Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Бернар Вербер - Танатонавты [1994]
Язык оригинала: FRA
Известность произведения: Средняя
Метки: prose_contemporary, Роман, Современная проза, Фантастика

Аннотация. «Эти господа - летчики-испытатели, которые отправляются на тот свет & Та-на-то-нав-ты. От греческого «танатос» - смерть и «наутис» - мореплаватель. Танатонавты». В жизнь Мишеля Пэнсона - врача-реаниматолога и анестезиолога - без предупреждения врывается друг детства Рауль Разорбак: «Кумир моей юности начал воплощать свои фантазии, а я не испытывал ничего, кроме отвращения. Я даже думал, не сдать ли его в полицию &» Что выберет Мишель - здравый смысл или Рауля и его сумасбродство? Как далеко он сможет зайти? Чем обернется его решение для друзей, любимых, для всего человечества? Этот проект страшен, но это грандиозная авантюра, это приключение! Эта книга меняет представления о рождении и смерти, любви и мифологии, путешествиях и возвращениях, смешном и печальном. Роман культового французского писателя, автора мировых бестселлеров «Империя ангелов», «Последний секрет», «Мы, боги», «Дыхание богов», «Тайна богов», «Отец наших отцов», «Звездная бабочка», «Муравьи», «День муравья», «Революция муравьев», «Наши друзья Человеки», «Древо возможного», «Энциклопедия Относительного и Абсолютного знания»...

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 

112. За Мохом-1 Ожидание. Я взглянул на часы: Жан в полете двадцать минут сорок пять секунд. Сейчас он, должно быть, уже там и видит, что происходит за Мохом-1. У него получилось, он преодолел препятствия и сейчас получает совершенно новые знания. Он видит, познает, открывает. А мы должны ждать, когда он вернется и расскажет. Что же там, за коматозной стеной? Что или кто такое смерть? Кома плюс двадцать одна минута. Он все еще там, его пуповина не оборвана, и он может вернуться. С ума сойти. Кома плюс двадцать одна минута пятнадцать секунд. Должно быть, он там буквально обжирается сказочной информацией. Настоящий герой. Кома плюс двадцать одна минута и тридцать секунд. Его земное тело колотит дрожь. Кома плюс двадцать четыре минуты и тридцать три секунды. Дрожь усиливается. Как будто тело сотрясают электрические разряды. Лицо страшно искажено, это похоже на гримасу боли. — Он просыпается? — спросил один из журналистов. Электрокардиограмма показывает, что танатонавт все еще там. Он прошел через первую стену смерти. Активность его головного мозга нарастает, хотя сердце все еще работает на минимуме. Должно быть, он встретил что-то удивительное. Приоткрылась завеса тайны. Брессон вошел в эту дверь. Он все узнал и теперь полон радости, счастья, оттого что понял, кто она, Костлявая, Смерть. Он, без сомнения, узнал ее. Неужели разгадка тайны настолько поразила его? Кома плюс двадцать четыре минуты сорок две секунды. Брессон гримасничает, будто видит кошмар. Он вцепился в подлокотники. Рукава смокинга задрались, и видно, что он покрылся гусиной кожей. Брессон дергается, словно имитирует схватку с чудовищем. Издает предсмертные хрипы, изо рта капает пена, он молотит кулаками, брыкается. К счастью, танатонавт пристегнут к креслу, иначе он свалился бы с него, оборвав трубки и провода, связывающие его с Землей. Журналисты, потеряв дар речи, во все глаза смотрели на это. Все и так подозревали, что вторжение на Континент Мертвых — вещь достаточно рискованная, а тут танатонавт явно столкнулся с чем-то страшным. На его лице был только чистый, неприкрытый ужас. Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят две секунды. Он еще борется. Люди отошли назад, чтобы не попасть ему под руку. Мне все это возбуждение кажется нехорошим симптомом. Рауль прикусил губу. Амандина крепко сжала губы. Она вся как натянутая струна. Я бросился к пульту управления. Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят шесть секунд. Электрокардиограф пищит, как сейсмограф в момент извержения вулкана. Через мгновение я понял, что, если мы ничего не сделаем, Жан Брессон умрет. Загорелись лампы аварийной сигнализации. Взвыли аппараты. Но его электронная система уже сработала, и резкий электроудар сотряс все тело. Еще и еще раз. И все пришло в норму. Аварийные сигналы погасли. Брессон был спасен. Мы вернули его живым. Он был словно подвешен в воздухе, а мы смогли вытянуть его обратно, на твердую почву. Повезло. Страховка, его эктоплазменная пуповина, выдержала. Он прошел через стену смерти. Мы с опаской приблизились к нему. — Получилось! — завопил у нас за спиной журналист телеканала RTV1. Он, должно быть, воспользовался ожиданием, чтобы отрепетировать репортаж. «Первый эксклюзивный выпуск на телеканале, который можно смотреть хоть целый день! Вы стали свидетелями взлета и посадки первого танатонавта, пересекшего Мох-1! Это была прямая трансляция. Вы видите событие, которое войдет в Историю. Это сенсация! Жан Брессон расскажет все сразу после пробуждения». Пульс в норме. Нервная деятельность почти в норме. Температура в норме. Электрическая деятельность в норме. Жан Брессон открыл глаза. Выражение его лица противоречило показаниям мониторов. Ни о какой норме и речи идти не могло. Куда подевалось легендарное хладнокровие этого каскадера? Ноздри трепещут, по лбу катится пот, лицо не выражает ничего, кроме ужаса. Резким движением он расстегнул ремень и стал озираться, словно не узнавал нас. Первым опомнился Рауль: — Ну что, порядок? Брессона колотила дрожь. Какой уж тут порядок… — Я прошел через Мох-1… Зал разразился аплодисментами, которые тут же смолкли. — Я прошел Мох-1… — повторил он. — Но что я там видел… это… это ужасно! Никаких оваций. Только тишина. Жан растолкал нас, чтобы подойти к микрофону. Ухватившись за него, он простонал: — Нельзя… нельзя, нельзя умирать. Там, после первой стены… там зло. Вы не поверите, какое это зло. Я прошу вас всех, пожалуйста, никогда не умирайте! 113. Итальянская поэзия Трехзевый Цербер, хищный и громадный, Собачьим лаем лает на народ, Который вязнет в этой топи смрадной. Его глаза багровы, вздут живот, Жир в черной бороде, когтисты руки; Он мучит души, кожу с мясом рвет. А те под ливнем воют, словно суки; Прикрыть стараясь верхним нижний бок, Ворочаются в исступленье муки. Завидя нас, разинул рты, как мог, Червь гнусный, Цербер, и спокойной части В нем не было от головы до ног[19]. Данте. «Божественная комедия». Ад, песнь шестая. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 114. Переборщили Нет смысла лишний раз говорить, что этот неожиданный «успех» заморозил всю нашу работу. Жан, до сих пор страдавший от страшных видений, рассказал журналистам, что за первой стеной находится зона чистого ужаса. Страна тотального зла. — Это ад? — спросил один из журналистов. — Нет, ад, должно быть, более привлекателен, — ответил тот с цинизмом отчаявшегося. Президент Люсиндер, как и планировалось, организовал небольшой праздник, чтобы вручить Жану 500 000 франков и кубок, но танатонавт на него не пришел. В интервью Жан во всем обвинял нас. Он окрестил нашу группу «буревестниками горя». Говорил, что надо прекратить разведку Континента Мертвых, что мы зашли слишком далеко. И советовал никогда не умирать. Сама мысль, что однажды придется туда вернуться, заставляла его содрогаться. — Я знаю, что такое смерть, и ничто не пугает меня больше, чем предстоящая встреча с ней. Ах, если бы только я мог ее избежать!.. Брессон засел у себя в небольшом доме и превратил его в настоящий бункер. Он не хотел больше никого видеть. Он постоянно носил бронежилет. Два раза в неделю он по случайно выбранному расписанию ходил к врачу. Отказался от женщин, чтобы избежать риска венерических заболеваний. Так как множество народу гибло в автокатастрофах, он бросил машину на пустыре. И, страшась гибели в самолете, полностью отказался от конференций за границей. Амандина тщетно стучала в его наглухо запертую дверь. Когда Рауль позвонил ему, чтобы узнать, что нового можно нанести на карту, Жан отрезал: «Там только мрак и жуткие страдания» — и бросил трубку. Все это привело к печальным последствиям. До сих пор публика с энтузиазмом следила за тем, как идет завоевание того света, вероятно, потому, что все надеялись, что мы обнаружим там страну вечного блаженства. Недаром Люсиндер с Разорбаком с самого начала окрестили нашу миссию проект «Парадиз». Человечество было убеждено, что за голубым туннелем экстаза нас ожидает сияние мудрости. Но если чудесный коридор ведет только к боли и страданию… Обреченность, сквозившая в словах Брессона, привела к тому, что всех охватило отчаяние. Врачи делали прививки направо и налево. Продажа оружия подскочила до небес. Танатодромы опустели. Раньше для кого-то смерть была как ветер, задувающий огонек жизни. Для других она была обещанием надежды. Теперь все узнали, что смерть — это страшное, последнее наказание. Жизнь на земле оказалась раем, за пребывание в котором однажды предъявят крупный счет. Жизнь — праздник. Там же нет ничего, кроме мрака! Будь же проклят этот «успех» Брессона! Наши эксперименты подтвердили две истины, о которых толковал мой отец: что «смерть — это самое страшное, что только может случиться» и что «с такими вещами не шутят»… 115. Мифология Месопотамии Я скитался по всем странам, пережил там все ненастья. Плыл в морях и океанах, не найдя и грана счастья. Жизнь влачил, от горя воя, боль терзала плоть мою, Видно, так уж я устроен. Но… бывать ли мне в раю? «Сказание о Гильгамеше». Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 116. Танатофобия После «дела Брессона» мы пережили длительный период великого маразма. Все с трепетом склонялись перед смертью и неописуемыми кошмарами, о которых говорил Жан. Нашлись, конечно, и другие танатонавты, пересекшие стену. Но их свидетельства также никого не обнадежили. Кое-кто говорил, что встретил Костлявую, скелет с косой, которым она со свистом перерубала пуповины безрассудных смельчаков, забравшихся слишком далеко. Африканский колдун-танатонавт сообщил, что едва спасся от гигантского змея, плюющегося огнем. Исландский шаман уверял, что сражался с ухмыляющимся драконом, чьи зубы были обагрены кровью. — Странно, что образы смерти меняются в зависимости от конкретной культуры, — бормотал Рауль и опять с головой уходил в расчеты, что-то вымеряя циркулем. Но я знал, что эти расчеты не вселяли надежды даже в него самого. Свидетельства новых танатонавтов становились все более пугающими. Они говорили о сотнях гигантских пауков, брызжущих зловонным ядом, о летающих крысах с длинными зазубренными клыками. Похоже, Лавкрафт[20] не наврал. Описания чудовищ накапливались, одно хлеще другого. Один португальский танатонавт после приземления поразил всех рассказом о том, что видел летучую мышь, на шее у которой гремело ожерелье из человеческих черепов. С каждым днем свидетельства становились все более зловещими. Даже я сам трепетал перед смертью. И на меня распространилось то, что мы называли тотальной танатофобией. «Танатонавт-любитель» со своими гиперреалистичными иллюстрациями лишь подливал масла в огонь ненависти и отвращения к танатонавтике. От таких описаний смерти можно запросто умереть от страха перед смертью! Где же этот тяжким трудом заработанный вечный покой, если сразу после смерти придется встретиться со всеми этими чудовищами? Если верить танатонавтам-иностранцам, там нас поджидает дьявол с копытами, Ктулху, скользкий дракон, огненный грифон, хихикающая Химера, инкуб, суккуб, Минотавр и Пожиратель душ. Смерть — это ловушка. Свет притягивает нас, но едва мы приблизимся к нему, как из-за занавеса выскакивают демоны. На следующий день снизилось число самоубийств. Все опасные виды спорта — автогонки, бокс, парашютизм, мотокросс, скачки, горные лыжи или банджиджампинг — стали привлекать все меньше любителей острых ощущений. Наркодилерам больше некому было сбывать свой товар. Табачные лавки позакрывались. Аптеки процветали. Из соображений безопасности упало потребление электроэнергии в домах. Люди начали обносить балконы решетками. Крыши ощетинились громоотводами. Дизайнеры ввели в моду одежду с протекторами: люди двигались в ней как куклы, зато были защищены от травм при падении. На скалах туманного Альбиона установили предохранительные поручни. Рауль пытался сохранять спокойствие. На карте за первой стеной он нарисовал черный туннель и рядом вопросительный знак. — Что же там такое? Что напугало Брессона и других? Наши эксперименты пришлось остановить из-за нехватки танатонавтов-добровольцев. Мы все еще регулярно собирались на Пер-Лашез, хотя наши сборища стали похожи на сюрреалистический спектакль. — Что об этом думает Люсиндер? — как-то спросила Амандина. — Твердит: «А что, если Брессон прав?» — ответил Рауль. — Свет, увиденный им издалека, поразил его, а теперь он говорит, что вблизи это вовсе не так интересно. — Но ведь люди, летевшие вокруг него, стремились туда попасть, — настаивал я. — Приманка для птичек! Когда оказываешься рядом с тем местом, сразу понимаешь, что туда не стоит идти. Люсиндер теперь не уверен, что смерть — это так уж увлекательно. Мы с Амандиной и Раулем были в полном смятении. Не для того мы потратили столько сил, чтобы, сорвав покров с тайны, обнаружить нечто столь ужасное и неожиданное. Все наши поступки, и хорошие, и плохие, вели нас к этому чудовищному финалу. Может быть, ад, о котором твердят все религии, страшный зоопарк, кишащий змеями и скалящимися вампирами, действительно существует? Что за ящик Пандоры мы открыли? Что за разрушительные силы выпустили из-за своего неуемного любопытства? Мы хотели познать тайну смерти… И вот какой урок она преподает нам. — Люсиндер хочет все бросить, — сказал Рауль. — Собирается подать в отставку. Мечтает, чтобы из Истории было вычеркнуто само упоминание о его неудачных попытках приподнять завесу смерти. — А ты? Рауль сидел на могильной плите непринужденно, как на диване. Он уютно прислонился к надгробной стеле. — Слишком просто все бросить, едва начались трудности. Пионерам-исследователям, высадившимся в Африке, Австралии или Индонезии, пришлось столкнуться с людоедами, джунглями, кишевшими скорпионами и свирепыми неизвестными хищниками. И все же они не отступили. Первопроходцу всегда приходится рисковать. Речь идет не о прогулке в саду среди розовых кустов и качелей. Приключение — это всегда опасность! Деятельный ум Рауля выдвигал все новые причины, чтобы не сдаваться. Он вовсе не собирался бросать танатонавтику. — Свидетельства о том, что находится за Мохом-1, противоречат друг другу. Все, кто побывал там, твердят, что видели нечто ужасное? Не стоит принимать это всерьез. Брессон не сказал ничего определенного. Мы считали его серьезным и методичным, а он твердил только одно: страшно, ужасно, жутко… Единственное, что можно считать сколько-нибудь серьезным свидетельством, — это то, что там все черное! — И какой же из этого вывод? Рауль закурил, встал, потянулся всем телом и выпустил облако дыма: — Мы не можем позволить, чтобы несколько трусов остановили нашу работу. — Жан не трус и не лжец, — заметила Амандина. — Органы чувств могли его подвести, — возразил ей Рауль. — Может быть, там начинается зона кошмаров, зона ужаса… Я тоже считаю Брессона честным свидетелем, но меня беспокоит, что все эти видения столь различны. Похоже, что за первой стеной восприятие того света становится более личным. Мишель, помнишь египетскую «Книгу мертвых»? В ней говорится, что умершему придется встретить чудовищ, но если он одолеет их, то сможет продолжить свой путь. Жан просто не выдержал этого испытания! Вот откуда его примитивные выводы о том, что за Мохом-1 нет ничего, кроме ужаса. Я взглянул на Амандину. Смотреть на нее было райским блаженством, тонуть в ее светло-голубых глазах — великим путешествием. — И что же дальше? — Остановим пока работу и подождем. Новости стремительно меняются. Люди забудут о танатофобии, и тогда мы продолжим исследования! Тем временем Люсиндер отменил закон, запрещавший интенсивную терапию при реанимации. Никто больше не хотел брать на себя ответственность, отправляя пациента неизвестно куда. Прежде чем довериться хирургу, пациенты выписывали чеки на огромные суммы — это гарантировало, что их жизнь будут поддерживать бесконечно долго, даже если при неудачном исходе операции они превратятся в «овощ». Амандина больше не виделась с Жаном Брессоном. Его вообще никто больше не видел. Он получил премию Люсиндера и потратил ее на строительство многоэтажного подземного убежища, набитого ящиками с консервами и запасами минеральной воды. Он спрятался там, и больше о нем никто никогда не слышал. 117. Поучения йогов Четыре неверные особенности поведения провоцируют невежество и страдания человека. Чувство индивидуальности. К успеху ведет: «Я умен», к поражению: «У меня ничего не получится». Стремление к удовольствию: поиск удовлетворения как единственной цели. Предрасположенность к депрессии: постоянные печальные воспоминания, которые подталкивают к мести и заставляют противопоставлять себя окружающим. Страх смерти: болезненная потребность цепляться за существование, доказывающее личную индивидуальность, вместо того чтобы пользоваться жизнью ради развития самого себя. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 118. Стефания Танатофобия продлилась почти шесть месяцев. Полгода вынужденного безделья и споров об одном и том же в тайском ресторане господина Ламберта. Полгода блужданий по Пер-Лашез. Полгода пыли, оседавшей на нашем танатодроме. Растения в пентхаусе оплели рояль. Мы почти не видели Люсиндера. Даже его пес Верцингеториг был мрачен. Амандина увлеклась кулинарией и пыталась нас утешить, готовя роскошные блюда. Мы играли в шашки и шахматы, но только не в карты, потому что никто не хотел видеть туз пик, предвещавший смерть. Проблеск надежды, на который так рассчитывал Рауль, сверкнул оттуда, откуда мы его меньше всего ждали. Не из Соединенных Штатов Америки, где, как нам было известно, НАСА занималась сверхсекретными исследованиями, не из Великобритании, где могли остаться подражатели Билла Грэма, стремившиеся пойти по его стопам. Спасение пришло из Италии. Мы знали о том, что в Падуе существовал сверхсовременный танатодром, но полагали, что он заморожен, так же как и наш собственный. Но итальянцы все-таки продолжали полеты. Двадцать седьмого апреля они объявили, что смогли отправить человека за первую коматозную стену и что их танатонавт, вернувшись в телесную оболочку, сообщил гораздо более оптимистичные сведения, чем Жан Брессон. Как ни странно, но журналисты, немедленно поверившие жутким рассказам Жана Брессона, скептично восприняли гораздо более оптимистичные свидетельства итальянцев. Итальянский танатонавт оказался женщиной. Ее звали Стефания Чичелли. Рауль долго разглядывал ее портрет в одном из выпусков итальянского «Вечернего курьера». Улыбающаяся молодая женщина рассказывала, что за Мохом-1 обнаружила огромную сумрачную равнину. Там ей пришлось бороться с чрезвычайно агрессивными «пузырями воспоминаний». Изумленные коллеги заставили ее повторить рассказ под «сывороткой правды», но показания Стефании не изменились. — Выходит, она не врет, — сказал я. — Разумеется, нет! — воскликнул Рауль. — Тем более что в ее словах нет ни одного противоречия. Я задумался. — Говорю тебе, Брессон всего лишь столкнулся со своим прошлым и оно оказалось таким страшным, что он просто не смог его вынести. Амандина знала, что наш каскадер никогда не посещал психоаналитика. Она считала, что ему это не помешало бы, но Жан тщательно скрывал свое прошлое. Мы провели расследование и выяснили, что Жан перенес в детстве тяжелую психическую травму. Он отгородился от прошлого стеной молчания, но она разлетелась на куски, когда он пересекал Мох-1. Жан хранил в памяти настолько мрачные воспоминания, что не смог вынести встречи с ними. Амандина помчалась к нему с новостями, но Брессон, как и прежде, отказался вступать в контакт с окружающим миром. Он не отвечал на стук в дверь своей крепости и давно уже не пользовался телефоном. Сгорая от любопытства, мы пригласили итальянку в Париж для вручения медали Почетного легиона танатонавтов, учрежденного Люсиндером. Церемония проходила без барабанного боя и рева фанфар. На этот раз мы решили не привлекать внимания прессы. Стефания Чичелли оказалась полной невысокой женщиной с симпатичным, немного детским лицом и длинными черными кудрями. Джинсы и рубашка на ней трещали по швам, но очарования ей было не занимать. Прямо в аэропорту она крепко обняла нас в знак того, что все мы принадлежим к одной большой семье танатонавтов, не страшащихся смерти. Смеялась она так громко, что казалось, раскаты ее хохота сметают тебя с ног. Мы повели ее в тайский ресторан. Люсиндер предпочел не появляться, решив выждать и посмотреть, что к чему. Много лет прожив в Монпелье, Стефания безупречно говорила по-французски с очаровательным солнечным итальянским акцентом. Она уничтожала горы вермишели с грибами, болтала с набитым ртом и веселилась. Я никогда прежде не видел, чтобы Рауль кого-нибудь так слушал. Он буквально пожирал глазами Стефанию, которая рассказывала о своих открытиях. За первой стеной находится мрачная гибельная зона, где не следует надолго задерживаться. Там на тебя, словно демоны, нападают «пузыри воспоминаний», преграждающие путь к свету. Но Стефания, явившаяся туда с твердым намерением вернуться, не поддалась ни свету, ни демонам прошлого. Меня всегда интересовала техника старта, — в конце концов, это моя епархия, — и я спросил, чем она пользовалась. — Тибетская медитация плюс «ракетоносители» с облегченной дозой хлорида калия. У меня нет никакого желания отравлять свою печень! — Тибетская медитация! — воскликнул Рауль, едва не подавившись, и спросил: — Вы… мистик? — Разумеется, — расхохоталась танатонавтка. — Переход к смерти — это религиозный, духовный акт. Токсичное вещество позволяет стартовать, но разве можно двигаться дальше без дисциплины духа? Как можно правильно взлететь, не веря в Бога? У нас отвисли челюсти. До сих пор нам удавалось не подмешивать религию в научные эксперименты. Естественно, нас с Раулем интересовала мифология и разные религии, но на практике мы не хотели связываться с предрассудками, лежавшими у истоков любых легенд и верований. Надо сказать, что Рауль был атеистом. Он даже гордился этим, считая, что атеизм — это единственное мировоззрение, подобающее современному человеку, который во всем стремится придерживаться научного подхода. С его точки зрения, прогресс заключался не в мистицизме, а в скептицизме. Бога не отвергают, поскольку его просто не существует. Я был, скорее, агностиком. Говоря иначе, признавал свое невежество. Даже атеизм казался мне религией. Утверждая, что Бога нет, атеизм тем не менее исповедует определенную точку зрения на материю. Я таким нахальством не обладал. Если Бог когда-нибудь снизойдет до того, чтобы явиться нам, жалким земным созданиям, я, конечно, изменю свои взгляды. Но не раньше. Мой агностицизм соответствовал моему представлению о мире, которое можно было выразить одним огромным вопросительным знаком. У меня не было никакого мнения о Боге, и я не притворялся, что знаю больше о мире или о людях. Я до сих пор не понял смысла происходящих вокруг нас событий, которые казались мне совершенно случайными. Тем не менее у меня иногда возникало впечатление, что природа наделена собственным разумом, логика которого от меня ускользала. Рауль накинулся на Стефанию с расспросами: — Так кто же вы? — Тибетский буддист! — Буддист? — Это вас беспокоит? — Нет, нет, нисколько, честное слово! — извинился он, стремясь не раздражать нашу пышнотелую коллегу. — Даже наоборот, тибетская мифология — моя страсть! Только я никогда не представлял себе такого тибетского буддиста, как… как вы! — А я вообще никогда не видела тибетских буддистов. Вы первая, с кем я встречаюсь, — неторопливо высказалась Амандина. Стефания уговорила еще три полновесных кусочка цыпленка под соусом из шоколадного молока с кориандром. — Мы, тибетские буддисты, не сидели сложа руки в ожидании, пока вас заинтересует смерть. Вот уже свыше пяти тысячелетий, как мы размышляем над этой темой. «Бардо Тодол», наша «Книга мертвых», представляет собой настоящий учебник, как пережить Near Death Experiences. Я декорпорировала с выходом на тот свет, когда еще никто и слыхом не слыхивал о вашем Феликсе Кербозе! Внезапно я распознал определенные признаки раздражения на сладкой маске Амандины. Впервые в нашем тесном кругу центр внимания не она. Перестав быть единственной среди нас женщиной, она теперь из ревности хотела, чтобы Рауль вырвался из чар странного колдовства этой «италотибетки». Все же обед продолжался в духе веселья и добродушия. Рауль Разорбак демонстрировал живость, о которой я раньше даже не догадывался. Он нашел женщину, для которой — как и для него самого — единственной достойной внимания темой была смерть. 119. Полицейское досье Фамилия: Чичелли Имя: Стефания Цвет волос: брюнетка Рост: 163 см Особые приметы: нет Примечание: первая женщина-танатонавт Слабое место: ожирение 120. Японская философия Наосигэ поучал: «Жизнь самурая — это влечение к смерти. Если человек привык к такому влечению, через него не пройдет и десяток врагов. Для свершения деяний надо обладать фанатизмом и влечением к смерти. Если позволить овладеть собой сомнениям, будет поздно применять силу. Согласно заповедям самурая, верность и сыновнее почтение излишни, достаточно только влечения к смерти. Тогда и верность, и почтение к родителям сами войдут в привычку». Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 121. Стефания и ее история Стефания обожала хвастаться. Совершенно добровольно она поведала нам историю своей жизни. Маленькой она была еще более тучной, чем сейчас. Ее родители держали ресторан и насчет питания не скупились. По вечерам требовалось избавиться от всех остатков, которые нельзя было сохранить до завтра. Это просто вопрос экономии. Как бы то ни было, Стефания, седьмой ребенок из четырнадцати, была самой полной среди братьев и сестер и самым привлекательным объектом для насмешек. Ее прозвали «глазурованной грушей». Мать не делала ничего, чтобы избавить дочь от комплекса неполноценности. Она заранее покупала ей одежду на несколько размеров больше. «На вырост», — говорила она обреченно. В просторных, широких одеяниях Стефания недолго чувствовала себя свободно. Ее тело быстро завоевывало отведенный ему простор. В школе все дразнили ее «глазурованной грушей», и чем больше над ней смеялись, тем сильнее она чувствовала голод. Все же она считала, что питается нормально — только хлеб с паштетом. Иногда, впрочем, намазывала хлеб маслом, ну и, чтобы уж точно наесться, макала его в болонский соус. Когда горькая перспектива навсегда остаться толстой и уродливой встала перед ней в полный рост, ей уже не хватало терпения даже разогреть еду. Она давилась холодными макаронами, вскрывала банки квашеной капусты и тушенки с овощами и тут же поглощала их содержимое. Ее тело казалось ей огромным мусорным баком, который никак не удается набить до краев. В разгар депрессии ее вес перевалил за триста килограммов. Конечно же, она раз сто пыталась сесть на диету, но чувство голода одерживало верх над стремлением похудеть. Начались проблемы с пищеварением. Она ела, ела, ела, а потом вызывала рвоту, чтобы освободить место для новой еды. Одновременно она постоянно пила слабительное. Понимая, что здоровье дочери под угрозой, родители пытались образумить ее. Чрезмерный вес дочери беспокоил родителей, но в то же время они поражались живости ее ума. Уже в детском саду Стефания была вундеркиндом. В школе она перепрыгивала через два класса, получая лучшие оценки по всем предметам, от математики до философии, не говоря уже о географии и истории. Родители решили не вмешиваться в жизнь Стефании, которая была гораздо умнее, чем они. «Если она так себя ведет, значит, на то есть причины, и нам их не понять», — вздохнул отец, обнаружив тарелку с остатками манной каши, политой гранатовым сиропом. Тучность мешала Стефании свободно передвигаться, а с наступлением половой зрелости появилось желание нравиться противоположному полу. Она решила выработать соблазнительную походку. До сих пор Стефания, пытаясь удержаться на ногах и не рухнуть под тяжестью собственного веса, семенила как утка. Теперь же, переобувшись в бальные туфли на высоком каблуке, она была вынуждена ставить ноги параллельно, чтобы не потерять равновесия и не вывихнуть лодыжку. Вот так у нее появилась ее эффектная походка. Мужчины начали посматривать на нее, и Стефания стала учиться изящно садиться, держать спину прямо, не сутулиться. Ни одну мелочь она не оставляла без внимания. Она завела котенка и стала копировать его движения. Ведь кошки даже во время отдыха принимают удивительно изящные и в то же время естественные позы. Стефания понимала, что правильная техника позволит ей победить свой недостаток. Затем она стала заниматься йогой и такими видами спорта, в которых особенно важна физическая сила, например альпинизмом. Ее кости, поддерживавшие сотни килограммов жира, покрывались могучими мышцами, она становилась все более гибкой. Компенсировать. Ее целью было компенсировать. Йоги уже было недостаточно, но тут Стефании повезло: она познакомилась с тибетским буддистом и подружилась с ним. Это было несложно. Этот человек любит тучных. В некоторых странах третьего мира толстым завидуют: раз они могут так много есть, значит, они богаты. Толстых даже считают полубогами. Но так как буддист к тому же высоко ценил ум Стефании и видел, что она несчастна из-за своей внешности, он рассказал своей новой подруге, что тело — это не наглухо запертая тюрьма, из него можно убежать. При помощи медитации человек может покидать эту бренную оболочку и возвращаться в нее. Он научил девушку нескольким приемам декорпорации, которые она быстро освоила, так как уже привыкла к строгой дисциплине, которой требовали физические упражнения. Наконец-то Стефания освободилась от ига жировых отложений! Медитация, научив Стефанию выходить из тела, спасла ее. Чтобы избежать любых проявлений скептицизма с нашей стороны, она объявила, что ей совершенно наплевать, верим мы ей или нет. Мы немедленно принялись ее убеждать, что нам — честное слово! — очень интересно узнать, как она это делает. И Стефания снизошла до того, чтобы нас просветить. В час, когда большинство обитателей итальянского полуострова предаются сиесте, она садилась в позу лотоса и сосредотачивалась на полете. По комнате проносился вихрь и, подхватив ее эктоплазму, уносил на тот свет. Обычно она вылетала через окно, намного реже через крышу и никогда через дверь. — Двери предназначены для нашей физической оболочки, — объяснила она. — Незачем смешивать разные вещи. Сначала ей, конечно, было страшновато. Выйдя из оконного проема, Стефания вступала в контакт с разными духами. Одни из них были добрыми, другие — злыми. Очень важно различать их. — Злые духи носятся прямо над землей, и, если спуститься слишком низко, они могут напасть на тебя. Если теряешь высоту, нужно как можно быстрее возвращаться обратно в тело, чтобы спастись от них. Что же это за злые духи? Стефания сказала, что не может дать точного ответа на этот вопрос. Но она убедилась, что благодаря медитации может перемещаться в любую точку планеты с поразительной скоростью. Итак, ее дух стал невесомым, но тело оставалось тяжелым, как чугунная чушка. Стефания пыталась убежать от этой проблемы, а не бороться с ней. Но один ужасный февральский день заставил ее иначе взглянуть на то, что с ней происходило. Она тогда жила в общежитии при лицее и однажды застряла в ванной: жировые складки вытеснили воду, и девушку намертво присосало к стенкам. Она принялась беспомощно молотить руками в воздухе, словно упавшая на спину черепаха. Поощряемые насмешками преподавательницы физкультуры, соседки Стефании воспользовались ее беспомощностью и забросали ее объедками, грязными тряпками и прочим мусором. Когда они ушли, оставив ее лежать в остывшей воде, выяснилось, что успехи Стефании в медитации тут ей не помогут. Она отчаянно барахталась, но тело по-прежнему оставалось в эмалированной тюрьме, а перепуганная душа уже не могла взлететь. Прошло немало времени, пока ее не освободила уборщица. Они принесла швабру и, орудуя ею как рычагом, извлекла девушку из ванны. Перенесенное унижение стало вехой в жизни Стефании. Она решила отомстить. Что же должно было стать оружием возмездия? Разумеется, ее эктоплазма. Раз она может проходить сквозь стены, то сумеет пройти и сквозь плоть! Каждый вечер она отправлялась на охоту, чтобы отомстить тем, кто ее унизил. Дождавшись, пока жертвы заснут, она проникала в них через пальцы ног и добиралась до головы. Несчастные просыпались с ужасной мигренью и воспоминаниями о чудовищных кошмарах. Самое интересное Стефания приберегла напоследок, для преподавательницы физкультуры, взрослого человека, поддержавшего ее палачей вместо того, чтобы защитить ее. Стефания проникла вглубь ее сердца и спровоцировала аритмию. Сердечная мышца то сокращалась в бешеном темпе, то почти замирала. Женщина очнулась вся в поту. Сначала она попыталась делать упражнения, которые помогают успокоить учащенное сердцебиение, но вскоре поняла, что с ней творится что-то неладное. Тогда она бросилась на колени и принялась исступленно молиться, чтобы ее покинул вселившийся в нее бес. Одним сердечным приступом дело не ограничилось. Стефания продолжала регулярно навещать преподавательницу. Ее опьяняла власть, которая позволяла ей контролировать свою эктоплазму. Теперь она пользовалась ею, чтобы мстить, то есть совершать зло. Говоря откровенно, то, чем она занималась, сильно смахивало на черную магию. Девушка похвасталась успехами своему тибетскому другу, но тот принялся уговаривать ее бросить опасные эксперименты. Он говорил: «Черная магия повредит тебе самой. Она возьмет над тобой власть, и ты не сможешь ей сопротивляться». Нужно было, чтобы Стефания совершенно отказалась от мести. От мести врагам и своему телу. Она упорствовала. Ее одноклассницы непрерывно глотали аспирин. У физкультурницы случился выкидыш. Взгляды, которые украдкой бросали на Стефанию, становились все более мрачными. Никто уже не осмеливался смотреть ей в глаза! Непонятно как, но все чувствовали, что все дело в ней. В прежние времена ее обвинили бы в колдовстве, но в середине XXI века это обвинение выглядит смешно. Некоторые одноклассницы пришли к Стефании просить прощения, но та прогнала их. Она продолжала мстить. Вторгшись в их органы пищеварения, она вызывала всевозможные недомогания, от гастрита до язвы. Увидев, что Стефания рискует окончательно встать на сторону зла, ее тибетский друг прибег к последнему средству. Он открыл ей тайну реинкарнации. Согласно его религии, каждый человек после смерти расплачивается за дурные поступки, совершенные в прошлой жизни. Каждая последующая жизнь дается нам, чтобы мы учились чему-то хорошему — любви, искренней увлеченности, искусству. Вот на что нужно тратить энергию. На то, что делает нас лучше. Стефания заткнула уши. Но вскоре случилось то, что потрясло ее и заставило наконец прислушаться к советам друга. Ее одноклассницы напали на уборщицу, которая освободила Стефанию. Они знали, что эта женщина была единственным другом «глазированной груши». Девочки просто хотели зло подшутить над ней, толкнули в спину на лестнице, но уборщица ударилась головой об угол стены и мгновенно умерла. — Ты виновата в ее смерти, — сказал ее друг-буддист. — Из-за тебя ее дети осиротели. Ты испортила свою карму. Если ты немедленно не откажешься от мести, то заплатишь за это гораздо дороже! И он в страшном гневе покинул ее. Совершенно упав духом, Стефания поняла, что пришла пора отмыть свою душу от грязи. На смену булимии пришла анорексия. Стефания стала так презирать свое тело, что принялась морить его голодом. Чтобы вернуть себе душевный покой, Стефания решила глубже постичь мудрость тибетского буддизма. Ее приняли в ламаистский монастырь в Падуе. Она надеялась, что когда-нибудь ее душа вновь обретет чистоту и ее друг-буддист вернется. Но она его так больше и не встретила. И располнела вновь. Она вышла замуж, чтобы доставить радость семье и сыграть роль, отведенную природой для итальянки. Но ей не было суждено стать обычной женщиной. Стефания слишком далеко прошла по пути медитации. Прошло немало лет, прежде чем она услышала о французах, которые изобрели танатонавтику, и захотела принять участие в завоевании Континента Мертвых. По многим причинам, и в частности для того, чтобы встретиться с той уборщицей, что когда-то помогла ей. Ламы, друзья Стефании, знали, что она сначала служила злу, а потом вернулась на путь добра. Они закармливали ее лазаньей и полентой, чтобы у нее хватило сил для путешествия. Вот так и получилось, что Стефания прошла сквозь Мох-1. Мы восхищенно смотрели на нее. Она обвела нас взглядом и сказала: — Я очень хорошо вижу ваши кармы. Для меня вы словно открытые книги. Рауль, ты — боец. Ты находишься посреди своего цикла реинкарнаций. Ты неистов, потому что тебе не хватило времени закончить то, что ты начал в предыдущей жизни. Этим и объясняется твое нетерпение добиться успеха в этом существовании. — Ты права, — признал Рауль. — В этой жизни я действительно собираюсь кое-чего добиться. Мне Стефания сказала, что я — юная и чистая душа, неспособная причинять зло, потому что оно меня совершенно не интересует. Я находился в самом начале череды реинкарнаций и поэтому был совершенно невежествен. — Ты достаточно умен, чтобы понимать это, — подчеркнула она, — и это уже немало. Кроме того, ты выбрал для себя дорогу знания. Это хороший путь. — Возможно, — раздраженно ответил я. Всего три фразы, а меня уже всего разложили по полочкам. Стефания слишком быстро составляет себе мнение о людях. Она обернулась к Амандине: — А ты больше всего любишь секс, да? Амандина покраснела до ушей и буркнула: — Предположим. Тебе-то что? — Да ничего, — спокойно ответила Стефания. — Это твое личное дело. Но, видишь ли, дело в том, что ты отдаешь себя слишком многим. Ты считаешь, что можешь реализовать себя только через физическую любовь. Это ошибка! Сексуальная энергия самая мощная. Ты попусту растратишь ее, если будешь использовать только для достижения оргазма. Нужно научиться управлять своим капиталом и направлять эту энергию в правильное русло. 122. Учебник истории Танатонавты были людьми зрелого ума, хладнокровными, с устоявшимися взглядами. Они очень хорошо знали, куда идут. «Вперед, только вперед, навстречу неизвестному!» — таким был их девиз, выгравированный на медали, которую все они носили на шее. Учебник истории, вводный курс для 2 класса 123. Поучения йогов Как научиться медитировать: — дисциплинируя тело и сохраняя неподвижность; — дисциплинируя дыхание; — дисциплинируя мысли. Нужно уединиться в комнате, принять удобную позу и сосредоточиться на точке, находящейся между бровями. Затем надо прогнать все мысли. Ваш разум станет пустым и готовым услышать окружающий мир. Вы сможете увидеть разницу между собой и тем, что окружает вас. И вашей душе останется только покинуть тело и начать путешествовать во Вселенной. Техника медитации раджа-йоги. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 124. Вновь Стефания Вот такой была Стефания. Рауль сидел молча, погрузившись в раздумья. Было видно, что присутствие Стефании волнует его. Впервые я видел своего друга влюбленным. По-видимому, волшебство действовало на обоих. Их взгляды встречались и разбегались вновь, словно парочка горлиц весной. Рауль от смущения прятал свои летучие руки в карманах брюк. Но было заметно и то, что Амандина не разделяла нашего интереса к этой итальянке. Ей не понравились намеки на ее сексуальность. У посторонних нет права говорить такие вещи вам в лицо, да еще и в присутствии других. В ее прищуренных светло-голубых глазах затаилась черная бездна. Амандина всегда была единственной представительницей прекрасного пола в нашей группе. Она привыкла к своей исключительности. А теперь появилась Стефания — соперница, и очень опасная, ведь она преодолела первую стену смерти. И даже вечно холодный Рауль позволил себя соблазнить! Пообедав, мы покинули ресторан господина Ламберта и вернулись в пентхаус, где могли разговаривать более свободно. Я попросил Стефанию показать, как она медитирует. Она села, скрестив ноги и выпрямив спину, закрыла глаза. Десять минут она сидела совершенно неподвижно. Наконец она открыла глаза. — Вот, пожалуйста! — рассмеялась она. — Я прервала бурный поток своих мыслей и позволила пустоте поглотить себя. Еще немного — и она вытащила бы меня через окно. — А что вы чувствовали? — Это невозможно описать. Все равно как если бы меня спросили, какова соль на вкус. Точно так же я не смогла бы объяснить, что такое сладость, человеку, который ее не знает. Какие для этого нужны слова? Надо попробовать соль, чтобы узнать, какова она на вкус. Надо медитировать, чтобы узнать, что такое медитация. Н-да, такой ответ по меньшей мере туманен. — А как на практике? — настаивал я. — Вы уже видели, как я это делаю. Надо сесть и медитировать. Я сосредотачиваюсь на одном-единственном образе. Вы можете начать с простых вещей. Сконцентрируетесь на пламени свечи. Это пламя будет плясать перед вашими глазами и тогда, когда вы закроете их, — до тех пор, пока вы в уме не погасите его своим дыханием. И тогда вы сможете уйти. — Уйти? Куда? — В небо. На Континент Мертвых. Но тут проблема в том, чтобы принять идею смерти. Вы будете колебаться. Как покинуть жену, детей, друзей?.. Все вы думаете, что незаменимы. Какая ошибка! Какое нахальство! Такое состояние духа не подходит для медитации, ведь медитация — это шаг навстречу смерти. Вы должны принять мысль о смерти, потому что она, пожалуй, самое интересное, что есть в жизни. В глазах Рауля метались искры. — Я ни слова не понимаю из того, что вы говорите, — угрюмо проворчала Амандина. Вновь раздался заразительный смех итальянки. — Что ж, видно, мне придется показать, как мы, тибетские буддисты, научились умирать. Вот уже несколько тысячелетий, как смерть для нас является наукой, а не ударом судьбы. Завтра я возьму вас с собой на практические занятия. К счастью, у нас почти везде есть местные представительства — даже в Париже! 125. Христианская философия Как дух, попавший в рабство плоти, заслуживает зваться плотским, так и плоть заслуживает зваться одухотворенной, если вся она подчинена духу. Св. Иероним. «Комментарий к речениям пророка Исаии». Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 126. Опять-таки Стефания В тот вечер в тибетском храме Парижа монахи читали молитвы по умирающему человеку. Окутанные клубами дыма от курившихся благовоний, огромные толстые статуи насмешливо взирали на нас с Раулем, Стефанией и Амандиной. Я догадался, как эта вера сумела увлечь нашу итальянку: буддистская религия посвящена культу существ с чувством юмора. Но тут до меня дошло, что такой вывод был слишком скоропалительным. Это были не тибетские, а китайские будды. Тибетские будды намного худее и серьезнее. Должно быть, опростоволосилось министерство по делам религий, но тибетцы не стали протестовать и потихоньку приучились жить среди китайских будд, которым поклонялись захватчики Тибета. Их преследователи. Те, кто уничтожал их народ. Нас приветствовали совершенно незнакомые люди с бритыми головами, блестевшими как отшлифованные. Они были в желтых одеждах и вращали деревянные барабаны, покрыты надписями. Кто-то монотонно читал тексты, в которых я не понимал ни единого слова. Затем монахи обступили распростертое тело умирающего. Стефания предложила нам подойти ближе. Лама произносил слова, которые наша подруга-полиглот тут же переводила на французский. «О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью! Этот мир покидаешь не только ты, это происходит с каждым. Так не испытывай желаний и тоски об этой жизни. Даже если тоска и желания охватят тебя, ты не сможешь остаться, ты сможешь только блуждать в сансаре[21]. Не желай, не тоскуй. Помни о Трех Драгоценностях[22]. О сын благородной семьи! Какие бы устрашающие видения ни возникли в бардо абсолютной сути[23] (интересно, что это: зона за Мохом-1, где нападают агрессивные пузыри воспоминаний?), не забывай слова, что я скажу тебе: иди вперед, храня в сердце их смысл. Именно в них тайная суть Познания: «Когда меня осеняет бардо абсолютной сути, я отрину все мысли, полные страха и ужаса, я пойму, что все, что предо мной возникает, есть проявление моего сознания, я узнаю, что таков вид бардо. Сейчас, в этот решающий миг, я не устрашусь мирных и гневных ликов — моих же проявлений». О сын благородной семьи! Если ты не познаешь, что это твои проявления, какой бы медитацией ни занимался ты при жизни, — если ты не прислушаешься к тому, чему научился, цвета испугают тебя, звуки введут в смятение и лучи света устрашат. Не постигнув этого абсолютного ключа к учению, ты не познаешь звуков, цветов и лучей и будешь блуждать в сансаре!» Слова, которые произносил лама, точно описывали то, что пережили Жан Брессон и Стефания, пройдя через первую коматозную стену. Жан заблудился в бардо абсолютной сути, а Стефания сумела этого избежать. Один из монахов склонился над умирающим и принялся что-то делать. — Он пережимает ему сонную артерию, чтобы тот перестал цепляться за жизнь и заснул, — пояснила нам Стефания. — Когда дыхание выйдет из центрального канала энергетической циркуляции и умирающий не сможет больше воспользоваться латеральными каналами, он будет вынужден покинуть тело и уйти через ворота Брахмы. — Эй! Этот тип прямо на наших глазах убивает человека! — в панике воскликнул я. На лице Амандины читалось отвращение. Стефания мягко смотрела на меня. Я вдруг подумал, что сам занимался тем же, что и этот лама. Во имя танатонавтики я убивал людей, отправляя их в путешествие на Континент Мертвых. Сто двадцать три «подопытных кролика» умерщвлено моими стараниями. И я замолчал. — А что такое ворота Брахмы? — спросил Рауль. — Ворота Брахмы — это отверстие, через которое душа выходит из нашего тела. Это точка на темени, отстоящая на восемь пальцев от корней волос, — ответила Стефания. Рауль пометил в записной книжке расположение «ворот Брахмы». Ведь это был порт, из которого мы отправлялись на Континент Мертвых. Обратившись к агонизирующему человеку, лама заговорил о первом бардо, первом мире смерти, куда тот скоро прибудет. Он описал его как «мир веры в себя». — Вот сейчас, в промежутке между прекращением дыхательной активности и остановкой внутренних токов, дыхание поглощается центральным энергоканалом, — прошептала Стефания. — В таком теле сознания больше не существует. Чем крепче человек, тем дольше длится эта фаза. Если человек совершенно здоров, то умирание может продолжаться до трех с половиной суток. Именно поэтому мы не хороним и не вскрываем тела умерших, пока не пройдет четыре дня с момента кончины. И напротив, если покойник погряз в грехах и его тонкие каналы загрязнены, это длится не более секунды. — Для чего нужны эти четыре дня? — спросил я. — Для того чтобы человек успел найти дорогу к свету. В тибетском буддизме были ответы решительно на все. Я с ужасом вспомнил рассказы о людях, погребенных заживо и очнувшихся в гробу глубоко под землей. Они были похоронены слишком рано! Некоторые из них еще долго и отчаянно колотили по стенкам, пока не задохнулись. Другим повезло, и случайный прохожий или кладбищенский сторож услышали крики о помощи. Такие случаи считались чудом. Некоторые люди даже требовали, чтобы их хоронили вместе с колоколом, чтобы они могли зазвонить в него, если очнутся в гробу. А что, если человек придет в себя в печи крематория? Нет, уж лучше подождать четыре дня… Раньше не делали различий между смертью и глубокой комой и часто хоронили еще живых. А что сегодня? Моя профессия научила меня сомневаться. Остановка сердца, прекращение деятельности головного мозга, потеря рефлексов — что же из этого является признаком того, что человек действительно умер? Выйдя из тибетского храма, мы направились на кладбище Пер-Лашез, чтобы немного развеяться. Рауль со Стефанией шагали впереди и обменивались шутками. Мы с Амандиной плелись следом. — Просто неприлично так флиртовать с Раулем! — кипятилась моя очаровательная спутница-блондинка. — А еще замужем! Не знаю, чем там занимается ее муж в Италии, но лучше бы он присматривал за своей благоверной! Никогда еще я не видел Амандину такой недовольной. Получается, что завоевание того света внезапно потеряло для нее всякий интерес, будто не осталось ничего важнее ревности! Ее бросил Феликс. Ее бросил Жан. Теперь она хотела, чтобы Рауль и я стали ее наперсниками. Это я-то, который мечтал только о ней и которого она раньше даже не замечала! Но моя любовь к ней была так сильна, что я попробовал ее обнадежить. — Не переживай, — сказал я. — У Рауля есть голова на плечах. Она взяла меня под руку. — Как ты думаешь, он ко мне что-то испытывает или я для него только ассистентка? Да что же это такое?! Почему женщины все время выбирают меня, чтобы излить душу? Да еще те, которых я хочу! Разумеется, ответ мой был, что называется, хуже не придумаешь: — Мне кажется, что в глубине души Рауль… тебя любит. Только полный идиот мог это сказать. Она сразу оживилась. — Ты правда так думаешь? — спросила она игриво. Я топил себя все глубже и глубже. Хотя… здесь уже вряд ли можно навредить сильнее. А вдруг у меня что выйдет? — Я в этом даже убежден. Но… он не осмеливается тобой обладать. 127. Реклама «Жизнь — это долина слез. Но я ее люблю. Вчера я опять не нашел в почтовом ящике ничего, кроме счетов за коммунальные услуги. По телевизору показывают одну ерунду. Жена все время выискивает повод поскандалить. Полицейские обклеили лобовое стекло машины квитанциями на штраф, а какой-то вандал ключами исцарапал лак. Я чуть не свалился в нервном припадке, но потом отпустило. Потому что жизнь — это вовсе не коллекция разных неприятностей. Жизнь — это радость дышать легким воздухом, открывать для себя бесконечно разнообразные пейзажи, встречаться с симпатичными и интеллигентными людьми. Я вообще сам часть всего этого. Жизнь — это все же качественный продукт. Я лично принимаю его каждое утро и повторяю то же самое по вечерам. Делайте как я! Любите жизнь, она вам за это отплатит!» Обращение НАПроЖ (Национального агентства по пропаганде жизни) 128. Сердечная история Я умирал от скуки в своей квартире на танатодроме «Бют-Шомон», такой же одинокий, как и раньше, когда жил в крошечной студии. Стефания ненадолго уехала в Италию. Мы с Раулем и Амандиной воспользовались ее отсутствием, чтобы наладить аппаратуру. Теперь, когда Стефания вернется, она сможет совершать полеты самого высокого класса. Совместные обеды и ужины превратились для меня в тяжкую пытку. Амандина постоянно усаживалась напротив Рауля и с большей жадностью смотрела на него, чем в свою тарелку. Конечно, Рауль все еще был очарован итальянкой, но упорство Амандины постепенно начинало приносить плоды. К моему ужасу, оба они постоянно посвящали меня в перипетии своих отношений. Я задыхался от горечи, играя для них роль духовника. — Знаешь, — поделился со мной Рауль, — я нахожу, что Амандина с каждым днем одевается все лучше. — Она все время ходит в черном… Рауль меня не слушал. — И становится все красивее, правда? — Я всегда считал ее самой красивой, — печально отвечал я. В тот же вечер я узнал, что они собираются поужинать тет-а-тет. Ночевать на танатодром они не пришли. Я остался один. Один-одинешенек во всем проклятом здании. Я улегся на пусковое кресло и в этой точке пересечения всех силовых линий танатодрома попытался на практике применить советы Стефании. Я хотел научиться медитировать, чтобы покинуть свою несчастную физическую оболочку. Я закрыл глаза, попытался добиться отсутствия мыслей, но стоило опустить веки, как тут же передо мной, словно на экране кинотеатра, возникало лицо Амандины. Она была красива, как ангел, и снисходительно смотрела на меня. Какой смысл быть знаменитым и уважаемым, если ты не в состоянии обладать женщиной своей мечты? Я был в бешенстве. Думать об Амандине, готовой переспать с любым, но только не со мной, — это уж слишком! Я открыл глаза. Представил, как они прямо сейчас занимаются любовью в какой-нибудь гостинице, «чтобы не огорчать бедного Мишеля»! Я не смог удержаться от смеха. «Танатонавтика — дерьмо!» — говаривал Феликс. Какая жалость, что Стефания уехала, она одна способна была помешать появлению этой парочки. Что же до меня… выходит, я только и делал, что помогал случиться худшему. Должно быть, я подсознательно подыгрывал моему лучшему другу, помогая сблизиться с женщиной, воплощавшей собой все мои желания! Нет, я знал, что все так и будет, вот почему я так себя вел. Чем скорее это случится, тем быстрее я перестану страдать. Мне хорошо было видно подставку, где висели бачки с «ракетоносителями». Зачем жить дальше? А что, если я сам попытаюсь пробить вторую коматозную стену? В конце концов, у меня в прошлом нет ничего такого, чего стоит бояться. В худшем случае встречусь с Феликсом. Я начал закатывать рукава рубашки. В голове на мгновение промелькнула мысль, что я собираюсь покончить с собой из-за любви, как самый заурядный, прыщавый юнец… Какая глупость… Я вонзил иглу в самую крупную вену на запястье, которая пульсировала, словно пытаясь уклониться. «На, получай, толстая вена, это тебя научит, как не закачивать побольше крови в мой мозг, чтоб я смог найти слова и соблазнить Амандину». Я подключился к аппаратуре. На ладони лежала маленькая груша электровыключателя. Амандина восхищается танатонавтами, спит с танатонавтами, хочет узнать, что такое смерть, сближаясь с танатонавтами. Что ж, значит, и я должен стать танатонавтом, чтобы быть интересным в ее глазах. Во всей этой авантюре я лично принимал очень небольшое участие. Я был вроде тех испанских моряков, которые видели корабли, отплывавшие в Америку, но никогда не поднимались на их борт. Наверное, есть вещи, которые невозможно понять, слушая чужие рассказы. Нужно испытать это самому. Груша выключателя стала липкой от пота. Что я делаю? Слова тибетского ламы звучали в моих ушах, как детская считалка: «О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью! Этот мир покидаешь не только ты, это происходит с каждым. Так не испытывай желаний и тоски об этой жизни». Не испытывай желаний и тоски об этой жизни… Не такой уж ужасной была моя карма в течение этого существования. В моей уходящей жизни я был патентованным тюфяком, вечно пытающимся снять девчонок. Одна жизнь, чтобы научиться завоевывать любовь, другая — чтобы пользоваться плодами учения. Н-да, я умру застенчивым, а стану плейбоем. Я еще раз взглянул на грушу выключателя. Сглотнул слюну и безо всякой уверенности начал отсчет: — Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пу… В зале вспыхнул свет. — Он тут, маман! — закричал Конрад. — Что ты там делаешь в кресле? Мы с ног сбились, пока тебя нашли! — Оставь брата в покое, — сказала моя мать. — Ты что, не видишь, он проверяет приборы. Не обращай на нас внимания, Мишель, занимайся своим делом. Мы просто хотели показать тебе бухгалтерский отчет по нашему магазину. Это может и подождать. Конрад крутил ручки потенциометров. Обычно я не выносил, когда он к чему-нибудь здесь прикасался, и тут же приходил в ярость. Но сегодня, уж не знаю почему, эта скотина Конрад казался мне лучшим человеком на свете. Я незаметно убрал палец с кнопки выключателя. — Мы хотели еще взять у тебя рисунки для футболок, с изображениями того, что находится за второй стеной. Пригодится, чтобы подготовиться к новому сезону! — тарахтел мой брат. Мать подошла и с чувством поцеловала меня в лоб. — А если у тебя не было времени поужинать — ты же вечно забываешь поесть! — дома есть тушеное мясо с овощами и мозговой косточкой, как ты любишь. В этих столовых ты себе желудок испортишь. Там только объедки подают. Разве это сравнится с тем, как мама готовит! Никогда я еще не чувствовал такой привязанности к этим двоим. Никогда еще я не был так рад их видеть. Я вытащил иглу из вены, закапала кровь, но они ничего не сказали. Нельзя жить одними страданиями, есть ведь еще и горячая мозговая косточка. Намазать горячие мозги на свежую горбушку, посыпать крупной солью. И черным перцем… Но не слишком, а то можно испортить вкус. 129. Христианская мифология И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. Откровение Иоанна Богослова, 22. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 130. Стефания приехала Забыть о моих личных проблемах. В последующие дни я пытался забыть о собственной индивидуальности. Нет желаний, нет и страданий. Я знал, что мое стремление обладать Амандиной могло превратиться в одержимость, тем более опасную, что Амандина была уже вне досягаемости. Вернувшись из Флоренции, Стефания заявила, что если Рауль теперь интересуется другой женщиной, то нам с ней, двум одиночкам, пожалуй, следует объединиться. Похоже, что я пришелся итальянке по вкусу. Она наделяла меня здоровенными шлепками по спине, хохотала и называла своим «stupido Michalese». Туземный комплимент, надо полагать. Проблема в том, что я спрашивал себя, как на все это реагировать. Насчет привлечения особей противоположного пола я вечно был нулем без палочки. Нет, конечно, к тому времени я уже узнал с десяток женщин, но именно они затаскивали меня в постель, а не наоборот. И к тому же я не забывал, что Стефания была замужем, даже если она никогда и не говорила на эту тему. Как ни странно, Рауль с Амандиной никак не обнаруживали идиллии, наступившей в их отношениях. Они никогда не держались за руку, не обменивались воздушными поцелуями. Только особая безмятежность в их поведении показывала, что они на время обрели покой. Стефания не делала никаких замечаний. Она даже продолжала заигрывающе посматривать на Рауля. Обычно счастливый мужчина распространяет вокруг себя некую ауру, которая на окружающих женщин действует еще более соблазнительно. Я же со своей постоянной агонией и вечным одиночеством мог их только от себя отталкивать. Я сконцентрировался на работе, ушел в нее душой и телом. Для нашей танатонавтки я изобретал всевозможные сценарии экспериментов. Чем больше я терял всякую надежду на любовь, тем больше я хотел добиться успеха со смертью. Кстати, мне то и дело снилась та женщина в белом атласном платье и с маской скелета, даже еще чаще, чем раньше. Возможно, я никогда не смогу раздеть Амандину, но у меня были все намерения лишить девственности Костлявую. Смерть, я узнаю, что ты прячешь под маской! Смерть, готовься открыть мне свой последний секрет! Моим боевым копьем, кстати, была женщина — Стефания. Стефания, мой таран, который разнесет в щепки ворота черного замка. Я опять усовершенствовал «ракетоносители» и пусковое кресло, начал применять новые измерительные датчики. Я изучал карты чакр и акупунктурные меридианы. Вокруг человеческого силуэта я пытался выявить контур жизненной оболочки, о которой говорилось в тибетских книгах. Я сам был удивлен, когда эти мои исследования с энтузиазмом подхватили другие. Я понемногу выяснял, какие физиологические явления связаны с медитацией. У меня всегда была склонность перевести мистическое в научный план. Согласно некоторым публикациям головной мозг излучает волны, частота которых зависит от характера церебральной активности. Эти волны можно вывести на самый обычный электроэнцефалограф. К примеру, если человек активно размышляет, его мозг излучает волны с частотой от тридцати до шестидесяти колебаний в секунду; это так называемые бета-волны. Чем выше степень бодрствования человека, чем сильнее он сосредоточен, тем чаще колебания. Если закрыть глаза, немедленно появляются волны более медленные, хотя, как правило, их амплитуда выше — около десяти-пятнадцати колебаний в секунду. Это альфа-ритм. В состоянии сна без сновидений излучаются дельта-волны, от пяти десятых до трех колебаний в секунду. Все это я проверил на Стефании. Я прикладывал к ее вискам, затылку и темени электроды и во время старта регистрировал излучение альфа-волн. Вся поверхность ее мозга находилась в состоянии спокойного бодрствования. Впрочем, использовать это открытие не удавалось. Альфа-ритм Стефании свидетельствовал лишь о том, что она прекрасно контролировала процесс медитации. В то время наша группа добилась немалых успехов. Чтобы эффективнее работать с нами, Стефания развелась с мужем и обосновалась в Париже. Ей подыскали квартиру на четвертом этаже, по соседству со мной. Каждое утро она стартовала из пентхауса, используя только медитацию, чтобы издалека рассмотреть то место, куда ей предстояло отправиться вечером при помощи медитации и небольшой порции химии. Она стояла у рояля, окруженная экзотическими растениями, и была просто великолепна. Я наблюдал за ее полетом на тот свет и затем вел с ней долгие разговоры, сидя за картой Континента Мертвых. Я стирал одни линии, рисовал новые, очерчивал контуры, раскрашивал зоны, все дальше переписывал слова «Терра инкогнита». За две недели Стефания совершила три вылазки за первую стену, и мы получили довольно точную карту этого участка, хотя было очевидно, что «пузыри воспоминаний» Стефании не универсальны и эта карта пока не может служить руководством для других танатонавтов. В ожидании конечных результатов мы отказались от освещения нашей работы в прессе. Все равно после чудовищных рассказов Жана Брессона большинство танатодромов мира закрыли свои двери, и нам не приходилось опасаться конкуренции. — Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск. Сегодня у нас небольшой вечерний полет. Молодая итальянка лежала в черном металлическом кресле с красной обивкой. Длинные вьющиеся волосы волнами лежали на ее плечах. Картина эпохи Возрождения. Тициан. Я глотнул черного кофе. Полеты Стефании становились все длиннее и длиннее. Вот уже тридцать четыре минуты, как она находится в глубокой коме. — Какие планы? — спросил я Рауля, который только что вошел в лабораторию, застегивая на ходу рубашку. Он взглянул на таймер системы пробуждения и понял, что я запрограммировал его на «кому плюс тридцать восемь минут»! Он подскочил на месте. — Ты с ума сошел! Она же не проснется! Этого я не учел. Рауль повернул переключатель на ноль. Немедленно раздалось стаккато электроразрядов, становившихся все более интенсивными, словно сработала антиблокировочная тормозная система. — Вернись, Стефания, ты слишком далеко! Мы были в панике. Но может, все обойдется? Постепенно Стефания возвращалась. Она открыла глаза и заморгала, словно пытаясь прогнать сон. Взглянув на нас, улыбнулась и твердо заявила: — Я ее видела. — Кого ты видела? — Я была в глубине. И я ее там видела. Вторая стена! Мох-2. Пока она переводила дыхание, Рауль помчался за картой Континента Мертвых. — Рассказывай, — коротко сказал он. И Стефания рассказала. — Как обычно, сначала я прошла по черному коридору, где на меня напали светящиеся пузыри. В каждом пузыре было по гадкому воспоминанию, всякие нехорошие вещи, случившиеся из-за меня. Я увидела там маленькую девочку, у которой украла школьный ранец. Я увидела мать, плакавшую над моими плохими оценками. Увидела молодого человека, которому отказала, и он покончил с собой. Я даже увидела тот момент, когда беспомощно лежала на спине, как перевернутая черепаха. Увидела тот день, когда умерла школьная уборщица. Я встала перед каждым таким воспоминанием и всем им объяснила свое поведение. Я украла ранец потому, что мои родители были бедны и не могли купить мне такой же. Иногда я получала плохие оценки потому, что мать не давала мне ни единой свободной минутки, чтобы посидеть над уроками. Она заставляла меня мыть посуду или подметать. Молодой человек, которому я отказала, пытался со мной сблизиться, когда я уже была с другим парнем, который мне очень нравился. И я не была виновата в смерти школьной уборщицы. Вокруг я видела других мертвецов, боровшихся со своими воспоминаниями, но так и не сумевших оправдаться. Воспоминания потихоньку обволакивали их со всех сторон, словно лейкоциты, атакующие микробов. Жертвы наносили удары тем, кто их убил. Нерадивые получали пощечины. Ленивых кидали лицом в мерзкую жижу. Гневливых смывало волнами. Все это, как ни странно, напомнило мне «Божественную комедию» Данте. Тем, кто грешил алчностью, зашивали глаза. Погрязшим в роскоши поджаривали бока. Смерть — это все-таки страшно. Когда я победила своих демонов и помогла тем, кто был рядом, то пошла дальше. Черный коридор стал фиолетовым. Все вокруг можно было описать только двумя словами: страх и темнота. Стены осыпались, словно были из песка, и от них пахло свежей землей… Огромный коридор все сужался, но все еще был несколько сотен (а может быть, тысяч?) километров в ширину. Он напоминал воронку. На стенах, стоя на отвесных выступах, покойники боролись со своими воспоминаниями. В самой глубине воронки мерцал свет. Теперь не было ни верха, ни низа. Стефания взяла карту и свернула ее в виде воронки. — Конус не горизонтален и не вертикален, — уверяла она. — Стенки сужаются по мере того, как углубляешься между выступами. Она нацарапала на карте: 1. Взлет. 2. Прекращение всех признаков нормальной жизнедеятельности. 3. Кома. 4. Выход из этого мира. 5. Полет в пространстве. Восемнадцать минут. 6. Появление гигантского вращающегося светящегося круга. Это первый образ Континента Мертвых. Приблизительный диаметр светлой зоны: несколько тысяч километров. Лимбы. Голубой пляж. 7. Высадка на пляж света. Прибытие на территорию № 1. Территория № 1 Координаты: К+18. Цвет: голубой. Бирюзовый оттенок, постепенно переходящий в сине-фиолетовый. Ощущения: непреодолимое притяжение, голубизна, вода. Прохладная и приятная зона. Притягивающий свет. Граница: Мох-1 (уменьшение диаметра). Территория № 2 Координаты: К+21. Цвет: черный. Ощущения: сумерки, страх, земля. Холодная и ужасающая зона, где на отвесных выступах скал умерших встречают их самые страшные кошмары и мерзкие воспоминания. Свет виден постоянно, но ужас не дает смотреть на него. Граница: Мох-2. Вероятный выход на… территорию 3 (?). Стефания стерла одну линию, начертила другую и переписала слова «Терра инкогнита» дальше. Итак, новая граница называется Мох-2. А вот сейчас можно и созывать прессу. Сообщение вызвало резонанс во всем мире. Танатонавтка объяснила, что Жан Брессон, вне всякого сомнения, не сумел побороть собственное прошлое. Тем журналистам, что пытались добраться до него и опросить поподробнее, Брессон ответил категорическим отказом. В своем добровольном заточении несчастный так и не узнал, что же происходит на том свете. Пока нужно было победить танатофобию, причиной которой стал Жан. Решили разыскать его семью, друзей. Те рассказали, что, действительно, у Брессона было очень тяжелое детство в интернате, которым управляла одна сволочь, издевавшаяся над детьми. Именно для того, чтобы доказать самому себе, что он может побороть свои страхи, Жан и стал каскадером, а позже — танатонавтом. Он сделал все, чтобы забыть юные годы, но первая коматозная стена набросилась на него и поглотила в своем аду. Директор интерната был арестован, а его заведение закрыто. Однако страх перед смертью не исчез окончательно. Теперь люди знали, что смерть — это ни абсолютный рай, ни абсолютный ад. Смерть — это «что-то еще». Тайна оставалась тайной. Что ж, вперед. Вперед, только вперед, навстречу неизвестному! Курс на Мох-2. 131. Иудейская мифология Когда Адам появился на земле, то в самый первый день он был страшно удивлен, что сила света меняется. Когда солнце село и небо покрыли сумерки, Адам подумал, что все кончено. Пришел конец его жизни и миру. «Горе мне! — воскликнул он. — Несомненно, я согрешил, потому что мир стал таким темным. Мы возвращаемся в первобытный хаос. Вот пришла моя смерть, на которую осудило меня Небо». Он перестал есть и проплакал всю ночь. Когда пришел рассвет, Адам воскликнул: «Так вот как мир работает! Он то включается, то выключается». Обезумев от радости, что всему далеко не конец, он встал, вознес молитвы и сделал подношения Богу. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть» 132. Сделай сам Словом, пока мы маленькими шажками, сантиметр за сантиметром, продвигались по Континенту Мертвых, по всему миру стали пробуждаться танатодромы. Можно сказать, они появлялись как грибы. Тема вновь стала модной. С тех пор как узнали, что у Стефании появилась идея связать мистику и науку, танатодромы стали возводить рядом с храмами, и после заключенных, после каскадеров возникло новое поколение танатонавтов, в основном состоявшее из священнослужителей и монахов всевозможных вероисповеданий. Параллельно с этим, после скептиков и энтузиастов, нам пришлось столкнуться с профанами, считавшими смешение предрассудков и научных исследований опаснейшим видом взрывчатки. Они окрестили нас «конкистадорами веры», так как мы уходили завоевывать новую территорию во имя заранее установленных духовных принципов. И действительно, каждый пастырь, прошедший через первую стену, уверял, что видел там символы своей религии. Что ж, это дело нормальное, поскольку на черной территории каждый танатонавт становился объектом атаки своих же собственных воспоминаний. Монахи-бенедиктинцы объявили, что обнаружили источник ореола святых. По их словам, это репрезентация эктоплазмы, начавшей выходить из темени. Надо полагать, именно так художники пытались передать способность Избранных к декорпорации. Антирелигиозные деятели вскинулись на дыбы, утверждая, что все это — реклама скуфейки. В игре было столько интересного, сакрального, запретного… Мы с Раулем, Амандиной и Стефанией знали, что пытаемся разобрать бомбу, которая вот-вот взорвется. Одно только «дело Брессона» должно было послужить нам предостережением. Но любопытство всегда побеждает. Нам так хотелось узнать, что же находится за Мохом-2! Об этом Стефания рассказывала после каждого полета. Она коснулась знаменитой второй стены, но не почувствовала в себе сил ее преодолеть. Ей чего-то не хватало, а чего именно — она не могла сказать. И не только она одна. Тибетские буддисты, монахитаоисты, дервиши, зороастрийцы, свидетели Иеговы, трапписты аббатства Мон-Луи, иезуиты аббатства Святого Бертрана — все они без особых затруднений смогли преодолеть первую коматозную стену, но никто пока не прорвался за вторую. Мы побывали в их культовых местах и многое узнали о различных церемониях. Выяснилось, что в памяти всех религий хранится техника полетов. При этом совершенно неважно, как ее называют сами служители: «благая молитва» или «прикосновение к Божественному миру». 133. Астрология Чтобы эволюционировать, судьба человека должна протекать под двенадцатью знаками Зодиака. Согласно некоторым восточным традициям нужно реинкарнировать по меньшей мере по двенадцать раз под каждым знаком или сто сорок четыре раза общим числом. Это минимум. Должен произойти оборот всех восходящих знаков Зодиака и знакомство со всеми особенностями характера, доступными в течение человеческой жизни. Чтобы заслужить превращение в чистый дух, категорически необходимо испробовать все формы характера, все формы существования.

The script ran 0.012 seconds.