1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
      
Берега над ней сплошь кисельные,
      
Мы вобьем во дно сваи прочные,
      
Запрудим ее — дело дельное.
     
     
      
Запрудили мы реку,
      
Это плохо ли?
      
На киселевом берегу
      
Пляж отгрохали.
      
Но купаться нам пока
      
Нету смысла,
      
Потому у нас река
      
Вся прокисла.
     
     
      
Тадарга-матадарга,
      
Не в обиде ярмарка.
      
Хоть залейся нашею
      
Кислой простоквашею.
     
     
      
Мы беду-напасть подожжем огнем,
      
Распрямим хребты втрое сложенным,
      
Меда хмельного до краев нальем
      
Всем скучающим и скукоженным.
     
     
      
Много тыщ имеет кто
      
Тратьте тыщи те.
      
Даже то, не знаю что,
      
Здесь отыщете.
      
Коль на ярмарку пришли,
      
Так гуляйте,
      
Неразменные рубли
      
Разменяйте.
     
     
      
Татарга-матадарга,
      
Вот какая ярмарка!
      
Подходи, подваливай,
      
Сахари, присаливай.
     
    
   
   
    
     
Песни Марии
    
    Плач
    
     
      
Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты,
      
Отчего ж не замолкла навсегда ты?
      
Как забрали милого в рекруты, в рекруты.
      
Как ушел твой суженый во солдаты.
     
     
      
Я слезами горькими горницу вымою
      
И на годы долгие дверь закрою.
      
 Наклонюсь над озером ивою, ивою,
      
Высмотрю, как в зеркале, — что с тобою.
     
     
      
Травушка-муравушка сочная, мятная
      
Без тебя ломается, ветры дуют.
      
Долюшка солдатская ратная, ратная,
      
Что, как пули грудь твою не минуют?
     
     
      
Тропочку глубокую протопчу по полю,
      
И венок свой свадебный впрок совью,
      
Дивну косу девичью — до полу, до полу
      
Сберегу для милого с проседью.
     
     
      
Вот возьмут кольцо мое с белого блюдица,
      
Хоровод завертится, — грустно в нем.
      
Пусть мое гаданье сбудется, сбудется,
      
Пусть вернется суженый вешним днем.
     
     
      
Пой как прежде весело, идучи к дому, ты,
      
Тихим словом ласковым утешай.
      
А житье невестино — омуты, омуты…
      
Поджидает Марьюшка, поспешай.
     
    
    Ожидание
    
     
      
Не сдержать меня уговорами.
      
Верю свято я не в него ли?
      
Пусть над ним кружат черны вороны,
      
Но он дорог мне и в неволе.
     
     
      
Верим веку испокон,
      
Да прослышала сама я,
      
Как в году невесть каком
      
Стали вдруг одним цветком
      
Два цветка, Иван да Марья.
     
    
    Беда
    
     
      
Я несла свою беду
      
По весеннему по льду.
      
Надломился лед, душа оборвалася.
      
Камнем под воду пошла,
      
А беда — хоть тяжела,
      
А за острые края задержалася.
     
     
      
И беда с того вот дня
      
Ищет по свету меня,
      
Слухи ходят вместе с ней, с кривотолками.
      
А что я не умерла,
      
Знала голая земля
      
Да еще перепела с перепелками.
     
     
      
Кто из них сказал ему,
      
Господину моему,
      
Только выдали меня, проболталися.
      
И, от страсти сам не свой,
      
Он отправился за мной,
      
А за ним беда с молвой привязалися.
     
     
      
Он настиг меня, догнал,
      
Обнял, на руки поднял.
      
Рядом с ним в седле беда ухмылялася.
      
Но остаться он не мог,
      
Был всего один денек,
      
А беда на вечный срок задержалася.
     
    
   
   
    Клич глашатаев[32]
    
     
      
Если кровь у кого горяча,
      
Саблей бей, пикой лихо коли.
      
Царь дарует вам шубу с плеча
      
Из естественной выхухоли.
      
Сей указ без обману-коварства,
      
За печатью по форме точь-в-точь:
      
В бой за восемь шестнадцатых царства
      
И за целую царскую дочь.
      
Да, за целую царскую дочь!
     
    
    Частушки[33]
    
     
      
Подходи, народ, смелее,
      
Слушай, переспрашивай.
      
Мы споем про Евстигнея,
      
Государя нашего.
     
     
      
Вы себе представьте сцену,
      
Как папаша Евстигней
      
Дочь-царевну Аграфену
      
Хочет сплавить поскорей.
     
     
      
Но не получается,
      
Царевна не сплавляется.
     
     
      
Как-то ехал царь из леса,
      
Весело, спокойненько,
      
Вдруг услышал свист балбеса
      
Соловья-разбойника.
     
     
      
С той поры царя корежит,
      
Словно кость застряла в нем.
      
Пальцы в рот себе заложит,
      
Хочет свистнуть соловьем.
     
     
      
Надо с этим бой начать,
      
А то начнет разбойничать.
     
    
    Серенада соловья-Разбойника[34]
    
     
      
Выходи, я тебе посвищу серенаду,
      
Кто тебе серенаду еще посвистит?
      
Сутки кряду могу, до упаду,
      
Если муза меня посетит.
     
     
      
Я пока еще только шутю и шалю,
      
Я пока на себя не похож,
      
Я обиду стерплю, но когда я вспылю,
      
Я дворец подпалю, подпилю, развалю,
      
Если ты на балкон не придешь.
     
     
      
Ты отвечай мне прямо, откровенно,
      
Разбойничую душу не трави.
      
О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,
      
Послушай серенаду о любви.
     
     
      
Ей-ей-ей, трали-вали
      
Кабы красна девица жила в полуподвале,
      
Я б тогда на корточки
      
Приседал у форточки,
      
Мы бы до утра проворковали.
     
     
      
В лесных кладовых моих уйма товара,
      
Два уютных дупла, три пенечка гнилых,
      
Чем же я тебе, Груня, не пара,
      
Чем я, Феня, тебе не жених?
     
     
      
Так тебя я люблю,
      
Что ночами на сплю,
      
Сохну с горя у всех на виду.
      
Вот и голос сорвал, и хриплю, и сиплю.
      
Ох, я дров нарублю, я себя погублю,
      
Но тебя украду, увезу.
     
     
      
Я женихов твоих — через колено,
      
Я папе твоему попорчу кровь.
      
О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,
      
О, не губи разбойничью любовь.
     
     
      
Ей-ей-ей, трали-вали
      
Кабы красна девица жила в полуподвале,
      
Я б тогда на корточки
      
Приседал у форточки,
      
Мы бы до утра проворковали.
     
    
    Свадебная[35]
    
     
      
Ты, звонарь-Пономарь, не кемарь!
      
Звонкий колокол раскочегаривай.
      
Ты очнись, встрепенись, гармонист,
      
Переливами щедро одаривай.
     
     
      
Мы беду навек спровадили,
      
В грудь ей вбили кол осиновый.
      
Перебор сегодня свадебный,
      
Звон над городом малиновый.
     
     
      
Эй, гармошечка, дразни, дразни,
      
Не спеши, подманивай.
      
Главный колокол, звони, звони,
      
Маленький подзванивай.
     
    
    «В заповедных и дремучих…»
    
     
      
В заповедных и дремучих
      
Страшных Муромских лесах
      
Всяка нечисть бродит тучей,
      
На проезжих сеет страх:
      
Воют воем, что твои упокойники…
      
Если есть там соловьи то разбойники.
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
В заколдованных болотах
      
Там кикиморы живут.
      
Защекочут до икоты
      
И на дно уволокут.
      
Будь ты конный, будь ты пеший — заграбастают,
      
А уж по лесу — так лешие и шастают.
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
И мужик — купец иль воин —
      
Попадали в темный лес.
      
Кто за чем: кто с перепою,
      
А кто сдуру в чащу лез.
      
По причине попадали, без причины ли,
      
Только всех их и видали, словно сгинули.
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
Из заморского из лесу,
      
Где и вовсе сущий ад,
      
Где такие злые бесы,
      
Что друг друга не едят,
      
Чтоб творить им совместное зло потом,
      
Поделится приехали опытом.
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
Соловей-разбойник главный
      
Им устроил буйный пир,
      
А от них был змей трехглавый
      
И слуга его — вампир.
      
Пили зелье в черепах, ели бульники,
      
Танцевали на гробах, богохульники.
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
Змей-Горыныч взмыл на древо,
      
Ну — раскачивать его:
      
«Выводи, разбойник, девок,
      
Пусть покажут кой-чего,
      
Пусть нам лешие попляшут, попоют,
      
А не то я, матерь вашу, всех сгною!»
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
Соловей-разбойник тоже
      
Был не только лыком шит,
      
Свистнул, гикнул, крикнул:
      
«Рожа, Гад, заморский паразит,
      
Убирайся отсюда, уматывай,
      
И вампира с собою прихватывай!»
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
Все взревели, как медведи:
      
«Натерпелись столько лет!
      
Ведьмы мы аль не ведьмы,
      
Патриотки или нет?
      
Налил бельма, ишь ты, клещ, отоварился,
      
Да еще на наших женщин позарился!..»
      
Страшно, аж жуть!
     
     
      
И теперь седые люди
      
Помнят прежние дела:
      
Билась нечисть грудью в груди
      
И друг друга извела.
      
 Прекратилися навек безобразия.
      
Ходит в лес человек безбоязненно.
      
И не страшно ничуть!
     
    
   
  
  
   
    
КАЛЕЙДОСКОП
   
   
    
     
Дела семейные
    
    В каменном веке
    
     
      
А ну, отдай мой каменный топор
      
И шкур моих набедренных не тронь.
      
Молчи, не вижу я тебя в упор.
      
Или в пещеру, поддержи огонь.
     
     
      
Выгадывать не смей на мелочах,
      
Не обостряй семейный наш уклад.
      
Не убрана пещера и очаг,
      
Разбаловалась ты в матриархат.
     
     
      
Придержи свое мнение,
      
Я — глава, и мужчина — я.
      
Соблюдай отношения
      
Первобытнообщинные.
     
     
      
Там мамонта убьют, поднимут вой,
      
Начнут добычу поровну делить.
      
Я не могу весь век сидеть с тобой,
      
Мне надо хоть кого-нибудь убить.
     
     
      
Старейшины сейчас придут ко мне.
      
Смотри еще не выйди голой к ним.
      
Век каменный, а не достать камней.
      
Мне стыдно перед племенем своим.
     
     
      
Пять бы жен мне — наверное,
      
Разобрался бы с вами я!
      
Но дела мои скверные,
      
Потому — моногамия.
     
     
      
А все твоя проклятая родня…
      
Мой дядя, что достался кабану,
      
Когда был жив, предупреждал меня:
      
Нельзя из людоедок брать жену.
     
     
      
Не ссорь меня с общиной — это ложь,
      
Что будто к тебе кто-то пристает.
      
Не клевещи на нашу молодежь,
      
Она — надежда наша и оплот!
     
     
      
Ну, что глядишь — тебя пока не бьют.
      
Отдай топор, добром тебя прошу.
      
И шкур не тронь, ведь люди засмеют.
      
До трех считаю, после — задушу.
     
    
    В библейские времена (рассказ плотника Иосифа)
    
     
      
Возвращаюсь я с работы,
      
Рашпиль ставлю и стены.
      
Вдруг в окно порхает кто-то
      
Из постели от жены.
     
     
      
Я, понятно, вопрошаю: «Кто такой?»
      
А она мне отвечает: «Дух святой».
     
     
      
Ох, я встречу того духа.
      
Ох, отмечу его в ухо.
      
Дух — он тоже духу рознь.
      
Коль святой, так Машку брось.
     
     
      
Хоть и кровь ты голубая,
      
Хоть и белая ты кость
      
До Христа дойду и знаю:
      
Не пожалует Христос.
     
     
      
Машка — вредная натура,
      
Так и лезет на скандал.
      
Разобиделася, дура,
      
Вроде, значит, помешал.
     
     
      
Я сперва, конечно, с лаской:
      
То да се.
      
А она к стене с опаской:
      
«Нет, и все!»
     
     
      
Я тогда цежу сквозь зубы,
      
Но уже, конечно, грубо:
      
«Хоть он возрастом и древний,
      
Хоть годов ему тыщ шесть,
      
У него в любой деревне
      
Две-три бабы точно есть!»
     
     
      
… Я к Марии с предложеньем
      
(Я на выдумку мастак):
      
Мол, в другое воскресенье
      
Ты, Мария, сделай так:
     
     
      
Я потопаю под утро, —
      
Мол, пошел…
      
А ты — прими его как будто,
      
Хорошо?
     
     
      
Ты накрой его периной
      
И запой — тут я с дубиной.
      
Он крылом, а я — колом.
      
Он псалом, а я — кайлом!
     
     
      
Тут, конечно, он сдается.
      
Честь Марии спасена!
      
Потому что мне сдается,
      
Этот ангел — сатана.
     
     
      
Я влетаю с криком, с древом,
      
Весь в надежде на испуг.
      
Машка плачет. «Машка, где он?»
      
«Улетел желанный дух!..»
     
     
      
«Как же это я не знаю?
      
Как успел?»
      
«А вот так вот, — отвечает, —
      
Улетел.»
     
     
      
Он псалом мне прочитал,
      
И крылом пощекотал…
      
— Так шутить с живым-то мужем?
      
Ах ты скверная жена!
      
Я взмахнул своим оружьем:
      
Смейся, смейся, сатана!
     
    
    В древнем Риме
    
     
      
Как-то вечером Патриции
      
Собрались у Капитолия
      
Новостями поделиться — и
      
Выпить малость алкоголия.
      
Не вести ж бесед тверезыми?
      
Марк-Патриций не мытарился,
      
Пил нектар большими дозами
      
И ужасно нанектарился.
     
     
      
И под древней под колонною
      
Он изверг из уст проклятия:
      
«Ох, с почтенною Матреною
      
Разойдусь я скоро, братия.
      
Она спуталась с поэтами,
      
Помешалась на театрах.
      
Так и шастает с билетами
      
На приезжих гладиаторов.
     
     
      
Я, кричит, от бескультурия
      
Скоро стану истеричкою.
      
В общем, злобствует, как фурия,
      
Поощряема сестричкою.
      
Только цикают и шикают…
      
Ох, налейте мне двойных!
      
Мне ж рабы в лицо хихикают.
      
На войну б, да нет войны.
     
     
      
Я нарушу все традиции,
      
Мне не справиться с обеими.
      
Опускаюсь я, Патриции,
      
Дую горькую с плебеями,
      
Я ей дом оставлю в Персии,
      
Пусть берет сестру-мегерочку…
      
На отцовские сестреции
      
Заведу себе гетерочку.
     
     
      
У гетер хотя все явственней,
      
Но они не обезумели.
      
У Гетеры пусть безнравственней,
      
Зато родственники умерли.
      
…Так сумею исцелиться я,
      
Из запоя скоро выйду я…»
     
     
      
И пошли домой Патриции,
      
Марку пьяному завидуя.
     
    
    В средневековье (рыцарский турнир)
    
     
      
Сто сарацин убил во славу ей,
      
Прекрасной даме посвятил я сто смертей,
      
Но наш король — лукавый сир,
      
Затеял рыцарский турнир.
      
Я ненавижу всех известных королей!
     
     
      
Вот мой соперник — рыцарь круглого стола.
      
Чужую грудь мне под копье король послал.
      
Но в сердце нежное ее
      
Мое направлено копье…
      
Мне наплевать на королевские дела!
     
     
      
Герб на груди его — там плаха и петля.
      
Но будет дырка там, как в днище корабля.
      
Он — самый первый фаворит,
      
К нему король благоволит.
      
Но мне сегодня наплевать на короля!
     
     
      
Король сказал: «Он с вами справится шаля, —
      
И пошутил: — пусть будет пухом вам земля».
      
Я стану пищей для червей,
      
Тогда он женится на ней…
      
Простит мне бог, я презираю короля!
     
     
      
Вот подан знак. Друг друга взглядом пепеля,
      
Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.
      
Забрало поднято — изволь!
      
Ах, как волнуется король!..
      
Но мне, ей-богу, наплевать на короля!
     
     
      
Итак, все кончено. Пусть отдохнут поля.
      
И льется кровь его на стебли ковыля.
      
Король от бешенства дрожит,
      
Но мне она принадлежит.
      
И мне сегодня наплевать на короля!