1 2 3 4 5 6 
   
— Найдите мне еды?
   
Джексон поднялся на ноги:
   
— Пойду соберу чего-нибудь.
   
— Когда все успокоится, можешь приходить, — сказал Эндрюс. — Мы будем тебе рады.
   
— Спасибо и на этом, — ответил Блэйн.
  
  
   
    
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
   
   
Блэйн сидел под одиноким деревом на небольшом уступе одного из самых высоких холмов и смотрел на реку. По небу черным пунктиром чиркнула стайка спускающихся в долину уток.
   
А когда-то, подумал он, в это время года небо чернело от стай, улетающих с севера, от первых неистовых вестников зимних метелей. Теперь их осталось совсем мало — часть перебита охотниками, а многие погибли от голода, из-за того, что места, где они обычно делали свои гнезда, пересохли и превратились в пустыню.
   
В свое время по этой земле ходили стада бизонов и в каждом ручье можно было поймать бобра. Сейчас же бобров почти нет, а бизоны исчезли вообще.
   
Вот так человек и истребляет жизнь, думал Блэйн, иногда делая это из ненависти и страха, иногда — просто ради забавы.
   
А если план Финна осуществится, все повторится, только истреблены будут не животные, а паранормальные люди. Конечно, в Гамильтоне приложат все силы, чтобы сделать все от них зависящее, но много ли они успеют? У них есть тридцать шесть часов, чтобы передать предупреждение. Допустим, сократить число происшествий им удастся, но предотвратить все случаи? Вряд ли.
   
«Впрочем, мне какое дело, — сказал себе Блэйн. — Что о них беспокоиться, когда они меня просто выгнали. Люди, которых я считал своим народом, город, где почувствовал себя дома, — они от меня отказались».
   
Он наклонился и подтянул лямки у рюкзака, куда Джексон сложил еду и фляжку с водой.
   
Позади послышался шелест, и Блэйн, напружинившись, резко повернулся.
   
Над травой, приземляясь, зависла девушка, грациозная, как птица, и прекрасная, как утро.
   
Блэйн глядел на нее, захваченный ее красотой, потому что до этого он ее фактически не видел. Только однажды, в тусклом свете автомобильных фар, и еще раз, прошлой ночью, в полумраке гостиничного номера — не более минуты.
   
Вот ее ноги коснулись земли, и она подошла к нему.
   
— Я только что узнала, — произнесла она. — Мне так стыдно за них. Вы пришли к нам, чтобы помочь…
   
— Ничего, — сказал Блэйн. — Не стану спорить, это больно, но я могу их понять.
   
— Они всю жизнь старались, чтобы на нас не обращали внимания. Они мечтали жить по-человечески. Они не могут рисковать.
   
— Да, это так, — согласился Блэйн. — Но я видел и таких, кто не боится риска.
   
— Мы, молодежь, доставляем им столько беспокойства. Нам не следовало бы устраивать развлечения на День всех святых, но ничего нельзя поделать — мы и так почти не выходим из дома. А праздники бывают так редко.
   
— Я очень обязан тебе за ту ночь, — сказал Блэйн. — Если б не ты, мы с Гарриет оказались бы в ловушке…
   
— Мы сделали все, что могли, для мистера Стоуна. Надо было торопиться, и мы не смогли соблюсти все формальности. Но на похороны пришли все. Он похоронен на вершине холма.
   
— Твой отец рассказал мне.
   
— Мы не могли сделать надпись или поставить плиту. Мы просто срезали дерн, а потом положили его на место. Догадаться невозможно. Но у всех нас место записано в памяти.
   
— В свое время мы со Стоуном были друзьями.
   
— Когда работали в «Фишхуке»?
   
Блэйн кивнул.
   
— Расскажите мне о «Фишхуке», мистер Блэйн.
   
— Меня зовут Шеп.
   
— Хорошо, Шеп. Расскажи.
   
— Это целый город, огромный и высокий. (Башни на холме, площади и тротуары, деревья и мощные здания, магазины, лавки и погребки, люди…)
   
— Шеп, а почему нас туда не пускают?
   
— Не пускают?
   
— Некоторые из нас писали туда и в ответ получили бланки заявлений. Только бланки, и больше ничего. Мы их заполнили и отправили. На этом все кончилось.
   
— Тысячи людей хотят попасть в «Фишхук».
   
— Ну и что? Почему не пустить нас всех? Пусть «Фишхук» будет нашей страной. Где все униженные наконец найдут покой.
   
Блэйн не ответил. Он закрыл от нее свой мозг.
   
— Шеп! Шеп, что случилось? Я что-то сказала не то?
   
— Послушай, Анита. Вы не нужны «Фишхуку». «Фишхук» уже не тот, каким вы его считаете. Он изменился. Он превратился в корпорацию.
   
— Да, но мы же всегда…
   
— Знаю. ЗНАЮ. ЗНАЮ. Земля обетованная. Единственная надежда. Эльдорадо. Все совсем не так. «Фишхук» — это гигантская бухгалтерия. Там подсчитывают убытки и прибыли. О, он, несомненно, помогает человечеству; он дает ему прогресс. Теоретически и даже практически. «Фишхук» — самое грандиозное предприятие за всю историю. Но не надо искать там человечности. Или родственного чувства к остальным паранормальным. Если мы хотим обрести свою «землю обетованную», нам ее надо строить собственными руками. Нам надо драться и драться, чтобы останавливать финнов и срывать операции типа «Дня всех святых»…
   
— Собственно, я ведь для этого и пришла. Чтобы сказать, что ничего не получается.
   
— А телефон…
   
— Мы дозвонились в два города — Детройт и Чикаго. Попробовали в Нью-Йорк, но нас не соединили. Можешь себе представить: не соединили с Нью-Йорком. Потом мы попытались связаться с Денвером, но нам сказали, что линия не работает. И мы испугались и прекратили попытки…
   
— Прекратили! Вы не можете прекращать!
   
— У нас есть несколько дальних телепатов, мы сейчас пытаемся наладить связь через них. Но у них пока не получается. В дальней телепатии нужда возникает редко, поэтому она не слишком отлажена.
   
Блэйн застыл, не веря собственным ушам.
   
Не смогли дозвониться в Нью-Йорк! Нет связи с Денвером!
   
Неужели Финн держит все это в руках?
   
— Не все держит в руках, — поправила его Анита, — а только расставил своих людей в стратегических точках. Не исключено, что в его силах нарушить систему связи во всем мире. А поселения вроде нашего находятся под его постоянным наблюдением. В другие города мы звоним не чаще, чем раз в месяц. А тут три звонка за пятнадцать минут. Финн почувствовал неладное и блокировал нас.
   
Блэйн снял со спины рюкзак и опустил его на землю.
   
— Я возвращаюсь, — сказал он.
   
— Нет смысла. Все, что можно, мы уже делаем.
   
— Да, конечно. Возможно, ты права. Хотя есть один шанс, надо только успеть в Пьер.
   
— Пьер — это город, где жил Стоун?
   
— Да, но… Ты что-то знала про Стоуна?
   
— Только слышала о нем. Для паранормальных людей он был вроде Робин Гуда. Он боролся за них.
   
— Если я сумею связаться с его организацией, а мне кажется, это возможно…
   
— Та женщина тоже там живет?
   
— Гарриет? Только она может вывести меня на группу Стоуна. Но ее может там не оказаться. Я не знаю, где она.
   
— Если ты подождешь до вечера, мы сможем отвезти тебя по воздуху. Но днем это слишком опасно. Чересчур много глаз, даже в таком месте, как Гамильтон.
   
— Туда не больше тридцати миль. Дойду пешком.
   
— По реке было бы проще. Ты умеешь управлять каноэ?
   
— Когда-то умел. Надеюсь, еще не забыл.
   
— Так даже безопаснее, — сказала Анита. — Суда по реке сейчас почти не ходят. Выше по реке, недалеко от города, живет мой двоюродный брат. У него есть каноэ. Давай я тебе объясню.
  
  
   
    
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   
   
Непогода пришла неожиданно. Ничто не предсказывало ее приближения, кроме постепенно сереющего неба. В полдень тучи лениво наползли на солнце, а к трем часам все небо от горизонта до горизонта было затянуто серыми барашками.
   
Блэйн из всех сил налегал на весло, покрывая милю за милей. Много лет ему не приходилось грести, и много лет его тело не знало таких изнурительных нагрузок. Руки у него задеревенели и потеряли чувствительность, плечи ломило, а верх спины обхватило стальным обручем, который сжимался с каждым гребком. Ладони превратились в один сплошной волдырь.
   
Но он не снижал темпа, зная, что дорога каждая минута. В Пьере ему еще предстояло найти группу паракинетиков, работавших со Стоуном, но даже если он их найдет, те могут отказаться ему помочь. Они могут начать проверять его и его объяснения и вполне резонно станут подозревать в нем шпиона Финна. Если бы Гарриет была там, она смогла бы поручиться за него, хотя он не знал, какое положение она занимает в организации и много ли весит ее слово. Да и там ли она?
   
Но это хоть и слабый, но единственный шанс. Последний, который нельзя упускать. Он должен приплыть в Пьер, он должен найти группу, он должен заставить их поверить себе.
   
А если он не сумеет, то это будет означать гибель Гамильтона и еще сотен таких гамильтонов по всему свету. И это будет означать гибель тех паранормальных, что живут не в гамильтонах, а обитают, боясь сделать лишний шаг, среди людей, считающих себя нормальными.
   
Обыкновенные люди называют их чокнутыми, колдунами, нечистой силой, и кто может на это возразить? У каждого народа для каждого поколения есть свои нормы, и эти нормы устанавливаются не законом и не по универсальному эталону. Они устанавливаются общественным мнением, которое, в свою очередь, складывается и из предубеждений, и из непонимания, и из извращенной логики, столь свойственных человеческому разуму.
   
А сам ты кто, спросил себя Блэйн. Уж если называть кого-то чокнутым, то в первую очередь тебя самого. Потому что ты даже не человек.
   
Он вспомнил Гамильтон и Аниту Эндрюс, и его больно кольнуло в сердце — имел ли он право требовать, чтобы кто-либо, неважно, город или женщина, принял его как своего?
   
Он навалился на весло, стараясь оборвать невыносимые раздумья, прекратить в изнемогающем мозгу бешеную пляску вопросов.
   
Вместо легкого ветерка задул резкий северо-западный ветер, и на закручивающейся волнами поверхности реки стали появляться белые пенистые гребешки.
   
Небо, тяжелое и серое, навалилось на землю и темный крышей повисло над рекой. В прибрежном ивняке суетливо защебетали птицы, обеспокоенные ранним приходом сумерек.
   
Блэйн вспомнил старого священника, принюхивающегося к небу. Погода портится, предупредил он тогда.
   
Нет, погода его не остановит, стиснул зубы Блэйн, яростно работая веслом. Его ничто не остановит. Никакая сила на Земле.
   
Первые мокрые хлопья снега стегнули его по лицу, и всю реку ниже по течению накрыло приближающимся серым занавесом. Все скрылось из виду, и только снег шелестел, падая на воду, и ветер, словно огромный хищник, от которого ускользает добыча, зло скулил за спиной.
   
Берег был не более чем в сотне ярдов, и Блэйн решил, что продолжать путешествие придется пешком. Как бы он ни спешил, выгадывая время, плыть дальше было невозможно.
   
Он сделал резкий гребок, чтобы направить каноэ к берегу, и тут на него обрушился новый порыв ветра. Дальше вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Вокруг метались лишь снежные хлопья, и река, объединившись с ветром, ритмично подбрасывала каноэ. И берег, и холмы над ним исчезли. Остались лишь вода, ветер и снег.
   
Каноэ резко дернуло и закружило, и Блэйн на мгновение потерял всякое чувство направления. Всего несколько секунд — и он безнадежно заблудился на реке, не имея ни малейшего представления, в какой стороне лежит берег. Все, что ему оставалось, — это стараться удерживать лодку от вращения.
   
Ветер стал еще резче и холодней и ледяным ножом вонзался в его вспотевшее тело. По его лицу бежали струйки воды от запорошившего волосы и брови снега.
   
Каноэ беспомощно приплясывало в волнах. Не зная, что делать дальше, подавленный этой пришедшей с реки атакой, Блэйн растерянно подгребал веслом.
   
Вдруг из серого тумана всего в нескольких метрах от него вынырнули заснеженные ивовые кусты; каноэ неслось прямо на них.
   
Блэйн только успел напрячься, ухватиться за борта и приготовиться к удару.
   
Каноэ со скрежетом, заглушаемым ветром, врезалось в кусты, приподнялось и опрокинулось.
   
Очутившись в воде, Блэйн ухватился за ветви, нащупал мягкое скользкое дно и, отфыркиваясь, выпрямился.
   
На каноэ рассчитывать больше не приходилось: подводная коряга разодрала полотно вдоль всего борта, и теперь лодка медленно погружалась.
   
Спотыкаясь и падая, Блэйн выбрался сквозь заросли ивняка на твердую землю и только тут понял, что в воде было теплей. Пронизывая его мокрую одежду, ветер впился в него миллионом ледяных игл.
   
Весь дрожа, Блэйн уставился на сотрясаемые штормом кусты. Надо найти закрытое место. И там разжечь огонь. Иначе ночь не продержаться. Он поднес руку к самым глазам: часы показывали только четыре.
   
Светло будет еще не больше часа, прикинул он, и за это время надо успеть найти, где укрыться от бури и холода.
   
Он было двинулся вдоль берега и вдруг замер — он не сможет разжечь огонь. У него нет спичек. А может, есть? Все равно они мокрые. Впрочем, их можно высушить. Он лихорадочно обшарил промокшие карманы. Но спичек не нашел.
   
Блэйн зашагал дальше. Если он найдет хорошее укрытие, сумеет выжить и без костра. Какую-нибудь яму под корнями упавшего дерева или дупло, куда сможет втиснуться, — любое закрытое от ветра место, где тепло его тела хотя бы частично просушит одежду и не даст замерзнуть самому.
   
Деревьев не было. Одни только бесконечные ивы, хлопающие, как бичи, в порывах ветра.
   
Он пошел дальше, скользя и спотыкаясь на обломках и топляках, выброшенных на берег в половодье. От частых падений его костюм покрылся грязью и замерз, превратившись в ледяной панцирь, и все же он шел. Останавливаться было нельзя; ему необходимо было укрытие; если он перестанет двигаться, не сможет двигаться, то погибнет.
   
Он снова споткнулся, упал на колени. Там, у самого берега, в воде, зажатое ивовыми ветвями, плавало полузатопленное каноэ, тяжело покачиваясь в набегающих волнах.
   
Каноэ!
   
Он провел по лицу грязной ладонью, чтобы взглянуть получше.
   
Это было то же самое каноэ, другого и быть не могло!
   
Именно от этого каноэ он отправился вдоль берега.
   
И снова к нему вернулся!
   
Он напряг уставший разум в поисках ответа — ответ мог быть только один, один-единственный.
   
Он в западне — на крохотном речном островке.
   
И вокруг ничего, кроме ивняка. Ни одного нормального дерева — вывернутого, с дуплом или еще какого-либо. У него нет спичек, а если б они и были, то костер все равно не из чего было бы сделать.
   
Штанины стали фанерными и похрустывали всякий раз, как он сгибал колени. Казалось, что с каждой минутой становится все холоднее — хотя он слишком замерз, чтобы судить о температуре.
   
Он медленно поднялся на ноги, выпрямился и пошел прямо на обжигающий ветер. По кустам шелестел падающий снег, разгневанно гудела исхлестанная бурей река, и наступающая темнота несла ответ пока еще не заданному вопросу.
   
Ночь на острове он не выдержит, а покинуть его нет возможности. Он понимал, что до берега не может быть более полусотни метров, но что толку? Десять против одного, что на берегу будет не легче, чем здесь.
   
«Я должен найти выход, — приказал себе Блэйн. — Я не умру на этом затхлом клочке недвижимого имущества, на этом идиотском островке. И не потому, что моя жизнь представляет великую ценность. Я единственный, кто может получить в Пьере помощь.
   
Какое издевательство! Ведь я никогда не попаду в Пьер. Я не выберусь с этого острова. Я так и останусь на этом месте, и, скорее всего, меня даже не найдут.
   
А когда начнется весеннее половодье, течение потащит меня вместе с прочим смытым с берегов мусором».
   
Он повернулся и отошел подальше от края воды. Нашел место, где ивы хоть немного защищали от ветра, и осторожно сел, вытянув ноги. Механическим жестом поднял воротник. Потом плотно сложил на груди руки, спрятал полузамерзшие пальцы в едва различимое тепло подмышек и уставился взглядом в призрачные сгущающиеся сумерки.
   
Но так нельзя, сказал он себе. В такой ситуации обязательно надо двигаться. Чтобы кровь не застыла в жилах. Надо отгонять сон. Махать руками. Топать ногами. Надо цепляться за жизнь.
   
Впрочем, зачем, подумал он. Можно пережить все унижения борьбы за жизнь и все же погибнуть в конце концов.
   
Нет, должен быть лучший путь.
   
Если у меня в голове мозги, а не солома, я обязан придумать что-то получше.
   
Главное, решил он, суметь отрешиться от ситуации, чтобы беспристрастно обдумать проблему: как перенести себя, свое тело, с этого острова, и не только с острова, но и в безопасное место.
   
Но разве есть для меня безопасное место?
   
И вдруг он понял, что есть.
   
Есть такое место. Он может вернуться в голубую комнату, где живет Розовый.
   
Но нет! Это то же самое, что остаться на острове, потому что к Розовому может полететь лишь его разум, а не тело. А когда он вернется, тело, скорее всего, будет уже не пригодно к употреблению.
   
Вот если бы он мог взять с собой тело, то все было бы в порядке.
   
Но тело взять нельзя.
   
Он все же решил проверить это, но никак не находил нужных данных о той далекой планете. Когда же наконец нашел то, что искал, и заглянул в сведения, спрятанные в дальнем углу его мозга, то ужаснулся.
   
Если бы он оказался там во плоти, он не прожил бы и минуты! Планета была абсолютно непригодна для человека.
   
Но должны же быть другие места. Конечно же, есть другие планеты, куда он мог бы отправиться и во плоти, если бы смог.
   
Он сидел, сгорбившись от холода и уже не ощущая ни стужи, ни сырости.
   
Он попробовал позвать Розового, но тот не откликался.
   
Он звал его снова и снова, но безуспешно. Он пытался найти его в себе, нащупать, поймать, но не нашел и следа его. И тогда до него дошло — будто чей-то голос сказал ему, — что искать бесполезно. Он никогда не найдет его, потому что существо превратилось в часть его самого. Они слились воедино, и больше не существовало ни Розового, ни человека, а был странный сплав их обоих.
   
Отныне ему самому предстоит делать все, что потребуется, используя навыки того, кем он стал.
   
В нем были все исходные данные, в нем было знание, в нем были способы и методы, и еще в нем было грязноватое пятно — Ламберт Финн.
   
Он углубился в свой разум, заглядывая во все укромные уголки, просматривая каждую полочку, не пропуская ни одного ящика, или пакета, или коробки, где были распиханы невероятные по объему и все еще не разобранные сведения — миллиарды обрывков информации, бестолково собранные безалаберным существом.
   
Он находил то, что озадачивало, и то, что вызывало в нем отвращение, и то, что восхищало, но ничто не могло быть применено в данном случае.
   
И все время под ногами у него назойливо путался разум Ламберта Финна, который еще не успел слиться и, возможно, никогда не сольется с его разумом, а будет постоянно бегать из угла в угол, мешая и отвлекая.
   
Блэйн оттолкнул его в сторону, сбросил с дороги, засунул под ковер и продолжил поиски, но грязные мысли, и планы, и представления Финна, порожденные средоточием ужаса, по-прежнему выскакивали на поверхность его сознания.
   
В сотый раз отбросив этот мусор прочь, он уловил что-то похожее на то, что ищет, и бросился за этим в погоню, продираясь через всю мерзость, гнездившуюся в разуме Финна. Потому что именно там он нашел, что было нужно, — не на свалке знаний, унаследованной от Розового, а в мусорной куче, доставшейся от Финна.
   
Это было неземное, извращенное, гнусное знание, и Блэйн понял, что Финн получил его на той самой планете, откуда вернулся умалишенным. Мысленно держа это знание в руках, Блэйн рассмотрел совсем простое устройство, усвоил логику понятий, разобрался, как им пользоваться, и отчасти понял чувство вины и страха, толкнувшие Финна на путь ненависти и преступлений.
   
Это знание раскрывало дорогу к звездам, физически открывало ее для всех жизненных форм во всей Вселенной. Но неустойчивая психика Финна сделала единственный вывод: Земля тоже досягаема. И прежде всего для планеты, которая владеет этим знанием. Он не подумал обо всех открывающихся возможностях, не понял, какую пользу это знание может принести человеческой расе, для него оно было лишь мостом между планетой, которую он открыл, и планетой, которую считал родной. Он начал беспощадную борьбу за то, чтобы родная планета вернулась к доброму старому прошлому, чтобы она порвала всякую связь с космосом; он поставил себе цель обескровить и задушить «Фишхук», а для этого — уничтожить всех паранормальных людей, тем самым лишая «Фишхук» будущего пополнения.
   
По логике Финна, Вселенная не обратит внимания на Землю, если Земля останется маленькой тихой планеткой и не станет привлекать к себе внимания, и тогда за человечество можно не опасаться.
   
Но как бы то ни было, в его разуме лежали сведения о том, как путешествовать по космосу во плоти, и эти сведения могли сейчас спасти Блэйну жизнь.
   
Блэйн снова заглянул в свой разум, и там, на полочках со знаниями, уже извлеченными из свалки информации, нашел каталог тысяч планет, на которых побывал Розовый. Они были сотен различных типов и все — одинаково гибельны для незащищенного человеческого организма. Страх снова стал возвращаться к Блэйну: неужели теперь, зная, как перемещать не только разум, но и тело, он не найдет подходящей планеты?
   
Яростный вой ветра, прорываясь сквозь барьер его сконцентрированного на поиске сознания, сбивал с мысли и напоминал о холоде. Блэйн попробовал согнуть ногу, но едва сумел пошевелить ею. Буря злорадно хохотала над ним, кружась над рекой и барабаня сухими зернами снега по ивняку.
   
Он отрешился от ветра, и снега, и холода, и воя, и стука — и вдруг нашел, что искал.
   
Он дважды перепроверил данные и остался удовлетворенным. Он мысленно нарисовал сетку координат и расположил там найденную планету. Затем медленно, этап за этапом, выполнил прием дальнего скачка. И стало тепло.
   
Он лежал лицом вниз, а под ним была трава, и пахло травой и землей. Исчезли завывания бури и шум снегопада в ивах.
   
Он перевернулся на спину и сел.
   
И от того, что он увидел, у него перехватило дух.
   
Потому что если существовало во Вселенной райское место, то это было оно!
  
  
   
    
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
   
   
Солнце уже перевалило через полуденную отметку и скатывалось на запад, когда Блэйн, хлюпая по раскисшей после первой осенней бури земле, спустился в городок Гамильтон.
   
Вот он снова здесь, подумал Блэйн, и опять почти поздно — надо было прийти раньше. Потому что, как только солнце скроется за горизонтом, наступит канун Дня всех святых.
   
Интересно, сколько паранормальных городов успели предупредить гамильтонцы, спросил себя Блэйн. Не исключено, что они успели куда больше, чем он даже мог предположить. Возможно, им повезло, возможно, и нет.
   
На ум ему вдруг пришел старик священник: «Перст божий обратился на тебя…»
   
Когда-нибудь мир оглянется назад, и ему станет стыдно за сегодняшнее сумасшествие — за слепоту, глупость, нетерпимость. Когда-нибудь мир станет честным и мудрым. Когда-нибудь паранормальных людей перестанут считать исчадием ада. Когда-нибудь исчезнет барьер, отделяющий их от «нормальных» людей, если таковые к тому времени еще останутся. Когда-нибудь станет ненужным «Фишхук». Может быть, даже Земля когда-нибудь станет ненужной.
   
Потому что он нашел выход. Он не дошел до Пьера, но нашел решение. Он был вынужден найти решение.
   
И его решение было лучше, чем решение Стоуна. Его метод путешествия превосходил что-либо известное в «Фишхуке». Этот метод полностью исключал любые механизмы. Он превращал человека в полного хозяина своего разума и своего тела и открывал перед ним всю Вселенную.
   
По небу все еще плыли обрывки облаков — арьергард пронесшейся над долиной бури. По обочинам стояли натаявшие из снега лужи, а ветер, несмотря на яркое солнце, еще не утратил своей порывистой остроты.
   
Блэйн поднялся по улице, ведущей в центр города; в нескольких кварталах, на площади перед магазинами, он увидел ожидающих его жителей — не группу людей, как в прошлый раз, а целую толпу народа. Наверное, большая часть Гамильтона, прикинул Блэйн.
   
Он пересек площадь и всмотрелся в молчащую толпу, стараясь найти Аниту, но ее там не было.
   
На ступеньках сидело четверо мужчин — все та же четверка. Блэйн остановился перед ними.
   
— Мы слышали, ты решил вернуться, — произнес Эндрюс.
   
— Я не добрался до Пьера, — сказал Блэйн. — Я хотел просить там помощи. Но на реке меня застигла буря.
   
— Они перекрыли телефонную связь, — сказал Джексон, — и мы использовали дальнюю телепатию. Нам удалось связаться с некоторыми группами, а те передадут дальше. Не знаю, далеко ли.
   
— Да и за четкость трудно ручаться, — добавил Эндрюс.
   
— Ваши телепаты все еще поддерживают связь? — спросил Блэйн.
   
Эндрюс кивнул.
   
Снова заговорил Джексон:
   
— Людей Финна так и не было. И это настораживает. У Финна что-то случилось…
   
— Они должны были прийти искать тебя и перевернуть здесь все вверх дном, — подтвердил Эндрюс.
   
— А может, они не хотят меня искать?
   
— А может, — холодно заметил Джексон, — ты не тот, за кого себя выдаешь?
   
Блэйн не выдержал:
   
— Да пропадите вы пропадом! — выкрикнул он. — А я-то чуть не подох ради вас. Все. Сами себя спасайте.
   
Он круто повернулся и пошел прочь, задыхаясь от гнева.
   
Нет, это не его война. Она чужая ему, как и эти люди. Но все же он считал ее своей войной. Он вступил в нее из-за Стоуна, из-за Рэнда и Гарриет, из-за гонявшегося за ним по всей стране сыщика. И может быть, еще из-за чего-то неопределенного, неясного в нем самом — какого-то дурацкого идеализма, жажды справедливости, желания бросить вызов всем негодяям, мошенникам и реформистам.
   
Он пришел в этот город не с пустыми руками, он спешил вручить им удивительный дар. А его стали допрашивать, словно шпиона и самозванца.
   
Ну и черт с ними, сказал он себе. Он достаточно сделал. С него хватит.
   
Осталось единственное дело, которое ему предстоит закончить, а потом на все наплевать.
   
— Шеп!
   
Он продолжал идти.
   
— Шеп!
   
Блэйн остановился и посмотрел назад.
   
К нему шла Анита.
   
— Нет, — сказал он.
   
— Но они — это же еще не все, — произнесла она. — Нас здесь много, и мы готовы слушать тебя.
   
И она, конечно, была права.
   
Их было много.
   
Анита и все остальные. Женщины, и дети, и мужчины, не наделенные властью. Ибо власть делает людей подозрительными и мрачными. Власть и ответственность мешают людям быть самими собой и из личностей превращают их в коллективный орган.
   
И в этом паранормальный человек или сообщество паранормальных людей не отличаются от обыкновенного человека или сообщества обыкновенных людей. Собственно, паранормальность не меняет личности. Она только дает ей возможность стать полнее.
   
— У тебя ничего не получилось, — сказала Анита. — Трудно было рассчитывать на успех. Но ты старался, и этого достаточно.
   
Он сделал шаг в ее сторону.
   
— Ты не права. У меня все получилось.
   
Теперь они, вся толпа, медленно и безмолвно шли к нему.
   
А впереди всех шла Анита Эндрюс.
   
Она приблизилась к нему, остановилась и посмотрела ему в глаза.
   
— Где ты был? — тихо спросила она. — Мы искали тебя на реке и нашли каноэ.
   
Протянув руку, он поймал ее за локоть и крепко прижал к себе сбоку.
   
— Я расскажу тебе, — сказал он, — чуть позже. Чего хотят эти люди?
   
— Они напуганы. Они ухватятся за любую надежду.
   
В двух шагах от него толпа остановилась, и мужчина в переднем ряду спросил:
   
— Это ты человек из «Фишхука»?
   
Блэйн кивнул:
   
— Да, раньше я служил в «Фишхуке», но не теперь.
   
— Как Финн?
   
— Как Финн, — согласился Блэйн.
   
— И как Стоун, — вмешалась Анита. — Стоун тоже был из «Фишхука».
   
— Вы боитесь, — сказал Блэйн. — Вы боитесь меня, и Финна, и всего света. Но я нашел место, где вы забудете, что такое страх. Я открыл для вас новый мир, и если он вам нужен, берите его.
   
— А что это за мир? Чужая планета?
   
— Эта планета не хуже, чем лучшие уголки Земли. Я только что вернулся оттуда…
   
— Но ты же спустился с горы. Мы сами видели, как ты спускался…
   
— Да замолчите же вы, идиоты! — закричала Анита. — Дайте ему рассказать.
   
— Я нашел способ, — продолжал Блэйн, — или, скорее, украл способ путешествовать в космосе и разумом, и телом. Сегодня ночью я был на одной из планет. А утром вернулся обратно. Безо всякой машины. Это нетрудно, стоит только понять.
   
— Но где гарантии…
   
— Их нет. Ваше дело — верить мне или нет.
   
— Но даже «Фишхук»…
   
— С этой ночи, — медленно произнес Блэйн, — «Фишхук» — это вчерашний день. «Фишхук» нам больше не нужен. Мы можем отправиться куда нам вздумается. Без машин. Только силой разума. А это и есть цель всех паракинетических исследований. Машина всегда была только костылем, на который опирался прихрамывающий разум. Теперь этот костыль можно отбросить.
   
Сквозь толпу протиснулась женщина с изможденным лицом.
   
— Давайте кончать болтовню, — сказала она. — Ты говоришь, что нашел планету?
   
— Нашел.
   
— И можешь взять нас туда?
   
— Мне незачем брать вас. Вы сами можете отправиться туда.
   
— Ты один из нас, сынок. У тебя честные глаза. Ты же не станешь нам лгать?
   
— Я не стану вам лгать, — улыбнулся Блэйн.
   
— Тогда рассказывай, что надо делать.
   
— А что можно взять с собой? — выкрикнул кто-то.
   
— Немного, — покачал головой Блэйн. — Мать может взять на руки ребенка. Можно надеть на плечи рюкзак. Перебросить через спину узел. Захватить с собой вилы, топор и еще какие-нибудь инструменты.
   
Из толпы вышел мужчина и произнес:
   
— Если уж отправляться туда, то надо спешить. И нужно решить, что мы берем с собой. Нам понадобятся продукты, семена растений, одежда, инструменты…
   
— Вы в любой момент сможете вернуться, — сказал Блэйн. — В этом нет ничего сложного.
   
— Ладно, — остановила его женщина с измученным лицом. — Хватит терять время. Ближе к делу. Рассказывай, сынок.
   
— Погодите, еще момент. Есть среди вас дальние телепаты?
   
— Есть. Я, например, а вон Мертль, и Джим в том ряду, и…
   
— Вы должны все передавать. Всем, кому сможете. А те пусть передадут другим и так далее. Пусть как можно больше людей узнает туда дорогу.
   
— Хорошо, — кивнула женщина, — можешь объяснять.
   
Шурша ногами по площади, люди плотным кольцом встали вокруг Блэйна и Аниты.
   
— Готовы? — спросил Блэйн. — Тогда смотрите.
   
И он почувствовал, как они смотрят, деликатно заглядывая в его разум и словно сливаясь с ним в одно целое.
   
И он тоже сливался с ними. Здесь, в этом кругу, десятки разумов объединились в один — один большой разум, полный теплоты, человечности и доброты. В нем был аромат весенней сирени, и запах речного тумана, нависшего ночью над землей, и осенние краски багряных холмов. В нем было потрескивание поленьев в очаге, рядом с которым дремлет старый пес, и пение ветра в карнизах. В нем было чувство дома и друзей, хорошего утра и добрых вечеров, соседа из дома напротив и перезвон колоколов маленькой церквушки.
   
Блэйн с сожалением отвернулся от этих ощущений, среди которых он мог жить бесконечно долго, и произнес:
   
— А теперь запомните координаты планеты, куда вы отправитесь.
   
Он передал им координаты, на всякий случай показав их им несколько раз.
   
— А делается это вот так.
   
И он извлек это омерзительное неземное знание и некоторое время держал перед ними, чтобы дать им привыкнуть, затем шаг за шагом объяснил им принцип и логику, хотя в этом практически не было нужды: раз увидев суть знания, они автоматически усвоили и принцип и логику.
   
Чтобы быть уверенным до конца, он еще раз все им повторил.
   
И их разумы отшатнулись от него, и только Анита осталась рядом.
   
— Что случилось? — спросил он Аниту, увидев, с каким выражением глаз они отступили от него.
   
Анита повела плечами:
   
— Это было ужасно.
   
— Естественно. Но я видел вещи и похуже.
   
Ну конечно, в этом-то и дело. Он видел, а они — нет. Эти люди всю свою жизнь прожили на Земле, и ничего, кроме Земли, не знали. Им никогда не приходилось сталкиваться с неземными понятиями. Знание, которое он им показал, собственно, не было мерзким. Оно было неземным. В чужих мирах много вещей, от которых волосы встают дыбом, но которые для своего мира вполне естественны и нормальны.
   
— Они им воспользуются? — спросил он.
   
И услышал голос изможденной женщины:
   
— Я услыхала твой вопрос, сынок. То, что мы увидели, мерзко, но мы им воспользуемся. У нас нет выбора.
   
— Вы можете остаться здесь.
   
— Мы воспользуемся, — повторила женщина.
   
— И передадите информацию дальше?
   
— Сделаем все, что можем.
   
Люди начали расходиться. Они выглядели смущенными и растерянными, словно кто-то рассказал непристойный анекдот на церковном собрании.
   
— А ты что скажешь? — спросил он Аниту.
   
Она медленно повернулась, чтобы стать с ним лицом к лицу:
   
— Ты должен был сделать это, Шеп. Ты не мог поступить по-другому. Ты не знал, как они все воспримут.
   
— Да, я не знал. Я так долго общался с неземным. Я сам теперь отчасти неземной. Я не совсем человек…
   
— Тс-с, — остановила она его. — Я знаю, кто ты.
   
— Ты уверена, Анита?
   
— Еще как уверена, — ответила она.
   
Он привлек ее к себе и крепко обнял на минуту, затем отпустил и заглянул ей в лицо и за улыбкой в глазах увидел слезы.
   
— Я должен идти, — сказал он. — У меня осталось еще одно дело.
   
— Ламберт Финн?
   
Блэйн кивнул.
   
— Нет! — закричала она. — Ты не станешь!
   
— Не то, что ты подумала, — ответил Блэйн. — Хотя, Бог свидетель, я бы сделал это с удовольствием. До этого момента я действительно хотел убить его.
   
— Но разве не опасно возвращаться туда?
   
— Не знаю. Посмотрим. Я попытаюсь выиграть время. Я единственный, кто может это. Финн меня боится.
   
— Возьмешь машину?
   
— Если можно.
   
— Мы начнем уходить, как только стемнеет. Успеешь вернуться?
   
— Не знаю, — ответил он.
   
— Ты ведь вернешься? Ты ведь поведешь нас?
   
— Я не могу обещать, Анита. Не заставляй меня обещать.
   
— Но если ты увидишь, что мы ушли, ты последуешь за нами?
   
Блэйн промолчал.
   
Он не знал, что ответить.
  
  
   
    
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   
   
В фойе отеля было тихо и почти безлюдно. Один человек дремал в кресле. Другой читал газету. За окошечком клерк со скучающим видом глядел на улицу и рассеянно щелкал пальцами.
   
Блэйн пересек фойе и по короткому проходу направился к лестнице.
   
— Лифт, сэр? — услужливо предложил лифтер.
   
— Не стоит, — отказался Блэйн. — Мне всего один этаж.
   
Он обошел лифт и начал подниматься пешком, чувствуя, как на затылке дыбом встают волосы. Выйдет ли он отсюда живым, Блэйн не знал.
   
Но он вынужден был рискнуть.
   
Дорожка на каменных ступеньках заглушала его шаги, и он поднимался в полной тишине, в которой слышен был только нервный присвист его дыхания.
   
На втором этаже все было по-прежнему. Так же, прислонив кресло к стене, сидел охранник. Увидев Блэйна, он наклонился, не вставая с кресла и широко раскинув ноги, и стал ждать, когда тот подойдет поближе.
   
— К нему сейчас нельзя, — сообщил он Блэйну. — Он только что всех выгнал. Сказал, постарается заснуть.
   
Блэйн сочувственно кивнул:
   
— Да, несладко ему приходится.
   
— Никогда не видел, чтобы люди так расстраивались, — доверительно шепнул телохранитель. — Кто его так, по-вашему?
   
— Опять это проклятое колдовство.
   
Охранник глубокомысленно кивнул:
   
— Правда, он и до того, как это случилось, был не в себе. Когда вы в тот раз пришли к нему, с ним было все нормально, а после вас его словно подменили.
   
— Я в нем перемен не заметил.
   
— Я же говорю, при вас он был еще в порядке. И вернулся нормально. А где-то через час я заглянул, вижу: он сидит в кресле и на дверь уставился. Странный такой взгляд. Как будто внутри что-то болит. Он даже меня не заметил, когда я вошел. И так и не замечал, пока я с ним не заговорил.
   
— Может, он думал?
   
— Наверное. Но вчера было ужасно. Собрался народ, все приготовились его слушать, репортеров полно, а когда пошли в гараж за звездной машиной…
   
— Меня там не было, — прервал Блэйн, — но я слышал. Для него это, должно быть, был удар.
   
— Я думал, он там на месте и кончится, — сказал охранник. — Он весь побагровел…
   
— А не заглянуть ли нам к нему, — предложил Блэйн. — Если он уже спит, я уйду. А если не спит, мне ему надо сказать пару слов. Крайне важных.
   
— Ну что ж, раз вы его друг… Давайте попробуем.
   
Вот как неожиданно оборачивается эта фантастическая игра, подумал Блэйн. Финн не осмелился сказать о нем ни слова. Финн сделал вид, что Шеп его старый приятель, лишь бы самому отгородиться от подозрений. Поэтому его и не преследовали. Потому молодчики Финна и не перевернули вверх дном Гамильтон, разыскивая его.
   
Это хороший сюрприз — если не западня.
   
Он почувствовал, как невольно напрягаются мышцы, и заставил себя расслабиться.
   
Охранник уже стоял на ногах и перебирал ключи.
   
— Эй, погоди, — остановил его Блэйн. — Ты же меня не обыскал.
   
— Да ладно, — ухмыльнулся верзила. — Вы уже прошли проверку. Я видел, как вы выходили с Финном рука об руку. Он мне сказал, что вы его старый друг и вы не виделись много лет.
   
Он нашел нужный ключ и вставил его в замочную скважину.
   
— Я пойду вперед, — предупредил он, — и погляжу, не спит ли он.
   
Охранник осторожно открыл дверь и тихо шагнул через порог. Блэйн вошел за ним.
   
И вдруг наткнулся на спину неожиданно остановившегося охранника. Изо рта у того раздавались странные, булькающие звуки.
   
Блэйн протянул руку и оттолкнул его в сторону.
   
Финн лежал на полу.
   
В его позе было что-то неестественное.
   
Тело Финна было невероятно изогнуто, словно его скрутили руки великана. На лице, прижатом к полу, было написано выражение человека, заглянувшего в ад и почувствовавшего запах поджариваемых на вечном огне грешников. Его черное одеяние отливало неприятным блеском в свете настольной лампы, которая стояла недалеко от тела. А около груди и головы по ковру расползлось темное пятно. На горло, перерезанное от уха до уха, было жутко смотреть.
   
Охранник по-прежнему стоял, застыв у дверей, только издаваемое им бульканье перешло в хрипы.
   
Блэйн подошел ближе к Финну и рядом с отброшенной рукой увидел инструмент смерти: старинную опасную бритву, которая могла бы вполне спокойно лежать где-нибудь на музейной полке.
   
Все, понял Блэйн, ушла последняя надежда. Договариваться больше не с кем. Ламберт Финн предпочел уйти от всех переговоров.
   
Он до последней минуты играл свою роль — роль жестокого, непреклонного аскета. И для собственного самоубийства он выбрал самый тяжелый способ.
   
Но все-таки, с ужасом глядя на красную прорезь поперек горла, думал Блэйн, для чего он так старался, продолжая пилить себя бритвой, даже умирая?
   
На такое способен только человек, полный ненависти, больной ненавистью к себе — такому, каким он стал.
   
Блэйн повернулся и вышел из комнаты. В коридоре, в углу стоял, перегнувшись пополам, охранник. Его рвало.
   
— Будь тут, — сказал Блэйн. — А я схожу за полицией.
   
Охранник вытер подбородок и широко раскрытыми глазами посмотрел на Блэйна.
   
— Господи, — выговорил он, — в жизни такого не видел…
   
— Сядь и успокойся, — велел Блэйн. — Я скоро вернусь.
   
Только не сюда, подумал он про себя. Довольно испытывать судьбу. Ему нужно несколько минут, чтобы скрыться, — у него они есть. Охранник слишком потрясен, чтобы что-либо предпринимать какое-то время.
   
Но как только весть разойдется, начнется невообразимое.
   
Пощады парапсихам сегодня ночью не будет.
   
Он быстро пересек коридор и сбежал по ступеням. В фойе по-прежнему было пустынно, и он дошел до выхода незамеченным.
   
Но прежде чем он успел взяться за ручку двери, дверь распахнулась, и кто-то быстро шагнул ему навстречу.
   
Звякнув, на пол упала дамская сумочка. Блэйн, расставив руки, перегородил женщине дорогу.
   
— Гарриет! Быстрее уходи отсюда! Быстро!
   
— Моя сумочка!
   
Блэйн нагнулся, взял сумочку, но тут у нее расстегнулся замок, и что-то черное глухо стукнулось об пол. Блэйн быстро поднял тяжелый предмет и спрятал его в ладони.
   
Гарриет уже повернулась и выходила. Блэйн поспешил за ней, взял за локоть и повел к своей машине.
   
Подойдя к машине, он открыл дверцу и втолкнул ее внутрь.
   
— Но, Шеп… Моя машина за углом.
   
— Некогда. Надо быстрей убираться.
   
Он обежал вокруг машины и сел за руль. Двигаясь куда медленнее, чем ему хотелось бы, Блэйн проехал квартал и свернул на перекрестке по направлению к шоссе.
   
Впереди стояло обгорелое здание фактории.
   
Сумочка все еще лежала у него на коленях.
   
— Зачем тебе пистолет? — спросил он, отдавая ей сумочку.
   
— Я хотела убить его, — выкрикнула она. — Пристрелить, как собаку.
   
— Ты опоздала. Он мертв.
   
Она быстро повернулась к нему.
   
— Ты!
   
— Да, видимо, можно сказать, что я.
   
— Подожди, Шеп. Или ты убил его, или…
   
— Хорошо, — сказал он. — Я убил его.
   
И это было правдой. Чья бы рука ни убила Ламберта Финна, убийцей был он, Шепарад Блэйн.
   
— У меня для этого был повод. А у тебя? — спросил он.
   
— Но он убил Годфри. Разве этого недостаточно?
   
— Ты любила Годфри.
   
— Я думаю, да. Ты знаешь, какой это был человек, Шеп.
   
— Знаю. В «Фишхуке» мы были с ним лучшими друзьями.
   
— Мне так больно, Шеп, так больно!
   
— Но в ту ночь…
   
— Тогда было не до слез. Вообще, мне всегда было не до них.
   
— Ты все знала…
   
— Давно. Это моя работа — знать все.
   
Блэйн выехал на шоссе и двинулся в сторону Гамильтона. Солнце уже село. На землю сочились сумерки, и на востоке, над прерией, зажглась первая вечерняя звезда.
   
— И что теперь? — спросил Блэйн.
   
— Теперь у меня собран материал. Весь, какой смогла.
   
— Ты хочешь написать об этом. Думаешь, твоя газета напечатает?
   
— Не знаю, — ответила она. — Но написать я должна. Ты сам понимаешь, что я не могу не написать. Я возвращаюсь в Нью-Йорк…
   
— Нет. Ты возвращаешься в «Фишхук». И не машиной, а самолетом из ближайшего аэропорта.
   
— Но, Шеп…
   
— Здесь слишком опасно, — объяснил Блэйн. — Они будут срывать зло на всех, кто хоть немного паранормален. Даже на обычных телепатах вроде тебя.
   
— Я не могу, Шеп. Я…
   
— Послушай меня, Гарриет. Финн подготовил провокацию — выступление части паранормальных на День всех святых. Это дело рук его контрразведки. Остальные паракинетики, узнав об этом, попытались помешать этому. Некоторых им удалось остановить, но не всех. И неизвестно, что будет сегодня ночью. Если б он был жив, он использовал бы волнения, чтобы подтолкнуть репрессии, затянуть гайки законодательства. Конечно, были бы и убийства, но не они были главной целью Финна. Но теперь, со смертью Финна…
   
— Они же теперь нас уничтожат, — охнула Гарриет.
   
— По крайней мере, постараются. Но есть выход…
   
— И понимая все это, ты тем не менее убил Финна!
   
— Это не совсем убийство, Гарриет. Я пришел, чтобы договориться с ним. Я нашел способ увести паранормальных с Земли. Я собирался пообещать ему освободить всю Землю от паранормальных, если он еще неделю-другую продержит своих псов на цепи…
   
— Но ты сказал, что убил его.
   
— Наверное, будет лучше, если я тебе объясню все подробно. Чтобы, когда будешь писать, ты ничего не упустила.
  
  
   
    
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   
   
В Гамильтоне было тихо. И пустынно — так пустынно, что пустота ощущалась физически.
   
Блэйн затормозил на площади и вышел из машины.
   
Не светило ни единого огонька, и мягкий шум реки монотонно отдавался у него в ушах.
   
— Они ушли, — сказал он.
   
Гарриет тоже вышла и подошла к нему.
   
— Все в порядке, дружище, — произнесла она, — забирайся на своего коня.
   
Он отрицательно покачал головой.
   
— Но ты должен. Ты обязан отправиться вслед за ними. Твое место — среди них.
   
— Не сейчас. Может, когда-нибудь, через несколько лет. А пока много дел на Земле. Есть еще много паранормальных, которые дрожат от страха и прячутся по своим норам. Я должен отыскать их. Я обязан спасти всех, кого смогу.
   
— Но тебя убьют раньше. Ты для них — главная мишень. Люди Финна не оставят тебя в покое…
   
— Если станет совсем туго, я уйду. Я не герой, Гарриет. Я в принципе трус.
   
Она уселась за руль и обернулась сказать ему «до свиданья».
   
— Погоди, — остановил ее Блэйн. — А что произошло тогда с тобой, когда я был в гараже?
   
Она засмеялась резковатым смехом:
   
— Когда появился Рэнд, я решила уехать. Чтобы вызвать подмогу.
   
— Но?
   
— Меня арестовала полиция. На следующее утро меня выпустили, и с тех пор я тебя разыскивала.
   
— Храбрая девочка, — сказал Блэйн, и тут в воздухе раздался слабый пульсирующий звук, он доносился издалека.
   
Блэйн замер, прислушиваясь. Звук все усиливался, и Блэйн скоро узнал в нем шум приближающихся автомобилей.
   
— Быстро, — скомандовал он. — Свет не включай. Скатись под горку и выедешь на шоссе.
   
— А ты, Шеп?
   
— За меня не беспокойся. Поезжай.
   
Она включила зажигание.
   
— До встречи.
   
— Поезжай, Гарриет! И спасибо тебе. За все спасибо. Привет Шарлин!
   
— До свиданья, Шеп, — сказала она, и машина тронулась в сторону холмов.
   
Ничего, она доедет, сказал себе Блэйн. Тот, кто сумел перебраться через скалы вокруг «Фишхука», здесь затруднений не встретит.
   
Оставшись один на площади, он слушал приближающийся рев двигателей. Вдалеке уже засветились точки фар. С реки прилетел прохладный ветерок и забился ему в штанины и рукава.
   
И так — повсюду, подумал он. Повсюду сегодня ночью гудят машины, ревет разъяренная толпа и бегут люди.
   
Он сунул руку в карман пиджака и ощутил тяжесть пистолета, выпавшего у Гарриет из сумочки. Он сжал рукоятку — понимая, что воевать с ними надо не оружием.
   
Против них нужна другая стратегия: изолировать их и дать им задохнуться от собственной посредственности. Пусть получают что хотят — планету, полную абсолютно нормальных людей. Пусть они разлагаются здесь, не зная космоса, не летая к другим мирам, вообще никуда не летая и ничего не делая. Как человек, всю жизнь просидевший в кресле-качалке на пороге своего дома в каком-нибудь старом, умирающем городке.
   
Без пополнения извне «Фишхук» разладится через какую-то сотню лет, а еще через сто рассыплется вообще. Наоборот, паралюди станут прилетать с других планет, чтобы забрать себе подобных из «Фишхука».
   
Впрочем, через сто лет это будет уже не важно, потому что человеческая раса уже обоснуется на других планетах и станет строить такую жизнь и цивилизацию, которую ей помешали построить на Земле.
   
Но пора идти. Нужно покинуть город, пока не приехали машины.
   
«И снова я в одиночестве, — подумал Блэйн. — Но уже не так одинок — у меня есть цель. Цель, — с неожиданной гордостью повторил про себя Блэйн, — которую я сам создал».
   
Он расправил плечи, не обращая внимания на холодный ветер, и зашагал быстрее. У него еще есть дела. Много дел.
   
Слева от него, в тени деревьев, что-то шевельнулось, и Блэйн, уловив движение, резко повернулся.
   
— Это ты, Шеп? — раздался неуверенный голос.
   
— Анита! — воскликнул он. — Глупышка моя! Анита!
   
Она выбежала из темноты и бросилась к нему на грудь.
   
— Я не могла, не могла уйти без тебя. Я знала, что ты вернешься.
   
Он обнял ее изо всех сил и осыпал поцелуями, и не было силы в мире и во всей Вселенной, способной разъединить их. И не было ничего, только стремительный бег их крови, и сирень, и сверкающая звезда, и ветер с холмов, и они.
   
И еще — рев машин на шоссе.
   
Блэйн с трудом оторвал ее от себя.
   
— Бежим! — выкрикнул он. — Бежим, Анита!
   
— Как ветер! — отозвалась она.
   
И они побежали.
   
— Вверх, на гору, — сказала она. — Там машина. Я ее отогнала туда, как стемнело.
   
Поднявшись на холм до половины, они посмотрели назад.
   
Первые языки пламени лизнули густую черноту городка, и до них донеслись крики бессильной ярости. Глухо затрещали ружейные выстрелы.
   
— По теням стреляют, — сказала Анита. — Там никого не осталось, даже кошек и собак. Их взяли с собой дети.
   
Но в других городах, подумал Блэйн, остались не только тени. И там будут пожары, и дымящиеся стволы, и веревочные петли, и окровавленный нож. А может — и топот быстрых ног, и темный силуэт в небе, и жуткий вой в горах.
   
— Анита, — спросил он, — скажи, оборотни бывают?
   
— Да, — ответила она. — Оборотни сейчас там, внизу.
   
И она права, подумал Блэйн. Темнота разума, расплывчатость мыслей, мелкость целей — вот они, настоящие оборотни этого мира.
   
Они повернулись спиной к поселку и пошли дальше вверх.
   
Позади все жарче и яростней разгоралось пламя ненависти. Но впереди, над вершиной холма, в блеске далеких звезд светилась надежда.