1 2 3 4 5 6 7 
2. За 12-тью Евангелиями стояли чинно и тихо,—даже дети, хотя служба шла от 7 ч. до \QlU ч· ночи. Чинно входили, чинно, без толкотни, без шума, без давки расходились, медленно крестясь и защищая рукою святой огонь (свечки).
    
3. Все стояли с желтыми, ярыми свечами. От них шел ток теплого, медвяного воздуха,— совсем летнего, как с луга или с пчельника.
    
При начале каждения Евангелия свечи зажигались, по окончании—задувались. Тогда распространялся приятный чад, медвяный...
    
4. Мудрое построение цикла пасхального: полнота мирской радости (масленица) контрастирует с резко наступающим постом (1-я нед<еля». Пост сперва постепенно ослабляется, потом на 7-й нед<сле) снова делается строгим и достигает скорого своего предела в святую ночь, где он резко контрастирует с порывом радости. Затем радость постепенно ослабляется и затем снова начинает нарастать—к Троицыну дню, где духовная радость снова достигает апогея и здесь внезапно сменяется мирскою радостью, началом коей являются троицкие березки. Гадания и проч<ее). Цикл скорби обнимает 7 седмиц, и цикл радости—7 седмиц. Итого, 2x7 седмиц выделенных из года,— особых—пресуществленного времени.
    
Эти 2x49=98 дней в отношении к целому году (365 дн<ей» составляют почти в точности меньшую часть золотого сечения, ибо
    
    
    
4’.Великий четверг—этот литургический и сакраментальный узел всего года богослужебного; 
    
Цикличность Четыредесятшщы и Пятидесятницы {953}
    
    
    
в этот день: сушат Св. Дары,
    
освящают просфоры (вынимают), пережигают соль,
    
выжигают Крест над дверями и окнами, омывают мощи и запасаются свечами—освящают. 
    
5. Вел(икий) Пост начинается масленичными фейерверками да кострами и кончается пасхальными фейерверками, плошками и кострами. Шумное мирское окружает тихое, внемирное{954}.
    
    
    Загадки на загатках.
    
(Эпилог «Столпа»)
    
1909.IX.8. Рожд<ество> Богород<ицы>. Сер<гиев> Пос<ад>
    
1) Диалог. В него вкраплены еще диалоги, в качестве повеетвования. Последние — кабачно-бардачные по обстановке, таинственно-жгучие по содержанию. «Я дочь звездного неба и широкогрудой земли» {955}.
    
2) Действие—на загатках.
    
3) Начинается: после обедни, говорит один из участн<иков> разговора о том, что служба ему не нравится — бедно слишком. Приводит примеры жалкости и безвкусия («бум<ажные> цветы», «ленты» etc.). Ему возражают другие, что это почему-то кажется хорошо. Вспоминаются детские проказы в церкви (игра в бабки крестом, заглядывание в щелочку с клироса, заснул в церкви). Характеристика народн<ой> молитвы. Анекдоты. Жит<ия> святых <?>.
    
4) Выяснится, что суть таинства тут, в бедности обнаруживается <1 нрзб.> горнее. Доказывается исторически: <4 нрзб.> Икона и картина. Католицизм и православие.
    
5) Постепенно переходят к сущности таинства. Κένωσις. «Нелепость» этого.
    
6) Жизнь, как Κένωσις{956}. Кабак.
    
7) Смирение, как основная добродетель. Христос.
    
8) Гимн «рабьему зраку»{957}. Снова Христос.
    Для Антроподицея
    
1) Несколько диалогов в диалоге.
    
2) Один диалог 3-ей степени.
    
Несколько басен.
    
3) Неск<олько> мифов.
    
4) Повесть.
    
5) Письма.
    
6) Стихи.
    
    
Действие диалогов продолжается 1 год и охватывает собою богослужебный годовой цикл.
    
Связь богослужебн<ого> цикла с натуралистическим. <Са«. также запись 1909.ΧΙ.14 на с. 311 наст, изд.}
   
   
    
     
1910
    
    
1910.11.14
    
Религия и культура
    
Проследить по старым книгам (эпохи Возрождения и т. п.) «эволюцию» «коронидов»{958}, так в старых книгах.
    
1) Знак прямо изображался в виде крылатого шара
    
    (См. также запись 1910.11.24 на с. 311 наст, изд.}
    
1910.III.1. Серг<иев> Πос<ад>
    
1910.IV.15. Серг<иев> Πос<ад>
    
Закон концентрации символов (научно-филос<офский), религиозн<ый».
    
Закон концентрации мифологических сюжетов. Закон концентрации (амплификации) научныхтерминов и закон их дифференциации!
    
Закон концентрации символов, сюжетов, терминов и научных теорий заключается в том, что раздельные символы etc. имеют тенденцию сливаться, сочетаться в сложные многообразные группы, причем противоречивость или во всяком случае несходность символов etc. уравнивается, «темперируется». Исходя из разных исходных пунктов, люди строят отдельные символы, сюжеты, теории; но затем построенное стараются объединить, совокупить, устанавливают общую, несколько неопределенную точку зрения, и эта последняя, в силу своей неопределенности, лишает каждый из символов etc. его первичной отчетливости и строгости (четкости).
    
1910.III.13
    Миф и святыня
    
Как цепкий плющ вьется около дерева, так обвивает святыню (sacrum) миф. И как плющ, завивши своими гибкими ветвями весь ствол, затем иссушает и душит его, сам становясь на место него, так и миф, окутав святыню, скрывает и уничтожает ее, и она, в конце концов, теряет собственную жизнь, теряет смысл сама по себе и, в результате, истлевает под придушившим ее, все разрастающимся мифом, и гибнет, губя с собою и миф, но как в лесу на прахе дерев растут плющи, и на прахе плющей—дерева, так и в религии: на прахе святыни—мифы, на прахе мифов—святыни.
    
1910.III.13. Серг<иев> Πос<ад> Перед лекцией
    I. Экономика, культ, мировоззрение
    
Вот 3 главных (основных) типа взглядов на происхождение культуры. В деятельности человека, гражданственного общественного животного, мы можем различать три стороны: мировоззрение, экономику и культ. Первое есть совокупность понятий о мире, нравственности, праве и т. д.; оно есть мифология, догматика, наука. Эту совокупность понятий, notiones, обозначим через N. Второе—совокупность орудий производства, instrumentas—обозначено через I. Последнее—совокупность святынь, реликвий, церемоний, таинств etc., sacra. Обозначим через S. Это основные направления,— следовательно), мыслимы 3 основные теории взаимоотношения I, S, N—смотря по тому, что именно считаем мы за основной момент и какие два, посредственно один чрез другого или оба непосредственно из основного, считаем производными.— «Естественнее всего» считать в основе лежащей систему понятий; получается идеологизм, мировоззрение идеологов. Затем можно положить в основу орудия производства, экономику: получается экономический материализм. Наконец, новейшая точка зрения, развиваемая по преим(уществу) английской школой фольклористов{959}—полагает в основу культ. Получается «религиозный материализм», религиозный реализм.
    
1910.III.18. Серг<иев> Πос<ад>
    II. Культ, мировоззрение, экономика
    
Схема трех точек зрения такова:
    
    
    
Но т<ак> к<ак> каждый из выводных моментов можно считать выводимым либо из основного непосредственно, либо из другого, то каждая точка зрения получает три возможных видоизменения (модуса):
    
    
    
Итого 9 разных точек зрения на происхождение экономики, культа, мировоззрения.
    
Культура=экономика+мировоззрение (научная часть).
    
Религия = культ+мировоззрение (мифологическая и догматическая часть).
    
Т. е. K=I+N'
    
R=S+N\ где Ν'+Ν"=Ν.
    
При таком делении теории упрощаются, грубеют и делаются менее тонкими.
    
1910.III.18
    Ш. Культ, мировоззрение, экономика
    
Все точки зрения объединяются в следующей простой схеме. Даны три точки, I, N, S, и все соединения между ними прямыми линиями, так что образуется (равносторонний) треугольник INS.
    
    
Выбор той или другой вершины за основную характеризует собою тип теории (один из трех), а выбор путей соединения этой вершины с двумя другими—ее видоизменение, ее модус. Так, полагая в основу S, мы имеем теории 3-го типа. S можно соединить с другими вершинами тремя способами: либо путем SI+SN; либо путем SIN; либо путем SNI. В первом случае мы отрицаем прямую связь между I и N, в двух других—утверждаем, и притом, в смыслах прямо противоположных. Итак, с каждой вершиной получится:
    
    
1910.IV.4.Серг<иев> Πос<ад>
    Культура и культ
    
I+N =культура, cultura=C.
    
Культурой мы называем совокупность орудий производства и понятий мировоззрения, наличных у данного народа в данную эпоху.—Но С этимологически происходит от cultus, культ, т. е. от совокупности святости, S. С=cultus = S. Итак, по значению своего этимона культура есть святыни, культура—религиозного, культового происхождения,—т. е. оправдывается теория =====—теория религиозного (священного) реализма.
    
1910.IV.4
    Культура etc.
    
I, инструменты, т. е. орудия и оружия нашей жизни, из коих первые служат созиданию материального благосостояния [материальных) ценностей], а вторые—защите оных, охранению их от других.
    
1910.IV.25
    
Остатки культа хлеба и пищи. Хлеб нельзя бросать; его, уронивши, должно обтереть и поцеловать,—научают детей на Кавказе (русские—в Боржоми). За обед надо садиться с ополоснутыми (ритуально) руками, помолившись. Нельзя при этом ругаться, сквернословить, охальничать, даже болтать зря.— Есть надо благоговейно.
    
1910.VI.25
    Три типа теорий
    
s
    
Согласно каждому из этих (I S N) <типов> теорий один из моментов I, S, N лежит в основе двух других, прямо или косвенно. Два другие выводятся из первого, образуют надстройку над ним и, следовательно), лишены самостоятельной сущности,—суть замаскированный первый. Тогда природа человека оказывается монистическою. Это точка зрения наивного догматизма. Однако возможна точка зрения и критическая, которая принимает моменты, как данные, и не пытается сводить их к одному в слепой и безотчетной уверенности, что это во всяком случае—дело возможное. Тогда, при формальном признании несводимости друг к другу трех моментов человеческого) существования, их должно объявить, в то же время, характеризующими именно единое человеческое существование, а не три разные существования. Следоват(ельно), мы рассматриваем челов<еческое> существование как многообразие трех измерений, в коем S, I, N служат координатами. Каждое человеческое) существование в кажд(ый) дан(ный) момент и в кажд<ом) данном месте характеризуется тремя независимыми друг от друга координатами S, I, N. Или, иными словами, «точка культуры» определяется 9-тью коорд<инатами)—3-мя координ(атами> места, времени и 3-мя собственно культурными (χу y+t, S, I, Ν).
    
1910. VIII.28. Ст(анция) Фаустово 
    
«Анатомия», «физиология»—это не более как метафизические грани, поверхности, отграничивающие мистическое от эмпирического. Самое наше тело есть пленка, отделяющая область феноменов от области ноуменов. Если угодно, наше тело можно сравнить с поверхностью почвы, разделяющей область корней растения от области листьев и плодов; но бывают люди корнеплодные; тело разделяет мрак почвы от света сознания. Это—осуществленный limen{960} сознания.
    
1910.Х. 10. Серг<иев> Πос<ад> Проповедь за литург<ией>
    SIN
    
Мистическая физиология. Тело—вот что дает материал для общечеловеческой религии (язычества). Но тело, как залив или бухта, отражает каждую волну великого океана, космоса. Со всех сторон происходят «влияния» из частей мира,—и в теле своем мы ощущаем весь космос. Космос мистически переживается в нашем теле. И есть какая-то «странная», тайная связь соответствия между отдельными сторонами тела и частями мира (напр<имер>, пальцам соответствуют планеты и т. д.). Отсюда натурализм ь язычестве, космизм. Но отдельные эпохи или люди тайно соответствуют той или другой стороне космоса. Отсюда—эвгемеризм язычества.
    
Все теории происхождения религии, в сущности, правильные. Но все они—односторонние.
    
{См. также запись 1910.XI.14 на с. 312 наст. изд.У
   
   
    
     
1911
    
    
1911.II.21. Серг<иев> Πос<ад> Вечерня Чистого понедельники
    
Пример новообразования в области иконографического мифа:—сельские батюшки иногда объясняют детям, ученикам церковных школ, иконы и, желая истолковать крестообразный нимб Спасителя с надписью ΟΩΝ (о ών), говорят, что это значит О(н) О(тец) Н(аш). Изображение вызывает объяснение.
    
1911.III.24. Ночь, в пост
    
После необозримых опытов истории, все изведав, все пгреживя, греки{961}...
    
1911.III.28
    
Пожелания хромой старухи на костылях, что ходит по нашей улице: «Помяни, Господи, Владимира и его душу; помяни, Господи, Сергия и его душу» и т. д.
    
ΝΒ Антропология рус<ского) народа.
    
Ср. у Гомера: Илиада, «геенна»{962}". ΝΒ διχοτομία.
    
1911.V.4. Экзамен
    SIN
    
А. И. Введенский{963} указывал студентам, что утопии имели важное значение для жизни. Напр<имер>, у евреев утопическое представление об Эдеме породило институт субботы, у римлян—сатурналии и т. д.
    
Не думаю. Скорее утопии — проекшш культа. Сатурналии породили собою, б<ыть> м<ожет>, представление о грандиозных сатурналиях в древности,—т. е. о золотом царстве Сатурна И т. д.
    
{См. также записи 1911.VII.31 на с. 312, 314; 1911.VIII.15 на с. 315 и 1911.IX.6 на с. 320.У
   
   
    
     
1912
    
    
1912.V.28
    SIN. Зеркало
    
В элевсинск(их) мистериях одним из священ<ных> символов было зеркало. Как же оно попало туда?—Что бы оно ни «означало», прежде всего оно для чего-то служило. Для чего— для зеркального ясновидения. Это—«магическое» зеркало, сперва (логически, онтологически), а затем, на нем, на его употреблении, его значение: символ тайного видения, ясности умственного) взора и т. д. Культ зеркала, равно как и вообще культ орудия, основан на культовом употреблении этих орудий. Орудия изобретены для известного культового употребления, они существенно принадлежат сфере культа. Так и зеркало; первоначально орудие мантики, в своей секуляризации оно стало предметом дамского туалета... Китайский культ зеркал — таков же; «магические зеркала» прямо проникли в обиход.
    
Ср<авни>: «Яко зерцалом в гадании» у ап. Павла{964}.
   
   
    
     
1913
    
    
1913.XII.22. Ночью, в постели
    Церковь (христианство и язычество)
    
Есть несомненная связь учения и культа православной Церкви, а также и других Церквей, например, католической, с учениями и культами других религий, до-христианских. Спорить против этого тщетно. Но не это замечательно, а нечто иное, а именно, что св. Церковь, несомненно зная, и не только теперь, но и всегда, об этой связи, и зная лучше нынешних рационалистов ученых, в богословии своем упорно и твердо стоит на отрицании этой связи. Тут—антиномия. Необходимость же этой антиномии видна из того, что отрицание той или другой половины ее ведет к плоскости.
    
Если нет связи—христианство не связано с душою человеческою, ибо во внеи до-христианских религиях выразилась именно эта общечеловеческая религиозная душа. Если же есть она, эта связь, то тогда христианство не есть религия особливая и исключительная,—тогда оно prima inter pares{965}. И тогда Христос не Единственный, но лишь Первый, даже один из многих.
    
Церковь мудро заставляет богословие твердить, что связи нет,—этим усиливается жар нашей веры. Этим питается ревность церковная. Но Церковь не менее мудро поддерживает de facto {966}, в богослужении, в жизни свое сознание связи. Целым рядом намеков и даже точных выражений, которых было бы легко избежать, и символов, которые было бы незатруднительно переделать. Церковь подчеркивает, что эта связь есть. Это противоречие теории и жизни углубляет и расширяет религиозное сознание. Христианство осознается не только как единственное, но и как господственное,—не только как особливое, но и как царствующее, ибо все из других религий в христианство входит и оно, ничему не чуждое, само остается не от мира {967}и остается чуждым «мирскаго слития» {968}.
    
1914.V.4. Серг<иев> Πос<ад>
    
Христос—Сын Человеческий. Он—всецелочеловек и Он Единственный. Он всему дает отклик, и Он ни с чем не отождествляется. Чтобы спасти всех—Он должен быть связан со всеми. Чтобы спасти—Он должен быть ни от кого, «не от мира». Во Христе разрешается антиномия Среды и Личности.
    Яз<ычество> и христианство)
    
И. Виноградов,— Воспитательное значение мифологий (Гимназия, 1894, г. VII, № 5, Т. 77, стр. 267—284, ТТ. 78+79, ЮньЮль, №№ 6—7, стр. 303—343).
    
Автор доказывает, что античная мифология содержит те же высокие религиозные истины, что и христианство, причем остается вопрос о причинах такого совпадения открытым, и потому в высокой степени воспитательна; делаются многочисленные сближения христианства и язычества, но не с тайным намерением унизить христианство, а с открытою задачею углубленно представить язычество. По-видимому, автор вполне православен. Аргументация автора приятна по тону и вдумчива, но поверхностна по ссылкам, недостаточно разборчивая; особенно портит статью—это ссылка не на первоисточники, а на журнальные статьи.
    Языч<ество> н хр<истианство>
    
Мифология, религия и культ древних греков и римлян с христианской точки зрения. Ярославль, 1873 (оттиск из «Ярославских Епархиальных Ведомостей»).
    
Устанавливается положительный взгляд на язычество, как выражающее тот же в существе круг истин, что и христианство.
   
   
    
     
1914
    
    
1914.III.12. Серг<иев> Πос<ад>
    I
    
В чем состоит различие между язычником и христианином?— Разумеется различие, учитываемое внешними наблюди ниями. Мне думается, что вопрос этот не должен быть задаваемa priori, но лишь a posteriori {969}. Отвлеченно говоря, до всякого исследования, можно предположить, что этого различия может и вовсе не быть. Нет ничего соблазнительного и в той мысли, что [христианин, не развивший данных ему даров Духа, не взрастивший семян, в него заложенных, не упражнявший]{970}органов, в нем созданных, решительно ничем не может быть отличен от язычника. Я не говорю, что это именно так; но я утверждаю, что a priori нельзя отрицать и этой возможности.
    
Допустим временно, что это именно так. «Следовательно,— скажете вы,— не надо креститься?»—Нет, следовательно, надо креститься и пользоваться дарами крещения, а не сидеть сложа руки. Но если брать a posteriori, то, кажется, всегда есть некое различие между крещеным и некрещеным. Строение личности делается иным у крещеного. Это не значит, что он «лучше», но он—другой. Ткань атласа—не то, что ткань батиста. Негодный христианин являет собою вымаранный, порванный лоскут атласа; а хороший язычник—чистый, аккуратный кусочек батиста. Что лучше?.. Они несравнимы. Есть в самом прекрасном язычнике в сравнении с самым негодным христианином что-то каменное. Язычник—мраморная статуя, а христианин—живой. Это я не догматизирую, а передаю свое ощущение. Христианин м<ожет> б<ыть> негодяем, а язычник благородным. Все же христианин—живой негодяй, а язычник — мертвая статуя.
    
Непосредственное ощущение от нехристианина то, что чегото не хватает («души нет» по-народному). Но, повторяю, если бы всего этого не чувствовалось, то не было бы никакого соблазна.
    
Да так, т. е. несоблазнительно, не только принципиально по существу, но и в силу многих особливых соображений. Что такое язычество?—Мы слишком пугаемся этого жупела, как если бы язычество было абсолютным злом и бесом. Однако и язычество—религия, т. е. лучше, чем ничего, и, следовательно, и в нем есть какая-то Божия помощь. Сократ, Платон, Гераклит и др. по признанию апологетов были ведомы Логосом— Богом Словом, были пророками в среде народов. Изображения Сивиллы, Омира, т. д. и т. д. помещаются и должны по церк<овному> преданию помещаться в церквах, в притворе, наряду с ветхозаветными пророками. Преп. Серафим гов<орил> о Сивилле, что она прорекала Духом Святым и т. п.{971} Волхвы поклонились Христу. Даже кентавры и силены просили молиться о них (бл. Иероним, человек образованный; Антоний Великий). Следовательно), язычество вовсе не так абсолютно далеко от христианства, как это внушает семинария.
    
С другой стороны, и христианство, Церковь действует на весь мир, в том числе и на язычников.
    
Крещение, осв<ящение> воды и т. п.
    
1914.IV.29. Серг<иев> Πос<ад>
    О тайнах и таинствах
    
I)    Психологический момент
    
а)
    
б) в)
    
II)     Оккультический момент
    
а)
    
б) в)
    
III)     Гносеолого-онтологический-эстетический момент (постулативно)
    
а)  Принцип изоляции. Табу
    
б) в)
    
IV)     Благодатный (теургический) момент
    
а)
    
б) в)
    
В начале должно показать единство разных антроподицеистических проблем и, постепенно объединяя их, дать общую формальную постановку. Для чего нужно таинство? О категориях О схематизме О символах
    
1914. VI. 16. Село Троицкое
    
1)   Религия как социальное явление.
    
Общая почва с эстетикой. Отличие от эстетики. Культ как чистый ритм.
    
2)    Религия как психологическое явление. Общее с психической травмой. Психоанализ {972}.
    
3)    Религия как оккультное явление.
    
Оккультизм в религии. Общее у религии с магией. Отличие.
    
4)    Религия как мистическое явление.
    
5)    Религия как благодатное явление.
    
Общая почва с духовной жизнью. Отличие от духовной жизни.
    
6)    Религия как историческое явление.
    
Общая почва с историей религий, отличие от религии в ее истории.
    
7) Религия как космическое явление: воздействие таинств и обрядов (культа) на природу:
    
а)  воздействие на природу преднамеренное (Нил; молебны о дожде; заклятия насекомых и стихий и т. д. и т. д.);
    
б)  воздействие на природу непреднамеренное («омовение уст» после св<ятого> Причастия. Богоявленская вода, текущая в реках, и т. д.).
    
1914.VI.16. Село Троицкое
    +
    
Тончайшими, хрупкими, нелогичными, не вынуждаемыми естественными потребностями нитями соединена культовая жизнь Церкви. Устав—это такое хрупкое и непрочное сооружение, прихотливое, капризное в своем рисунке [...примеры...]. И вот, на протяжении веков и миллионов квадратных верст [ΝΒ точные числа ΝΒ] он соблюдается даже в деталях, и никто не смеет [дерзает] произвольно вставить или произвольно выкинуть элементы в нем, даже переставить отдельные элементы между собою, хотя данный порядок их ничем не мотивируется и не видно в нем внутреннего смысла его прочности, силы его существования. Как это, когда все течет и меняется, все низвергается по лестнице всеобщей участи—один только [?] порядок церковной жизни не претерпевает революций и, если и развивается, то лишь на почве старого, именно растет. Что же охраняет эти кружевные сооружения из стеклянных нитей, эти кремневые губки? Или, еще: миллионы [подсчитать, сколько именно] храмов—на протяжении многих веков—у всех царские врата и престол. И никто не проходит чрез двери, чрез которые ничего не стоит пройти, никто не касается стола, который ничего не стоит тронуть. Нет физических препятствий ни к тому, ни к другому. Но вот почему-то остаются царские врата «в мире, но не от мира»{973}, почему-то не сливаются с миром, почему-то не секуляризируются, не обмирщаются, оставаясь «превыше мирскаго слития» {974}, оставаясь трансцендентными.
    
—    Ну, уж будто так-таки никто не проходит царскими вратами? Никто не касается престола? Никто не нарушает Устава? А последнее—даже смешно спрашивать: скорее надо спросить, где уставы выполняются?
    
—    Да. Но эти исключения именно из числа доказывающих правило. Нарушающий это правило сознает себя нарушителем вековечной правды, пре-ступником, пре-ступившим правду. А если он себя не сознает таковым, то другие его так оценивают. Удар молнии не поражает нечестивца; сразу, по крайней мере, не происходит ничего ужасного. Для общества ужас нарушения Устава не очевиден. И вместо того, чтобы от этого отсутствия видимой связи между преступлением и возмездием прийти к сознанию, что можно преступать правду сколько угодно, общество еще тверже сознает трансцендентность святыни.
    
—    Не понимаю. С одной стороны, нет внешних данных для соблюдения Устава. С другой, ты же говоришь, что внутренние связи Устава «хрупкие нити». Культ, ведь, не требования нравственности внутренно необходимые, ибо соответствуют нашему внутреннему складу. Следовательно, культ, не имея ни внешней, ни внутренней поддержки, должен быть чем-то более чем эфемерным—случайным налетом на общественной жизни. Или иное что выходит из твоих слов?
    
—    Да, иное, альтернатива, а не простой выход.
    
—    А именно?
    
—    Выходит, что если культ не имеет источника своего бытия <н)и внутри общественной жизни, ни вне ее, то или он совсем случаен и, стало быть, не может, совсем не может существовать, как величина непременная в бытии общества, или...
    
—    Какое же может быть еще «или»?
    
—    Или сам он есть условие бытия общества, и общество вытекает из культа, а не культ из общества.
    
—    Другими словами, ты хочешь сказать, что культ—трансцендентный в составе общественного бытия, вместе с тем трансцендентален этому составу, как целому?
    
—    Вот именно. Только этою трансцендентальностью культа и может быть объяснена «всеобщность и необходимость» (религиозность) культовых действий. И замечательно, что отрицательный опыт нарушения законов культа («Устава») не только не уничтожает неприкосновенность святыни, но, напротив, укрепляет эту неприкосновенность. Замечательно, как с историей неприкосновенность святынь только усиливается, крепнет, фиксируется, словно в сознании известные прорезы окружаются все плотнеющими рубцами.
    
—    М<ожет> б<ыть>, и впрямь религия есть род психической травмы, которая со временем инкапсулируется и отвердевает?
    
—    Эти трансцендентные места все более отгораживаются от мира. Положена [лежит? ] поперек дороги щепочка—и никто не смеет перешагнуть через нее или отшвырнуть ее ногой,—а всякий сторонится ее, обходит ее. И щепочка все крепнет в своей неподвижности, окружаясь непроницаемым слоем общественного убеждения, зоной священности и делаясь из щепочки бревном, валом, целою крепостью...
    
—    Правда.
    
—    Сравни хотя бы отношение к Св<ятым) Дарам, к прест<>лу к царским вратам, гораздо более боязливое потом, чем раньше.
    
—    Трансцендентное все удаляется из сферы фамилиарности, фамилиарного обращения с ним, а никак не входит в фамилиарное...
    
—    Но разве жизнь не беднеет религией? Разве не происходит секуляризации [обмирщения ]?..
    
—    Чего обмирщения? Религии?—отнюдь нет. Жизни же— да. В том-то и дело, что самое обнищание жизни религией обусловлено именно этим возрастанием священного страха и потому—все большим отделением предметов и явлений, в культ введенных, из области обычного употребления в сферу самозамкнутую.
    
Подобно тому как у дикарей множество слов исчезает из языка, делаясь табу, так и во всякой религии все новые и новые явления вступают в полу-тень трансцендентности, затем втягиваются туда все более и более и, наконец, вовсе исчезают. Вот, что значит «есмь огнь поядаяй»{975} — трансцендентизация.
    
—    Однако неужели нет обратного процесса? [Нужен ли тут этот вопрос? ] Мне думается, история показывает, что есть и такой,— выпадение явлений и вещей из лона религии, «грехопадение» их, низвержение их, подлинная секуляризация религии.
    
—    Обратный же процесс имманентизации [сюда ли этот ответ?] основан на мистическом ухождении самого человека в сферы трансцендентные,— на мистической погоне за ускользающим объектом—на трансцензе самого человека.—Он ведет к удалению из жизни самого человека: священство, монашество, священные лица...
    
1914.VII.1. Село Троицкое
    Сознание и есть выделение +
    
Какова функция таинств и вообще культа?
    
—    Таинство и обряд выделяют явление из среды, окружающей его, изолируют его, обособляют от повседневного. Но жизнь течет, как одно целое, расстилается, как ткань многих явлений, из коих ни одно не стоит особняком.
    
Чтобы обособить волокно этой ткани—надо выдернуть его из целого, надо разорвать повседневные связи явлений, привычные соотношения.
    
Но явление, так выделенное, есть эстетический феномен. Обособленное есть синоним эстетического. В чем же, тогда, разница между религиозным и эстетическим?
    
—    Эстетическое выделяется ради выделения, и смысл его — именно в деятельности выделения — в надежде <?> выделения.
    
Поэтому эстетическое есть иллюзия, ибо, хотя и выделенное, явление существенно не разнится от среды, не разнится от среды по существу своему и, стало быть, есть та же среда, но с приданной ей особливой формой. Значит, особливой является не то, что формою оформлено, но лишь приданное среде. Иначе говоря, эстетический феномен—лишь как бы выделенный, но на самом деле не выделенный,—лишь претендует на особность, не имея силы особенной. Тут выделяющий акт— все, выделенное же—ничто. Напротив того, в религиозном феномене акт выделения—лишь первый момент. Выделенное—не только выделяемое, но и существенное особливое. Кроме того, эстетические феномены, будучи изолированными друг от друга и самодовлеющими, раздробляют внимание и тем разрушают цельность душевной жизни, тогда как религиозные,—образуя единство, укрепляют и объединяют целостность душевной жизни и тем усиливают волю, тогда как эстетические—расслабляют.
    
[Выделенные элементы жизни выделяются ради того, чтобы вступить в новую связь. Ткань мирской жизни разрывается ради того, чтобы затем из этих нитей была соткана ткань новой жизни, духовной. Истлевает естественная жизнь, чтобы соткалась сверхъестественная. ]
    
1914.VII.I. Троицкое
    +
    
Каждое таинство, извне рассматриваемое, есть некоторое телесное действие, но такое, которое имеет в сознании безусловную ценность и святость. Что такое евхаристия?
    
— Еда, но такая еда, которая имеет абсолютную значимость, т. е. истинная еда. Евхаристия, по слову молитвы, есть «истинная пища» и «истинное питие» {976}. Значит, и физиология может иметь абсолютную значимость. К этому «богоядению— θεοφαγία» примыкает вкушение артоса... [определение его], просфоры [...], благословенного хлеба [...]—вкушение, имеющее священное, хотя и не абсолютное значение, так сказать божественно-ядение, θειοφαγία. Далее идет вкушение пищи в семье, за монастырскою трапезою—вкушение, которое рассматривалось как вид богослужения [ср. у Скабаллановича...]{977}. Далее—еда в обществе, но с молитвою. Далее—безмолитвенное пирование. Еще далее—пожирание буфетного пирожка.
    
Или, возьмем крещение. Что такое крещение?—Купание, βάπτισμα, lavacrum, омовение, но имеющее значение истины,— абсолютное омовение... Елеосвящение—лечение. Миропомазание— украшение [духи?], абсолютное умащение, косметика. Венчание—половое общение и т. д. Каждый ряд жизненных явлений упирается в символически воплощенную идею свою, в абсолютный корень свой, в «τό» явления—τό βρώμα, τό βάπτισμα, ή μίξις и т. д.
    
Табу = корван.
    
1914.VII.23. Серг<иев> Πос<ад> ночь 
    I
    
Дедукция идеи таинства.
    
Принцип изоляции. Этимология слова таинство и историческое разъяснение.
    
Дедукция (числа) таинств.
    
Дедукция обряда.
    
Этимология и историческое разъяснение слова обряд.
    
Извращения обряда. Типы болезней.
    
Дедукция основных начал обряда,—дедукция обрядов.
    
Дедукция быта и этимология.
    
Болезни быта.
    
{Без даты}
    
1)   Таинство и житейское действие.
    
2)    Обряд и житейское действие.
    
3)    Таинство и обряд.
    
4)    Что делается с душою после таинства.
    
5)    Что делается с телом после таинства.
    
6)    С душою после обряда.
    
7)    С телом » »
    
8)    Особые действия таинств и обрядов. Действие на кликушу. Богоявленская вода etc. Иконы, мощи...
    
1914. VII.27. Серг<иев> Πос<ад>
    Различие таинств и обрядов
    
Обряды—об-ряжают, об—т. е. кругом. Что? Таинства. Таинства, центр церковной жизни, об-ряжены, т. е. имеют подготовительные ступени, скорлупы, шелуху... в виде обрядов.
    
— Меня смущает то обстоятельство), что водоосвящение имеет характер таинства.—Ну да, ведь это и есть часть таинства—крещения.
    
Об-ряд, т. е. ряд (отдельных моментов), который идет кругом чего-ниб<удь)—таинства. Обряд лошади—упряжка. Обряд таинства—система действий литургических.
    
Таинства—сердце Церкви. А обряды самостоятельного значения не имеют, и лишь рама таинств.
    
Таинства—(трансцендентное){978} условие бытия о<бщест)ва и личности.
    
Число таинств—число «категорий» бытия—корней бытия.
    
Изучить греч<ескую> и иную терминологию таинств, обрядов etc.
    
1914. VI 1.29. Серг<иев> Πос<ад>
    Загадки
    
—    Задача религиозной помощи—в том, чтобы залечить душевные поранения души, душевные раны.
    
—    Это ты по Фрейду?{979} (Ведь) психоанализы все время говорят о травмах души.
    
—    Ничуть. Выражение τραύμα της ψυχής я беру из канона [? молитв] ко св. причащению... [Кан<он> ко св<ятому> причащению), 4-я песнь{980}.]
    
—    Вот как! Значит, психоанализы мало говорят нового?
    
1914.VII.30. Сергиев Посад
    О скорлуповатости сложения церковного, т. е. дедукция обряда
    
Таинство—соединение горнего и дольнего, земного и небесного, трансцендентного и имманентного. Чтобы быть таковым, оно необходимо имеет в себе земной момент; а т. к. чувственно только он и виден, то чувственно таинство было бы неотличимо от прочих явлений и вещей мира. Частица Св<ятого> Тела, капля Честной Крови, мазок, пятно св<ятого> мира, струя крещальной воды и т. д. и т. д.— все это не имеет внешнего знака на себе и потому, хотя и выделенное метафизически, однако, оставалось бы слитным эмпирически. Но культ есть метафизически-эмпирическое явление, и потому в самом эмпирическом его сложении должно быть нечто, что не только метафизически, но и в восприятии нашем разобщало бы его с миром, делало бы «превыше мирского слития»{981}. Другими словами, таинство должно не только быть трансцендентным, но и казаться, являться таковым. Для социального сознания это казание должно быть непреодолимо (ибо оно-то и составляет трансцендентальное условие социальности).
    
Для сознания же индивидуального казание такое должно быть лишь возможным,—т. е. таинство должно предрасполагать к (вере) восприятию своей трансцендентности, но не принуждать, ибо тогда не будет свободы веры, и тогда таинство будет для индивида лишь особым видом эмпирического же, от эмпирического вообще по природе не отличимым—и то, и другое равнопринудительные.
    
Это казание достигается чрез повторительность принципа изоляции, т. е. чрез столькратное внушающее повторение внешних изоляционных переотгородок от мира, что оно оказывается достаточным психологическим (?!) стимулом к дальнейшему продолжению этого процесса изолирования, уже внутреннего. Другими словами, внешне должно быть дано некоторое число членов изоляции аи а2> а3, ... д„, с η столь великим, чтобы воспринимающий понял принцип образования ряда и понял, как должны были бы быть образованы ап+ь ап+2, ап+3, ... и что ряд бесконечен, теперь уже актом веры мог бы перейти к пределу.
    
Пределом ряда отделений от мира служит трансцендентное. И если, гносеологически, трансцендентное определяется сознанию как предел ряда отделений, то психологически оно дается как система ряда изоляций, вообще различного по числу изоляций, смотря по тому, в какое время, кому, и какое именно трансцендентное, и при каких условиях дается. Разумеется, чем превыше от мира сам субъект таинства, тем менее может быть изоляций; чем он крепче врос в мир—тем их необозримо более. В пустыне изоляций требуется менее, чем в селе, а в селе— меньше, чем в городе провинциальном, а в гор<оде> провинциальном меньше, чем в столице. Больному их требуется менее, чем здоровому, умирающему—менее, чем больному. При опасности— менее, чем в благополучии. Отшельнику—менее, чем мирянину и т. д. и т. д., святому менее, чем грешнику. Но принцип остается все тот же: повторность изоляции как трансцендентальная схема трансцендентности.
    
Таким образом таинство (вообще вся церковная жизнь) получает скорлуповатое сложение, делается подобным пасхальным яйцам, вложенным одно в другое: тогда то последнее, которое находится внутри всех, будучи, положим, 30-м или сороковым, и практически недоступным вне прохождения всего ряда для верующего сознания, оказывается схемою абсолютно недоступного, но воплощенного в доступном. Все дело в том, чтобы вовремя остановиться на надлежащем номере и, ибо если η слишком велико, то слишком большая трудность достижения ап создает в душе чувство непреодолимой трудности, и таинство будет казаться не трансцендентно-имманентным, а просто трансцендентным; если η слишком мало, то не получится впечатления перспективы бесконечности, чувства дали, как обертонов а п, и тогда таинство будет слишком доступным, фамилиарным, покажется просто имманентным. N должно предполагаться социальным сознанием и потому, так определенное, соответствует нормальной (т<ак> сказ<ать>, не близорукой и не дальнозоркой) психологии. Вот почему и, будучи трансцендентальным условием бытия общественного (общества), защищается обществом, как начало жизни, и покушение на него, на изменение его, в данное время и в данной стране необходимо рассматривается как потрясение основ, глубочайших корней общества...
    
Поясню конкретно, что я разумею под скорлуповатым сложением церковной жизни, отметив при этом заранее, что т. к. эмпирическое находится во времени и в пространстве и координатами временно-пространственными определяется, то значит и ряд изоляций должен быть двоякий:—из перегородок в пространстве и перегородок во времени.
    
Государство, обособленное от другого государства своею границей,— вот первая кора изоляции. Затем идет изолированность города, села и т. д. от окружающей «инертной» (безразличной) религиозно среды—леса, поля и т. д. В городе или селе изолируется церковная земля—чрез ограду церкви, περίβολος. В ней—храм чрез стены его; в нем—амвон и перегородки, алтарь, иконостас, в алтаре—престол. На престоле—антиминс с илитоном. На антиминсе—чаша и дискос, содержащие Св(ятые) Дары.
    
То же и во времени. Ряд запретительных мер принят для того, чтобы уединить моменты священнейшие—от священных, а священные—от мирских—мирские же—от греховных. В сущности, вся служба представляет собою систему таких изоляционных перегородок. Задача культа в том, чтобы ни в пространстве, ни во времени участник культа не соприкасался сразу с самим таинством; разница потенциалов тут так велика, требуемый диапазон внутренней жизни так широк тут, что от внезапного перехода внутреннее ухо тут оглохло бы, произошел бы какой-ниб<удь> внутренний вывих, и прежде всего он произошел бы оттого, что таинство не было бы воспринято как таинство («не оттого ли многие из вас и болеют?» Ап. Пав., к Кор.){982}. Но требуется постепенно подымать внутреннюю жизнь от ее обычного напряжения к тому, особому, и это достигается чрез раздробление всего интервала, имеющего быть пройденным как во времени, так и в пространстве, на ряд отдельных интервалов,—чтобы душа не прыгала из пропасти вверх на вершину и сверху в пропасть, а восходила к вершине и нисходила в священном месте и в священные времена (сроки) по лестнице, состоящей из η ступенек. Эта лестница есть обряд. [Об этимологии слова обряд. Об-ряд—об-ряжение таинства.] Обряд «столь же» необходим, как и таинство.
    
Задача таинства—потрясти душу, чтобы этим потрясением залечить τραύματα της ψυχής. Но это потрясение само могло бы разбить душу вдребезги. Задача же обряда смягчить это! удар, направить его наиболее целесообразно, так, чтобы он не пришелся мимо того места, куда надо ударять, или, напротив, не был слишком силен. Обряд размеряет действие таинства. Посему понятно, что таинство, как источник энергий, непреложно, обряд же, как регулятор ее—в высокой степени пластичен, гибок, приспособляем к условиям места и времени, сохраняя от века к веку (лишь) общие основные линии своего принципа (?), и сокращаем и развиваем в зависимости от данных условий общественной жизни и даже индивидуальной души. <Сбоку карандашом написано}: [Церковь—маяк. Таинство—источник света, обряд—совокупность рефлекторов для направления света, куда нужно.] Отрицание обряда столь же опасно, как ή абсолютизирование его: первое ведет к извращению действия таинств и, следовательно, к прелестному состоянию (протестантство) (фамилиарность с таинством); второе же — к бесконечному удалению таинств, к заслонению их обрядом и потом к одеревенению (как редиска) душевной жизни, к обеднению ее духом (католицизм), к оплотянению (отвлечению от таинств).
    
1914.VIII.2. Серг<иев> Πос<ад>. Ночь на 3-е
    (К началу этой заметки)
    
Система изоляций напоминает систему шлюзов, постепенно повышающих уровень воды и притом без слишком большого усилия. Если же разность уровней окончательная не дробилась рядом шлюзов, а осуществлялась сразу, то никакая перегородка не выдержала бы напора воды. Так и в таинстве. Душа не может вынести слишком большого скачка напряжения среды таинства, если не станет переходить к нему постепенно: этими-то шлюзами служат мистические изоляции...
    
Далее: О ритмичности изоляций. Дедукция ритмичности из идеи Церкви, как единого источника, определяющего частные проявления священного мира. Церковность—как сплошной ритм.
    
См. далее на отд. листке.
    
1914.VII.9. Село Троицкое {983}
    +
    
Читая правило ко св<ятому> причащению или какие-либо другие каноны, слышишь внутренним ухом топот пляшущих ног.
    
Ритмически выступают песни канона, ритмически идут ирмосы; ритмическими сокращениями сердца бьются «припевы канона». Самый текст ирмосов глубоко и насквозь ритмичен, заканчиваясь и ударениями одинаковыми. Интересно было бы выяснить ритмическую и метрическую структуру и темпы (ибо темпы явно различны в различных канонах) и размеры ирмосов. Вся служба и в мельчайших своих движениях, и в циклах дня, недели, года и т. д. бьется ритмически. Можно сказать:
    
Что же такое культ?—Чистый ритм.
    
1914. VIII.2. Ночь. Серг<иев> Πос<ад>
    
Из чего в основе слагается ритм? Из системы изолирующих перегородок; ритм церковной жизни есть иное выражение ее слоистости, ее скорлуповатости, ее концентричности. Они-то, эти скорлупы, и располагаются ритмически, ибо иначе они не давали бы впечатления системы, чего-то целого, организованного, а производили бы впечатление случайных препятствий. Праздники—это те же паузы жизни; но и те, и другие располагаются ритмически, т. е. образуют систему, являясь звеньями единого целого—церковности—а не случайными бессвязными перерывами действительности. Священное узнается по его ритмичности; иначе мы не могли бы узнать, принадлежит ли оно церковной жизни, или нет, и стало быть не могли бы определить (узнать об) его священности. В сущности, дается как священная лишь одна величина—Церковь—и все остальное— в ней и чрез нее.
    
1914.VIII.1. Сергиев Посад. 1914.ΙΧ.21 
    Разные виды божественной парусин
    
ЕЛЕЙ 
    
1) Просто елей (за христианским обедом возливается в чашу крестообразно; в христианском быту, как средство умащения и т. д.; монастыр<ский> быт— все благословляется порознь). Елей—как дар Божий. Благословляется за обедом и т. д.
    
2) Елей от лампады у иконы. Им помазывают.
    
3) Елей, благословенный во время благословения хле< бов, после литии. Елей нарочито благословляется.
    
4) Елей, освящаемый при крещении и для крещения— «животворящее помазание» (мол<итва> по облачении св<ятого> крещения){984}. Им помазавается вода и крещаемый.
    
5) Елей, освященный во время таинства елеосвящения, τό εύχελαϊον. Елей с вином, «молитвенный елей»{985}.
    
ВОДА
    
1) Просто вода, как средство омовения и т. д. в христианском быту. Вода—как дар Божий («сестрица вода» по Франциску Ассизскому){986}.
    
2) Вода священных источников, напр<имер> преп. Серафима и др.
    
3) Вода малого водоосвящения, малая агиасма, то μικρόν άγιασμα.
    
4) Вода великого водоосвящения, великая агиасма, τό μέγα άγιασμα. Богоявленская вода.
    
5) Вода для крещения в таинстве крещения, «баня пакибытия» {987}—божественные ложесна—παλιγγενεσία.
    
вино
    
    
1) Просто вино, как напиток, в христианском быту. Вино как дар Божий благословляется.
    
2) «Теплота», «эапивка» после св<ятого> причастия.
    
3) Благословенное вино, освященное во время благословения хлебов.
    
4) Вино при бракосочетании—общая чаша.
    
5) Чаша Преждеосвященной литургии.
    
6) Святая и Животворящая Кровь Христова.
    
ХЛЕБ
    
1) Просто хлеб, как средство питания, в христианском быту. Благословляется упещися.
    
2) Просфора, как хлеб священный, но еще не освященный, имеющий священное изображение и предназначение.
    
3) Освященная просфора.
    
4) Благословенный (после литии) хлеб.
    
5) Антидор.
    
6) Артос.
    
7) Святое и Пречистое Тело Христово.
    
ПШЕНИЦА
    
1) Просто пшеница,—как семена для посева, как пищевой продукт и т. д. в христианском быту. Пшеница как дар Божий.
    
2) Сочиво.
    
3) Кутья заупокойная.
    
4) Пшеница, освященная во время благословения хлебов после литии.
    
5) Пшеница, освященная во время таинства елеосвящения.
    
СОЛЬ
    
1)) Молитва над солью.
    
2)) Четверговая.
    
БЛАГОУХАНИЯ
    
1) Просто духи и благоухания, в христианском быту, как средство косметическое, антисептическое, лечебное. Цветы, запах цветов. Благовонные вещества как дар Божий. Молитва на благословение духов.
    
2) Духи и эфирные масла, подливаемые в елей для помазания после полиелея.
    
3) Ладан и другие благовонные курения при богослужении (тут опять свои ступени священности и значения).
    
4) Св<ятое> миро.
    
ВОСК
    
1) Воск как средство освещения, в христианском быту.
    
2) Воск при крещении, для заделки в него волос.
    
3) Свечи в разных смыслах и в разной степени священности, употребляемые при оогослужении.
    
4) Четверговая свеча.
    
5) Свеща богоявленская—«свечи».
    
6) Воскомастика при освящении престола.
    
МЕД
    
1) Мед в христианском быту, как дар Божий.
    
2) Мед в сочиве, в кутье и т. д.
    
3) Мед при панихидах, на кануне.
    
4) Таинственное—некромантическое—значение меда.
    
1915.ΙΧ.29. Переяславлъ Залесский
    +
    
Обряды—пути к таинствам, а таинства—ворота, входы в иной мир, в трансцендентное, в святое.
    
Обряды—шлюзы, которыми постепенно повышается уровень благодатного восприятия (а не самое еще воспринимаемое).
    
Обряды—ряд изолированных скамеек, постепенно повышающих потенциал и позволяющих, потому, невредимо подойти к страшному и опаляющему огню Божественной энергии.
    
Она—единственна—благодать одна; спасение одно—восстановление. Но, преломляясь в человеческом естестве, с его функциями, она дробится по числу этих функций на особые дары. Функции окрашивают дар благодати Божией. И потому таинств столько же, сколько и функций, т. е. 7. Это—7 лучей благодати.
    
ВЛАСТЬ
    
1) Пострижение власов на<д>
    
2) Молитва над сановником (Сим<еон> Сол<унский», читаемая после коронования (Хр. Чт. 1915. Июнь, стр. 744, прим. 18){988}.
    
3) Освящение путешествий, предприятий, торговых дел, отплытий по морю, наступлений и оборон военных,
    
гладов, нестроений, незадач всякого рода, трусов, поветрий, эпидемий... гражданственности, школы...
    
4) Отрицательные освящения: анафематствования.
    
5) Чинопоследование на связывание преступников.— Издал Дмитриевский{989}.
    
Освящение времени; остановки времени.
    
1914.VI1I.10. Серг<иев> Πос<ад>
    
Теософическое ПЛАН; у Дж. Пордеджа—ШАР, globus (?); в иных книгах—СФЕРА (см. напр. А. Безапт,— «Древняя мудрость», пер. Е. Писаревой, 2-е изд. <СПб., 1913), стр. 30 и др.); у Лейбница и др. globus (напр., globus intellectualis). Еще—«мир» (у Достоевского), «миры».
    Имена. Слово
    
1914. VIII.23. Серг<иев> Πос<ад>
    
Когда видишь написанное или напечатанное название заразительных болезней, то невольно сторонишься от данной
    
    Смысл церковных таинств и их действие на человека
    
     
      БЛАГОДАТЬ
      КРЕЩЕНИЕ
      МИРОПОМАЗАНИЕ
      ПРИЧАЩЕНИЕ
      ПОКАЯНИЕ
      БРАК
      ЕЛЕОСВЯЩЕНИЕ
      СВЯЩЕНСТВО
     
     
      Смирение
      Организм омывается.
      Организм украшается (одевается Духом).
      Организм питается. Рост, ассимиляция.
      Организм выявляет себя для других, вовне, в слове
      Организм вступает в единение с другим организмом и рождает.
      Организм лечится от болезни,— самоисправление его.
      Организм получает власть над другим.
     
     
      Верхний предел и нижний предел
      Освящается плоть ибо греховность—именно во плоти).
      Освящается мысль, νους, движения внутренней жизни. Дом, жилище.
      Дается «истинная пища и истинное питие»{990}. Абсолютное питание.
      Дается самосознание и самопознание—а оно в слове, коим совершается акт объективации себя для себя и для других.
      Дается истинное совокупление и истинное чадорождение
      Дается способность исправлять болезненные функции организма. Освящается лечение. Духовное и телесное 
      Дается власть, авторитет. Освящается принцип власти. Царство как чин. Начатки церковной власти—тайнодейсгво, ибо власть не мыслится просто внешней.
     
     
      
      
      
      
      
      
      
      
     
     
      
      Очищается родовое начало от скверны (к нему экзорцизмы и обычные экзорцизмы. Молитва жене родильнице){991}. Плоть сама есть одежда.
      Очищается личное начало. Пдёжда, благоухание. Наука, духовная жизнь.
      
      Восстановление (местное) равновесия внутреннего, психического.
      
      Восстановление (местное) равновесия внутреннего, духовного.
      
     
    
    
    
Продолжение
    
надписи,—есть явное ощущение его заразительности. Когда читаешь названия ядов,—кажется, что кусочек бумаги отравляет. Когда читаешь о преступлениях—тогда делается страшно оставаться в комнате наедине с бумагой, на которой преступление описывается.— Вот общечеловеческое явление и оно, вероятно, остаток, рудимент от древнего, общечеловеческого мистического ощущения слова — слова как мистической энергии.
    
1914.ΙΧ.5. В поезде, за Воронежем, по дороге в Тифлис
    Изоляция иерурга
    
Ковер, подстилаемый священнику во время литии, во время чтения св<ятого> Евангелия, на полиелее, во время молебнов и панихид и других богослужебных действий; ковер, постланный пред престолом; епископский орлец—это не знак почета и не условие комфорта, но изолятор, и следовательно, не имеют ничего общего с коврами, подстилаемыми именитым богомольцам или больным прихожанам. Священник, как теург, изымается из сферы всенародной, изолируется. Под ногами ковер изолирует от пола; кругом всего облачение—изолирует от окружающих. В иных случаях к сему присоединяется еще иконостас и завеса. Таким образом, изъятый из мира, священник делается трансцендентным народу, «в мире—и не от мира»{992}. Принимающий таинство, воспринимающий священнодейственную энергию богомолец тоже временно изымается (но не так глубоко, как священник): «подушка» при венчании, вступление на амвон и на ковер при причащении и на ковер—при исповеди и проч.— это средство мистического отъединения богомольца от среды. Вот почему подстилка ковра почетным лицам есть не только неудобное в церкви высказывание предпочтения, не только неравенство и несправедливость (всеобщая беда), но и, более того, извращение смысла христианского обряда. Это, в церкви, такое же «восхищение недарованного»{993}, как если бы священник становился бы на горнем месте или подстилал себе орлец, т. е. усвоил себе высшие степени изоляции и превысил бы тем дарованную ему ступень трансцендентности.
    
1914.IX.21. Серг<иев> Πос<ад>{994}
    
Эти изоляции иерурга — суть восхождения его горе, некие духовные воспарения его. Но каждый возлетает лишь до той сферы, до которой ему свойственно. Попытка же проникнуть за ему определенный круг вводит его в воздух столь разреженный, в среду столь утонченную, что он задыхается там и с опаленными крылами низвергается в удолия земные.
    
1918. V.1
    
И, как Икар, опалив крылья, низвергается он в пучину— хаоса и духовного бесформия.
    Подстилка-изоляция
    
«Хотя, по чиноположению, не указано под ноги обручаемых подстилать чего-либо, но, по допущенному Церковию обычаю, они становятся на шелковую ткань, чем выражаться может то, что они, будучи сами как бы веществом таинства, отделяемы бывают от всего мира для сочетания пред Богом и ставятся особо на земле. При этом обычае розовый цвет, как цвет зари и обновления жизни в природе, избран самим обычаем, повидимому, не случайно».
    
(Вас. Арсеньеву—О символизме православного богослужения. В таинстве брака. «Душеп<олезное> чтен<ие>», 1891, <часть> III, прим., с<ентябрь>, стр. 67).
    
1914.IX.16. В поезде. Курск 
    Таинство и вещество
    
В последовательности освящений восходит до степени таинств вещество, но не индивидуально-обособленные элементы. Елей, ароматы, вино, хлеб,—это бытие не индивидуализирован ное. Пшеница могла бы быть признанной за индивида—в качестве «зерен», «семян»; но она входит в действие таинств именно как пшеница, как «зерно», как материал для пищи. Итак, освящается вещество. Напротив, субьект таинств—обособлен в высочайшей степени, ибо он—лицо. В некоторых случаях освящаются пчелы, скот и т. д. или, отрицательно, мыши, насекомые и т. п., запрещаемые и удаляемые. Но и тут и те, и другие освящаются как условия жизни человека, как стихии и среда, т. е. не сами о себе.
    
Спрашивается, что совсем не восходит до степени таинства?—Сыр, масло (молоко), мед, фрукты, мясо, тесто иных видов, нежели хлеб; все это освящается, но не высшими освящениями.
    
Вовсе отсутствуют: кровь и семя—вещества (?) сами в себе таинственнейшие и всегда бывшие центром естественных, природных мистерий (таинств) и в магических операциях.
    
449
    
Песок, камни, дерево и т. д.—все это освящается не само в себе и даже не в отдельности, а лишь как совокупность—в виде здания—опять-таки как условие жизни человека. Иными словами, во всех этих случаях истинно-освящаемы<м> оказывается сам человек—владелец стад, роев, зданий и т. д.
    
1914.IX. 18. Серг<иев> Πос<ад>
    +
    
По Шеллингу, пространство) и время—не разное, а одно, но в разных направлениях {995}. Значит, ритм во времени и система изоляций в пространстве) культа—одно. Вывести из единого начала необходимость ритмического расчленения культа во времени и систематических изоляций—в пространстве. Что это за начало? Трансцендентное... <2 нрзб.>—расчленение. Ритм расшатывает эмпирические связи, завоевывая по частям время и давая ряд ступеней в отрешении от эмпирии. Изоляция знака (2 нрзб.> Прерывность. И ритм и изоляция есть начало прерывности. Трансцендентное как скачок, разбиваемый на ряд скачков во вр<емени> и в пр(остранстве).
    
1914.ΙΧ.18. Ночь. Сергиев Посад
    +
    
Самое понятие о диалектике и диалектическ<ом> методе у Платона не есть ли заимствование из посвятительных церемоний? Ведь во всяком культе, по мере проникновения, символ углубляется, кажутся новые и новые слои и смыслы, как в диалектике. Замечательно, что у Сократа метод не был диалектическим! Платон, введя и идеи, ввел и диалектику. Рассуждая мистериально, диалектика есть тот путь, которым дается возможность созерцать φαντάσματα δγια, т. е. ιδέας{996}.
    
1914.ΙΧ.26. Сергиев Посад
    +
    
В церкви думалось:
    
В храме всюду выдержано начало изоляций. Амвон и т. д. и т. д.—все это вносит разделение, обособление, есть шлюз. Престол, на нем два облачения, сверху еще покров, затем илитон, антиминс и т. д. Каждое касание к престолу—опятьтаки обособляется, выделяется, изолируется поклоном, крестным знамением.
    
Что такое культ, как не род оборонительного жеста (апотропенческого{997} жеста), которым все изолируется глубже и глубже.
    
Высокий потенциал благодати в церкви чувствуется мало по причине постепенного повышения своего. Но стоит несколько недель не быть в церкви и сразу войти в храм во время богослужения, чтобы духовная атмосфера храма показалась раскаленной.
    
19I4.XII.22. Ночь{998}
    +
    
Мое давнишнее наблюдение. Как запоют «Иже херувимы», так подымается таинственный вихрь, дующий снизу вверх, и он уносит из эмпирий меня, служащего. С этого момента я перестаю быть, как все и со всеми, и делаюсь иным, и пребываю в ином месте. Это—полная изоляция. Ощущение такое, что всю службу подымаешься-подымаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее. А как дойдет до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире. Но как попадаешь обратно—на землю, мне неясно.
    
1914.Х.7. Серг<иев> Πос<ад>
    Для трансцендентности термины церковные.
    
Сколько их, и все не изучены. Это те же <2 нрзб.> духовный; умный; премудрый; словесный; разумный; пренебесный; мысленный; выяснить соответствия этих терминов славянск<их) греческому.
    
Трансценденция
    
«устранимся [суетнаго ] мира, ум на небеса преложше» (Акаф<ист> Б<ожией> М<атери>, ик<ос> 8){999}.
    
1914.Х.9—10
    Культ +
    
Что такое культ?—
    
Культ есть система тайнодействий.
    
Понять известный культ—это значит: понять тайнодействия, его составляющие, и, второе, уразуметь, в чем начало их системы.
    
Надо дедуцировать из некоего общего начала расчлененность культа в пространстве) и во времени, т. е. понять связь принципа ритма и принципа изоляции.
    Культ +
    
За чтением книги:
    
О. Rank и Н. Sachs,—Значение психоанализа в науках о духе{1000}.
    
Все это, м<ожет> б<ыть>, и так, т. е., другими словами, довольно красиво сказать и так. А если все—так, жить-то без культа и без «мифа» нельзя; а для того, чтобы жить с ними,— нельзя не верить в них так, как, опять-таки, верует Церковь. Иначе говоря, жизнью устанавливается Церковь, а Церковью— известный способ понимания ее. И без этого нельзя жить, по тому же психоанализу, без этого всего получится уже явление невроза. Для здоровья нужно быть в Церкви; а чтобы быть в Церкви—надо веровать по-церковному.
    
Психоаналисты думают, что они под Церковь подкапываются, а на деле они паки утверждают ее. А если продолжают утверждать свое, то ложно их учение. И, стало быть, психоаналистов послушаем, а думать-то будем по-старому.
    
1914.XII.21
    
Психоанализ объясняет происхождение религии чрез задержку и отсюда происходящую сублимацию пола. Но, спрашивается, что же задерживает пол?
    
Если бы это было само собою, то не надо было бы задержки и не было бы религии-сублимации. Если это не само собою, то должна быть система представлений и правил, производящих задержку пола. Но что такое подобная задержка, как не религиозные заповеди. Итак, для объяснения религии должна быть уже религия, хотя, быть может, и в иной, чем данная, форме. Объясняется одна религия—чрез другую, т. е., другими словами, дедуцируется необходимость известного религиозного процесса, в котором религия меняет свою форму. В конце концов, получается, что пол тоже, наряду с другими факторами, дает свой отблеск на религиозные представления и установления. Но кто же об этом ничтожном выводе спорил?
    
Положение дел таково:
    
а) есть пол,
    
б) есть религия,
    
в) пол ≠ религии.
    
Следовательно, надо, по мнению психоаналистов, вывести религию из пола. Но т. к. она заведомо не есть пол, то, для возможности такого выведения, нечто не половое надо добавить к полу, чтобы вышла из него религия. Это «нечто» — совсем не полового характера. А т. к. именно из него объясняется религия, то, следовательно, это «нечто» должно быть охарактеризовано как некая ПРА-РЕЛИГИЯ. Назвать ли ее «задержкой», как психоаналисты, или «первобытным откровением», как богословы,— это совершенно безразлично, ибо во всяком случае за нею остается не-половая и, следовательно, собственнорелигиозная природа.
    
Вы говорите все свои теории о религии с высоты 100 верст над землею. Но там ли вы, на самом деле? Если не там, то кто же поставил вас судьями народов? И чем гарантируете вы свою беспристрастность? А если вы мните, что вы там, то объясните, как это можно? Как возможно, чтобы, при половом характере всех теоретических воззрений человечества, именно ваши оказались каким-то исключением? И не проще ли, чем все объяснять полом, взглянуть сначала на себя и подумать об испорченности своего воображения?
    
1914.ΧΙΙ.26. Серг<иев> Πос<ад>
    +
    
Видение пр<орока> Иезекииля на реке Ховар{1001} исследователями сближается с ассирийскими керубами и с храмами. Но не есть ли это настоящее видение каких-либо литургических реальностей, рассматриваемых в плане эфирном?! Другими словами, не есть ли вообще видение—видение в эфирном плане того, что каждый может видеть не-эфирно на земле?
    
1914.XII.29.
    
1915.IV.7. Серг<иев> Πос<ад>
    De morte humanistarum О смерти великих 1
    
«С вечера 24-го марта Бетховен лежал без сознания и тяжело хрипел. Это было потрясающее зрелище для немногих друзей, которые попеременно дежурили у его постели... Два дня длилась страшная борьба; катастрофа как будто отдалялась... Вдруг во время сильного удара грома умирающий внезапно выпрямился, угрожающе сжал руку в кулак и, упав навзничь, испустил дух» (П. Беккер,— Бетховен. Пер. с нем. Г. А. Ангерот под ред. Д. С. Шор. М., 1913. (Вып. 1-й). Стр. 57—58).
    
Умер в гневе. На кого? На что?
    
«Он, разрешивший было загадку сфинкса, стал, в конце концов, жертвой рока. Конечно, он сознает, что исполнил свой долг человека и художника. Но им овладевает теперь обессиливающее чувство бесполезности всякого стремления. Он постигает вечную смену явлений. И, умирая, устало шепчет: «Plaudite amici—comoedia finita est»»{1002} (id., стр. 82).
    
Героический подвиг жизни оказался «comoedia»! Только? Покорность року кончается кулаками; высшее—пустотою!
    2
    
В предсмертных словах Гёте—«Свету, побольше свету» — обыкновенно видят что-то «просветительное», какой-то символ необходимости «просвещения». Охотно готовы это восклицание связать с:
    
«Сейте разумное, доброе, вечное...»{1003}
    
и т. п. пошлостью. Но, увы, это совсем, совсем не то. Неужели в этих словах не слышится вопль, томление, тоска, ужас?.. «Мне свету, ибо... я во тьме». Гёте стал погружаться во тьму—и возопил о свете. Какую? Не «тьму» ли «внешнюю»? И когда она хлынула в душу, затопляя безумием, Гёте запросил свету духовного, которым пренебрегал всю жизнь. Кажется, Гёте всю жизнь был слепым—и умер слепым стариком, вещим, но не зрячим.
    
1914.XII.29. Сергиев Посад. Переписано в поезде 1915.IL8
    
Титаническое — это из Земли выросшее. Титаны—чада Земли. Понятно, что выросшее—это эманативное и потому безликое.
    
Безликое притязает на место Лица, ибо не понимает, что есть лицо и что оно есть.
    
Безликое все представляет как ούσία и как эманацию. Иного оно и помыслить не может,—ибо оно само безлико. В этом-то и состоит его слепота{1004}
    
    
    
Это—совсем не то, что Диавол, который личен ή борется против Лица, как такового. Но сам он не имеет ούσία. Но Диавол пользуется чужой усией и служит для нее <> {1005}, возбуждая ее против Творца. Тктаническое право, по-своему, ибо борется против сущностного Лица, считая и себя таким же, не менее. Но Диавол и по-своему неправ, ибо борется с Лицом из зависти, не считая его таким же, как и сам он. На титаническом лежит роковая слепота, допускающая разрушения, у Диавола же злобное упорство, не имеющее выхода. Титаны вопрошают, не всюду ли
    
     
      
«Гeи (ль) творческие тайны?», 
      
(Вяч. Иванов) {1006}
     
    
    
а Диавол же просто говорит «нет».
    
1915.ΙΙ.8
    
Борьбою с диавольским началом в человеке занята теодицея, борьбою же с титаническим—антроподицея.
    
1914.ΧΙΙ.29. Ночь. Серг<иев> Πос<ад> Переп<исано> в поезде 1915.II.8]
    
Начало титаническое, пока оно только хочет что-то сделать—благородно, высоко, прекрасно <в записи 1915.II.8: «величественно»). Но замечательно, что лишь только оно осуществит себя до конца, как оно оказывается мерзким. Оно, как бытие,—от Бога. Почему же плоть <1 нрзб.>? Воля резвится, горячится, злоба, кровь, etc. Не следует ли отсюда, что титанум и должен оставаться потенцией, напряженный—как двигатель чего-то другого, но переход его в иное, в реальность для него противоестественен. Это видно в поле.
    
1914.XII.30. Сергиев Посад. Переписано в поезде 1915.11.8
    Титаническое +
    
Титаническое разрешается или, точнее, умиряется в таинствах. Шире,— оно умиряется в богонисхождении и, еще определеннее,—в боговоплощении. Во Христе (т. е. Христом, чрез Христа, о Христе) титаническое приводится на свое место, вправляется в сочленение свое. Как?—не тем ли, что тут Божество делается страдательным и аффект мощи, Wille zum Macht{1007} пред Богом и над Богом, находит свое удовлетворение. Да, именно аффект, ибо титаническое безумно и безлико, и объяснить ему нет возможности.
    
Растерзав Христа, человечество сорвало свой гнев на Бога,—и потому во Христе (Христом) примирилось с Богом.
    
Евхаристия, т. е. возвращающееся периодически богоубиеиие, богозаклаиие и пролитие Божественной Крови, есть условие равновесия титанического начала в человечестве: восстающий гнев удовлетворяется Богом.
    
1915.ΙΙ.8
    
Только евхаристия может приводить в равновесие противоборствующие ипостась и усию в человеке.
    
1914.XII.30—31. Ночь. При свете лампады.
    
Переписано 1915.ΙΙ.8. Поезд. Около Петрограда 
    +
    
«Титаническое начало не грех, но ведет ко греху».
    
— Всегда ли?
    
«Нет. Ибо и добро осуществляется на почве стихийной силы—на начале титаническом. Это начало — потенция всякой деятельности».
    
1915.11.22. Ночь. Ночное дежурство, санитарный поезд
    Титаническое +
    
Все таинства суть окружение; условие или следствие,— таинства таинств,— евхаристии, т. е. богозаклания и богоядения. Другими словами, все таинства должно рассматривать как обрамление, как обряд евхаристии, евхаристию же—как сердце всей церковной жизни.
    
Вот почему, если евхаристия направлена на умягчение именно титанического начала в человеке, то, значит, и вся иерургия имеет не иную цель, хотя бы это непосредственно и не было видно с полной ясностью.
   
   
    
     
1915
    
    
1915.1.5. Серг<иев> Πос<ад>
    Время и праздники
    
Праздники[1008], разрывая монотонный поток времени, дают чувство длительности и позволяют осознать и измерить внутренним чувством время. Для нас время есть потому, что есть праздники,— время конструируется системою праздников, ритмом праздников. И, кстати сказать, современное нивелирование праздничных служб, выравнивание всех их по одному шаблону, ослабление индивидуальности праздников ведет к тому, что и самые праздники теряют остроту перерыва будничного времени, теряют свою соль—делать время и, стираясь, превращаются или, точнее, имеют стремление превратиться в монотонный и бесцветный ряд, не представляющий точек ярких и приметных. Праздник есть пауза будничного потока жизни. Но что есть праздник? Т. е. не должно ли быть праздников меньшего размера, чем обычно полагают, не суточного, а часового и т. д. Конечно. Всякая церковная служба есть праздник. Всякая молитва есть праздник. Обед, напр<имер>, предваряется и оканчивается маленьким праздником. Всякое крестное знамение, всякий вздох к Богу, наконец, есть тоже праздник. Всякое вторжение потустороннего в посюстороннее есть праздник, когда он исходит <от Бога).
    
Праздник дал ритм жизни, а ритм дал сознание. (Далее говорить о пространстве—со-положения в пространстве; потом о времени—со-последования во времени) бинары двух типов.
    
1915.II.8. Петроград. Переписано 1915.11.10. Сан<итарный> поезд
    Праздники +
    
Сегодня воскресенье. Не пришлось служить, не был в церкви. На душе пусто и нехорошо. Праздники—эти паузы жизни— вносят в непрерывный, слитно-текущий ток вещей начало расчленения, начало ритма. И этим расчленением жизнь делается узором, мелодией.
    
Без праздников жизнь аритмична, расчленения случайны, без внутреннего Логоса. Но снять и эти случайные паузы, расчленения—и тогда, жизнь слышится как неартикулированный звук, как сплошной вой.
    
Речь делается речью именно чрез молчание, привносимое в звук,—гласные,—ибо молчанием, согласными, паузами, перерывами звука производится артикуляция. И мелодия делается мелодией от молчания, присоединенного к вою. И узор делается узором лишь чрез разрывы сплошности света. Всякая артикуляция, всякая расчлененность есть плод некоторого содержания и разрывающего его отрицания этого содержания. Молчание вносит в звук закон, внутренний разум данного содержания, его Λόγος. Другими словами, отрицание данного содержания есть условие его умности. Так, кружево есть кружево, ибо в нем дыры, т. е. отрицание нитей. Определим кружево. Не нити, а дыры делят кружево.
    
В отношении к нашей жизни расчлененность ее определяется тем, что не есть наша жизнь. А т. к. наша жизнь есть все, эмпирически взятое, то условием ее умности может быть ничто,—ничто эмпирически. Но т. к. эмпирически эмпирического ничто нет, и все, что есть, есть нечто эмпирическое же, то расчленяющее начало жизни есть начало трансцендентное. Но трансцендентное должно вступать в связь с эмпирическим и быть как-то определимым эмпирически, причем это определение не определяет его как начала трансцендентного. Другими словами, расчленяющее начало жизни может быть лишь символическим образом трансцендентного. Каждый вид эмпирического бытия дает свой символ трансцендентного; следовательно, расчленяющее начало является в стольких видах, сколько есть основных типов бытия эмпирического. Но, далее, бытие эмпирическое, прежде всего характеризуется как бытие временно-пространственное: в этом-то его эмпиричность. Следовательно, трансцендентное в образе времени и трансцендентное в образе пространства—вот основные два расчленяющие начала жизни. Иначе говоря, основными расчленяющими началами служат: трансцендентное время и трансцендентное пространство. Трансцендентное время—это праздник, трансцендентное пространство—это храм. Эти оба начала могут потенцироваться: в празднике м<ожет> б<ыть> праздник и в храме— храм. Но везде сохраняется один и тот же основной характер: символ высший тождествен по образу с символом низшим, но изолирован от него линией раздела, непреступаемой без нарушения самого начала жизни. Преступать линию раздела праздника и храма в какой угодно степени их усиления—это значит лишать жизнь ее структуры, лишать жизнь ее логоса, лишать жизнь ее умности—т. е. отрешаться от разума жизни и тем, от своего разума. Пройди сквозь царские двери, и лишишься разума, убьешь себя. Тогда жизнь, потеряв свои расчленения, делается слитной, скучной, однообразной. А далее, т. к. воспринимается и осознается лишь разнообразие, лишь расчлененность, <то> {1009} такая жизнь уходит из сознания, делается несознательной, неразумной. Без расчленений нет и сознания жизни.
    
Время и пространство—условия являемости жизни, но между собою нераздельные. Такими же условиями являемости трансцендентного служат праздник и храм, тоже между собою нераздельные. Но как время и пространство суть только условия являемости <жизни) {1010}, но не сама являемость, так же храм и <праздник> {1011}—условия являемости трансцендентного, но сами не явление трансцендентного. Являемость есть сама жизнь, и являемое трансцендентное есть жизнь, сделавшаяся символом. Это—культ.
    
Основные функции жизни определяют собою и основные направления культа. Корни культа—это таинства. Культ— окружение таинств, рамы, чрез кои или посредством коих таинственность таинств осознается,—это обряды, обряжающие таинства. Обряд—это ряд не трансцендентных действий, имеющий направление такое, что в совокупности он мыслится как тело таинства. В строгом смысле слова таинство f вхаристии есть Самое Пречистое Тело и Самая Пречистая Кровь Госп<ода> И<исуса> Х<риста>. Но для эмпирическ<ого> сознания они являются только как хлеб и вино, и надо довести до сознания, что это не так. Изъявление того, что «это не так», что это не <хлеб>{1012} и вино, но Тело и Кровь, есть обряд. Он обряжает таинство для осознания, ведет к таинству, сам не будучи таковым.
    
1915.11.21. Санитарный поезд
    
Для статьи «Не хищением непщева» {1013} обязательно сделать введение на тему последней лекции из курса по «Введ<ению> в ист<орию> антич<ной> ф<илософи>и»,—о вытягивающемся мистицизме.
    
Сказать о католицизме, по характеристике Н. А. Бердяева (вытягивающееся к небу) {1014}.
    
Еще: О благородстве. Это вытягивающееся начало Бетховена и титанизм.
    
Титаническое (? надо ли ?).
    
Антихрист. [Да.]
    
1915.III.1. Ночь
    +
    
Что Бога мы на молитве, т. е. в реальном касании к Нему, сознаем превыше-времени сущим, это явствует из молитвы о прошлом: «Сделай, Господи, чтобы это было так; чтобы это случилось так, а не так...» Хотя это уже как-то или так, или иначе случилось и, по-видимому,—или мы уже удовлетворены, или безнадежны,— и лишь мы еще не знаем, как именно случилось (а иногда даже знаем или, по крайней мере, догадываемся). Приходилось ли тебе молиться о том, чтобы содержание полученного уже и лежащего нераспечатанным в твоем кармане или на письменном столе письма было такое, а не такое?—Конечно да, бывало. В особенности при получении телеграммы. Но вот это содержание (эмпирически говоря) было уже либо такое, либо не такое, так что молитва о том, чтобы оно было тем или другим была бы излишней, если бы Бог и события, поскольку они—в Нем, не были превыше времени?
    
Это не чудо, но это contradictio—сделать время невременным, прошлое непрошлым: «Дедушку юношей» (Спиноза) {1015}.
    
1915.II 1.8. Сергиев Посад. Утро на молитве
    Имеславие +
    
Смысл имеборчества, смысл всего субъективистического, психологистического истолкования культа может быть выражен очень просто: «захочу—полюблю, захочу—разлюблю»,—ибо при субъективизме бывает уверенность, что не икона нам помогает и нас украшает, не имя Божие, не молитва, не таинства и т. д., а, напротив, мы украшаем икону, прославляем имя, возрощаем смысл таинств и т. д., и этим-то им благодетельствуем.
    
Ср. стихотворение Гийо {1016}.
    
Отсюда:
    
а) лицемерие:
    
молюсь пред иконою, а в душе, в тайниках сердца думаю: «Доска!»; твержу слова молитвы, а в сокровенной глубине своей оцениваю молитву, как «слова, слова, слова»;
    
б) гордость:
    
«я благодетельствую культу, а не культ мне. Благодаря мне, моею верою он оживляется, а без меня он—ничто. Он во мне нуждается, а не я в нем»;
    
в) раздвоение души:
    
делаю нечто, а в сокровенности отрицаю свое дело, и потому у меня душа расщепляется, расслояется. Возникает истерия, раздвоение личности и т. д.
    
1915.111.11. Сергиев Посад
    +
    
Иногда настаивают на чтении св<ятого> Евангелия «с выражением», «на голоса». Тут разумеется такое чтение, в котором интонации чтеца совпадают с интонациями лиц изображаемых говорящими и вообще соответствуют содержанию св<ятой> Книги, разумея это содержание в смысле событий и слов. Но такое чтение существенно ошибочно. Церковь учит нас не знанию событий, а знанию отношения Её самой к событиям, и, следовательно, не самое содержание, как таковое, составляет предмет церковного научения, а способы восприятия этого содержания духовным разумом.
    
Но если так, то интонации читающего должны быть отнюдь не в соответствии с содержанием, а иными и, иногда, прямо противоположными. Так, напр<имер>, если Евангелие повествует о ругательствах над Христом, то в истории эти ругательства выкрикивали со злобными и резкими интонациями. Неужели правильно было бы выкрикивать их в церкви, изображая иудеев? Нет. Их надо произносить кротким и печальным голосом, ибо Церковь-то, воспринимая эти ругательства, страждет, а не злобствует. Не надо, повторяю, забывать, что Евангелие есть повествование третьего лица, Церкви, о событиях, а не самые события. И настроения должны быть именно этого третьего лица, Церкви, а не действующих лиц событий. Эти же настроения лучше всего выражаются распевным произношением церковным.
    
1915.III. 16. Сергиев Посад. Великий понедельник
    +
    
— Но не есть ли Устав церковный и все требования Церкви—система условностей, принудительною ставшая лишь согласно условию, consensu omnium (или multorum){1017},—как правила и ходы шахматной игры тоже принудительны для играющих, но не сами в себе, а по условию?
    
А если так, то не делается ли тем церковность чем-то совершенно произвольным?
    
— В том-то и дело, что нет, ибо, если бы делалась, то давно бы сделалась. Но раз не сделалась веками и даже тысячелетиями, то, значит, «условность» ее не может быть сравниваема с условностию шахматной игры. Можно не играть в шахматы и тем избавиться от условностей игры, но без «условностей» религии жить человечество не может. Законы физиологии «условны», но без них нет и жизни нашей, которая сама есть с абсолютной точки зрения—условность.
    
— Почему же без условностей религии человечество жить «не может»?
    
— Потому, что не живет. Шахматная игра не сделалась необходимостью, а религия была, есть и будет необходима.
    
1915.III.19. Великий четверток, после «двенадцати Евангелий»
    
Читаешь св<ятое> Евангелие. Оно должно иметь достаточно значительный размер, шрифт достаточно крупный.
    
1915.III. 19. Великий четверток, после «двенадцати Евангелий»
    
Читаешь св<ятое> Евангелие. Если книга достаточно велика по размерам, шрифт крупен и чтение идет без напряжения зрения, то на налое открывается окно, а за окном развертываются картины. Книги не видишь, а видишь картины. Да, в словах сама реальность. Пусть она представляется не совсем так, как мы увидали бы ее тогда. Но это значит лишь, что углы зрения,—тогдашний и теперешний,—не вполне тождественны. И тогда было созерцание, преломленное субъективностью; й теперь оно есть именно созерцание объективного, хотя и сквозь субъективность. Но, тем не менее, сквозь бумагу и печать видишь саму реальность.
    
Эту реальность надо, так сказать, заслужить. Медленность чтения, незатрудненность разбора строк, сосредоточенность на содержании св<ятой> Книги—это благоприятные условия для ощущения реальности. Но сама-то реальность ими не создается, а лишь опознается.