1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
И вот скучаем, втиснутые в грязь».    

Такую песнь у них курлычет горло,    

Напрасно слово вымолвить трудясь».    

     

     127    

     

Так, огибая илистые жерла,    

Мы, гранью топи и сухой земли,    

Смотря на тех, чьи глотки тиной  сперло,    

     

     130    

     

К подножью башни наконец пришли.    

     

     

    

     

 Песнь восьмая    

     

Круг  пятый (окончание) – Флегий – Город Дит    

     

     

     1    

     

Скажу, продолжив, что до башни этой    

Мы не дошли изрядного куска,    

Когда наш взгляд, к ее зубцам  воздетый,    

     

     4    

     

Приметил два зажженных огонька[77]    

И где-то третий, глазу чуть заметный,    

Как бы ответивший издалека.    

     

     7    

     

Взывая к морю мудрости всесветной,    

Я так спросил: «Что это за огни?    

Кто и зачем дает им знак ответный?»    

     

     

    

     

     10    

     

«Когда ты видишь сквозь туман,  взгляни, –    

Так молвил он. – Над илистым  простором    

Ты различишь, кого зовут они».    

     

     13    

     

Ни перед чьим не пролетала взором    

Стрела так быстро, в воздухе спеша,    

Как малый челн, который, в беге  скором,    

     

     16    

     

Стремился к нам, по заводи шурша,    

С одним гребцом, кричавшим  громогласно:    

«Ага, попалась, грешная душа!»    

     

     19    

     

«Нет, Флегий,[78] Флегий, ты кричишь  напрасно, –    

Сказал мой вождь. – Твои мы лишь  на миг,    

И в этот челн ступаем безопасно».    

     

     22    

     

Как тот, кто слышит, что его постиг    

Большой обман, и злится, распаленный,    

Так вспыхнул Флегий, искажая лик.    

     

     25    

     

Сошел в челнок учитель благосклонный,    

Я вслед за ним, и лишь тогда ладья    

Впервые показалась отягченной.    

     

     28    

     

Чуть в лодке поместились вождь и я,    

Помчался древний струг, и так глубоко    

Не рассекалась ни под кем струя.    

     

     31    

     

Посередине мертвого потока    

Мне встретился один;[79] весь в грязь одет,    

Он молвил: «Кто ты, что пришел до  срока?»    

     

     34    

     

И я: «Пришел, но мой исчезнет след.    

А сам ты кто, так гнусно  безобразный?»    

«Я тот, кто плачет», – был его  ответ.    

     

     37    

     

И я: «Плачь, сетуй в топи невылазной,    

Проклятый дух, пей вечную волну!    

Ты мне – знаком, такой вот даже  грязный».    

     

     40    

     

Тогда он руки протянул к челну;    

Но вождь толкнул вцепившегося в  злобе,    

Сказав: «Иди к таким же псам, ко  дну!»    

     

     43    

     

И мне вкруг шеи, с поцелуем, обе    

Обвив руки, сказал: «Суровый дух,    

Блаженна несшая тебя в утробе!    

     

     46    

     

Он в мире был гордец и сердцем сух;    

Его деяний люди не прославят;    

И вот он здесь от злости слеп и глух.    

     

     49    

     

Сколь многие, которые там правят,    

Как свиньи, влезут в этот мутный сток    

И по себе ужасный срам оставят!»    

     

     52    

     

И я: «Учитель, если бы я мог    

Увидеть вьявь, как он в болото канет,    

Пока еще на озере челнок!»    

     

     55    

     

И он ответил: «Раньше, чем проглянет    

Тот берег, утолишься до конца,    

И эта радость для тебя настанет».    

     

     58    

     

Тут так накинулся на мертвеца    

Весь грязный люд в неистовстве  великом,    

Что я поднесь благодарю Творца.    

     

     61    

     

«Хватай Ардженти!» – было общим криком;    

И флорентийский дух, кругом тесним,    

Рвал сам себя зубами в гневе диком.    

     

     64    

     

Так сгинул он, и я покончу с ним;    

Но тут мне в уши стон вонзился  дальный,    

И взгляд мой распахнулся, недвижим.    

     

     67    

     

«Мой сын, – сказал учитель  достохвальный, –    

Вот город Дит,[80] и в нем заключены    

Безрадостные люди, сонм печальный».    

     

     70    

     

И я: «Учитель, вот из-за стены    

Встают его мечети, багровея,    

Как будто на огне раскалены».    

     

     73    

     

«То вечный пламень, за оградой  вея, –    

Сказал он, – башни красит  багрецом;    

Так нижний Ад тебе открылся, рдея».    

     

     76    

     

Челнок вошел в крутые рвы, кругом    

Объемлющие мрачный гребень вала;    

И стены мне казались чугуном.    

     

     79    

     

Немалый круг мы сделали сначала    

И стали там, где кормчий мглистых  вод:    

«Сходите! – крикнул нам. –  Мы у причала».    

     

     82    

     

Я видел на воротах много сот    

Дождем ниспавших с неба,[81] стражу  входа,    

Твердивших: «Кто он, что сюда идет,    

     

     85    

     

Не мертвый, в царство мертвого  народа?»    

Вождь подал вид, что он бы им хотел    

Поведать тайну нашего прихода.    

     

     88    

     

И те, кладя свирепости предел:    

«Сам подойди, но отошли второго,    

Раз в это царство он вступить посмел.    

     

     91    

     

Безумный путь пускай свершает снова,    

Но без тебя; а ты у нас побудь,    

Его вожак средь сумрака ночного».    

     

     94    

     

Помысли, чтец, в какую впал я жуть,    

Услышав этой речи звук проклятый;    

Я знал, что не найду обратный путь.    

     

     97    

     

И я сказал: «О милый мой вожатый,    

Меня спасавший семь и больше раз,    

Когда мой дух робел, тоской объятый,    

     

     100    

     

Не покидай меня в столь грозный час!    

Когда запретен город, нам  представший,    

Вернемся вспять стезей, приведшей  нас».    

     

     103    

     

И властный муж, меня сопровождавший,    

Сказал: «Не бойся; нашего пути    

Отнять нельзя; таков его нам давший.    

     

     106    

     

Здесь жди меня; и дух обогати    

Надеждой доброй; в этой тьме глубокой    

Тебя и дальше буду я блюсти».    

     

     109    

     

Ушел благой отец, и одинокий    

Остался я, и в голове моей    

И «да», и «нет» творили спор  жестокий.    

     

     112    

     

Расслышать я не мог его речей;    

Но с ним враги беседовали мало,    

И каждый внутрь укрылся поскорей,    

     

     115    

     

Железо их ворот загрохотало    

Пред самой грудью мудреца, и он,    

Оставшись вне, назад побрел устало.    

     

     118    

     

Потупя взор и бодрости лишен,    

Он шел вздыхая, и уста шептали:    

«Кем в скорбный город путь мне  возбранен!»    

     

     121    

     

И мне он молвил: «Ты, хоть я в  печали,    

Не бойся; я превозмогу и здесь,    

Какой бы тут отпор ни замышляли.    

     

     124    

     

Не новость их воинственная спесь;    

Так было и пред внешними вратами,[82]    

Которые распахнуты поднесь.    

     

     127    

     

Ты видел надпись с мертвыми словами;    

Уже оттуда, нисходя с высот,    

Без спутников, идет сюда кругами    

     

     130    

     

Тот, чья рука нам город отомкнет».    

     

     

    

     

 Песнь девятая    

     

У ворот  Дита – Фурии – Посол небес – Круг шестой – Еретики    

     

     

     1    

     

Цвет, робостью на мне запечатленный,    

Когда мой спутник повернул  назад, –    

Согнал с его лица налет мгновенный.[83]    

     

     4    

     

Он слушал, тщетно напрягая взгляд,    

Затем что вдаль глаза не уводили    

Сквозь черный воздух и болотный чад.    

     

     7    

     

«И все ж мы победим, – сказал  он, – или…    

Такая нам защитница[84] дана!    

О, где же тот, кто выше их усилий!»    

     

     

    

     

     10    

     

Я видел, речь его рассечена,    

Начатую спешит покрыть иная,    

И с первою несходственна она.    

     

     13    

     

Но я внимал ей, мужество теряя,    

Мрачней, быть может, чем она была,    

Оборванную мысль воспринимая.    

     

     16    

     

«Туда, на дно печального жерла,    

Спускаются ли с первой той ступени,[85]    

Где лишь надежда в душах умерла?»    

     

     19    

     

Так я спросил; и он: «Из нашей сени    

По этим, мною пройденным, тропам    

Лишь редкие досель сходили тени.    

     

     22    

     

Но некогда я здесь прошел и сам,    

Злой Эрихто[86] заклятый, что умела    

Обратно души призывать к телам.    

     

     25    

     

Едва лишь плоть во мне осиротела.    

Сквозь эти стены был я снаряжен    

За пленником Иудина предела.[87]    

     

     28    

     

Всех ниже, всех темней, всех дальше  он    

От горней сферы, связь миров  кружащей;[88]    

Я знаю путь; напрасно ты смущен.    

     

     31    

     

Низина эта заводью смердящей    

Повсюду облегает скорбный вал,    

Разгневанным отпором нам грозящий».    

     

     34    

     

Не помню я, что он еще сказал:    

Всего меня мой глаз, в тоске  раскрытый,    

К вершине рдяной башни приковал,    

     

     37    

     

Где вдруг взвились, для бешеной  защиты,    

Три Фурии, кровавы и бледны    

И гидрами зелеными обвиты;    

     

     40    

     

Они как жены были сложены;    

Но, вместо кос, клубами змей пустыни    

Свирепые виски оплетены    

     

     43    

     

И тот, кто ведал, каковы рабыни    

Властительницы вечных слез ночных,    

Сказал: «Взгляни на яростных Эриний.    

     

     46    

     

Вот Тисифона, средняя из них;    

Левей – Мегера: справа олютело    

Рыдает Алекто».[89] И он затих.    

     

     49    

     

А те себе терзали грудь и тело    

Руками били; крик их так звенел,    

Что я к учителю приник несмело.    

     

     52    

     

«Медуза[90] где? Чтоб он  окаменел! –    

Они вопили, глядя вниз. –  Напрасно    

Тезеевых мы не отмстили дел».[91]    

     

     55    

     

«Закрой глаза и отвернись; ужасно    

Увидеть лик Горгоны; к свету дня    

Тебя ничто вернуть не будет властно».    

     

     58    

     

Так молвил мой учитель и меня    

Поворотил, своими же руками,    

Поверх моих, глаза мне заслоня.    

     

     61    

     

О вы, разумные, взгляните сами,    

И всякий наставленье да поймет,    

Сокрытое под странными стихами!    

     

     64    

     

И вот уже по глади мутных вод    

Ужасным звуком грохот шел ревущий,    

Колебля оба брега, наш и тот, –    

     

     67    

     

Такой, как если ветер всемогущий,    

Враждующими воздухами взвит,    

Преград не зная, сокрушает пущи,    

     

     70    

     

Ломает ветви, рушит их и мчит;    

Вздымая прах, идет неудержимо,    

И зверь и пастырь от него бежит.    

     

     73    

     

Открыв мне очи: «Улови, что зримо    

Там, – он промолвил, – где  всего черней    

Над этой древней пеной горечь дыма».    

     

     76    

     

Как от змеи, противницы своей,    

Спешат лягушки, расплываясь кругом,    

Чтоб на земле упрятаться верней,    

     

     79    

     

Так, видел я, гонимые испугом,    

Станицы душ бежали пред одним,    

Который Стиксом шел, как твердым  лугом.    

     

     82    

     

Он отстранял от взоров липкий дым,    

Перед собою левой помавая,    

И, видимо, лишь этим был томим.    

     

     85    

     

Посла небес[92] в идущем признавая,    

Я на вождя взглянул; и понял знак    

Пред ним склониться, уст не размыкая.    

     

     88    

     

О, как он гневно шел сквозь этот  мрак!    

Он стал у врат и тростию подъятой    

Их отворил, – и не боролся враг.    

     

     91    

     

«О свергнутые с неба, род  проклятый, –    

Возвысил он с порога грозный  глас, –    

Что ты замыслил, слепотой объятый?    

     

     94    

     

К чему бороться с волей выше вас,    

Которая идет стопою твердой    

И ваши беды множила не раз?    

     

     97    

     

Что на судьбу кидаться в злобе  гордой?    

Ваш Цербер, если помните о том,    

И до сих пор с потертой ходит  мордой».[93]    

     

     100    

     

И вспять нечистым двинулся путем,    

Нам не сказав ни слова, точно кто-то,