1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
Разрыв обета новыми делами    

И груз их на весы к вам положить».    

     

     139    

     

Она такими дивными глазами    

Огонь любви метнула на меня,    

Что веки у меня поникли сами,    

     

     142    

     

И я себя утратил, взор склоня.    

     

     

    

     

 Песнь пятая    

     

Первое  небо – Луна (окончание) – Второе небо – Меркурий – Честолюбивые деятели    

     

     

     1    

     

Когда мой облик пред тобою блещет    

И свет любви не по-земному льет,    

Так, что твой взор, не выдержав,  трепещет,    

     

     4    

     

Не удивляйся; это лишь растет    

Могущественность зренья и, вскрывая,    

Во вскрытом благе движется вперед.    

     

     7    

     

Уже я вижу ясно, как, сияя,    

В уме твоем зажегся вечный свет,    

Который любят, на него взирая.    

     

     

    

     

     10    

     

И если вас влечет другой предмет,    

То он всего лишь – восприятий ложно    

Того же света отраженный след.    

     

     13    

     

Ты хочешь знать, чем равноценным  можно    

Обещанные заменить дела,    

Чтобы душа почила бестревожно».    

     

     16    

     

Так Беатриче в эту песнь вошла    

И продолжала слова ход священный,    

Чтоб речь ее непрерванной текла:    

     

     19    

     

«Превысший дар создателя вселенной,    

Его щедроте больше всех сродни    

И для него же самый  драгоценный, –    

     

     22    

     

Свобода воли, коей искони    

Разумные создания причастны,    

Без исключенья все и лишь они.    

     

     25    

     

Отсюда ты получишь вывод ясный,    

Что значит дать обет, – конечно,  там,    

Где бог согласен, если мы согласны.    

     

     28    

     

Бог обязаться дозволяет нам,    

И этот клад,[1137] такой, как я сказала,    

Себя ему приносит в жертву сам.    

     

     31    

     

Где ценность, что его бы заменяла?    

А в отданном ты больше не волен,    

И жертвовать чужое – не пристало.    

     

     34    

     

Ты в основном отныне утвержден;    

Но так как церковь знает разрешенья,[1138]    

С чем как бы спорит сказанный закон,    

     

     37    

     

Не покидай стола без замедленья:    

Кусок, который съел ты, был тугим    

И требует подмоги для сваренья.    

     

     40    

     

Открой же разум свой словам моим    

И в нем замкни их; исчезает вскоре    

То, что, услышав, мы не затвердим.    

     

     43    

     

Две стороны мы видим при разборе    

Подобных жертв: одну мы видим в том,    

Чем жертвуют; другую – в договоре.    

     

     46    

     

Последний обязателен во всем,    

Пока не выполнен, как изъяснялось    

Уже и выше точным языком.    

     

     49    

     

Вот почему евреям полагалось, –    

Ты помнишь, – жертвовать из  своего,    

Хоть жертва иногда и заменялась.    

     

     52    

     

Зато второе, то есть существо,    

Бывает и таким, что есть пределы,    

В которых можно изменить его.    

     

     55    

     

Но бремя плеч своих и самый смелый    

Менять не смеет и обязан несть,    

Пока недвижны желтый ключ и белый.[1139]    

     

     58    

     

Да и обмен нелепым надо счесть,    

Когда предмет, имевшийся доселе,    

Не входит в новый, как четыре в  шесть.[1140]    

     

     61    

     

А если ценность – всех других тяжело    

И всякой чаши книзу тянет край,    

Ее ничем не возместить на деле.    

     

     64    

     

Своим обетом, смертный, не играй!    

Будь стоек, но не обещайся слепо,    

Как первый дар принесший Иеффай[1141];    

     

     67    

     

Он не сказал: «Я поступил нелепо!»,    

А согрешил, свершая. В тот же ряд    

Вождь греков стал, безумный столь  свирепо,    

     

     70    

     

Что вместе с Ифигенией скорбят    

Глупец и мудрый, все, кому случится    

Услышать про чудовищный обряд.[1142]    

     

     73    

     

О христиане, полно торопиться,    

Лететь, как перья, всем ветрам  вослед!    

Не думайте любой водой омыться!    

     

     76    

     

У вас есть Ветхий, Новый есть завет,    

И пастырь церкви вас всегда наставит;    

Вот путь спасенья, и другого нет.    

     

     79    

     

А если вами злая алчность правит,[1143]    

Так вы же люди, а не скот тупой,    

И вас меж вас еврей да не бесславит!    

     

     82    

     

Не будьте, как ягненок молодой,    

Который, бросив мать, беды не чуя,    

По простоте играет сам с собой!»    

     

     85    

     

Так Беатриче мне, как здесь пишу я;    

Потом туда, где мир всего живей,[1144]    

Вновь обратила взоры, вся взыскуя.    

     

     88    

     

Ее безмолвье, чудный блеск очей    

Лишили слов мой жадный ум, где зрели    

Опять вопросы к госпоже моей.    

     

     91    

     

И как стрела спешит коснуться цели    

Скорее, чем затихнет тетива,    

Так ко второму царству[1145] мы  летели.    

     

     94    

     

Такая радость в ней зажглась, едва    

Тот светоч[1146] нас объял, что  озарилась    

Сама планета светом торжества.    

     

     97    

     

И раз звезда, смеясь, преобразилась,    

То как же – я, чье естество[1147]  всегда    

Легко переменяющимся мнилось?    

     

     100    

     

Как из глубин прозрачного пруда    

К тому, что тонет, стая рыб  стремится,    

Когда им в этом чудится еда,    

     

     103    

     

Так видел я – несчетность блесков  мчится    

Навстречу нам, и в каждом клич  звучал:    

«Вот кем любовь для нас обогатится!»    

     

     106    

     

И чуть один к нам ближе подступал,    

То виделось, как все в нем ликовало,    

По зареву, которым он сиял.    

     

     109    

     

Суди, читатель: оборвись начало    

На этом, как бы тягостно тебе    

Дальнейшей повести недоставало;    

     

     112    

     

И ты поймешь, как мне об их судьбе    

Хотелось внять правдивые глаголы,    

Едва мой взгляд воспринял их в себе.    

     

     115    

     

«Благорожденный, ты, кому престолы    

Всевечной славы видеть предстоит,    

Пока не кончен труд войны[1148]  тяжелый, –    

     

     118    

     

Тот свет, который в небесах разлит,    

Пылает в нас; поэтому, желая    

Про нас узнать, ты будешь вволю сыт».    

     

     121    

     

Так молвила одна мне тень благая,    

А Беатриче: «Смело говори    

И слушай с верой, как богам внимая!»    

     

     124    

     

«Я вижу, как гнездишься ты внутри    

Своих лучей и как их льешь глазами,    

Ликующими пламенней зари.    

     

     127    

     

Но кто ты, дух достойный, и пред нами    

Зачем предстал в той сфере, чье чело    

От смертных скрыто чуждыми лучами?»[1149]    

     

     130    

     

Так я сказал сиявшему светло,    

Тому, кто речь держал мне; и сиянье    

Его еще лучистей облекло.    

     

     133    

     

Как солнце, чье чрезмерное сверканье    

Его же застит, если жар пробил    

Смягчающих паров напластованье,    

     

     136    

     

Так он, ликуя, от меня укрыл    

Священный лик среди его же света    

И, замкнут в нем, со мной заговорил,    

     

     139    

     

Как будет в следующей песни спето.    

     

     

    

     

 Песнь шестая    

     

Второе  небо – Меркурий (продолжение)    

     

     

     1    

     

С пор как взмыл, послушный  Константину,    

Орел противу звезд, которым вслед    

И Он встарь парил за тем, кто взял  Лавину,    

     

     4    

     

Господня птица двести с лишним лет    

На рубеже Европы пребывала,    

Близ гор, с которых облетела свет;    

     

     7    

     

И тень священных крыл распростирала    

На мир, который был во власть ей дан,    

И там, из длани в длань, к моей  ниспала.[1150]    

     

     10    

     

Был кесарь я, теперь – Юстиниан[1151];    

Я, Первою Любовью[1152] вдохновленный,    

В законах всякий устранил изъян.    

     

     13    

     

Я верил, в труд еще не погруженный,    

Что естество в Христе одно, не два,    

Такою верой удовлетворенный.    

     

     16    

     

Но Агапит[1153], всех пастырей глава,    

Мне свой урок преподал благодатный    

В той вере, что единственно права.    

     

     19    

     

Я внял ему; теперь мне так понятны    

Его слова, как твоему уму    

В противоречье ложь и правда внятны.    

     

     22    

     

Я стал ступать, как церковь; потому    

И бог меня отметил, мне внушая    

Высокий труд;[1154] я предался ему,    

     

     25    

     

Оружье Велисарию[1155] вверяя,    

Которого господь в боях вознес,    

От ратных дел меня освобождая.    

     

     28    

     

Таков ответ на первый твой вопрос;    

Но надо, чтоб, об этом повествуя,    

Еще немного слов я произнес,    

     

     31    

     

Всю правоту[1156] тебе живописуя    

Тех, кто подвигся на священный стяг,[1157]    

Его присвоив или с ним враждуя.[1158]    

     

     34    

     

Взгляни, каким величьем всякий шаг    

Его сиял; чтоб он владел державой,    

Паллант[1159] всех прежде кровию  иссяк.    

     

     37    

     

Ты знаешь, как он в Альбе[1160]  величавой    

Три века ждал, чтоб на ее полях    

Три против трех вступили в бой  кровавый;[1161]    

     

     40    

     

И что он сделал при семи царях,    

От скорби жен сабинских до печали    

Лукреции, в соседях сея страх;[1162]    

     

     43    

     

Что сделал он, когда его вздымали    

На Бренна и на Пирра[1163] и  подряд    

Властителей и веча покоряли, –    

     

     46    

     

За что косматый Квинций, и Торкват,[1164]    

И Деции, и Фабии[1165] доныне    

Прославлены, и я почтить их рад.    

     

     49    

     

Он ниспроверг арабов в их гордыне,    

Вслед Ганнибалу миновавших склон,    

Откуда, По, ты держишь путь к  равнине.[1166]    

     

     52    

     

Он видел, как Помпей и Сципион[1167]    

Повиты юной славой[1168] и крушима    

Вершина, под которой ты рожден.[1169]    

     

     55    

     

Пока то время близилось незримо,    

Когда свой облик твердь земле дала,[1170]    

Им Цезарь овладел, по воле Рима.    

     

     58    

     

От Вара к Рейну[1171] про его дела    

Спроси волну Изары, Эры, Сенны[1172]    

И всех долин, что Рона приняла.    

     

     61    

     

А что он сделал, выйдя из Равенны    

И минув Рубикон[1173], – то был полет,    

Ни словом, ни пером не изреченный.    

     

     64    

     

Он двинул на Испанию поход;    

Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился,    

Исторгнув стон у жарких Нильских вод;[1174]    

     

     67    

     

Антандр и Симоэнт, где встарь  гнездился,    

Увидел вновь, и Гекторов курган,[1175]    

И вновь, на горе Птолемею,[1176]  взвился.    

     

     70    

     

На Юбу[1177] пал, как грозовой  таран,    

И вновь пошел на запад ваш, где к  брани    

Опять взывали трубы помпеян.[1178]    

     

     73    

     

О том, чем был он в следующей длани,[1179]    

Брут лает с Кассием в Аду,[1180]  скорбят    

Перузий с Мутиной, полны стенаний.[1181]    

     

     76    

     

И до сих пор отчаяньем объят    

Дух Клеопатры, спасшейся напрасно,    

Чтоб смерть ей дал змеиный черный яд.[1182]    

     

     79    

     

Он долетел туда, где море красно;[1183]    

Он подарил земле такой покой,    

Что Янов храм был заперт повсечасно.[1184]    

     

     82    

     

Но все, что стяг, превозносимый мной,    

Свершил дотоле и свершил в грядущем    

Для подданной ему страны  земной, –    

     

     85    

     

Мрак и ничто, когда умом нелгущим    

И ясным оком взглянем на него    

При третьем кесаре,[1185] его несущем.    

     

     88    

     

Живая Правда, в длани у того,    

Ему внушила славный долг – сурово    

Исполнить мщенье гнева своего.    

     

     91    

     

Теперь дивись, мое услышав слово:    

Он с Титом вновь пошел и отомстил    

За отомщение греха былого.[1186]    

     

     94