1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
И восемнадцать дней.
   
— Ну. Давным-давно. Они расстались, жизнь продолжается, они встречаются с кем-то еще. Оттого, что когда-то два человека были вместе, мы же не должны вечно это мусолить, правда? — с напором заключил Дэвид.
   
Всем было понятно, что говорит он о себе. И о Лизе с Джейми. Дэвид шумно отхлебнул воды из стакана. Джейми изучал содержимое своей тарелки. Лиза взяла кусок хлеба и принялась выковыривать оттуда орехи.
   
— Я всего лишь сказал то, что все и так думали, — пожал плечами Адам.
   
У меня перехватило дыхание.
   
— Вы все думали, что я изменила Блейку?
   
Вот это новость. Я обвела их взглядом.
   
Шантель было не по себе.
   
— Ну, понимаешь, все произошло так неожиданно, и ты стала очень скрытная…
   
— Я не хочу этого обсуждать, — покачал головой Дэвид, избегая моего взгляда.
   
— Да, однажды я подняла эту тему, — сказала Лиза. — Врать не стану. Но я не доктор Фрейд, чтобы разглядывать чужую жизнь под микроскопом, и мне в принципе это не нужно.
   
— Фрейд не пользовался микроскопом, — бездумно заметил Дэвид, и Лиза смерила его бешеным взглядом.
   
Джейми не обратил на них внимания, он смотрел мне в глаза и жестко заявил:
   
— Я ни секунды не думаю, что ты изменяла Блейку. Ты абсолютно вправе расставаться с кем хочешь и когда хочешь — без обид, старик, — он махнул рукой Жизни, — и никому ни в чем не отчитываться. Это нас вообще не касается. А Адам слишком много выпил и набит дерьмом по уши.
   
— Э-эй, — оскорбилась Мэри, — он не пьян.
   
— Хорошо. Он просто набит дерьмом по уши, — кивнул Джейми, но никто не улыбнулся, даже он сам, потому что на самом деле не шутил.
   
— Мэри, — спросила я, — ты что скажешь?
   
— Твое поведение радикально изменилось, Люси. Что касается Блейка, все между вами было прекрасно, а потом, как сказала Шантель, ты вдруг его бросила и стала очень, очень скрытной. — Она поглядела на Жизнь. — Вы уж извините, но мы о вас ни слова не слышали. Я удивлена, что Люси вас вообще пригласила сюда.
   
— Мы просто друзья, — напряженно сказала я.
   
— И что, мы все должны в это поверить? — язвительно скривился Адам, глядя на Джейми.
   
— Да какая к дьяволу разница? Тебе-то что? Что ты об этом беспокоишься, я понять не могу? — взвился Джейми.
   
— Он беспокоится, потому что Блейк его лучший друг, и Адаму не безразлично, когда его друга бросают неизвестно почему, не объяснив даже, что не так… — завелась Мэри, но я ее перебила. Больше я этого выносить не могла. Или мне придется нарушить все правила Силчестеров прямо сейчас.
   
— Да, бедный Блейк, — подхватила я. Черт, голос дрожит, главное — не разрыдаться. Силчестеры не плачут и не впадают в ярость, но порой это стоит им неимоверных усилий. — Бедный, несчастный Блейк, влачит мучительную жизнь, мотается по всему миру, пока я наслаждаюсь своей потрясающей работой, живу в потрясающей засекреченной квартире, с потрясающим тайным любовником.
   
Я вскочила и взяла сумку. Жизнь встал вслед за мной.
   
— И ты прав, Адам, — я кивнула на Жизнь, — он не просто друг. Он гораздо больше, потому что друг — это то, кем, предполагалось, был ты, а он за один вечер сделал для меня больше хорошего, чем ты за все эти годы.
   
Я развернулась и пошла прочь. Как обычно, раньше времени. Только в дверях, когда они уже не могли ни видеть, ни слышать меня, достала носовой платок и приготовилась нарушить все правила. Я ждала и ждала, ждала, что слезы, копившиеся годами, хлынут наконец из глаз, но ничего не случилось. Что ж, я сложила платок и сунула его обратно в карман. Значит, не теперь и не из-за них. У моих слез своя гордость.
   
Жизнь подошел ко мне и встревоженно заглянул в лицо. Увидев, что я в порядке, он задумчиво сказал:
   
— Да, похоже, ты была права.
   
— Он меня ненавидит.
   
— М-м? Нет, я про Дэвида с Джейми. Они правда совершенно не ревнуют Лизу друг к другу. — Он так смешно изобразил заядлого сплетника, что я невольно улыбнулась.
   
Подул вечерний ветер, я поежилась, он ласково накинул мне на плечи куртку и не убрал руки. Так мы и пошли домой, и фонари горели над нами теплым рыжим светом.
  
  
   
    
Глава шестнадцатая
   
   
— Ты что сегодня будешь делать? — спросила я.
   
Мы наслаждались спокойным, ленивым утром на диване. Повсюду валялись воскресные газеты, из которых мы зачитывали друг другу забавные отрывки. Мне было хорошо с ним, и ему, похоже, тоже со мной неплохо. Я раздвинула одежные занавески, чтобы впустить солнце и утреннюю тишину. В доме пахло блинчиками с кленовым сиропом, которые он испек, и свежесваренным кофе. Мистер Пэн удобно устроился на туфлях Жизни и выглядел так, словно только что наелся сливок — неудивительно, ведь он их только что наелся. Мы тоже получили свою порцию, с голубикой. Я вырастила ее сама в тепличном садике на крыше, который завела, когда стала жить со своей Жизнью. Собирая голубику, я напевала, легкое полупрозрачное платье привлекало внимание соседей-мужчин: они принимали воздушные ванны на балконах, сверкая на солнце крепкими мышцами, натертыми кремом для загара — точь-в-точь новенькие машины в автосалоне.
   
О'кей, я соврала.
   
Голубику купил Жизнь. У нас нет сада на крыше. Платье я видела в журнале и, чтобы получше ему соответствовать, мысленно превратилась в блондинку.
   
— А я хочу сегодня весь день валяться, — сладко потянувшись, сообщила я.
   
— Тебе надо позвонить маме.
   
— Зачем? — Я приоткрыла один глаз.
   
— Затем, что она продумывает свадьбу, а ты ей ничем не помогаешь.
   
— Да это бредовая затея. Они уже женаты, это просто повод хоть чем себя занять. И похвастать своей коллекцией фарфоровых сервизов. Кстати, Райли с Филиппом тоже ей не помогают. И вообще, я не могу с ней сегодня встретиться, ко мне придут чистить ковер. Наверняка эти чистильщики опоздают. Такие люди всегда опаздывают. Думаю, надо их отменить.
   
Я потянулась за телефоном.
   
— Нет. Сегодня я нашел на своем носке седой волос. И он не с головы. И не мой, точно.
   
Я положила телефон обратно.
   
— Еще тебе надо перезвонить Джейми.
   
— А это зачем?
   
— Когда он тебе звонил в прошлый раз?
   
— Никогда.
   
— Значит, это что-то важное.
   
— Да брось. Он вчера напился, набрал меня по ошибке.
   
Жизнь недовольно поморщился.
   
— Ну, может, он хотел извиниться за вчерашнее, а извиняться ему не за что, он ничего плохого не сделал. Он был на моей стороне.
   
— Вот позвони и скажи ему об этом.
   
— Я не хочу ни с кем об этом говорить.
   
— Очередная чушь. Ты заметаешь сор под ковер, и скоро он пойдет такими буграми, что ты будешь о них спотыкаться, — метафора, как ты любишь.
   
— Неужели все эти звонки важнее, чем время в обществе моей Жизни?
   
Я надеялась, что победила в этом раунде.
   
Он закатил глаза:
   
— Люси, ты на ложном пути. Я нисколько не хочу, чтобы ты превратилась в эгоистку, которая сидит и рассуждает о своей жизни. Надо соблюдать меру. Заботься о себе, но заботься также и о тех, кто заботится о тебе.
   
— Но это тру-удно. — Я закрыла голову подушкой.
   
— Но такова жизнь. Почему я решил с тобой познакомиться?
   
— Потому что я тебя игнорировала, — тоном ученицы, хорошо затвердившей урок, ответила я. — Потому что я забросила свою жизнь.
   
— А теперь что ты делаешь?
   
— Занимаюсь своей жизнью. Провожу с ней каждую секунду, пописать и то нельзя в одиночестве.
   
— Ты сможешь писать в гордом одиночестве, когда лампочку в ванной вкрутишь.
   
— Это тру-у-дно.
   
— Неужели?
   
— Во-первых, я до нее не дотянусь.
   
— Стремянку возьми.
   
— А у меня не-е-ту.
   
— Встань на унитаз.
   
— А там крышка пластиковая, она треснет, и я провалюсь.
   
— Тогда встань на бортик ванны.
   
— Это опа-а-асно.
   
— Все. — Он подошел ко мне. — Вставай.
   
Я застонала.
   
— Вставай!
   
Я выдралась из-под пледа, как капризный подросток.
   
— А теперь иди к соседке и спроси, не одолжит ли она тебе стремянку.
   
Я рухнула обратно на диван.
   
— Иди, — решительно скомандовал он.
   
Я встала и пошла к двери, вздернув нос.
   
— Под ноги смотри, а то споткнешься о свои подковерные бугры.
   
Через две минуты я вернулась со стремянкой.
   
— Ну что, все не так страшно?
   
— Мы говорили о погоде, а это страшная глупость. Не выношу пустой болтовни.
   
Он фыркнул:
   
— Тогда не болтай попусту, неси лестницу в ванную.
   
Я отнесла.
   
— Залезай на нее.
   
Залезла.
   
— Выворачивай старую лампочку.
   
Он светил мне фонариком, чтобы я видела, что делаю. Я вывинчивала присохшую лампочку и ныла, как ребенок, которого заставляют есть шпинат. Наконец она вывинтилась, и я замолкла.
   
— На, держи ее.
   
— Нет, все сама. Действуй так, точно меня тут нет.
   
Я цокнула языком и запела: «Ненавижу свою жи-и-изнь, ненави-и-ижу…» — и пела все время, пока слезала со стремянки, клала старую лампочку в раковину, доставала новую из коробки и лезла обратно наверх. Наконец я ее вкрутила, щелкнула выключателем, и ванная озарилась светом.
   
— Ура! — Я протянула ему победно поднятую руку. — Дай пять!
   
Он посмотрел так, точно я безнадежный псих.
   
— Вот еще. Подумаешь, лампочку поменяла.
   
Я пожала плечами, потом опять приободрилась.
   
— Ну что, еще блинчиков пожарим?
   
— Теперь, когда наконец здесь стало светло и видна вся грязь, можешь прибраться.
   
— Не-е-т! Вот поэтому-то я ничего не делаю. Сделаешь одно — бац, оно влечет за собой другое.
   
Я сложила стремянку и оттащила ее в прихожую, приткнув между вешалкой и дверью, рядом с грязными резиновыми сапогами, в которых я ездила с Блейком на летний фестиваль. Последний фестиваль, где мы были вместе и где я снимала на камеру Игги Попа, сидя на плечах у Блейка.
   
— Нет, не ставь ее сюда.
   
— Почему?
   
— Потому что здесь она будет стоять и пылиться ближайшие лет двадцать вместе с этими грязными сапогами. Иди отдай ее Клэр.
   
Что я и сделала.
   
А потом потянула его за руку на диван.
   
— Давай еще посидим потреплемся.
   
— Нет уж. — Он посмотрел на меня и усмехнулся. — Я не собираюсь тут с тобой прохлаждаться. У меня сегодня выходной от тебя.
   
— Ничего себе! И куда ты пойдешь?
   
— Найду куда. Даже мне иногда нужен отдых.
   
— Но куда ты пойдешь? Где ты живешь? — Я посмотрела наверх и ткнула пальцем в потолок. — Туда?
   
— На верхний этаж?
   
— Нет, ну… ты понимаешь. — Я показала глазами ввысь.
   
— На небо? — От изумления он открыл рот шире некуда, а потом расхохотался. — Люси, ну ты меня и насмешила.
   
Я тоже рассмеялась, как будто пошутила, хотя говорила всерьез.
   
— Я тебе оставлю кое-какое задание, чтобы ты без меня не скучала.
   
Я задрала нос, и он пошел к двери.
   
— Ну ладно, давай, — я похлопала рядом с собой по дивану, — сядь на минутку.
   
Мне вдруг очень не захотелось оставаться одной.
   
— О чем ты мечтаешь, Люси?
   
— М-м, люблю поговорить о разных мечтах. — Я устроилась поудобнее. — Или о снах. Знаешь, что мне сегодня снилось? Секс с нахальным бродягой из метро.
   
— Уверен, это было противозаконно.
   
— Мы это делали не в метро!
   
— Я не о том. Он еще совсем сопляк, а тебе уже почти тридцать, — подколол он. — В любом случае, я говорил не о таких мечтаниях. О чем ты мечтаешь в жизни?
   
— О, — я поскучнела, — даже не знаю, что ты хочешь услышать.
   
Он вздохнул и посмотрел на меня как на младенца.
   
— Что бы ты хотела сделать, реально, если бы могла? Чем заняться, где работать?
   
— Например, быть судьей на шоу «Икс-фактор». Чтобы отсеивать всяких бесталанных болванов. Лучше всего — открывать дверь ловушки и пихать их в бассейн с фасолью, это прикольно. Или я бы каждую неделю побеждала там на конкурсе моды. Шерил, такая, ведет конкурс, вся из себя: «Ой, Люси, где ты взяла это платье?», а я, такая: «Ой, это? Да у себя с занавески сняла». А Саймон, такой: «Вот, Шерил, у кого бы тебе поучиться, у Люси обалденное чувство…»
   
— Ладно, ладно, ладно. — Он потер себе виски и слегка помассировал затылок. — А поинтереснее ничего нет?
   
Я задумалась.
   
— Выиграть в лотерею, никогда больше не ходить на работу и купить все, что мне хочется.
   
— Это не реальная мечта.
   
— Почему? Люди же выигрывают. Та тетка из Лимерика? Выиграла тридцать миллионов и теперь живет на собственном необитаемом острове или что-то в этом роде.
   
— Значит, твоя мечта — жить на необитаемом острове.
   
— Нет, — я протестующе отмахнулась, — скучно, и к тому же я ненавижу кокосы. Но деньги мне бы пригодились.
   
— Это ленивая мечта, Люси. Если у человека есть мечта, он должен хотя бы попытаться ее воплотить. Пусть она далекая, трудная, но ты должна понимать, что при упорных усилиях она достижима. И я говорю не о том, чтобы каждый день покупать лотерейный билет. Мечта — это когда ты думаешь: если б у меня хватило смелости это сделать — и плевать, кто что скажет, — я бы сделала именно это. — Он смотрел на меня с надеждой.
   
— Я обычный человек, что ты от меня хочешь? Чтобы я сказала: «Ах, как я мечтаю увидеть Сикстинскую капеллу»? Да на фиг она мне сдалась, голову выворачивать, чтобы увидеть, что там на потолке. Для меня это не мечта, а обязанность, которую надо исполнить, будучи в Риме, что я, кстати, уже сделала — мы были там с Блейком в нашу первую совместную поездку. — Я отдавала себе отчет в том, что нервно хожу по комнате и говорю слишком громко, но ничего не могла с этим поделать, он зря затронул эту тему. — О чем еще люди мечтают? С парашютом спрыгнуть? Я прыгала, более того, прошла курс инструктора, так что могу в любой день и час вывалиться с тобой из самолета, если захочешь конечно. Посмотреть египетские пирамиды? Видела. Мы были там с Блейком на мое двадцатипятилетие. Там жарко, пирамиды большие и величественные, какими их себе и представляешь, но хочу ли я увидеть их снова? Нет. К тому же какой-то местный псих попытался запихнуть меня в свою раздолбанную машину, пока Блейк ходил в ближайший «Макдоналдс» в туалет. Поплавать с дельфинами? Плавала. Хочу еще? Нет. Вблизи они неприятно пахнут. Прыгнуть на банджи? Прыгала, в Сиднее. Я даже погружалась в клетке в море с акулами в Кейптауне, не говоря уж о полете на воздушном шаре с Блейком в День святого Валентина. Я сделала массу вещей, о которых мечтают люди. Просто мы так жили. Что там в сегодняшней газете? — Я подобрала с пола газету и прочла: «Семидесятилетний пенсионер мечтает полететь в космос, чтобы оттуда увидеть Землю». Я живу на Земле и отсюда вижу, что мир впрямь дрянь, так зачем мне подниматься повыше — чтобы разглядеть это получше? Что мне это даст? Мечты эти — пустая трата времени, и я удивляюсь, что ты задаешь мне такие дурацкие вопросы. Я кучу всего успела сделать, так какое право ты имеешь разговаривать со мной, точно я ничтожество и у меня даже мечты нет? Мало того что ты мою жизнь считаешь никуда не годной, ты хочешь еще и мои мечты обругать?
   
Я остановилась, чтобы перевести дух.
   
— Ладно, — он взял плащ и пошел к двери, — это был глупый вопрос.
   
Я сощурила глаза:
   
— Зачем же ты его задал?
   
— Люси, если тебе неинтересен этот разговор, давай его прекратим.
   
— Неинтересен. Но я хочу знать, зачем ты об этом спросил.
   
— Что ж. Ты права, ясно, что ты прожила очень насыщенную жизнь, переделала и перепробовала все на свете, так что пора остановиться. Можешь спокойно умереть.
   
Я застыла как вкопанная.
   
— Да нет, я не говорю, что ты умрешь, Люси. Не сейчас, во всяком случае. Потом, со временем, конечно, умрешь.
   
— Мы все умрем.
   
— Это да.
   
Он открыл дверь и обернулся ко мне:
   
— А спросил я тебя вот почему. Независимо от того, что ты говоришь и сколько ты врешь, ты несчастлива прямо здесь и сейчас, а когда я спрашиваю, чего ты хочешь, ты — из всех возможностей, из всего-всего, что есть в целом мире, — выбираешь «выиграть денег и накупить кучу всего». — Он говорил очень резко, и я смутилась.
   
— Ну и что? Я думаю, очень многие сказали бы про лотерею.
   
Он дернул уголком рта и приготовился выйти.
   
— Ты сердишься на меня. А я не понимаю почему. Потому что тебе не нравится моя мечта? Но это же глупо.
   
Он ответил очень мягко, и от этого я занервничала еще больше.
   
— Я «сержусь», потому что ты не только несчастлива там, где ты есть, но даже помыслить не хочешь о том, где могла бы быть. Я думаю, это очень… — он подыскивал слово, — очень грустно, Люси. Ты живешь по привычке. Неудивительно, что ты завязла в своей колее.
   
Я еще раз перебрала свои мечты, желания и устремления, подумала, где бы я хотела оказаться, в какой ситуации — чтобы мне было хорошо. Лучше, чем здесь. Ничего не смогла придумать.
   
— Ладно, — сказал он наконец. — До завтра.
   
И ушел. Таким образом, прекрасное утро закончилось хуже некуда.
   
Его слова меня изводили. Как все, что он говорил, они крепко впечатались мне в мозг — как сигнал определенной тональности, которую не воспринимает человеческое ухо, зато воспринимает собачье. И я прокручивала в голове, прикидывала так и эдак, чего же я хочу. В итоге поняла, что хочу одного — пусть он перестанет меня критиковать и дергать, и я смогу спокойно жить как прежде. Жизнь все усложняет, пытается заставить меня что-то изменить, а я всем довольна. Он назвал это привычной колеей, но тем самым он уже выпихнул меня из нее. И мне не вернуться обратно. А я любила свою колею, я скучаю по ней и буду вечно ее оплакивать.
   
К полудню я обрела боль в затылке и отдраенную квартиру. Чистильщики ковров, разумеется, не пришли. Двенадцать пятнадцать — никого. В полпервого я изготовилась отпраздновать тот факт, что они обо мне забыли, и задумалась, как воспользоваться своей свободой, но ничего толкового не смогла изобрести. Мелани еще не вернулась домой, да и в любом случае мы с ней ни разу не общались после той знаменательной встречи, и не думаю, что она жаждет увидеть меня в ближайшее время. Никого из вчерашней компании мне видеть не хотелось. Меня потрясло, что все они считают, будто я изменила Блейку. И что сама я очень изменилась с тех пор, как мы с ним расстались, — я думала, это прошло незамеченным, но с помощью Жизни убедилась, что это не так. В принципе я их понимаю, но все равно неприятно.
   
Мои размышления прервал стук в дверь. Это оказалась Клэр с красными глазами и заплаканным лицом.
   
— Люси, — всхлипнула она, — простите, ради бога, что беспокою вас в воскресенье, но я услышала телевизор и… вы не посидите опять с Конором? Я бы ни за что… Из больницы позвонили, сказали, это срочно. — Она беспомощно замолчала.
   
— Конечно. Вы не против, если я с ним здесь побуду? Ко мне должны прийти чистить ковер, не могу уйти из дома.
   
Она засомневалась. Тревожно посмотрела на меня, но выбора у нее не было. Шмыгнула носом и пошла к себе. Я представила, что дома Клэр медленно считает до десяти, надеясь принять верное решение, а может, уже собирает его вещи, чтобы принести их ко мне. Мне стало ее страшно жаль.
   
Дверь открылась, и въехала пустая коляска.
   
— Заснул пять минут назад, — прошептала она. — Днем он спит два часа, я уже вернусь, когда он проснется. Он неважно себя чувствует последнее время, не знаю, что с ним. — Она нахмурилась и посмотрела в пустую коляску. — Так что, возможно, проспит и дольше.
   
— Хорошо.
   
— Спасибо вам. — Она бросила последний взгляд на коляску и открыла дверь. У ее квартиры стоял высокий светловолосый мужчина.
   
— Найджел, — изумленно выдохнула она.
   
— Клэр. — Он обернулся, и я узнала человека, которого видела на фотографии: муж Клэр, отец Конора. Он проверил номер ее квартиры. — Я ошибся дверью?
   
— Нет, это Люси, наша… моя соседка. Она посидит с ребенком.
   
Он так на меня посмотрел, что мне захотелось ввинтиться в пол и провалиться под землю. Ясно, он решил, что я пользуюсь ее состоянием, чтобы подзаработать, но что же мне делать? Сказать ей, что никакого ребенка нет? Она безусловно и сама это знает в глубине души.
   
— Бесплатно, — выпалила я, чтоб он хоть на эту тему не сомневался. — Да и потом, иначе она не поедет.
   
Он понял и кивнул, перевел взгляд на Клэр. Мягко сказал:
   
— Я отвезу тебя, хорошо?
   
Я потихоньку закрыла свою дверь.
   
— Привет, — сказала я пустой коляске, — мама с папой скоро вернутся.
   
А потом плюхнулась на стул, обхватила голову руками и уставилась на закрытый комп. Мистер Пэн вспрыгнул на стол и легонько ткнулся мне в ухо холодным носом. Я полезла в Интернет посмотреть, какие у людей бывают мечты и планы, но мне это быстро надоело, и я закрыла лэптоп. Без четверти час. О, идея. Я сфоткала Джина Келли с постера на дверях ванной и отправила Дону Локвуду:
   
    
Увидела это и подумала о вас.
   
   
Подождала. И еще подождала. С тревогой. Потом с надеждой. С разочарованием. А потом с такой тоской, что меня резануло как ножом по сердцу. Я его не винила — сама же сказала, чтобы больше мне не звонил. Но все-таки я надеялась. Затем надежда угасла, а я чертовски расстроилась. Совершенно одна, опустошенная и потерянная. Уже целую минуту.
   
Тогда я пошла к холодильнику, открыла его и посмотрела на пустые полки. И чем дольше смотрела, тем больше еды там не появилось. Запищал сигнал: пришло сообщение. Я захлопнула холодильник и ринулась за телефоном. В ту же секунду позвонили в дверь. Я решила сначала открыть, а потом посмотреть, что мне пришло. За дверью обнаружились «Волшебно чистые ковры». Их красная эмблема смотрела на меня с широкой мужской груди. Я подняла глаза и увидела еще одну эмблему — на кепке. Заглянув ему за спину, я более никого и ничего не обнаружила: ни волшебных орудий, ни магических средств.
   
— Роджер? — спросила я, пропуская его в дом.
   
— Роджер мой отец, он по выходным не работает.
   
— О'кей.
   
Он посмотрел вокруг. Потом на меня.
   
— Мы знакомы? — спросил он.
   
— Хм. Не знаю. Меня зовут Люси Силчестер.
   
— Да, у меня записано вот тут… — Он показал планшет с заявками, но так и не закончил фразу. И по-прежнему внимательно на меня смотрел, прямо в глаза. Выжидающе и с любопытством. Это нервировало. И я отошла за кухонную стойку. Он понял и тоже отошел чуть назад, что было кстати.
   
— А где же остальные? — поинтересовалась я.
   
— Остальные?
   
— Ну, работники. Разве вы не в команде?
   
— Нет, только отец и я. Но он по выходным не работает, как я уже сказал, так что… — он огляделся, — ничего, если я буду один?
   
И я окончательно успокоилась.
   
— Да, конечно.
   
— У меня все вещи в фургоне. Я просто хотел сначала посмотреть, что понадобится.
   
— А. О'кей, может, вам помочь принести что-нибудь?
   
— Да нет, спасибо. Тем более у вас маленький, не надо его одного оставлять. — Он улыбнулся, на щеках появились крошечные ямочки, и вдруг оказалось, что обаятельнее мужчины я никогда не встречала. А потом вспомнила про Блейка и передумала. Как водится.
   
Я посмотрела на коляску.
   
— Это не мой. В смысле, он. Это моей соседки. Я хочу сказать, он сын моей соседки. Я за ним приглядываю.
   
— Сколько ему? — Он приветливо улыбался и явно вознамерился заглянуть в коляску.
   
Я поскорей подняла чехол как можно выше.
   
— Ему годик. Он спит.
   
Как будто это что-нибудь объясняло.
   
— Я буду работать как можно тише. Чем мне заняться в первую очередь? Что главное?
   
— Только пол. — Я говорила вполне серьезно, но получилось смешно. Он рассмеялся.
   
— Весь пол?
   
— Нет, грязные куски.
   
Мы оба улыбнулись. Он все же очень привлекательный, даже по шкале Блейка.
   
— Получается, что весь, — развела руками я.
   
Он изучал ковролин, и мне вдруг пришло в голову, что у меня, в моем укромном убежище, симпатичный незнакомец. Я тут же смутилась. А он присел и принялся что-то тщательно разглядывать. Потом потер ладонью.
   
— Что-то важное?..
   
— Ну да. Я там записала, чтобы не забыть. Не могла бумагу найти.
   
Он широко усмехнулся:
   
— Вы использовали несмываемый маркер?
   
— Э-э… — я открыла ящик стола, — вот этот.
   
Он посмотрел на этикетку.
   
— Несмываемый, между прочим.
   
— Да? А вы сможете его удалить? Иначе мой домовладелец закатает меня в этот ковролин и удалит отсюда навсегда.
   
— Попробую, — с улыбкой сказал он. — Ладно, пойду в фургон за снаряжением.
   
Он ушел, а я наконец открыла телефон и прочла сообщение от Дона Локвуда.
   
    
Приятная неожиданность. Как прошла неделя?
   
   
   
    
Со вторника не была под прицелом водяного пистолета. Как Том?
   
   
Я услышала, что в прихожей звякнул мобильник, и поняла, «волшебник» вернулся. Однако его не было видно. Я заглянула за угол: он читал сообщение.
   
— Прошу прощения, — извинился он и убрал мобильный в карман.
   
А потом втащил в студию огромную бандуру, похожую на пылесос-переросток. Мышцы у него напряглись и, по-моему, бицепсы стали раза в три больше, чем моя голова. Я старалась не пялиться, но не получалось.
   
— Я здесь посижу. Если вам что-нибудь понадобится, или вы заблудитесь, или еще что случится, обращайтесь.
   
Он засмеялся, а потом уставился на мой здоровенный диван.
   
— Там, где он жил раньше, было попросторнее.
   
— Хороший диван, — он изучал его, уперев руки в боки, — вопрос в том, как его двигать.
   
— Он разваливается. — Мысленно я добавила: «как и все здесь». — Я имею в виду, разбирается.
   
Он огляделся и спросил:
   
— Вы не против, если часть дивана я положу на кровать, а часть отнесу в ванную?
   
— Ради бога. Только, чур, найдете под ним деньги — они мои. Все остальное — ваше.
   
Он приподнял диван, и мышцы на его руках так вздулись, что у меня все мысли из головы сдулись прочь.
   
— Это мне вряд ли пригодится, — засмеялся он, увидев пыльный розовый лифчик на полу.
   
Я хотела сказать что-нибудь остроумное, но вместо этого бросилась его подобрать, зацепилась за угол кухонной стойки и полетела на диван.
   
— Ч-черт.
   
— Все в порядке?
   
— Да, — проскрежетала я. Ухватила лифчик и скомкала в кулаке, а потом зажала ушибленный большой палец на ноге и подержала его, пока боль не прошла. — Уверена, вы никогда не видали лифчиков, рада, что сегодня вам так повезло, — сквозь зубы пробормотала я.
   
Он засмеялся. А потом спросил:
   
— Что такого в этом парне? — Он кивнул на постер с Джином Келли, затаскивая в ванную спинку дивана. — Девушки от него без ума.
   
— Он мужчина и танцует как мужчина, без этих выкрутасов Фреда Астера. — Я потерла палец на ноге. — Знаете, Джин ведь даже каменщиком работал.
   
Он заинтересованно поднял бровь, но ничего не сказал и занялся своим делом.
   
Спустя некоторое время он перестал шебаршиться, и я выглянула из-за угла посмотреть, чего он затих. Стоя с куском дивана посреди комнаты, он растерянно озирался. Да, проблема — ванная забита под завязку, кровать тоже завалена доверху, и непонятно, куда девать эту штуковину.
   
— Можно в коридоре ее поставить, — предложила я.
   
— Нет, она проход загородит.
   
— Тогда на кухню?
   
Там оставалось немного свободного места на полу, рядом с коляской. Я отодвинула ее, чтобы он мог пройти, но — не знаю, как это случилось, — диван выскользнул у него из рук и придавил коляску.
   
— О господи, — закричал он, — господи боже мой!
   
— Все нормально, — быстро сказала я, — все нормально, там ничего…
   
— О, черт. Господи, — повторял он, пытаясь скорее снять эту штуку с коляски.
   
— Спокойно. Там никого нет, — громко сказала я.
   
Он уронил руки и посмотрел на меня как на абсолютно ненормальную.
   
— Нету?
   
— Нету. — Я помогла ему убрать диван и поставить его на попа. — Смотрите, пусто.
   
— Но вы же сказали…
   
— Сказала. Извините меня, пожалуйста. Это долго объяснять.
   
Он закрыл глаза и сглотнул, на лбу выступил пот.
   
— Черт подери.
   
— Простите меня. Все в порядке, правда.
   
— Да зачем же вы…
   
— Ну не спрашивайте меня об этом.
   
— Но вы…
   
— Пожалуйста.
   
Он все-таки вопросительно глядел на меня, но я покачала головой.
   
— Ч-ч-ерт, — шепотом выругался он. Еще раз посмотрел на коляску, чтобы удостовериться, что она пуста, глубоко вдохнул, выдохнул и начал возиться со своим гигантским пылесосом. Потом вынул из кармана телефон и быстро набил сообщение: тэп-тэп-тэп. Я закатила глаза, давая понять Мистеру Пэну, что мы здесь до ночи будем возиться такими темпами.
   
— Итак. — Он наконец повернулся ко мне. — Первым делом я почищу ваш ковер горячим паром. Потом нанесу стойкую защитную жидкость и устранитель запаха.
   
— Потрясающе. Вы в рекламных роликах, случайно, не снимались?
   
— Ох, нет, — комически простонал он. — Это был отец. Он считает себя хорошим актером. Сначала меня уговаривал, но я лучше… — он призадумался, — лучше умру.
   
— Да ладно, это же забавно.
   
— В самом деле? Вы бы согласились?
   
— За деньги я бы на многое согласилась. — Я нахмурилась. — Я неправильно выразилась. На это я бы не согласилась.
   
— Я бы и не предложил. В смысле, за деньги. — Он покраснел. — Сменим тему, хорошо?
   
— Да, пожалуйста.
   
Мой мобильный просигналил, что у меня сообщение, и это был отличный повод закончить разговор.
   
    
Том скотина. Нашел себе девушку и решил, что стал взрослым. Переезжает к ней на той неделе. Мы снимаем квартиру напополам… так что высокий симпатичный брюнет тридцати шести без четверти лет ищет нового соседа.
   
   
Я ответила:
   
    
Я всем дам знать! Личный вопрос: какая у вас мечта? Что-то, чего правда хочется.
   
   
У «волшебника» запищал телефон. Я неодобрительно цокнула языком, но из-за пылесоса этого не было слышно. Он вырубил его и достал мобильник из кармана.
   
— Вы сегодня нарасхват.
   
— Да, извините.
   
Он быстро напечатал ответ.
   
Мой мобильный ожил.
   
    
Кофе. Очень хочется чашку кофе.
   
   
Я посмотрела на него. Он старательно драил ковер, глубоко погрузившись в свои мысли. Встала и спросила:
   
— Хотите кофе?
   
Он не ответил.
   
— Простите, хотите чашку кофе? — громко предложила я.
   
Он обернулся.
   
— Вы просто мысли читаете. Спасибо, с удовольствием.
   
Он выпил кофе, поставил чашку на стойку и снова принялся за работу. А я внимательно читала свою переписку еще раз, выискивая скрытый смысл между строк, и ждала нового сообщения. У него опять зачирикал телефон. Я всерьез собралась что-нибудь сказать об этом, но придержала язык, потому что загляделась на него. Еле заметно улыбаясь, он набивал кому-то ответ, и я вдруг возненавидела ее. Ясно, что он переписывается с девушкой, черт бы ее побрал совсем.
   
— Это займет еще много времени? — спросила я без тени любезности.
   
— Что-что? — Он оторвался от телефона.
   
— Ковер. Это еще надолго?
   
— Часа два примерно.
   
— Я пойду погуляю с ребенком.
   
Он смутился. Как и было замыслено. Я, впрочем, тоже.
   
Ответ от Дона я получила в лифте.
   
    
Моя мечта — выиграть в лотерею, бросить работу и никогда больше ничего не делать ради денег. А чего я хочу больше-пребольше всего? Увидеться с вами.
   
   
Я изумленно читала его слова снова и снова. Лифт спустился на первый этаж, но я так увлеклась, что забыла выйти. Надо же, у него точь-в-точь такая же ленивая мечта, как у меня. Но главное, как легко и красиво он пересек невидимую границу. Это восхитительно, но это пугает. Двери закрылись, и, прежде чем я успела нажать на кнопку, лифт поехал наверх. Я вздохнула и прислонилась плечом к стене. Лифт остановился на моем этаже. Это он его вызвал.
   
— Привет.
   
— Я забыла выйти.
   
Он засмеялся.
   
— А я все доделал. Теперь ковер должен пару часов просохнуть, так что лучше вам все же погулять.
   
Он вошел в лифт. Поглядел на меня с любопытством и спросил:
   
— Вы уверены, что мы никогда не встречались?
   
Я оглядела его с ног до головы.
   
— Вы не работали биржевым маклером?
   
— Нет, — улыбнулся он.
   
— А не выдавали себя за маклера?
   
— Нет.
   
— Ну, тогда не встречались.
   
Я уверена, что запомнила бы его, если бы видела раньше, — по шкале Блейка он занимал самую верхнюю строчку. В нем было что-то смутно знакомое, но ведь я беззастенчиво пялилась на него, пока он работал. Нет, мы точно незнакомы.
   
— Вы извините, но я даже вашего имени не знаю.
   
Он ткнул себя пальцем в грудь, где было вышито Донал.
   
— Это мама сделала, она считает, так более современно. И снять рекламный ролик тоже была ее идея. Мама прочла книжку про «Старбакс» и теперь думает, что она Дональд Трамп.
   
— Надеюсь, у нее другая прическа.
   
Он засмеялся. Мы приехали, двери открылись, и он пропустил меня вперед.
   
— Вот это да! — поразилась я, когда мы вышли на улицу. Там стоял его фургон — ярко-желтый, с эмблемой фирмы на боку, а главное, со здоровенным красным ковром из пластика на крыше.
   
— Видите, на чем они заставляют меня ездить? А он еще и вращается, когда двигатель включен.
   
— Ценную книжку прочитала ваша мама. Но вы только по работе на нем ездите? Это же не ваша обычная машина?
   
Судя по тому, как он на меня смотрел, я ошибалась. Это надо переосмыслить.
   
— Круто ездить на таком!
   
— Да, — улыбнулся он. — Дети так и липнут к нему.
   
— Это прямо машина для супермена, — восхитилась я, обойдя вокруг фургона и оценив его по-новому.
   
— Как-то я об этом не думал раньше.
   
Он снова изучающе меня разглядывал. И как будто хотел что-то сказать, но не решился. У меня по спине побежали мурашки.
   
— Я сейчас отъеду по делам, а вы все же постарайтесь пока не ходить лишний раз по ковру, пока не просохнет. Вечером вернусь и поставлю мебель на место. Заодно проверю, все ли в порядке и довольны ли вы работой нашей фирмы.
   
Я хотела было отказаться, но потом поняла, что никогда не смогу сама расставить мебель, а главное, буду рада увидеть его снова.
   
— Приятно было познакомиться, Люси.
   
— Мне тоже, Донал. До вечера.
   
— Договорились!
   
Мы оба рассмеялись.
   
Мы с Конором сели на скамейке в парке, а когда поблизости никого не было, я покачала его на качелях. Я понимала, что его нет, но ради Клэр и в память о нем я раскачивала качели вверх-вниз. Надеюсь, его маленькая душа порадовалась и весело болтала ногами, приговаривая «уи-и-и-и», — а моя ей вторила.
   
   
Позже, когда коляска была благополучно отвезена обратно к Клэр, я разулась, поставила высокий табурет посреди комнаты и села перед телевизором смотреть тревел-шоу Блейка. Оно только началось, как кто-то открыл ключом входную дверь. На пороге стоял Жизнь в новом блейзере.
   
— Где ты взял ключ?
   
— Сделал дубликат, когда ты спала. — Он снял блейзер и бросил ключи на полку, как дома.
   
— Спасибо, что спросил у меня разрешения.
   
— Оно мне не нужно, твоя семья подписала бумаги, там есть этот пункт.
   
— Эй-эй-эй! Осторожно! Снимай туфли, ковер только почистили.
   
— А что это ты смотришь?
   
Он послушно снял туфли и уставился на неподвижное изображение — я нажала на паузу.
   
— Передачу Блейка.
   
— Да? — Он задрал бровь. — Я думал, ты никогда ее не смотришь.
   
— Иногда смотрю.
   
— Как часто?
   
— Только в воскресенье.
   
— Так она и идет только в воскресенье. — Он взял себе другой табурет и сел рядом. — Не похоже, что ковер почистили. Выглядит точно так же.
   
— Потому что он еще влажный. Высохнет, будет заметно.
   
— Ну и как они?
   
— Кто — они?
   
— Которые чистили.
   
— Он был один.
   
— И?
   
— Очень славный, все хорошо сделал. Ты можешь помолчать? Я хочу посмотреть.
   
— Подумаешь, слова нельзя сказать.
   
Мистер Пэн вспрыгнул ему на колени, и мы молча уставились в телевизор. Блейк взбирался на гору, на нем была темно-синяя футболка, мокрая от пота на спине, и под ней перекатывались мышцы. Я сравнила их с мышцами Донала. Удивительно — впервые, глядя на Блейка, я с кем-то сравнила его не в его пользу.
   
— У него искусственный загар?
   
— Заткнись.
   
— Он сам выполняет все трюки?
   
— Заткнись.
   
Я нажала на паузу, выискивая ее в кадре. Нету.
   
— Что ты делаешь?
   
— Заткнись.
   
— Что за странная блейкомания, не пойму.
   
— Да нет никакой мании.
   
— Я про вчерашний вечер. Знаю-знаю, ты не хочешь об этом говорить, но, по-моему, это необходимо. Слушай, вы расстались три года назад. Чего твои друзья так переживают из-за этого до сих пор? Их настолько волнуют ваши отношения?
   
— Блейк — центр притяжения. — Я смотрела, как он карабкается по скале. — Мы оба были ядром нашей компании, хочешь верь, хочешь нет. Мы все устраивали, придумывали, организовывали: вечеринки, поездки, праздники. — Я нажала на паузу, рассмотрела кадр, потом нажала обратно. — Блейк очень заводной, все его любят.
   
— Я — нет.
   
— Вот как? — Я с удивлением посмотрела на него, но сразу вернулась к телевизору, чтобы ничего не пропустить. — Ну, ты предвзято настроен, поэтому ты не в счет.
   
Я снова нажала на паузу.
   
— Зачем ты это делаешь?
   
— Заткнись.
   
— Пожалуйста, перестань говорить, чтобы я заткнулся.
   
— Тогда заткнись, пожалуйста.
   
Он досмотрел передачу молча, лишь изредка отпуская ехидные замечания. Блейк закончил свое путешествие в Марракеше, на центральной площади Джемаа-эль-Фна, где прикупил пару экзотических сувениров и попробовал себя в роли заклинателя змей — Жизнь тут же ввернул, что Блейк сам тот еще гад ползучий, — а потом расположился за столиком на веранде кафе и, как обычно, подвел итог всей поездки: «Как кто-то однажды справедливо сказал: мир — это книга, и, если ты не странствовал, ты прочел всего одну страницу».
   
Жизнь застонал и сделал вид, что его сейчас стошнит.
   
— Сколько патетики.
   
Я удивилась: мне как раз понравилось это изречение.
   
Затем Блейк подмигнул. Я нажала на паузу, чтобы продлить мгновение — в этом сезоне я больше его не увижу, это последняя передача. Какое-то время придется довольствоваться только разговорами Партии Блейка — и то если мы будем общаться.
   
— А ты не думаешь, что он тебя бросил, потому что он гей?
   
Я скрипнула зубами от злости и с трудом удержалась от того, чтобы спихнуть свою Жизнь с табурета. Это бессмысленный жест — все равно что нос себе отрезать назло своей же физиономии.
   
Следующий кадр мелькнул на одну секунду, но мой тренированный глаз успел его отфиксировать. Даже тот, который хуже видит — когда мне было восемь лет, Райли метко выстрелил в него жеваной бумагой из шариковой ручки. Несомненно, мне помогло мое параноидальное сверхъестественное чутье — стоило камере на миг выхватить ее из толпы, я нажала на паузу. Вот она. Дженна. Гиена. Из Австралии. Вроде бы она. За столом, заставленном едой, сидели человек десять-двенадцать. Прямо Тайная вечеря какая-то. Я вскочила и едва не влезла внутрь телевизора. Если это она, то больше ей не вечерять.
   
— Эй, а ковер? — сказал Жизнь.
   
— К черту ковер, — злобно отмахнулась я.
   
— Ух ты.
   
— Маленькая… — Я вертела головой перед экраном, пытаясь получше их разглядеть. Они как раз подняли бокалы, провозгласив тост, и смотрели друг другу в глаза, во всяком случае, она смотрела на него, а он куда-то ей за спину, но точно в ее направлении. — … Сучка.
   
Да, несомненно, они подают друг другу тайный знак. Как соединяются эти бокалы, так мы с тобой соединимся этой ночью? У меня заныл живот. Я изучила тарелки, стоящие перед ними, проанализировала язык их жестов, и кровь бешено застучала у меня в голове, а сердце готово было выскочить из груди. Мне страшно хотелось забраться в чертов телевизор и засунуть чертовы марокканские тефтельки ей в глотку.
   
— Да что такое с тобой творится? — спросил Жизнь. — Ты что, рехнулась? И зачем ты весь ковер истоптала, ненормальная?
   
Я обернулась и смерила его самым что ни на есть решительным взглядом. Это не составило большого труда — я была исполнена глубочайшей решимости.
   
— Я поняла, зачем ты здесь.
   
— Зачем? — с тревогой осведомился он.
   
— Ты здесь, потому что я все еще люблю Блейка. И теперь я знаю, какая у меня мечта. Я знаю, чего я хочу больше всего на свете, и мне плевать, кто что скажет. Я хочу его обратно. И я его верну.
  
  
   
    
Глава семнадцатая
   
   
— Я должна поехать к нему, — сказала я, нервно мотаясь по комнате.
   
— Нет.
   
— Мы должны поехать.
   
— Нет, уж точно.
   
— Именно для этого ты здесь.
   
— Люси, — спокойно сказал он, — я здесь, потому что ты живешь иллюзиями.
   
— Я его люблю, — сообщила я, расхаживая туда-сюда и пытаясь продумать план, как мне его вернуть.
   
— Ты портишь ковер, вот все, что ты делаешь.
   
— Я знаю, она положила на него глаз. Я это поняла сразу же, с первой встречи, еще когда она спросила, что он будет пить. Она так это сказала… Хотите льда? — Я изобразила ее гнусный голосок. — Хотите льда или лимон?
   
— Боже, да о ком ты говоришь?
   
— О ней. — Я наставила пульт на застывшую картинку в телевизоре, словно это был пистолет. — О Дженне. Дженне Андерсон, — выплюнула я ее мерзкое имечко.
   
— А кто она такая?
   
— Ассистент режиссера. Я не могла понять, в офисе она работает или ездит на съемки с группой. Теперь точно знаю — ездит. Так, где мой комп?
   
Я проскакала по чистому ковру и открыла лэптоп. Жизнь мрачно наблюдал за мной со своего табурета. Зашла на ее страницу на «Фейсбуке» и проверила статус.
   
— О, дьявол!
   
— Что еще?
   
— Она обновила свой статус.
   
— И кто она теперь? Пастушка? — Он смотрел на экран, где Дженна сидела в окружении мужчин в бурнусах.
   
— Нет. — Я лихорадочно соображала. Надо доверять своей паранойе, надо к ней прислушиваться. — Я уверена, что у нее выложены фотографии, где они вдвоем, и что там куча комментов, вообще всякой информации. Если б я могла войти, я бы все увидела и окончательно удостоверилась.
   
— А разве для этого она не должна занести тебя в друзья?
   
— Ты думаешь, мне это не пришло в голову уже сто лет назад? Но она сказала «нет», австралийская сучка.
   
Жизнь печально присвистнул.
   
— Тебе надо было подкатиться к ней под чужим именем.
   
— Я так и сделала.
   
— Тогда под своим.
   
— Ты спятил? Как шпион может работать под своим именем?
   
— А, так ты шпион. Ладно, двойной агент, успокойтесь-ка для начала.
   
— Не могу успокоиться. Они только-только сошлись, эту парочку еще можно разбить, — с надеждой проговорила я. И поскакала из кухни к своей кровати, доверху заваленной вещами.
   
— Ну осторожней же, ковер!
   
— Да пошел бы этот ковер, — в сердцах заявила я. — У меня жизнь решается.
   
Я добралась до гардероба, вытащила сверху чемодан и стала запихивать туда что под руку попадется. Без всякой системы и логики, но сам процесс сборов меня успокаивал.
   
— Я твоя жизнь, и я тебе говорю: остановись на минуту и подумай головой.
   
Пришлось подчиниться — он мне нужен. В голове у меня уже созрел план, и ему там отведено центральное место.
   
— Ты не можешь собрать чемодан и ринуться за ним в… — он посмотрел в телевизор, — Марроко.[5]
   
— Я не собираюсь в Марроко, я поеду в Уэксфорд.
   
— Как это светски, как гламурно. Если б Тельма и Луиза догадались поехать туда, у них и жизнь бы сложилась по-другому.
   
— Его школа приключений находится там. Выеду прямо сейчас на Себастиане — к утру доберусь.
   
— Если ты поедешь на Себастиане, вряд ли ты вообще туда доберешься. К тому же тебе с утра на работу.
   
— Ненавижу эту работу.
   
— Ты вроде говорила, она тебе нравится.
   
— Я врала. Я люблю Блейка.
   
— А говорила, тебе наплевать на него.
   
— Врала. Работу ненавижу, а Блейка люблю.
   
Он вздохнул:
   
— Тяжело с тобой. Шаг вперед, два назад.
   
— Я должна поехать, — продолжала я уже поспокойнее. — Ты здесь именно ради этого, я уверена. Когда ты ушел, я посмотрела в Интернете, о чем люди мечтают. Ты был прав, у меня нет мечты, и это очень грустно, она должна быть у каждого.
   
— Даже не знаю, что грустней — не иметь мечты или выискивать чужие мечты в Интернете.
   
— Это было для вдохновения — и знаешь, что написал один человек? — У меня даже дыхание перехватило, когда я вдруг поняла, насколько это оказалось мне близко. — Он написал, что хочет однажды, как-нибудь, где-нибудь встретить свою настоящую любовь, которую давно потерял. — Я чувствовала, что мой голос дрожит. — Разве не романтично?
   
— Не очень, если настоящая любовь — самодовольный гад с искусственным загаром.
   
— Ну перестань, — попросила я, — когда ты с ним познакомишься, он тебе понравится. Он всем нравится.
   
— А ты ему — нет, — резко сказал он. — Он бросил тебя. Три года назад. Почему ты думаешь, что за это время что-то изменилось?
   
Я нервно сглотнула.
   
— Потому что я изменилась. Ты мне помог. И теперь я ему понравлюсь.
   
Жизнь закатил глаза. Ему страшно не хотелось соглашаться, но он ничего не мог поделать.
   
— Ладно, я поеду с тобой.
   
Я подскочила от радости и обняла его. Он не отреагировал.
   
— Но ты обещаешь мне, что завтра пойдешь на работу. У тебя и так масса проблем, и ничего хорошего не будет, если ты завтра не придешь. А еще ты съездишь к маме. К Блейку можно поехать во вторник, после работы. Ты управишься за ночь туда-обратно. И в среду выйдешь на работу.
   
— Я думала, ты хочешь, чтобы я занималась своей жизнью. Что работа отвлекает меня от важных вещей.
   
— Иногда да, но не сейчас. В данном случае все наоборот.
   
— Что бы это значило?
   
— Что Блейк отвлекает тебя от важных вещей.
   
— Ты так говоришь, как будто я нарочно переживаю не те эмоции. Как будто я такая умная, что все это подстроила.
   
— Нет, ты не умная, ты бестолочь. Причем зашоренная. И настолько задурила себе этим Блейком голову, что не разглядела бы самого замечательного мужчину, даже если бы он стоял прямо перед тобой.
   
Я прищурилась и внимательно на него посмотрела — о чем это он, интересно.
   
— Нет, я не о себе.
   
— Фу-у!
   
— А он, может, стоит у тебя под дверью, — загадочно произнес Жизнь.
   
В дверь позвонили. Я похолодела. Затем взяла себя в руки — я не верю в знаки, я не верю даже GPS-навигатору. Вопросительно посмотрела на Жизнь.
   
Он улыбнулся и пожал плечами:
   
— Услышал шаги в коридоре, подумал, почему бы не воспользоваться удачным моментом.
   
Я фыркнула и пошла открыть. Это был чистильщик ковров. Я совсем о нем забыла.
   
— Простите, что задержался, долго пришлось возиться с одним заказом, а позвонить не мог — у меня батарейка сдохла, так что на следующий вызов я тоже уже опоздал, и теперь отец будет возмущаться. Можно я воспользуюсь вашей зарядкой или позвоню от вас… — Он зашел в квартиру и увидел Жизнь. Кажется, это его слегка смутило. Он вежливо кивнул: — Привет.
   
— Привет. Я друг Люси, — Жизнь поболтал ногами, сидя на высоком табурете, — просто друг, ничего романтического.
   
Донал рассмеялся:
   
— О'кей.
   
— Ну, теперь, когда есть кому присмотреть за этой безумной леди, я ухожу. — Он слез с табурета. — Все следы на ковре оставила она. Неистовая, неуправляемая, мятущаяся безумица.
   
Донал посмотрел на пол.
   
— Вы здесь борьбой занимались?
   
— Фигурально говоря, да, — согласился Жизнь.
   
— Ты не можешь уйти, нам еще столько всего надо обговорить, — с тревогой сказала я.
   
— О чем?
   
— О поездке. — Я сделала большие глаза.
   
Донал поднял чемодан с пола.
   
— В Уэксфорд, — мрачно пояснил ему Жизнь.
   
— В загородный спортивно-развлекательный центр, — сказала я.
   
— Да, ни много ни мало, в Бастардстаун. — Жизнь издевательски задрал бровь.
   
— Точно. Там этот парень, который передачу ведет по ТВ, обосновался. Я видел рекламу. Блейк… не помню как.
   
— Блейк Джонс, — сообщила я горделиво.
   
— Именно. — Донал скорчил гримасу, и я поняла, что ему Блейк тоже не нравится. — И помните, — мастерски пародируя аристократический акцент, изрек он, — я знаю только то, что ничего не знаю.
   
Жизнь громко расхохотался и поаплодировал:
   
— Очень похоже. Правда, Люси?