1 2 3 4 5 6 7 
   
— Вот что я сделаю с ним! — закричала она. — И вот что! — Схватив хрустальную вазу с лилиями, она швырнула ее в каминную решетку, и ваза разлетелась на тысячи осколков.
   
Найтон смотрел на нее с холодным неодобрением истинного британца. Ему было и неловко, и неприятно.
   
Пуаро, напротив, казалось, радовался этой сцене. Глаза его блестели.
   
— Это великолепно! — воскликнул он. — Сразу видно, что у мадемуазель темперамент.
   
— Я артистка, а каждый артист имеет темперамент. Я сказала Дереку, чтобы он остерегался, но он не послушал меня. — Она подскочила к Пуаро и вдруг спросила: — Правда, что он собирается жениться на этой английской мисс?
   
Пуаро закашлялся.
   
— On ma dit,[46] — пробормотала она, — он страстно увлечен ею.
   
Мирель выпрямилась.
   
— Он убил свою жену, — прошипела она. — Знайте! Он еще раньше говорил мне, что хочет сделать это. Он был в impasse![47] И выбрал самый простой способ.
   
— Вы утверждаете, что месье Кеттеринг убил свою жену?
   
— Да, да, да! А что же еще я вам говорю?
   
— Полиция, — пробормотал Пуаро, — потребует доказательств этого… утверждения.
   
— Говорю вам, я видела, как он вышел из ее купе той ночью.
   
— Когда? — быстро спросил Пуаро.
   
— Прямо перед Лионом.
   
— Вы готовы поклясться, мадемуазель?
   
Это был уже другой Пуаро, он говорил резко и решительно.
   
— Да.
   
Наступила тишина. Мирель была весьма живописна, ее взгляд, и злой, и испуганный, перебегал с Пуаро на Найтона.
   
— Это очень серьезно, мадемуазель, — сказал детектив. — Вы осознаете, насколько это серьезно?
   
— Конечно.
   
— Хорошо! В таком случае, мадемуазель, вы понимаете, что нельзя терять ни минуты. Без сомнения, вы немедленно пойдете с нами в магистратуру.
   
Мирель замялась. Она размышляла, но, как заметил Пуаро, отступать не собиралась.
   
— Ладно, ладно, — пробормотала она, — только накину что-нибудь.
   
Оставшись одни, Пуаро и Найтон обменялись взглядами.
   
— Надо действовать, пока — как вы говорите? — железо горячо, — прошептал Пуаро. — Она сейчас возбуждена, через полчаса она поостынет, а через час передумает. Любой ценой мы должны предотвратить это.
   
Мирель вернулась закутанная в песочную бархатную накидку, отороченную леопардовым мехом. И сама она была похожа на леопарда — рыжевато-коричневого, опасного. Глаза ее по-прежнему горели злостью и решимостью.
   
Они застали месье Кау и месье Карре. После нескольких предварительных фраз Пуаро Мирель было позволено рассказать свою историю. Она рассказала ее в тех же выражениях, что и Найтону с Пуаро, но чуть более спокойно.
   
— Очень необычная история, мадемуазель, — тихо сказал месье Карре. Он откинулся на спинку стула, поправил пенсне и вопросительно посмотрел на Мирель. — Вы хотите, чтобы мы поверили, что месье Кеттеринг запланировал преступление заранее и сказал об этом вам?
   
— Да, да. Он сказал, что у нее прекрасное здоровье. Если она и умрет, то только благодаря несчастному случаю, который он устроит.
   
— Вы осознаете, мадемуазель, что можете быть обвинены в сообщничестве?
   
— Я? Да ни за что на свете, месье! Ни на секунду я не воспринимала его слова всерьез. Что вы! Я знаю мужчин, месье, они говорят много дикостей. Представляете, сколько совершалось бы преступлений, если бы они всегда делали то, что говорят, au pied de la lettre.[48]
   
Месье Карре наморщил лоб.
   
— Значит, запишем, что вы восприняли угрозу месье Кеттеринга как ничего не значащие слова? Могу я поинтересоваться, мадемуазель, почему вы прервали свой ангажемент в Лондоне и поехали на Ривьеру?
   
Мирель смотрела на него бегающими черными глазами.
   
— Я хотела быть с человеком, которого люблю, — просто ответила она. — Разве это не естественно?
   
Пуаро вставил вопрос.
   
— Это месье Кеттеринг хотел, чтобы вы поехали с ним в Ниццу?
   
Казалось, Мирель смутил этот вопрос. Она замялась, а когда заговорила, то совершенно иным тоном.
   
— Такие вещи я решаю сама, — заявила она.
   
Это был вовсе не ответ, что хорошо поняли все — присутствующие, но деликатно промолчали.
   
— Когда вы поняли, что месье Кеттеринг убил свою жену?
   
— Я уже говорила вам, что увидела, как месье Кеттеринг вышел из купе своей жены незадолго до того, как поезд прибыл в Лион. У него был такой свирепый взгляд! Боже! Но в тот момент я не поняла, почему он так ужасно смотрел. Я никогда не забуду этого.
   
Ее голос стал пронзительным, она театрально заломила руки.
   
— Да, да, — произнес месье Карре.
   
— Узнав, что мадам Кеттеринг была мертва до того, как поезд прибыл в Лион, я поняла все.
   
— Но вы не пошли в полицию, мадемуазель, — мягко заметил месье Карре.
   
Мирель величественно взглянула на него; было видно, что ей нравилась ее роль.
   
— Могла ли я предать своего возлюбленного? — спросила она. — О нет, не требуйте этого от женщины.
   
— Но сейчас…
   
— Сейчас — другое дело. Он сам предал меня! Разве могу я молча страдать?..
   
Месье Карре прервал ее.
   
— Конечно, конечно, — пробормотал он успокаивающим тоном. — Теперь, мадемуазель, прочитайте свои показания и распишитесь.
   
Мирель не стала тратить время на чтение.
   
— Да, да! Все правильно. — Она встала. — Я вам больше не нужна?
   
— Пока нет, мадемуазель.
   
— И вы арестуете Дерека?
   
— Немедленно, мадемуазель.
   
Мирель жестоко засмеялась.
   
— Он должен был подумать, прежде чем оскорблять меня, — воскликнула она.
   
— Один момент! — Пуаро кашлянул. — Меня интересует одна маленькая деталь.
   
— Какая?
   
— Почему вы решили, что мадам Кеттеринг была мертва до того, как поезд прибыл в Лион?
   
Мирель вытаращила глаза.
   
— Но она была мертва.
   
— Да?
   
— Да, конечно. Я…
   
Она резко замолчала. Внимательно посмотрев на нее, Пуаро заметил в ее глазах настороженность.
   
— Мне сказали… Все так говорят.
   
— О, — произнес Пуаро, — не думаю, чтобы об этом говорилось за стенами магистратуры.
   
Мирель занервничала.
   
— Кто-то слышал об этом, — неуверенно сказала она. — Кто-то мне сказал. Я не помню кто.
   
Она направилась к выходу. Месье Кау поспешил открыть перед ней дверь. Когда он сделал это, снова послышался голос Пуаро.
   
— А драгоценности? Простите, мадемуазель. Вы можете что-нибудь рассказать нам о них?
   
— Драгоценности? Какие драгоценности?
   
— Рубины Екатерины Великой. Раз вы так много слышали, может, вы слышали что-нибудь и о них?
   
— Я ничего не знаю ни о каких драгоценностях, — быстро сказала Мирель.
   
Она вышла, закрыв за собой дверь. Месье Кау вернулся на свое место. Месье Карре вздохнул.
   
— Ну и фурия! — сказал он. — Но diablement chic![49] Интересно, она сказала правду? Я думаю, да.
   
— Какая-то правда в ее словах, конечно, есть, — сказал Пуаро. — И это подтверждает мисс Грей. Она вышла в коридор незадолго до Лиона и видела, как месье Кеттеринг входил в купе жены.
   
— Обвинения против него очевидны, — со вздохом сказал комиссар. — И очень жаль, — пробормотал он.
   
— Что вы имеете в виду? — спросил Пуаро.
   
— Я долгие годы мечтал упрятать графа де ла Роше за решетку. И уже было решил, что он в наших руках. А Кеттеринг — это меня едва ли удовлетворит.
   
Месье Карре почесал кончик носа.
   
— Если здесь что-то не так, — с сожалением сказал он, — будет ужасно. Месье Кеттеринг — аристократ. В газетах появятся заметки. Если мы ошибаемся… — Он поежился.
   
— Теперь о драгоценностях, — сказал комиссар. — Как вы думаете, что он сделал с ними?
   
— Он взял их, конечно, для отвода глаз, — ответил месье Карре. — Скорее всего, они доставляют ему неудобства, ему трудно от них избавиться.
   
Пуаро улыбнулся.
   
— Насчет драгоценностей у меня есть идея. Скажите мне, месье, что вы знаете о так называемом Маркизе?
   
Комиссар взволнованно подался вперед.
   
— Маркиз! Тот самый Маркиз? Вы думаете, он замешан в этом деле, месье Пуаро?
   
— Я спросил, что вы знаете о нем.
   
Комиссар сделал выразительную гримасу.
   
— Не так много, как хотелось бы, — с сожалением произнес он. — Он работает за сценой, понимаете? Мелкие сошки выполняют за него всю грязную работу. А сам он… Птица высокого полета. Это нам достоверно известно.
   
— Он француз?
   
— Д-да… То есть мы так думаем. Но не уверены. Он орудовал во Франции, в Англии, в Америке. Прошлой осенью в Швейцарии была серия грабежей, следы которых, похоже, ведут к нему. Во всех преступлениях он фигурирует как grand seigneur,[50] свободно говорящий по-английски и по-французски, и его происхождение остается загадкой.
   
Пуаро кивнул и встал, собираясь уходить.
   
— Вам больше нечего добавить, месье Пуаро? — поинтересовался комиссар.
   
— В данный момент нет. Но возможно, в отеле меня ожидают новости.
   
Месье Карре нерешительно посмотрел на него.
   
— Если Маркиз связан с этим делом… — Он остановился.
   
— Это опрокидывает нашу версию, — закончил месье Кау.
   
— Но не опрокидывает мою, — сказал Пуаро. — Напротив, прекрасно согласуется с ней. До встречи, месье, если я узнаю что-нибудь важное, то немедленно извещу вас.
   
   
Он вернулся в отель мрачный. Пока он отсутствовал, пришла телеграмма. Пуаро вскрыл ее ножом для бумаг, извлеченным из кармана. Телеграмма была длинная, и он дважды перечитал ее, а затем засунул в карман.
   
Наверху его уже ожидал Жорж.
   
— Я очень устал, Жорж, не могли бы вы заказать мне чашку горячего шоколада?
   
Шоколад был заказан и принесен, и Жорж аккуратно поставил его на маленький столик, за который уселся Пуаро. Когда Жорж собрался уходить, Пуаро спросил его:
   
— Полагаю, Жорж, вы хорошо знаете английскую аристократию?
   
— Думаю, что могу согласиться с вами, сэр. — Жорж самодовольно улыбнулся.
   
— Не считаете ли вы, Жорж, что преступники, как правило, принадлежат к низшим слоям общества?
   
— Не всегда, сэр. Я помню, какие неприятности были с младшим сыном графа Девайза. Он кое-как закончил Итон, а потом… Короче, полиция не признала, что он клептоман. Очень умный молодой человек, сэр, но пороки его одолели, надеюсь, вы понимаете меня, сэр. Граф отправил его в Австралию, и я слышал, что он живет там под чужим именем. Странно, сэр, но это так. Причем стоит ли говорить, что молодой человек материально совершенно не нуждался.
   
Пуаро медленно кивал головой.
   
— Страсть к приключениям, — пробормотал он, — и легкий сдвиг в голове. Но удивительно…
   
Он вынул из кармана телеграмму и снова прочитал ее.
   
— Еще я помню дочь леди Мэри Фоке, — продолжал вспоминать слуга. — Иногда обманывала лавочников. Позор для хороших семей, если так можно выразиться! Я могу вспомнить еще несколько похожих случаев.
   
— У вас богатый опыт, Жорж, — пробормотал Пуаро. — Я часто недоумеваю, как это вы, состоя на службе у титулованных особ, согласились работать у меня. Я отношу это только за счет любви к приключениям.
   
— Не совсем, сэр, — возразил Жорж. — Я как-то прочитал в «Сосаети снайпере», что вы были приняты в Бекингемском дворце. В то время я как раз подыскивал новую службу. Говорят, Его Величество был очень любезен с вами и высоко оценил ваши заслуги.
   
— Ах! — воскликнул Пуаро. — Все-таки знать об истинных причинах вещей очень интересно!
   
Он задумался, а потом спросил:
   
— Вы позвонили мадемуазель Папаполоус?
   
— Да, сэр. Она и ее отец будут счастливы пообедать с вами сегодня.
   
— Хм, — глубокомысленно проговорил Пуаро. Он допил шоколад и аккуратно поставил чашечку и молочник на середину подноса. Потом тихо сказал, скорее себе, чем слуге:
   
— Белка, мой дорогой Жорж, собирает орехи осенью, а съедает зимой. Люди, Жорж, должны учиться у своих меньших братьев. Я всегда так делаю. Я был котом, караулящим у мышиной норы.
   
Я был псом, идущим по следу и не сбивающимся с него. И также, мой дорогой Жорж, я был белкой. Я откладывал маленькие факты. Теперь я разгребаю свои запасы и вынимаю один орешек, орешек, который я отложил — дайте вспомнить — семнадцать лет тому назад. Вы понимаете меня, Жорж?
   
— Никогда бы не подумал, сэр, — ответил Жорж, — что орехи так долго не портятся, а вот вино от долгого хранения становится восхитительным.
   
Пуаро с улыбкой выслушал его.
  
  
   
    
Глава 28. Пуаро играет в белку
   
   
На приготовления к обеду Пуаро выделил всего четверть часа. Тому были причины. Сначала он поехал на виллу леди Темплин, где попросил вызвать мисс Грей. Она переодевалась, и Пуаро попросили подождать ее в маленьком салоне, куда минуты через три вошла Ленокс Темплин.
   
— Катарин еще не совсем готова, — объяснила она. — Ей что-нибудь передать, или вы дождетесь ее?
   
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Несколько секунд он раздумывал, что ответить, будто речь шла о важном деле.
   
— Нет, — в конце концов сказал он. — Нет, не думаю, что мне необходимо видеть мадемуазель Катарин именно сейчас. Наверное, это даже лучше. Иногда такие вещи трудны.
   
На лице Ленокс отразилось удивление.
   
— У меня есть кое-какие новости, — продолжил Пуаро. — Вы, конечно, передадите своей подруге, что сегодня месье Кеттеринг арестован за убийство своей жены.
   
— Вы хотите, чтобы я сказала это Катарин? — спросила Ленокс, тяжело дыша, как после долгого бега.
   
Пуаро заметил, что ее лицо побледнело и напряглось.
   
— Если угодно, мадемуазель.
   
— Но почему? — спросила Ленокс. — Вы думаете, она огорчится? Думаете, это ее волнует?
   
— Не знаю, мадемуазель, и честно в этом сознаюсь. Как правило, я знаю все, но в этом случае… нет. Наверное, вы знаете больше, чем я.
   
— Да, — произнесла Ленокс, — но могу сказать о себе то же, что и вы.
   
Немного помолчав и нахмурившись, она порывисто спросила:
   
— Вы верите, что он сделал это?
   
Пуаро пожал плечами:
   
— Так считает полиция.
   
— Вы уклоняетесь от ответа. Вы что-то скрываете. — Она снова замолчала и склонила голову.
   
— Вы ведь давно знаете Дерека, правда?
   
— С самого детства, — сокрушенно ответила Ленокс.
   
Пуаро несколько раз молча кивнул головой.
   
С обычной своей бесцеремонностью Ленокс выдвинула стул, уселась и, поставив локти на стол, а подбородок уперев в ладони, уставилась прямо на Пуаро.
   
— Что ему предъявляют? — требовательно спросила она. — Какие мотивы, я хочу сказать. Наверное, то, что он получил много денег после ее смерти?
   
— Он получил два миллиона.
   
— А если бы она не умерла, он был бы разорен?
   
— Да.
   
— Но должно быть нечто большее, чем мотив, — возразила Ленокс. — Он ехал тем же поездом, я знаю, но и этого недостаточно.
   
— В купе мадам Кеттеринг был найден портсигар с буквой «К», который не принадлежал ей. Кроме того, два человека видели, как он входил и выходил из ее купе незадолго до прибытия поезда в Лион.
   
— Какие люди?
   
— Ваша подруга мисс Грей одна из них. Другая — мадемуазель Мирель, танцовщица.
   
— А он, Дерек, что он сказал на это? — взволнованно допытывалась Ленокс.
   
— Он вообще отрицает, что входил в купе своей жены, — сказал Пуаро.
   
— Дурак! — насупившись, проговорила Ленокс. — Значит, прямо перед Лионом, говорите? А известно, когда она… когда она умерла?
   
— Медицинское освидетельствование не может быть абсолютно точным, — ответил Пуаро, — но медики склонны утверждать, что скорей всего смерть наступила до Лиона. Кроме того, известно, что вскоре после того, как поезд отправился из Лиона, миссис Кеттеринг была уже мертва.
   
— Откуда вы это знаете?
   
Пуаро загадочно улыбнулся про себя.
   
— Некто вошел в ее купе и обнаружил, что она мертва.
   
— И этот человек никого не разбудил?
   
— Нет.
   
— Почему?
   
— Без сомнения, он имел на то свои причины.
   
Ленокс пристально посмотрела на него.
   
— Вы знаете их?
   
— Надеюсь, что да.
   
Ленокс сидела, переваривая услышанное. Пуаро молча наблюдал за ней. Наконец она подняла взгляд. Ее щеки порозовели, а глаза сияли.
   
— Вы думаете, ее убил кто-то, кто ехал этим же поездом, но ведь это совсем не обязательно. А разве трудно было сесть в поезд в Лионе? Они могли войти в купе, задушить ее, взять рубины и незаметно выйти. Она могла быть убита, пока поезд стоял в Лионе. Поэтому она могла быть живой, когда Дерек вышел из купе, и мертвой, когда кто-то другой вошел туда.
   
Пуаро откинулся на спинку стула и присвистнул.
   
Посмотрел на девушку и три раза кивнул головой, затем опять вздохнул.
   
— Мадемуазель, — произнес он, — то, что вы только что сказали, очень похоже на правду. Я блуждал во тьме, а вы показали мне свет. Был один пункт, который не давал мне покоя, но вы все прояснили.
   
Он встал.
   
— А Дерек? — спросила Ленокс.
   
— Кто знает? — Пуаро пожал плечами. — Признаюсь вам кое в чем, мадемуазель. Я недоволен. Нет! Я, Эркюль Пуаро, пока недоволен. И быть может, именно в этот самый вечер я узнаю нечто большее. В конце концов попытаюсь.
   
— Вы с кем-то встречаетесь?
   
— Да.
   
— С кем-то, кто что-то знает?
   
— С кем-то, кто что-то знает. В таких делах ни один камень нельзя оставлять не перевернутым. До свидания, мадемуазель.
   
Ленокс проводила его до двери.
   
— Я… я помогла? — спросила она.
   
Лицо Пуаро потеплело, когда он посмотрел на нее.
   
— Да, мадемуазель, помогли. Если вам будет совсем плохо, вспоминайте это.
   
Когда автомобиль тронулся, у Пуаро был самый что ни на есть отсутствующий вид, однако в глазах поблескивали зеленые огоньки, которые всегда означали предвкушение триумфа.
   
Он опоздал на несколько минут и обнаружил, что Папаполоус с дочерью уже приехал. Он рассыпался в извинениях, сопровождая их самыми вычурными метафорами. Папаполоус в этот вечер выглядел особенно величественно, всем своим видом как бы показывая, насколько безупречна и достойна его жизнь. Зия блистала красотой и была в хорошем расположении духа. Меню было составлено с большим вкусом, и вино было отменным. Пуаро находился в хорошей форме. В основном говорил он, рассказывал анекдоты, шутил, расточал изящные комплименты Зие, поведал о множестве любопытных случаев из своей практики.
   
Ближе к концу обеда Папаполоус вежливо поинтересовался:
   
— Ну, как тропинка, что я указал? Вы не спугнули лошадку?
   
— Я связываюсь с… моим букмекером, — ответил Пуаро.
   
Они посмотрели друг на друга.
   
— Известная лошадка?
   
— Нет, наши друзья англичане называют таких темными.
   
— Ага, — задумчиво проговорил Папаполоус.
   
— Теперь мы можем пойти в казино и попытать счастья за рулеткой, — беспечно предложил Пуаро.
   
В казино компания разделилась. Пуаро целиком отдал себя в распоряжение Зии, а Папаполоус предпочел удалиться.
   
Пуаро не везло, но Зия сразу начала выигрывать и выиграла несколько тысяч франков.
   
— Пожалуй, будет лучше, — заметила она, — если я остановлюсь.
   
Глаза Пуаро блеснули.
   
— Великолепно! — воскликнул он. — Вы истинная дочь своего отца, мадемуазель Зия. Знать, когда остановиться! О, это искусство!
   
Он огляделся вокруг.
   
— Нигде не вижу вашего отца, — беззаботно проговорил он. — Я принесу вашу одежду, мадемуазель, и мы прогуляемся по парку.
   
Однако он не пошел прямо в гардероб. Он успел заметить, в каком направлении ушел месье Папаполоус, и сейчас искал его, В вестибюле он увидел грека, который стоял у колонны, разговаривая с дамой. Это была Мирель.
   
Пуаро с невинным видом продефилировал по вестибюлю и как бы случайно зашел за колонну, у которой стоял грек с танцовщицей; они были настолько поглощены разговором, что не заметили маленького человека. Разговор их носил весьма оживленный характер.
   
Вернее, говорила в основном Мирель, а Папаполоус лишь изредка вставлял реплики или делал выразительные жесты.
   
— Я же говорю вам, мне нужно время, — убеждала танцовщица. — Дайте мне время, и я принесу вам деньги.
   
— Ждать, — пожал плечами грек, — это ужасно.
   
— Совсем немного, — уговаривала его собеседница. — Ах, вы должны! Я прошу дать мне всего одну неделю, ну десять дней. Не сомневайтесь! Деньги будут.
   
Папаполоус немного отошел от колонны и нос к носу столкнулся с Пуаро, который сделал вид, что только появился здесь.
   
— Ah! Vous voila,[51] месье Папаполоус. Я вас искал. Можно я пройдусь немного по парку с мадемуазель Зией? О, добрый вечер, мадемуазель. — Он поклонился Мирель. — Тысяча извинений, что я не сразу заметил вас.
   
Танцовщица равнодушно приняла его приветствие.
   
Она была явно недовольна вмешательством в их tete-a-tete.[52] Пуаро быстро понял намек. Папаполоус успел только пробормотать: «Разумеется, разумеется», как, Пуаро уже испарился.
   
Он подал Зие одежду, и они вышли в парк.
   
— В таких местах обычно кончают с собой, — заметила Зия.
   
Пуаро пожал плечами.
   
— Возможно. Мужчины глупы, не так ли, мадемуазель? Есть, пить, дышать свежим воздухом — это замечательно, мадемуазель. И только глупец расстанется со всем этим лишь потому, что у него нет денег, или потому, что его сердце разбито. L'amour[53] порой фатальна, не так ли?
   
Зия засмеялась.
   
— О, не смейтесь над любовью, мадемуазель. — Пуаро энергично погрозил ей пальцем. — Вы так молоды и красивы.
   
— Не так, — возразила Зия. — Вы забыли, что мне уже тридцать три. Как вы сказали моему отцу, с тех пор как вы помогли нам в Париже, прошло семнадцать лет.
   
— Когда я смотрю на вас, мне кажется, что гораздо меньше, — галантно заявил Пуаро. — Вы тогда были почти такая же, как теперь, мадемуазель. Немного тоньше, немного бледнее, немного серьезнее. Вам было шестнадцать лет, и вы приехали из своего pension.[54] Вы приехали оттуда не маленькой pensionnaire,[55] но взрослой женщиной. Вы были прелестны, обаятельны, мадемуазель Зия. И я уверен, что так к вам относились все.
   
— В шестнадцать люди обычно простодушны и глупы.
   
— Может быть, может быть. В шестнадцать люди доверчивы, не так ли? Они верят всему, что им говорят.
   
Если бы он заметил быстрый настороженный взгляд, который девушка бросила на него, то не стал бы произносить свою последнюю фразу. Но он продолжал мечтательно:
   
— Это был забавный случай, однако. Ваш отец, мадемуазель, так никогда и не узнал правды.
   
— Что?
   
— Когда он попросил рассказать, как все было, я ответил так: «Я вернул вам то, что вы потеряли. Больше ни о чем меня не спрашивайте». Знаете, мадемуазель, почему я так ответил ему?
   
— Не представляю, — холодно произнесла она.
   
— Потому, что в моем сердце жила маленькая pensionnaire, такая бледная, такая худенькая, такая серьезная.
   
— Не понимаю, о чем вы говорите! — рассерженно воскликнула Зия.
   
— Не понимаете, мадемуазель? Неужели вы забыли Антонио Переццо? — Пуаро услышал легкий возглас, который сорвался с ее губ. — Он пришел работать помощником в магазин. Но не в этом была цель его прихода. Может помощник поднять глаза на дочь хозяина или нет? Особенно если он красив, молод, сладкоречив. Но не могли же они заниматься любовью постоянно, поэтому время от времени они разговаривали, разговаривали о том, что интересовало обоих, а их очень интересовало то, что находилось на хранении у месье Папаполоуса. И, как вы правильно заметили, мадемуазель, молодые люди глупы и доверчивы, поэтому она сразу поверила ему и описала, как выглядит эта вещь, и даже показала, где она хранится. Когда это произошло, случилась невероятная катастрофа.
   
Господи! Бедная маленькая pensionnaire! В каком ужасном положении оказалась она. Она испугалась, несчастная малышка. Сказать или не говорить? И вдруг появляется этот потрясающий парень, Эркюль Пуаро.
   
Это было почти как чудо. Все устроилось само собой. Бесценное сокровище вернулось, и никаких ужасных вопросов задано не было.
   
Зия с гневом смотрела на него.
   
— Вы знали об этом все это время? Кто вам рассказал? Это был… Это был Антонио?
   
Пуаро покачал головой.
   
— Никто ничего мне не рассказывал, — спокойно произнес он. — Я догадался. Это была хорошая догадка, правда, мадемуазель? Видите, если вы умеете догадываться, не обязательно быть детективом.
   
Девушка продолжала идти рядом с ним молча.
   
Потом она глухо вымолвила:
   
— И что вы собираетесь делать с этой историей? Вы хотите рассказать ее моему отцу?
   
— Нет, — быстро произнес Пуаро, — конечно, нет.
   
Она вопросительно посмотрела на него.
   
— Вы что-нибудь хотите от меня?
   
— Я хочу, чтобы вы помогли мне, мадемуазель.
   
— Почему вы решили, что я могу вам помочь?
   
— Я не решил, я всего лишь надеюсь.
   
— И если я вам не помогу, то вы все расскажете отцу?
   
— Ну что вы, что вы! Расстаньтесь с этой идеей, мадемуазель. Я не шантажист. Я не торгую ничьими тайнами.
   
— Если я откажусь помочь вам… — начала она тихо.
   
— Значит, вы откажетесь, вот и все.
   
— Но почему?.. — Она запнулась.
   
— Слушайте, и я расскажу вам почему. Женщины, мадемуазель, великодушны. Если они могут оказать услугу тому, кто оказал услугу им, они делают это. Однажды я оказал вам услугу, мадемуазель. Мне было что рассказать, но я прикусил свой язык.
   
Снова наступила тишина, затем девушка сказала:
   
— Мой отец уже намекнул вам в тот день…
   
— Это было очень любезно с его стороны.
   
— Не думаю, — тихо сказала Зия, — что я могу к этому добавить что-нибудь.
   
Если Пуаро и был разочарован, он не показал этого.
   
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
   
— Eh bien! — задушевно произнес он. — Поговорим на другие темы.
   
И он продолжал прогулку так, словно ничего не произошло. Однако девушка была distraite,[56] механически и невпопад отвечала ему. Когда они приблизились к казино, она, кажется, приняла какое-то решение.
   
— Месье Пуаро?
   
— Да, мадемуазель?
   
— Я хотела бы помочь вам…
   
— Вы очень великодушны, мадемуазель, очень великодушны.
   
Снова наступило молчание. Пуаро не торопил ее.
   
Он готов был ждать.
   
— А, ладно! — решилась наконец Зия. — В конце концов, почему я не имею права рассказать? Мой отец всегда недоговаривает, с кем бы он ни говорил. Но я знаю, что сейчас в этом нет необходимости. Вы сказали, что ищете только убийцу и не занимаетесь драгоценностями. Я вам верю. Вы были правы, предположив, что мы приехали в Ниццу из-за этих рубинов. Нам их передали, согласно договоренности. Сейчас они у отца. Он намекнул тогда на нашего таинственного клиента.
   
— На Маркиза? — чуть слышно спросил Пуаро.
   
— Да, на Маркиза.
   
— Вы видели его, мадемуазель Зия?
   
— Однажды, — ответила девушка. — Но не очень хорошо, — добавила она. — Я смотрела через замочную скважину.
   
— Это всегда трудно, — сочувственно произнес Пуаро. — Но все равно вы видели его. Вы бы узнали его?
   
Она покачала головой.
   
— Он был в маске.
   
— Он молодой или старый?
   
— У него седые волосы. Может, это был парик, а может, нет. Казалось, что его голова немного крупнее, чем должна быть. Но не думаю, что он стар. Походка у него была молодая, и голос тоже.
   
— Голос? — задумчиво переспросил Пуаро. — Ах, голос! Его бы вы узнали, мадемуазель Зия?
   
— Думаю, да!
   
— Вы им интересовались, да? Поэтому и использовали замочную скважину?
   
Зия кивнула.
   
— Да, мне было любопытно, ведь о нем так много говорят! Он не обыкновенный вор, он больше похож на героя романа.
   
— Да, — глубокомысленно изрек Пуаро, — наверное, так и есть.
   
— Но я хотела сказать не это, — продолжала Зия. — Я думала, вам будет интересно узнать кое-что другое, что может вам пригодиться.
   
— Да? — поощрительно произнес Пуаро.
   
— Рубины, как я сказала, были переданы моему отцу здесь, в Ницце. Я не видела, кто их передавал, но…
   
— Да?
   
— Я знаю одно: это была женщина.
  
  
   
    
Глава 29. Письмо из дома
   
   
«Дорогая Катарин, живя среди титулованных особ, ты, наверное, забыла нас, но я всегда знала, что ты чувствительная девушка с добрым сердцем, надеюсь, такой ты и осталась. У нас все по-старому.
   
Много тревог доставил новый кюре: он чудовищно высокомерен. С моей точки зрения, он не больше не меньше как римлянин. Все говорили об этом викарию, но ты знаешь нашего викария, в нем живет дух истинного христианского милосердия. В последнее время я намучилась с прислугой. Эта Элен просто непристойна: носит юбки выше колен и не признает шерстяных чулок. И совершенно не слушает, когда ей об этом говорят. Еще меня очень беспокоил ревматизм. Доктор Харрисон посоветовал обратиться к лондонскому специалисту… Потратить три гинеи и трястись в поезде, так я сказала ему.
   
Но я все же поехала. Лондонский врач вытянул свою физиономию и долго юлил. пока я прямо не спросила его: «Я женщина прямая, доктор, не тяните резину, ответьте прямо — у меня рак?» Тогда он вынужден был ответить: да. Он сказал, что при хорошем уходе я протяну год и сильных болей не будет. А я уверена, что у меня будут такие же боли, как у любой христианки. Жизнь становится скучной, когда почти все друзья умирают. Но мне бы хотелось, чтобы ты была в Сент Мэри Мед, моя дорогая. Если бы ты не получила наследства и не приобщилась к высшему обществу, я бы положила тебе жалование, вдвое большее, чем бедная Джейн, чтобы ты ухаживала за мной… Но что толку желать невозможного! Если у тебя будет что-то не так, а это вполне вероятно… Я слышала сотни историй про титулованных господ, которые женились на богатых девушках, а потом эти девушки оказывались на церковной паперти. Я не хочу сказать, что нечто подобное может случиться именно с тобой, но никто не знает, что с ним случится. В общем, на всякий случай, моя дорогая, знай, что у тебя есть дом, где тебя любят. И хотя я женщина прямая, но сердце у меня доброе. Любящая тебя Амалия Винер.
   
P.S. Я видела в газете заметку и фотографию, где ты стоишь рядом с кузиной леди Темплин, я ее вырезала и положила вместе с другими вырезками. Я молилась о тебе в воскресенье, чтобы Господь уберег тебя от суетности и гордыни».
   
   
Катарин, прочитав выразительную эпистолу дважды, отложила ее и устремила задумчивый взор на голубые волны Средиземного моря. Она почувствовала комок в горле. Внезапная тоска по Сент Мэри Мед охватила ее. Тоска по каждодневным, глупым мелочам, по дому.
   
Ей страстно захотелось спрятать лицо в ладони и зарыдать.
   
Спасла ее Ленокс.
   
— Хэлло, Катарин! Что случилось?
   
— Ничего. — Катарин сложила письмо и засунула его в сумочку.
   
— Ты выглядишь расстроенной. Надеюсь, ничего, что я позвонила твоему другу месье Пуаро и пригласила его на ленч в Ниццу? Я сказала, что ты хочешь видеть его, я подумала, что только из-за меня он не придет.
   
— Значит, ты хочешь его видеть?
   
— Да, — ответила Ленокс, — я просто схожу по нему с ума. Никогда не встречала мужчину с кошачьими глазами.
   
— Хорошо, — вяло произнесла Катарин. Она устала за последние дни. Арест Дерека Кеттеринга стал новым гвоздем сезона, и случившееся в Голубом поезде обсуждалось на каждом углу.
   
— Я заказала машину, — сказала Ленокс. — Наврала матери, не помню что именно, но это не важно: она тоже все забывает. Если она узнает, куда мы собираемся, обязательно увяжется с нами, чтобы помучить месье Пуаро.
   
Приехав в «Негреско», девушки увидели Пуаро, который уже ожидал их. Он был полон галицийской любезности и расточал девушкам такие комплименты, что они умирали от смеха, однако в общем ленч прошел невесело. Катарин была вялой и рассеянной, а Ленокс то разражалась бурным монологом, то надолго замолкала. Когда они пили кофе на террасе, Ленокс вдруг не выдержала:
   
— Как идут дела? Вы знаете, что я имею в виду.
   
— Дела идут своим чередом. — Пуаро пожал плечами. Он немного грустно посмотрел на Ленокс. — Вы молоды, мадемуазель, но три вещи нельзя торопить: le bon Dieu,[57] природу и старых людей.
   
— Чушь! Вы не старый.
   
— Как мило, что вы так говорите.
   
— Здесь майор Найтон, — сказала Ленокс.
   
Катарин быстро оглянулась.
   
— Он с мистером Ван Алдином, — продолжала Ленокс. — Хочу его кое о чем спросить. Скоро вернусь.
   
Оставшись один на один с Катарин, Пуаро прошептал:
   
— Вы рассеянны, мадемуазель, ваши мысли витают далеко отсюда, правда?
   
— Не далее Англии. — Повинуясь безотчетному чувству, она вынула из сумочки полученное утром письмо и передала его Пуаро. — Первая весточка из моей прошлой жизни.
   
Он с серьезным выражением лица прочитал письмо и вернул его Катарин.
   
— Вы возвращаетесь в Сент Мэри Мед?
   
— Нет. Зачем?
   
— Ах! Значит, я ошибся. Простите, я оставлю вас на минутку.
   
Он направился к Ленокс Темплин, Ван Алдину и Найтону. Американец выглядел усталым и постаревшим. Он только вежливо кивнул Пуаро, не оказывая ему иных знаков внимания. Когда Ван Алдин начал отвечать на какой-то вопрос Ленокс, Пуаро отвел Найтона в сторону.
   
— Мистер Ван Алдин плохо выглядит, — заметил он.
   
— Это вас удивляет? — спросил Найтон. — Скандал, связанный с арестом Дерека Кеттеринга, совершенно выбил его из колеи. Он жалеет, что связался с вами и попросил узнать правду.
   
— Ему лучше вернуться в Англию, — сказал Пуаро.
   
— Мы выезжаем послезавтра.
   
— Это хорошие новости. — Пуаро немного помолчал, глядя на Катарин. — Я хотел бы, — пробормотал он, — чтобы вы сказали об этом мисс Грей.
   
— О чем?
   
— О том, что Ван Алдин возвращается в Англию.
   
Слегка озадаченный, Найтон неуверенно пошел в сторону Катарин.
   
Пуаро удовлетворенно кивнул головой и обратился к Ленокс и американцу. Потом они все подошли к Катарин, и после трехминутного разговора миллионер и его секретарь удалились. Пуаро тоже собрался уходить.
   
— Весьма благодарен за ваше приглашение, мадемуазель! — воскликнул он.
   
— Это был очаровательный ленч. Ma foi,[58] мне это было необходимо. — Он выпятил грудь. — Теперь я лев, я великан! Ах, мадемуазель Катарин, вы не знаете, каким я могу быть. Вы видели спокойного, тихого Эркюля Пуаро, но есть и другой Эркюль Пуаро. Теперь я пойду в наступление, буду грозен, буду вселять ужас в сердца тех, кто не слушает меня.
   
Он самодовольно посмотрел на них, и они изобразили огромное впечатление, которое должны были произвести его слова, хотя Ленокс кусала губы, а уголки губ Катарин дрожали: девушкам трудно было удержаться от смеха.
   
— Я сделаю это, — мрачно закончил он. — И я одержу победу.
   
Он прошел несколько шагов и услышал голос Катарин.
   
— Месье Пуаро, я… я хочу вам сказать: думаю, вы совершенно правы, и я возвращаюсь в Англию.
   
Пуаро очень внимательно посмотрел на нее, так внимательно, что она покраснела.
   
— Понимаю, — мрачно произнес он.
   
— Не думаю, что понимаете, месье, — возразила Катарин.
   
— Я знаю больше, чем вы думаете, мадемуазель, — спокойно парировал он.
   
Пуаро ушел с загадочной улыбкой на лице. Усевшись в автомобиль, он взял курс на виллу «Марина».
   
Ипполит, слуга графа де ла Роше, был занят протиранием стекла на письменном столе своего хозяина. Сам граф де ла Роше уехал в Монте-Карло.
   
Случайно выглянув в окно, Ипполит увидел незнакомого человека, бодро направлявшегося к входной двери. Его облик был столь необычен, что даже такой опытный человек, как Ипполит, не мог бы предположить род его занятий. Позвав с кухни свою жену Мари, он обратил ее внимание на этого, как он выразился, «типа».
   
— Может, это опять полиция? — испуганно спросила Мари.
   
— Сама взгляни.
   
Мари взглянула.
   
— Конечно, не полиция, — объявила она, — слава Богу.
   
— Если бы месье граф не предупредил меня, — сказал Ипполит, — я бы ни за что не подумал, что этот человек, похожий на торговца вином, есть тот, кто он есть.
   
Раздался звонок, и Ипполит медленно и важно пошел открывать.
   
— Сожалею, но месье графа нет дома, — сказал он визитеру.
   
Маленький человечек с огромными усами безмятежно отмахнулся.
   
— Знаю! Вы Ипполит Флавель, не так ли?
   
— Да, месье, именно так меня зовут.
   
— И у вас есть жена Мари Флавель?
   
— Да, месье, но…
   
— Я хотел видеть вас обоих. — Человечек проследовал в холл мимо Ипполита. — Ваша жена, конечно, на кухне, — сказал он. — Я пойду туда.
   
Пока Ипполит собирался открыть рот, гость безошибочно нашел нужную дверь в глубине холла и направился по коридору на кухню, где на него уставилась ошеломленная Мари.
   
— Voila! — Гость плюхнулся в соломенное кресло. — Я Эркюль Пуаро.
   
— Да, месье?
   
— Вы не слышали это имя?
   
— Никогда не слышал его, — ответил Ипполит.
   
— Позвольте заметить, вы получили неважное образование. Это — одно из величайших в мире имен. — Пуаро вздохнул и сложил руки на животе.
   
Ипполит и Мари в недоумении уставились на него.
   
Они не понимали, чего хочет от них неожиданный визитер.
   
— Месье хочет… — пробормотал Ипполит.
   
— Я хотел бы знать, почему вы солгали полиции.
   
— Месье! — воскликнул Ипполит. — Я… я солгал полиции? Я никогда не делал ничего подобного.
   
— Вы ошибаетесь. — Пуаро помотал головой. — Вы сделали это несколько раз. Сейчас, дайте мне вспомнить. — Он вынул из кармана маленький блокнот и заглянул в него. — Да, да, семь раз вы солгали только за последнее время. Я объясню вам в чем.
   
Спокойно, бесстрастно он перечислил все случаи лжи.
   
Ипполит был ошеломлен.
   
— Но речь не об этом, — продолжал Пуаро. — Только, мои дорогие, не думайте, что вы одни такие умные. Меня интересует одна конкретная ложь, а именно — ваше утверждение, что граф де ла Роше приехал на виллу утром четырнадцатого января.
   
— Но это не ложь, месье, это правда. Месье граф приехал сюда утром четырнадцатого, это был вторник, да, Мари?
   
Мари энергично закивала.
   
— Да, да, вот именно. Я точно это помню.
   
— О, — произнес Пуаро, — и что же вы в тот день приготовили для своего прекрасного хозяина на dejeuner.[59]
   
— Я? — Мари замялась.
   
— Странно! — заметил Пуаро. — Почему так: люди помнят одно и совершенно забывают другое.
   
Он подался вперед и стукнул кулаком по столу. Его глаза засверкали.
   
— Да, да, да! Слушайте меня! Вы солгали и думаете, что никто об этом не знает. Но есть двое, которые знают. Да, двое. Один — le bon Dieu… — Он поднял руку к небесам, снова плюхнулся в кресло, самодовольно сощурился и удовлетворенно пробормотал: — И другой — Эркюль Пуаро.
   
— Уверяю вас, месье, вы ошибаетесь. Месье граф де ла Роше уехал из Парижа в понедельник ночью…
   
— Да, это так. Курьерским поездом. Я не знаю, прерывал ли он свое путешествие. Может, и вы не знаете. Но одно я знаю точно: сюда он приехал в среду, а не во вторник утром.
   
— Месье ошибается, — твердо сказала Мари, Пуаро встал.
   
— Тогда свое слово скажет закон, — пробормотал он. — Очень жаль.
   
— Что вы имеете в виду, месье? — испуганно спросила Мари.
   
— Вы будете арестованы за соучастие в убийстве миссис Кеттеринг, английской леди.
   
— Убийстве?
   
Ипполит побледнел и задрожал, Мари выронила скалку и заплакала.
   
— Но это невозможно, невозможно, я думала…
   
— Раз вы настаиваете на своей лжи, о чем говорить? Думаю, вы оба — болваны.
   
Он повернулся и пошел к двери, но его остановил вопль.
   
— Месье, месье, один момент. Я не представлял, что тут такие дела. Я… я думал, это просто связано с женщиной. У нас уже были небольшие неприятности с полицией из-за этого. Но убийство — совсем другое дело.
   
— Мое терпение на исходе, — рассерженно воскликнул Пуаро. Он повернулся и указал пальцем на Ипполита. — Весь день я тут торчу, стараясь, чтобы до вас, глупцов, хоть что-то дошло. Я хочу правды. Если вы не скажете ее мне, ваше дело. Итак, последний раз. Когда месье граф де ла Роше приехал на виллу «Марина» — во вторник утром или в среду утром?
   
— В среду, — всхлипнул слуга, и Мари закивала головой за его спиной.
   
Пуаро несколько мгновений смотрел на них, затем медленно поднял голову.
   
— Вы мудры, дети мои, — спокойно произнес он. — Вы были на волоске от серьезных неприятностей.
   
Он покинул виллу «Марина» улыбаясь.
   
— Одно предположение подтвердилось, — пробормотал он. — Может, удастся подтвердить и другое?
   
Было шесть часов, когда визитную карточку месье Пуаро передали Мирель. Она немного подумала, глядя на нее, а потом утвердительно кивнула. Когда Пуаро вошел, она в ярости носилась по комнате.
   
— Ну? — воскликнула она, останавливаясь. — Ну? Что еще? Вы меня еще не совсем доканали? Разве вы не заставили меня предать моего бедного Дерека? Чего еще вы хотите от меня?
   
— Один-единственный вопросик, мадемуазель. Когда поезд отъехал от Лиона и вы вошли в купе миссис Кеттеринг…
   
— Что?
   
Пуаро посмотрел на нее с отеческим упреком и начал снова:
   
— Я сказал, когда вы вошли в купе миссис Кеттеринг…
   
— Я туда не входила.
   
— И увидели, что…
   
— Я туда не входила.
   
— Ah, sacre![60]
   
Он приблизился к ней, схватил за плечи и так яростно затряс, что она откинулась назад.
   
— Вы будете мне лгать? Я расскажу вам, как все произошло, да так, словно я сам там был, и вы это знаете. Врать мне — опасное занятие. Будьте осторожны, мадемуазель Мирель.
   
Она отвела глаза.
   
— Я… я не… — начала она неуверенно. — Я не… — Она запнулась.
   
— Меня интересует только одно, — сказал Пуаро. — Меня интересует, мадемуазель, вот что. Либо вы нашли то, что искали, либо…
   
— Либо что?
   
— Либо кто-то другой был там до вас?
   
— Я больше не отвечу ни на один ваш вопрос, — провизжала танцовщица, вырвалась из цепких рук Пуаро, повалилась на пол и забилась в истерике.
   
Вбежала испуганная служанка.
   
Эркюль Пуаро пожал плечами, поднял брови и спокойно вышел из комнаты. Он был доволен.
  
  
   
    
Глава 30. Мисс Винер делает вывод
   
   
Катарин посмотрела в окно спальни мисс Винер. Шел дождь, несильный, но мелкий и монотонный. Из окна был виден сад: ухоженные клумбы вдоль дорожек, на которых весной расцветут розы, тюльпаны, гиацинты.
   
Мисс Винер возлежала на огромной викторианской кровати. Остатки завтрака были сдвинуты на край маленького столика. Она была погружена в распечатывание корреспонденции, сопровождая это занятие едкими комментариями.
   
Катарин читала письмо, обратный адрес которого был означен как парижский отель «Риц».
   
   
«Дорогая мадемуазель Катарин! Я надеюсь, что вы пребываете в добром здравии и возвращение в английскую зиму не очень плохо подействовало на вас. Что касается меня, то я продолжаю свое расследование с неослабевающим усердием. Не думайте, что я здесь отдыхаю. Вскоре приеду в Англию и надеюсь иметь удовольствие видеть вас. Мы встретимся, не так ли? По приезде в Англию напишу вам. Вы не забыли, что мы коллеги в этом деле? Надеюсь, вы хорошо помните это. Примите мои заверения, мадемуазель, в искренней и глубокой преданности.
   
Эркюль Пуаро».
   
   
Катарин озадаченно сдвинула брови. Что-то в этом письме заинтриговало ее.
   
— Этих Томми Сандерса и Алберта Дюкса из хора мальчиков нельзя брать на пикник, — вещала мисс Винер. — Пока их не исключат, я не пожертвую ни пенни. Они такое вытворяют на воскресных службах! Томми споет: «О, Бог, скорее спаси нас» — и больше рта не открывает, и я буду не я, если Алберт Дюкс не жует резинку!
   
— Да, они ужасны, — согласилась Катарин.
   
Она распечатала второе письмо, и краска прихлынула к ее щекам. Голос мисс Винер зазвучал откуда-то издалека.
   
Когда Катарин пришла в себя, мисс Винер произносила длинную торжественную речь:
   
— Можешь относиться к этому как угодно. Для меня титулы ничего не значат. Жена викария или не жена викария, это не женщина, а кошка. Она намекает что ты купила свой путь в общество.
   
— Наверное, она недалека от истины.
   
— Гляжу я на тебя, — продолжала мисс Винер, — ты совсем не изменилась. Разве ты вернулась важной дамой, к которой нельзя подступиться? Нет, ты такая же добрая и носишь те же толстые чулки и простые туфли. Только вчера я сказала об этом Элен. «Элен, — сказала я, — посмотри на мисс Грей. Она общалась с великими мира сего, но не носит, как ты, юбки выше колен, и шелковые чулки, что ползут, как только на них посмотришь, и самые смешные туфли, какие я только видела!»
   
Катарин мысленно улыбнулась. Мисс Винер была кремень, когда речь шла о ее предубеждениях. Старая леди продолжала с энтузиазмом:
   
— Для меня было большим облегчением увидеть, что ты не потеряла голову. Я как-то разбирала старые вырезки. Помню, было несколько про леди Темплин и ее военный госпиталь, а найти никак не могу. Может, ты посмотришь, дорогая, твои глаза острее моих. Все вырезки в бюро.
   
Катарин посмотрела на письмо, что держала в руках, хотела что-то сказать, но сдержалась и пошла к бюро.
   
Она сразу же нашла вырезки и стала их разбирать.
   
С тех пор как она вернулась в Сент Мэри Мед, она не переставала восхищаться мужеством мисс Винер.
   
Она понимала, как мало может сделать для старой женщины, но из опыта знала, как много это «мало» значит для старых людей.
   
— Вот, — наконец сказала она. — «Виконтесса Темплин, которая устроила на своей вилле в Ницце офицерский госпиталь, стала жертвой сенсационного ограбления. Ее драгоценности похищены. Среди них — один из старинных изумрудов, принадлежавших семье виконта Темплина».
   
— Эти дамы из высшего общества помешаны на драгоценностях, — заметила мисс Винер.
   
— А вот еще. Фотография: «Очаровательная леди Темплин со своей маленькой дочерью Ленокс».
   
— Дай взглянуть! Лица девочки почти не видно, правда? Но это хорошо, я думаю. В жизни случаются такие контрасты: красивые матери рожают уродливых детей. Конечно, фотограф понимал это, когда поставил девочку сзади — это было лучшее, что он мог сделать для нее.
   
Катарин засмеялась.
   
— Вот еще: «Одна из обаятельнейших посетительниц Ривьеры в этом сезоне — леди Темплин. Рядом — ее кузина мисс Грей, получившая огромное наследство».
   
— Именно эту я и хотела найти, — сказала мисс Винер. — Была еще одна твоя фотография из газеты, но я ее потеряла. Там было написано что-то вроде этого: «Мисс такая-то делает то-то и то-то». Для некоторых, наверное, большое испытание видеть, на кого они в действительности похожи.
   
Катарин промолчала. Она продолжала копаться в вырезках. Внезапно на ее лице появилось встревоженное и озадаченное выражение. Она вынула из конверта второе письмо и перечитала его.
   
— Мисс Винер! Один мой друг, с которым я познакомилась на Ривьере, хочет навестить меня.
   
— Мужчина? — строго спросила мисс Винер.
   
— Да.
   
— Кто он?
   
— Секретарь мистера Ван Алдина, американского миллионера.
   
— Как его зовут?
   
— Найтон. Майор Найтон.
   
— Хм… Секретарь миллионера… Хочет приехать сюда. Теперь, Катарин, послушай, что я тебе скажу ради твоей же пользы. Ты милая девушка, ты добрая девушка, ты сама знаешь, как надо поступать, но каждая женщина хоть раз в жизни, но бывает дурой.
   
Десять против одного, что этот человек охотится за твоими деньгами. — Жестом отвергнув возражения Катарин, мисс Винер продолжала: — Я ожидала чего-то в этом роде. Что такое секретарь миллионера? Десять к одному, это молодой человек, который любит беззаботную жизнь. Молодой человек с хорошими манерами и любовью к роскоши, и, конечно, безмозглый и безынициативный, и если есть что-нибудь более подходящее для него, чем работа у миллионера, так это женитьба на богатой женщине. Я не говорю, что твой знакомый именно таков, я просто предполагаю.
   
Ты не молода, и, хотя у тебя очень хорошая фигура, ты не красавица, и вот что я тебе скажу: не будь дурой, но если уж ты решила ей быть, то пусть хотя бы деньги останутся записанными на тебя. Теперь я умолкаю. Что ты на это скажешь?
   
— Ничего! Вы не против, если он приедет сюда?
   
— Я умываю руки, я выполнила свой долг. Что бы ни случилось, отвечать будешь ты. Ты хочешь пригласить его на ленч или на обед? Пожалуй, Элен сможет состряпать приличный обед, если окончательно не потеряет головы.
   
— Думаю, что ленч предпочтительнее. Это очень любезно с вашей стороны, мисс Винер. Я позвоню ему и скажу, что мы рады пригласить его на ленч. Он приедет из города на машине.
   
— Элен неплохо готовит мясо в томатном соусе, — сказала мисс Винер. — Нельзя сказать, что она делает это очень хорошо, но по крайней мере лучше, чем все остальное. Испечь торт она не сумеет: у нее тяжелая рука, и она не умеет сбивать крем, но ее воздушный пудинг действительно хорош. В кладовой ты найдешь славный кусок стилтона. Мне говорили, что джентльмены любят стилтон. И еще есть прекрасное вино, его делал мой отец.
   
— О нет, мисс Винер, это вовсе не обязательно.
   
— Ерунда, дитя мое. Ни один джентльмен не чувствует себя счастливым, если не выпьет чего-нибудь за едой. У меня есть также хорошее довоенное виски, если он предпочитает крепкие напитки. Делай, как я сказала, и не спорь. Ключ от винного погреба в третьем ящике платяного шкафа, с левой стороны.
   
Катарин послушно пошла к шкафу.
   
— Во втором ряду, — добавила мисс Винер. — В третьем ряду я храню бриллиантовые сережки и филигранную брошь.
   
— О! — удивленно воскликнула Катарин. — Почему вы не храните их в шкатулке для драгоценностей?
   
Мисс Винер фыркнула.
   
— Нет уж, спасибо, дорогая моя. Я помню, как отец приобрел сейф и поставил его на первом этаже.
   
Он важничал из-за этого, как павлин. Сказал моей матери: «Теперь, Мэри, ты будешь давать мне свои драгоценности каждый вечер, и я буду запирать их сюда». Моя мать была очень тактичной женщиной, знала, что джентльмены всегда идут своей, дорогой, послушалась отца и отдавала ему свои драгоценности на ночь. Однажды пришли воры, и, естественно, первое, на что они набросились, был сейф. Наверное, потому что отец рассказал про него всей деревне.
   
Можно подумать, что там хранились все сокровища Соломона. Воры обчистили сейф полностью: взяли серебряные кубки, золотую тарелку, шкатулку с драгоценностями. — Она вздохнула, вспоминая. — Мой отец так гордился драгоценностями матери. Там были венецианская цепочка, и несколько прекрасных камней, и кораллы, и два бриллиантовых кольца, причем камни были довольно крупные. Отец был просто убит. И тогда мать сказала ему, что прятала свои драгоценности среди белья, и поэтому грабители не нашли их.
   
— Значит, шкатулка была пустой?
   
— О нет, дорогая. — ответила мисс Винер. — Тогда бы отец сразу все понял. Моя мать была очень мудрой женщиной, она все предусмотрела. В шкатулке были пуговицы, много пуговиц! Но самое забавное; мой отец обиделся на нее, сказал, что не любит, когда его обманывают. Но я отвлекла тебя. Ты должна позвонить своему другу! Сама выбери лучший кусок мяса и скажи Элен, чтобы она не показывалась за ленчем в дырявых чулках.
   
— Ее имя Элен или Хелен, мисс Винер?
   
Мисс Винер, закрыла глаза.
   
— Я умею произносить звук «х» так же, как и любой другой, моя дорогая, но Хелен — это неподходящее имя для прислуги. Я не знаю о чем думают матери из низших слоев, когда дают дочерям такие имена.
   
Дождь кончился, когда Найтон подъехал к коттеджу. Катарин стояла в дверях, озаренная солнечным светом, льющимся из окна за ее спиной. Найтон по-мальчишески быстро подошел к ней.
   
— Надеюсь, что не побеспокоил вас. Я просто хотел увидеть вас поскорее. Мисс Винер не против моего визита?
   
— Идите и познакомьтесь с ней, — ответила Катарин. — Она может быть довольно суровой, но вы быстро поймете, что это добрейшее существо.
   
Мисс Винер величественно восседала в гостиной.
   
Ее украшали семейные камеи, так кстати спасенные от грабителей. Найтона она приветствовала с церемонностью, которая могла бы погрузить в уныние любого мужчину. Однако Найтон обладал очаровательными манерами, против которых трудно устоять, и через десять минут мисс Винер оттаяла. Ленч удался, и Элен, или Хелен, в новой паре шелковых чулок сновала туда-сюда с удивительным проворством. Потом Катарин и Найтон вышли прогуляться, а вернувшись, пили чай tete-a-tete, а мисс Винер отдыхала у себя в спальне.
   
Проводив Найтона, Катарин, стараясь не шуметь, поднялась на второй этаж. Из спальни послышался голос мисс Винер.
   
— Твой друг уехал?
   
— Да, благодарю, что вы позволили пригласить его.
   
— Можешь не благодарить. Думаешь, я принадлежу к старым скрягам, которые никогда ничего ни для кого не делают?
   
— Я всегда думала, что вы славная, мисс Винер, — с чувством произнесла Катарин.
   
— Хм, — успокоенно пробормотала мисс Винер.
   
Когда Катарин собралась покинуть комнату, мисс Винер опять окликнула ее.
   
— Катарин?
   
— Да.
   
— Я была неправа насчет этого молодого человека. Мужчина, когда ему надо, умеет быть искренним и галантным, он знает, какие знаки внимания надо оказывать, чтобы понравиться женщине. Но когда мужчина и правда любит, он выглядит как баран. Я беру назад свои слова. Это настоящее.
  
  
   
    
Глава 31. Ленч мистера Аарона
   
   
— Ах! — К такому выводу пришел Жозеф Аарон, сделав долгий глоток из пивной кружки. Он со вздохом поставил ее на стол, облизал пену с губ и подмигнул Пуаро, который сидел напротив него.
   
— Дайте мне хорошую отбивную и стакан чего-нибудь покрепче, и плевать я хотел на ваши тарталетки, омлеты и жюльены. Дайте мне, — повторил он, — свиную отбивную.
   
Пуаро понимающе улыбнулся.
   
— Пудинг — это тоже неплохо, — продолжал мистер Аарон. — Яблочный торт? Пожалуй, я съем яблочный торт! Благодарю вас, мисс, и принесите мне, пожалуйста, сливки.