1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
скапливались
в Тируваннамалае
на празднество
Картикай,
приходящееся
на ноябрь или
декабрь, когда
на вершине
Аруначалы
зажигается
сиг­нальный
огонь в знак
появления Шивы
как столба
све­та, описываемого
нами далее в
главе 6, а в этот
год многие
приходили
неотрывно
смотреть на
юного Сва­ми
или упасть ниц
перед ним. Именно
в это время у
него
появился первый
постоянный
почитатель.
Уд­данди Найянар
был поглощен
духовными
занятиями, но
не получал от
них внутреннего
Мира. Увидев
мо­лодого Свами,
погруженного
в беспрестанное
самадхи
и,
казалось, не
обращающего
внимания на
тело, он почувствовал,
что здесь была
Реализация
и что бла­годаря
Свами он найдет
Мир. Поэтому
он был сча­стлив
служить Свами,
но мог сделать
немногое. Най­янар
близко не подпускал
толпы праздных
наблюда­телей
и останавливал
мальчишечьи
преследования.
Большую часть
времени он
проводил рецитируя
(по­вторяя)
тамильские
работы, излагающие
высочайшую
доктрину
адвайты
(недвойственности).
Получение
упа­деши,
духовного
наставления,
от Свами было
его самой большой
надеждой, но
Свами никогда
не разговаривал
с
ним, а сам он
не осмеливался
заговорить
первым и помешать
молчанию Свами.

Около
этого времени
некий Аннамалай
Тамбиран проходил
мимо дерева
юного Свами.
Он был так по­ражен
безмятежной
красотой сидящего
в уединении
Свами, не затрагиваемого
заботой и мыслью,
что про­стерся
перед ним, и
после этого
ежедневно
приходил поклониться
Свами. Тамбиран
был садху,
который
обычно ходил
по городу с
несколькими
спутниками,
распевал песни
преданности.
На полученную
милосты­ню
он кормил бедных
и совершал за
городом пуджу
у
гробницы
своего Адина
Гуру (основателя
линии его Гуру).

Через
некоторое время
ему пришла в
голову мысль,
что юного Свами
будут меньше
беспокоить
в Гуру­муртаме,
как называли
эту святыню,
а также, поскольку
стоял прохладный
сезон, такое
место окажется
более уютным.
Тамбиран не
решался предложить
это и сна­чала
обсудил вопрос
с Найянаром,
поскольку никто
из них
еще не говорил
со Свами. В конце
концов он набрался
мужества сделать
предложение.
Свами согла­сился
и в феврале
1897 года, менее
чем через полгода
после своего
прибытия в
Тируваннамалай,
ушел с Там­бираном
в Гурумуртам.

Когда
он прибыл туда,
образ его жизни
не изме­нился.
Пол внутри
святыни кишел
муравьями, но
Сва­ми,
казалось, не
обращал внимания
на их ползание
по нему
и укусы. Через
некоторое время
в одном из углов
ему поставили
табурет для
сидения, а ноги
по­грузили
в воду, чтобы
защитить от
муравьев, но
даже тогда
он опирался
спиной о стену,
создавая мостик
для них.
От такого постоянного
сидения спина
остав­ляла
неизменный
отпечаток на
стене.

Паломники
и туристы начали
скапливаться
у Гурумуртама,
и многие падали
ниц перед Свами,
одни
— с молитвами
о благах, другие
— из чистого
бла­гоговения.
Толпа стала
такой, что было
невозможно
поставить
бамбуковую
ограду вокруг
его сиденья,
за­щищающую
Свами, по крайней
мере, от прикоснове­ния
кого-то из
собравшихся.

Сначала
Тамбиран поставлял
немного еды,
что бы­ла
необходима,
от предлагаемой
в святыне его
Гуру, но вскоре
покинул Тируваннамалай.
Он сказал Най­янару
о своем возвращении
обратно через
неделю, но
обстоятельства
так сложились,
что отсутствовал
боль­ше
года. Несколькими
неделями позднее
Найянар то­же
должен
был уйти к своему
матху
(частному
храму, или святыне),
и Свами остался
без слуги. С
пищей трудностей
не было — фактически
к этому времени
там было несколько
поклонников,
желавших регулярно
приносить еду.
Более настоятельная
потребность
со­стояла в
том, чтобы не
подпускать
толпы праздных
наблюдателей
и посетителей.

Это
случилось
незадолго перед
тем, как пришел
другой постоянный
слуга. Один
малаяламский
садху
по
имени Паланисвами
посвятил свою
жизнь почи­танию
Бога Виньяки.
Он жил большим
аскетом, ел
только раз в
день и то лишь
пищу, предложенную
Богу при пудже,
даже
без соли в качестве
приправы. Его
друг по имени
Шриниваса Айяр
однажды сказал
ему: «Почему
ты проводишь
свою жизнь с
этим каменным
Свами?
В Гурумуртаме
есть молодой
Свами из плоти
и крови.
Он погружен
в тапас
(аскёзу)
словно юный
Дхрува в Пуранах.
Если
ты пойдешь и
послужишь ему
и
соединишь себя
с ним, то достигнешь
цели жизни».

Приблизительно
в это же время
и другие также
рас­сказывали
ему о юном Свами,
о том, что у того
нет слуги и что
служить Свами
— блаженство.
Он был до глубины
души взволнован
самим видением
Свами. Не­которое
время из чувства
долга он еще
продолжал свое
поклонение
в храме Виньяки,
но его сердце
уже было с живым
Свами, и вскоре
его преданность
послед­нему
стала
всепоглощающей.
Двадцать один
год он служил
Свами как слуга,
посвятив ему
весь остаток
жизни.

Работы
у него было
довольно мало.
Он получал еду,
предложенную
почитателями,
но всё, что Свами
при­нимал,
состояло из
ежедневной
единственной
чашки пищи в
полдень, а остальное
возвращалось
жертвова­телям
как прасад
(Милость
в форме дара).
Если Па­ланисвами
требовалось
для чего-либо
уйти в город
— обычно чтобы
достать какую-нибудь
духовную или
ре­лигиозную
книгу у приятеля,
— он запирал
святыню, а при
возвращении
обнаруживал
Свами в том же
по­ложении,
в каком оставил
его.

Тело
Свами было
крайне запущено.
Оно игнори­ровалось
им полностью
и никогда не
мылось. Волосы
отросли снова,
были густыми
и спутанными,
а ногти выросли
длинные и
скручивались.
Некоторые
считали это
знаком глубокой
старости и
распространяли
слух, будто
Свами сохранил
молодое тело
йогическими
си­лами. Действительно,
его тело было
ослаблено до
пре­делов
выносливости.
Когда ему требовалось
выйти, то силы
хватало только,
чтобы едва
приподняться.
Он поднимался
на несколько
дюймов, а затем
вновь падал
обратно, от
слабости и
головокружения,
и требовалось
несколько
повторных
попыток, прежде
чем удавалось
встать на ноги.
При одном таком
случае он дошел
до двери и уже
держался за
нее обеими
руками, когда
почувствовал,
что Паланисвами
поддерживает
его. Всегда
нерасположенный
принимать
помощь, он спро­сил:
«Почему вы
держите меня?»,
и Паланисвами
от­ветил: «Свами
собирался
упасть, и я поддержал
его, чтобы
предотвратить
падение».

Тому,
кто достиг
Союза с Божественным,
иногда поклоняются
тем же способом,
что и кумиру
в храме, —
при сжигании
камфоры, сандаловой
пасты, цветов,
с возлияниями
и пением. Когда
Тамбиран находился
в Гурумуртаме,
он решил почитать
Свами точно
так же. В первый
день Свами был
захвачен врасплох,
но на следующий,
когда Тамбиран
принес свою
ежедневную
чашку пищи, он
увидел на стене,
чуть выше Свами,
слова, написанные
на тамили древесным
углем: «Такой
службы
достаточно
для этого»,
означающие,
что только пища
и должна предлагаться
этому телу.

Известие,
что Свами имел
мирское образование,
мог читать и
писать, стало
сюрпризом для
его поклон­ников.
Один из них
решил использовать
этот факт, что­бы
разузнать,
откуда он и как
его звали. Этот
почи­татель,
Венкатарама
Айяр, был уже
пожилым и ра­ботал
в городе главным
бухгалтером
налоговой
службы. Он обычно
приходил каждое
утро и некоторое
время сидел,
медитируя, в
присутствии
Свами, прежде
чем
отправиться
на работу. Обет
молчания уважался,
и поскольку
Свами не разговаривал,
предполагалось,
что он принял
такой обет. Но
молчавший время
от времени
пишет послания,
и поэтому знание
то­го, что Свами
мог писать,
делало Венкатарама
Айяра таким
настойчивым.
На одну из книг,
прине­сенных
Паланисвами,
он положил
перед ним лист
бу­маги и карандаш
и умолял написать
свое имя и место
рождения.

Свами
не откликался
на просьбу,
пока Венкатарама
Айяр не объявил,
что не будет
ни есть, ни ходить
в свою контору,
если не получит
желаемую информа­цию.
Тогда он написал
по-английски:
«Venkataraman,
Tiruchuzhi».
Его знание
английского
стало другим
сюр­призом,
но Венкатарама
Айяр был поставлен
в тупик именем
«Тиручули»
в английской
траслитерации,
осо­бенно
сочетанием
«zh»
*.

Поэтому
Свами взял
книгу, на которой
лежал лист с
его надписью
по-английски,
посмотреть
— была ли она
тамильской,
чтобы он мог
указать на
букву, обычно
транслитерируемую
как «zh»,
среднюю по
звуку между
«р» и «л». Обнаружив,
что это Перия
пуранам,
книга,
которая оказала
на него такое
глубокое действие
перед духовным
пробуждением,
он нашел эпизод,
где Тиру­чули
упоминается
как город,
прославленный
в песнях Сундарамурти
Свами *,
и показал его
Венкатараму
Айяру.

В мае
1898 года, после
чуть более
годичного
пре­бывания
в Гурумуртаме,
Свами перебрался
в манговый
фруктовый сад
по соседству.
Его владелец,
Венката­рама
Найкер, предложил
это Паланисвами,
поскольку сад
мог закрываться
и предоставить
большее уедине­ние.
Свами и Паланисвами,
каждый занял
там по от­дельному
сторожевому
домику, а хозяин
дал садовнику
строгое предписание
никого не впускать
без разреше­ния
Паланисвами.

Он
оставался в
манговом саду
около шести
месяцев и именно
здесь начал
накапливать
обширную эруди­цию,
которой впоследствии
обладал. Характерно,
что этот процесс
не мотивировался
желанием учености,
а был
в чистом виде
помощью почитателю.
Паланис­вами
обычно
приносил себе
для изучения
работы по духовной
философии, но
книги, что удавалось
достать, были
только на тамили,
языке, который
он знал очень
мало, и это
заставляло
его безмерно
много работать.
Видя, как он
бьется, Свами
брал эти книги,
прочитывал
от
корки до корки
и давал ему
краткие обзоры
сути их учения.
Предшествующее
духовное знание
позво­лило
понимать изложенное
в них с одного
взгляда, а его
удивительная
память удерживала
воспринятое
при чтении, так
что он стал
эрудитом почти
без усилия.
Точно так же
Свами впоследствии
обучился санскриту,
телугу и малаялам,
читая приносимые
ему книги на
этих языках
и отвечая на
вопросы, поставленные
на них.

Глава 5

Вопрос
возвращения
Когда
юный Венкатараман
покинул дом,
это яви­лось
полной неожиданностью
для семьи. Несмотря
на его изменившееся
поведение и
семейную судьбу,
никто не предчувствовал
ухода. Поиски
и расспросы
ни к че­му
не привели. Его
мать, находившаяся
в то время у
родственников
в Манамадурае,
страдала больше,
чем кто-либо
из них. Она заклинала
своих деверей,
Суббайяра и
Неллиаппияра,
уйти и искать,
пока не найдут.
Прошел слух,
что Венкатараман
присоеди­нился
к театральной
труппе, исполнявшей
традицион­ные
религиозные
драмы в Тривандруме.
Неллиаппияр
немедленно
отправился
туда и навел
справки среди
различных
драматических
ансамблей, но,
конечно, без
результата.
Тем не менее
Алагамма отказалась
при­знать неудачу
и настояла,
чтобы он отправился
вто­рично, взяв
ее с собой. В
Тривандруме
она действи­тельно
видела юношу
того же, что и
Венкатараман,
возраста и
роста, с похожими
волосами, который
от­вернулся
от нее и ушел.
Внутренне
убежденная,
что это был ее
Венкатараман
и что он уклонился
от встре­чи,
она вернулась
домой удрученной.

Суббайяр,
дядя, у которого
Венкатараман
жил в Ма­дурае,
умер в августе
1898 года. Неллиаппияр
и его семья
участвовали
в похоронах,
и именно здесь
они получили
первое известие
об исчезнувшем
Венкатара­мане.
Молодой человек,
сопровождавший
церемонию,
рассказал, что
при недавнем
посещении матха
(ча­стного
храма) в Мадурае
он слушал некоего
Аннама­лая
Тамбирана,
с большой
почтительностью
говорив­шего
об юном Свами
из Тируваннамалая.
Услышав, что
этот Свами
прибыл из Тиручули,
он расспросил
о деталях
и узнал, что
его имя Венкатараман.
«Должно быть,
это ваш Венкатараман,
и он сейчас —
почита­емый
Свами», — заключил
рассказчик.

Неллиаппияр
был адвокатом,
практикующим
в Ма­намадурае.
Узнав эти новости,
он сразу отправился
с другом в
Тируваннамалай
для проверки.
Они нашли дорогу
к Свами, но тот
уже пребывал
в манговом
саду, владелец
которого, Венкатарама
Найкер, отказался
впустить
их: «Он — мауни
(принявший
обет молчания);
зачем же входить
и беспокоить
его?» Даже когда
при­бывшие
сослались на
свое родство,
самое большее,
что было им
позволено, так
это послать
записку. Нелли­аппияр
написал на
листе бумаги,
принесенном
с собой: «Неллиаппияр,
адвокат из
Манамадурая,
хочет видеть
Вас».

Свами
показал уже
сочетание
острого восприятия
мирских дел
с полной непривязанностью
к ним, ко­торое
характеризовало
его позже и
удивляло столь
многих почитателей.
Он заметил, что
бумага с текстом
записки относилась
к департаменту
Регистрации,
а на ее обороте
был какой-то
служебный
материал,
под­писанный
его старшим
братом, Нагасвами,
из кото­рого
и
сделал вывод:
Нагасвами стал
служащим этого
департамента.
Точно так же
как и в последующие
годы,
он перевернул
письмо и, прежде
чем вскрыть,
рассмот­рел
адрес на нем
и почтовую
марку.

Он
разрешил посетителям
войти, но, когда
те за­шли, сидел
отчужденно
и молчаливо,
без следа инте­реса,
проявленного
при изучении
записки. Любой
знак интереса
только поддержал
бы пустую надежду
на его возвращение.
Неллиаппияр
был глубоко
тронут, увидев
Свами в таком
состоянии —
нечесанного,
немытого, со
спутанными
волосами и
длинными ногтями.
Считая его
мауни,
Неллиаппияр
обратился к
Паланисвами
и Найкеру, объясняя,
что получил
огромное
удовольст­вие,
обнаружив
одного из членов
своей семьи
достиг­шим
столь высокого
состояния, но
и земные блага
не следует
игнорировать.

Родственники
Свами хотели,
чтобы он был
рядом с ними.
Они не давили
на него, требуя
отказаться
от своих обетов
или образа
жизни. Пусть
он продолжает
быть мауни
(безмолвным)
и аскетом, но
в Манама­дурае,
рядом с которым
жил Неллиаппияр
и где был храм
одного великого
святого; он
может оставаться
там, а за его
потребностями
последят, не
причиняя
беспокойства.
Адвокат просил
со всем своим
красно­речием,
но в данном
случае безуспешно.
Свами сидел
недвижимо, не
показывая даже,
что слышит. У
Нел­лиаппияра
не было иного
выбора кроме
того, чтобы
признать свое
поражение. Он
сообщил письмом
Ала­гамме хорошую
новость о найденном
сыне вместе
с мучительным
известием, что
тот совершенно
изменил­ся
и не собирается
возвращаться
к ним. После
пяти дней в
Тируваннамалае
Неллиаппияр
вернулся в
Ма­намадурай.

Вскоре
после этого
Свами покинул
манговый сад
и перешел
в небольшой
храм Арунагиринатхара,