1 2 3 4 5 6 
– Ну и зря, – сказал Климов. – В кино они не стали бы драться. И вообще этот народ не нападает, когда силы равные. Они любят работать наверняка.

– А чего мы, собственно, добились? – задумчиво спросил Райский.

– Ну все-таки… – нерешительно откликнулся Кирилл. – Парнишку выручили. И Дыба узнал, что не все его боятся.

– Да, – сказал Климов. – Только теперь нам чаще надо ходить вместе и реже по одному… Особенно тебе Кирилл.

– Я пришел к выводу, – грустно сказал Райский, – что одних запасных очков мне будет мало.

Они посмотрели румынский детектив "Шкатулка с секретом" и разошлись, договорившись, кто за кем бежит и кто кому звонит, если надо будет собраться срочно. Потому что мало ли какую шутку могут выкинуть Дыба и его дружки.

– К Чирку-то заскочишь? – спросил у Кирилла Климов.

Кирилл кивнул. Он все время помнил о Петьке. Надо забежать и хотя бы у матери спросить, что сказал врач, если к самому Петьке не пустят. Не отправили бы Чирка в больницу… Эта тревожная мысль постоянно царапалась внутри и даже портила радость от первой маленькой победы над шайкой Дыбы.

Но прежде чем ехать к Петьке, нужно было привезти из молочной кухни Антошкин обед.

Дома Кирилл торопливо скинул форму, натянул свой летний наряд и не стал даже обедать. Лишь бы скорее!

На кухне, к счастью, не было очереди. Кирилл получил молочное питание, зажал сумку на багажнике и покатил к дому.

Он выбрал короткий путь – по узкому переулку, поднимавшемуся от площади Жуковского на улицу Мичурина. Это был даже не переулок, а просто дорога между деревянными заборами – кусочек почти деревенской старины, сохранившейся среди больших улиц. Впрочем, не такой уж старины – рядом с дорогой, вдоль канавы, тянулась полоска вполне современного асфальта.

Подъем был крутой. Кирилл соскочил с седла и пошел по теплому асфальтовому тротуару, держа велосипед за руль. Было безлюдно, цвели в канаве маленькие ромашки и совсем по-летнему гудел в траве у забора шмель.

До верха было далеко еще, когда, раздвинув доски в заборе, навстречу Кириллу вышли Дыба и незнакомый парень.

Парень был ростом с Кирилла, но пошире.

Они встали на дороге.

…В колыбельной песне для Антошки были слова про пять минут на решение и пять секунд на бросок. Сейчас пяти минут не было. Пяти секунд – тоже. Была, пожалуй, секунда, чтобы рывком развернуть "Скиф" и прыгнуть в седло. Но в эту секунду Кирилл успел понять и решить многое. Он почувствовал, что, если теперь спасется бегством, всегда потом придется бегать и прятаться. Ведь не будешь всю жизнь ходить вшестером. И получится, что они с Дыбой одинаковы: если сильный, то король, а если слабее – поджимай хвост.

И к тому же в "Колыбельной" ни словечка нет о дороге назад.

Кирилл шагнул вперед.

Дыба заухмылялся.

– Гордый, – сказал он. – Поначалу все гордые…

Его приятель растянул бледные губы. Это, видимо, тоже была улыбка, но какая-то бесцветная. Кирилл увидел темные щербатые зубы. Еще он заметил, что у парня слезятся глаза, а лицо словно припорошено серой пылью. "Насквозь, дурак, прокурен, – машинально подумал Кирилл. – Дыхание, наверное, еле-еле…"

– Поставь машину, поговорим, – небрежно предложил Дыба. – Драпануть все равно не успеешь.

– Успел бы, если бы хотел, – сказал Кирилл и дернул руль, на который Дыба положил лапу. – Не цапай, я потом не отчищу.

Он прислонил велосипед к забору и прислонился сам – рядом с задним колесом.

– Ну, чего надо?

Они стояли в метре от него. Дыбин приятель смотрел равнодушно, а Дыба все ухмылялся. Он хотел казаться обрадованным, но в ухмылке проскальзывало разочарование: пойманный Кирилл вел себя не по правилам.

Дыба перестал улыбаться и спросил:

– Тебя, цыпленочек, когда-нибудь били? По-настоящему?

– Это по-бандитски, значит? Как вы Чирка? – прищурившись, произнес Кирилл.

Дыба снисходительно разъяснил:

– Не, Чирка мы любя, для воспитания. Чтобы слушался. А как по-настоящему, сейчас узнаешь.

Кирилл быстро глянул по сторонам: нет ли прохожих? Было пусто. Он торопливо сказал:

– Если тронете, сволочи, будете через час визжать и слезами умываться.

Дыба опять заухмылялся:

– У-у, где мы будем через час! Тю-тю…

– Далеко не утютюкаете. Не сегодня, так потом…

– Потом – это потом. А сейчас – это сейчас, – рассудительно заметил Дыба и деловито сказал: – Тюля, давай…

Прокуренный Тюля вынул довольно грязный платок и зачем-то начал наматывать на пальцы. Не спеша и аккуратно, будто к работе готовился. Кирилл ощутил внутри противную дрожь. "Ну-ка, не вздрагивай. Знал, на что идешь", – приказал он себе.

Дыбе и Тюле сказал:

– На психику давите? У меня нервы в порядке.

Он дернул на сумке застежку молнию и выхватил бутылку с молоком. Двухсотграммовую бутылочку с делениями на белом боку, с пушистой ватной пробкой. Жаль Антошкиного обеда, но выхода нет.

– Расшибу о башку, кто первый сунется, – пообещал он и решительно сцепил зубы.

Дыба сделал скучное лицо и нехотя проговорил:

– Да ну его, Тюля, чокнутого. Пошли, а то вон кто-то сюда прется…

Кирилл попался на удочку. Посмотрел в сторону, и в тот же миг бутылочка, выбитая из руки, разлетелась на асфальте. Дыба довольно заржал.

И тогда, неожиданно даже для себя, Кирилл влепил ему хлесткую оплеуху.

"Глупо, – тут же понял он. – Этим его не свалишь". Однако Дыба стоял, изумленно приоткрыв рот, и Кирилл развернулся к Тюле. "Ногой его…" Но Тюля увернулся и встретил Кирилла прямым ударом в лицо. Будто граната взорвалась!

Кирилл отлетел на забор. Красные тяжелые капли начали часто падать на майку. Он не ощутил сильной боли, только голова отяжелела. И страха не было. Но майку вдруг стало жалко до слез: отец так радовался, когда подарил ее… Кирилл вытер ладонью слезы, локтем кровь с нижней губы и прыгнул к Тюле. Сумел закрыться от кулака и ткнуть костяшками в Тюлины губы. Но вмешался Дыба: тяжелым толчком швырнул Кирилла в молочную лужу с осколками.

Как на горячие гвозди…

Кирилл не смог подняться сразу. Но они не спешили, они дали ему встать. Он встал и посмотрел себе под ноги. По ногам из порезов бежали тонкие алые струйки и смешивались на асфальте с молоком. С локтя тоже капало. И с подбородка.

– Хватит на первый раз? – спросил Дыба и сплюнул. – Или еще? Айда, Тюля…

– Боишься, гадина? – тихо сказал Кирилл и посмотрел на Дыбу исподлобья. – А ну, стой.

Он четко знал, что сейчас сделает. Головой ударит Дыбу в поддых, а когда тот согнется, он толкнет его на молчаливого палача Тюлю. Потом рванет с велосипеда тяжелый насос и врежет тому и другому по ненавистным рожам! Наотмашь! За все… За Чирка, за свою боль, за эту бело-розовую лужу на асфальте. За всех, над кем они издевались! За всех, кого они еще могут обидеть! За Антошку!

Он пригнулся и бросился на Дыбу, но от умелого удара под ребра опять отлетел к забору и упал в траву у своего "Скифа".

Тюля подскочил и воровато, но сильно ударил ему два раза ботинком в бок. Кирилл приподнялся на локте и хотел вцепиться ему в ногу, но не сумел. Он почти не мог дышать.

И сквозь гудящую боль он вдруг услышал далекий тонкий голос:

– Кир, держись! Кир, я сейчас!

У Тюли оказалась кошачья реакция: он взлетел на забор и упал с другой стороны. Дыба не был так ловок. Он суетливо зацарапал ногтями по доскам, стараясь нащупать ту, которая отодвигалась. И не мог.

А сверху летел на велосипеде Митька-Маус. Он не тормозил на спуске. Наоборот, он так вертел педали, что коленки его мелькали на солнце, будто зайчики на желтых лопастях ветряка. Он вцепился в руль одной рукой, а в другой он, как палицу, поднял схваченный где-то кривой тяжелый сук. И, как черный грозный вымпел, металась у него над плечом оторвавшаяся лямка…

– Кир, я здесь!

Дыба так и не нашел доску. Он торопливо зашагал вниз, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью. Видимо, ему, как и Тюле, в голову не пришло, что горластый пацаненок мчится сюда один. Они же не знали, что вчера Кирилл и Митька договорились всегда заступаться друг за друга.

Кирилл опять встал. Глотнул воздух. "Не уйдет, – подумал он про Дыбу. – Мы на колесах…"

Он шагнул к велосипеду, однако от колючей неожиданной боли в ребрах согнулся и прислонился к забору. Боль словно пришила его к доскам. Но через несколько секунд Кирилл сжал ее в себе.

Он опять начал медленно выпрямляться.

А Митька был уже совсем рядом и все кричал:

– Кир, держись! Кир, я сейчас!

1978 г.