1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
L'aimable fille des   amours      

Tombe fanée, àpeine éclose;      

Il a fui, le temps   des beaux jours!      

Eudoxie! airnez, le   temps presse;      

Profitez de vos   jours heureux!      

Est-ce dans la   froide vieillesse      

Que de l'amour on   sent les feux?      

       

       Перевод      

       

Видали ль вы нежную розу,      

Любезную дочь ясного дня,      

Когда весной, едва расцветши,      

Она являет образ любви?      

       

Такою глазам нашим, еще прекраснее,      

Ныне явилась Евдокия:      

Не раз видела весна, как она   расцветала,      

Прелестная и юная, подобная ей самой.      

       

Но увы! ветры и бури,      

Эти лютые дети Зимы,      

Скоро зареву над нашими головами,      

Окуют воду, землю и воздух.      

       

И нет более цветов, и нет более розы!      

Любезная дочь любви,      

Завянув, падает, едва расцветшая:      

Миновала пора ясных дней!      

       

Евдокия! любите! Время не терпит:      

Пользуйтесь вашими счастливыми днями?      

В хладной ли старости      

Дано нам ведать пыл любви?      

       

 Mon portrait      

       

       

Vous' me demandez   mon portrait,      

Mais peint d'après   nature;      

Mon cher, il sera   bientôt fait,      

Quoique en   miniature.      

Je suis un jeune   polisson,      

Encore dans les   classes;      

       

Point sot, je le dis   sans façon      

       

Et sans fades   grimaces.      

Onc il ne fut de   babillard,      

Ni docteur en   Sorbonne —      

Plus ennuyeux et   plus braillard.      

Que moi-même en   personne.      

       

Ma taille àcelles   des plus longs      

       

Ne peut être égalée;      

J'ai le teint frais,   les chevenz blonds      

Et le tête bouclée.      

J'aime et le monde   et son fracas,      

Je hais la solitude;      

J'abhorre et noises,   et débats,      

Et tant soit peu l'étude.      

Spectacles, bals me   plaisent fort      

Et d'aprés ma pensée,      

Je dirais ce que j'aime   encor…      

Si n'étais au Lycée.      

Après      

celà, mon cher ami,      

L'on peut me reconnaоtre:      

       

Oui! tel que le bon   dieu me fit,      

       

Je veux toujours   paraоtre.      

       

Vrai démon pour   l'espièglerie,      

Vrai singe par sa   mine,      

Beaucoup et trop d'étourderie.      

       

Ma foi, voilà   Pouchkine.      

       

       Перевод      Мой портрет      

       

Вы просите у меня мой портрет,      

Но написанный с натуры;      

Мой милый, он быстро будет готов,      

Хотя и в миниатюре.      

       

Я молодой повеса,      

Еще на школьной скамье:      

Не глуп, говорю, не стесняясь,      

И без жеманного кривлянья.      

       

Никогда не было болтуна,      

Ни доктора Сорбонны —      

Надоедливее и крикливее,      

Чем собственная моя особа.      

       

Мой рост с ростом самых долговязых      

Не может равняться;      

У меня свежий цвет лица, русые волосы      

И кудрявая голова.      

       

Я люблю свет и его шум,      

Уединение я ненавижу;      

Мне претят ссоры и препирательства,      

А отчасти и учение.      

       

Спектакли, балы мне очень нравятся,      

И если быть откровенным.      

Я сказал бы, что я еще люблю…      

Если бы не был в Лицее.      

       

По всему этому, мой милый друг,      

Меня можно узнать.      

Да, таким как бог меня создал,      

Я и хочу всегда казаться.      

       

Сущий бес в проказах,      

Сущая обезьяна лицом.      

Много, слишком много   ветренности —      

Да, таков Пушкин.      

       

       

 Стихотворения 1815 г      

       

Городок      

(К * * *)      

       

       

Прости мне, милый друг,      

Двухлетнее молчанье:      

Писать тебе посланье      

Мне было недосуг.      

На тройке пренесенный      

Из родины смиренной      

В великой град Петра,      

От утра до утра      

Два года всё кружился      

Без дела в хлопотах,      

Зевая, веселился      

В театре, на пирах,      

Не ведал я покоя,      

Увы! ни на часок,      

Как будто у налоя      

В великой четверток      

Измученный дьячок.      

Но слава, слава богу!      

На ровную дорогу      

Я выехал теперь;      

Уж вытолкал за дверь      

Заботы и печали,      

Которые играли,      

Стыжусь, столь долго мной;      

И в тишине святой      

Философом ленивым,      

От шума вдалеке,      

Живу я в городке,      

Безвестностью счастливом.      

Я нанял светлый дом      

С диваном, с камельком;      

Три комнатки простые —      

В них злата, бронзы нет,      

И ткани выписные      

Не кроют их паркет.      

Окошки в сад веселый,      

Где липы престарелы      

С черемухой цветут;      

Где мне в часы полдневны      

Березок своды темны      

Прохладну сень дают;      

Где ландыш белоснежный      

Сплелся с фиалкой нежной,      

И быстрый ручеек,      

В струях неся цветок,      

Невидимый для взора,      

Лепечет у забора.      

Здесь добрый твой поэт      

Живет благополучно;      

Не ходит в модный свет:      

На улице карет      

Не слышит стук докучный:      

Здесь грома вовсе нет:      

Лишь изредка телега      

Скрыпит по мостовой,      

Иль путник, в домик мой      

Пришед искать ночлега,      

Дорожною клюкой      

В калитку постучится…      

       

Блажен, кто веселится      

В покое, без забот,      

С кем втайне Феб дружится      

И маленький Эрот;      

Блажен, кто на просторе      

В укромном уголке      

Не думает о горе,      

Гуляет в колпаке,      

Пьет, ест, когда захочет,      

О госте не хлопочет!      

Никто, никто ему      

Лениться одному      

В постеле не мешает;      

Захочет – Аонид      

Толпу к себе сзывает;      

Захочет – сладко спит,      

На Рифмова  склоняясь      

И тихо забываясь.      

Так я, мой милый друг,      

Теперь расположился;      

С толпой бесстыдных слуг      

Навеки распростился;      

Укрывшись в кабинет,      

Один я не скучаю      

И часто целый свет      

С восторгом забываю.      

Друзья мне – мертвецы,      

Парнасские жрецы;      

Над полкою простою      

Под тонкою тафтою      

Со мной они живут.      

Певцы красноречивы,      

Прозаики шутливы      

В порядке стали тут.      

Сын Мома и Минервы,      

Фернейский злой крикун,      

Поэт в поэтах первый,      

Ты здесь, седой шалун!      

Он Фебом был воспитан,      

Издетства стал пиит:      

Всех больше перечитан,      

Всех менее томит;      

Соперник Эврипида,      

Эраты нежной друг,      

Арьоста, Тасса внук —      

Скажу ль?… отец Кандида —      

Он всё; везде велик      

Единственный старик!      

На полке за Вольтером      

Виргилий, Тасс с Гомером      

Все вместе предстоят.      

В час утренний досуга      

Я часто друг от друга      

Люблю их отрывать.      

Питомцы юных Граций —      

С Державиным потом      

Чувствительный Гораций      

Является вдвоем.      

И ты, певец любезный,      

Поэзией прелестной      

Сердца привлекший в плен,      

Ты здесь, лентяй беспечный,      

Мудрец простосердечный,      

Ванюша Лафонтен!      

Ты здесь – и Дмитрев нежный,      

Твой вымысел любя,      

Нашел приют надежный      

С Крыловым близ тебя. —      

Но вот наперсник милый      

Психеи златокрылой!      

О добрый Лафонтен,      

С тобой он смел сразиться…      

Коль можешь ты дивиться,      

Дивись: ты побежден!      

Воспитанны Амуром      

Вержье, Парни с Грекуром      

Укрылись в уголок.      

(Не раз они выходят      

И сон от глаз отводят      

Под зимний вечерок).      

Здесь Озеров с Расином,      

Руссо и Карамзин,      

С Мольером-исполином      

Фон-Визин и Княжнин.      

За ними, хмурясь важно,      

Их грозный Аристарх      

Является отважно      

В шестнадцати томах.      

Хоть страшно стихоткачу      

Лагарпа видеть вкус,      

Но часто, признаюсь,      

Над ним я время трачу.      

       

Кладбище обрели      

На самой нижней полки      

Все школьнически толки,      

Лежащие в пыли,      

Визгова сочиненья,      

Глупона псалмопенья,      

Известные творенья      

Увы! одним мышам.      

Мир вечный и забвенье      

И прозе и стихам!      

Но ими огражденну      

(Ты должен это знать)      

Я спрятал потаенну      

Сафьянную тетрадь.      

Сей свиток драгоценный,      

Веками сбереженный,      

От члена русских сил,      

Двоюродного брата,      

Драгунского солдата      

Я даром получил.      

Ты, кажется, в сомненьи…      

Нетрудно отгадать;      

Так, это сочиненьи,      

Презревшие печать.      

Хвала вам, чады славы,       

Враги Парнасских уз!      

О князь, наперсник Муз,      

Люблю твои забавы;      

Люблю твой колкий стих      

В посланиях твоих,      

В сатире – знанье света      

И слога чистоту,      

И в резвости куплета      

Игриву остроту.      

И ты, насмешник смелый,      

В ней место получил,      

Чей в аде свист веселый      

Поэтов раздражил,      

Как в юношески леты      

В волнах туманной Леты      

Их гуртом потопил;      

И ты, замысловатый      

Буянова  певец,      

В картинах толь богатый      

И вкуса образец;      

И ты, шутник бесценный,      

Который Мельпомены      

Котурны и кинжал      

Игривой Тальи дал!      

Чья кисть мне нарисует,      

Чья кисть скомпанирует      

Такой оригинал!      

Тут вижу я с Чернавкой       

Подщипа  слезы льет;      

Здесь Князь дрожит под лавкой,      

Там дремлет весь совет;      

В трагическом смятеньи      

Плененные цари,      

Забыв войну, сраженьи,      

Играют в кубари…      

Но назову ль детину,      

Что доброю порой      

Тетради половину      

Наполнил лишь собой!      

О ты, высот Парнасса      

Боярин небольшой,      

Но пылкого Пегаса      

Наездник удалой!      

Намаранные оды,      

Убранство чердаков,      

Гласят из рода в роды:      

Велик, велик – Свистов!      

Твой дар ценить умею,      

Хоть право не знаток;      

Но здесь тебе не смею      

Хвалы сплетать венок:      

Свистовским должно слогом      

Свистова воспевать;      

Но, убирайся с богом,      

Как ты, в том клясться рад,      

Не стану я писать.      

       

О вы, в моей пустыне      

Любимые творцы!      

Займите же отныне      

Беспечности часы.      

Мой друг! весь день я с ними,      

То в думу углублен,      

То мыслями своими      

В Элизий пренесен.      

Когда же на закате      

Последний луч зари      

Потонет в ярком злате,      

И светлые цари      

Смеркающейся ночи      

Плывут по небесам,      

И тихо дремлют рощи,      

И шорох по лесам,      

Мой гений невидимкой      

Летает надо мной;      

И я в тиши ночной      

Сливаю голос свой      

С пастушьею волынкой.      

Ах! счастлив, счастлив тот,      

Кто лиру в дар от Феба      

Во цвете дней возьмет!      

Как смелый житель неба,      

Он к солнцу воспарит,      

Превыше смертных станет,      

И слава громко грянет:      

«Бессмертен ввек пиит!»      

       

Но ею мне ль гордиться,      

Но мне ль бессмертьем льститься?…      

До слез я спорить рад,      

Не бьюсь лишь об заклад,      

Как знать, и мне, быть может,      

Печать свою наложит      

Небесный Аполлон;      

Сияя горним светом,      

Бестрепетным полетом      

Взлечу на Геликон.      

Не весь я предан тленью;      

С моей, быть может, тенью      

Полунощной порой      

Сын Феба молодой,      

Мой правнук просвещенный,      

Беседовать придет      

И мною вдохновенный      

На лире воздохнет.      

       

Покаместь, друг бесценный,      

Камином освещенный,      

Сижу я под окном      

С бумагой и с пером,      

Не слава предо мною,      

Но дружбою одною      

Я ныне вдохновен.      

Мой друг, я счастлив ею.      

Почто ж ее сестрой,      

Любовию младой      

Напрасно пламенею?      

Иль юности златой      

Вотще даны мне розы,      

И лить навеки слезы      

В юдоле, где расцвел      

Мой горестный удел?…      

Певца сопутник милый,      

Мечтанье легкокрыло!      

О, будь же ты со мной,      

Дай руку сладострастью      

И с чашей круговой      

Веди меня ко счастью      

Забвения тропой:      

И в час безмолвной ночи,      

Когда ленивый мак      

Покроет томны очи,      

На ветреных крылах      

Примчись в мой домик тесный,      

Тихонько постучись,      

И в тишине прелестной      

С любимцем обнимись!      

Мечта! в волшебной сени      

Мне милую яви,      

Мой свет, мой добрый гений,      

Предмет моей любви,      

И блеск очей небесный,      

Лиющих огнь в сердца,      

И Граций стан прелестный      

И снег ее лица;      

Представь, что, на коленях      

Покоясь у меня,      

В порывистых томленьях      

Склонилася она      

Ко груди грудью страстной,      

Устами на устах,      

Горит лицо прекрасной,      

И слезы на глазах!..      

Почто стрелой незримой      

Уже летишь ты вдаль?      

Обманет – и пропал      

Беглец невозвратимый!      

Не слышит плач и стон      

И где крылатый сон?      

Исчезнет обольститель,      

И в сердце грусть-мучитель.      

       

Но всё ли, милый друг,      

Быть счастья в упоеньи?      

И в грусти томный дух      

Находит наслажденье:      

Люблю я в летний день      

Бродить один с тоскою,      

Встречать вечерню тень      

Над тихою рекою      

И с сладостной слезою      

В даль сумрачну смотреть;      

Люблю с моим Мароном      

Под ясным небосклоном      

Близь озера сидеть,      

Где лебедь белоснежный,      

Оставя злак прибрежный,      

Любви и неги полн,      

С подругою своею,      

Закинув гордо шею,      

Плывет во злате волн.      

Или, для развлеченья,      

Оставя книг ученье,      

В досужный мне часок      

У добренькой старушки      

Душистый пью чаек,      

Не подхожу я к ручке,      

Не шаркаю пред ней;      

Она не приседает,      

Но тотчас и вестей      

Мне пропасть наболтает.      

Газеты собирает      

Со всех она сторон,