1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 
     

И веют древними поверьями    

Ее упругие шелка,    

И шляпа с траурными перьями,    

И в кольцах узкая рука.    

     

И странной близостью закованный,    

Смотрю за темную вуаль,    

И вижу берег очарованный    

И очарованную даль.    

     

Глухие тайны мне поручены,    

Мне чье‑то солнце вручено,    

И все души моей излучины    

Пронзило терпкое вино.    

     

И перья страуса склоненные    

В моем качаются мозгу,    

И очи синие бездонные    

Цветут на дальнем берегу.    

     

В моей душе лежит сокровище,    

И ключ поручен только мне!    

Ты право, пьяное чудовище!    

Я знаю: истина в вине.    

     

24 апреля 1906, Озерки     

 « Ночь, улица,  фонарь, аптека…»     

     

     

Ночь, улица, фонарь, аптека,    

Бессмысленный и тусклый свет.    

Живи еще хоть четверть века –    

Все будет так. Исхода нет.    

     

Умрешь – начнешь опять сначала    

И повторится все, как встарь:    

Ночь, ледяная рябь канала,    

Аптека, улица, фонарь.    

     

10 октября 1912     

     

В углу дивана    

     

     

Но в камине дозвенели    

Угольки.    

     

За окошком догорели    

Огоньки.    

     

И на вьюжном море тонут    

Корабли.    

     

И над южным морем стонут    

Журавли.    

     

Верь лишь мне, ночное сердце,    

Я – поэт!    

     

Я какие хочешь сказки    

Расскажу    

     

И какие хочешь маски    

Приведу.    

     

И пройдут любые тени    

При огне,    

     

Странных очерки видений    

На стене.    

     

И любой колени склонит    

Пред тобой…    

     

И любой цветок уронит    

Голубой…    

     

1912     

 « Барка жизни  встала…»     

     

     

Барка жизни встала    

На большой мели.    

Громкий крик рабочих    

Слышен издали.    

Песни и тревога    

На пустой реке.    

Входит кто‑то сильный    

В сером армяке.    

Руль дощатый сдвинул,    

Парус распустил    

И багор закинул,    

Грудью надавил.    

Тихо повернулась    

Красная корма,    

Побежали мимо    

Пестрые дома.    

Вот они далёко,    

Весело плывут.    

Только нас с тобою,    

Верно, не возьмут!    

     

Декабрь 1904     

     

« Ветер принес  издалёка…»     

     

     

Ветер принес издалёка    

Песни весенней намек,    

Где‑то светло и глубоко    

Неба открылся клочок.    

     

В этой бездонной лазури,    

В сумерках близкой весны    

Плакали зимние бури,    

Реяли звездные сны.    

     

Робко, темно и глубоко    

Плакали струны мои.    

Ветер принес издалёка    

Звучные песни твои.    

     

29 января 1901     

     

Гамаюн, птица вещая    

     

[[3]]    

     

На гладях бесконечных вод,    

Закатом в пурпур облеченных,    

Она вещает и поет,    

Не в силах крыл поднять смятенных…    

Вещает иго злых татар,    

Вещает казней ряд кровавых,    

И трус, и голод, и пожар,    

Злодеев силу, гибель правых…    

Предвечным ужасом объят,    

Прекрасный лик горит любовью,    

Но вещей правдою звучат    

Уста, запекшиеся кровью!..    

     

23 февраля 1899     

 « Своими  горькими слезами…»     

     

     

Своими горькими слезами    

Над нами плакала весна.    

Огонь мерцал за камышами,    

Дразня лихого скакуна…    

     

Опять звала бесчеловечным,    

Ты, отданная мне давно!..    

Но ветром буйным, ветром встречным    

Твое лицо опалено…    

     

Опять – бессильно и напрасно –    

Ты отстранялась от огня…    

Но даже небо было страстно,    

И небо было за меня!..    

     

И стало все равно, какие    

Лобзать уста, ласкать плеча,    

В какие улицы глухие    

Гнать удалого лихача…    

     

И все равно, чей вздох, чей шепот,‑    

Быть может, здесь уже не ты…    

Лишь скакуна неровный топот    

Как бы с далекой высоты…    

     

Так – сведены с ума мгновеньем –    

Мы отдавались вновь и вновь,    

Гордясь своим уничтоженьем    

Твоим превратностям, любовь!    

     

Теперь, когда мне звезды ближе,    

Чем та неистовая ночь,    

Когда еще безмерно ниже    

Ты пала, униженья дочь,    

     

Когда один с самим собою    

Я проклинаю каждый день,‑    

Теперь проходит предо мною    

Твоя развенчанная тень …    

     

С благоволеньем? Иль с укором?    

Иль ненавидя, мстя, скорбя?    

Иль хочешь быть мне приговором? –    

Не знаю: я забыл тебя.    

     

20 ноября 1908 (осень 1910)     

     

В ресторане    

     

     

Никогда не забуду (он был, или не был,    

Этот вечер): пожаром зари    

Сожжено и раздвинуто бледное небо,    

И на жёлтой заре – фонари.    

     

Я сидел у окна в переполненном зале.    

Где‑то пели смычки о любви.    

Я послал тебе чёрную розу в бокале    

Золотого, как нёбо, аи.    

     

Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко    

Взор надменный и отдал поклон.    

Обратясь к кавалеру, намеренно резко    

Ты сказала: «И этот влюблён».    

     

И сейчас же в ответ что‑то грянули струны,    

Исступлённо запели смычки…    

Но была ты со мной всем презрением юным,    

Чуть заметным дрожаньем руки…    

     

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,    

Ты прошла, словно сон мой легка…    

И вздохнули духи, задремали ресницы,    

Зашептались тревожно шелка.    

     

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала    

И, бросая, кричала: «Лови!..»    

А монисто бренчало, цыганка плясала    

И визжала заре о любви.    

     

19 апреля 1910     

 « Я стремлюсь к  роскошной воле…»     

     

Там один и был цветок,    

Ароматный, несравненный…    

Жуковский    

     

     

Я стремлюсь к роскошной воле,    

Мчусь к прекрасной стороне,    

Где в широком чистом поле    

Хорошо, как в чудном сне.    

Там цветут и клевер пышный,    

И невинный василек,    

Вечно шелест легкий слышно:    

Колос клонит… Путь далек!    

Есть одно лишь в океане,    

Клонит лишь одно траву…    

Ты не видишь там, в тумане,    

Я увидел – и сорву!    

     

7 августа 1898     

     

« Сумерки,  сумерки вешние…»     

     

Дождешься ль вечерней порой    

Опять и желанья, и лодки,    

Весла и огня за рекой?    

Фет    

     

     

Сумерки, сумерки вешние,    

Хладные волны у ног,    

В сердце – надежды нездешние,    

Волны бегут на песок.    

     

Отзвуки, песня далекая,    

Но различить – не могу.    

Плачет душа одинокая    

Там, на другом берегу.    

     

Тайна ль моя совершается,    

Ты ли зовешь вдалеке?    

Лодка ныряет, качается,    

Что‑то бежит по реке.    

     

В сердце – надежды нездешние,    

Кто‑то навстречу – бегу…    

Отблески, сумерки вешние,    

Клики на том берегу.    

     

16 августа 1901     

 « Погружался я  в море клевера…»     

     

     

Погружался я в море клевера,    

Окруженный сказками пчел.    

Но ветер, зовущий с севера,    

Мое детское сердце нашел.    

     

Призывал на битву равнинную –    

Побороться с дыханьем небес.    

Показал мне дорогу пустынную,    

Уходящую в темный лес.    

     

Я иду по ней косогорами    

И смотрю неустанно вперед,    

Впереди с невинными взорами    

Мое детское сердце идет.    

     

Пусть глаза утомятся бессонные,    

Запоет, заалеет пыль…    

Мне цветы и пчелы влюбленные    

Рассказали не сказку – быль.    

     

18 февраля 1903     

     

« Скрипка  стонет под горой…»     

     

     

Скрипка стонет под горой.    

В сонном парке вечер длинный,    

Вечер длинный – Лик Невинный,    

Образ девушки со мной.    

     

Скрипки стон неутомимый    

Напевает мне: «Живи…»    

Образ девушки любимой –    

Повесть ласковой любви.    

     

Июнь 1903. Bad Nauheim.     

     

Рассвет    

     

     

Я встал и трижды поднял руки.    

Ко мне по воздуху неслись    

Зари торжественные звуки,    

Багрянцем одевая высь.    

     

Казалось, женщина вставала,    

Молилась, отходя во храм,    

И розовой рукой бросала    

Зерно послушным голубям.    

     

Они белели где‑то выше,    

Белея, вытянулись в нить    

И скоро пасмурные крыши    

Крылами стали золотить.    

     

Над позолотой их заемной,    

Высо ко стоя на окне,    

Я вдруг увидел шар огромный,    

Плывущий в красной тишине.    

     

18 ноября 1903    

 « Бегут  неверные дневные тени…»     

     

С. Соловьеву    

     

     

Бегут неверные дневные тени.    

Высок и внятен колокольный зов.    

Озарены церковные ступени,    

Их камень жив – и ждет твоих шагов.    

     

Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,    

Одетый страшной святостью веков,    

И, может быть, цветок весны уронишь    

Здесь, в этой мгле, у строгих образов.    

     

Растут невнятно розовые тени,    

Высок и внятен колокольный зов,    

Ложится мгла на старые ступени….    

Я озарен – я жду твоих шагов.    

     

4 января 1902     

     

« Мне снились  веселые думы…»     

     

     

Мне снились веселые думы,    

Мне снилось, что я не один…    

Под утро проснулся от шума    

И треска несущихся льдин.    

     

Я думал о сбывшемся чуде…    

А там, наточив топоры,    

Веселые красные люди,    

Смеясь, разводили костры:    

     

Смолили тяжелые челны…    

Река, распевая, несла    

И синие льдины, и волны,    

И тонкий обломок весла…    

     

Пьяна от веселого шума,    

Душа небывалым полна..    

Со мною – весенняя дума,    

Я знаю, что Ты не одна…    

     

11 марта 1903     

     

« Вхожу я в темные  храмы…»     

     

     

Вхожу я в темные храмы,    

Совершаю бедный обряд.    

Там жду я Прекрасной Дамы    

В мерцаньи красных лампад.    

     

В тени у высокой колонны    

Дрожу от скрипа дверей.    

А в лицо мне глядит, озаренный,    

Только образ, лишь сон о Ней.    

     

О, я привык к этим ризам    

Величавой Вечной Жены!    

Высоко бегут по карнизам    

Улыбки, сказки и сны.    

     

О, Святая, как ласковы свечи,    

Как отрадны Твои черты!    

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,    

Но я верю: Милая – Ты.    

     

25 октября 1902     

 « Просыпаюсь я  – и в поле туманно…»     

     

     

Просыпаюсь я – и в поле туманно,    

Но с моей вышки – на солнце укажу.    

И пробуждение мое безжеланно,    

Как девушка, которой я служу.    

     

Когда я в сумерки проходил по дороге,    

Заприметился в окошке красный огонек.    

Розовая девушка встала на пороге    

И сказала мне, что я красив и высок.    

     

В этом вся моя сказка, добрые люди.    

Мне больше не надо от вас ничего:    

Я никогда не мечтал о чуде –    

И вы успокойтесь – и забудьте про него.    

     

2 мая 1903     

     

« Ты из шопота  слов родилась…»     

     

     

Ты из шопота слов родилась,    

В вечереющий сад забралась    

И осыпала вишневый цвет,    

Прозвенел твой весенний привет.    

С той поры, что ни ночь, что ни день,    

Надо мной твоя легкая тень,    

Запах белых цветов средь садов,    

Шелест легких шагов у прудов,    

И тревожной бессонницы прочь    

Не прогонишь в прозрачную ночь.    

     

Май 1903     

     

Шаги Командора    

     

В. А. Зоргенфрею    

     

     

Тяжкий, плотный занавес у входа,    

За ночным окном – туман.    

Что теперь твоя постылая свобода,    

Страх познавший Дон‑Жуан?    

     

Холодно и пусто в пышной спальне,    

Слуги спят, и ночь глуха.    

Из страны блаженной, незнакомой, дальней    

Слышно пенье петуха.    

     

Что изменнику блаженства звуки?    

Миги жизни сочтены.    

Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,    

Донна Анна видит сны…    

     

     

Чьи черты жестокие застыли,    

В зеркалах отражены?    

Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?    

Сладко ль видеть неземные сны?    

     

Жизнь пуста, безумна и бездонна!    

Выходи на битву, старый рок!    

И в ответ – победно и влюбленно –    

В снежной мгле поет рожок…    

     

Пролетает, брызнув в ночь огнями,    

Черный, тихий, как сова, мотор,    

Тихими, тяжелыми шагами    

В дом вступает Командор…    

     

Настежь дверь. Из непомерной стужи,    

Словно хриплый бой ночных часов –    

Бой часов: «Ты звал меня на ужин.    

Я пришел. А ты готов?..»    

     

На вопрос жестокий нет ответа,    

Нет ответа – тишина.    

В пышной спальне страшно в час рассвета,    

Слуги спят, и ночь бледна.    

     

В час рассвета холодно и странно,    

В час рассвета – ночь мутна.    

Дева Света! Где ты, донна Анна?    

Анна! Анна! – Тишина.