Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Жорж Батай - Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза [0]
Язык оригинала: FRA
Известность произведения: Средняя
Метки: prose_contemporary, sci_philosophy

Аннотация. Том литературной прозы крупнейшего французского писателя и мыслителя XX века Жоржа Батая (1897–1962) включает романы и повести «История глаза», «Небесная синь», «Юлия», «Невозможное», «Аббат С.» и «Divinus Deus», первой частью которого является «Мадам Эдварда». Стремясь к «невозможному» мистическому опыту, герои Батая исследуют мрачные, зачастую отталкивающие глубины человеческой психики, разврат служит им средством религиозных исканий. Издание снабжено богатым научным аппаратом и предназначено как специалистам по современной литературе и культуре, так и более широкой аудитории. http://fb2.traumlibrary.net

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 

Ситуация была безвыходна. В ее голове все путалось и тяжелело. Анри пробудет в таком состоянии еще долго. Они оба обречены на неподвижность у этой полоумной старой девы. Она сама — между Анри и сумасшедшей. И еще дура-прислуга. Ей плохо удавалось привыкнуть к этой парализованной жизни. Ее жизнь обычно состояла из стремительных порывов, между которыми проходили долгие периоды неподвижности. Ей хотелось бы посмеяться над Сюзанной. Она не могла в этой спальне, переполненной сплошным изнеможением. Тревога и безумие, бред и абсурдность царили в этом печальном доме. Юлия ощущала медленный распад. Едва початая бутылка коньяка была, с другой стороны, угрозой. Выход в комический ад. Все-таки!.. Коньяк в бутылке был цвета золота, единственный отблеск жизни в этой спальне с закрытыми занавесками. Темно-красные шторы наполовину выцвели. Над кроватью тоже висели гардины из красного репса. Юлия размышляла: «Раз я не буду есть, я буду пить. Если я буду пить… Не оставаться же мне без еды и питья. Через минуту схожу за прислугой». Фразочка «Если я буду пить…» оставляла дверь открытой. XX Она увидела в зеркале струящуюся по плечам длинную черную шевелюру. Парадоксальная живучесть жизни. Она вообразила себя голой: пьяной и голой! Она забавляла себя тем, что пугала себя, глядя на бутылку коньяка. Она видела в бутылке отражение окна — маленький прямоугольник света. А под ним этикетка коньяка «Мартель»… Ее горло сжималось от тревоги. Она потрогала горлышко бутылки — оно было прохладным. Потерянное лицо Анри: дышит через рот, губы сухие… Она сама дышала с трудом, вся горела. Она нашла в своей сумочке тюбик с кремом; помазала им губы Анри. Она попыталась поцеловать эти губы. Она сама дышала с трудом, вся горела. Она положила голову рядом с головой больного. Анри будет доволен, что она пьет — и грезит. Ей казалось, что напиться было единственным способом ждать. Под стать Анри. Под стать ей самой. Напившись, она сможет заставить его возвратиться к жизни. Анри выйдет из бреда. Они обменяются безумными фразами, и тени улетучатся! Она снова увидела в зеркале просветленное лицо, длинные ручьи волос. Почему же ты настолько подавленна? Она вообразила наслаждение или, скорее, торжество Сюзанны: это будет что-то обнадеживающе-уродливое. Во всяком случае, оправданное. Она налила на донышко стакана немного спиртного; выпила и вышла из комнаты. В кухне она осведомилась у прислуги о Сюзанне. Сидя за вязанием, старуха ответила: — Она не может больше ничего сказать. Начинаешь с ней говорить: это то же самое, что разговаривать со стеной, и все тут. — Она ела? — Нет! Ничего не ела. — Надо предупредить семью. — Я и не знаю… — У вас нет адреса? — Есть господин Акк, ее папа, и ее брат, господин Адриан… — У вас есть их адрес? — Они проживают в Париже в Латинском квартале. — Но вы не знаете их адреса? — Нет. Господин Адриан скорее всего мобилизован. — Нет ли у вас чего-нибудь съестного? — Вы хотите есть? — Если возможно. Старуха поднялась и долго смотрела в буфет. — Есть яйцо… Немного грюйера… — Это все? — Да. Юлия попросила ее сходить купить что-нибудь. — В это время все закрыто, — сказала старуха. — Сварите яйцо и принесите мне его в комнату. И сыр тоже. — Хлеб кончился, — сказала старуха. — Тем хуже. Я пойду туда. Анри спал. Юлия на цыпочках прошла через спальню. Она наполнила свой стакан алкоголем. Опустошила его залпом и налила снова. Ей было наплевать на все, кроме Анри. Пусть Сюзанна застанет ее пьяной. Она будет ухаживать за Анри, даже напившись вусмерть. Пить залпом было сладостно, словно освобождаешься от земли. Или от платья. Сладостная и тяжелая тревога. Глава пятая XXI В четыре часа старуха принесла масла, колбасу, сардин, вина. Бутылка из-под коньяка была пуста. Все свое безысходное опьянение Юлия выплеснула на еду. Время становилось бесконечным. Юлии хотелось, чтобы вошла Сюзанна и застала ее пьяной. Старуха сказала ей, что та заперлась на замок в своей спальне. Юлия закончила бутылку вина. Анри в конце концов пробудился. Он посмотрел на Юлию долгим взглядом и спросил: — Ты выпила? Она стояла рядом с кроватью, и у нее был больной вид. — Как ты определил? — сказала она. Он спросил еще: — Где мы? Откуда ты? Юлия села рядом с ним, взяла его за руку и прикоснулась к ней лбом. — Мне плохо, — сказал он. — Что случилось? — Какой-то кошмар, — тихо сказал Анри. — Мне спокойнее оттого, что ты здесь. Но я ничего не знаю, не понимаю. Как тяжело! У меня болит здесь. Он показал на грудь. — Не волнуйся. Теперь все хорошо. — Что случилось? — Ты хотел себя убить. — Но почему? Раз ты здесь? Я не понимаю. Ты сама не выдерживаешь. У тебя такой вид… — Это ничего. Я выпила. Мне не следовало пить. Извини… Она нагнулась и стала его рукой гладить себе голову. — Нет, Юлия. Тебе не надо было пить. Он тихо плакал. — Где ты была? Кончено. Теперь я вспоминаю. Но не понимаю. А Сюзанна? Где она? Я ненавижу ее. — Не волнуйся. Юлия казалась ему какой-то отсутствующей. — Почему ты пьяная? У меня кружится голова. Он заплакал снова. — Я прошу у тебя прощения, — сказал он. — Но это слишком. Как ты здесь оказалась? Сколько времени прошло? — Я не была в Швейцарии, — сказала Юлия. — Как? Сюзанна телеграфировала… — Не волнуйся. Произошла ошибка… Лицо Анри ожесточилось. — Я больше не могу пошевелиться, — сказал он. У него вырвался крик. — Мне очень больно. — Ради Бога, Анри, успокойся. — Позови Сюзанну. Сейчас. Но ты же пьяна! Он дал волю отчаянию. — Оставь Сюзанну. — Она подлая. А ты пьяная, а я… — Это всё из-за меня. Сюзанна ничего не могла сделать. Успокойся. Ты меня пугаешь. Ты скоро выздоровеешь, так сказал врач, но только не двигайся. — Дай мне руку. Как ты пьяна… — Да, — сказала она, — у меня кружится голова. — Еще утро? — спросил он. — Сейчас вечер. Пять часов. Но ты спи… — Если бы ты знала, как мне тяжело спать. Я что, промахнулся?.. — Да. — Ты не ездила в Швейцарию? — Нет. Я собиралась туда. Чтобы порвать. Я напишу. Этого будет достаточно. Я собиралась приехать сюда. — Странно быть счастливым… в том состоянии, в каком я сейчас… в каком ты… — Да, не стоит слишком доверяться этому состоянию. Теперь хватит разговаривать. — В общем-то я рад… что ты выпила… XXII Сильное опьянение все больше и больше овладевало Юлией. Она отяжелела в своем кресле. На ее губах блуждала улыбка. Анри спросил у нее: — Ты смеялась? — Разве? — О чем ты думала? — О войне… — Но это не комично. — Это глупо! — О, теперь все кончено, — сказал Анри. — Почему ты так говоришь? — Всему, что мы с тобой знали, всему, что мы любим, конец… — Может быть. Мы никому не нужны. — Знаешь, кто мы с тобой? — Пьяная девка… — А я? Она нехорошо рассмеялась: — Здорово же ты должен был напиться, чтобы выстрелить в себя!.. Отомстил? Признавайся теперь, признавайся! — Зачем ты так говоришь? — Мне хочется еще выпить. — Ты сущий ад! — Ад больше не нужен! Ты сам сплошной ад. — Я не сплошной ад. Я дошел до крайности. Но я хочу пить. — Тебе нельзя. — Дай мне чуть-чуть. — Бутылки пусты. — Обе? — Да. Обе. Подожди. Прислуга сходит за шампанским. — Куда? — Не знаю. Наверное, в гостиницу. XXIII Прислуга вернулась, неся корзинку с бутылками и ведро для мытья полов, в котором лежал лед. Анри, казалось, заснул. Юлия положила две бутылки на лед. Прислуга наблюдала за ней. Она стояла на месте с нерешительным видом. Потом решилась: — Понять не могу мадемуазель Сюзанну. Ее крестьянский голос был слишком громок. Юлия закончила раскладывать бутылки. Она тяжело подняла голову. — А что она? — Я была в коридоре. Я услышала, как она кричит. Совершенно одна в своей спальне. Она говорила вот так: «Преступница!» Говоря «Преступница!», старуха со страшным рычанием произносила «р». Юлии хотелось расхохотаться. Она спросила: — Громко? — Не знаю. Несколько раз. Что с ней? — Я тоже не знаю, — сказала Юлия. — Возвращайтесь в коридор. Послушайте еще. Служанка вышла. Анри открыл глаза и сказал: — Я хочу пить. Сюзанна сходит с ума. В клиническом смысле этого слова. Как ты думаешь? — Вероятно. Она повернула бутылку во льду. — Охладится через десять минут. — Слишком долго, — сказал Анри. — Да, долго. — Война тоже будет долго. Мы все время чего-то ждем. — Ты ждешь мира? — Да нет. Все кончено, я ничего не жду. — А шампанского? — Ах, ну да! — запротестовал он с детской горячностью. Он спросил: — Все еще ждем? — Нет, — сказала Юлия. — Я открываю. Она вынула пробку и наполнила бокалы. Шампанское пенилось. — Холодное, только что из погреба. Она помогла Анри пить. Она выпила еще. — Я задыхаюсь, — простонала она. — Сними платье. — Я не могу. Скоро придет мадам Ано. И Сюзанна тоже, наверное. — Это уже слишком, я чуть не забыл о Сюзанне! Он смущенно засмеялся. Юлия тоже рассмеялась каким-то обжигающим смехом. — Зачем ты говорил, — сказала она. — Я больше не могу. Она снова помрачнела. Постучала прислуга. — Ну как? — спросила она. — Я больше ничего не слышала, — сказала старуха. — Но… вы проснулись, месье Анри! — Да, мне лучше, это ничего. Старуха вдруг сказала: — Выздоравливайте скорее! — А что? — Почем я знаю. В доме все кругом идет. Барышня-то очень мила. Но ваша сестра… — Что с ней, с сестрой? — Она уже не в своем уме. Юлия сказала ей раздраженно: — Выпейте с нами бокал. — Да что вы, — сказала старуха. Юлия наполнила бокалы шампанским. — Колется, — сказала старуха. Остальные опорожнили бокалы. Она посмотрела на пустые бокалы, сама она едва отпила, по-прежнему стоя. Она улыбалась все более и более растерянно. — Вы гораздо быстрее меня. Я… мне семьдесят лет… XXIV Сюзанна неподвижно стояла за стеклом. Застывшая, как призрак тоски. Кукушка на соседских часах прозвонила шесть часов. Сюзанна поджидала отца, которому утром она послала телеграмму с просьбой приехать. Она увидела издалека низкорослого мужчину, с сумкой в руке, он быстро спускался по улице, при каждом шаге отбрасывая назад свою крупную голову. Она стояла у окна, окаменев. Мадам Ано услышала звонок в спальне Анри. Она поспешила открыть. — Ну что? — крикнул низкорослый человек. — Месье Акк! — сказала старуха. — Вы подоспели вовремя. — С ним все кончено? — Месье Анри? Да нет же, он не так-то уж и плох, но вот мадемуазель Сюзанна… — Сюзанна? Где она? Объясните получше. Что случилось? Во время этого разговора господин Акк неистово вращал глазами. Сюзанна открыла дверь в коридор. — Сюзанна, дитя мое, — крикнул он, — что случилось? Неподвижно и безмолвно Сюзанна стояла у двери и смотрела на отца. Он остановился, сбитый с толку. — …О… папа… — простонала она. — Но… Сюзанна, дочь моя! — …О… о… И потеряла сознание. — Объясни же наконец, — взвизгнул месье Акк. Он поддерживал свою дочь как мог. Они оттащили ее в гостиную на канапе. — Мадам Ано, вы можете объяснить, что здесь происходит, наконец? Маленький человечек вытирал пот со лба. Старуха, совершенно одурев, села в глубокое кресло. — Я сейчас вам всё объясню, месье Акк. — Прошу вас, мадам Ано, я больше не выдерживаю. — Это потому что… — Это потому что? Старуха делала большое усилие. — Я уже не знаю, это выше моих сил, — сказала она в конце концов. Маленький человечек подскочил. — Вы сводите меня с ума! — Вот именно, месье Акк. Спросите у мадемуазель Юлии. Она сможет объясниться. А я не могу. Господин Акк встал. — Мадемуазель Юлия? — Это подруга господина Анри. Она у него в комнате. — Я пойду туда. Присмотрите за Сюзанной. Месье Акк поспешно вышел и постучал в дверь Анри. XXV Юлия крикнула, чтобы он вошел. Маленький человечек показался на пороге, весь красный. Юлия вызывала у него робость, а саму ее охватило желание расхохотаться. Она спросила у него, не двигаясь с места: — Вы что-то ищете? Он ответил с достоинством, робко: — Я отец Анри. Анри быстро проговорил тихим голосом: — Это уж слишком. Скажи ему, что мне нельзя разговаривать. Он весь опал, словно под тяжестью невыразимой усталости. Приход отца крайне усугублял его удрученное состояние. — Что он сказал? — спросил месье Акк. — Тихо, — ответила Юлия, — не заставляйте его говорить. Атмосфера в комнате была гнетущей: беспорядок производил дурное впечатление; отсюда, казалось, был изгнан всякий покой. Остатки сыра, колбасы, хлеба… бокалы и пустые бутылки… — Что случилось? — спросил отец тихим голосом. — Ему лучше, — сказала Юлия, — он вне опасности. Он посмотрел на нее: у нее тоже, казалось, помутился разум. — Так что случилось? — настойчиво продолжал он. Он лихорадочно вынул депешу из своего кармана. — Я получил телеграмму от Сюзанны. Прочтите. Она прочитала: — «Несчастный случай Анри. Точка. Кажется обошлось но срочно приезжай. Сюзанна». — Вы разговаривали с Сюзанной? Маленький человечек всплеснул руками, закатил глаза. — Она упала в обморок, когда увидела меня, — сказал он. Юлия сделала отчаянное усилие… Ей так и не удалось подавить приступ смеха. Она закрывала рот рукой. Маленький человечек умолял глазами. Но у него был пропащий, жалкий вид. Он смотрел на стоящую Юлию, она была высокая, величественная и прикрывала рот рукой. Ей удалось сказать: — Ой, извините! Поскольку уже не надеялась остановить свой смех. Анри, в свою очередь, тоже стал опасаться, что не сможет сдержаться. Чтобы не расхохотаться, он сжал зубы и выкрикнул, воздев глаза к небу: — Папа! В этот момент Юлия прыснула, сделала над собой усилие и остановилась. Она умоляла, как маленькая девочка. — О! извините меня, — сказала она. — Это нервное. Маленький человечек сел. Или, точнее, упал. Из-под его вьющихся волос струился пот. Он вытер его рукавом. — Помилосердствуйте, — плакал он, — Анри, мадемуазель, объяснитесь… Юлия окончательно овладела собой. Она начала очень быстро, напрягшись: — Сейчас все расскажу… Она остановилась. Надо было говорить: — Анри хотел убить себя. Сюзанна сошла с ума. Она не могла. Ей решительно ничто не давалось. Она отвернулась. Громко расхохоталась. Безудержно. Несмотря на руку, которая придерживала рот. Она хохотала. Она теряла голову. Слезы текли из ее глаз. Анри, не сдержавшись, тоже стал смеяться. Но смех причинял ему боль, ужасную боль. Его лицо искривилось гримасой, он застонал. Месье Акк встал. — Анри, сын мой! — крикнул он. Стон его сына был первым осмысленным звуком, который он уловил в этом сумасшедшем доме. — Умоляю тебя, Анри, говори, скажи мне… Он сам начинал дрожать. — О папа, оставь, — сказал Анри, — дай мне шампанского. — Ты хочешь шампанского? Анри посмотрел на отца и настойчиво сказал: — Шампанского. Месье Акк остановился на мгновение, переводя дух. Сейчас он возьмет бутылку и нальет вино в бокал. В этом нет ничего безумного. — Три бокала, — сказал Анри. Его отец наполнил два других бокала. — Теперь помоги мне. Юлия успокоилась. Она сама приподняла голову Анри. Отец дал ему бокал. Анри выпил и, казалось, был доволен. Потом отец и Юлия тоже взяли бокалы. — За ваше здоровье! — пробормотала Юлия. — За ваше здоровье! — ответил отец. Они выпили вместе. Холодное шампанское было превосходно. — Видишь, я не так уж плох, — сказал Анри. — Действительно, — сказал отец, — выглядишь ты неплохо. — Я ранил себя из револьвера. — Да, — повторила Юлия, — он ранил себя. Из своего револьвера. — Вы хоть говорите что-нибудь одно, — сказал отец. — Как так? — спросил Анри. — Ты понимаешь, что я сказал: я ранил себя. Из револьвера. — Да. — Пуля прошла навылет. — Навылет? — Навылет, — сказала Юлия. Отец сказал: — Это ужасно! — На этот раз все говорят одно и то же! — Ну, а Сюзанна? — Сюзанна? Не знаю. Месье Акк уже боялся настаивать. Он умолк и замер в неподвижности. Юлия разлила шампанское. Они снова выпили. Месье Акк сказал себе: — В конце концов я все узнаю. Теперь мне ясно. Нужно подождать. Я должен проявить терпение. Очень хорошее шампанское. — Теперь я вам расскажу, — начала Юлия. — С Сюзанной вышла отвратительная история. — Ну говорите же. Юлия сказала грубо, сурово поджав губы: — Она сошла с ума. — Что хотите этим сказать? — Сошла с ума! Да, да, именно так. Они все вместе показали пальцем на лоб. — Ты уверена? — спросил Анри. Месье Акк поднялся. Эта мысль была для него абсолютно невыносима. Он простонал: — Это еще не точно, скажите же, обнадежьте меня. — Я уж не знаю, — сказала Юлия. — Вот видите, вы не уверены. — Она заперлась. Вопит что-то одна в своей спальне. — Доктор приходил? — Нет еще. — И что же делать? — Не знаю. Пока казалось, что выхода нет… Сами увидите… XXVI Месье Акк встал с решительным видом. Салон был пуст, мадам Ано сидела в кухне и занималась вязанием. — Ну как? — По-прежнему запирается на ключ. Месье Акк постучал в дверь к дочери. Он крикнул: — Открой, Сюзанна, это твой отец. — Не могу, — ответила Сюзанна. От ее тона пробирала дрожь. — Сюзанна, моя маленькая Сюзанна, открой своему старому папе. — Не могу, — повторила Сюзанна, — я тебя обесчестила. — Но мне все равно, ты прекрасно знаешь. Твой старый папа прощает тебе. Открой. Она изрекла театральным тоном: — Я преступница! — Это уже слишком, — взвизгнул отец. — Открой мне сейчас же. Откроешь ты или нет? Он изо всех сил застучал по двери. — Сюзанна, девочка моя, открой. У меня голова идет кругом. Он буквально рычал, когда колотил в эту дверь. — Открой, Сюзанна! Он топал ногами и стонал: — Открой же, маленькая бестия! Замолчал. Зловещий голос Сюзанны прошипел: — Бестия! бестия! о! о! о! бестия! Она хохотала. Отец молча стоял перед дверью. Он тяжело дышал. Подошла мадам Ано. Она сказала ему: — Вам надо успокоиться, месье Акк. Он заплакал. — Мадам Ано, — сказал он, — я больше не могу. Он повторил: — Не могу, не могу, не могу. Он стукнул ногой. Он отступил и попытался вышибить дверь с разбегу, точно маленький бычок. Дверь выдержала. Тут подбежала Юлия и сказала ему: — Остановитесь. Анри болен. Не надо. — Вы правы, я обезумел, извините меня. — Придет доктор, и вы сделаете, как он скажет. Он придет к Анри около восьми часов. Мадам Ано приготовит вам поесть. Она говорила точно во сне. — Я не буду есть, — сказал месье Акк. — Зря вы так. Юлия села и добавила: — Оставьте меня. Голова кружится. Головокружение охватило ее на стуле. — Мадам Ано, — сказала она, — я сейчас упаду, помогите мне! Старая женщина неуклюже схватила ее за плечи. — Будьте добры. Дайте мне теперь колбасы. Шампанского… тоже. — Вы слишком много пьете, — сказала старуха, — так можно и чувств лишиться. Теперь Юлия дрожала: попалась в ловушку. Месье Акк и старуха помогли ей идти. Они пошли в спальню Анри. Она грохнулась в кресло. Анри сказал ей: — Плохо дело. — Есть хочу, — сказала Юлия. Мадам Ано разрезала хлеб и колбасу. Юлия не могла снять с колбасы кожицу. Колбаса, хлеб, нож падали у нее из рук. Месье Акк наклонился, положил все на место в тарелку; он снял кожицу с ломтиков колбасы. Потом намазал масло на хлеб, и Юлия стала есть. Раскинувшись по-звериному, она дрыгала ногами, и из-под ее чулок выступала голая кожа. Глава шестая XXVII Юлия сказала с набитым ртом: — Пить хочу! Месье Акк подал ей бокал. Она опустошила его и сказала: — Пейте тоже! — Вы слишком много пьете, — сказал месье Акк. Она передала ему ломтик колбасы и хлеба. — Ешьте, — сказала она. Она хотела дотянуться до бутылки, не вставая с кресла. — Папа, — сказал Анри, — возьми бутылку и налей. Мадам Ано будет пить вместе с нами. — Принесите еще один бокал и омлет, — попросила Юлия. — Омлет? — сказала старуха. — Омлет из яиц. Двенадцать яиц. Мы съедим его прямо здесь. Принесите и свою тарелку. Месье Акк спросил у сына: — Мы тебя не утомляем? Как ты себя чувствуешь? — От вина мне лучше. Месье Акк ел колбасу для приличия. Все трое замолчали. Угасающий свет ненастного дня создавал в комнате печальное настроение. Мадам Ано накрыла на стол. Юлия сказала ей: — Закройте ставни. Анри посмотрел на старуху. Она закрыла ставни. Зажигая лампу, она на момент заколебалась. Она взглянула на Анри. И он взглянул на нее, ни слова не говоря. Она зажгла лампу. Она немного прибралась, но комод был заставлен едой. Всюду пустые и полные бутылки. Прислуга вернулась с омлетом. Юлия заставила ее сесть за стол. Та предпочла бы поесть на кухне. Юлия съела три четверти омлета. Они ели печально, не разговаривая. Во время трапезы каждый старался избежать удручающих мыслей. Один только Анри не ел. XXVIII Всё это походило на странное застолье в кругу семьи, один из членов которой умирает. Анри как-то сразу провалился в пустоту. Это была первая передышка с тех пор, как он пробудился. Ему казалось, что накануне, когда он говорил мадам Ано: «Закройте ставни», — было не так тяжело, как сейчас. Обнадеживало только присутствие Юлии. Ему удастся, по крайней мере, выбраться из своей теперешней депрессии. Он взглянул на Юлию без злобы, но он весь был переполнен злобой, он злился на себя самого. Его физическое состояние — он чувствовал слабость, а боли больше не было — давало ему преимущество, отсрочку. Он испытывал ужасное разочарование, словно, упустив смерть, он на самом деле упустил любовь. Он относил свое недомогание за счет присутствия третьих лиц — своего отца, мадам Ано, — за счет опьянения Юлии. Его отец слишком много пил. Он плохо переносил вино. Этот абсурд был в порядке вещей. Глядя на Юлию, что сидела перед ним, поедая омлет, он ощущал, что в душе у него как у скупца в момент головокружительного озарения, готового зарезать птицу, несущую золотые яйца. Прозвонило восемь часов. Месье Акк робко заметил, не поднимая головы: — Врач не пришел. — Этот приходит, когда ему заблагорассудится, — сказала мадам Ано. Юлия доедала омлет. Рядом с ослабелым Анри эти нежданные гости выглядели как-то театрально-фальшиво. Словно при звоне в ушах следовали друг за другом ирреальные сцены. В «Фоли-Бержер» полдюжины красивых голых девиц, запряженных, как мулы, в сбруе из красных шерстяных шнурков.

The script ran 0.014 seconds.