1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
– А мы куда-то потом поедем? – спрашивает блондинка, картинно поглаживая сапог Viktor&Rolf. Настолько картинно, что дизайнерская идея растворяется в воздухе, обесценивается, превращаясь в ничто.
   
– Мы еще не решили, когда будет это «потом», – наигранно улыбается Антон и, понижая голос, сообщает: – Красивая сучка, но абсолютно конченая тварь. Она даже зубы с утра не почистит, если путь от постели до ванной не будет выстлан двадцатиевровыми банкнотами.
   
– Мальчики, мы скучаем! – обиженно надувает губы рыжая подруга в черном платье-чехле. – Правда, Тась?
   
Тася увлеченно копается в своей сумке и вопроса не слышит. Свет падает на нее как-то слишком правильно. Точеный профиль, высокие скулы. В целом неплохой вариант, но не для сегодняшнего вечера, думаю я.
   
– Так она успела заказать, или нет? – возвращается к теме Антон.
   
– Откуда я знаю? Я что, должен был официанту перезвонить?
   
– Ну ты красавчик! – Он отправляет в рот сашими. – «Впрочем, какая разница?» Миркин-стайл.
   
– А по-твоему, мне нельзя поваляться в ванной после шоу? Надо сразу бежать в ресторан?
   
– А по-моему, ты повел себя как свинья. Неужели не мог сказать, что у тебя голова болит, ты устал... – Он вертит палочками в воздухе. – Все что угодно?
   
– Я подумаю над ответом, пока иду к бару, – пожимаю плечами и поднимаюсь с дивана.
   
Лофт представляет собой бетонный квадрат нечеловеческих размеров, одна стена которого чуть скошена и имеет выход на большую террасу, уставленную газовыми горелками, декоративными факелами и небольшим количеством диванов. Стены драпированы коричневой тканью, что делает его похожим на кусок шоколада. В правом углу бар, сделанный из криво положенных кирпичей, за которым четыре бармена окучивают прибывающих гостей. В левом – пульт с диджеем и некое подобие танцпола. Остальное пространство между ними уставлено диванами, креслами и стеклянными столиками. Народу достаточно для того, чтобы понять, что вечеринка удалась, но не хватает для того, чтобы задохнуться.
   
«Baby there’s no other superstar you know that I’ll be papa-paparazzi», – поет Lady GaGa, и вокруг, в самом деле, так много фотоаппаратов и камер, что трудно дышать.
   
Я перемещаюсь в этом хаосе огней, обнимаюсь и целуюсь чуть ли не с каждой табуреткой.
   
«I’m your biggest fan I’ll follow you until you love me, papa-paparazzi...»
   
Вот радио-девушка, с которой прошлой осенью у меня было некое подобие романа, чуть поодаль – три журналистки, каждая из которых думает о соседке, что та со мной переспала, но это вымысел, я ни одну и за руку не держал, просто слишком долго целуюсь при встрече.
   
«Promise I’ll be kind, but I won’t stop until that boy is mine».
   
Меня легонько щиплет за задницу пиар-директор рекламного агентства, которую, кажется, зовут Инга, и в этом ее основное достоинство. Я оборачиваюсь и обнимаю ее за шею, а она практически вливает мне в рот бокал сладковатой шипучей гадости.
   
«Baby you’ll be famous chase you down until you love me, papa-paparazzi...»
   
Я с удовольствием позирую с близняшками, которые на креативном подсосе у какого-то безалкогольного гиганта. Потом я в фотовспышке, задрав подбородок, выпускаю струю дыма, я с бутылкой виски, я с чьей-то собачкой на руках. Я, я, я... я чувствую, что совсем потерялся.
   
Наконец протискиваюсь к барной стойке, заказываю три мохито девушкам и два виски нам, загружаю все это на поднос и дефилирую к диванам. По пути у меня пытаются взять интервью сосунки с какого-то интернет-портала, я на них шиплю и осторожно продвигаюсь вперед. У дивана меня ловит камера «МузТВ», и ведущая, обладательница всклокоченных фиолетовых волос, задает мне какой-то вопрос, а я отвечаю:
   
– Довольно интересный формат, думаю, за ним будущее.
   
Она не удовлетворяется этим и говорит что-то еще, а я, не раздумывая, пуляю:
   
– Знаете, по этому поводу у меня вообще нет никакого мнения!
   
– Понятно, но СЛОЖНО ЛИ БЫЛО ВАМ СЮДА ПОПАСТЬ? – Она подходит ближе и орет мне в ухо.
   
– А, вы об этом... Знаете, – я покачиваю в воздухе подносом, – я чувствую себя слишком усталым, чтобы отвечать. – Ставлю поднос на стол, плюхаюсь на диван. Камера исчезает.
   
Мимо проходит абсолютно лысый Миша Семиз, который рулит на этой вечеринке всеми темами. Я перегибаюсь через спинку дивана и кричу ему, поднимая вверх большой палец:
   
– Шикарно выглядишь, чувак!
   
– Что? – Он останавливается, поворачивает голову. – Привет. Чего говоришь?
   
– Я говорю, ты похож на Брюса Уиллиса, тотально. Полный отпад!
   
– Ты мне это на прошлой неделе уже говорил, – улыбается он и поднимает в воздух стакан.
   
– Да? – Я чешу затылок. – Ну, тогда на Брэда Питта.
   
– Почему это?
   
– Ну, так... – Я ловлю пальцами несуществующую пылинку в воздухе. – Кстати, есть супер-идея! Дашь денег на сериал? Продакт-плейсмент будет просто чумовой!
   
– В чем суть? – Он подходит ближе.
   
– Молодежный сериал, кастинг актеров нереальный, Антон снимает. – Я бью Антона кулаком по спине. – Повернись к нам, чувачок!
   
Антон злобно ощеривается, смотрит на меня, потом на Семиза, на всякий случай улыбается.
   
– Ну, Антоху ты знаешь, он же гений! – разворачиваю Антона обратно. – В общем, все очень модные, драма с элементами триллера, безумная любовь, немного геев, но все в тренде, будь спок, с хеппи-эндом. Я играю любовника главной героини. Слегка, в эпизоде. Не в этом суть. И все, представляешь, в каждой барной сцене (а там почти все сцены барные), все литрами жрут «Johnie Walker», круто, да?
   
– Ага. – Семиз делает глоток и показывает на барную стойку, уставленную бутылками Dewars. – Как бы...
   
– Ну, то есть... – я осознаю всю катастрофичность ошибки, вскакиваю, обнимаю его за плечи, – то есть все пьют Dewars, а в последней сцене... короче, бутылку «Джонни Уокера» засовывают в задницу главному отрицательному персонажу... полному пидару...
   
– Не канает. – Семиз качает головой.
   
– Засовывают и разбивают! А потом главный герой говорит таким голосом, знаешь, как у Джонни Деппа в «Суинни Тодде»: «самое подходящее место для этого пойла».
   
– Короче, Андрюх, ну тебя с твоим гомо-трешем. Я вам лучше пару ящиков на съемки пришлю, ладно? – Он протягивает мне руку. – Пойду я...
   
– Окей, заметано! – Я разочарованно хлопаю его по ладони. – Увидимся и все такое.
   
Сажусь обратно, стучу Антона указательным пальцем по затылку:
   
– Все зашибись со спонсорами, чувачок!
   
– В смысле?
   
– Только что договорился с Семизом на продактплейсмент. – Я закуриваю и разваливаюсь на диване. – Тысяч двести, не меньше.
   
– А он рулит этими темами? – Антон вырывает у меня сигарету, затягивается. – Какого черта ты нас не познакомил?
   
– Ты же с телочками общался. – Я отворачиваюсь.
   
– А как у тебя получилось-то, расскажи!
   
– Этому невозможно научить, старичок. Снимай кино, пиши сценарии, но серьезные разговоры... – беру у него сигарету, – ты же понимаешь... Короче, заряди клерков на канале, пусть готовят презентацию.
   
– Постой, а...
   
– Потом, – перебиваю я, увидев Наташу. – Пришла...
   
– Где, где? – Антон оборачивается.
   
– Брюнетка в платье Missoni. Спокойно, – хлопаю его по колену, – разыгрываем интеллектуальный базар, внимания не обращаем: она опоздала на час.
   
Краем глаза слежу за ней, отмечая мужчин, с которыми она здоровается больше десяти секунд. Как снайпер. Наконец она поравнялась с нашим диваном, протягиваю руку, ловлю ее за кисть:
   
– Привет!
   
– Привет, – улыбается она и собирается наклониться, а я привстаю с дивана, чтобы поцеловать ее в губы, но в последний момент она выпрямляется и посылает мне воздушный поцелуй.
   
– Стесняешься высшего общества? – с обидой говорю я, и тут же, не давая ей ответить: – Это мой лучший друг, Антон, познакомься.
   
– Антон. – Он встает, они расцеловываются в щеки.
   
– Погоди, я сейчас тоже встану, а то мы сегодня еще не целовались, – говорю с акцентом на еще.
   
Встаю, картинно расставляю руки для объятий.
   
– Как тебе идет этот свитер! – Она обнимается со мной, шепчет на ухо: – Тебе непременно нужно всем показать, что переспал со мной, да?
   
– Ты меня стесняешься?
   
– Хочешь, я встану на стул и громко скажу: «Да, мы вчера трахались. Два раза. Он был неплох». Так?
   
– Это уж тебе решать, «неплох» или «безумно хорош». Смотря как...
   
– Вы отлипнете друг от друга? – слышу голос Антона сзади и понимаю, что мы стоим, обнявшись, уже больше минуты. Ловлю на себе взгляды окружающих. – Давайте выпьем!
   
– С удовольствием, – после некоторой паузы отвечает Наташа, садясь на диван. – Весь день об этом мечтала. Тут у вас не занято? Скоро моя подруга приедет.
   
– Тогда свободно вдвойне. – Антон прицеливается двумя пальцами. – Мартини?
   
– Виски. Со льдом, – отвечает она и достает сигарету.
   
– «Охуительная», – одними губами говорит Антон из-за ее спины и уносится к бару.
   
– Доволен? – прикуривает сама, отвернувшись от моей зажигалки. – Потешил свое самолюбие, мальчикзвезда?
   
– Я не тешил, я хвастался. – Настроение стремительно портится. – У меня не так много достоинств. Ты могла бы быть самым большим... если бы захотела...
   
– Я еще не настолько пьяна, чтобы принимать стратегические решения.
   
– Ставь прямо на стол! – командует Антон официанту с подносом в руках. На подносе четыре мохито, четыре порции виски, кола и стаканы со льдом. – Давайте диваны сдвинем, а то мои девушки заскучают!
   
Мы нехотя поднимаемся, и я помогаю Антону сдвинуть диваны буквой «Г», чтобы стол оказался посередине. Девушки поочередно знакомятся с Наташей, бросая на нее оценивающие взгляды, потом все чокаются, и разговор возвращается к обсуждению «Бесславных ублюдков».
   
– Представляешь? – Антон указывает стаканом в мою сторону. – Не ест, не пьет, друзей бросил. Только курит и говорит о тебе.
   
– Бедные мальчики, как же вы без него? – Наташа лучезарно улыбается.
   
– И мне подумалось, что убьет нас скорее: страсть или сигареты?
   
– Скорее наша обворожительность. – Она делает глоток, запускает свои длинные пальцы в стакан со льдом и выуживает два кубика. – Мы безнадежно милы, кто здесь заплатит за нас?
   
– Как обычно, спонсоры. – Я делаю вид, что отворачиваюсь ко входу, кладу руку на спинку дивана позади Наташи и аккуратно провожу пальцем по ее спине. Она подсаживается ближе, ликвидируя расстояние между нами.
   
– А вы друзья детства?
   
– Скорее юности. Детства моего чистые глазенки были выцарапаны продюсерами и беспорядочными связями, так что я застал Миркина уже юношей.
   
– Его к нам в клетке с апельсинами привезли, как Чебурашку, – парирую я.
   
Антон наклоняется и говорит ей что-то на ухо, Наташа смеется и смотрит на меня, Антон продолжает болтовню, а я довольно улыбаюсь, пью виски и смотрю по сторонам. Диджей прибавляет звук и лофт заполняет пронзительный рифф «Nevermind» Nirvana. Я понемногу начинаю ощущать себя в привычной среде. И какаято девушка замечает, что «Тарантино опять всех убрал», а я говорю «вряд ли», но меня совершенно не слышно, и ей приходится перегнуться через стол, чтобы переспросить, впрочем, ответа с моей стороны не последует. И со всех сторон слышится «ты бы знала, как мы сюда попали», или «в “Подиум” я больше ни ногой», или «он мне сегодня приснился», или даже «инфернальный мудак». И разговор заходит в ту стадию, в которой непонятно, где чьи реплики, а Антон наглухо прилип к Наташе, что уже вызывает во мне дикую ревность. Я незаметно показываю ему кулак и говорю одними губами: «Какая ты сука!» – и тогда он поднимает руки вверх и отсаживается, громко заявляя:
   
– Главное в «Бесславных ублюдках» – это диалоги, девочки! – Он залпом опрокидывает стакан и укоризненно смотрит на девушек. – Но вы их не оценили, так как наверняка смотрели фильм с переводом.
   
– А ты как думаешь? – спрашивает меня соседка.
   
– Как-то сложно все, – пожимаю плечами я.
   
– Вообще-то да, – отвечает она.
   
Я поворачиваю голову и практически прислоняюсь к щеке Наташи:
   
– Тебе скучно?
   
– Нет, все вполне даже ничего.
   
– Поедем отсюда ко мне? Сейчас.
   
– Мне нужно подружку дождаться.
   
– Дождешься и поедем.
   
– Ты хочешь ее с собой взять, извращенец? – Она дотрагивается кончиком пальца до моего носа. – Забудь об этом.
   
– Я, конечно, джентльмен, но если ты против, – смотрю на нее через стакан виски, – можем обсудить как опцию, в будущем.
   
– У нас есть будущее? – Она берет мой бокал и отпивает.
   
– Я полагаю, что...
   
– Звездам кино от скромных тружеников полей! – звучит справа.
   
Мы поворачиваем головы и видим трех мужиков чуть за сорок в унылых двойках, и двух подруг того же возраста. Антон встает, обнимается с двумя мужиками, целуется с дамами.
   
– О, тут еще и звезды телевидения! – Чувак с седыми висками и игривым платком в нагрудном кармане шутливо кланяется мне. – Антон, ты бы нас познакомил, я дочери расскажу, она фанатка Миркина. Я Паша.
   
Наташа с любопытством наблюдает за моей реакцией.
   
– Андрей. – Я встаю, жму руку ему и товарищам, представившимся Сашей и Вагизом, потом галантно касаюсь рук их спутниц.
   
– Таня, – жмет мою руку погрузневшая блондинка в изумрудном платье и обвесе из драгоценностей.
   
– Лариса, – чуть задерживает мою руку и расплывается в улыбке худощавая брюнетка в сильно декольтированном платье.
   
«Вещь не новая, но хорошая», – отмечаю про себя.
   
– Для нас местечко найдется? – интересуется Паша.
   
– Может, на террасу выйдем? – предлагает Антон.
   
– Реально, тут так душно!
   
– Надо развеяться.
   
– Антош, а ты нам еще мохито закажешь? – говорят девушки томными голосами и дружно вскакивают, кокетливо оправляя наряды.
   
Я подаю руку Наташе, помогая подняться с дивана, но в этот момент у нее звонит телефон, она отвечает, поворачивает голову налево, встает и машет кому-то рукой.
   
– Подруга приехала?
   
– Ага. Я их встречу, и мы пойдем на террасу! – Она быстро целует меня в губы.
   
– Что это за козлы, с которыми ты расшаркивался? – спрашиваю Антона, пока мы идем к бару.
   
– Паша – чувак, который собирается сериал спонсировать, а эти, – он пожимает плечами, – олигарье, наверное. Телочка в костюме, ага?
   
– Я не всем даю, – закуриваю и отворачиваюсь.
   
На террасе уже довольно прохладно и большая часть публики кутается в принесенные официантами пледы. Пользуясь тем, что их спутники куда-то подевались, наши подружки обступили состоятельных кротов и в унисон смеются каждой сказанной шутке. Наташу я нахожу чуть поодаль, в компании стройной рыжей девчонки в джинсах и обтягивающем джемпере и худощавого паренька – черная футболка, вязаная шапка на голове, руки по локоть в татуировках. Парень что-то увлеченно рассказывает, вызывая восхищенные взгляды Наташки и ее подруги.
   
– Ты пойди с олигархами потри, ладно, Тох? – Кладу ему руку на плечо. – А то какие-то непонятные у нее подруги, с татуировками... Добрый вечер! – Протягиваю бокал виски Наташе, второй предлагаю подруге, но та жестом отказывается. Зато этот кекс шипит «спасибо» и принимает бокал. Я остаюсь без выпивки.
   
– Петя, – высоким голосом представляется он.
   
– Андрей, – еле сдерживаясь, чтобы не передразнить его, отвечаю я.
   
– Это Марина, моя подруга, а с Петей мы вместе учились. – Наташа делает монашеское лицо.
   
– Я так и подумал, – брякаю я. Чувствуя нарастающее напряжение, Наташа берет меня за руку, одновременно протягивая бокал. – Могу поделиться.
   
Я киваю. Из лофта доносится «Улетели навсегда». Публика разражается свистом, одобрительными возгласами и хлопками.
   
– Это абсолютно в духе Нормана Фостера. – Петя рисует в воздухе замысловатые фигуры. – Абсолютная чистота линий, ничего лишнего.
   
– Слушай, я видела то, что ты нарисовал, это потрясающе, – кивает Наташа.
   
– Он под коксом? – спрашиваю я шепотом.
   
– Какая разница? – отвечает она. – Он очень талантливый архитектор.
   
– Это видно. И еще, видимо, метросексуал.
   
– Ты жутко нетерпим!
   
– Хорошо, пусть будет хипстер, это сейчас модно.
   
– Вам неинтересно? – Лицо Пети, обращенное ко мне, полно трагизма.
   
– О, что ты! Нереально интересно. – Я делаю глоток. – Норман Фостер, полный отпад, чувак, и все такое.
   
– А я видела ваше шоу, – вступает Марина, – оно... как бы...
   
– Слово «говенное» сегодня уже звучало, – опережаю я ее.
   
– Андрюша у нас звезда, – гладит меня по голове Наташа, – а звезды критику не любят.
   
– Только профессиональную. Любительская критика – это пустые базары.
   
– Ну, я только хотела сказать... – запинается Марина.
   
– Я тебя умоляю, зайка! – раздраженно возвращаю стакан Наташе. – Пойду пройдусь, а то Антон без меня напьется.
   
– Можно подумать, ты этому помешаешь! – язвительно замечает Наташа.
   
– Что-то не дает мне отпускать его от себя. Я как бы... чувствую за него... ответственность...
   
Постояв несколько минут возле олигархов и послушав все эти «нормально он так в кэш вышел», «мы из Сан-Тропе убегали на лодке», «гайки закрутят, будь здоров», я схватил с подноса пробегавшего мимо официанта бокал виски и пошел прочь. Антона я так и не увидел.
   
Я стою, облокотившись на перила террасы, и смотрю на огни ночного города. Шпиль гостиницы «Украина» ближе к центру, бледные огни «Москвы-сити», потом громадина «Триумф-паласа», дальше одинокий шприц «Останкино». Огни светофоров, фары автомобилей, все размывается и превращается в одно большое желтокрасно-синее месиво. Я чувствую, как подкатывает опьянение, но оно не согревает. Мне дико неуютно. Я чувствую себя совершенно потерянным. Кто-то проходит мимо, хлопает меня по плечу, спрашивает: «Как дела?» – и я отвечаю: «Ништяк», – не зная, кому.
   
Допиваю виски, оглядываюсь, чтобы удостовериться, что никто не видит, и отпускаю бокал. Он быстро исчезает в темноте, а здесь так высоко, что я даже не слышу звука разбившегося стекла.
   
– Зачем ты злишься, это всего лишь одноклассник! – обнимает меня сзади Наташа.
   
– Знаешь, у меня тоже были одноклассницы. Не те, которые со школы, а те, которые с сайта. Он из какой категории?
   
– Ты меня ревнуешь, что ли? – Она гладит меня рукой по щеке. Очень нежно. Нестерпимо нежно, хотя мне отчего-то хочется, чтобы оцарапала.
   
– Тебя? – Я любуюсь ее распущенными волосами, которые в свете газовых горелок отливают металлом. – У меня есть основания?
   
– Быстро ты становишься собственником. – Она ставит бокал на перила. – Мы знакомы второй день, а ты уже устраиваешь мне сцену. Не рано ли?
   
– Мне кажется, что мы знакомы целую вечность, прости за банальность, – делаю глоток из ее бокала. – Ты против?
   
– Я еще не определилась.
   
– Определишься – пришли эсэмэс. Или смайлик, – возвращаю бокал обратно. – Давай уедем?
   
– Через полчаса, ага? Мы правда давно не виделись.
   
– Как скажешь. Как тебе будет удобно. – Я снова отворачиваюсь лицом к городу.
   
– Почему бы тебе к нам не присоединиться?
   
– У вас там Фостер. И... как-то сложно все. Оставь мне виски!
   
– Как тебе будет удобно.
   
Она уходит и наверняка ждет, что я обернусь, но я заставляю себя не делать этого. Какая, в сущности, глупость, а? Ревновать девушку, которую ты знаешь всего семьдесят два часа! Я становлюсь сентиментальней? Ранимей? Закуриваю и бросаю короткий взгляд через плечо. Наташи и ее друзей на террасе нет. Пойти, что ли, склеить подругу олигархов? Может ли это быть выходом?
   
– Привет! – слышу знакомый голос.
   
– Привет, – говорю я, не оборачиваясь.
   
– Поцелуй меня в щечку, что ли? Для проформы.
   
– Легко, – оборачиваюсь, и по телу пробегает электрический разряд. – Даша?
   
– Не ожидал?
   
– А я уже уходить собирался, – осматриваюсь украдкой, целую ее в щеку.
   
– Ты меня стесняешься? – Даша резким движением поправляет платье. – Ты тут не один?
   
– Ну что ты такое говоришь! – залпом допиваю виски. – Просто... просто тут люди с канала. Зачем нам лишние пересуды?
   
– В Питере тебя это не смущало. – Она подносит бокал к кончику моего носа. – Или ты тут в жестком поиске? Ты скажи, я уеду.
   
– Даша, – целую ее в шею, – ну зачем все так усложнять, а?
   
– Мне кажется, это ты усложняешь. Может, вместе уедем?
   
– Я сегодня не могу.
   
– У тебя месячные?
   
– У меня спонсорские. Мне нужно отвалить, обсудить бюджетный вопрос по продакт-плейсментам в нашем сериале.
   
– Я могла бы тебе помочь, я все-таки работаю на канале.
   
– Послушай, это другой проект. Не совсем канал.
   
– Я могла бы просто послушать. – Она надувает губы. – Посидеть рядом.
   
– Не сегодня. Я тебя умоляю!
   
– Ты поразительно несговорчив.
   
Я слежу за выходом на террасу через ее плечо. Горизонт чист, только какая-то молодежь фотографирует друг друга.
   
– Ты нарочно не сказал, что здесь будешь? – Даша пытается перехватить мой взгляд.
   
– Да я сам не думал, что здесь окажусь.
   
За спинами молодежи начинается какое-то шевеление.
   
– Может, это судьба? – трагичным голом произносит она эту пошлую фразу и впивается мне в губы, а я даже отстраниться не успеваю. Ощущаю себя маленькой рыбкой, которую захватывает щупальцами осьминог, как в мультфильме, продолжаю контролировать выход на террасу и, мать вашу так, из-за спин молодежи выныривает Наташа. Я быстро отлипаю от Дашки, делаю вид, что озабочен стряхиванием несуществующей грязи с коленки. Наклоняюсь, скашиваю глаза в сторону входа. Кажется, не заметила.
   
Наташа приближается к нам в сопровождении подруги и метросексуала. Даша чудесным образом преображается. Неуловимым движением поправляет декольте, рисует на лице очаровательную улыбку и... взвизгивает:
   
– Наташка!
   
– Дашенька! – Наташа приближается к ней, и они покрывают друг друга лобзаниями. – Сколько мы не виделись? Год? Полтора?
   
– Ты куда пропала? – Даша поворачивается и смотрит на меня недобрым взглядом. – А я тут с коллегой скромно выпиваю в углу.
   
– Правда? – Наташа подходит, смотрит на меня так, будто видит впервые.
   
– Вы знакомы? – Даша с видимым усилием сдерживается, чтобы не закусить губу.
   
– Мы познакомились на съемках «социалки», – делаю я отчаянную попытку сгладить острые углы.
   
– Надо же, как тесен мир! – Даша обнимает меня за талию, выразительно смотрит. – Ты мне ничего об этом не рассказывал.
   
– Э... – Я достаю сигарету и хлопаю себя по карманам. – У кого-нибудь есть зажигалка?
   
Мальчик Петя протягивает мне зажигалку, и я делаю шаг ему навстречу, пользуясь возможностью ускользнуть из Дашиных объятий.
   
– А ты, дорогая, не участвуешь в этом проекте? – Наташа улыбается, обнажая ровные белые зубы. Я, кажется, слепну.
   
– Я этот проект курирую. – Даша тоже достает сигарету.
   
– Это, типа, моя начальница. – Я даю ей прикурить, сам смотрю на Наташу, стараясь изобразить, что Даша – просто... просто коллега по работе и все такое.
   
Возникает неловкая пауза, во время которой девушки обмениваются дружелюбными взглядами, а я стою между ними, чувствуя себя полным идиотом, пытаюсь разрядить ситуацию и выдавливаю еще большую глупость:
   
– Раз уж сегодня такой вечер... ну, типа, случайной встречи старых знакомых, и все такое... Может, засадить по паре коктейлей и пойти танцевать?
   
– Хорошая идея, – кивает Даша.
   
– Ты не прикурил. – Наташа смотрит на меня искрящимся взглядом волшебницы, но я-то знаю, что в нем нет ничего, кроме снега.
   
– Что?
   
– У тебя во рту незажженная сигарета, это специально? Ты так курить бросаешь?
   
– А! – закуриваю. – Старая болячка. Как только вижу вокруг себя такое количество красивых женщин – цепенею.
   
Но девушки, кажется, не готовы оценить мою шутку. Звонит мобильный Наташиной подруги, Петя поворачивается к ней, Даша опять ныряет в сумку, а я, используя эти секунды, киваю в Дашину строну, отчаянно сигнализируя Наташе: «У меня с ней ничего не было!!!». Наташа шлет едва заметный воздушный поцелуй.
   
– Слушай, подержи, пожалуйста! – Даша плюхает мне в руки свою сумку. – Что-то я телефон найти не могу.
   
– Так значит, ты теперь большая теленачальница, – говорит Наташа, склонив голову набок.
   
– Он врет! – смеясь, Даша тычет в мою сторону указательным пальцем.
   
– Ты меня разочаровываешь. – Наташа раскрывает свою сумку. – А я так надеялась, что умные и красивые девушки когда-то начнут управлять страной. Но мои надежды, как обычно, разбиваются о жестокую реальность быта. – Она изображает плачущее лицо, хлюпает носом. – Черт, сигареты закончились. Петь, не угостишь?
   
– Авек плезир! – Петя услужливо достает из пачки сигарету.
   
– У тебя шапка сбилась, дай поправлю! – Кажется, она целую минуту возится с его гребаной шапкой, отступает на шаг, оценивает. – Теперь полный вперед.
   
– Спасибо, дорогуша, – Петя посылает ей воздушный поцелуй.
   
Играет легкий лаунж, и все начинают улыбаться как по команде. Разговор делается бессодержательным, и со стороны может показаться, что все мы ну просто не разлей вода друзья. И только легкие капли пота, которые я чувствую на своем виске, указывают на то, что в воздухе кружит с десяток шаровых молний.
   
– Я хотел бы к вам прислониться, да боюсь обжечься о звезды, – звучит слева, и я, сука, знаю, чей это голос.
   
– Ой, Олежка! – Даша радостно бросается на грудь Хижняку.
   
– А вечеринка уже закончилась или так и не началась? – он целует ее в щеку. – Что-то я запутался.
   
На Хижняке черная футболка с надписью «We are Pigs», голубые джинсы и белые кеды. В целом прикид на десятку, блядь.
   
– Ты пришел, и все разом ослепли. Не верят, что ты – это на самом деле ты! – глушу в себе раздражение я. – Предупреждать надо было организаторов, народ в панике. Сам Хижняк здесь!
   
– Я думал, ты подготовишь зрителей, разогреешь... – Хижняк раскланивается.
   
А я внезапно понимаю, насколько пьян, потому что, задрав голову к небу, старательно выговариваю:
   
– Это все равно, что представить себе Oasis на разогреве у Сплина. Очень странно и очень дорого.
   
– Мальчики и девочки! – торжественно говорит Наташа. – Оставляем вас поговорить о ваших важных телевизионных делах. Встретимся у бара.
   
– Что может быть важнее цвета лака на женских ногтях? – Хижняк быстро раздевает ее глазами, рождая во мне желание немедленно его уничтожить.
   
– Только цвет лака на мужских. У тебя хороший маникюр! – Она обращается к метросексуалу. – Петенька, проводи меня до туалета, боюсь не прорваться сквозь толпу веселящихся.
   
– Считай, что уже прорвалась, – говорит он и театрально подает ей руку.
   
– Реально, нужно выпить! – Хижняк обводит окрестности презрительным взглядом. – А то я трезвый, боюсь, не постигну всю полноту радости, правда, Даш?
   
И Даша послушно говорит «правда», а он треплет ее по плечу, она игриво льнет к нему, не переставая при этом сверлить меня глазами. К горлу подкатывает комок, я делаю шаг назад, достаю телефон, имитируя неотложный разговор, и сбегаю к краю террасы. Убедившись, что Даша под руку с Хижняком свалила, я перегибаюсь через перила и блюю. Перед глазами плывут цветные круги, желудок отчаянно сводит, но становится значительно легче. Глаза слезятся, я смотрю на город сквозь пелену и не понимаю, от чего меня на самом деле стошнило – слишком много виски или слишком много Москвы?
   
Иду в лофт, бреду по стенке, стараясь не смотреть в зал и не попасться никому на глаза, отстаиваю короткую очередь в туалет, там долго плещу на рожу холодной водой, вытираюсь салфеткой, возвращаюсь в зал.
   
Ищу Наташу в толпе, вижу, как мелькает ее платье среди извивающейся массы на танцполе, подхожу ближе, продираюсь через толпу, толкаю плечом какую-то девушку, слышится недовольный возглас.
   
«Once I had a love and it was a gas, soon turned out had a heart of glass, – поет Blondie, – seemed like the real thing, only to find much o’mistrust. Love’s gone behind»...
   
Прямо передо мной парень в бейсболке New York Yankees жует жвачку, оценивающе рассматривая меня. Я делаю шаг в сторону, он движется туда же. В другую – он повторяет мой маневр.
   
– Этого еще не хватало! – толкаю его в грудь, иду дальше, он что-то бурчит. Встречаюсь с двумя малознакомыми журналистками из «Tattler», делаю с ними пару танцевальных движений, краем глаза держу в поле зрения Наташу, посылаю девушкам полуулыбки и продвигаюсь вперед.
   
Наконец я протискиваюсь к ней и перед тем как обнять ее сзади за талию, кто-то сует мне в руки стакан с мохито.
   
– Ты решила спрятаться? – шепчу ей в ухо.
   
– Что? – оборачивается совершенно незнакомая девушка.
   
– Ой! – Я плотно краснею. – Абсдача!
   
– Проблемы? – бычит взявшийся ниоткуда накаченный телок в футболке Frankie Morello.
   
– Никаких, – поднимаю руки. – Я вашу девушку со своей перепутал.
   
– Чтобы Таню с кем-то перепутать... – Он угрожающе сдвигает брови.
   
– Это только так кажется! – Прежде чем он успевает ответить, сую ему в руки бокал с гребаным мохито и отваливаю.
   
In between what I find is pleasing and I’m feeling fine Love is so confusing, there’s no peace of mind If I fear I’m losing you It’s just no good you teasing like you do, —
   
   
продолжает мяукать Blondie.
   
Брожу, пошатываясь, среди диванов, выхожу на террасу, заглядываю в лица людей, и нигде, нигде ее не вижу. На балконе меня увлекает под руку директор ивентагентства с просьбой сфотографироваться на фоне какого-то баннера. И я хочу сообщить ему, что фотографироваться не буду, ссылаясь на то, что я лицо канала, но выговорить это не получается, главным образом потому, что я не помню, как его зовут.
   
В итоге в тот момент, когда нас щелкают, я срываю с головы стоящей неподалеку девицы бейсболку и закрываю ею лицо. Всем это дико нравится, и меня просят остаться еще для пары кадров, но ноги уже уносят меня прочь.
   
Наташи нет нигде, равно как и ее друзей. Остается минимальный шанс поймать ее в туалете. Я стою минут пять, исподлобья изучая каждую выходящую девушку. Потом делаю попытку позвонить, но телефон отключен. Вне зоны действия сети. Вне моей зоны.
   
   
    
     
I’m the one you’re using please, please don’t push me aside
     
We coulda made it crushing yeah
     
La La La La La La La,
     
La La La La La La La...
    
   
   
И меня охватывает такая отчаянная злоба, что в пору валить отсюда, да не хочется это делать в одиночестве, дабы не портить имидж. Вот так вот, запросто, разменять меня на какого-то дешевого клоуна, и все из-за одного невинного поцелуя с коллегой по работе! Стерва с комплексами собственницы! Психопатка! Посмотрим, сколько времени пройдет между моим отъездом с вечеринки и твоим эсэмэс. Полчаса? Час – максимум!
   
Проходя мимо барной стойки, хватаю чей-то виски, залпом осушаю стакан и валю дальше. Самое страшное – никаких якорей. Антон – и тот исчез.
   
Дохожу до наших диванов и среди олигархов, шушукающихся с подругами Антона, замечаю Дашу на коленях у Хижняка.
   
– Здесь здорово, правда? – говорю заплетающимся языком. – Вы мило смотритесь вместе. So nice и все такое.
   
Даша испуганно смотрит на меня. Хижняк сидит с довольной миной, меряет меня презрительным взглядом и говорит через губу:
   
– Наш мальчик вернулся! – Он небрежно роняет пепел сигареты практически на Дашино платье. – Вредно так сильно тусить. Береги лицо, впереди эфиры. Наверное...
   
– Тебе плохо? – Даша хватает меня за руку, и я чувствую, что температура ее тела как минимум на три градуса выше моей.
   
– Мне? Мне отлично! – сажусь на диван.
   
– Он сейчас в обморок упадет, прямо тебе на колени! – фыркает Хижняк.
   
– Может, помолчишь пару секунд? Тут вроде камер нет, – огрызаюсь я. – Вы с Наташей давно знакомы?
   
– Несколько лет, а что? – Дашино лицо меняется, застывает. – У тебя на нее планы?
   
– Нет, так просто спросил.
   
– Я тебе, кажется, романтический вечер испортила, прости! Ты ее в Питер пригласи...
   
– Оплачиваешь мою страховку? Представительские расходы? Я должен перед тобой отчитываться? – Даша окончательно выводит меня из себя.
   
– А чё ты так злишься-то? – Она делает глоток воды.
   
– Да он нажрался! – Хижняк вытирает губы тыльной стороной ладони.
   
– Слушай, а не пошел бы ты нахуй! Вот так вот, просто, без условностей!
   
– Хочешь скандала? Публичной драки? Слишком мало камер, брат, а мне нужны видео-свидетельства моего триумфа.
   
– Прекратите! – Даша кладет руку на колено Хижняка. – Вы больные, оба!
   
– Ты зато здоровая! Чистый генофонд! – Я закашливаюсь. – Хижняк, давай уговорим Дашу снять наш поединок на мобильный? Или при таком низком разрешении у тебя прыщи видны? Стесняешься?
   
– Андрей, что ты несешь?! – Ноздри Даши раздуваются, кажется, она и сама не рада последствиям флирта с Хижняком. – Я еду домой!
   
– Вот-вот! – Я закуриваю. – Антон должен подойти, вы его места заняли.
   
– Пойдем! – Даша встает и берет Хижняка за руку.
   
– Скажешь ей завтра спасибо! – Хижняк нехотя поднимается. – Она тебя спасла.
   
– Может, останешься, звезда? – Я привстаю с дивана. – Покурим на террасе, поговорим о наболевшем!
   
– Олег, я прошу тебя! – Даша тянет его за собой.
   
– Давно пора перейти от слов к делам, зайка! – Я толкаю его в грудь.
   
– Я тебя здесь похороню! – Глаза Хижняка темнеют.
   
– Прекратите немедленно, Андрей! – верещит Даша. – Олег!
   
– Всегда мечтал о таком стильном могильщике! – Я кладу ему руку на плечо, он ее сбрасывает, а я не удерживаюсь, делаю шаг назад, задеваю чье-то плечо и вижу, как из темноты что-то вылетает. Пятно движется в рапиде, постепенно обретая контуры бутылки Dewars, которая медленно падает на стеклянный стол и разбивается. Стекло выдерживает паузу, видимо, забыв законы физики, а потом разбегается паутиной трещинок.
   
Девицы взвизгивают, Даша успевает утащить Хижняка с поля боя, официант, которого я задел, стоит как вкопанный и не понимает, извиняться ему или просто вызвать охрану. Олигархи разражаются дружным хохотом.
   
Я сажусь на диван, тупо смотрю, как официанты вытирают со стола разлитый виски, собирают осколки, кто-то из них поранился. Раскладывают салфетки с мелкими капельками крови, и веселье продолжается, а мой пьяный угар некому пресечь. Что обидно – ведь я продолжу нажираться дальше.
   
В глазах двоится, я пытаюсь рассмотреть окружающих, но вижу лишь танец теней. Я пьяно улыбаюсь и пытаюсь поймать хвост беседы.
   
– А что у него с налогами? – говорит кто-то.
   
– Они через Кипр закрылись, – отвечает другой голос.
   
– Это жизненная позиция!
   
– Ага, надо было все-таки в «Сохо» ехать!
   
– Мужчины, а шампанское еще осталось?
   
– Это «Асти», милая, шампанского здесь и не было!
   
– Давайте поедем в «Галерею»!
   
– А чем нам здесь плохо?
   
– Здесь ужасная тоска, – вклиниваюсь я.
   
– Что бы ты понимал в тоске! – отвечает мне человек с восточным именем. Вахит? Бахит? А! Вагиз!
   
– Уж в чем-в-чем, а в этом я понимаю!
   
– Люблю я нынешних молодых, – заключает его друг Паша. – Мы в твое время в общежитии портвейн пили, и было весело!
   
– Полагаю, общежитие было рядом с Saint Martin College, и это был Лондон, да? – Я закуриваю сто пятнадцатую сигарету. – Isn’it?
   
– Чего? – непонимающе осклабился Паша.
   
– Он тебя подъебывает, – подсказывает Вагиз.
   
– А моя дочь твое шоу любит! – обиженно говорит Паша.
   
– Это ее спасет, – глубоко затягиваюсь, старюсь выпустить дым ему в лицо. – А тебя нет!
   
– Почему это?
   
– Потому что пару секунд назад кто-то из вас сказал фразу «жизненная позиция», и мне показалось, что я ослышался. Такое впечатление, что я половину ваших слов не понимаю, хотя мы вроде говорим на одном языке.
   
– У нас в Риге такой официант был. Помнишь, Вагиз? – вступает в беседу третий. – Тоже делал вид, что половину слов не понимает. А после первых чаевых засуетился, заулыбался, сразу все понимать начал, милым таким стал...
   
– Это ты к чему? – Я пытаюсь соединить его рассказ со своим, но у меня не получается. – Да нет таких чаевых, которые заставили бы меня стать «милым»!
   
– Это я к тому, что мы с партнерами вроде как ваш сериал спонсировать собираемся. Или я перепутал, и он не в теме, а, Паш?
   
Паша утвердительно кивает.
   
– Это вроде чаевых, парень. Так что ты поляну-то секи. Не груби старшим! – Он наклоняется ко мне, а мне приходится задержать дыхание: несмотря на костюм за десятку, его выдают передние зубы. Lacalutoм тут не пахнет.
   
Сказал и весь подобрался, будто ожидая моей бурной реакции на то, как ловко залепил мне пощечину. Окружающие притихли, и я невольно почувствовал себя рестлером на ринге. Вроде все понарошку, бить всерьез не будут, но придется схватиться за лицо, скрючиться и сделать вид, что тебя накаутировали. Чтобы не разочаровывать тех, кто купил билет в первый ряд.
   
– Слушай, а тебе не жалко себя? – спрашиваю я.
   
– Чё?
   
– Я просто размышляю вслух. – Ловлю себя на том, что дирижирую стаканом в такт своим словам. – Как это должно быть обидно, когда тебе даже улыбаются только за деньги, а? Меня бы тошнило непрерывно.
   
– Парень, ты еще слишком молод, чтобы тебя тошнило от фраз взрослых дяденек. – Я замечаю, как его кадык чуть дергается, вверх-вниз. – Ты сначала доживи до сорока пяти, потом поговорим!
   
– Знаете, – я стараюсь тщательно выговаривать слова, – Иэн Кёртис умер в двадцать один, а Курт Кобейн в двадцать восемь. Первый страдал эпилепсией, второй – героиновой зависимостью. Но это же не оправдывает того, что вы еще живы? Только не надо спрашивать, кто это такие.
   
– А ты хочешь, чтобы мы скорее сдохли? – недобро осклабился Вагиз. – За что же ты нас ненавидишь?
   
– Вы неправильно меня поняли! Я не хочу вашей смерти, я просто хочу, чтобы вас не существовало, вот и все. Неужели сложно понять?
   
– Опять смерть! Почему все на этой неделе говорят про смерть? – вклинивается в разговор вынырнувшая из темноты зала Таня.
   
– Партнеры, вы нам тут много интересных мужчин обещали! – поддерживает ее подруга Лариса. – И где они? Все уехали?
   
– Вот, – Паша показывает на меня, – для вас берегли. Пошли, Кость!
   
Он берет под локоть третьего, но тот явно не хочет уходить. Смотрит на меня, как мент, и тихо цедит:
   
– Лет десять назад я бы тебе язык отрезал.
   
Я высовываю язык насколько могу.
   
– Пошли-пошли! – Паше удается подтолкнуть его с дивана. Подруги снимаются вместе с ними.
   
– Ты сегодня большую ошибку сделал, – говорит на прощанье Вагиз. – Жалеть однажды будешь.
   
– Мы все пропустили? – вопрошает Лариса, характерно шмыгая носом. – Нет, я не понимаю, ну почему все самое интересное без нас?
   
– Все только начинается! – улыбаюсь я.
   
– Правда? – Она смотрит на меня томным взглядом. – А можно мне билет в партер?
   
– Можно даже в фанзону, там лучше вокалиста видно.
   
– Ларис, мне домой пора, муж обзвонился, – пожимает плечами Таня.
   
– Танечка, – Лариса вытягивает губы, – посиди с нами, рыбка моя. Ну, подумаешь, обзвонился... Перестанет.
   
– Нет, я правда поеду! – Таня встает, чмокает Ларису и уходит.
   
– Нас бросили, – фальшиво говорит Лариса.
   
– Какие-то все порывистые сегодня. – Я думаю о том, что и мне пора отваливать. – Выпьем по крайней?
   
– А мы собираемся уезжать?
   
– А у нас есть варианты? – Стой, мать твою, остановись! Сколько можно флиртовать с каждой из тех, кто оказывается на уровне глаз.
   
– Не знаю, какие могут быть у бедной девушки варианты, когда перед ней звезда? – Лариса поглаживает лежащую рядом сумку ценой в средний автомобиль.
   
– Я бы заплакал от смущения, да боюсь, грим потечет, – смотрю на нее взглядом очаровательной газели. «Интересно, сколько тебе лет? Бедная богатая девушка».
   
– Не бойся, я сама дрожу! – Она кладет руку мне на колено. – Как осиновый лист.
   
«А я зять – нехуй взять», – вспоминается строчка Ноггано.
   
Понеслось, Андрюша. Пьяные базары, обиды на всех вокруг. Ты же не хочешь ее, зайка! Но ведь все равно поедешь. Назло Наташе. Назло всем вокруг – и самому себе в первую очередь. Ты ведь себя уже достаточно накрутил!
  
  
   
    
In Between Days
   
   
    
Get into the car
    
We’ll be the passenger
    
We’ll ride through the city tonight
    
See the city’s ripped incides
    
We’ll see the bright and hollow sky
    
We’ll see the stars that shines so bright
    
The sky was made for us tonight.
    
    Iggy Pop. The Passenger
   
   
   
– Тебе под коксом водить не страшно? – вежливо интересуюсь я, глядя, как Лариса лихо ведет машину. – Наоборот, весело! – Она прибавляет газу. – А! – Я уставился на бокал с виски, зажатый между коленями, и жду, когда же, черт его возьми, мой телефон завибрирует. Лариса шарится настройками по радио-волнам. Везде один треш. Плохая русская попса, очень плохая русская попса, монотонно бухающие сеты ночных диджеев, призванные раскачать город, но вместо этого укачивающие его. Лариса шмыгает носом.
   
– Ты всегда сама за рулем? – Я вожу пальцем по запотевшему боковому стеклу. – Нам далеко еще ехать? – После паузы: – Слушай, а у тебя какие-нибудь диски есть?
   
– Слушай, я чего-то не соображу с этой твоей пулеметной скоростью! Кто здесь на коксе, я или ты? – Она громко смеется. – Там, на заднем сиденье, алюминиевая коробка с дисками.
   
Лезу назад. Сдвигаю ее сумку, груду глянцевых журналов, косметичку. Наконец докапываюсь до коробки с дисками. Открываю, начинаю шелестеть конвертами.
   
– Во! – вырывается у меня, когда я натыкаюсь на диск Benassi.
   
– Чего ты нашел?
   
– Все! – диск уже в магнитоле, я регулирую громкость, доводя звук почти до предела.
   
– «I wanna be your illusion», – начинается трек, – старье, но как вставляет, а?!
   
Лариса согласно кивает.
   
– To make you happy tonight! Enjoy this trip with me, – подпеваю я и лезу к ней целоваться.
   
– Мы сейчас разобьемся! – Она пытается отстраниться.
   
– Или врежемся в даблдекер бас! – запускаю руки ей под пиджак.
   
– Во что?
   
– Неважно. Считай, в «Икарус».
   
– Перекрестись!
   
– Я еврей и грешник, какие уж тут кресты! – практически повисаю на ней, и в тот момент, когда вытаскиваю ее грудь из лифчика, у меня вибрирует телефон. «Слишком поздно опомнилась, зайка!» – впиваюсь я губами в Ларисину грудь. Она взвизгивает, выкручивает руль, раздается отчаянный звук сирены, машина виляет, и меня отбрасывает на пассажирское сиденье.
   
– Вот дурак какой! – говорит она совершенно трезвым голосом, смотрит в стекло заднего вида и выдыхает. – Чуть на встречную не вылетели!
   
– Чё, правда? – Я вижу, как у нее на виске выступает капелька пота. – Нихуя себе!
   
«Sometimes I wonder why / We have no limits / And everything we do is timed, – Лариса убавляет громкость, – To find out who we are / We won’t stop playing»...
   
– Так почему ты без водителя-то?
   
– Слишком много вопросов с ним. – Она пытается сосредоточиться на дороге.
   
– Зато меньше трупов, – резонно замечаю я и достаю телефон. «В следующий раз попробуй собрать одновременно всех своих девушек-“коллег”. Привет Даше», – читаю Наташино эсэмэс. Становится теплее. Удовлетворившись вызванной ревностью, решаю не отвечать, но потом спохватываюсь, что так мы разругаемся вдрызг, и набиваю:
   
«Дашу увижу завтра на работе, обязательно передам».
   
– Напиши ей, что поздно не будешь. Вернешься рано утром! – Лариса прищуривается и слегка облизывает губы.
   
– Это мой друг, ему вообще-то все равно, во сколько я буду и где! – хмыкаю в ответ.
   
– Как трогательно, писать другу в три часа ночи! – Она довольно резко заходит в поворот.
   
– Я вообще милый мальчик, – хватаюсь за ручку над дверью.
   
– Я заметила! – Она сбрасывает скорость, выключает музыку, достает из бардачка брелок и нажимает на кнопку. Тень перед нами разъезжается, оказываясь воротами, и пропускает машину внутрь.
   
– Мы где?
   
– У меня дома.
   
– А где это?
   
– На Новой Риге, сама точно не знаю, где. Это важно?
   
Я пожимаю плечами.
   
Мы выходим из машины. Я осматриваюсь по сторонам, определяя размеры участка и дома, но оценить пространство не успеваю. Из темноты нам навстречу с утробным рыком выбегает здоровенный ротвейлер.
   
– Свои, свои, Рем! – Она треплет собаку по шее. – Ты проходи вперед, он пьяных не любит.
   
– Да? А удолбанных? – говорю я себе под нос и поднимаюсь на крыльцо.
   
Лариса идет следом, долго разбирается со связкой ключей, пока наконец находит нужный. Открывает дверь, и мы оказываемся в просторной гостиной с камином.
   
– Обувь сними, пожалуйста!
   
– Только обувь?
   
– Все остальное потом. – Она скидывает туфли, пересекает гостиную и скрывается за поворотом.
   
– В доме больше зверей нет? – спрашиваю я, распутывая шнурки.
   
– Я надеюсь, как минимум один, – раздается из глубины дома.
   
– Я сейчас покраснею от таких комплиментов! – бурчу себе под нос, снимаю наконец кеды, поразмыслив, оставляю стакан в прихожей и, обнаружив здоровенный диван, запрыгиваю на него.
   
– Иди ко мне! – Она высовывается из-за угла. – Выберешь, что выпить?
   
Посредине кухни прямоугольный стол черного камня, на блестящей поверхности ключи от машины, кошелек и целлофановый пакетик с остатками первого.
   
– Есть хочешь?
   
– Ты про это? – я указываю пальцем на пакетик.
   
– Нет, в смысле... еды...
   
– Не-а... то есть, ну... я бы выпил, – кошусь на холодильник. Айфон опять вибрирует. – А где у тебя туалет?
   
– Справа от входа.
   
«Ты где?» – читаю Наташино эсэмэс, сидя на унитазе.
   
«Тебе это интересно?»
   
«Ты можешь ответить?»
   
«На Новой Риге у знакомых. Следующий вопрос будет: ты с кем?»
   
«Следующий вопрос: гуд найт. Просто хотела убедиться, что у тебя все хорошо».
   
– Андрей, с тобой все в порядке? – слышится из-за двери.
   
– Да... все окей, – включаю воду.
   
Убедиться она хотела. Айфон снова вздрагивает, на этот раз эсэмэс от Даши:
   
«Я вернулась в лофт. Ты где?»
   
«Дома. Сплю».
   
Кладу телефон в карман, выхожу из туалета, иду на кухню. Там на столе уже стоит открытая бутылка шампанского «Taittinger» и сделано две дороги.
   
– Присоединишься? – Лариса прищуривается так, что становится понятно: она уже присоединилась.
   
– Вообще-то я снял два ролика о вреде наркотиков. – Я беру свернутую банкноту. – Чтобы ты знала, с кем имеешь дело.
   
– И с кем же? – Она смеется.
   
– «You fucking with me, you fucking with the best», – убираю дорогу, передаю ей банкноту.
   
– Я очень надеюсь! – Она склоняется над поверхностью стола, а я достаю телефон и быстро пишу Наташе:
   
«Убедилась? А я, вообще-то, не в порядке. Совсем».
   
Пока пишу Наташе, одно за другим начинают сыпаться сообщения от Даши.
   
«Я отшила Хижняка перед входом».
   
«Думала, ты дождешься».
   
«Может, я к тебе приеду?»
   
«Ты не хочешь меня видеть?»
   
«Я хочу спать», – нажимаю на «отправить».
   
– Может, выбросишь этот чертов телефон?
   
– Извини! – убираю телефон в карман, он опять вибрирует, вызывая внутреннюю дрожь. «А вдруг Наташка?»
   
Мы чокаемся и залпом выпиваем шампанское. Не дожидаясь знака, наливаю еще ей и себе, доверху. Шампанское переливается через край ее бокала, попадает на рубашку, расплываясь пятном.
   
– Ой! – Я тянусь за салфеткой. – Может, солью посыпать?
   
– Не сейчас. – Она медленно расстегивает пуговицы и остается в лифчике небесно-голубого цвета.
   
– Боюсь, мне нужно позвонить доктору! – делаю глоток шампанского.
   
– У меня их всего две, не четыре, это у тебя от алкоголя проблемы со зрением! – Она растягивает губы в улыбке.
   
– Правда? – ставлю бокал на стол, впиваюсь в ее губы, добираюсь до языка.
   
– Я хочу тебя, – шепчет она и начинает стягивать с меня футболку.
   
Мой мобильный снова конвульсивно дергается, сбивая наметившуюся было эрекцию.
   
Мы раздеваем друг друга, не прекращая целоваться. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что ее тело в прекрасной спортивной форме, гоню мысли об эсэмэс, но без особого успеха. Не хватает только медленной, тошнотворной лирической музыки. Обычно такие девушки имеют пару-тройку таких дисков. Меня чуть подсняло с алкоголя, и я бы сейчас не отказался от INXS «Mystify», желательно в быстрой обработке.
   
– Я тебя съем, – хватаю ее за бицепсы, провожу рукой по плоскому животу, – но по частям. Жестковато.
   
В ответ получаю пощечину, которую ошибочно принимаю за обиду. Потом вторую, видимо девушка от этого заводится. Хватаю ее за волосы, она вскрикивает и дышит тяжелее. Кусаю ее за губу, она постанывает.
   
Потом вырывается, опускается на колени и расстегивает на мне джинсы, а я беру бокал, делаю пару глотков и ловлю себя на мысли, что сейчас мы разыграем одну из историй, которых тысячи в этом городе. Этой ночью. Короткая вспышка страсти, бездумный и бездушный секс. Доводящие до исступления соития. Такие, чтобы, кончив, внезапно упасть рядом, провалиться в сон и потом проснуться в завтра. В завтра, после которого мы вряд ли увидимся.
   
Подготовив меня к следующей сцене нашего милого провинциального театра, она встает, подходит к столу и довольно профессионально нарезает еще две дороги. Убираем их и запиваем шампанским. Она садится на столешницу и раздвигает ноги.
   
«Видно, так тому и быть».
   
Кладет руки мне на шею, с силой притягивает к себе.
   
«В конце концов, я свободный мужчина».
   
Буквально всасывает мои губы.
   
«Зачем мне все это нужно?»
   
Вхожу в нее.
   
Лариса царапает мне плечи и выражает свои восторги так бурно, что мне кажется, сейчас сюда вернется ревнивый ротвейлер. Хватаю ее за запястья, не давая отставлять на себе следы. Она отчаянно вырывается, видимо, принимая это за ролевую модель. Ей удается освободить одну руку и довольно сильно шлепнуть меня по лицу.
   
– Сучка! – вырывается у меня.
   
Я заламываю ей руки за спину, кладу спиной на стол, а она продолжает сопротивляться и испускать дикие возгласы.
   
Я беру свободной рукой шампанское, пью прямо из бутылки, потом принимаюсь поливать остатками ее.
   
– Давай пойдем в спальню! – предлагает она.
   
– Там будет к чему тебя привязать? – отпускаю ее.– Легко, моя маленькая садистка!
   
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, заходим в первую же дверь, за которой громадная кровать. По дороге я чуть не падаю, путаясь в собравшихся на коленях джинсах
   
– Я скоро! – Она идет дальше по коридору.
   
Я валюсь на кровать, достаю мобильный. Пробегаю пачку однотипных эсэмэс от Даши, игнорирую, одно, Наташкино, открываю.
   
«Ты мог бы не быть такой свиньей, тогда было бы лучше. Ночевать у знакомых останешься?»
   
«Как-то вы, девушки, сразу все вместе. Вас то густо, то пусто», – замечаю я про себя и пытаюсь сочинить какой-нибудь злобный ответ.
   
– Ну, что, любишь игрушки? – на пороге Лариса – в черных чулках, прицепленных к поясу, кожаном корсете и туфлях на высоком каблуке. В целом она из тех женщин, которым больше идет быть одетыми.
   
– Ты служила в концлагере? – отшучиваюсь я.
   
– Ага, сейчас узнаешь, в каком!
   
– Будут слайды? – Ситуация начинает слегка напрягать.
   
– Ага. Я сейчас устрою тебе Дахау, маленький жиденок! – Она ударяет меня гибким хлыстом, от которого на груди остается рубец.
   
– Эй! – Я пытаюсь нырнуть под одеяло. – Ты сбрендила?
   
И тут же получаю удар по спине. Потом еще один. Пытаюсь закрыться подушкой, бегаю по кровати.
   
– На колени, трусливая собака! – Она бьет хлыстом в воздухе.
   
– Да, госпожа! – Я понимаю, что буду жестко отпизжен, спрыгиваю с кровати, падаю ниц.
   
– Целуй! – Она выставляет вперед носок лакированной туфли. – Потом надену на тебя наручники, больше до меня пальцем не дотронешься.
   
Становится не просто, а – гиперстрашно. Делаю вид, что глажу ее по икре, добираюсь пальцами до коленок.
   
– Маленький жиденок, – приговаривает она.
   
Резко хватаю ее под коленки, подрубаю, она заваливается на спину, нелепо всплеснув в воздухе ногами. Хватаю свои вещи, прижимаю к груди, убеждаюсь, что она все еще на полу с разинутым ртом, как резиновая кукла «Барбарелла» из секс-шопа. Скатываюсь по лестнице.
   
Сверху слышен мат и угрозы. Бегу в прихожую, на ходу застегиваю джинсы, залезаю одной ногой в кед, слышу цокот каблуков по лестнице и крик:
   
– Я на тебя щас собаку спущу, а потом ментам сдам!!!
   
Хватаю второй кед, вываливаюсь на улицу и семеню к воротам. Сзади раздается лай. Бегу не оборачиваясь. Телевизионный бог! Если ты есть! Ангел-хранитель телеведущих, смотрящий за телезвездами, или кто там у вас! Не дайте мне погибнуть вот так, запросто, в зубах этого пса-людоеда!
   
Лапы позади меня разрывают землю. Отталкиваюсь, прыгаю на ворота и хватаюсь за ребристый край. Хорошо, что нет проволоки. Пес запаздывает, но тоже прыгает и хватает меня зубами за задник кеда. Бью его голой ногой по морде. Один раз! Два раза! Три! На пороге дома появляется эта блядская мистресс и командует:
   
– Рем, фас! Чужой! Фас! Взять его!
   
– Ты ебнулась головой?! – кричу я ей. – Тебя посадят!
   
– Мой бывший муж прокурор, – визжит она и приседает, стремясь увидеть в деталях, как меня будут жрать,– отмажет! У нас с ним общий ребенок!
   
Собака продолжает стоять на задних лапах и рычать, не отпуская мой кед из пасти. Лариса сидит на корточках и удолбанно хохочет. Я подтягиваю ногу, в которую вцепилась тварь, а второй бью его точно в нос. Псина разжимает челюсти, я перемахиваю через забор.
   
– Он тебя на улице догонит! – орет Лариса, понимая, что свидетелю ее невинного сексуального хобби, кажется, удается спастись. – Урод, бля!
   
Интересно, что она делала с моими предшественниками? Усыпляла, а потом скармливала псу? Сколько лежит их тут, в земле, по обочинам Новой Риги, этих неизвестных ночных солдат? Или есть такие, которые сами обожают, когда их пиздят хлыстом и кусают собаками? Надо будет летом поплотнее приглядеться к тусовке, вдруг у кого шрамы от ротвейлеровых зубов.
   
В самом деле, мир кишит извращенцами, а мы и не замечаем, принимая их за своих хороших знакомых и даже друзей. Правая нога чуть побаливает после затяжного прыжка с забора. «Десантура атакует с неба» – почему-то приходит в голову в тот момент, когда я скрываюсь в придорожном лесу.
   
Плутая перелеском, выхожу на довольно узкую дорогу. На всякий случай держусь обочины, а ну как этой безумной придет в голову выехать на поиски меня на машине и устроить псовую охоту? Через пару сотен метров вдалеке возникает неживой свет большой дороги. Кажется, это «Новая Рига», как она говорила.
   
Пять утра. Первые волны рассвета нарастают вдали, за моей спиной, чтобы через полчаса столкнуться с маревом московских огней, потушить их и начать новый день в этом городе.
   
Ни одной машины, ни одного человека. Даже птицы, кажется, не торопятся сегодня петь. Я бреду в свете фонарей и чувствую, как утренний холод забирается в дырки на коленях моих джинсов, лезет под рукава спортивной куртки, облипает спину. На всякий случай выставляю руку в сторону, хотя очевидно, что ни одна машина не подберет меня в это время. Прохожу мимо поселка, оцепленного зеленым забором. Приходит шальная мысль попросить охрану вызвать такси, но раздается собачий лай, и я ускоряюсь. Начинают уставать ноги, и только перспектива замерзнуть на русской обочине заставляет меня упорно шагать вперед. Ближе к шести все эти чуваки поедут на работу, и у меня будет шанс, успокаиваю я себя.
   
Проходя мимо автобусной остановки, замечаю когото, сидящего на скамейке в глубине бетонной коробки. Подхожу ближе, говорю «здрасте».
   
– Здарова, – отзывается сиплый голос.
   
– Простите, а я где? – осторожно подхожу ближе.
   
– В манде, – свистящим хохотом отвечает человек. – В Оносино.
   
– А до Москвы далеко?
   
– Километров двадцать.
   
– Спасибо, – втягиваю руки в рукава куртки, перевожу дыхание. – А сигаретой не угостите?
   
– Во, ты даешь! – опять сипло заходится человек. – На!
   
При ближайшем рассмотрении бомжу оказывается лет пятьдесят или чуть больше. Рыжая борода, синие джинсы, ворох вылинявших фуфаек, одетых одна поверх другой, как капуста. Куртка с клоками вырванной кожи на локтях, на голове бейсболка с нарисованными на ней краном и трубами. Он протягивает мне сигарету, и я отмечаю множество татуировок на левом запястье. В ушах у бомжа наушники.
   
– Спасибо, – сажусь рядом. – Чего слушаем?
   
– Да вот, нашел хуету какую-то. – Бомж поворачивается ко мне, вынимает из кармана куртки айпод, что наводит меня на мысль о том, что сценаристы «Нашей Раши» не так уж далеки от истины со своими «рублевскими бомжами».
   
– Ух, ты! – вырывается у меня. – Клевая штука. Дашь послушать?
   
– На! – Бомж вынимает один наушник из уха и передает мне. – Только тихо слишком играет, наверное, батарейка садится. Не знаешь, к нему батарейки продают?
   
– Не-а. К нему зарядник нужен. У меня дома такой же.
   
– А-а-а-а, – кивает бомж.
   
Я подношу к уху наушник так, чтобы не соприкасаться с ним кожей: