1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Что продают себя на час.       

                   Они в котлах смолы кипели       

                   За то, что больно жирно ели,       

                   За то, что не страшил их пост,       

                   Что всё облизывали губки,       

                   Что, скаля беленькие зубки,       

                   Повсюду волочили хвост.      

       

                   Пеклись тут чудо-молодицы,       

                   Аж было жаль на них смотреть,       

                   Полны, кудрявы, белолицы -       

                   Осуждены в смоле кипеть       

                   За то, что замуж выходили       

                   За стариков и их морили,       

                   Чтоб после славно погулять,       

                   С парнями вдосталь повозиться,       

                   Потешиться и порезвиться       

                   И не голодным умирать.      

       

                   Еще там мучились красотки       

                   С гребнями в кудрях завитых;       

                   По виду честные молодки,       

                   Всегда учтивы при других,       

                   Но от людей тайком блудили       

                   И хоть чорт знает что творили,       

                   Слух шел не далее дверей.       

                   В аду им сильно досаждали,       

                   Смолою щеки залепляли,       

                   Чтоб не дурачили людей.      

       

                   Они умели прежде ловко       

                   Румянить щеки, нос белить,       

                   Чтоб ложной красотой, уловкой       

                   Кого-нибудь приворожить;       

                   Вставляли в рот из репы зубы,       

                   Намазывали салом губы,       

                   Чтоб соблазнять на грех людей;       

                   Бока куделью подбивали,       

                   За пазуху платочки клали,       

                   Коль не было своих грудей.      

       

                   В соседстве, жарясь, верещали       

                   Рядами на сковородах       

                   Старухи, что всегда ворчали,       

                   Судили обо всех делах;       

                   Всё только старину хвалили,       

                   А молодых ругали, били,       

                   Забыв, как путь земной прошли,       

                   Как сами с парнями крутили,       

                   Как в девках и ребят родили,       

                   Как молодость свою прожгли.      

       

                   И тут же ведьм колесовали,       

                   Ломая кости рук и ног;       

                   А черти жилы их мотали       

                   Не на катушку, а в клубок.       

                   Чтоб на шестках не колдовали,       

                   В трубу чтоб ночью не летали,       

                   Не ездили б на упырях;       

                   Чтобы дождем не торговали,       

                   Людей ночами не пугали,       

                   Не ворожили на бобах.      

       

                   А сводням так здесь досаждали,       

                   Что аж неловко и сказать,       

                   За то, что девок научали       

                   Греховным делом промышлять,       

                   Жен от мужей законных крали       

                   И волокитам помогали       

                   Рогами лбы приукрашать;       

                   Чужое чтоб не продавали,       

                   Чтоб то на откуп не давали,       

                   Что нужно про запас держать.      

       

                   Эней перевидал немало       

                   Таких, что, сидя в казане,       

                   Варились, источая сало,       

                   Шипя на медленном огне!       

                   Мирянки были тут, черницы,       

                   Тут были девки, молодицы,       

                   Паненки, панны - на подбор.       

                   И в свитках были и в платочках,       

                   В капотах, в вышитых сорочках, -       

                   У всякой жинки свой убор.      

       

                   Все те, что жарились исправно,       

                   Скончались много лет назад,       

                   А те, что померли недавно,       

                   Еще и не попали в ад.       

                   Они пока толклись в загоне,       

                   Как жеребята или кони,       

                   Не знали, попадут куда.       

                   Эней, несчастных покидая,       

                   О муках грешников вздыхая,       

                   Пошел в другие ворота.      

       

                   Здесь он с Сивиллою на пару       

                   Тихонько проскользнул меж душ       

                   И замешался в их отару,       

                   Как меж гадюк пятнистый уж.       

                   Тут души разные гуляли       

                   И все лишь об одном гадали -       

                   Куда их за грехи запрут:       

                   Допустят ли в раю резвиться,       

                   Иль в пекло сунут подпалиться       

                   И там уж перцу зададут.      

       

                   В безделье души размышляли       

                   Про всякие свои дела,       

                   Расспрашивали, узнавали,       

                   Душа какая где жила.       

                   Богатый тут на смерть гневился,       

                   Что в спешке не распорядился       

                   Кому и сколько денег дать;       

                   Скупец все тосковал, томился,       

                   Что рано с жизнью распростился,       

                   Что не успел и погулять.       

       

                   Сутяга толковал указы,       

                   И что тут значит наш статут;       

                   Рассказывал свои проказы,        

                   Все, что творил на свете плут.       

                   Мудрец твердил свое ученье       

                   И толковал монад явленье,       

                   И то, откуда взялся свет.       

                   А вертопрах кричал, смеялся,       

                   Рассказывал, как женихался,       

                   Как баб морочил много лет.      

       

                   Судья здесь признавался смело,       

                   Как за мундир, за орденок       

                   Так вывернул однажды дело,       

                   Что угодить в Сибирь бы мог.       

                   Но тут нежданно смерть с косою       

                   Пришла расправиться с судьею,       

                   Чтобы палач не упредил.       

                   Пан лекарь все ходил с ланцетом,       

                   С касторкою и спермацетом       

                   И хвастал, как людей морил.      

       

                   Хлыщи, задрав носы, гуляли,       

                   А с ними франты панычи,       

                   На пальцах ноготки кусали       

                   И, надуваясь как сычи,       

                   Глаза все кверху подымали,       

                   По свету нашему вздыхали,       

                   Что мало привелось пожить,       

                   Что славы так и не стяжали,       

                   Не всех на свете обобрали,       

                   Не всем успели насолить.      

       

                   Плуты, картежники, пьянчуги,       

                   Весь продувной лихой их род,       

                   Лакеи, конюхи и слуги,       

                   Стряпуха, повар, скороход,       

                   Все взявшись за руки, ходили,       

                   О разных плутнях говорили,       

                   Какие кто проделать мог:       

                   Как панн и панов надували,       

                   Как ночью по шинкам гуляли,       

                   Платки таскали под шумок.      

       

                   А вертихвостки тем томились,       

                   Что некому здесь подмигнуть;       

                   За ними уж не волочились,       

                   Смерть заколóдила им путь.       

                   Ворожеи тут не гадали       

                   И простаков не обирали.       

                   Те, что бивали слуг дубьем,       

                   Зубами в злобе скрежетали,       

                   Что слуги их не ублажали,       

                   Не угождали им ни в чем.      

       

                   Вдруг увидал Эней Дидону,       

                   Всю черную, как головня,       

                   И, по казацкому закону       

                   Перед вдовою шапку сняв:       

                   "Здорово, - закричал, - смотри-ка,       

                   И ты здесь бродишь, горемыка,       

                   Да как же ты пришла сюда?       

                   Какого чорта ты сгорела?       

                   Аль жить на свете надоело?       

                   Как видно, нет в тебе стыда.      

       

                   Такая славная молодка,       

                   И глянь - пропала ни за грош...       

                   Полна, бела, ну впрямь лебедка;       

                   Бывало, глаз не отведешь.       

                   Теперь пришел конец утехам;       

                   Никто не взглянет и для смеха,       

                   Придется, видно, пропадать.       

                   Не я, поверь, тому виною,       

                   Что так разъехался с тобою!       

                   Мне приказали удирать.      

       

                   Но я такой, - коль ты желаешь,       

                   Попрежнему начнем мы жить;       

                   Покутим всласть. Меня ты знаешь -       

                   Со мной забудешь, как тужить;       

                   Иди, тебя я помилýю,       

                   Прижму к груди да поцелую".       

                   Ему Дидона наотрез:       

                   "К чертям отсюда убирайся,       

                   Пойди с другими женихайся!       

                   Вот двину в зубы, чтоб не лез!"      

       

                   Так вымолвивши, с глаз пропала.       

                   Как вкопанный стоял Эней,       

                   И если бы не закричала       

                   Яга, чтоб шел скорей за ней,       

                   Он долго бы кряхтел и мялся,       

                   А может, и того б дождался,       

                   Что кто и ребра посчитал -       

                   Чтоб с вдовами не женихался,       

                   Над мертвыми не измывался,       

                   Любовью баб не донимал.      

       

                   Эней с Сивиллой пробирался      

                   Все дальше в ад, все больше в глушь,      

                   Как вдруг дорогой повстречался      

                   С ватагою знакомых душ.      

                   Тут все с Энеем обнимались,      

                   Здоровались и целовались.      

                   Князька увидя своего,      

                   Всяк покалякать с ним стремился;      

                   Эней оказии дивился,      

                   Узнав средь мертвых кой-кого:      

       

                   Терешку, Федьку, Ксенофонта,       

                   Харька, Онисима, Панька,       

                   Федоса, Лешку и Созонта,       

                   Парфена, Оську и Леська,       

                   Стецко, Охрима, Опанаса,       

                   Свирида, Лазаря, Тараса,       

                   Денис тут был, Остап, Евсей,       

                   Все те, что головы сложили,       

                   Пока в челнах с Энеем плыли,       

                   И сам Вернигора Мосей.      

       

                   Моментом все смешались в кучу,      

                   Загомонили всей толпой,      

                   И, как тому был добрый случай,      

                   Поднялся крик, галдеж и вой.      

                   Дела былые вспоминали      

                   Не без того, чтоб привирали;      

                   С Энеем спорить принялись,      

                   А там вступили в перебранку      

                   И, хоть собрались спозаранку,      

                   Чуть не под вечер разошлись.      

       

                   И то Сивилла разогнала,       

                   Увидя, что ее Эней       

                   О свете не грустит нимало       

                   И думать позабыл о ней.       

                   Озлилась баба, закричала,       

                   Заголосила, завизжала.       

                   Эней от страха задрожал.       

                   Троянцы мигом спохватились,       

                   Во все концы бежать пустились,       

                   Эней же за ягой помчал.      

       

                   Прошли, вот только не соврать бы,      

                   Так с полверсты; глядят - забор,      

                   За ним строения усадьбы      

                   И весь Плутонов царский двор.      

                   На двор Сивилла показала      

                   И так Энею зашептала:      

                   "Вот тут живет сам пан Плутон      

                   С своею Прозерпиной злою.      

                   К ним с нашей веткой золотою      

                   Теперь пойдем мы на поклон".      

       

                   Тут путники пришли к воротам;       

                   Но только сунулись вперед,       

                   Как баба с мордой криворотой       

                   Окликнула: "Эй, кто идет?"       

                   Дворец та баба сторожила       

                   И громко в колотушку била,       

                   Как в панских водится дворах;       

                   Обвита вся как есть цепями,       

                   Гадюки вилися клубками       

                   На голове и на плечах.      

       

                   Не ведая лицеприятья       

                   И прямо без обиняков,       

                   Она всех грешных без изъятья       

                   Драла ремнями, как быков;       

                   Кусала, грызла, бичевала,       

                   Крошила, жарила, щипала,       

                   Порола, мяла и пекла,       

                   Пилила, резала, топтала,       

                   Рвала на части, шпиговала,       

                   Их кровь горячую пила.      

       

                   Эней, бедняжка, испугался,       

                   Мгновенно побелел, как мел,       

                   И у Сивиллы дознавался,       

                   Кто грешников пытать велел.       

                   Сивилла тотчас рассказала       

                   Все, что сама об этом знала.       

                   Есть в пекле, мол, судья Эак;       

                   Хоть он на смерть не осуждает,       

                   Но мучить всех повелевает,       

                   И в пытках он большой мастак.       

       

                   Тут вдруг ворота отворились,       

                   Никто не смел их задержать;       

                   Эней с ягой заторопились,       

                   Чтоб Прозерпине честь воздать       

                   И поднести, как полагалось,       

                   Ту ветвь, что ей предназначалась;       

                   Но тут явились сторожа,       

                   Энея к ней не пропустили,       

                   Прогнали, чуть не отлупили:       

                   Больна, мол, нынче госпожа.      

       

                   От Прозерпины для проминки       

                   Поперли во дворец царя.       

                   Глядят - ни сору, ни пылинки,       

                   Все было чисто, как заря.       

                   Обиты гвоздиками стены,       

                   Окно из океанской пены,       

                   На украшеньях медь, свинец,       

                   Сусальным золотом светлицы       

                   Сияли ярче, чем зарницы, -       

                   Уж впрямь то панский был дворец.      

       

                   Эней с Сивиллой не дышали,       

                   Боясь, не пропустить чего б,       

                   Рты, как ворота, открывали,       

                   Глазищи пяля, морща лоб;       

                   Тихонько меж собой шептались,       

                   Всему дивились, усмехались;       

                   Эней то чмокал, то свистел.       

                   Здесь мирно души проживали,       

                   Что на земле грехов не знали;       

                   Эней с Сивиллой к ним подсел.      

       

                   Они сидели, сложа руки,       

                   Им праздником был день любой;       

                   Курили трубочки от скуки,       

                   Горилкой балуясь порой -       

                   Да не какой-нибудь табачной,       

                   А перегонной, крепкой, смачной;       

                   Настойку сдабривал бодян,       

                   Случалось, медом заправляли,      

                   Калгану, перцу прибавляли,       

                   Анису клали и шафран.      

       

                   Простого вовсе здесь не ели,       

                   Сластили всякую еду,       

                   И в праздники и на неделе       

                   Коржи пекли им на меду.       

                   Чеснок шел в пищу, земляника,       

                   Терн, козелок, паслен, черника,       

                   Квасок-сырец с крутым яйцом;       

                   Яичница в особом роде -       

                   Не наша, а немецкой вроде,       

                   И запивали все пивцом.      

       

                   Известно, в пекле все постыло       

                   Тому, кто на земле грешил;       

                   Зато уж и раздолье было       

                   Тому, кто праведником жил.       

                   К чему открыл в себе охоту,       

                   Тем забавляйся хоть до поту,       

                   Придумывай любую блажь:       

                   Ешь, пей, пой песни, кувыркайся,       

                   Лежи иль танцем развлекайся,       

                   Рубиться хочешь - есть палаш.      

       

                   Никто ничем не величался,      

                   Не насмехался, не мудрил,      

                   Не чванился, не надувался,      

                   Кто как хотел, тот так и жил.      

                   Здесь друг на друга не гневились,      

                   Ни с кем не дрались, не бранились,      

                   И было так заведено:      

                   Что всяк открыто женихался,      

                   Ревнивых сплетен не боялся;      

                   Все жили дружно, заодно.      

       

                   Вам здесь не холодно, не душно,       

                   Как в доброй свитке из сукна,       

                   Не слишком весело, не скучно,       

                   Как девке в праздник у окна.       

                   Кому б чего ни пожелалось,       

                   Все враз, как с неба, появлялось;      

                   Вот так-то славно жил здесь люд.       

                   Эней таким делам дивился       

                   И у яги спросить решился:       

                   "Что за народ собрался тут?"      

       

                   "Не думай, что народ чиновный, -       

                   Ему тотчас яга в ответ, -       

                   Ни богачей с мошною полной,       

                   Ни толстобрюхих здесь, брат, нет;       

                   Ни тех, что век в цветных жупанах       

                   Да в красных сапожках сафьянных;       

                   Ни книжных умниц записных,       

                   Ни рыцарей, ни злыдней всяких,       

                   Ни тех, что воют: "паки-паки",       

                   Ни тех, что в митрах золотых.      

       

                   Юродивые здесь калеки,      

                   Что слыли дурнями у всех;      

                   Слепцы, убогие навеки,      

                   Не знавшие земных утех;      

                   Те, над которыми глумились,      

                   Те, что в сырых углах ютились,      

                   Что получали по шеям;      

                   Им "бог подаст" весь век   твердили      

                   Или безжалостно травили      

                   Цепными псами по дворам.      

       

                   Здесь вдовы, что, лишась опоры,      

                   Не пали среди бед и зол;      

                   Здесь девы чистые, которым      

                   Не надувало под подол;      

                   Здесь те, что без родных остались,      

                   Слезой сиротской умывались,      

                   Что жили, подобрав живот;      

                   Те, что процентов не лупили,      

                   Что людям помогать любили      

                   И не оставили сирот.      

       

                   Есть кое-кто и из начальства -       

                   Есть разной стати господа,       

                   Да, впрочем, мало; их сызмальства       

                   Учили не спешить сюда.      

                   Есть тут старшины войсковые,      

                   Есть запасные, строевые;      

                   Тут все, кто с кривдой не дружил;      

                   Тут люди разного завета      

                   Со всех концов земного света,      

                   Все, кто по сущей правде жил".      

       

                   "Скажи, голубка, мне на милость, -      

                   Эней свою ягу пытал, -      

                   Что с батькою моим случилось?      

                   Его в глаза я не видал      

                   Ни с грешными, ни у Плутона;      

                   Аль нету на него закона,      

                   Куда его определить?"      

                   Яга в ответ: "Он крови божьей;      

                   Его стеснять никто не может,      

                   Где хочет, там и будет жить".      

       

                   Так, наболтав немало вздору       

                   И продолжая дальний путь,       

                   Взобрались путники на гору       

                   И тут, присев передохнуть,       

                   Глядели на идущих снизу,       

                   Чтоб им не прозевать Анхиза.       

                   Анхиз же был как раз внизу,       

                   Прохаживался по долине       

                   И, думая о милом сыне,       

                   Вздыхал, пустил было слезу.      

       

                   А после, глянув ненароком       

                   На гору, там сынка узрел,       

                   Помчался вверх не прямо - боком,       

                   От радости аж покраснел.       

                   Спешил он к сыну на свиданье,       

                   Чтоб расспросить про все скитанья       

                   И повидаться хоть часок;       

                   Энеечку обнять родного,       

                   Прижать дитя к груди отцовой,       

                   Его услышать  голосок.      

       

                   "Сынок, что поздно так явился? -       

                   Анхиз Энею закричал. -      

                   Ты хоть чужих бы постыдился,       

                   Уж я-то как тебя тут ждал!       

                   Пойдем, пойдем-ка, друг, в светелку,       

                   Да там и порасскажешь толком,       

                   Что натворил ты без отца".       

                   Эней стоял, как столб, не зная,       

                   Что отвечать, слюну пуская,       

                   Обнять не смея мертвеца.      

       

                   Анхиз, увидя, что со страху      

                   Эней обнять его не смел,      

                   Хотел помочь, но сам дал маху      

                   И вдруг чего-то оробел.      

                   Потом судьбы необычайной      

                   Стал раскрывать пред сыном тайны:      

                   Кого произведет на свет,      

                   Какие дети будут бравы,      

                   Которые добудут славы,      

                   Каким он будет внукам дед.       

       

                   Случились в пекле вечерницы       

                   Как раз в тот самый день и час.       

                   Собрались девки, молодицы,       

                   Как в селах водится у нас;       

                   До поту казачка плясали,       

                   Болтали, в ворона играли,       

                   Побаски без конца несли,       

                   Колядки и веснянки пели,