1 2 3 4 5 6 
Бывает облако под ветерком,     

И если двинется – то вдруг и  целиком.     

     

Но вот он молча посох опустил     

И дно пошевелил. И с напряженьем      

Он вглядывался в возмущенный ил.      

Как будто поглощенный трудным  чтеньем.     

И я по праву путника, с почтеньем,      

Беседу начал, и ему сказал:     

– Какой погожий день нам  нынче бог послал.     

     

Он отвечал. Сердечности живой     

Его ответа кротости глубинной     

Я поразился. И спросил его:     

– Что привело вас в этот край  пустынный?     

Как сил достало для дороги  длинной?     

И в глубине его запавших глаз     

Какой-то быстрый свет и вспыхнул,  и погас.     

     

Он начал слабым голосом, едва,      

Но выверенно, медленно ступали      

В живом порядке важные слова —      

Так в простолюдье говорят едва ли.      

Вы б царственною эту речь назвали.      

В Шотландии она еще звучит,     

Где божий и людской закон не  позабыт.     

     

Он рассказал, что он пришел сюда      

Ловить пиявок. Бедность научила      

Такому делу – полное труда,     

Опасное – не всякому под силу,      

Что сотни миль по топям, исходил  он,     

Ночуя там, где бог ему пошлет.      

Но это честный труд и этим он  живет.     

     

Старик еще стоял и объяснял.     

Но слабым шумом, глохнущим потоком      

Казалась речь – я слов не  различал.     

И он, в своем величье одиноком —      

Не снится ли он мне во сне  глубоком?     

Иль вестник он и послан, может быть,      

Чтоб силы мне подать и веру  укрепить.     

     

Я вспомнил мысль мою о том, что  страх     

Убийственен, надежда неуместна,      

О суете и о земных скорбях,     

О гениях в их гибели безвестной.      

И вновь я начал, чтобы речью  честной     

Конец моим сомненьям положить:      

– Так это хлеб для вас? И  этим можно жить?     

     

Он, улыбаясь, повторил: – Брожу      

От лужи к луже, от болот к  болотам.     

Ищу пиявок, под ноги гляжу     

В прибрежный ил. Но вот еще  забота:     

Когда-то, – молвил, –  было их без счета.     

Теперь не так, ловить уже трудней.      

И все же хватит мне по старости  моей.     

     

Пока он говорил – казались мне      

И речь его, и взгляд в краю  пустынном     

Какими-то нездешними. В уме     

Я видел: как он молча по трясинам      

Идет, идет в смирении старинном…      

Забылся я. И в этот миг как раз      

Он кончил, помолчал и повторил  рассказ.     

     

И многое еще он рассказал     

Все так же твердо, с точностью  прекрасной.     

Державно. И, когда он замолчал,      

Я улыбнулся: кто бы угадал     

В глубоком старце этот разум  ясный?     

– Господь! – сказал  я. – Будь же мне в оплот!     

Пусть нищий твой старик в душе  моей живет.     

     

         116        

h В печальных строках песни Белого Рыцаря пародируются  строки Уордсворта «Я все сказал вам, все, что мог» и «Я все вам в помощь отдал»  из менее известного стихотворения «Шипы». В них также звучит строка из  стихотворения Томаса Мура 117 «Мое сердце и лютня» («Я все вам отдал, все, что  мог»), которое было положено на музыку английским композитором Генри Раули  Бишопом. Песня Белого Рыцаря воспроизводит метрику и рифмы Мура. «Белый  Рыцарь, – писал Кэрролл в одном из писем, – задуман был таким, чтобы  он мог быть и тем лицом, от имени которого написано стихотворение». На мысль о  том, что это сам Кэрролл, наводят слова об умножении на десять в первом  варианте этой песни. Вполне возможно, что Кэрролл думал о любовном стихотворении  Мура как о той песне, которую он в качестве Белого Рыцаря хотел бы, но не смел,  предложить Алисе. Ниже следует полный текст стихотворения Мура.        

Я все вам отдал, все, что мог,      

И беден дар мой был —     

Лишь лютню я на ваш порог     

Да сердце положил.     

Лишь лютню – на ее ладах     

Сама Любовь живет.     

Да сердце – любящее так,     

Как лютня не споет.     

Пускай и песня, и любовь     

Беды не отвратят —     

Края печальных облаков     

Они позолотят.     

И если шум земных обид     

Созвучья возмутил —     

Любовь по струнам пробежит,     

И мир, как прежде, мил.     

     

i Бертран Рассел в своей «Азбуке относительности» (гл. 3)  цитирует эти четыре строки в связи с гипотезой Лоренца – Фицджералда, одной из  ранних попыток объяснить неудачу опыта Майкельсона – Морли, который должен был  обнаружить влияние движения Земли на скорость распространения света. Согласно  этой гипотезе, предметы претерпевают сокращения в направлении движения, но,  поскольку все измерительные эталоны претерпевают аналогичные сокращения, они  тем самым, подобно экрану Белого Рыцаря, мешают нам обнаружить изменение длины  предметов. Те же строки цитируются Артуром Стэнли Эддингтоном в главе 2 его  «Природы физического мира», но трактуются уже в более широком метафорическом  смысле: природа всегда стремится скрыть от нас важнейшие факты своей структуры.            118        

4 Какой-то древний старичок…  – В песне Белого Рыцаря  Хорас Грегори видит решительное развенчание романтического идеализма  Уордсворта. Он сопоставляет песню не со стихотворением «Решительность и  независимость», как это делает Гарднер, а с «Одой о бессмертии» и в  подтверждение своей точки зрения цитирует центральные строфы.        

И пусть сиянья, явленного тут,      

Уже глаза мои не обретут,     

Пускай ничто не возвратит живым      

Той славы трав и торжества листвы.      

     

Не скорби, душа. Найди     

Силу в том, что позади:     

Связано сродством сердечным,     

Бывшее пребудет вечным.     

     

«К тому времени, когда Рыцарь заканчивает свою  балладу, – пишет Грегори, – мы уже оставили далеко позади „Оду о  бессмертии“, пройдя сквозь нее, подобно Алисе, прошедшей в Зазеркалье. Меж тем  Льюис Кэрролл меняет направление свой критики Уордсворта, переходя от косвенных  аллюзий к развернутому пародированию определенного стихотворения. Между „Одой“  и размышлениями о Ловце пиявок (герой „Решительности и независимости“. –  И. Д.) – расстояние, которое почти не поддается измерению, так они близки и так  далеки; мы ощущаем, как начинают дрожать и рассыпаться, словно обрушившийся  Лондонский мост, все наши изначальные представления о добре и зле, связанные с  образами Руссо и невинным ликом ребенка» (АА, с. 136).            119        

j Белый Рыцарь вернулся на поле f5, которое он занимал перед  столкновением с Черным Рыцарем.            120        

k Алиса перепрыгнула через последний ручеек и заняла клетку  d8. Для читателей, не знакомых с шахматами, следует заметить, что, когда пешка  достигает последней горизонтали шахматной доски, она может по желанию игрока  превратиться в любую фигуру. Обычно выбирают королеву, самую сильную из фигур.            110        

1 Панч и Джуди – герои английского народного кукольного  театра. Кэрролл, с детства любивший кукольный театр и даже смастеривший свой  собственный, хорошо знал эту сварливую супружескую пару, то и дело, к вящей  радости зрителей, вступавшую в драку.            113        

2 …если не скончалась / Она еще жива.  – Стишки  такого рода, как сообщают нам супруги Оупи в «Оксфордском словаре детских  стихов», в которых содержалось «очевидное положение, составляющее самую Суть  Истины», были чрезвычайно популярны в XVII и XVIII вв.            117        

3 Мур , Томас (1779-1852) – английский поэт-романтик.            121        

a Черная Королева только что встала на поле Короля, так что  две Королевы находятся теперь по обе стороны от Алисы. Белый Король при этом  оказался под «шахом», но ни одна из сторон не обращает на это ни малейшего  внимания.            122        

b Не сразу замечаешь, что Черная Королева употребляет прилагательные  «богатый» и «умный» как антонимы (типа «теплый» – «холодный»).            123        

c Алиса вспоминает песню Шалтая-Болтая (гл. VI), в которой  он, вооружившись штопором и ватерпасом, намеревался наказать рыбок за то, что  они ему не повиновались.            124        

d Кэрролл пародирует здесь известную колыбельную:        

Баюшки, на ели мальчик засыпает,      

А подует ветер – люльку раскачает,      

Ветка обломилась, полетела  колыбель —     

Падает и люлька, и дитя, и ель.      

     

         125        

e Это стихотворение пародирует песню Вальтера Скотта  «Красавчик Данди» из его пьесы «Проклятие рода Деворгойл».    

Вот как звучит припев песни у Вальтера Скотта:        

Так наполни стаканы и чаши налей,      

И людей созывай, и седлай лошадей,      

И ворота открой, и с дороги сойди:      

Это скачут шотландцы за славным  Данди.     

     

         126        

f Ответ на это стихотворение-загадку: устрица. «Справочник  по Льюису Кэрроллу» (с. 95) отмечает, что в английском журнале «Фан» («Fun») 30  октября 1878 г. на с. 175 был напечатан стихотворный ответ на загадку Белой  Королевы (четыре строфы, выдержанные в том же размере). Стихотворение  неизвестного автора было предварительно послано Кэрроллу, который его  отредактировал. Приведем последнюю строфу отгадки (цит. по  «Справочнику"»):        

Если острым ножом     

Мы раскроем кастрюльку-загадку —      

Из-под крышки мы УСТРИЦ возьмем,      

А под крышку положим отгадку.     

         127        

g Белая Королева уходит от Алисы на поле a6. С точки зрения  обычной шахматной партии ход этот противоречит правилам, ибо он не избавляет  Белого Короля от шаха.            128        

h Алиса берет Черную Королеву, объявляя законный шах и мат  Черному Королю, который проспал всю партию, ни разу не сдвинувшись с места.  Победа Алисы придает всей сказке легкий дидактический оттенок, ибо белые фигуры  известны своей добротой и кротостью в отличие от черных, которые славятся  мстительностью. На этом сновидение кончается; однако вопрос о том, чей же это  был сон, Алисы или Черного Короля, так и остается открытым.            129        

a В этом заключительном стихотворении, одном из лучших  поэтических произведений Кэрролла, он вспоминает лодочную прогулку с тремя  девочками Лидделл, когда он впервые рассказал «Алису в Стране чудес». В нем  далеким отзвуком звучат темы зимы и смерти из стихотворного вступления к  «Зазеркалью». Это песня Белого Рыцаря, вспоминающего Алису до того, как она  отвернулась и побежала вниз по холму, глядя вперед ясными глазами, чтобы  перепрыгнуть через последний ручей и стать взрослой женщиной. Стихотворение  написано в форме акростиха: из первых букв каждой строки складывается имя –  Алиса Плэзнс Лидделл.