1 2 3 4 5 6 
Горбунок ему кричит, –    

По ночам здесь Солнце спит,    

А полуденной порою    

Месяц входит для покою».    

     

    

     

Подъезжают; у ворот    

Из столбов хрустальный свод:    

Все столбы те завитые    

Хитро в змейки золотые;    

На верхушках три звезды,    

Вокруг терема сады;    

На серебряных там ветках,    

В раззолоченных во клетках    

Птицы райские живут,    

Песни царские поют.    

А ведь терем с теремами    

Будто город с деревнями;    

А на тереме из звёзд –    

Православный русский крест.    

     

    

     

Вот конёк во двор въезжает;    

Наш Иван с него слезает,    

В терем к Месяцу идёт    

И такую речь ведёт:    

«Здравствуй, Месяц Месяцович!    

Я – Иванушка Петрович,    

Из далёких я сторон    

И привёз тебе поклон». –    

«Сядь, Иванушка Петрович! –    

Молвил Месяц Месяцович. –    

И поведай мне вину    

В нашу светлую страну    

Твоего с земли прихода;    

Из какого ты народа,    

Как попал ты в этот край, –    

Всё скажи мне, не утай». –    

«Я с земли пришёл Землянской,    

Из страны христианской, –    

Говорит, садясь, Иван, –    

Переехал окиян    

С порученьем от царицы –    

В светлый терем поклониться    

И сказать вот так, постой!    

«Ты скажи моей родной:    

Дочь её узнать желает,    

Для чего она скрывает    

По три ночи, по три дня    

Лик какой-то от меня;    

И зачем мой братец красный    

Завернулся в мрак ненастный    

И в туманной вышине    

Не пошлёт луча ко мне?»    

     

    

     

Так, кажися? Мастерица    

Говорить красно царица;    

Не припомнишь всё сполна,    

Что сказала мне она». –    

«А какая то царица?»    

«Это, знаешь, Царь-девица». –    

«Царь-девица?.. Так она,    

Что ль, тобой увезена?» –    

Вскрикнул Месяц Месяцович.    

А Иванушка Петрович    

Говорит: «Известно, мной!    

Вишь, я царский стремянной;    

Ну, так царь меня отправил,    

Чтобы я её доставил    

В три недели во дворец;    

А не то меня отец    

Посадить грозился на кол».    

Месяц с радости заплакал,    

Ну Ивана обнимать,    

Целовать и миловать.    

«Ах, Иванушка Петрович! –    

Молвил Месяц Месяцович. –    

Ты принёс такую весть,    

Что не знаю, чем и счесть!    

А уж как мы горевали,    

Что царевну потеряли!..    

Оттого-то, видишь, я    

По три ночи, по три дня    

В тёмном облаке ходила,    

Всё грустила да грустила,    

Трое суток не спала,    

Крошки хлеба не брала,    

Оттого-то сын мой красный    

Завернулся в мрак ненастный,    

Луч свой жаркий погасил,    

Миру божью не светил:    

Всё грустил, вишь, по сестрице,    

Той ли красной Царь-девице.    

Что, здорова ли она?    

Не грустна ли, не больна?» –    

«Всем бы, кажется, красотка,    

Да у ней, кажись, сухотка:    

Ну, как спичка, слышь, тонка,    

Чай в обхват-то три вершка;    

Вот как замуж-то поспеет,    

Так небось и потолстеет:    

Царь, слышь, женится на ней».    

Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!    

Вздумал в семьдесят жениться    

На молоденькой девице!    

Да стою я крепко в том –    

Просидит он женихом!    

Вишь, что старый хрен затеял:    

Хочет жать там, где не сеял!    

Полно, лаком больно стал!»    

Тут Иван опять сказал:    

«Есть ещё к тебе прошенье,    

То о китовом прощенье…    

Есть, вишь, море; чудо-кит    

Поперёк его лежит:    

Все бока его изрыты,    

Частоколы в рёбра вбиты…    

Он, бедняк, меня прошал,[66]    

Чтобы я тебя спрошал:    

Скоро ль кончится мученье?    

Чем сыскать ему прощенье?    

И на что он тут лежит?»    

Месяц ясный говорит:    

«Он за то несёт мученье,    

Что без божия веленья    

Проглотил среди морей    

Три десятка кораблей.    

Если даст он им свободу,    

Снимет бог с него невзгоду.    

Вмиг все раны заживит,    

Долгим веком наградит».    

     

    

     

Тут Иванушка поднялся,    

С светлым Месяцем прощался,    

Крепко шею обнимал,    

Трижды в щёки целовал    

«Ну, Иванушка Петрович! –    

Молвил Месяц Месяцович. –    

Благодарствую тебя    

За сынка и за себя.    

Отнеси благословенье    

Нашей дочке в утешенье    

И скажи моей родной:    

«Мать твоя всегда с тобой;    

Полно плакать и крушиться:    

Скоро грусть твоя решится, –    

И не старый, с бородой,    

А красавец молодой    

Поведёт тебя к налою.»    

Ну, прощай же! Бог с тобою!»    

Поклонившись, как умел,    

На конька Иван тут сел,    

Свистнул, будто витязь знатный,    

И пустился в путь обратный.    

     

    

     

На другой день наш Иван    

Вновь пришёл на окиян.    

Вот конёк бежит по киту,    

По костям стучит копытом.    

Чудо-юдо Рыба-кит    

Так, вздохнувши, говорит:    

«Что, отцы, моё прошенье?    

Получу ль когда прощенье?» –    

«Погоди ты, Рыба-кит!» –    

Тут конёк ему кричит.    

     

    

     

Вот в село он прибегает,    

Мужичков к себе сзывает,    

Чёрной гривкою трясёт    

И такую речь ведёт:    

«Эй, послушайте, миряне,    

Православны христиане!    

Коль не хочет кто из вас    

К водяному сесть в приказ,    

Убирайся вмиг отсюда.    

Здесь тотчас случится чудо:    

Море сильно закипит,    

Повернётся Рыба-кит…»    

Тут крестьяне и миряне,    

Православны христиане,    

Закричали: «Быть бедам!»    

И пустились по домам.    

Все телеги собирали;    

В них, не мешкая, поклали    

Всё, что было живота,    

И оставили кита.    

Утро с полднем повстречалось,    

А в селе уж не осталось    

Ни одной души живой,    

Словно шёл Мамай войной!    

     

    

     

Тут конёк на хвост вбегает,    

К перьям близко прилегает    

И что мочи есть кричит:    

«Чудо-юдо Рыба-кит!    

Оттого твои мученья,    

Что без божия веленья    

Проглотил ты средь морей    

Три десятка кораблей.    

Если дашь ты им свободу,    

Снимет бог с тебя невзгоду,    

Вмиг все раны заживит,    

Веком долгим наградит».    

И окончив речь такую,    

Закусил узду стальную,    

Понатужился – и вмиг    

На далёкий берег прыг.    

     

    

     

Чудо-кит зашевелился,    

Словно холм поворотился,    

Начал море волновать    

И из челюстей бросать    

Корабли за кораблями    

С парусами и гребцами.    

Тут поднялся шум такой,    

Что проснулся царь морской:    

В пушки медные палили,    

В трубы кованы трубили;    

Белый парус поднялся,    

Флаг на мачте развился;    

Поп с причетом всем служебным    

Пел на палубе молебны;    

А гребцов весёлый ряд    

Грянул песню наподхват:    

«Как по моречку, по морю,    

По широкому раздолью,    

Что по самый край земли,    

Выбегают корабли…»    

     

    

     

Волны моря заклубились,    

Корабли из глаз сокрылись.    

Чудо-юдо Рыба-кит    

Громким голосом кричит,    

Рот широкий отворяя,    

Плёсом волны разбивая:    

«Чем вам, други, услужить?    

Чем за службу наградить?    

Надо ль раковин цветистых?    

Надо ль рыбок золотистых?    

Надо ль крупных жемчугов?    

Всё достать для вас готов!» –    

«Нет, кит-рыба, нам в награду    

Ничего того не надо, –    

Говорит ему Иван, –    

Лучше перстень нам достань, –    

Перстень, знаешь. Царь-девицы,    

Нашей будущей царицы». –    

«Ладно, ладно! Для дружка    

И серёжку из ушка!    

Отыщу я до зарницы    

Перстень красной Царь-девицы», –    

Кит Ивану отвечал    

И, как ключ, на дно упал.    

     

    

     

Вот он плёсом ударяет,    

Громким голосом сзывает    

Осетриный весь народ    

И такую речь ведёт:    

«Вы достаньте до зарницы    

Перстень красной Царь-девицы,    

Скрытый в ящичке на дне.    

Кто его доставит мне,    

Награжу того я чином:    

Будет думным дворянином.    

Если ж умный мой приказ    

Не исполните… я вас!..»    

Осетры тут поклонились    

И в порядке удалились.    

     

    

     

Через несколько часов    

Двое белых осетров    

К киту медленно подплыли    

И смиренно говорили:    

«Царь великий! Не гневись!    

Мы всё море уж, кажись,    

Исходили и изрыли,    

Но и знаку не открыли.    

Только Ёрш один из нас    

Совершил бы твой приказ:    

Он по всем морям гуляет,    

Так уж, верно, перстень знает;    

Но его, как бы назло,    

Уж куда-то унесло».    

«Отыскать его в минуту    

И послать в мою каюту!» –    

Кит сердито закричал    

И усами закачал.    

     

    

     

Осетры тут поклонились,    

В земский суд бежать пустились    

И велели в тот же час    

От кита писать указ,    

Чтоб гонцов скорей послали    

И Ерша того поймали.    

Лещ, услыша сей приказ,    

Именной писал указ;    

Сом (советником он звался)    

Под указом подписался;    

Чёрный рак указ сложил    

И печати приложил.    

Двух дельфинов тут призвали    

И, отдав указ, сказали,    

Чтоб, от имени царя,    

Обежали все моря    

И того Ерша-гуляку,    

Крикуна и забияку,    

Где бы ни было, нашли,    

К государю привели.    

Тут дельфины поклонились    

И Ерша искать пустились.    

     

    

     

Ищут час они в морях,    

Ищут час они в реках,    

Все озёра исходили,    

Все проливы переплыли,    

Не могли Ерша сыскать    

И вернулися назад,    

Чуть не плача от печали…    

     

    

     

Вдруг дельфины услыхали,    

Где-то в маленьком пруде    

Крик неслыханный в воде.    

В пруд дельфины завернули    

И на дно его нырнули, –    

Глядь: в пруде, под камышом,    

Ёрш дерётся с Карасём.    

«Смирно! Черти б вас побрали!    

Вишь, содом какой подняли,    

Словно важные бойцы!» –    

Закричали им гонцы.    

«Ну, а вам какое дело? –    

Ёрш кричит дельфинам смело. –    

Я шутить ведь не люблю,    

Разом всех переколю!» –    

«Ох ты, вечная гуляка,    

И крикун, и забияка!    

Всё бы, дрянь, тебе гулять,    

Всё бы драться да кричать.    

Дома – нет ведь, не сидится!..    

Ну, да что с тобой рядиться, –    

Вот тебе царёв указ,    

Чтоб ты плыл к нему тотчас».    

     

    

     

Тут проказника дельфины    

Подхватили под щетины    

И отправились назад.    

Ёрш ну рваться и кричать:    

«Будьте милостивы, братцы!    

Дайте чуточку подраться.    

Распроклятый тот Карась    

Поносил меня вчерась    

При честном при всём собранье    

Неподобной разной бранью…»    

Долго Ёрш ещё кричал,    

Наконец и замолчал;    

А проказника дельфины    

Всё тащили за щетины,    

Ничего не говоря,    

И явились пред царя.    

     

    

     

«Что ты долго не являлся?    

Где ты, вражий сын, шатался?» –    

Кит со гневом закричал.    

На колени Ёрш упал,    

И, признавшись в преступленье,    

Он молился о прощенье.    

«Ну, уж бог тебя простит! –    

Кит державный говорит. –    

Но за то твоё прощенье    

Ты исполни повеленье».    

«Рад стараться, Чудо-кит!» –    

На коленях Ёрш пищит.    

«Ты по всем морям гуляешь,    

Так уж, верно, перстень знаешь    

Царь-девицы?» – «Как не знать!    

Можем разом отыскать». –    

«Так ступай же поскорее    

Да сыщи его живее!»    

     

    

     

Тут, отдав царю поклон,    

Ёрш пошёл, согнувшись, вон.    

С царской дворней побранился,    

За плотвой поволочился    

И салакушкам шести    

Нос разбил он на пути.    

Совершив такое дело    

В омут кинулся он смело    

И в подводной глубине    

Вырыл ящичек на дне –    

Пуд по крайней мере во сто.    

«О, здесь дело-то не просто!»    

И давай из всех морей    

Ёрш скликать к себе сельдей.    

     

    

     

Сельди духом собралися,    

Сундучок тащить взялися,    

Только слышно и всего –    

«У-у-у!» да «О-о-о!».    

Но сколь сильно ни кричали,    

Животы лишь надорвали,    

А проклятый сундучок    

Не дался и на вершок.    

«Настоящие селёдки!    

Вам кнута бы вместо водки!» –    

Крикнул Ёрш со всех сердцов    

И нырнул по осетров.    

     

    

     

Осетры тут приплывают    

И без крика подымают    

Крепко ввязнувший в песок    

С перстнем красный сундучок.    

«Ну, ребятушки, смотрите,    

Вы к царю теперь плывите,    

Я ж пойду теперь ко дну    

Да немножко отдохну:    

Что-то сон одолевает,    

Так глаза вот и смыкает…»    

Осетры к царю плывут,    

Ёрш-гуляка прямо в пруд    

(Из которого дельфины    

Утащили за щетины).    

Чай, додраться с Карасём, –    

Я не ведаю о том.    

Но теперь мы с ним простимся    

И к Ивану возвратимся.    

     

    

     

Тихо море-окиян.    

На песке сидит Иван,    

Ждёт кита из синя моря    

И мурлыкает от горя;    

Повалившись на песок,    

Дремлет верный горбунок,    

Время к вечеру клонилось;    

Вот уж солнышко спустилось;    

Тихим пламенем горя,    

Развернулася заря.    

А кита не тут-то было.    

«Чтоб те, вора, задавило!    

Вишь, какой морской шайтан! –    

Говорит себе Иван. –    

Обещался до зарницы    

Вынесть перстень Царь-девицы,    

А доселе не сыскал,    

Окаянный зубоскал!    

А уж солнышко-то село,    

И…» Тут море закипело:    

Появился чудо-кит    

И к Ивану говорит:    

«За твоё благодеянье    

Я исполнил обещанье».    

С этим словом сундучок    

Брякнул плотно на песок,    

Только берег закачался.    

«Ну, теперь я расквитался.    

Если ж вновь принужусь[67] я,    

Позови опять меня;    

Твоего благодеянья    

Не забыть мне… До свиданья!»    

Тут Кит-чудо замолчал    

И, всплеснув,[68] на дно упал.