев.
   
Когда самолет приблизился к концу взлетной полосы, Брайан схватил микрофон и закричал:
   
— Пристегнитесь! Пристегнитесь скорей и держитесь!
   
Он чуть замедлил ход и свернул на другую полосу. И вдруг увидел такое, отчего весь похолодел. Огромная часть мира к востоку от взлетной полосы, гигантские блоки материальной реальности обрушились в пропасть, подобно падающим кабинам лифта, оставляя бессмысленные провалы пустоты.
   
«Они сжирают мир», — подумал он. — «Великий Боже, Всевышний! Они пожирают весь мир!»
   
Затем все летное поле развернулось перед ним, и рейс № 29 нацелился на запад. Взлетная полоса расстилалась перед ним долгая и пустынная.
   
Верхние багажные полки открылись, когда 767-й круто и резко развернулся к взлетной полосе, мелкие вещи высыпались на кресла и в проход. Бетани, не успевшую пристегнуться, швырнуло так, что она очутилась на коленях Альберта Косснера. Альберт даже не обратил внимание на то, что практически в его объятиях очутилась теплая девушка, и что в трех футах от его носа сверху грохнулся атташе-кейс. Он не мог отвести глаз от черных быстрых форм, пересекающих полосу слева от них, и черных следов, которые они оставляли за собой. Эти следы сливались, образовав большую пропасть на том месте, где прежде была багажная зона.
   
«Их притянул мистер Туми», — подумал он, — «или то место, где находился мистер Туми. Если бы он не вышел на аэродром, они сразу принялись бы за наш самолет. Они бы уже сожрали его вместе с нами от колес до самого верха».
   
Позади него Боб Дженкинс заговорил взволнованным дрожащим голосом:
   
— Теперь мы знаем, не так ли!
   
— Что?! — воскликнула Лорел, сама не узнав собственного голоса. Ей на колени упала сумка. Ник поднял голову, отпустил ее и высунулся в проход.
   
— Что мы знаем?
   
— Ну как же? То, что происходит с сегодняшним днем, когда он становится вчерашним. Что происходит с настоящим, когда оно становится прошлым. Оно ждет — мертвое, пустынное, заброшенное. Ждет их, хранителей времени, всегда бегущих позади, очищающих от хлама самым эффективным способом — пожирая его.
   
— Мистер Туми знал о них, — отчетливо произнесла Дайна словно в полусне. — Мистер Туми сказал, что они называются лангольерами.
   
В этот момент двигатели включились на полную мощь и самолет рванулся вперед.
   
Брайан увидел, как два больших шара пересекли взлетную полосу, оставив параллельные черные следы, которые блестели, как полированное эбеновое дерево. Слишком поздно было тормозить и 767-й тряхнуло дважды над провалами. Продолжая наращивать скорость, Брайан даже теперь слышал кошмарные жующие звуки… хотя и не знал — звучат ли они наяву или ему кажется. Да это и не имело значения.
   
Наклонившись через Лорел, Ник посмотрел в окно. На его глазах здание аэропорта рассекалось, рубилось. Подвижная мозаика еще какой-то момент держалась, а затем все рухнуло в бездну мрака.
   
Закричала от страха Бетани. Черный след появился возле самолета, он синхронно с ним набирал скорость по параллельному курсу. Внезапно свернул вправо и исчез внизу.
   
Последняя мощная встряска.
   
— Достал и нас?! — крикнул Ник. — Они нас достали?!
   
Никто не ответил ему. Побелевшие от ужаса лица были прикованы к иллюминаторам. Мимо проносились смазанной серо-зеленой стеной деревья. В кабине Брайан, напряженно наклонившись вперед в своем кресле, ожидал, когда один из этих шаров, подпрыгнув перед смотровыми стеклами, прошьет весь самолет насквозь. Пока их не было.
   
Брайан откинулся в кресле и 767-й взмыл.
   
В дальнем отсеке мужчина с черной бородой и налитыми глазами проснулся. Шатаясь, он поднялся и посмотрел на своих спутников.
   
— Что, к Бостону приближаемся? — спросил он всех сразу. — Надеясь, что так. Скорей бы завалиться в нормальную постель. Как башка болит! Кошмар…
  
  
   
    
9
   
   Прощай, Бангор. — Полет к западу сквозь дни и ночи. — Видение через глаза других. — Бесконечная пропасть. — Разрыв. — Предостережение. — Решение Брайана. — Приземление. — Только для метеоров.
   
   
Самолет круто накренился, делая дугу с востока. Мужчина с бородой свалился на ряд пустых кресел где-то на середине главного салона. Он оглядывал пустые кресла салона испуганным взглядом, потом зажмурил глаза.
   
— Господи Иисусе, — пробормотал он. — Белая горячка. Чертова белая горячка. В самом худшем варианте. — Снова с испугом осмотрелся.
   
— Потом жуки поползут отовсюду… Где же эти сволочные жуки?
   
«Жуков тут нет», — подумал Альберт. — «Подожди, когда увидишь шары. Тебе они очень понравятся».
   
— Эй, друг! Пристегнись! — сказал Ник. — И заткни свою…
   
Он умолк, глядя с изумлением на аэропорт… или на то, что им было. Здания исчезли, а к западу от них исчезали постройки базы национальной гвардии. Рейс № 29 перелетел через растущую бездну мрака, вечную бездну, которой не было конца.
   
— Боже милостивый, Ник, — сказал Лорел дрожащим голосом и вдруг закрыла ладонями глаза.
   
Когда они пролетели над 33-й полосой на высоте 1500 футов, Ник увидел штук шестьдесят параллельных линий, стремительно пересекавших бетон, исчезавший в пустоте. Полосы напомнили ему о Крэге Туми.
   
Ррриииппп.
   
Через проход от него Бетани резким движением опустила светозащитную заслонку иллюминатора возле Альберта.
   
— Не смейте открывать ее! — крикнула она истеричным голосом.
   
— Да ты не волнуйся, — успокоил Альберт и вдруг вспомнил, что оставил там свою бесценную скрипку. Что ж… она, конечно, исчезла. Он обхватил лицо ладонями.
   
Прежде чем Брайан начал разворачиваться обратно на запад, он увидел то, что находилось к востоку от Бангора. Это было ничто. Абсолютно ничто. Колоссальный поток черноты от горизонта до горизонта под белым куполом небес. Исчезли деревья, исчез город, сама земля исчезла. Самолет поднял их вверх очень быстро, поскольку Брайан желал оказаться как можно скорее за облаками или хотя бы внутри их — лишь бы не видеть этого кошмара. Рейс № 29 наконец взял курс точно на запад. В какой-то момент он увидел холмы, леса и озера к западу от города, безжалостно рассекаемые нитями черной паутины. Колоссальные пласты реальности беззвучно падали в растущую пропасть.
   
Впервые в жизни Брайан зажмурил от страха глаза. Когда он их открыл — вокруг были облака.
   
Никакой турбулентности на сей раз не было. Как предположил Боб Дженкинс, погодные структуры тоже приходили в упадок, как часы, завод которых кончился. Через десять минут, пронзив облака, рейс № 29 вырвался в яркий голубой мир, начавшийся после 18 000 футов высоты. Оставшиеся пассажиры нервозно обменивались взглядами. Брайан заговорил с ними по интеркому.
   
— Мы наверху, — просто сказал он. — Вам всем понятно, что теперь происходит: мы летим обратно в точности по тому же маршруту, по которому прилетели. Будем надеяться, что та дверь, через которую мы проникли сюда, все еще на месте. Если так, попробуем пролететь сквозь нее.
   
Немного помолчав, он продолжил:
   
— Наш обратный полет займет от четырех с половиной до шести часов. Хотел бы быть более точным, но не могу. В обычных условиях полет на запад требует большего времени, чем на восток, из-за встречного ветра. Но пока что мои приборы показывают отсутствие ветра вообще… Кроме нас здесь ничто не летит и не двигается. — Некоторое время интерком был включен, словно Брайан хотел еще что-то добавить, потом он выключил его.
   
— Да что тут происходит, Бога ради? — спросил бородатый пассажир нетвердым голосом.
   
Альберт посмотрел на него внимательно и ответил:
   
— Не думаю, что вам захочется узнать.
   
— Я что, снова в клинике? — спросил бородатый, испуганно моргая.
   
Альберт испытал мимолетное сочувствие к нему.
   
— Почему бы вам в это и не поверить, если помогает?
   
Человек с бородой некоторое время неподвижно смотрел на него, потом объявил:
   
— Лучше я опять спать буду. Прямо сейчас. — Он откинулся на спинке своего кресла и закрыл глаза. Не прошло и минуты, как его грудь стала мерно вздыматься с частотой глубоко спящего человека.
   
Послышалось ровное сопение.
   
Альберт смог только позавидовать ему.
   
Ник слегка стиснул плечо Лорел, отстегнул ремень и поднялся.
   
— Пойду вперед, — сказал он. — Хочешь, пойдем вместе?
   
Лорел покачала головой и указала через проход на Дайну:
   
— Я останусь с ней.
   
— Боюсь, тут ты ничего не сможешь поделать, — сказал Ник. — Все теперь в руках Бога.
   
— Я понимаю, — согласилась она. — Просто хочу остаться.
   
— Ну хорошо, Лорел. — Он легонько провел по ее волосам тыльной стороной ладони. — Какое красивое имя. Ты его заслуживаешь.
   
Она подняла на него глаза и улыбнулась:
   
— Спасибо.
   
— У нас с тобой свидание за ужином — ты не забыла?
   
— Нет, — ответила она с улыбкой. — Не забыла и не забуду.
   
Он наклонился и слегка поцеловал ее в губы.
   
— Вот и хорошо. Я тоже не забуду.
   
Ник пошел в головную часть самолета, а она приложила пальцы к губам, как бы пытаясь сохранить его поцелуй. Ужин с Ником Хопвеллом, темным, загадочным незнакомцем. Возможно, при свечах и с хорошим вином. А потом еще поцелуи — настоящие поцелуи. Все это напоминало романы Арлекино, которые она иногда почитывала. Ну и что? Приятные истории, полные сладких невинных грез.
   
Почему бы и не помечтать немного? Что тут плохого?
   
Ничего, разумеется. Но почему тревожило странное чувство, что эта мечта никогда не сбудется?
   
Она отстегнула ремень, вышла в проход и положила ладонь на лоб девочки. Высокая температура спала. Кожа Дайны была теперь прохладной.
   
«Кажется, она отходит», — вспомнились Лорел слова Руди перед самым взлетом. Дайна дышала мелкими порциями воздуха, грудь вздымалась под ремнем, прижимавшим тампон к ране.
   
Лорел с нежностью отодвинула прядку волос со лба Дайны. Вспомнила тот странный момент в ресторане, когда девочка ухватила Ника за штанину:
   
«Не убивайте его… он нам нужен».
   
«Ты спасла нас, Дайна? Ты сделала что-то с мистером Туми, нечто такое, что спасло нас всех? Ты заставила его отдать свою жизнь ради нас?»
   
Она подумала, что, наверное, так оно и было. А если так, то как эта маленькая, слепая, смертельно раненная девочка смогла прийти к страшному решению в своем вечном мраке?
   
Лорел наклонилась и поцеловала прохладные веки Дайны.
   
— Держись, — прошептала она. — Пожалуйста, держись, Дайна.
   
   
Бетани повернулась к Альберту и схватила обеими ладонями его руку.
   
— Послушай, а вдруг нам не хватит горючего?
   
Альберт посмотрел на нее серьезно, но в тоже время ласково.
   
— Ответ на это тебе известен, Бетани.
   
— Называй меня просто Бет.
   
— О'кей.
   
Она вытащила свои сигареты, посмотрела на светящуюся надпись НЕ КУРИТЬ и сунула их обратно.
   
— Да, — сказала она. — Я знаю. Мы разобьемся. Конец всей истории. А знаешь, что? — Он покачал головой со слабой улыбкой. — Если мы не найдем снова эту дыру, я надеюсь, капитан Энгл даже не попытается приземлить самолет. Надеюсь, что он тогда выберет хорошую высокую гору и врежется в ее макушку. Ты видела, что произошло с тем сумасшедшим Крэгом? Так вот, я не хочу, чтобы со мной случилось подобное.
   
Она содрогнулась, и Альберт обнял ее. Бетани взглянула на него ясными глазами.
   
— Хочешь меня поцеловать?
   
— Да, — ответил Альберт.
   
— Ну… тогда действуй.
   
И Альберт выполнил ее предложение. Всего лишь в третий раз за свою жизнь самый быстрый Еврей к западу от Миссисипи поцеловал девушку, и это было здорово! Весь обратный полет он готов был провести, слившись в поцелуе с этой девушкой, и наплевать на все прочее.
   
— Спасибо, — сказала она и положила голову ему на плечо. — Мне это так нужно было.
   
— Ну, если еще будет нужно, ты только скажи, — ответил Альберт.
   
Она удивленно посмотрела на него:
   
— А тебе нужно, чтобы я обязательно просила, Альберт?
   
— Пожалуй, нет, — сказал Аризонский Еврей, и все повторилось.
   
   
По пути к кабине Ник остановился поговорить с Бобом Дженкинсом. В голову пришла отвратная мысль, и хотелось обсудить ее с писателем.
   
— Как вы думаете, могут ли эти штуки попасться нам на такой высоте?
   
Боб обдумал его вопрос.
   
— Судя по тому, что мы видели там, в Бангоре, не думаю, что это возможно. Но в нашей ситуации ничего нельзя сказать с уверенностью.
   
— Да, пожалуй. — Ник немного подумал. — А как насчет этого вашего разрыва во времени? Каковы, по-вашему, шансы, что мы его найдем?
   
Боб медленно покачал головой.
   
Руди Варвик внезапно заговорил позади них, от чего оба вздрогнули.
   
— Вы меня не спросили. Но я скажу: на мой взгляд, один шанс из тысячи.
   
Ник обдумал и его слова. На лице его появилась улыбка.
   
— Не такой уж плохой шанс, — сказал он. — Особенно если подумать об альтернативе.
   
Менее чем сорок минут спустя голубое небо начало темнеть. Медленно оно обретало цвет индиго, затем побагровело. Сидя за пультом управления, Брайан вспомнил старую лирическую песню «Дип Перпл» — о том, как вечерний багрянец опускается на сонные стены сада…
   
Никаких стен сада здесь не было, но он различил первые огоньки звезд на «небесной тверди». Одна за другой зажигались они на своих привычных местах. Брайан не знал, каким образом они были прежними, когда все кругом оказалось вывихнутым, но был доволен, что звезды оставались на своих местах.
   
— Это происходит быстрее, верно? — сказал Ник, подойдя сзади.
   
Брайан обернулся к нему.
   
— Ты прав. Если дальше так пойдет, я думаю, эти «дни» и «ночи» замелькают со скоростью спуска фотоаппарата.
   
Ник вздохнул.
   
— А сейчас мы заняты самым тяжким делом. Сидим и ждем, что произойдет. И молимся помаленьку.
   
— Что ж, молитвой не повредишь, — Брайан внимательно посмотрел на Ника оценивающим взглядом. — Я летел в Бостон, потому что моя бывшая жена умерла в дурацком пожаре. Дайна летела, потому что группа врачей пообещала ей пару новых глаз. Боб летел на какую-то конференцию, Альберт — в музыкальную школу, Лорел в отпуск. А зачем ты туда летел, Ник? Исповедуйся, сын мой, ибо время уходит.
   
Ник долго смотрел на него озадаченно. Потом рассмеялся.
   
— Что ж, почему бы и нет? — сказал он. Брайану показалось, что этот полувопрос был обращен вовсе и не к нему. — Что значат самые важные государственные тайны, когда становишься свидетелем того, как шайка каких-то шаров-убийц сворачивает мир, как старый половик.
   
Он снова засмеялся.
   
— Соединенные Штаты в грязных трюках и шпионских операциях все-таки не смогли переплюнуть всех на свете. Мы, англичане, постарались забыть куда более подлые акции, чем вы, Джонни, сумели изобрести. Мы такие коленца выкидывали в Индии, Южной Африке, Китае и на той части Палестины, которая стала Израилем! Знаешь, как пацанята-школьники, — кто кого перессыт? Только не с теми ребятами соревновались. Верно? И все-таки мы, британцы, остаемся преданными плащу и кинжалу. Знаменитая военная разведка вовсе не конечный предел. Скорей — начало. Я, Брайан, восемнадцать лет провел на военной службе, из них последние пять лет — на особых операциях. С тех пор занимался разными странными делами: некоторые — чистые, некоторые — исключительно мерзкие…
   
Снаружи между тем полностью стемнело, звезды засверкали, как алмазы на черном бархате.
   
— Я был в Лос-Анджелесе в отпуске, когда мне вдруг велели отправляться в Бостон. Внезапно. А я перед этим четыре дня провел с рюкзаком на плечах в Сан-Габриеле и с ног валился от усталости. Поэтому сразу и заснул, когда произошло это Событие мистера Дженкинса. Там в Бостоне, видите ли, есть… или был… или будет (черт его поймет с этими путешествиями во времени), короче, там — один небезызвестный политический деятель, из тех, кто суетится и все перетряхивает за кулисами политического фасада. Так вот, этот деятель — назову его для удобства разговора О'Бэнион — очень богат, Брайан, и ярый энтузиаст поддержки так называемой Ирландской республиканской армии. Он перекачал миллионы долларов в некое бостонское благотворительное общество. Руки у него основательно в крови. Причем это кровь не только британских солдат, но и детей на школьных дворах, простых прачек и младенцев, разорванных бомбами в своих колыбелях. Это идеалист самого опасного типа: из тех, кому нет нужды наблюдать зверства, видеть оторванную ногу в кювете. Потому для него нет никаких причин пересматривать метод своих деяний в свете реального опыта.
   
— И тебе было поручено ликвидировать этого О'Бэниона?
   
— Это как крайняя мера, — спокойно ответил Ник. — Он очень богат, но это не единственная проблема. Он — настоящий политик, имеющий множество рычагов для того, чтобы заварить бучу в Ирландии. В Америке у него масса друзей, некоторые из них — наши друзья. Сам понимаешь, политика есть политика. Мы называем это колыбелькой для котят. Убийство мистера О'Бэниона — большой политический риск. Но у него кое-что имеется, что можно считать его слабым местом. Она должна быть ликвидирована мной.
   
— В качестве предостережения, — тихо предположил Брайан.
   
— Да. Как предостережение.
   
Почти целую минуту они сидели в кабине, молча глядя друг на друга. Убаюкивающе гудели двигатели. Брайан смотрел на него почти потрясенным взглядом. Ник всего лишь выглядел усталым.
   
— Если мы выберемся из этого, — сказал, наконец, Брайан, — если вернемся, ты выполнишь свое задание?
   
Ник медленно, но решительно покачал головой.
   
— Знаешь, дорогой мой дружище, со мной произошло то, что адвентисты называют обращением души. Хватит. С сыночка миссис Хопвелл достаточно этих ночных засад, мальчик Николас больше не хочет быть исполнителем экстремистских предрассудков. Если мы выкарабкаемся из этой ситуации, в чем я несколько сомневаюсь, видимо, уйду в отставку.
   
— И чем же займешься?
   
Ник некоторое мгновение раздумывал, потом сказал:
   
— Ну… может, начну учиться на пилота.
   
Брайан расхохотался, сын миссис Хопвелл, мальчик Николас, присоединился.
   
Тридцать пять минут спустя дневной свет вновь начал освещать главный салон рейса № 29. Всего три минуты назад было раннее утро, через пятнадцать минут наступил полдень.
   
Лорел обнаружила, что незрячие глаза Дайны были раскрыты. В них было нечто неуловимое, не поддающееся определению, что заинтересовало Лорел. Она испытала вдруг чувство благоговения, граничащего с почтительным страхом.
   
Она протянула руку и взяла ладонь Дайны.
   
— Не пытайся говорить, — тихо предостерегла Лорел. — Если ты проснулась, Дайна, не пытайся разговаривать, только слушай. Мы находимся в полете, возвращаемся назад, и с тобой будет все в порядке, я тебе обещаю.
   
Ладонь Дайны сжала ее пальцы, и спустя момент Лорел поняла, что девочка тянет ее к себе. Она нагнулась к ней через носилки. Дайна заговорила чуть слышным тонким голосом, который, однако, был точной копией ее обычного голоса:
   
— Не беспокойся обо мне, Лорел. Я получила… то, что хотела.
   
— Дайна, не надо…
   
Незрячие глаза повернулись на звук ее голоса, легкая улыбка коснулась окровавленных губ девочки.
   
— Я видела… — продолжала она тем же тонким, хрупким, как хрустальная нить, голосом. — Я видела через глаза мистера Туми. С самого начала, а потом в самом конце. В конце было лучше. А сначала ему все казалось таким гадким, уродливым. А в конце — хорошо…
   
Лорел смотрела на нее в беспомощном удивлении.
   
Ладошка девочки поднялась, покачиваясь, вверх и коснулась ее щеки.
   
— Он был не таким плохим, знаешь. — Она кашлянула. Изо рта показалась струйка крови.
   
— Пожалуйста, Дайна, — сказала Лорел. Ей вдруг показалось, что она может видеть эту хрупкую слепую девочку насквозь, и от этого возникло чувство беспредметной паники. — Прошу тебя, воздержись от разговоров.
   
Дайна улыбнулась.
   
— А я увидела тебя, — сказала она. — Ты такая красивая, Лорел. И все было таким прекрасным вокруг… даже мертвые вещи. Как чудесно было… знаешь… видеть.
   
Она вдохнула крошечную порцию воздуха, выдохнула ее и просто не стала вдыхать следующую. Ее невидящие глаза теперь смотрели, казалось, куда-то далеко далеко позади Лорел.
   
— Пожалуйста, дыши, Дайна, — сказала Лорел. Она потрясла ручку девочки, начала торопливо целовать ее ладошку, словно поцелуи могли вернуть ей жизнь. Как несправедливо было то, что Дайна умерла после того, как спасла их всех. Никакой Бог не мог требовать подобной жертвы для людей, которые каким-то образом покинули поток времени и оказались вне его. — Пожалуйста, дыши, прошу тебя, прошу, дыши же…
   
Но Дайна больше не дышала. Спустя долгое время Лорел уложила руку девочки обратно и уставилась на ее неподвижное лицо. Лорел думала, что ее собственные глаза наполнятся слезами, но ни одной слезинки не появилось. Только сердце щемило и в голове стучала протестующая мысль: «Нет, нет! Так несправедливо! Верни ее, Боже! Верни ее, будь ты неладен, верни же, верни, пока не поздно!»
   
Но Бог ее не вернул. Ровно гудели двигатели, солнце освещало окровавленный рукав парадного платья девочки косыми лучами, а Бог ее не вернул. Лорел посмотрела через проход и увидела, как целуются Альберт и Бетани. Альберт трогал грудь девушки сквозь ее рубашку с короткими рукавами, трогал осторожно, деликатно, как святыню. Они выглядели, как ритуальная пара, символическое изображение жизни, как та искра, которая продолжает жизнь в самом кошмарном и безумном повороте судьбы. С надеждой перевела взгляд на Дайну. Но Бог ее не вернул.
   
Бог ее не оживил.
   
Лорел поцеловала щеку девочки и протянула пальцы к ее векам. Рука замерла возле незрячих глаз.
   
«Я видела через глаза мистера Туми… Все было таким прекрасным вокруг… даже мертвые вещи. Как чудесно было видеть».
   
— Да, — сказала Лорел. — С тем я и буду жить.
   
Она оставила глаза Дайны открытыми.
   
«Гордость Америки», рейс № 29, летел на запад сквозь дни и ночи, из света в темноту, снова из темноты к свету, словно пересекая великий парад опускающихся и поднимающихся туч. Каждый цикл становился чуть короче предыдущего.
   
Спустя три часа с небольшим полета облака под ними исчезли, причем как раз над тем местом, где они находились, когда летели на восток. Брайан готов был поспорить, что весь облачный массив едва ли сдвинулся за все это время хотя бы на один фут. Теперь под ними расстилались Великие Равнины цвета охры.
   
— А здесь ни следа их не видно, — заметил Руди Варвик. Пояснять, кого он имел в виду, не было смысла.
   
— Не видно, — согласился Боб Дженкинс. — Похоже, что мы их перегнали либо в пространстве, либо во времени.
   
— Или и в том и в другом, — добавил Альберт.
   
— Верно — и в том и в другом.
   
Оказалось, они были не правы. Когда рейс № 29 полетел над Скалистыми Горами, они заметили сеточку черных линий внизу, тонких, как нити, с такой высоты. Линии вздымались на кручи и спускались с них и создавали определенные узоры-кружева на серо-голубоватом ковре лесов. Ник стоял у передней двери и наблюдал в смотровое окошко. Оно обладало увеличительным свойством, и Ник обнаружил, что видит все гораздо лучше, чем ему того хотелось бы. Пока он смотрел, две черные линии разделились и опоясали вершину горы со снежной шапкой, встретившись на противоположной стороне и разбежавшись в разные стороны. Позади них вся вершина горы обрушилась на саму себя, образовав подобие кратера вулкана.
   
— Милостивый Боже, — пробормотал Ник и утер лоб дрожащей ладонью. Когда они полетели над западными склонами в сторону Юты, снова начало темнеть. Оранжево-красные лучи заходящего солнца озаряли фрагментарный адский ландшафт. Никто не смог долго выдержать подобного зрелища: один за другим они последовали примеру Бетани и закрыли солнечные фильтры на иллюминаторах. Ник неверной походкой направился в салон и сел в кресло, положив лоб на ладонь. Спустя мгновение повернулся к Лорел, и та молча обняла его.
   
Брайан был вынужден смотреть на происходящее внизу. Солнцезащитных заслонок в кабине пилота не было.
   
Западный Колорадо и восточный Юта провалились большими блоками, один за другим, как раз под ним и впереди него. Долины и горы, леса и озера прекращали свое существование по мере того, как лангольеры отсекали их от мертвой ткани прошлого, отсекали и обрушивали в темные, бесконечные пропасти вечности. Ни звука не доносилось сюда снизу, и от этого картина казалась еще ужасней. Под ними беззвучно исчезала страна.
   
Потом опустилась ночь, словно свершился акт милосердия, и некоторое время он смог смотреть на звезды. Он цеплялся за них взглядом, как за единственно реальную вещь, оставшуюся в этом ужасающем мире. Орион — охотник, Пегас — большая мерцающая лошадь в полуночи, Кассиопея — в своем звездном кресле.
   
Спустя полчаса солнце снова взошло, и Брайан почувствовал, как его здравый рассудок начинает колебаться, подвигаясь к своей собственной бездне. Мир внизу пропал полностью и окончательно. Синева неба стала куполом над циклопическим океаном глубочайшей и чистейшей черноты.
   
Мир был вырван из-под рейса № 29.
   
Идея Бетани тоже приходила в голову Брайану. Если наступит наихудший вариант, он мог бы спикировать и врезать 767-й в скалу, оборвав все раз и навсегда в одно мгновение. Но не стало больше скалы, в которую можно было бы врезаться.
   
Не было просто земли, в которую он мог врезаться.
   
«Что же будет с нами, если мы не найдем разрыва?» — подумал он. — «Что случится, когда иссякнет топливо? Не говори мне, что мы разобьемся, поскольку не обо что разбиваться. Мы просто, видимо, будем падать, падать… и падать. Как долго? Как далеко? Как долго можно падать в ничто?»
   
Не думай об этом.
   
Но как такое получилось? Не думать было невозможно.
   
Он сознательно углубился в лист с расчетами, вписывал данные, сверяясь с показателями приборов, пока вновь свет на небе не начал меркнуть. По его данным получалось, что время от восхода до заката теперь составило примерно двадцать восемь минут.
   
Брайан включил интерком.
   
— Ник, не можешь ли зайти в кабину?
   
Он появился менее чем через тридцать секунд.
   
— Там у всех светозащитные заслонки опущены? — спросил Брайан, едва Ник открыл дверь.
   
— Представь себе, да.
   
— Очень разумно с их стороны. Я бы и тебя просил не заглядывать в окно, если можно. Посмотри туда через несколько минут или подольше протяни. Картина, я тебе скажу… не очень приятная.
   
— Все исчезло?
   
— Да. Абсолютно все.
   
— Заодно и девочка Дайна ушла. Лорел была с ней в последние минуты. Держится она хорошо, молодцом. Ей эта девчушка полюбилась. Да и мне тоже.
   
Брайан кивнул. Рана ребенка была из тех, что требовала экстренной квалифицированной помощи, — да и то шансы были ничтожны. Сердце сжалось в груди. Ему тоже нравилась эта маленькая девочка, и он поверил в то, что говорила Лорел: благодаря слепой девочке они каким-то образом продолжали свое существование. Она что-то сотворила с Крэгом Туми, использовала его, и Брайан подумал, что сам Туми отнюдь не возражал, чтобы его так использовали. Если ее смерть была предзнаменованием, то очень скверным.
   
— Не дожила до своей операции, — сказал он.
   
— Не дожила…
   
— Как там Лорел держится? О'кей?
   
— Более или менее.
   
— Она тебе нравится, верно?
   
— Да, — просто ответил Ник. — У меня есть друзья, которые подняли бы меня на смех, но она мне в самом деле нравится. Немножко этакого мечтательного тумана в глазах, но у нее есть стержень.
   
Брайан кивнул.
   
— Ну что ж, если вернемся, я желаю тебе всяческой удачи.
   
— Спасибо. — Ник сел в кресло помощника пилота. — А я, знаешь, думал над тем вопросом, что ты мне задал тут. Насчет того, что я сделаю, когда… вернее — если мы выкарабкаемся из этой бредятины… Помимо того что приглашу прелестную Лорел на ужин… видимо, плюну на эту охоту за мистером О'Бэнионом. Ты понимаешь, он ведь мало чем отличается от нашего друга Туми.
   
— Дайна просила тебя пощадить мистера Туми, — заметил Брайан. — Стоило бы, видимо, и этот фактор добавить к уравнению.
   
Ник кивнул головой так, словно она стала для него тяжеловата.
   
— Возможно, и так.
   
— Послушай, Ник. Я тебя позвал сюда вот зачем. Понимаешь, если этот разрыв во времени существует, о чем говорил Боб, то мы вообще-то к нему приближаемся. Нам необходимо будет сидеть тут вдвоем, в этом вороньем гнезде, тебе и мне. Ты будешь справа, а я буду наблюдать слева. Если увидишь что-нибудь похожее, скажешь.
   
Ник уставился на Брайана удивленным взглядом.
   
— А чего мы будем высматривать? Какую-нибудь хренопупину или фиговину?
   
— Очень смешно. — Брайан невольно улыбнулся. — Да я понятия не имею, как это может выглядеть. Да может, мы вообще не увидим ничего такого. Тогда — сам понимаешь — промахнемся, и нам всем каюк. Вбок ли он сместится или вверх. Искать иголку в стоге сена — пустяк по сравнению с этим.
   
— Слушай, а радар может?
   
Брайан ткнул пальцем в цветной монитор радара РКА/ТЛ.
   
— Пусто, как видишь. Оно и неудивительно. Если бы прежняя команда получила изображение этой чертовой штуки на радаре, то вряд ли бы они полетели через нее.
   
— Получается, что они ее не увидели? — сказал Ник.
   
— Не обязательно так. Они могли увидеть нечто слишком поздно, чтобы избежать встречи. Реактивные лайнеры летят быстро, а команда отнюдь не занимается поисками чертовщины в небесах. Да им и не нужно. На то есть наземный контроль. Считай — тридцать или тридцать пять минут со старта, и команда свои задачи выполнила для начала. Птичка взлетела, покинула воздушное пространство «Эл-Эй», радар против столкновений включен и каждые девяносто секунд попискивает, дает понять, что мол начеку. Полет запрограммирован еще до того, как птичка покидает землю, а программа подсказывает автопилоту, что ему надо делать. В кабине это может выглядеть, как чаепитие пилота с помощником. Они могут сидеть лицом к лицу и болтать о последнем фильме. Если кто-нибудь из экипажа зашел перед тем, как стряслось Событие, то был бы еще свидетель. Но мы знаем — этого не случилось. Мужская часть экипажа могла пить кофе с датским печеньем. Девушки готовились угощать всех напитками, когда все и произошло.
   
— Детальный сценарий, — заметил Ник. — Ты что, меня пытаешься убедить или себя?
   
— Да в такой ситуации — кого угодно.
   
Ник улыбнулся, встал и заглянул в иллюминаторы по правому борту, вниз, туда, где должна была находиться земля. Улыбка сначала застыла на его лице, потом исчезла. Колени дрогнули, и он ухватился за спинку кресла.
   
— Да что же это?.. — произнес он странно тонким голосом.
   
— Неприятная картина?
   
Ник вытаращенными глазами посмотрел на Брайана.
   
— Всю жизнь я думал об Австралии, как о выдумке, которой на свете нет. Потом понял, что она существует. Но вот это, я тебе скажу, точно выдумка. Быть такого не может.
   
Брайан коротко проверил маршрут по карте, нарисовал на ней кружок красным карандашом — граница штата, в воздушное пространство которого они теперь влетали.
   
— Послушай, ты можешь выполнить мою просьбу? Не можешь — так и скажи. «Гордость Америки» — слишком дорогая штука, чтобы мы…
   
— Что ты, что ты, конечно, — пробормотал Ник. Он отвернулся от черной пропасти внизу и посмотрел на небо повыше. — Знать бы, чего искать…
   
— Я думаю, узнаешь, когда увидишь, — ответил Брайан. После паузы добавил: — Если, конечно, увидим что-то.
   
   
Боб Дженкинс сидел, обняв сам себя руками, словно от холода. И действительно, часть его существа испытывала холод, но не физический. Холод шел изнутри.
   
Что-то во все этом было не так.
   
Он не знал точно, в чем дело, но что-то шло совсем не так, совсем по-иному… Нечто утрачено… или забыто? То ли была совершена роковая ошибка, то ли ее собирались совершить? Это чувство тревожило его, как смутная боль, источник которой не определялся.
   
Ощущение какой-то огромной ошибки, которую они совершали, было вот-вот готово облечься в форму определенной мысли, но тут же ускользало, как недостаточно выдрессированное животное.
   
Что-то делалось неправильно.
   
Что-то несуразное, не то.
   
О чем-то забыли.
   
Впереди него Альберт и Бетани тихо ворковали. Позади Руди Варвик сидел, закрыв глаза и шевеля губами, в кулаке он сжимал четки, через проход сидела Лорел. Держала руку мертвой девочки и поглаживала ее.
   
«Ошибка».
   
Боб поднял светозащитную заслонку на иллюминаторе, наклонился, посмотрел вниз и торопливо захлопнул ее. Видеть такое — не только не поможет рациональному мышлению, оно его ликвидирует. То, что было внизу, являло собой чистейшее безумие.
   
«Я должен их предупредить. Непременно. Они следуют моей гипотезе. Но если моя гипотеза неверна и даже опасна, я должен их предостеречь».
   
Но о чем, о чем предостеречь?
   
Вновь почти сформировалось что-то в голове и тут же ускользнуло. Опять стало тенью среди теней… но — настороже.
   
Он резко отстегнул свои ремни и поднялся.
   
Альберт обернулся:
   
— Вы куда?
   
— В Кливленд, — мрачно буркнул Боб и направился к хвосту самолета, мысленно пытаясь нащупать суть растущей внутренней тревоги.
   
   
Брайан отвел взгляд от неба, на котором вновь проявились признаки рассвета, и посмотрел на показания приборов, потом — на кружок на карте. Если разрыв во времени все еще находился на месте, они должны были скоро его увидеть. Если не увидят, он развернется, сделает круг и полетит в ту же сторону, но только чуть отклонившись от высоты и направления. Для запасов топлива — беда, конечно, но, поскольку вся ситуация выглядела теперь абсолютно безнадежной, это уже не имело никакого значения.
   
— Брайан! — послышался голос Ника. — Мне кажется, я вижу что-то.
   
   
Боб Дженкинс достиг самого хвоста самолета и медленно пошел обратно мимо рядов пустых кресел. Смотрел на предметы, лежавшие на них и на полу: кошельки, очки, часы с браслетами, карманные часы, железные подковки от обуви, зубные пломбы, обручальные кольца…
   
«Что-то не так».
   
В самом деле? Или просто утомленный разум беспокоится по поводу неизвестно чего? Ментальный эквивалент нервного тика мышцы?
   
«Брось ты это», — посоветовал сам себе, но не смог успокоиться.
   
«Но если чего-то не хватает, почему ты этого не замечаешь? Не говорил ли ты сам мальчику, что дедукция — твой хлеб? Разве не написал сорок детективных историй, из которых по крайней мере дюжина — хорошие вещи? Разве „Ньюгейтский Календарь“ не назвал „Спящую Мадонну“ шедевром логики, когда…»
   
Боб Дженкинс остановился, широко раскрыв глаза. Он смотрел на левые сиденья переднего ряда. На них развалился мужчина с черной бородой и смачно похрапывал. В голове Боба робкий зверек начал с опаской выползать на свет божий. Только оказался он вовсе не маленьким. Порой не замечаешь вещи, потому что они слишком малы, а порой не видишь их, поскольку они слишком велики, слишком явны.
   
«Спящая Мадонна».
   
Спящий мужчина.
   
Он раскрыл рот и хотел вскрикнуть, но спазм перехватил горло. Страх оседлал грудь, как обезьяна. Вместо крика получилось слабое кряхтенье.
   
Спящая мадонна, спящий мужчина.
   
«Все, кто выжил, спали.
   
Теперь, за исключением бородатого, никто из них не спал».
   
Боб раскрыл рот, чтобы закричать, и снова ни звука не получилось.
   
   
— Пресвятой Иисусе, — прошептал Брайан.
   
Разрыв времени находился впереди них милях в девяноста, градусов на семь-восемь смещенный вправо. Если он и дрейфовал, то отклонился совсем немного. Брайан допустил даже, что маленькое отклонение явилось результатом небольшой погрешности навигационных расчетов.
   
Это была ромбовидная дыра в реальности, но отнюдь не черная прорва. Она светилась розоватыми и красноватыми цветами вроде северного сияния. Позади нее Брайан смог разглядеть звезды, но очень туманно. Широкая полоса белого тумана медленно струилась, не то вытекая, не то вливаясь в эту форму, висящую в небе: некий странный эфирный путь в небесах.
   
«Мы можем влететь прямо в нее», — взволнованно подумал Брайан. — «Лучше вручную, а не автоматом!»
   
— Так! Работаем! — крикнул он, засмеявшись и потрясая кулаками в воздухе.
   
— Мили две в поперечнике, — прошептал Ник. — Боже мой, Брайан, сколько же еще самолетов проскочили в нее?
   
— Не знаю, — ответил Брайан, — но спорю на свое ружье и собаку, мы единственные, кто возвращается назад.
   
Он включил интерком.
   
— Леди и джентльмены! Мы нашли то, что искали. — В голосе звучал явный триумф, явное облегчение. — Не знаю, что будет дальше, как, почему, но мы увидели нечто похожее на огромный люк в небе. Я намереваюсь влететь в самый его центр. Вместе узнаем, что находится по ту сторону. А пока прошу вас всех пристегнуть ремни и…
   
Именно в этот момент Боб Дженкинс бросился бежать вдоль прохода, заорав сколько было силы:
   
— Нет! Нет! Мы все умрем, если ты влетишь туда! Назад! Поворачивай назад! Ты должен лететь прочь от нее!
   
Брайан развернулся в своем кресле и обменялся с Ником недоумевающим взглядом.
   
Ник отстегнул ремень и поднялся.
   
— Это Боб Дженкинс, — сказал он. — Судя по крикам, нервы его совсем сдали. Действуй, Брайан. Я им займусь.
   
— О'кей, — ответил Брайан. — Только держи его от меня подальше. Не дай Бог, вцепится в меня в самый критический момент, и полетим черт-те куда.
   
Он отключил автопилот и принял управление 767-м на себя. Пол слегка накренился вправо, когда он направил самолет к длинной мерцающей щели впереди них. Она медленно поплыла через небосвод, пока не остановилась точно на их пути. Помимо ровного гудения двигателей Брайан услышал какой-то новый звук — низкое пульсирующее гудение, словно где-то работал гигантский дизельный двигатель на холостом ходу. По мере того как они приближались к реке пара, которая, как оказалось, втекала в дыру, он начал замечать проблески других цветов, плавающих внутри этой реки: зеленый, голубой, фиолетовый, красный, золотисто-розовый.
   
«Кажется, первые настоящие цвета, которые я вижу в этом мире», — подумал он.
   
Позади него Боб Дженкинс стремительно бежал через салон первого класса в сторону кабины… и угодил прямо в объятия Ника.
   
— Спокойно, друг, — сказал Ник. — Теперь все будет в порядке.
   
— Нет! — Боб начал отчаянно сопротивляться, но Ник держал его крепко и легко, как котенка. — Да нет же! Вы не понимаетесь Он должен немедленно повернуть прочь! Пока не поздно!
   
Ник потащил упирающегося писателя от двери кабины в салон первого класса.
   
— Посидим здесь, пристегнемся как следует, верно? — говорил он все тем же успокаивающим тоном. — А то ведь может тряска начаться.
   
   
Брайану голос Ника слышался, как невнятное бормотанье. Когда он вошел в широкий поток пара, втекающего в разрыв потока времени, ощутил, как гигантская рука чудовищной силы захватила самолет и с охотой потащила его вперед. Брайан вдруг обнаружил, что думает об утечке давления на рейсе из Токио в Лос-Анджелес, о том, как стремительно выходил воздух из поврежденного места в условиях повышенного давления.
   
«Здесь весь этот мир или то, что от него осталось, протекает сквозь дыру», — подумал он.
   
И вдруг странная, зловещая фраза из его сна вновь всплыла в памяти: ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ.
   
Разрыв лежал прямо перед носом 767-го, теперь быстро увеличиваясь в размерах.
   
«Входим», — подумал Брайан. — «Помоги нам, Господи, мы входим».
   
   
Боб продолжал сопротивляться, пока Ник пытался усадить его в одно из кресел салона первого класса: одной рукой удерживал его на месте, другой старался пристегнуть его ремни. Боб был небольшим худощавым мужчиной — не больше ста сорока фунтов весом, но паника придавала ему силы, и Нику приходилось трудно.
   
— Да не волнуйся ты, дружок, все будет в порядке, — уговаривал его Ник. Ему удалось, наконец, пристегнуть ремень на пояснице Боба. — Когда влетали сюда, ведь все были в порядке, верно?
   
— Но мы же все спали, когда влетели сюда, идиот чертов! Неужели не понятно?! — заорал Боб ему в лицо. — Не понимаешь?! МЫ ВСЕ СПАЛИ! Останови его немедленно!
   
Ник замер в тот момент, когда собирался пристегнуть свой ремень. То, что говорил Боб, то, что пытался сказать все время, внезапно дошло до него.
   
— О Боже! — прошептал он. — Боже Милостивый, о чем же мы думали?
   
Он вскочил и бросился к кабине.
   
— Стой, Брайан! Назад! Поворачивай назад!
   
   
Брайан смотрел в разрыв, почти загипнотизированный зрелищем по мере того, как оно приближалось. Никакой турбулентности не было, но было ощущение огромной силы, мощи, могучего потока воздуха, врывающегося в брешь, и ощущение это росло. Посмотрел на приборную доску и обнаружил, что скорость 767-го быстро увеличивалась. Послышались крики Ника, и через мгновение англичанин оказался позади, схватив его за плечи. Мгновение он смотрел на разрыв, который стремительно рос перед ними. На лице Ника двигались пятна цветов, которые излучал этот разрыв. Извне самолета до них доносился низкий гром.
   
— Назад, Брайан! Скорей поворачивай обратно!
   
Был ли у Ника какой-то резон потребовать такое, или же паника Боба оказалась заразительной? Не было времени принимать решения, опираясь на рассуждения, — только одна секунда, чтобы проконсультироваться с безмолвным порывом инстинкта.
   
Брайан схватил руль управления и резко повернул влево.
   
Ника отшвырнуло в сторону, он упал, и явственно, послышался хруст сломанной кости его руки. В главном салоне багаж, вывалившийся прежде с полок, теперь подпрыгнул и разлетелся, ударяясь о стены и иллюминаторы. Человека с бородой выбросило с кресел, он едва успел вскрикнуть и ударился головой о подлокотник, тотчас потеряв сознание и растянувшись в проходе. Взвизгнула Бетани, и Альберт стиснул ее в объятиях. Позади них Руди Варвик сжал в пальцах четки и торопливо забормотал молитвы в то время, как кресло начало выскальзывать из-под него.
   
Теперь появилась и турбулентность. Рейс № 29 стал доской для серфинга — его затрясло и закрутило в завихрениях воздуха. Даже руки Брайана в какой-то момент оторвались от штурвала, но он тотчас снова вцепился в него. Одновременно он до отказа врубил дроссель, и турбины тотчас отозвались мощным ревом, который редко услышишь за пределами испытательного ангара. Турбулентность возросла, самолет яростно зашвыряло вверх и вниз и откуда-то донесся жуткий скрип перенапряженного металла.
   
В салоне первого класса Боб Дженкинс вцепился в подлокотники, мысленно благодаря англичанина, который сумел пристегнуть его. Он чувствовал себя привязанным к ракете, которую некий безумец запустил в воздух. Самолет совершил еще один огромный прыжок, принял почти вертикальное положение, и вставные челюсти вывалились изо рта Боба.
   
«Неужели влетаем? Дорогой Иисус, неужели?»
   
Этого он не мог понять. Знал только, что мир превратился в сумятицу и кошмар… но он пока что пребывал в этом мире.
   
«Пока что я хотя бы нахожусь в нем».
   
Турбулентность продолжала возрастать, пока Брайан выводил 767-й поперек потока паров, несущегося в пасть разрыва. А перед ним эта дыра продолжала расти, приближаться, хотя и сместилась к правому борту. Затем, после особенно яростной встряски, они вырвались из потока и вышли на более спокойный воздух. Дыра времени уплыла куда-то за правый борт. Они ускользнули от нее… но насколько, Брайану не хотелось думать.
   
Он продолжал вираж, но уже не под столь крутым углом.
   
— Ник! — крикнул Брайан. — Ник, ты жив?!
   
Ник поднялся, придерживая левой рукой правую возле живота. Лицо его побледнело, зубы стиснуты в гримасе боли. Из ноздрей текла тоненькая струйка крови.
   
— Ничего, друг. Кажется, руку сломал. Не первый раз бедному парню такое достается. Но мы ускользнули, верно?
   
— Ускользнули, мать твою за ногу! — Брайан теперь вел самолет по огромной плавной дуге. — И ты мне сейчас доложишь, какого хрена мы ускользнули после того, как еле-еле нашли ее. И уж пусть это будут хорошие основания, несмотря на то, сломана там у тебя рука или нет.
   
Он протянул руку и включил интерком.
   
   
Лорел раскрыла глаза, когда Брайан заговорил, и обнаружила, что голова Дайны лежит у нее на коленях. Она погладила голову девочки и уложила ее тело на носилках в прежнее положение.
   
— Это капитан Энгл, ребята. Прошу прощения за все, что произошло. Мы были на волосок буквально. Но сейчас все о'кей. Приборный щит весь в зеленых огнях. Позволю себе повторить: мы нашли то, что искали, но…
   
Он внезапно выключил микрофон.
   
Все ждали. Бетани Симмс всхлипывала на груди Альберта. Позади них Руди продолжал бормотать молитвы, перебирая четки.
   
Брайан выключил интерком, когда обнаружил, что Боб Дженкинс стоит рядом с ним. Писателя буквально трясло, на ширинке темнело влажное пятно, рот исказила гримаса отчаяния, которой раньше Брайан на его лице не видел. Но в то же время он явно владел собой. Позади него Ник тяжело опустился в кресло помощника, морщась и поддерживая сломанную руку, которая начинала распухать.
   
— Так какого черта вы тут все это затеяли? — строго спросил Брайан. — Еще немного, и машина развалилась бы на десять тысяч кусков.
   
— Можно я объясню все через эту штуку? — попросил Боб, указав на тумблер с надписью ИНТЕРКОМ.
   
— Да, но…
   
— Тогда позвольте.
   
Брайан хотел было заспорить, но тут же передумал. Включил тумблер.
   
— Хорошо, давайте. И чтоб это было обосновано, — добавил он строго.
   
— Слушайте меня все внимательно! — закричал он, и репродукторы отозвались воем. — Мы…
   
— Говорите нормальным голосом, — подсказал Брайан. — Вы им все барабанные перепонки порвете.
   
Боб сделал видимое усилие, чтобы взять себя в руки. Продолжил уже более спокойным голосом:
   
— Мы должны были повернуть назад, и мы повернули. Капитан сказал мне, что мы увернулись чудом. Нам повезло… но мы себя повели необдуманно. Мы забыли элементарнейшую вещь, хотя она у нас все время была перед глазами. Когда мы впервые вошли в разрыв потока времени, все на самолете, кто бодрствовал, исчезли.
   
Брайан слегка подскочил в своем кресле. Ощущение — что ему врезали пощечину. Милях в тридцати от него в поле обозрения снова выплыла ромбовидная форма, похожая на колоссальный драгоценный камень. Только теперь она напоминала ему насмешливую улыбку.
   
— Мы же все бодрствуем, — сказал Боб. (В главном салоне Альберт посмотрел на мужчину с черной бородой, который лежал без чувств, тихо посапывая. Подумал: «За одним исключением».) — Логика подсказывает, что, если мы попытаемся прорваться тем же путем, мы все исчезнем. — Он сделал паузу, подумал и закончил: — Вот и все.
   
Брайан машинально выключил микрофон. Позади него Ник с горечью и болью рассмеялся.
   
— Вот и все? Все к едрене-фене? И что же поделать?
   
Брайан посмотрел на него и ничего не сказал. Боб Дженкинс — тоже.
   
   
Бетани подняла голову и всмотрелась в утомленное, растерянное лицо Альберта.
   
— Нам надо заснуть. Как нам это сделать? Никогда в жизни не чувствовала так мало желания спать.
   
— Я и сам не знаю. — Он с надеждой посмотрел через проход на Лорел, — она уже покачивала головой в ответ. Ей самой хотелось заснуть, чтобы отключиться от всего этого непрерывного кошмара, но, как и Бетани, сейчас она менее всего смогла бы это сделать.
   
Боб шагнул и уставился в окно кабины в безмолвном удивлении. После долгой паузы тихо и с ноткой восхищения сказал:
   
— Так вот, как это выглядит.
   
Брайану пришла в голову строка из знакомого рок-н-ролла: «Можешь глазеть, но лучше не трожь». Посмотрел на топливные индикаторы: то, что они показывали, настроения не улучшило. Беспомощно обернулся к Нику. Как и все остальные, он в жизни не имел меньшего желания спать, чем теперь.
   
— Не знаю, что делать, — сказал он. — Но если мы намерены прорваться через дыру, это нужно делать быстрее. Горючего у нас хватит на час, может, чуть больше. После этого можно забыть о всяких попытках. Какие идеи?
   
Ник опустил голову, все еще держа свою распухающую руку. Спустя мгновение посмотрел на них.
   
— Кажется, есть идея, — сказал он. — Люди, которые летают редко, обычно держат свои лекарства в ручном багаже. Они любят, чтобы все это было под рукой на случай, если их вещи увезут на другой конец света и понадобится сколько-то дней, чтобы все это вернуть. Если мы пороемся в их ручной клади, мы найдем там какие-то снотворные. Нам и сумки-то не надо доставать. Судя по звукам, весь этот багаж высыпался на пол… Что? В чем дело?
   
Последний вопрос был адресован Бобу Дженкинсу, который сразу начал отрицательно качать головой, едва Ник упомянул лекарства.
   
— А вы что-нибудь знаете об этих успокоительных средствах? — спросил он Ника.
   
— Ну, кое-что, — тон ответа был оборонительным.
   
— Да, немного знаю.
   
— А я знаю много, — сухо заметил Боб. — Я их как следует изучил: от «ол-найта» до «ксанакса». Видите ли, убийство с помощью снотворных было любимым коньком в моей тематике, как вы понимаете. Даже если вам удастся разыскать сильнодействующее средство в самой первой сумке багажа, что весьма сомнительно, но вы не сможете определить безопасную дозу, действующую достаточно быстро.
   
— Да почему же нет?!
   
— Да потому, что потребуется по крайней мере сорок минут, чтобы средство подействовало… и я очень сомневаюсь в том, что оно подействует на всех. Естественная реакция мозга в состоянии стресса состоит в том, что он борется, пытается отвергнуть подобные средства. Нет никакого способа преодолеть такую реакцию, Ник. Это все равно что указывать своему сердцу, как оно должно биться. Если допустить, что мы вдруг сразу найдем достаточное количество таблеток, придется принимать наобум большие дозы, чтобы успеть заснуть. А в результате наш самолет приземлится в ближайшем аэропорту, скажем, Джонстауна. Мы все проскочим, но будем мертвыми.
   
— Сорок минут, — пробормотал Ник. — Ах ты ж, мать твою… Точно уверены?
   
— Точно, — подтвердил Боб.
   
Брайан посмотрел на мерцающий ромб в небе. Он поставил рейс № 29 на большой круг, и теперь ромб медленно сдвигался вбок. Скоро исчезнет из поля зрения, потом появится вновь… но они к нему не приблизятся.
   
— Нет, братцы, просто не верится, — с чувством сказал Ник. — Пройти через такое! Успешно убраться из этого кошмара… и вот — на тебе… не можем прорваться в наше родное время. Только потому, что не можем заснуть!
   
— Да, у нас нету этих сорока минут, — сказал Брайан тихо. — Если мы себе такое позволим, наш авиалайнер грохнется где-то милях в шестидесяти от аэропорта.
   
— Но есть же и другие?..
   
— Есть, конечно. Но только не для такой махины, как наша.
   
— Может, податься к востоку?
   
— Знаю. Лас-Вегас. Но он для нас… — Брайан посмотрел на приборы, — менее восьми минут отсюда. По-моему, только ЛАКС — Лос-Анджелес.
   
Мне понадобится минимум тридцать пять минут, чтобы туда добраться. Но, учтите, ребята, это если они нам расчистят полосу и все будет идеально. В таком случае… — Он посмотрел на хронометр, — …от силы нам дано двадцать минут на то, чтобы все сообразить и нырнуть в дыру.
   
Боб в раздумье смотрел на Ника.
   
— А как насчет вас? — спросил он.
   
— Что значит — насчет меня?!
   
— Нет, я просто подумал — вы же солдат… и к тому же несколько необычный. Я имею в виду некоторые приемы спецслужб.
   
Лицо Ника напряглось.
   
— Ну, а если я не гожусь для подобных услуг, друг?
   
— Может, уложил бы нас спать, — сказал Боб. — Разве вас в ваших специальных службах не обучают этаким трюкам?
   
Брайан мгновенно вспомнил конфронтацию Ника с Крэгом Туми. Он тогда спрашивал: «Ты когда-нибудь видел сериал „Стар Трек“? Отличная американская программа… И если ты, падла, не заткнешь свою пасть, я с превеликим удовольствием продемонстрирую знаменитый зажим Вулкана тебе лично».
   
— Что скажешь, Ник? — тихо спросил Брайан. — Если нам и нужен твой знаменитый зажим Вулкана, сейчас самое время.
   
Ник недоуменно посмотрел сначала на Боба, потом на Брайана и снова на Боба.
   
— Простите, джентльмены, у меня от смеха руке больно, — сказал он.
   
— Это как понять? — спросил Боб.
   
— Я свои успокаивающие таблетки давно принял. А насчет меня, я вам скажу, вы ошиблись. Я — не Джеймс Бонд. Да вы что?! В реальном мире никакого Джеймса Бонда никогда не существовало. Возможно, я мог бы убить вас обоих определенным ударом ребром ладони по шее, но, ты знаешь, Боб, скорей всего, такой удар оставит тебя парализованным до конца дней твоих, ты понял? При этом вы даже можете не потерять сознания. И вот еще кое-что я вам покажу… — Ник протянул им распухшую правую руку, слегка поморщившись от боли. — Главная моя рученька, к сожалению, не к тому суставу присоединилась, пардон. Худо-бедно, обороняться левой я смог бы — против неопытного противника. Но насчет того, что вы тут говорите, — извините, нет. Исключено.
   
— Ты забыл самое главное, по-моему! — раздался голос от двери.
   
Все обернулись. Лорел стояла на пороге кабины — осунувшаяся и бледная.
   
— Если мы все окажемся без памяти, кто поведет самолет? — спросила она. — Кто его посадит в «Эл-Эй»?
   
Трое мужчин молча посмотрели на Лорел, а через окна полудрагоценный камень разрыва в потоке времени медленно вползал в поле зрения.
   
— Нам крышка, — тихо сказал Ник. — Вы понимаете? Хана всем. — Коротко засмеялся и тут же поморщился от боли в сломанной руке.
   
— А может быть, и нет, — сказал Альберт. Он вместе с Бетани появился за спиной Лорел. Альберт обнимал девушку за талию. Прядки волос прилипли ко лбу, однако глаза юноши были сосредоточены и прикованы к Брайану. — Я думаю, что вы сможете нас усыпить, — сказал он. — И сможете нас приземлить.
   
— О чем это ты? — мрачно спросил он.
   
— О давлении, — ответил Альберт. — Я говорю о давлении.
   
Брайану вдруг вновь отчетливо вспомнился кошмарный сон: Анна с рукой, прилипшей к трещине в корпусе самолета, над трещиной — красная надпись: ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ.
   
Давление.
   
«Видишь, дорогой, я обо всем позаботилась».
   
— Что он имеет в виду, Брайан? — спросил Ник. — По твоему лицу вижу — что-то в этом есть. Говори.
   
Брайан проигнорировал его просьбу. Он смотрел на семнадцатилетнего музыканта, которому пришла идея возможного спасения для всех.
   
— А что потом? — спросил он. — Как дальше-то быть, после того как прорвемся? Как я проснусь, чтобы посадить самолет?
   
— Послушайте, объясните нам хотя бы, о чем идет речь? — взмолилась Лорел. Она приблизилась к Нику, и тот обнял ее за талию здоровой рукой.
   
— Альберт предлагает, чтобы я использовал вот это, — Брайан постучал пальцем по реостату на контрольном пульте с надписью: ДАВЛЕНИЕ В КАБИНЕ. — Чтобы все мы потеряли сознание.
   
— И это возможно? Ты сможешь так сделать, друг?
   
— Да, — ответил Брайан. — Я знал пилотов гражданских рейсов, которые к этому прибегали, когда пьяные пассажиры затевали драку и погром имущества. Подвергали опасности экипаж и пассажиров. Свалить пьяного — пара пустяков. Нужно только понизить давление воздуха. Свалить всех — достаточно немного больше понизить давление — до половины обычного уровня. Ну, это примерно то же, что оказаться на высоте двух миль без кислородной маски. Бум! — ты отключен.
   
— Если вы можете так сделать, то почему этого не применяют к террористам? — спросил Боб.
   
— Да потому, что у всех есть кислородные маски, верно? — сказал Альберт.
   
— Именно так, — ответил Брайан. — Экипаж любого пассажирского рейса демонстрирует их в самом начале полета. Наденьте золотую чашечку на ваш рот и нос и дышите нормально. Забыли? Иначе все отключаются. Если пилот захваченного самолета попытается таким манером свалить террористов, им достаточно надеть кислородные маски и открыть пальбу. На малых самолетах, вроде «лир-джет», по-другому. Если в кабине падает давление, пассажир должен просто открыть верхний клапан.
   
Ник посмотрел на часы. Свободное время в их распоряжении сократилось до четырнадцати минут.
   
— Я думаю, нам пора прекратить разговоры и действовать, — сказал он. — Времени совсем мало.
   
— Нет еще, — возразил Брайан и вновь обратился в Альберту. — Я могу направить нас в самый разрыв, Альберт, начать снижать давление по мере приближения к нему. Могу точно проконтролировать давление и уверен, что смогу всех нас отключить перед самым пролетом в дыру. Но тогда остается вопрос, заданный Лорел: кто поведет самолет, если все мы будем без сознания?
   
Альберт разинул рот, закрыл его и покачал головой.
   
Вмешался Боб Дженкинс, заговорил сухо и монотонно, как судья, выносивший смертный приговор:
   
— Я думаю, Брайан, ты сможешь доставить нас домой. Но кто-то один должен будет умереть ради того, чтобы ты это выполнил.
   
— Объясни, — потребовал Ник.
   
Боб объяснил, и времени это много не заняло. К тому моменту, как он закончил, Руди Варвик присоединился к группе, столпившейся у двери в кабину.
   
— Сработает такое, Брайан? — спросил Ник.
   
— Сработает, — рассеянно ответил Брайан. — Почему бы и нет? — Он вновь посмотрел на часы. Одиннадцать минут. Одиннадцать минут, чтобы проскочить на другую сторону разрыва. Как раз хватит, чтобы выровнять самолет, поставить на автопилот и пролететь сорок пять миль к разрыву. — Но кто это сможет сделать? Будете жребий тянуть или еще как-то решать?
   
— Нет нужды, — спокойно ответил Ник. — Я это сделаю.
   
— Нет! — воскликнула Лорел. Глаза ее потемнели и широко раскрылись. — Почему ты? Почему обязательно это должен быть ты?!
   
— Да замолчи ты, — прошипела Бетани. — Если ему так хочется, пускай.
   
Альберт страдальчески посмотрел на Бетани, на Лорел и снова на Ника. Голос — не очень сильный — нашептывал ему, что он должен бы стать добровольцем, ведь это настоящее дело для такого жесткого парня, пережившего Аламо, как Аризонский Еврей. Но наибольшая часть его существа понимала, что он очень любит жизнь… и еще не желает ее заканчивать. Так что он раскрыл было рот, но тут же и закрыл, ничего не сказав.
   
— Ну почему ты? — снова спрашивала Лорел. — Почему не потянем жребий? Почему не Боб? Не Руди? Почему не я?
   
Ник взял ее за руку.
   
— Пойдем со мной на минутку, — сказал он.
   
— Ник, времени в обрез, — предостерег Брайан. Попытался выглядеть спокойным, но голос выдал растущую панику.
   
— Я знаю. Начинай готовить то, что нужно.
   
Ник вывел Лорел в салон.
   
После мимолетного колебания она пошла с ним. Он остановился в небольшой нише и повернулся лицом к ней. В этот момент, когда его лицо находилось менее чем в четырех дюймах от ее лица, она признала печальную истину: он и был тем человеком, которого она надеялась встретить в Бостоне. И все это время он находился с ней в самолете. Ничего романтического не оказалось в этом открытии: оно было ужасающим.
   
— Я думаю, у нас с тобой могло бы что-то получиться, — сказал он. — Как думаешь, я прав на этот счет? Если да, то так и скажи — времени для танцев нет. Абсолютно нет.
   
— Да, — сказала она неровным голосом. — Я думаю, ты прав.
   
— Но мы не знаем. Не можем узнать. Все упирается опять-таки во время, верно? Время… и сон… и незнание. Но я должен был так сделать, Лорел. Я, видишь ли, пытался вести беспристрастный расчет, оценку, что ли, своей жизни. Но все мои бухгалтерские книги оказались за красной чертой. Банкрот. А здесь — мой шанс выправить их, и я намерен им воспользоваться.
   
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду…
   
— Зато я понимаю. — Он говорил торопливо, комкая слова. Взял ее за руку и притянул еще ближе к себе. — Ты летела в поисках некоего приключения, верно, Лорел?
   
— Я не знаю, что ты…
   
Он слегка встряхнул ее.
   
— Говорю тебе — нет времени для танцев. Летела к неведомому приключению?
   
— Я… да.
   
— Ник! — окликнул его Брайан из кабины.
   
Ник быстро обернулся в ту сторону.
   
— Иду! — крикнул он и снова посмотрел в глаза Лорел. — Я хочу отправить тебя к новому приключению, если не возражаешь.
   
Она молча смотрела ему в глаза, губы ее дрожали. Не знала, что ему сказать, и разум лихорадочно попытался найти нужные слова. Он сильно сжимал ее руку, но ей суждено было заметить это потом, когда обнаружит синяки, оставленные его пальцами. В данный момент куда сильнее ее держал его взгляд.
   
— Послушай меня, Лорел. — Он коротко вздохнул и заговорил с особым ударением. — Я собирался бросить все это. Так решил.
   
— Бросить — что? — спросила она дрожащим голосом.
   
Ник нетерпеливо потряс головой.
   
— Не важно, не важно. Главное для меня — ты мне веришь? Скажи.
   
— Да, — ответила она. — Я не знаю, о чем ты говоришь, но верю тебе.
   
— Ник?! — встревоженно позвал из кабины Брайан.
   
Он метнул быстрый взгляд в сторону кабины, глаза его были прищурены и блестели.
   
— Сейчас иду! — вновь отозвался он. Когда снова посмотрел не нее, Лорел показалось, что в жизни не видела столько страстно сконцентрированной эмоции во взгляде. — Мой отец живет в деревне Флутинг к югу от Лондона, — сказал он. — Спроси о нем в любой лавке на Хай-стрит. Мистер Хопвелл. Те, кто постарше, все еще называют его «папашей». Повидайся с ним и расскажи ему, что я решил покончить с этим делом. Только прояви настойчивость, прошу тебя. У него такая манера — отворачиваться и сыпать проклятьями, когда слышит мое имя. Ну, знаешь, обычное — я ему не сын, и все такое. Ты уж прояви настойчивость. Сможешь?
   
— Да.
   
Он кивнул и мрачно улыбнулся.
   
— Хорошо. Тогда повтори, что я тебе сказал. И еще скажи ему, что ты мне верила. Скажи, что я сделал все, чтобы искупить тот день возле церкви в Белфасте.
   
— В Белфасте…
   
— Да. И если не удастся привлечь его внимание, скажи ему, что он должен выслушать. Хотя бы ради маргариток. Ради того времени, когда я принес маргаритки. Запомнишь и это тоже?
   
— Потому что ты ему как-то принес маргаритки.
   
Ник сдержал улыбку, но она никогда не видела лица, исполненного такой невыразимой грусти и горечи.
   
— Нет… не ему. Но сойдет и так. Вот такое у тебя приключение. Сможешь выполнить мою просьбу?
   
— Да но…
   
— Хорошо, Лорел. Спасибо тебе. — Он обнял ее затылок левой ладонью, притянул к себе и поцеловал. Его губы были холодными, и она ощутила страх в самом его дыхании.
   
Спустя мгновение он ушел.
   
   
— А мы что, будем задыхаться? — спросила Бетани.
   
— Нет, — ответил Брайан. Он выглянул и удостоверился, что Ник спешит к нему. Увидев его и следом за ним глубоко потрясенную Лорел, он сел в свое кресло. — Немножко так поведет, вроде легкого головокружения… а потом — ничего. — Он бросил взгляд на Ника. — Пока не очнемся.
   
— Точно! — бодро подтвердил Ник. — И, как знать, может, я буду по-прежнему здесь. Плохие пенсы выигрывают, знаешь. Верно я говорю, Брайан?
   
— Я думаю, все возможно, — согласился пилот. Он сдвинул реостат чуточку вперед. Небо снова становилось светлее, разрыв лежал прямо перед косом авиалайнера. — Рассаживайтесь, ребята! Ник, ты — сюда, рядом со мной. Я покажу тебе, что надо будет сделать… и в какой момент.
   
— Одну секундочку, — попросила Лорел. На ее лицо вернулся румянец и сама она несколько подтянулась, взяла себя в руки. Теперь она поднялась на цыпочки и поцеловала Ника в губы.
   
— Благодарю тебя, — серьезно сказал Ник.
   
— Ты решил все это бросить. И если он не станет слушать, я напомню ему о том дне, когда ты принес маргаритки. Правильно я сказала?
   
Он широко улыбнулся.
   
— Абсолютно точно, любовь моя. Все точно. — Он еще раз обнял ее здоровой рукой и крепко поцеловал. Когда отпустил ее, на лице Ника застыла добрая улыбка. — Ну, вот и все.
   
Спустя три минуты Брайан включил интерком.
   
— Я начинаю снижать давление. Все проверьте ваши ремни безопасности.
   
Они проверили. Альберт напряженно ожидал какого-то звука, возможно, шипения утекавшего воздуха, но слышно было лишь ровное гудение двигателей. Он чувствовал себя бодрым, как никогда.
   
— Альберт? — позвала его Бетани тихим, испуганным голосом. — Пожалуйста, обними меня.
   
— Хорошо, — ответил он. — А ты меня обними.
   
Позади них Руди Варвик снова бормотал молитвы, шевеля четками. Через проход от них Лорел Стивенсон сидела, вцепившись руками в подлокотники. Она все еще ощущала теплое прикосновение губ Ника Хопвелла. Потом подняла голову, устремила взгляд к багажной полке наверху и начала глубоко дышать. Ждала когда наступит этот момент… и он наступил спустя минуты полторы.
   
«Помни о том дне в Белфасте тоже», — подумала она. — «Возле церкви. Искупление, он сказал. Это акт искупле…»
   
Среди этих мыслей разум покинул ее, отключившись.
   
   
— Ты понял… что делать? — снова спросил Брайан. Он говорил с трудом, немножко невнятно. Впереди них разрыв потока времени рос, заполняя собой все окна кабины, закрыв почти весь видимый небосвод. Он освещался лучами рассвета, и внутри него возникли новые фантастические сполохи, которые двигались, переплетались и устремлялись потоками в его странную глубину.
   
— Я понял, — ответил Ник приглушенным голосом. Он стоял возле Брайана с кислородной маской на лице. Повыше резиновой рамки глаза его были ясны и спокойны. — Не бойся, Брайан. Все надежно, как в добротном доме. Давай отправляйся спать. Приятных тебе сновидений.
   
Брайан отключался. Он чувствовал, как уплывает сознание, но еще цеплялся, глядя на гигантский разрыв в ткани реальности. Он несся прямо на окна кабины, достигнув наконец самого самолета.
   
«Как это великолепно!» — подумал он. — «Какая красота, Господи!»
   
Снова почувствовал невидимую гигантскую руку, которая схватила авиалайнер и потащила вперед. На сей раз — безвозвратно.
   
— Ник… — Огромных усилий стоило говорить. Казалось, его рот находится за сотню миль от его сознания. Приподнял руку, и она удалилась от него, будто растянувшись.
   
— Спи, спи, — сказал Ник, взяв его за руку. — Не сопротивляйся, а то исчезнешь вместе со мной. Уже скоро…
   
— Я только хотел сказать… спасибо тебе…
   
Ник улыбнулся и слегка стиснул его руку.
   
— Пожалуйста, друг. Такой полет незабываем. Даже без фильмов в главном салоне и без бесплатных букетиков мимоз.
   
Брайан все еще смотрел в разрыв. Теперь он заполнялся реками богатых расцветок. Они завивались в спирали, смешивались… и образовывали буквы и слова перед его изумленным взглядом:
   ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ
   
— Это… мы? — спросил он изумленно, и теперь собственный голос донесся до него из далекой Вселенной.
   
Мрак окутал его.
   
Ник остался один. Единственный бодрствующий человек на рейсе № 29 был тем, кто однажды расстрелял трех мальчишек позади церкви в Белфасте, которые держали в руках картофелины, раскрашенные под гранаты-лимонки. Зачем они так сделали? Шутка? Или демонстрация отваги? Этого он никогда не узнал.