1 2 3 4 5 6 7 8 9 
   
   
Розенкранц
   
– Ничего.
   
   
Гильденстерн
   
– Что-нибудь он должен делать.
   
   
Розенкранц
   
– Идет.
   
   
Гильденстерн
   
– На руках?
   
   
Розенкранц
   
– Нет.
   
   
Гильденстерн
   
– Нагишом?
   
   
Розенкранц
   
– Застегнут на все пуговицы.
   
   
Гильденстерн
   
– Мелет что-нибудь?
   
   
Розенкранц
   
– По-моему, нет.
   
   
Гильденстерн
   
– Ты, наверно, ошибся.
   
   
Розенкранц
   
– Вряд ли.
   
   
Пауза.
   
   
Гильденстерн
   
– Честное слово, не представляю, как его втянуть в разговор.
   
В глубине сцены показывается Гамлет, который жестикулирует, как бы взвешивая «за» и «против» во время своего – нами не слышимого – монолога. Розенкранц и Гильденстерн наблюдают за ним.
   
   
Розенкранц
   
– Ну, можем сказать, что воспользовались случаем... повидать его... Это и вправду вышло случайно... по-моему... По-моему, надо напрямик, без церемоний... как мужчина с мужчиной... По старой дружбе... Например: слушай, старина, что все это значит?.. В этом духе... по-моему. Прямой, непринужденный подход. Да, именно так... по-приятельски... Этот случай надо хватать, я считаю... если мое мнение, конечно, учитывается... Дареному коню можно и в глаза заглянуть... И так далее. (Делает шаг в сторону Гамлета, но нервы его сдают, и он возвращается.) Благоговение, вот что нам мешает. Перед голубой кровью. Как доходит до дела, всегда пасуем...
   
   
Входит Офелия, представляющая в единственном числе нечто вроде религиозной процессии.
   
   
Гамлет
   
    
     
Мой грех в своих молитвах вспомни, нимфа.
    
   
   
Услышав его голос, Офелия останавливается; он берет ее за руку и притягивает к себе.
   
   
Офелия
   
    
     
Мой добрый принц,
     
Как поживали вы все это время?
    
   
   
   
Гамлет
   
    
     
Благодарю вас; сносно, сносно, сносно.
    
   
   
   
Переговариваясь, они исчезают за кулисами.
   
   
Розенкранц
   
– Вроде как в городском парке.
   
   
Гильденстерн
   
– Да, выразительно. Ну, так как насчет твоего непринужденного подхода? Могло произвести сильное впечатление. Если я еще имею право на личное мнение – сядь и заткнись. Хватит твоих фантазий.
   
   
Розенкранц (почти в слезах).
   
– Это невыносимо!
   
   
Появляется женская фигура в королевском одеянии. Розенкранц подкрадывается к ней сзади, закрывает глаза ладонями и – с отчаянной фамильярностью:
   
   
– Угадай, кто?!
   
   
Актер (появляясь из дальнего угла сцены)
   
– Альфред!
   
   
Розенкранц опускает руки и быстро оборачивается. Оказывается, он обнимал Альфреда, одетого в женское платье и в парике блондинки. Актер все еще стоит в углу сцены. Розенкранц подходит к нему. Они стоят нос к носу.
   
   
Розенкранц
   
– Виноват.
   
   
Актер автоматически поднимает правую ногу. Розенкранц наклоняется и кладет руку на пол в этом месте. Актер опускает ногу. Розенкранц вскрикивает и отскакивает.
   
   
Актер
   
– Прошу прощения.
   
   
Гильденстерн (K Розенкранцу).
   
– Что он сделал?
   
   
Актер
   
– Топнул ногой.
   
   
Розенкранц
   
– Моя рука была на полу.
   
   
Гильденстерн
   
– Ты сунул свою руку под его ногу?
   
   
Розенкранц
   
– Я ...
   
   
Гильденстерн
   
– Зачем?
   
   
Розенкранц
   
– Я думал ... (Вцепляется в Гильденстерна.) Не оставляй меня!
   
   
Он порывается к выходу; оттуда появляется актер в одежде короля. Розенкранц бросается в другую сторону; оттуда выходят два актера в плащах. Розенкранц совершает еще одну попытку, но навстречу появляется еще один актер, и Розенкранц замирает посреди сцены, 1-й актер устало хлопает в ладоши.
   
   
Актер
   
– За дело! Времени маловато.
   
   
Гильденстерн
   
– Что происходит?
   
   
Актер
   
– Генеральная репетиция. А теперь, если вы не возражаете, отойдите чуть-чуть в сторонку... так... хорошо. (К актерам.) Все готовы? (К Розенкранцу и Гильденстерну.) Мы все время работаем в одних и тех же костюмах, и они, знаете, часто забывают, кого именно надо играть... Альфред! Перестань ковырять в носу. Королевы совершают это... умственным путем... Это у них наследственное. Отлично. Тишина. Поехали!
   
   
Актер-король
   
    
     
Уж тридцать раз как колесница Феба...
    
   
   
   
Актер (вскакивая, со злостью.)
   
– Нет, нет, нет! Начинай с пантомимы, понял? Ваше трепаное величество! (К Розенкранцу и Гильденстерну.) Они немножко не в форме, но когда они начнут умирать, то будут бесподобны. Смерть вызывает у них вдохновение.
   
   
Гильденстерн
   
– Очень мило с их стороны.
   
   
Актер
   
– Ничего нет более неубедительного, чем неубедительная смерть.
   
   
Гильденстерн
   
– Бесспорно.
   
   
Актер хлопает в ладоши.
   
   
Актер
   
– Акт первый – пошли!
   
   
Пантомима. Тихая мелодия флейты. Актер-король и актер-королева обнимаются. Она становится на колени и о чем-то молит его. Он поднимает ее с колен и кладет свою голову ей на плечо. Засыпает. Она, видя, что он уснул, оставляет его.
   
   
Гильденстерн
   
– Что это означает?
   
   
Актер
   
– Видите ли, это такой прием. Это – схема; с ее помощью мы делаем происходящее более или менее понятным. Язык наших пьес настолько плох, что компенсирует недостатки стиля разве что своей неясностью. 
   
   
Пантомима продолжается – входит другой актер. Он снимает со спящего корону, целует ее. Потом достает флакончик с ядом и вливает его в ухо спящего, потом выходит. Спящий, героически содрогаясь, умирает.
   
   
Розенкранц
   
– А это кто был?
   
   
Актер
   
– Брат короля и дядя принца.
   
   
Гильденстерн
   
– Не очень-то по-братски.
   
   
Актер
   
– И вообще не по-родственному. Особенно дальше.
   
   
Королева возвращается; найдя короля мертвым, проводит сцену горя. Снова входит отравитель, сопровождаемый двумя актерами в плащах. Тело уносят. Отравитель как бы утешает королеву дарами. Поначалу она сопротивляется, но вскоре уступает ему и отвечает на ласки. В этот момент слышится душераздирающий женский вопль, и появляется Офелия, преследуемая Гамлетом. Гамлет – в истерике, он кричит на нее, хватает за рукав и т. д.; все это – в центре сцены.
   
   
Гамлет
   
– Нет, с меня довольно, это свело меня с ума.
   
   
Она опускается, плача, на колени.
   
   
– Я говорю: у нас не будет больше браков. (Снижает голос, обращаясь к застывшим в своих позах актерам.) – Те, которые уже в браке (исподтишка кланяется королеве и отравителю; более доверительным тоном), – все, кроме одного, останутся жить. (Невесело усмехается им, собираясь отойти; тон снова меняется, последние слова он произносит с нарастанием.) – Прочим оставаться как они есть. (Уже уходя, он наклоняется к трясущейся Офелии и произносит ей прямо в ухо, отрывисто.) 
   
– В монастырь, в монастырь...
   
   
Он выходит. Офелия посреди сцены падает на колени, ее всхлипывания еле слышны. Небольшая пауза.
   
   
Актер-король
   
    
     
Уж тридцать раз как колесница Феба...
    
   
   
   
Входят Клавдий с Полонием; они приближаются к Офелии и поднимают ее. Актеры, опустив головы, быстро отступают в глубь сцены.
   
   
Клавдий
   
    
     
Любовь? Не к ней мечты его стремятся;
     
И речь его, хотя в ней мало строя,
     
Была не бредом. У него в душе
     
Уныние высиживает что-то.
     
И я боюсь, что вылупиться может
     
Опасность; чтоб ее предупредить,
     
Я, быстро рассудив, решаю так:
     
Он в Англию отправится немедля...
    
   
   
   
С этими словами они – Клавдий, Полоний, Офелия – исчезают из виду. Актер, выходя вперед, хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.
   
   
Актер
   
– Так не пойдет, джентльмены. (Актеры смотрят на него.) С этим нельзя выходить на сцену. (К Гильденстерну.) Какое у вас впечатление?
   
   
Гильденстерн
   
– А какое должно быть впечатление?
   
   
Актер (актерам)
   
– Вы не даете самой сути!
   
   
Розенкранц делает несколько шагов вслед за Офелией, потом возвращается.
   
   
Розенкранц
   
– Любовью это мне не кажется.
   
   
Гильденстерн
   
– Возвращаясь к нашим баранам...
   
   
Актер (к актерам)
   
– Это было ни к черту.
   
   
Розенкранц (к Гильденстерну)
   
– Похоже, вечером будет хаос.
   
   
Гильденстерн
   
– Не суйся – мы только зрители.
   
   
Актер
   
– Акт второй! По местам!
   
   
Гильденстерн
   
– Разве это еще не конец?
   
   
Актер
   
– Вы называете это концом? Когда еще нет трупов? Ну нет; что называется, только через... ваш труп.
   
   
Гильденстерн
   
– Как я должен это принять?
   
   
Актер
   
– Лежа. (Короткий смешок – но в ту же секунду это лицо человека, который никогда не смеялся.) У произведения искусства всегда есть замысел, вы же знаете. События развиваются сами по себе, пока не наступает эстетический, нравственный и логический финал.
   
   
Гильденстерн
   
– А какой финал на этот раз?
   
   
Актер
   
– Обычный. Вариантов, не бывает: мы приближаемся к месту, когда все, кому назначено умереть, умирают.
   
   
Гильденстерн
   
– Назначено?
   
   
Актер
   
– Ну, между «кушать подано» и «трагической иронией» достаточно места для проявления наших индивидуальных способностей. Вообще говоря, все можно считать законченным только тогда, когда дела так плохи, что хуже быть просто не могут. (Включает улыбку.)
   
   
Гильденстерн
   
– Кто это решает?
   
   
Актер (выключает улыбку)
   
– Решает? Это написано. (Он отворачивается, но Гильденстерн хватает его и резко поворачивает к себе; безмятежно.) – А сейчас, если вы будете столь любезны, разойдемся как в море корабли. Выражаясь популярно.
   
   
Гильденстерн отпускает его.
   
   
– Мы актеры, понимаете? Мы не выбираем: мы подчиняемся указаниям. Плохой конец прискорбен, хороший – безрадостен. В этом смысл трагедии. (Громко.) По местам!
   
   
Актеры занимают свои места для продолжения пантомимы; на этот раз представляется любовная сцена – страстная, эротическая – между королевой и отравителем-королем.
   
Любовники начинают. Актер вполголоса быстро комментирует происходящее Розенкранцу и Гильденстерну.
   
   
– Убив брата и соблазнив вдову, отравитель захватывает трон. В этой сцене они отпускают поводья своей разнузданной страсти. Она не догадывается, что мужчина, которого она сжимает в объятиях.... !
   
   
Розенкранц
   
– О, конечно – да – понимаю! Но это невозможно.
   
   
Актер
   
– Да? Почему?
   
   
Розенкранц
   
– Да как же – я полагаю, люди пришли отдохнуть, развлечься – а не за грязным и бессмысленным развратом.
   
   
Актер
   
– Ошибаетесь – именно за этим. Убийство, обольщение и инцест, – а вам чего нужно – хохмочек?
   
   
Розенкранц
   
– Я хочу хорошую историю – с началом, серединой и концом.
   
   
Актер (к Гильденстерну).
   
– А вам?
   
   
Гильденстерн
   
– Я предпочел бы искусство как зеркало жизни. Если тебе не все равно.
   
   
Актер
   
– Мне, сэр, все равно. (К обнимающимся любовникам.) Отлично, но не увлекайтесь. (Они встают; к Гильденстерну.) Мой выход через минуту. Луциан, племянник короля! (Поворачивается к актерам.) Следующий!
   
   
Актеры готовятся к следующему фрагменту пантомимы, который состоит в том, что сам актер представляет – хореография и стилизация – мучимого тоской, что есть вступление к страстной сцене с королевой («Гамлет», акт III, сцена 4).
   
Затем следует очень стилизованная сцена убийства Полония, закалываемого сквозь занавес (убитый король играет Полония); в течение этой сцены актер продолжает скороговоркой комментировать Розенкранцу и Гильденстерну происходящее:
   
   
Актер
   
– Луциан, племянник короля... отставленный дядей от трона и потрясенный... его кровосмесительным браком с его матерью... теряет разум... производя при дворе переполох и замешательство... своими метаниями... меж горчайшей меланхолией и диким безумием... попытками самоубийства (поза) и убийством (закалывает Полония)... наконец он предстает перед своей матерью и в довольно двусмысленной сцене (объятие – с элементами эдипова комплекса) умоляет ее признать вину и раскаяться... (Вскакивает, продолжая говорить.) Король (он выталкивает вперед отравителя-короля), мучимый виной, мучимый страхом, решает отослать своего племянника в Англию... и доверяет эту миссию двум улыбчивым подчиненным... придворным... двум шпионам... (отворачивается, чтобы соединить в одну группу отправителя-короля и двух актеров в плащах; эти двое кланяются, принимая от короля пакет)... вручив им письмо для передачи английскому двору!.. И вот они отбывают – на борту корабля... Два актера, шпионы, встают по бокам актера, а все трое начинают раскачиваться в унисон: движение корабля; потом актер отделяется от них. ...и они прибывают... Один из шпионов прикрывает глаза ладонью, разглядывая горизонт... ...причаливают... и предстают перед английским королем. (Поворачивается на 180 градусов.) Английский король...
   
   
Перемена головного убора превращает актера, игравшего только что убитого короля, в английского короля.
   
   
– ...Но где же принц? Куда он пропал? Сюжет усложнился – волею судьбы и интриги в руках у них оказывается письмо, обрекающее их на гибель! Шпионы вручают английскому королю письмо; английский король прочитывает его и приказывает их казнить. Актер срывает с них плащи, готовя их к экзекуции. Предатели, погоревшие на своей же хитрости, или жертвы богов – мы никогда этого не узнаем!
   
   
До сих пор пантомима шла плавно и безупречно, но тут Розенкранц делает шаг вперед, и все останавливается. Обстоятельством, заставившим Розенкранца вмешаться, оказывается тот факт, что под плащами оба шпиона одеты в костюмы, абсолютно аналогичные костюмам самих Розенкранца и Гильденстерна. Несколько неуверенно Розенкранц приближается к «своему» шпиону. Он в недоумении, почему именно костюм кажется ему знакомым. Останавливается и задумчиво ощупывает ткань...
   
   
Розенкранц
   
– Хм, если это не ...! Стоп, погоди, не отвечай – это было уже столько лет тому – но где именно? Мы знакомы, не так ли? Я никогда не забываю лиц (всматривается в лицо шпиона)... то есть твоего-то я прежде не видел. На минуту мне показалось, что – нет, мы прежде не встречались, верно? Да, боюсь, ты ошибаешься. Боюсь, ты принял меня за кого-то другого.
   
   
Гильденстерн тем временем приближается к другому шпиону, напряженно наморщив лоб.
   
   
Актер (к Гильденстерну).
   
– Вы знакомы с этой пьесой, сэр?
   
   
Гильденстерн
   
– Нет.
   
   
Актер
   
– Бойня – целых восемь трупов. Это у нас получается лучше всего.
   
   
Гильденстерн (с силой, накапливавшейся во время пантомимы и комментария к ней).
   
– Ты! Что ты знаешь о смерти?
   
   
Актер
   
– Что актерам это удается лучше всего. Они должны выдать все, на что их талант способен, и их талант – умирание. Они умирают героически, комически, иронически, медленно, быстро, отвратительно, очаровательно и, наконец, на котурнах. Лично мое амплуа несколько более общее. Я извлекаю из мелодрамы суть, которой там часто и нет; но иногда, несмотря на это, проскальзывает тонкий луч света, который, если под определенным углом, может, так сказать, пронзить покров смертности.
   
   
Розенкранц
   
– И это все, на что они способны, – умирать?
   
   
Актер
   
– Нет, нет – они еще красиво убивают. Некоторые убивают даже красивей, чем умирают. Остальные лучше умирают, чем убивают. Это труппа.
   
   
Розенкранц
   
– Который из них который?
   
   
Актер
   
– Почти никакой разницы.
   
   
Гильденстерн (страх, насмешка).
   
– Актеры! Механики дешевых мелодрам! Это не смерть! (Спокойней.) Вы кричите, давитесь, ползаете на четвереньках – но ни у кого это не рождает ощущения смерти – никого не застает врасплох, чтоб в мозгу у них что-то прошептало: «Однажды и ты будешь умирать». (Упрощая.) Вы умираете столько раз; как же вы рассчитываете, что они поверят в смерть подлинную?
   
   
Актер
   
– Как раз наоборот, это единственный вид смерти, в который они верят. Они у меня вышколены. У меня однажды был актер, которого приговорили к виселице за кражу овцы – или барана, – не помню точно. Так я испросил разрешения повесить его по ходу пьесы – пришлось малость изменить фабулу, но я посчитал, что так будет эффектней. Вы, может быть, не поверите, но это не выглядело убедительно. Поколебать их недоверие невозможно, – и когда публика начала глумиться и швырять помидоры – все кончилось катастрофой! – он ничего другого не делал, только плакал – совсем не по роли – просто стоял там и плакал... Нет, больше никогда...
   
   
В прекрасном настроении он снова возвращается к пантомиме: два шпиона ожидают казни от его руки, актер вытаскивает из-за пояса свой кинжал.
   
   
– Публика знает, чего она хочет, и только этому она согласна верить. (Шпионам.) Показывайте!
   
   
Шпионы умирают, не спеша, но убедительно. Свет начинает меркнуть, и, пока они умирают, Гильденстерн говорит.
   
   
Гильденстерн
   
– Нет, нет, нет... все совсем не так... этого не сыграешь. Факт смерти не имеет ничего общего с тем... как мы это видим... как это происходит. Это не кровь и не вопли и падение тел – смерть состоит не в этом. Просто дело в том, что человек больше не появляется, и все, – сейчас вы его видите, сейчас – нет, и правда только в том, что в эту минуту он здесь, а в следующую уже нет, и он больше не вернется – просто уход, скромный и необъявляемый, – отсутствие, становящееся весомым по мере того, как оно длится и длится, – пока, наконец, совсем не придавит.
   
   
Два шпиона лежат на сцене, еле видимые. Актер выходит вперед и накрывает их тела плащами. Розенкранц медленно аплодирует.
   
   
Затемнение.
   
   
Секунда тишины, потом сильный шум, крики: «Король встает!», «Прекратить представление!» – и возгласы: «Свет! Свет! Свет!» Когда несколькими секундами позже начинает светлеть, становится ясно, что это – восход солнца. Сцена пуста, если не считать двух персонажей, лежащих примерно в тех же позах, что и казненные шпионы. Когда становится совсем светло, выясняется, что это спокойно спящие Розенкранц и Гильденстерн; Розенкранц приподнимается на локтях и, щурясь, смотрит в зал. Затем – произносит:
   
   
Розенкранц
   
– Это, должно быть, восток, там. Теперь наверняка.
   
   
Гильденстерн
   
– Ничего не наверняка.
   
   
Розенкранц
   
– Нет, это точно. Там солнце. Восток.
   
   
Гильденстерн (глядя вверх).
   
– Где?
   
   
Розенкранц
   
– Я видел, оно вставало.
   
   
Гильденстерн
   
– Нет... все время было светло, только ты открывал глаза очень медленно. Лежи ты лицом в другую сторону, там тоже был бы восток.
   
   
Розенкранц (поднимаясь).
   
– Ты само недоверие.
   
   
Гильденстерн
   
– Ну, я не раз попадался.
   
   
Розенкранц (глядя поверх публики).
   
– Похоже на правду.
   
   
Гильденстерн
   
– Их интересует, что мы предпримем.
   
   
Розенкранц
   
– Добрый, старый восток.
   
   
Гильденстерн
   
– И стоит нам пошевелиться, как они обрушатся со всех сторон со своими путаными инструкциями, сводя с ума идиотскими замечаниями и перевирая наши имена.
   
   
Розенкранц собирается что-то возразить, но прежде чем он раскрывает рот:
   
   
Клавдий (за сценой)
   
– Эй, Гильденстерн!
   
   
Гильденстерн еще лежит. Небольшая пауза.
   
   
    
     
Друзья мои, сходите за подмогой.
     
В безумстве Гамлет умертвил Полония
     
И выволок из комнат королевы.
     
Поладьте с ним, а тело отнесите
     
В часовню. И, прошу вас, поскорее.
     
Идем, Гертруда, созовем друзей,
     
Расскажем им все то, что мы решили...
    
   
   
Розенкранц и Гильденстерн не шевелятся.
   
   
Гильденстерн
   
– Н-ну...
   
   
Розенкранц
   
– Вот именно...
   
   
Гильденстерн
   
– Ну-ну.
   
   
Розенкранц
   
– Именно, именно. (Кивает с фальшивой убежденностью.) Найдите его. (Пауза.) И так далее.
   
   
Гильденстерн
   
– Вот именно.
   
   
Розенкранц
   
– Ну. (Небольшая пауза.) Н-да, это уже шаг вперед.
   
   
Гильденстерн
   
– Он тебе не понравился?
   
   
Розенкранц
   
– Кто?
   
   
Гильденстерн
   
– Боже правый, надеюсь, по нам будет пролито больше слез.
   
   
Розенкранц
   
– Но все же это шаг вперед, правда? Уже нечто конкретное – разыщите его. (Озирается, не двигаясь.) С чего бы начать? (Делает один шаг в сторону кулисы и останавливается.)
   
   
Гильденстерн
   
– Да, это шаг вперед.
   
   
Розенкранц
   
– Ты думаешь? Он же может быть где угодно.
   
   
Гильденстерн
   
– Отлично – ты идешь в эту сторону, я – в ту.
   
   
Розенкранц
   
– Ладно.
   
   
Идут к разным кулисам. Розенкранц останавливается.
   
   
– Нет.
   
   
Гильденстерн останавливается.
   
   
– Ты иди в ту, а я – в эту.
   
   
Гильденстерн
   
– Отлично.
   
   
Идут навстречу друг другу. Расходятся. Розенкранц останавливается.
   
   
Розенкранц
   
– Погоди минутку.
   
   
Гильденстерн останавливается.
   
   
– Я думаю, надо держаться вместе. Может, он небезопасен.
   
   
Гильденстерн
   
– Разумно. Я пойду с тобой.
   
   
Гильденстерн идет к Розенкранцу, минует его. Розенкранц останавливается.
   
   
Розенкранц
   
– Нет, я пойду с тобой.
   
   
Гильденстерн
   
– Ладно.
   
   
Они поворачивают, идут через сцену к другой кулисе.
   
Розенкранц останавливается. Гильденстерн тоже.
   
   
Розенкранц
   
– Я пойду с тобой, но в мою сторону.
   
   
Гильденстерн
   
– Отлично.
   
   
Опять поворачивают и идут через сцену. Розенкранц останавливается. Гильденстерн тоже.
   
   
Розенкранц
   
– Слушай, мне пришло в голову. Если мы оба уйдем, он может прийти сюда. Глупо получится, а?
   
   
Гильденстерн
   
– Прекрасно – я остаюсь, ты – идешь.
   
   
Розенкранц
   
– Правильно.
   
   
Гильденстерн идет в центр сцены.
   
   
– Минутку.
   
   
Гильденстерн поворачивается и идет, пятясь, к Розенкранцу, который двигается к авансцене; расходятся. Розенкранц останавливается.
   
   
– Послушай.
   
   
Гильденстерн останавливается.
   
   
– Надо держаться вместе. Он может быть небезопасен.
   
   
Гильденстерн
   
– Разумно.
   
   
Гильденстерн подходит к Розенкранцу. Замирают ненадолго в своих первоначальных положениях.
   
   
– Так, наконец-то мы куда-то идем.
   
   
Пауза.
   
   
– Конечно, он может не прийти...
   
   
Розенкранц (легко).
   
– О, он придет.
   
   
Гильденстерн
   
– Пришлось бы кое-что объяснять.
   
   
Розенкранц
   
– Придет. (Легким шагом идет в глубь сцены.) Не волнуйся – можешь верить мне на слово. (Вглядывается за кулису, пораженно.) Идет.
   
   
Гильденстерн
   
– Как?
   
   
Розенкранц
   
– Просто идет.
   
   
Гильденстерн
   
– Один?
   
   
Розенкранц
   
– Нет.
   
   
Гильденстерн
   
– А кто с ним?
   
   
Розенкранц
   
– С ним старик.
   
   
Гильденстерн
   
– Тоже идет?
   
   
Розенкранц
   
– Нет.
   
   
Гильденстерн
   
– Не идет?
   
   
Розенкранц
   
– Нет.
   
   
Гильденстерн
   
– О, удачно, лучше не могло быть. (И внезапно воодушевляется – он готов действовать.) Загоним его в капкан.
   
   
Розенкранц
   
– Какой капкан?
   
   
Гильденстерн
   
– Стань здесь. Нельзя дать ему уйти.
   
   
Ставит Розенкранца лицом туда, откуда должен появиться Гамлет. Становится рядом с ним, несколькими шагами ближе к авансцене; таким образом они перекрывают одну сторону сцены, стоя лицом к противоположной. Гильденстерн расстегивает ремень, Розенкранц – тоже. Они связывают свои ремни и берутся за концы. Штаны Розенкранца начинают сползать вниз. Из противоположной кулисы появляется Гамлет, медленно волоча тело Полония. Он идет в глубину сцены, поворачивает к выходу в ту же кулису, из которой появился, несколькими метрами левее (правее). Розенкранц и Гильденстерн, держащие свои ремни натянутыми как струна, смотрят на него в некотором замешательстве. Гамлет удаляется, волоча тело. Они ослабляют ремни.
   
   
Розенкранц
   
– Ну, обошлось.
   
   
Гильденстерн
   
– Что могут сделать два человека?
   
   
Они надевают ремни, Розенкранц подтягивает штаны.
   
   
Розенкранц
   
(обеспокоенно – делает несколько шагов в ту сторону, куда ушел Гамлет).
   
– Он был мертв.
   
   
Гильденстерн
   
– Конечно, мертв.
   
   
Розенкранц (оборачиваясь к Гильденстерну).
   
– По-настоящему.
   
   
Гильденстерн (раздраженно).
   
– Да, мертвецки.
   
   
Пауза.
   
   
Розенкранц
   
– Позови его.
   
   
Гильденстерн
   
– По-моему, мы уже это пробовали.