1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 
   
— Я всегда только этого и хочу, ре'лар Квоут!
   
— Насколько мне известно, некто пытается навлечь на меня неприятности, — сказал я. По сравнению с тем, чтобы опоить меня алхимической отравой, распространение слухов было бы со стороны Амброза почти любезностью.
   
Килвин кивнул, рассеянно оглаживая бороду.
   
— Да, понятно…
   
Он пожал плечами и снова взял мел.
   
— Что ж, хорошо. Полагаю, этот вопрос пока можно считать закрытым.
   
Он снова повернулся к доске и оглянулся на меня через плечо.
   
— Надеюсь, в ближайшее время сюда не явится орда беременных женщин, размахивающих железными подвесками и проклинающих ваше имя?
   
— Я постараюсь, чтобы такого не случилось, магистр Килвин.
   * * *
   
Я потратил несколько часов на всякую мелочовку в артной, потом отправился в аудиторию в главном здании, где должны были проходить занятия Элодина. По расписанию они начинались в полдень, но я пришел на полчаса раньше и оказался первым.
   
Мало-помалу в аудиторию просачивались другие студенты. Всего нас оказалось семеро. Первым пришел Фентон, мой товарищ и соперник по курсу углубленной симпатии. Потом появились Фела и Бреан, хорошенькая девица лет двадцати, с рыжеватыми волосами, подстриженная под мальчика.
   
Мы болтали, знакомились друг с другом. Джаррет был застенчивым модеганцем, которого я встречал в медике. Я знал, что молодую женщину с ярко-голубыми глазами и волосами медового цвета зовут Инисса, но не сразу вспомнил, где я с ней познакомился. Это была одна из многочисленных недолговечных пассий Симмона. И последним был Юреш. Ему было уже под тридцать, полноправный эл'те. Судя по цвету лица и выговору, он был родом из самого Ленатта.
   
Пробило полдень. Элодин не появлялся.
   
Прошло пять минут. Потом десять. И только в половине первого Элодин наконец впорхнул в аудиторию с охапкой каких-то бумаг. Он бросил их на стол и принялся расхаживать перед нами взад-вперед.
   
— Прежде чем мы начнем, вам следует уяснить себе несколько правил, — сказал он без какого-либо вступления, даже не извинившись за опоздание. — Во-первых, вы должны все делать, как я говорю. Вы должны стараться изо всех сил, даже если не понимаете, зачем это надо. Вопросы задавать можно, но потом. Я сказал — вы сделали.
   
Он окинул нас взглядом.
   
— Ясно?
   
Мы кивнули и промычали что-то утвердительное.
   
— Во-вторых, вы должны верить мне, когда я говорю вам некоторые вещи. Кое-что из того, что я вам говорю, может и не быть правдой. Но вы все равно должны в это верить, пока я не скажу вам, что можно думать иначе.
   
Он снова окинул нас взглядом.
   
— Ясно?
   
Я мимоходом спросил себя, каждую ли лекцию он будет начинать таким образом. Элодин обратил внимание, что я не спешу соглашаться с ним, и раздраженно уставился на меня.
   
— Самое трудное еще впереди! — сообщил он.
   
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — ответил я.
   
— С подобными ответами из вас выйдет превосходный адвокат, — ехидно заметил он. — Стараться не надо, надо просто делать, и все.
   
Я кивнул. Это его, похоже, успокоило, и он снова обратился ко всей группе:
   
— Вам следует запомнить две вещи. Во-первых, наши имена определяют то, какими мы будем, а мы, в свою очередь, определяем то, какими будут наши имена.
   
Он остановился и взглянул на нас.
   
— И, во-вторых, простейшее из имен настолько сложно, что вашему разуму не дано даже охватить его границы, не говоря уж о том, чтобы постичь его настолько, чтобы произнести.
   
Повисло молчание. Элодин выжидал, глядя на нас.
   
Наконец Фентон схватил наживку.
   
— Но если это так, как человек вообще может сделаться именователем?
   
— Хороший вопрос, — сказал Элодин. — Самый очевидный ответ — что это невозможно. Что даже простейшее из имен выходит за пределы наших возможностей.
   
Он поднял руку.
   
— Не забывайте, речь идет не о тех малых именах, которые мы употребляем в обыденной жизни. Не о названиях, таких как «дерево», «огонь» или «камень». Я говорю о другом.
   
Он достал из кармана речную гальку, темную и гладкую.
   
— Опишите мне форму этого камня во всех подробностях. Расскажите мне о тяжести и давлении, которые сформировали его из песка и ила. Поведайте о том, как он отражает свет. Как мир притягивает к себе его массу, как подхватывает его ветер, если подбросить его в воздух. Расскажите, как следы железа, присутствующие в нем, откликаются на зов лоденника. Все это и еще сотня тысяч деталей и составляют имя этого камня.
   
Он протянул нам его на ладони.
   
— Вот этого маленького, простенького камушка.
   
Элодин опустил руку и взглянул на нас.
   
— Теперь видите, насколько сложна даже эта простая вещь? Если бы вы потратили целый месяц на изучение этой гальки, быть может, вы узнали бы о ней достаточно, чтобы очертить внешние границы его имени. А может быть, и нет. Вот суть проблемы, с которой сталкивается именователь. Мы должны понять то, что недоступно нашему пониманию. Как же это сделать?
   
Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого он взял часть той бумаги, которую принес с собой, и раздал каждому из нас по нескольку листков.
   
— Через пятнадцать минут я брошу этот камень. Я стану вот тут, — он поставил ноги, — лицом туда.
   
Он расправил плечи.
   
— Я брошу его снизу вверх с силой примерно в три хвата. Я прошу вас рассчитать, куда именно он полетит, с тем, чтобы вы могли в нужный момент подставить руку и поймать этот камень.
   
Элодин положил гальку на стол.
   
— Приступайте!
   
Я добросовестно взялся за дело. Я чертил треугольники и дуги, я считал и выводил формулы, которых не помнил наизусть. Вскоре я отчаялся, придя к выводу, что задача не имеет решения. Слишком много неизвестных, слишком многое рассчитать было просто невозможно.
   
После того как мы минут пять промучились в одиночку, Элодин предложил нам поработать в группе. Тут я впервые обнаружил, насколько Юреш талантлив в расчетах. Его вычисления были настолько серьезнее моих, что я даже не понимал большей части того, что он пишет. Фела ему почти не уступала, но, помимо расчетов, она еще вычертила серию парабол.
   
Мы всемером дискутировали, спорили, пробовали, терпели неудачу, пробовали снова. К тому времени, как миновало пятнадцать минут, отчаялись все. Особенно я. Ненавижу проблемы, которые я не могу решить.
   
Элодин окинул нас взглядом.
   
— Ну, что скажете?
   
Некоторые из нас попытались было дать приблизительный ответ или наиболее точную догадку, но Элодин жестом заставил нас замолчать.
   
— Что вы можете сказать точно?
   
После небольшой паузы Фела ответила:
   
— Мы не знаем, куда упадет камень.
   
Элодин одобрительно захлопал в ладоши.
   
— Отлично! Да, ответ верный. Теперь смотрите!
   
Он подошел к двери и высунул голову в коридор.
   
— Генри! — окликнул он. — Да-да, ты. Поди-ка сюда на секундочку.
   
Он отступил от двери и впустил в аудиторию одного из посыльных Джеймисона, парнишку лет восьми.
   
Элодин отошел на несколько шагов и повернулся лицом к мальчику. Он расправил плечи и улыбнулся безумной улыбкой.
   
— Лови! — воскликнул он и кинул мальчишке камень.
   
Удивленный мальчишка поймал камень на лету.
   
Элодин разразился бурными аплодисментами, потом поздравил ошеломленного мальчика, отобрал у него камень и выпроводил мальчишку за дверь.
   
Наш наставник снова обернулся к нам.
   
— Ну вот, — сказал Элодин. — Как же он это сделал? Как он сумел в один миг рассчитать то, чего семеро блестящих членов арканума не сумели вычислить за четверть часа? Быть может, он разбирается в геометрии лучше, чем Фела? Или считает проворнее, чем Юреш? Быть может, стоит его вернуть и сделать его ре'ларом?
   
Мы рассмеялись и почувствовали себя спокойнее.
   
— Я что хочу показать. У каждого из нас есть разум, который мы используем для своих сознательных поступков. Но есть и другой разум, спящий. И он настолько могуч, что спящий разум восьмилетнего мальчонки способен в секунду осуществить то, чего бодрствующий разум семи членов арканума не может сделать за пятнадцать минут.
   
Он широко развел руками.
   
— Ваш спящий разум достаточно обширен и неизведан, чтобы вместить имена вещей. Я это знаю потому, что временами это знание прорывается на поверхность. Инисса произнесла имя железа. Ее бодрствующий разум этого имени не знает, но ее спящий разум мудрее. Нечто внутри Фелы понимает имя камня.
   
Элодин указал на меня.
   
— Квоут призвал ветер. Если верить тому, что пишут давно умершие мудрецы, его путь наиболее традиционный. Именно имя ветра искали и ловили те, кто стремился стать именователями много лет назад, когда здесь этому учили.
   
Он ненадолго умолк и пристально посмотрел на нас, сложив руки на груди.
   
— Я хочу, чтобы каждый из вас подумал о том, какое имя вам хотелось бы обрести. Это должно быть скромное имя. Нечто простое: железо или огонь, ветер или вода, дерево или камень. Это должно быть нечто, с чем вы ощущаете родство.
   
Элодин подошел к большой доске, висящей на стене, и принялся писать список названий. Почерк у него был на удивление аккуратный.
   
— Вот важные книги, — сказал он. — Прочитайте одну из них.
   
Через некоторое время Бреан подняла руку. Потом сообразила, что это бесполезно: Элодин по-прежнему стоял к нам спиной.
   
— Магистр Элодин, — осторожно спросила она, — а которую из них нам нужно прочесть?
   
Он оглянулся через плечо, ни на миг не прекращая писать.
   
— Да какая разница? — сказал он, явно раздраженный. — Возьмите какую-нибудь. А остальные пробегите по диагонали. Посмотрите картинки. Понюхайте их, в конце концов.
   
И снова отвернулся к доске.
   
Мы переглянулись. Тишину нарушал только стук его мела.
   
— Но какая из них наиболее важная? — спросил я.
   
Элодин с отвращением фыркнул.
   
— Не знаю! — ответил он. — Я их не читал.
   
Он написал на доске «Эн темерант войстра» и обвел название кружочком.
   
— А насчет этой я даже не уверен, есть ли она в архивах.
   
Он пометил ее вопросительным знаком и продолжал писать.
   
— Вот что я вам скажу. В «книгах» ни одной из них точно нет. Я нарочно в этом убедился. Вам придется разыскивать их в хранилище. Вам нужно будет их заслужить.
   
Он дописал последнее название, отступил на шаг и кивнул самому себе. Всего в списке было двадцать книг. Три из них он пометил звездочками, еще две подчеркнул, а глядя на последнее название, сделал печальную гримасу.
   
И вдруг удалился, вышел из аудитории, не сказав на прощанье ни единого слова, оставив нас размышлять над природой имен и гадать, во что же мы такое вляпались.
  
  
   
    
ГЛАВА 13
    
ПОИСКИ
   
   
Твердо решив хорошо показать себя на занятиях у Элодина, я отловил Вилема и, пообещав потом угостить выпивкой, уговорил научить меня ориентироваться в архивах.
   
Мы шагали по мощеным улочкам Университета. Дул порывистый ветер. И вот перед нами выросла лишенная окон громада архивов. Над массивными каменными дверями было выбито в камне: «Ворфелан Рхината Морие».
   
Когда мы подошли к зданию, я обнаружил, что ладони у меня вспотели.
   
— Господь и владычица! Погоди минутку, — сказал я и остановился.
   
Вил приподнял бровь.
   
— Я нервничаю, как начинающая шлюха, — объяснил я. — Дай мне собраться с духом.
   
— Ты же говорил, что Лоррен отменил запрет еще позавчера, — сказал Вилем. — Я-то думал, ты рванешь в архивы сразу, как только получишь разрешение.
   
— Я выжидал, пока они обновят списки, — объяснил я. И вытер ладони о рубашку. — Сейчас что-нибудь случится, я знаю. Моего имени не окажется в списках. Или дежурным будет Амброз, у меня случится очередной приступ этого коринкового зелья, и я с воплями вцеплюсь ему в глотку.
   
— Хотел бы я на это посмотреть! — заметил Вил. — Но Амброз сегодня не дежурит.
   
— И то хорошо! — сказал я, немного успокаиваясь. Я указал на надпись над дверью: — Ты не знаешь, что там написано?
   
Вил задрал голову.
   
— Жажда знаний творит человека, — сказал он. — Или что-то в этом духе.
   
— Это мне нравится.
   
Я глубоко вдохнул, выдохнул.
   
— Ну ладно. Пошли!
   
Я отворил огромную каменную дверь и вошел в небольшую прихожую, потом Вил отворил внутреннюю дверь, и мы вступили в вестибюль. В центре вестибюля стоял огромный деревянный стол, и на нем лежали раскрытыми несколько больших, переплетенных в кожу конторских книг. Из вестибюля в разных направлениях вело несколько внушительных дверей.
   
За столом сидела Фела. Ее вьющиеся волосы были собраны в хвост на затылке. В красном свете симпатических ламп она выглядела какой-то другой, но не менее хорошенькой. Она улыбнулась.
   
— Привет, Фела! — сказал я, стараясь, чтобы по голосу не было слышно, как я нервничаю. — Говорят, Лоррен снова внес меня в списки достойных. Ты не посмотришь, есть ли я там?
   
Фела кивнула и принялась листать лежащую перед ней книгу. Ее лицо озарилось улыбкой, она ткнула пальцем в страницу Потом вдруг помрачнела.
   
Сердце у меня упало.
   
— В чем дело? — спросил я. — Что-то не так?
   
— Да нет, — сказала она. — Все в порядке.
   
— А у тебя такой вид, как будто что-то не так, — буркнул Вил. — Что там написано?
   
Фела, поколебавшись, развернула книгу, и мы прочли: «Квоут, сын Арлидена. Рыжеволосый. Белокожий. Юный». А рядом, на полях, другим почерком было дописано: «Ублюдок эдема руэ».
   
Я улыбнулся Феле.
   
— Верно по всем пунктам! Ну что, можно войти?
   
Она кивнула.
   
— Лампы нужны? — спросила она, открывая ящик.
   
— Мне нужна, — сказал Вил, уже записывая свое имя в отдельную книгу.
   
— А у меня своя, — сказал я, доставая свою маленькую лампу из кармана плаща.
   
Фела открыла список проходов и вписала нас. Когда я расписывался, рука у меня дрогнула, кончик пера дернулся и забрызгал чернилами всю страницу.
   
Фела промокнула кляксы и закрыла книгу. И улыбнулась мне.
   
— С возвращением! — сказала она.
   * * *
   
Я предоставил Вилему указывать мне путь и изо всех сил старался изображать искреннее изумление.
   
Изображать его было нетрудно. Хотя я уже в течение некоторого времени бывал в архивах, я вынужден был таиться, точно вор. Я делал свет своей лампы как можно более слабым и избегал главных коридоров, чтобы случайно на кого-нибудь не наткнуться.
   
Каменные стены архивов были сплошь уставлены шкафами. Некоторые коридоры были широкими и просторными, с высокими потолками, другие же образовывали узкие проходы, где с трудом могли разминуться двое людей, и то только боком. В воздухе висел густой запах кожи и пыли, старого пергамента и переплетного клея. Это был аромат тайн.
   
Вилем провел меня через змеящиеся ряды шкафов, по какой-то лестнице, потом длинным и широким коридором, уставленным книгами в одинаковых красных кожаных переплетах. И, наконец, мы подошли к двери, из-под которой пробивался тусклый красный свет.
   
— Тут есть кабинеты для занятий. Читальни-норки. Мы с Симом часто сидим в этой. О ней не так много народу знает.
   
Вил постучал в дверь и открыл ее. За ней обнаружилась комнатка без окон, в которой едва помещался стол и несколько стульев.
   
За столом сидел Сим. В красном свете симпатической лампы его лицо выглядело еще более румяным, чем обычно. Когда он увидел меня, то выпучил от удивления глаза.
   
— Квоут? А ты что тут делаешь?!
   
Он испуганно обернулся к Вилему.
   
— Как он сюда попал?
   
— Лоррен отменил запрет, — объяснил Вилем. — У нашего юного друга большой список. Он намерен отправиться на свою первую охоту за книгами.
   
— Ух ты! Поздравляю, Квоут! — просиял Сим. — Можно, я помогу? А то я тут скоро засну.
   
Он протянул руку за списком.
   
Я постучал себя по виску.
   
— В тот день, когда я не сумею запомнить два десятка названий, я буду считать, что я больше не в аркануме!
   
Хотя это была только часть правды. На самом деле у меня было всего полдюжины драгоценных листков бумаги. Я не мог позволить себе тратить бумагу на такие пустяки.
   
Сим достал из кармана сложенный листок бумаги и огрызок карандаша.
   
— Ну а мне надо записывать, — сказал он. — Не все же привыкли учить наизусть баллады для развлечения!
   
Я пожал плечами и принялся писать.
   
— Думаю, дело пойдет быстрее, если мы разделим список на три части, — сказал я.
   
Вилем пристально взглянул на меня.
   
— Ты что думаешь, ты можешь просто пройтись по библиотеке и найти книги самостоятельно?
   
Он переглянулся с Симом. Сим широко заулыбался.
   
Ну, да, конечно. Я ведь не должен уметь ориентироваться в хранилище. Вил с Симом не знали, что я почти месяц бродил тут по ночам.
   
Не то чтобы я им не доверял, но Сим не способен был солгать даже ради спасения собственной жизни, а Вил работал хранистом. Мне не хотелось заставлять его выбирать между моим секретом и его долгом перед магистром Лорреном.
   
Так что я решил притвориться дурачком.
   
— Да ладно уж, разберусь как-нибудь! — небрежно ответил я. — Вряд ли тут все настолько сложно!
   
— В архивах столько книг, — медленно произнес Вилем, — что даже на то, чтобы просто прочитать все названия, потребуется не меньше оборота.
   
Он помолчал, пристально глядя на меня.
   
— Одиннадцать дней, без перерывов на еду и сон!
   
— Что, правда? — спросил Сим. — Так много?
   
Вил кивнул.
   
— Я это вычислил еще в прошлом году. Очень помогает заставлять заткнуться э'лиров, ноющих, что приходится подолгу ждать, когда я принесу им нужную книгу.
   
Он взглянул на меня.
   
— А есть еще книги без названия. И свитки. И черепки. Все это на разных языках.
   
— Что такое черепки? — спросил я.
   
— Глиняные таблички, — объяснил Вил. — Из числа того немногого, что пережило пожар Калуптены. Некоторые из них переписаны, но далеко не все.
   
— Да ладно, это все мелочи, — перебил его Сим. — Главная проблема — это организация!
   
— Каталогизация, — сказал Вил. — Существует несколько разных систем. И некоторые магистры предпочитают одну, другие — другую.
   
Он нахмурился.
   
— А некоторые придумывают свою собственную систему расстановки книг!
   
Я рассмеялся.
   
— Ты это так говоришь, будто за это их следует выставить к позорному столбу!
   
— Да, неплохо бы, — буркнул Вилем. — Во всяком случае, я бы плакать не стал.
   
Сим взглянул на него.
   
— Нельзя же винить магистра за то, что он хочет все организовать наилучшим образом!
   
— Еще как можно! — возразил Вилем. — Если бы архивы везде были организованы одинаково плохо, здесь была бы единая система, пусть и дурная, но к ней можно было бы приспособиться. А за последние пятьдесят лет систем было несколько. И книги терялись. И названия переводились неправильно…
   
Он запустил обе руки в волосы, и голос у него внезапно сделался усталым.
   
— А ведь все время поступают новые книги, их тоже надо вносить в каталоги! А есть еще ленивые э'лиры в могиле, которые хотят, чтобы мы разыскивали для них книги! Это все равно что пытаться вырыть яму на дне реки.
   
— То есть ты хочешь сказать, — лениво осведомился я, — что ремесло храниста — работа благодарная и непыльная?
   
Сим фыркнул в ладошку.
   
— А еще есть вы, — Вил снова смотрел на меня, голос его сделался глухим и угрожающим. — Студенты, допущенные в хранилище. Вы приходите, прочитываете полкнижки и куда-нибудь ее прячете, чтобы дочитать когда-нибудь потом.
   
Вил стиснул кулаки, словно хватая кого-то за грудки. Или за глотку.
   
— А потом вы забываете, куда ее спрятали, — и все, пропала книга. С тем же успехом можно было ее сжечь.
   
Вил ткнул в меня пальцем.
   
— Если я когда-нибудь застукаю тебя за чем-то подобным, — грозно произнес он, — никакой бог тебе не поможет!
   
Я виновато подумал о трех книжках, которые заныкал таким образом, готовясь к экзаменам.
   
— Я так делать никогда не буду! — пообещал я. — Честное слово!
   
«В смысле никогда больше».
   
Сим встал из-за стола и потер руки.
   
— Ну ладно! Короче говоря, тут страшный бардак, но найти то, что ищешь, можно, если ограничиться книгами, которые есть в каталоге Толема. Каталог Толема — это та система, которой мы пользуемся сейчас. Мы с Вилом покажем тебе, где хранятся списки.
   
— И кое-что еще, — сказал Вил. — Толем далеко не полон. Некоторые нужные тебе книги придется поискать подольше.
   
Он повернулся к двери.
   * * *
   
Выяснилось, что в каталоге Толема есть всего четыре книги из моего списка. В конце концов нам пришлось покинуть упорядоченную часть хранилища. Вилем, похоже, счел мой список за вызов, брошенный его профессиональной чести, так что я в тот день узнал много нового об архивах. Вил сводил меня и в «мертвые каталоги», и в «дальнюю лестницу», и в «нижнее крыло».
   
И тем не менее за четыре часа нам удалось разыскать всего семь книг. Вилем, похоже, пал духом, но я от души поблагодарил его, сказав, что он сообщил мне все, что нужно, чтобы я мог продолжать поиски самостоятельно.
   
Следующие несколько дней я почти каждую свободную минуту проводил в архивах, разыскивая книги из списка Элодина. Мне больше всего на свете хотелось всерьез взяться за дело, и я твердо решил прочесть все книги, которые он нам рекомендовал.
   
Первая книга оказалась путевыми записками, которые я прочел не без удовольствия. Вторая представляла собой сборник довольно плохих стихов, но он, по счастью, оказался коротким, так что я кое-как продрался через него, скрипя зубами и временами зажмуриваясь, чтобы пощадить свой бедный мозг. Третьим мне попался философско-риторический опус, нудный и высокопарный.
   
Следом я прочел описание полевых цветов северного Атура, учебник по фехтованию, с довольно бестолковыми иллюстрациями, еще один сборник стихов, на этот раз толстый, как кирпич, и еще более безнадежный, чем первый.
   
Мне потребовалось много часов, но я прочел их все. Я даже извел два из своих бесценных листков бумаги на то, чтобы кое-что законспектировать.
   
Следом в руки мне попали, насколько я могу судить, записки сумасшедшего. Звучит интересно, но на самом деле это была сущая головная боль в переплете. Этот человек писал мелким, убористым почерком, не делая пробелов между словами. Без абзацев. Без знаков препинания. Без оглядки на грамматику и правописание.
   
Тут уж я начал читать по диагонали. А на следующий день, столкнувшись с двумя книгами на модеганском, сборником статей, посвященных севообороту, и монографией по винтийской мозаике, я бросил делать конспекты.
   
Последнюю стопку книг я просто пролистал, гадая, чего ради Элодин велел нам прочитать налоговые записи двухсотлетней давности из какого-то баронства Малых королевств, устаревший медицинский трактат и дурно переведенное моралите.
   
Воодушевление, с каким я читал книги Элодина, быстро иссякло, но разыскивать их мне по-прежнему нравилось. Я извел многих хранистов своими бесконечными вопросами: кто отвечает за расстановку книг на полки? Где хранятся винтийские афоризмы? У кого ключи от четвертого подвального хранилища свитков? Где лежат испорченные книги в ожидании ремонта?
   
В конце концов я нашел девятнадцать книг. Все, кроме «Эн темерант войстра». И эту последнюю я не нашел не потому, что плохо искал. По моим расчетам, на весь процесс ушло почти пятьдесят часов поисков и чтения.
   
На следующее занятие к Элодину я явился за десять минут до начала, гордый как священник. Я принес два листка тщательных конспектов, намереваясь поразить Элодина своим старанием и добросовестностью.
   
Все мы явились на занятие до того, как пробил полуденный колокол. Дверь в аудиторию оказалась заперта, и мы стояли в коридоре, ожидая Элодина.
   
Мы делились впечатлениями о поисках в архивах и рассуждали о том, почему Элодин считает эти книги важными. Фела уже несколько лет работала хранистом, и то нашла всего семнадцать. «Эн темерант войстра» не нашел никто. Не нашлось даже упоминаний о ней.
   
Когда пробило полдень, Элодин не пришел. Прождав еще минут пятнадцать, я устал стоять в коридоре и подергал дверь аудитории. Поначалу ручка не поддавалась, но, когда я раздраженно потряс дверь, задвижка провернулась и дверь приоткрылась.
   
— А мы думали, тут заперто! — нахмурилась Инисса.
   
— Да нет, просто туго открывается, — сказал я и распахнул дверь.
   
Мы вошли в огромную, пустынную комнату и спустились по лестнице к первому ряду сидений. На большой доске удивительно аккуратным почерком Элодина было выведено одно-единственное слово: «Обсуждайте».
   
Мы расселись по местам и стали ждать, но Элодин не появлялся. Мы посмотрели на доску, потом переглянулись, не зная, что нам следует делать.
   
Судя по виду остальных, я был не единственный, кого все это разозлило. Я убил пятьдесят часов, откапывая его бестолковые книжки! Я свою долю работы выполнил. Почему же он не выполняет свою?
   
Мы сидели почти два часа, лениво болтали, ждали Элодина.
   
Он так и не пришел.
  
  
   
    
ГЛАВА 14
    
ТАЙНЫЙ ГОРОД
   
   
Хотя я ужасно злился, что потратил столько времени на розыски книг Элодина, в результате я научился великолепно ориентироваться в архивах. Главное, что я узнал, это что архивы — не просто склад, заполненный книгами. Архивы сами по себе были подобны городу. Там были свои дороги и извилистые тропинки. Там были переулки и проходные дворы.
   
Как и в городе, в некоторых районах архивов кипела бурная жизнь. В скриптории стояли ряды столов, за которыми хранисты трудились над переводом или переписывали старые, выцветшие тексты в новые книги свежими, насыщенно-черными чернилами. В сортировочном зале, где хранисты разбирали книги и откуда разносили их по полкам, тоже бурлила оживленная деятельность.
   
«Вошебойка», по счастью, оказалась совсем не тем, что я думал. Это было место, где новые книги обеззараживали перед тем, как присоединить их к общему собранию. Очевидно, книги любят далеко не только люди. Многие из этих любителей точат кожу и пергамент, другие предпочитают бумагу или клей. Книжные черви были едва ли не самыми безобидными. После того как я наслушался историй Вилема, мне отчаянно захотелось помыть руки.
   
Гнездо каталогов, переплетная, свитки, палимпсесты — все это были весьма оживленные помещения, где непрерывно трудились молчаливые и деловитые хранисты.
   
Другие же помещения архивов, напротив, никак нельзя было назвать оживленными. К примеру, кабинет новых приобретений представлял собой крошечную комнатку, где всегда было темно. Через окошко я видел, что вся стена кабинета занята огромной картой с отмеченными на ней городами и дорогами, настолько подробной, что она походила на запутанную пряжу. Карта была покрыта слоем прозрачного алхимического лака, и поверх него красным масляным карандашом в разных местах были нанесены заметки, касающиеся слухов о нужных книгах и последнем известном местоположении поисковых групп.
   
Книги напоминали большой городской сад. Любой студент мог прийти сюда, чтобы почитать книги, выставленные в общем доступе. Еще можно было отдать запрос хранистам, которые нехотя отправлялись в хранилище и приносили если и не ту самую книгу, которую ты просил, то хотя бы что-нибудь по той же теме.
   
Однако большую часть архивов занимало хранилище. Именно там жили книги. И, как в любом городе, там были респектабельные и нехорошие районы.
   
В респектабельных районах все было аккуратно каталогизировано и расставлено по полочкам. В таких местах запись в каталоге приводила тебя к нужной книге так же верно, как перст указующий.
   
Но были и нехорошие районы. Забытые и заброшенные отделения архивов или просто слишком запущенные, чтобы разбираться с ними прямо сейчас. Места, где книги были расставлены по устаревшим каталогам или вовсе без каталога.
   
Там ряды полок походили на щербатые рты: это хранисты былых времен разоряли старый каталог, чтобы расставить книги согласно какой-нибудь новомодной системе. Тридцать лет тому назад целых два этажа из респектабельного района превратились в нехороший, когда враждебная фракция хранистов сожгла каталоги Ларкина.
   
Ну и, разумеется, дверь с четырьмя табличками. Тайна в сердце тайного города.
   
По респектабельным районам гулять было приятно. Хорошо прийти за книгой, точно зная, где она стоит. Это было просто. Удобно. Быстро.
   
Но нехорошие районы буквально завораживали меня. Книги там выглядели пыльными и забытыми. Открыв такую книгу, можно было прочитать слова, которых уже сотни лет никто не видел. В грудах мусора здесь таились сокровища.
   
Именно тут я искал чандриан.
   
Искал часами, искал целыми днями. Одной из главных причин, что привели меня в Университет, было желание узнать правду о чандрианах. И теперь, получив наконец свободный доступ в архивы, я наверстывал упущенное.
   
Но, невзирая на многочасовые поиски, я так почти ничего и не нашел. Там было несколько сборников детских сказок, в которых чандрианы творили мелкие пакости: например, воровали пирожки или сквашивали молоко. В других историях они торговались, точно демоны из атуранских моралите.
   
Кое-где в этих историях попадались мелкие обрывки фактов, но все это я уже и так знал. Чандрианы прокляты. Об их присутствии говорят особые знаки: синее пламя, гниение и ржавчина, пронизывающий холод.
   
Мои поиски затрудняло еще и то, что я не мог ни к кому обратиться за помощью. Если станет известно, что я провожу время за чтением детских сказок, мою репутацию это точно не улучшит.
   
А главное, среди того немногого, что мне было известно о чандрианах, присутствовал тот факт, что они стремятся истребить любые сведения о своем существовании. Они перебили мою труппу только за то, что мой отец сочинял песню о них. В Требоне они вырезали целую свадьбу только потому, что некоторые гости видели их изображение на древнем горшке.
   
Так что распространяться о чандрианах было бы неразумно.
   
Поэтому искать приходилось самостоятельно. По прошествии нескольких дней я утратил надежду найти столь ценный источник сведений, как книга о чандрианах, или что-нибудь столь существенное, как монография. И все же я продолжал читать, надеясь отыскать схороненную где-нибудь крупицу правды. Один-единственный факт. Намек. Что угодно.
   
Но детские сказки обычно небогаты подробностями, а те немногие подробности, которые я находил, явно были вымышлены. Где чандрианы живут? На облаках. В снах. В карамельном замке. Каковы знаки их появления? Раскат грома. Затмение луны. В одной сказке упоминалась даже радуга. Ну вот зачем такое писать? Зачем заставлять детей бояться радуги?
   
Найти имена было проще, но все они явно были позаимствованы из других источников. И почти все это были имена демонов из «Книги о пути» или из какой-нибудь пьесы, в основном «Даэоники». В одной истории, насквозь аллегорической, чандрианы носили имена семи хорошо известных императоров времен Атуранской империи. Это, по крайней мере, заставило меня рассмеяться, коротко и горько.
   
В конце концов я обнаружил в недрах «мертвых каталогов» тоненький томик, озаглавленный «Книга тайн». Странная это была книга: она выглядела как бестиарий, но написана была как детская азбука. Там были изображения сказочных созданий: огров, троввов, деннерлингов. К каждой статье прилагалась картинка, а при ней — короткий и безвкусный стишок.
   
Разумеется, статья о чандрианах была единственной, где картинки не оказалось. Просто пустое место, окаймленное декоративными завитушками. Прилагающийся стишок был более чем бесполезен:
   
    
     
Чандрианы бродят там и тут,
     
Свои секреты они стерегут,
     
Следов они не оставляют,
     
Но не грызут и не кусают.
     
Не знают смуты и тревоги
     
И в целом к людям не жестоки.
     
Явившись вмиг, вмиг исчезают,
     
Как молния, с небес слетают.
    
    (Стихи в переводе Вадима Ингвалла Барановского)
   
   
Конечно, подобные тексты меня злили, но благодаря им хотя бы один факт был совершенно очевиден. Для всего остального мира чандрианы были не более чем детскими побасенками, не более реальными, чем шаркуны или единороги.
   
Но, конечно, я знал, что это не так. Я видел их своими глазами. Я разговаривал с черноглазым Пеплом. Я видел Хелиакса, окутанного тенью, как плащом.
   
И я продолжал свои бесплодные поиски. Неважно, что там думает весь остальной мир. Я знал истину, и я всегда был не из тех, кто легко сдается.
   * * *
   
Я приноровился к ритму новой четверти. Как и прежде, я ходил на занятия и играл в трактире Анкера. Но большую часть времени я проводил в архивах. Я так долго алкал встречи с ними, что возможность в любой момент просто взять и войти туда казалась почти сверхъестественной.
   
Даже то, что мне по-прежнему не удавалось найти ничего существенного о чандрианах, впечатления не портило. Во время моих бесконечных поисков я то и дело отвлекался на посторонние книги. Рукописный медицинский травник с акварельными изображениями растений. Маленький томик ин-кварго с четырьмя пьесами, о которых я никогда раньше не слышал. На редкость увлекательное жизнеописание Хевреда Осмотрительного.
   
Я по полдня проводил в читальных норках, пропуская обеды и встречи с друзьями. Не раз я оказывался последним студентом, которого хранисты выставляли из архивов перед тем, как запереть их на ночь. Я бы там и ночевал, только это не разрешалось.
   
Иногда, если мое расписание бывало слишком плотным и читать было некогда, я просто ненадолго забегал в архивы, чтобы немного побродить по хранилищу в перерыве между занятиями.
   
Я был так поглощен своими новыми возможностями, что много дней подряд не бывал за рекой, в Имре. А когда я наконец добрался до «Седого человека», у меня была при себе визитная карточка, которую я изготовил из клочка пергамента. Я подумал, что Денну это позабавит.
   
Но когда я туда пришел, корректный привратник в холле «Седого человека» сообщил мне, что нет, вручить карточку он не может. Нет, эта дама здесь больше не проживает. Нет, он не возьмется ничего ей передать. Нет, он не знает, куда она съехала.
  
  
   
    
ГЛАВА 15
    
ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ
   
   
Элодин размашистым шагом вошел в аудиторию, опоздав почти на час. Одежда его была измазана травяной зеленью, в волосах запуталась палая листва. Он улыбался.
   
Сегодня нас было только шестеро. На последних двух занятиях Джаррет не появлялся. Судя по язвительным комментариям, которые он отпускал перед тем, как исчезнуть, я подозревал, что больше он не вернется.
   
— Ну-с! — воскликнул Элодин без долгих предисловий. — Рассказывайте!
   
Это был новый способ тратить наше время. В начале каждого занятия он требовал рассказать интересный факт, о котором он никогда прежде не слышал. Разумеется, о том, что интересно, а что нет, судил исключительно сам Элодин, и если первое, о чем вы рассказывали, не соответствовало его требованиям или было ему уже известно, он требовал еще и еще, пока вы наконец не находили что-то, что его достаточно забавляло.
   
Элодин указал на Бреан.
   
— Вы!
   
— Пауки могут дышать под водой! — выпалила она.
   
Элодин кивнул.
   
— Хорошо!
   
И посмотрел на Фентана.
   
— К югу от Винтаса есть река, текущая не в ту сторону, — сказал Фентан. — Это соленая река, которая не впадает в Сентийское море, а вытекает из него.
   
Элодин покачал головой.
   
— Это я уже знаю.
   
Фентон бросил взгляд на листок бумаги.
   
— Император Венторан однажды издал закон…
   
— Скукота! — отрезал Элодин, перебив его на полуслове.
   
— Если выпить два литра морской воды, тебя стошнит! — предложил Фентон.
   
Элодин задумчиво подвигал губами, словно хрящик из зубов выковыривал. Потом кивнул.
   
— Годится.
   
И указал на Юреша.
   
— Бесконечно большое число можно делить бесконечное количество раз, и полученные числа все равно будут бесконечно большими, — сказал Юреш со своим странным ленаттским акцентом. — Если же разделить небесконечное число бесконечное количество раз, полученные числа будут небесконечно малыми. Поскольку они не бесконечно малы, а их при этом бесконечно большое количество, то, если их сложить, сумма будет бесконечно большой. Таким образом, мы приходим к выводу, что любое число фактически бесконечно.
   
— Да-а! — протянул Элодин после долгой паузы. И ткнул в ленаттца пальцем. — Юреш! Вам персональное задание: заняться сексом. Если не знаете, как это делается, подойдите ко мне после занятия.
   
И обернулся к Иниссе.
   
— Жители Илла никогда не имели никакой письменности, — сказала она.
   
— Неправда! — возразил Элодин. — Они пользовались узелковым письмом.
   
Он сделал в воздухе несколько замысловатых движений, как будто что-то плел.
   
— И они использовали его задолго до того, как мы начали рисовать на овечьих шкурах свои пиктограммы.
   
— Но я не говорила, что у них не было способов хранения и передачи информации, — буркнула Инисса. — Я сказала, что у них не было письменности!
   
Элодин ухитрился продемонстрировать, насколько это скучно, одним пожатием плеча.
   
Инисса хмуро посмотрела на него.
   
— Ну, хорошо. В Скерии есть разновидность собак, которая рожает щенков через зачаточный пенис.
   
— Ух ты! — сказал Элодин. — Здорово. Пойдет!
   
И указал на Фелу.
   
— Восемьдесят лет назад в медике научились убирать с глаз катаракту, — сказала Фела.
   
— Это я уже знаю! — пренебрежительно махнул рукой Элодин.
   
— Погодите, дайте договорить, — сказала Фела. — Когда они сделали это открытие, они тем самым смогли восстанавливать зрение людей, которые до того никогда не видели. Не ослепли, а родились слепыми.
   
Элодин с любопытством вытянул шею.
   
— Когда они получали возможность видеть, — продолжала Фела, — им показывали предметы. Шар, куб и пирамиду, лежащие на столе.
   
Говоря, Фела одновременно показывала эти предметы руками.
   
— И медики спрашивали их, какой из этих предметов круглый.
   
Фела сделала паузу для пущего эффекта, обвела нас взглядом.
   
— Так вот, они не могли это определить, глядя на них! Им нужно было сначала потрогать. И только прикоснувшись к шару, они понимали, что он круглый.
   
Элодин радостно рассмеялся, запрокинув голову.
   
— Что, правда? — спросил он у Фелы.
   
Она кивнула.
   
— Фела получает приз! — вскричал Элодин, вскинув руки. Он полез в карман, достал что-то бурое и продолговатое и сунул ей в руку.
   
Фела с любопытством посмотрела на предмет. Это оказался стручок молочая.
   
— Квоут же еще не рассказывал! — напомнила Бреан.
   
— А, неважно! — бросил Элодин. — Что интересного может рассказать Квоут?
   
Я насупился — так выразительно, как только мог.
   
— Ну ладно, — сказал Элодин, — выкладывайте, что там у вас!
   
— Наемники-адемы владеют тайным искусством, которое называется «летани», — сказал я. — Именно это искусство делает их столь могучими воинами.
   
Элодин склонил голову набок.
   
— В самом деле? — спросил он. — И что же это за искусство?
   
— А я откуда знаю? — непочтительно сказал я, надеясь его разозлить. — Говорю же, оно тайное!
   
Элодин вроде бы ненадолго призадумался, потом покачал головой.
   
— Нет. Интересно, но на факт не тянет. Это все равно, что сказать: сильдийские ростовщики владеют тайным искусством, которое называется «бухгалтерия», и именно оно делает их столь могущественными финансистами. Тут недостает сути!
   
И он снова выжидательно уставился на меня.
   
Я попытался придумать что-то еще, но не мог. Голова у меня была забита сказками о фейри и поисками чандриан, зашедшими в тупик.
   
— Вот видите? — сказал Элодин Бреан. — Он безнадежен!
   
— Я просто не понимаю, зачем мы тратим на это время! — буркнул я.
   
— А вы можете предложить что-нибудь получше? — осведомился Элодин.
   
— Да! — взорвался я. — У меня есть тысяча куда более важных дел! Например, узнать имя ветра!
   
Элодин торжественно воздел палец, пытаясь изобразить мудреца, но удалось ему это плохо: мешала листва в волосах.
   
— Малые факты приводят к великому знанию! — провозгласил он. — Точно так же, как малые имена приводят к великим!
   
Он хлопнул в ладоши и нетерпеливо потер руки.
   
— Ладно! Фела! Откройте свой приз, дадим Квоуту урок, которого он так жаждет!
   
Фела переломила сухой стручок молочая. Белый пух летучих семян вывалился ей на ладонь.
   
Магистр имен знаками показал ей, чтобы она подбросила семена в воздух. Фела взмахнула рукой, и кипа белого пуха взмыла под потолок аудитории, а потом плюхнулась обратно на пол. Мы проводили ее взглядом.
   
— А, черт! — сказал Элодин. Он подошел к клубку семян, подобрал их и принялся размахивать руками, пока комната не наполнилась парящими в воздухе пушистыми облачками.
   
Тогда Элодин принялся гоняться за семенами по всей комнате, пытаясь поймать их руками. Он вскакивал на стулья, бегал по кафедре, запрыгнул на стол.
   
Все это время он хватал семена. Поначалу он делал это одной рукой, как будто ловил мячик. Но это ему не удалось, и тогда он принялся хлопать в ладоши, словно ловя муху. Когда и это не сработало, он попытался ловить семена, сложив обе ладони горсточкой, так, как ребенок ловит светлячка.
   
Но так ни одного и не поймал. Тем больше он суетился, тем лихорадочней носился, тем стремительней хватал. Это длилось минуту. Две. Пять. Десять.
   
Наверно, это могло бы продолжаться до конца занятия, но в конце концов Элодин споткнулся о стул и тяжело рухнул на каменный пол, порвав штанину и разбив в кровь колено.
   
Он схватился за ногу, сел и принялся яростно браниться. Я за всю свою жизнь не слыхивал подобной брани. Он орал, рычал, плевался. Он ругался как минимум на восьми языках, и, даже когда я не понимал слов, у меня подводило живот и волосы на руках вставали дыбом от одного только тона. Он говорил такое, что меня пот прошиб. Он говорил такое, что меня затошнило. Он говорил такое — я даже не знал, что такое можно сказать.
   
Думаю, он бранился бы куда дольше, но, набирая воздух для очередного залпа брани, он нечаянно вдохнул одно из парящих в воздухе семян молочая, принялся отчаянно откашливаться и отплевываться.
   
В конце концов он выплюнул семя, перевел дух, встал на ноги и захромал прочь из аудитории, не сказав больше ни слова.
   
Для магистра Элодина это было довольно тривиальное занятие.
   * * *
   
После занятий Элодина я перекусил у Анкера и отправился на дежурство в медику, смотреть, как более опытные эл'те ставят диагнозы и лечат поступающих пациентов. Потом отправился за реку, в надежде отыскать Денну. Это была уже третья вылазка за три дня, но погода стояла славная, солнечная и бодрящая, и после того, как я столько времени провел в архивах, мне хотелось чуть-чуть размять ноги.
   
Сначала я завернул в «Эолиан», хотя было еще слишком рано и Денны тут быть не могло. Я поболтал со Станчионом и Деочем и отправился дальше, по трактирам, которые она имела обыкновение посещать: «Краны», «Мешок и бочонок», «Собака в стене». Там ее тоже не оказалось.
   
Я обошел несколько городских садов. Деревья там почти облетели. Навестил все лавки, торгующие инструментами, какие смог найти, осматривая лютни и расспрашивая, не видели ли они красивую молодую женщину, которая присматривала себе арфу. Нет, не видели.
   
К тому времени уже совсем стемнело. Так что я снова зашел в «Эолиан» и принялся неторопливо бродить в толпе. Денны по-прежнему видно не было, зато я встретил графа Трепе. Мы выпили вместе, послушали несколько песен, и я ушел.
   
Я поплотнее закутался в плащ и направился назад в Университет. Улицы Имре теперь сделались куда более оживленными, чем днем, и, хотя было довольно холодно, город приобрел праздничный вид. Из трактиров и театров лилась музыка десяти разных видов. У ресторанов и выставочных залов толпился народ.
   
И тут, среди низкого гула толпы, послышался звонкий смех. Я узнал бы его где угодно. Это смеялась Денна. Я знал ее смех как свои пять пальцев.
   
Я обернулся, чувствуя, как мое лицо само собой расплывается в улыбке. Ну да, вот так всегда. Мне удается ее найти только после того, как я отчаялся и оставил поиски.
   
Я окинул взглядом толпу и без труда ее нашел. Денна стояла у входа в небольшое кафе, на ней было длинное платье из синего бархата.
   
Я шагнул было в ее сторону, но остановился. Я увидел, что Денна разговаривает с кем-то, кто стоит за распахнутой дверцей кареты. Ее спутника было не видно, видна была только его макушка. Он носил шляпу с высоким белым пером.
   
Секунду спустя Амброз захлопнул дверцу кареты. Он улыбнулся Денне широкой чарующей улыбкой и снова сказал что-то, что заставило ее рассмеяться. Его парчовая куртка сверкала в свете фонарей, его перчатки были того же темного, царственно-пурпурного цвета, что его сапоги. Это должно было бы выглядеть безвкусным, но нет, ничего подобного.
   
Пока я глазел на них, проезжавшая мимо двуколка едва не снесла меня — и поделом бы мне было, поскольку я торчал посреди дороги. Кучер выругался и махнул на меня кнутом. Кнут огрел меня по затылку, но я этого даже не почувствовал.
   
Я вновь обрел равновесие и посмотрел в их сторону как раз вовремя, чтобы увидеть, как Амброз целует Денне руку. Потом он изящно подставил ей локоть, она взяла его под руку, и они вместе вошли в кафе.
  
  
   
    
ГЛАВА 16
    
НЕВЫСКАЗАННЫЙ СТРАХ
   
   
Увидев Амброза с Денной, я впал в мрачное настроение. Я возвращался в Университет, и голова у меня шла кругом от мыслей о них. Зачем Амброз это делает, неужели только из мести? Как это вышло? О чем думает Денна?
   
Проведя ночь почти без сна, я попытался заставить себя не думать об этом. Вместо этого я с головой зарылся в архивы. Книги — плохая замена женскому обществу, зато добыть их куда проще. Я утешался тем, что разыскивал чандриан в укромных уголках архивов. Я читал и читал, пока глаза не начинали гореть и голова не наливалась свинцом.
   
Прошел почти целый оборот, а я по-прежнему ничего не делал, только посещал занятия и копался в архивах. Я надышался пылью и обзавелся непроходящей головной болью от многочасового чтения при свете симпатической лампы, а также болью в спине от того, что сидел, согнувшись в три погибели над низеньким столиком, листая выцветшие останки Гилеевых каталогов.
   
Помимо этого я нашел одно-единственное упоминание о чандрианах в рукописном томике ин-октаво, озаглавленном «Пречудный Альманах Простонародных Суеверований». Насколько я мог судить, книжке было лет двести.
   
Книжка представляла собой сборник верований и легенд, составленный историком-любителем из Винтаса. В отличие от «Особенностей брачных игр драккусов обыкновенных», здесь не было попыток доказать либо опровергнуть эти легенды. Автор просто собрал и свел воедино народные предания и местами снабдил их краткими комментариями касательно того, как эти верования меняются в зависимости от местности.
   
Это был впечатляющий труд, явно потребовавший многолетних изысканий. Там было четыре главы о демонах. Три главы о фейри, причем одна из них целиком была посвящена историям о Фелуриан. Там были страницы, посвященные шаркунам, грызням и троввам. Автор записал песни про серых дам и белых всадников. Пространный раздел про курганных жителей. Шесть глав о народной магии: восемь способов сводить бородавки, двенадцать способов говорить с мертвецами, двадцать два приворота…
   
Вся статья о чандрианах занимала менее страницы.
   
«О Чендрианах мало что можно поведать. О них ведомо всякому. Любое дитя знает песню о них. Однако же историй про них в народе не рассказывают.
   
Поставьте любому Фермеру кружку пива, и он часами будет повествовать о Даннерлингах. Но стоит лишь помянуть Чендрианов, и уста его замкнутся, подобно гузну Пряхи, он коснется железа и отодвинется подальше.
   
Многие полагают, что разговоры о Фэейе накликают беду, однако же в народе все равно о них говорят. Чем столь отличны Чендрианы — воистину, того не ведаю. Один весьма нетрезвый Кожевник в городе Хиллесборроу сказал мне вполголоса: „Будешь о них разглагольствовать — они за тобой явятся!“ Сдается мне, что таков невысказанный страх неученого народа.
   
Итак, изложу то, что сумел проведать, хотя все сие весьма обыденно и расплывчато. Чендрианов несколько, и число их различно. (Вероятней всего, семь, на что указует их имя.) Они являются и вершат различные злочины, а по какой причине — то неведомо.
   
Есть знаки, кои указуют на их Появление, однако на сей счет мнения расходятся. Чаще всего поминают синий огонь, однако слыхал я также о скисшем вине, слепоте, урожае, сохнущем на корню, неодолимых бурях, выкидышах у женщин и солнце, темнеющем в небе.
   
В целом же Тема сия представляется мне Бесплодною и Утомительною».
   
Я закрыл книгу. «Бесплодною и Утомительною»… Как это знакомо.
   
Но хуже всего было даже не это. Все, что тут написано, я уже и так знал. Хуже всего было то, что это был лучший источник информации, который мне удалось откопать более чем за сотню часов долгих поисков.
  
  
   
    
ГЛАВА 17
    
ИНТЕРЛЮДИЯ
    
ИГРА ПО РОЛЯМ
   
   
Квоут поднял руку, и Хронист оторвал перо от бумаги.
   
— Давайте на этом пока остановимся, — сказал Квоут, кивая в сторону окна. — А то вон Коб сюда идет.
   
Квоут встал и отряхнул фартук.
   
— Могу ли я посоветовать вам немного привести себя в порядок?
   
Он кивнул в сторону Хрониста.
   
— А то у вас такой вид, словно вы занимались чем-то недозволенным.
   
Квоут спокойно удалился за стойку.
   
— Само собой разумеется, что ничего подобного вы не делали. Ты, Хронист, скучаешь в ожидании работы. Потому ты и разложил свои письменные принадлежности. Тебя огорчает, что ты застрял без лошади в этом забытом Богом городишке. Но ничего не поделаешь, приходится исходить из того, что есть.
   
— Ого! — ухмыльнулся Баст. — Тогда дай роль и мне тоже!
   
— Используй свои сильные стороны, Баст, — сказал Квоут. — Ты пьешь с нашим единственным постояльцем, потому что ты лодырь и бездельник, которого никому даже в голову не придет нанять для работы в поле.
   
Баст довольно ухмыльнулся.
   
— И что, я тоже скучаю?
   
— Ну а как же, Баст? Что тебе еще остается?
   
Он свернул полотняную салфетку и положил ее на стойку.
   
— Ну а мне скучать некогда. Я суечусь по хозяйству, у меня сотня мелких дел, которые необходимо делать для того, чтобы в трактире все было как надо.
   
Он окинул их взглядом.
   
— Хронист, развались повольготнее! Баст, если не можешь перестать ухмыляться, начни, по крайней мере, рассказывать нашему приятелю историю про трех попов и Мельникову дочку!
   
Баст ухмыльнулся еще шире.
   
— Да-а, славная история!
   
— Ну что, роли все получили?
   
Квоут взял салфетку со стойки и направился к двери на кухню, сказав по пути:
   
— Явление второе. Входит Старый Коб.
   
На деревянном крыльце послышался топот, и в «Путеводный камень» раздраженно ввалился Старый Коб. Он скользнул взглядом по столу, за которым ухмыляющийся Баст оживленно жестикулировал, рассказывая какую-то побасенку, и направился к стойке.
   
— Эй, Коут! Ты тут?
   
Секунду спустя трактирщик выбежал из кухни, вытирая мокрые руки фартуком.
   
— А, Коб, привет! Чем могу служить?
   
— Грейм прислал за мной мальчонку Оуэнсов, — раздраженно сказал Коб. — Ты не знаешь, зачем я сюда приперся, когда надо овсы возить?
   
Коут покачал головой.
   
— Я думал, что он сегодня возит пшеницу у Маррионов.
   
— Дурость какая! — буркнул Коб. — Ночью дождь собирается, а я тут торчу, а овсы в поле стоят не вывезены!
   
— Ну, раз уж ты зашел, может, хлебнешь сидру? — предложил расторопный трактирщик. — Только утром отжал!
   
Обветренное лицо старика немного прояснилось.
   
— Ну, раз уж все равно ждать… — проворчал он. — Кружечка сидра не помешает.
   
Коут ушел в кладовку и вернулся с кувшином. На крыльце снова послышались шаги, и в дверь вошли Грейм, Джейк, Картер и ученик кузнеца.
   
Коб гневно уставился на них.
   
— Ну и что за такие важные дела, ради которых стоило вытаскивать меня в город в разгар дня? — осведомился он. — Солнышко так и жарит…
   
Из-за стола, за которым сидели Хронист и Баст, раздался взрыв хохота. Обернувшись, все увидели побагровевшего Хрониста, который хохотал, прикрывая рот ладонью. Баст тоже ржал, стуча кулаком по столу.
   
Грейм подвел остальных к стойке.
   
— Я тут узнал, что Картер с мальчиком взялись помочь Оррисонам отогнать овец на рынок, — сказал он. — В Бэдн, да ведь?
   
Картер и ученик кузнеца кивнули.
   
— Понятно… — старый Коб посмотрел на свои руки. — На похоронах вас, стало быть, не будет.
   
Картер сурово кивнул, но Аарон выглядел ошеломленным. Он обводил взглядом всех присутствующих, но они стояли неподвижно, глядя на старого крестьянина у стойки.
   
— Ладно, — сказал наконец Коб, подняв глаза на Грейма. — Это хорошо, что ты нас собрал.
   
Он увидел лицо мальчика и фыркнул.
   
— У тебя такой вид, парень, как будто ты свою кошку задавил. Овец продать надо. Шеп это знал. И он не стал бы думать о тебе хоть на йоту хуже из-за того, что ты делаешь то, что надо.
   
Он похлопал ученика кузнеца по спине.
   
— Сейчас сядем, выпьем, проводим его, как полагается. Вот что важно. А уж то, что будет нынче в церкви, — это так, поповская болтовня. Мы умеем прощаться лучше их.
   
Он взглянул за стойку.
   
— Коут, принеси нам его любимого.
   
Трактирщик уже суетился, доставая деревянные кружки и наполняя их густо-коричневым пивом из небольшого бочонка за стойкой.
   
Старый Коб поднял кружку, остальные последовали его примеру.
   
— За нашего Шепа!
   
Грейм заговорил первым.
   
— Когда мы были мальчишками, мы как-то раз пошли на охоту, и я сломал ногу, — начал он. — Я ему говорю: беги, мол, за помощью, а он нет, не бросил меня. Соорудил небольшую волокушу буквально из ничего, на одном упрямстве. И притащил-таки меня в город.
   
Все выпили.
   
— А меня он с моей женушкой познакомил, — сказал Джейк. — Даже не помню, поблагодарил ли я его как следует…
   
Все выпили.
   
— А я когда свалился с крупом, он меня каждый день навещать приходил, — сказал Картер. — Мало кто приходил, а он вот — да. И суп мне носил, что его жена варила.
   
Все выпили.
   
— Он был добр ко мне, когда мы сюда переехали, — сказал ученик кузнеца. — Шутил со мной. А как-то раз я загубил тележную пару, которую он принес починять, так он ни слова не сказал мастеру Калебу…
   
Он судорожно сглотнул и нервно огляделся.
   
— Я его любил, правда…
   
Все выпили.
   
— Он был храбрей всех нас, — сказал Коб. — Первым бросился с ножом на того мужика вчерашнего. Был бы этот ублюдок нормальный, на том бы все и кончилось.
   
Голос у Коба слегка дрожал, и на миг он сделался маленьким, усталым и старым, таким старым, каким и был на самом деле.
   
— Однако вышло все не так. Дурные нынче времена для того, чтобы быть храбрым человеком. Однако же он все-таки был храбрым. А лучше бы я был храбрым и погиб вместо него, а он бы сейчас сидел дома и целовал свою молодуху…
   
Остальные загомонили и осушили кружки до дна. Грейм кашлянул, прежде чем поставить кружку на стойку.
   
— Я не знал, чего говорить… — негромко произнес ученик кузнеца.
   
Грейм хлопнул его по спине и улыбнулся.
   
— Ты хорошо сказал, мальчик.
   
Трактирщик кашлянул, и все обернулись к нему.
   
— Надеюсь, вы не сочтете за дерзость… — сказал он. — Я-то не знал его так хорошо, как вы все. Недостаточно хорошо для первого круга, но, может быть, достаточно для второго.
   
Он теребил завязки своего фартука, словно стеснялся, что вообще вылез говорить.
   
— Я понимаю, еще рановато, но мне хотелось бы опрокинуть с вами по рюмочке виски в память Шепа.
   
Мужики одобрительно загудели. Трактирщик достал из-под стойки стаканчики и принялся их наполнять. И не из бутылки: рыжий наливал из одного из массивных бочонков, которые стояли на полке за стойкой. Бочковое виски стоило по пенни за глоток, так что атмосфера сделалась куда душевнее, чем могла бы быть в ином случае.
   
— За что пить-то будем? — спросил Грейм.
   
— За то, чтобы кончился уже, наконец, этот паскудный год, — предложил Джейк.
   
— Ну, это же разве тост! — укорил его Старый Коб.
   
— За короля? — предложил Аарон.
   
— Нет, — возразил трактирщик. Голос его звучал на удивление твердо. Он поднял свой стаканчик. — За старых друзей, которые заслуживали лучшей участи!
   
Люди по ту сторону стойки торжественно кивнули и осушили стаканчики.
   
— Ох, Господь и владычица, ну и доброе виски, — почтительно сказал Старый Коб, слегка прослезившись. — Щедрый ты мужик, Коут. Я рад знакомству с тобой.
   
Ученик кузнеца поставил было свой стаканчик, но стаканчик тут же опрокинулся набок и покатился по стойке. Мальчик подхватил его прежде, чем он свалился на пол, и с подозрением уставился на круглое донышко.
   
Джейк разразился зычным крестьянским гоготом, а Картер аккуратно поставил свой стаканчик на стойку кверху дном.
   
— Я уж не знаю, как это делают в Рэннише, — сказал мальчику Картер, — но в наших краях именно поэтому и говорят — «опрокинуть рюмочку».
   
Ученик кузнеца смутился и поставил свою рюмку на стойку кверху дном, вслед за остальными. Трактирщик ободряюще улыбнулся ему, собрал рюмки и скрылся на кухне.
   
— Ну чего, — бодро сказал Старый Коб, потирая руки, — успеем еще насидеться, когда вы вернетесь из Бэдна! А погода ждать не станет, да и Оррисонам, наверно, не терпится отправиться в путь.
   
После того как гости один за другим удалились из «Путеводного камня», Квоут вернулся с кухни и подошел к столу, за которым сидели Баст и Хронист.
   
— Шеп мне нравился, — тихо сказал Баст. — Коб, конечно, наглец и старый зануда, однако он обычно понимает то, о чем говорит.
   
— Коб понимает вдвое меньше, чем ему кажется, — возразил Квоут. — Это ты всех спас вчера вечером. Если бы не ты, эта тварь прошлась бы по залу, как крестьянин, молотящий пшеницу.
   
— Ну Реши, это же неправда! — воскликнул Баст оскорбленным тоном. — Ты бы ее остановил! Ты же это можешь.
   
Трактирщик только плечами пожал. Ему явно не хотелось спорить. Баст сурово поджал губы и прищурил глаза.
   
— И все же, — негромко сказал Хронист, нарушив молчание прежде, чем оно сделалось слишком напряженным, — Коб был прав. Шеп поступил храбро. Это следует чтить.
   
— Не буду я этого чтить, — сказал Квоут. — На этот счет Коб был прав. Сейчас плохие времена для того, чтобы быть храбрым.
   
Он сделал знак Хронисту, чтобы тот снова взялся за перо.
   
— И все-таки мне тоже хочется, чтобы я был похрабрее и Шеп сейчас сидел дома и целовал свою молодуху…
  
  
   
    
ГЛАВА 18
    
ВИНО И КРОВЬ
   
   
В конце концов Вил с Симом вырвали меня из теплых объятий архивов. Я упирался и проклинал их, но они были тверды как скала, и вскоре все мы втроем бросали вызов ледяному ветру, шагая по дороге в Имре.
   
Мы пришли в «Эолиан», заняли столик у восточного очага, чтобы можно было смотреть на сцену и греть спину. После пары кружек моя ненасытная тяга к книгам поутихла, превратившись в тупую боль. Мы болтали, играли в карты, и мало-помалу я даже начал получать от этого удовольствие, невзирая на тот факт, что где-то поблизости, несомненно, бродит Денна, держа под руку Амброза.
   
Несколько часов спустя я сидел за столом, размякший, сонный, угревшийся у очага, а Вил с Симом яростно спорили о том, является ли верховный король Модега настоящим правящим монархом или всего лишь номинальным главой. Я уже почти засыпал, когда на наш столик брякнулась тяжелая бутылка, а вслед за этим раздался тоненький перезвон винных бокалов.
   
У нашего столика стояла Денна.
   
— Подыгрывайте! — вполголоса сказала она. — Вы меня ждали. Я опоздала, и вы рассержены.
   
Я сонно завозился на стуле, пытаясь проморгаться.
   
Сим отважно ответил на вызов.
   
— Мы тебя уже час ждем! — сердито насупился он и решительно постучал по столу двумя пальцами. — И не думай, будто достаточно будет угостить нас выпивкой, и это все уладит! Я требую извинений!
   
— Ну, вообще-то это не совсем моя вина, — сказала Денна, исходя смущением. Она обернулась и указала в сторону бара.
   
Я посмотрел туда, опасаясь увидеть Амброза в его треклятой шляпе, самодовольно пялившегося на меня. Но то был всего лишь лысеющий сильдиец. Он отвесил нам короткий неуклюжий поклон, нечто среднее между приветствием и извинением.
   
Сим мрачно зыркнул на него, потом обернулся к Денне и нехотя указал на свободный стул напротив меня.
   
— Ну ладно. Так что, в уголки-то играть будем или как?
   
Денна опустилась на стул, спиной к залу. Наклонилась и чмокнула Симмона в лоб.
   
— Молодчина! — сказала она.
   
— Я, между прочим, тоже сердился! — заметил Вил.
   
Денна подвинула ему бутылку.
   
— За это можешь разливать!