Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Сергей Козлов - Всё-всё-всё о Ёжике [2006]
Известность произведения: Низкая
Метки: child_tale

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 

— Правильно, — сказал Ёжик. — Потому оно и не пропадает. Но однажды утром Ёжик выглянул из окна и увидел, что солнца нет. Он выбежал на крыльцо: — Солнце, где же ты? Хмурые тучи ползли над лесом. Серые мохнатые тучи закрыли небо. — Тучи! — крикнул Ёжик. — Ну что вы столпились? Зачем вы здесь? Тучи молча плыли, задевая верхушки деревьев. — Ветер! — позвал Ёжик. — Ветер!.. Ветер летал где-то высоко и не слышал его. — Медвежонок! — крикнул Ёжик. Но Медвежонок был далеко за горой и тоже не услышал Ёжика. «Осень. Не каждый же день светить солнцу. Но почему мне именно сегодня так тяжело?» — думал Ёжик. Почему мне сегодня так тяжело? — спросил он у Медвежонка, когда тот наконец пришёл из-за горы. — Потому что ты боишься, что солнце никогда уже не придёт, до весны, — сказал Медвежонок. Но тут тучи разорвало, блеснул луч солнца, и Ёжик с Медвежонком так обрадовались, как не радовались никогда в жизни. В гостях у Собаки Однажды Ёжику приснилось, что они с Медвежонком попали в Китай, и китайский Ёжик с китайским Медвежонком пригласили их в гости к китайской Собаке. Дом у китайской Собаки был просторный, светлый, и топчан, то есть кровать, на которой спала китайская Собака, можно было топить, как печку. — У нас на печах тоже спят, — сказал Ёжик. — Нео-нео, — сказала китайская Собака. — Я знаю русский печь. Он высок, он большой, а у меня — постелька. Китайский Ёжик с Медвежонком кивали, а китайская Мышка выскочила из угла и несколько раз низко поклонилась. Потом пошли осматривать сад. — Это — огорода, — сказал китайский Ёжик. — Здесь огурец, тыква, кабачка. А там, — он показал лапой, — фрукта. — Сад по-нашему, — кивнул Медвежонок. — А что растёт? — Слива есть, персик есть, много есть. — А яблоки? — спросил Ёжик. — Яблока нет, яблока — там, — и китайская Собака показала на китайского Медвежонка. — Много есть, много есть, — закивал китайский Медвежонок. — А пчёлы? — спросил наш Медведь. — Псёла — мёд. Ха-ха-ха! Какзе-какзе! «Что бы ещё у них спросить?» — думал во сне Ёжик. Бабка читала ему в детстве про Китай, но это было давно, и он всё позабыл. — А как с волками? — тем временем спрашивал Медыежонок. — Волка есть, волка есть! — кивала китайская Собака, и китайская Мышка снова появилась с поклоном. — А что, — спросил Ёжик, — мышки у вас всегда кланяются? — Всегда-всегда, всегда-всегда, — закивал китайский Ёжик. — А если ты встретился с Лисой? — Улыбаюся, улыбаюся! — А кланяться надо? — Какзе-какзе! — сказал китайский Ёжик. Китайский Медвежонок с китайским Ёжиком и Собакой всё время улыбались и кланялись. И когда все, стоя на коленках за низеньким столиком, попили чаю, Ёжик с Медвежонком уже тоже, не переставая улыбаться, кланялись. — Большое спасибо! — улыбнулся, кланяясь, Ёжик. — Спасибо большой! — пятясь с поклоном к двери, улыбался Медвежонок. — Не за сто! Не за сто! — провожая Ёжика с Медвежонком до дверей, улыбались и кланялись китайский Ёжик с китайским Медвежонком. И китайская Собака с Мышкой в углу сияли улыбкой. — Ну что? — спросил Медвежонок, когда они рядом ехали на верблюдах по китайской пустыне. — Как тебе Китай? — Осень хоросо! Осень хоросо! — заулыбался Ёжик и, улыбаясь, кланялся, пока не проснулся. Сыроежка Чем дальше уходила осень, чем дольше Ёжик смотрел вокруг, тем удивительнее ему становилось. Лес похудел — стал тоненьким и прозрачным. И небо будто поредело — стало не таким синим, не таким густым. — Это потому, что осень, — вздохнул Медвежонок. Но Ёжик и без Медвежонка знал, что это всё оттого, что пришла осень. Ёжик любил осень. Любил медленно бродить по шуршащей листве и удивляться, и радоваться каждому грибу. — Здравствуйте, гриб! — говорил Ёжик. — Как Вы поживаете? Дальше всё зависело от того, какой попадался гриб. Здоровяк-Боровик отвечал: — Замечательно! Крепок духом, здоров телом! Поганка что-то мямлила и вся изгибалась: — Да знаете, да понимаете, да я… Хитрые лисички прятали глаза и хихикали: — Погляди на него! Это — Ёжик! Задумчивый Груздь басил: — Ничего, всё в порядке, живём. Лукавая Волнушка искоса глядела из-под шляпы и поводила плечом. А Мухомор, весь красный, только ещё сильнее краснел. — Рады стараться! — неожиданно писклявым голосом отвечал Мухомор. В сумерках Ёжик любил беседовать с опятами. Сядет у пня, вокруг соберётся много-много опят, сдвинут шапки на затылок и — слушают. Но приятнее всего, конечно, Ёжику было беседовать с Сыроежкой. — Как Вы себя чувствуете? — улыбаясь, спрашивал Ёжик. — Вы даже не представляете, как я рада Вас видеть, — отвечала Сыроежка. И Ёжик, уже дома, засыпая, всегда вспоминал эту милую улыбку, с которой с ним говорила Сыроежка. Ромашка Это было в июне. Ёжик влюбился. Необыкновенно пахла трава, а Ёжик ходил большими кругами вокруг Ромашки и боялся к ней подойти. — Ты чего ходишь? — спросил Кузнечик. — Может, что надо? Скажи. — Ничего мне не надо, — пробурчак Ёжик. И ушёл за ёлку. Отсюда, из-за ёлки, Ромашка была ещё прекраснее. Она стояла, слегка изогнувшись, на тоненькой ножке и до того была свежа, легка и воздушна, что Ёжик зажмурился. «Подойду, — решил он. — Подойду и прямо так и скажу: „Вы мне нравитесь, Ромашка! Я очарован!“ Очарован, очарован, — забормотал Ёжик. — Может, я вами очарован? Попробую сначала». Он встал, вскинул мордочку, взмахнул лапой и про себя сказал: «Вы мне нравитесь, Ромашка! Я вами очарован» Нет, не годится. Я… Вами… Плохо! «Вы мне нравитесь, Ромашка. Я очарован». Так лучше. А что она скажет? Она скажет: «Ты мне тоже нравишься, Ёжик». Вот было бы здорово! Но она так ни за что не скажет. Что ей до меня, Ёжика?" И Ёжик стал опять большими кругами ходить вокруг Ромашкиной поляны и вспоминать, как на рассвете встретил Лося. То есть они даже и не встретились, потому что Лось Ёжика не видела, но Ёжик не только видел Лося, но и слышал, что тот говорит. — Фф-у!.. Вздыхал, ломясь сквозь кусты, Лось. — Фф-у!.. До чего ж хороша!.. — Лось фыркал и крутил головой. Ёжик сразу догадался, что это он о Ромашке, но спросить не решился. «Пойти, что ли, посоветоваться с Белкой, — думал Ёжик. — Всё-таки она — Белка и думает так же, как Ромашка». И Ёжик было побежал к Белке, но наткнулся на Медвежонка. — Ты чего здесь делаешь? — спросил Медвежонок. — А ты? — Я вообще, — сказал Медвежонок. — Гуляю. — И я. — А хочешь, я скажу тебе тайну? — спросил Медвежонок. — Говори. — Здесь появлись необыкновенная Ромашка, — шёпотом сказал медвежонок. — Я иду с ней знакомиться. Только — шшш! — Медвежонок прижал лапу к носу. — Никому! Ёжик обмер. Он сразу понял, о какой Ромашке говорит Медвежонок. — Так это моя Ромашка, — сказал Ёжик. — Возле ёлки, да? — Возле ёлки. А ты откуда знаешь? Она только вчера появилась в нашем лесу. — Вот вчера я её и увидел, — сказал Ёжик. — Только ты никому, понял? — Погоди, — сказал Медвежонок. — А почему она — твоя? — Потому что я её первый увидел. — А почему ты знаешь, что она захочет дружить с тобой, а не со мной, Медвежонком? — Потому что она так стоит, — сказал Ёжик, — и так смотрит, что сразу видно, с кем она хочет дружить. — С кем же? — Со мной, — сказал Ёжик. — Ну знаешь… — Медвежонок сел. — Я от тебя такого не ожидал. Говори, как она стоит и как смотрит. — Разве словами скажешь? — Покажи. Ёжик встал на одну ножку и томно поглядел на Медвежонка. — Так. И почему ты думаешь, что сразу видно, что она хочет дружить с тобой? — Потому что она так смотрит. Ёжик снова встал на одну ножку и поглядел на Медвежонка. — Знаешь что, — сказал Медвежонок. — Пойдём к ней вместе, познакомимся. Пусть она выберет сама. — Нет, — сказал Ёжик. — Давай сначала пойду я, а потом — ты. — А почему не наоброт? Я познакомлюсь и представлю тебя. — Ты её напугаешь, — сказал Ёжик. — Я? Да я всё утро плавал в реке, чтобы быть пушистым. Ты потрогай, какой я шёлковый. Разве такой Медвежонок может кого-нибудь напугать? — Всё равно, — сказал Ёжик. — Напугаешь. Ты вон какой страшный. — Я? Страшный? — Ты же — медведь, — сказал Ёжик. А она — Ромашка. — Ну и что? Медведь медведю рознь. А я вон какой шёлковый. — Ты погоди, — сказал Ёжик. — А я сейчас сбегаю погляжу, там ли она. И побежал. — Стой — крикнул Медвежонок. — Давай ползком. — Зачем? Я сбегаю и вернусь. — Тогда давай вместе. — Да я вернусь. Ты не бойся. Я только гляну, и всё. И Ёжик побежал. Ромашка стояла на том же месте и была ещё легче, ещё воздушнее. Ах, как она была хороша! «Пускай Медвежонок идёт первый, — решил Ёжик. — Я не могу». И вернулся к Медвежонку. — Иди, — сказал Ёжик. — Стоит. Познакомишься, а потом сразу зову меня. И Медвежонок пошёл. Даже не так. Они пошли вместе: Медвежонок впереди, а Ёжик сзади. Медвежонок подошёл к Ромашке. Ёжик, не мигая, глядел на них из-за ёлки. — Здравствуйте! — сказал Медвежонок. — Вы — Ромашка! — Да, — сказала Ромашка и поглядела на Медвежонка искоса. — А я — Медвежонок. — Вижу, — сказала Ромашка. — Как вам нравится в нашем лесу? — Медвежонок переминался с ноги на ногу и думал, что бы ещё сказать. — Мне здесь очень нравится. Здесь очень красиво. — И погода прекрасная, правда? Вы любите дождь? — Дождь? Я ещё ни разу не видела дождя. Какой он? — Дожди бывают разные, — сказал Медвежонок. — Бывает грибной — это когда дождь, а сквозь дождь — солнце. — Это, наверное, очень красиво, — сказала Ромашка. — Как вы хорошо говорите. Расскажите ещё что-нибудь. — А бывает проливной дождь, — сказал Медвежонок. Это одна вода. — Я очень люблю воду, — сказала Ромашка. Ёжик прыгал за ёлкой и делал Медвежонку разные знаки. «Знакомь! Знакомь меня!» — кричал про себя Ёжик. Но Медвежонок будто забыл про Ёжика. Он ходил вокруг Ромашки, размахивая лапами, и говорил без умолку. — Это ещё что, — говорил Медвежонок. А бывает — снег. — Что это? — О! Это очень холодное вещество. Это такой дождь зимой. Представляете? С неба падают белые пушистые хлопья. Ну с чем сравнить? Ну, вот, например, со мной, с Медвежонком. — Такие огромные? — Нет, такие же пушистые, мягкие, ласковые. — А вы — ласковый? — Очень, — сказал Медвежонок. Ёжик готов был плакать от обиды, но боялся вылезти из-под ёлки. «Как тебе не стыдно, Медведь! Ты же обещал!» — кричал про себя Ёжик. И тут Медвежонок обернулся к нему и сказал: — А хотите, я вас познакомлю со своим другом? — Очень, — сказала Ромашка. — Позвольте вам представить моего друга Ёжика. — И Медвежонок сделал широкий жест лапой. — Выходи! — шепнул он Ёжику. Но Ёжик стоял за ёлкой и чувствовал, что лапы у него примёрзли к земле. Он хотел весело рассмеяться и крикнуть: «Иду, Медвежонок!» — но почувствовал, что лапы у него не шевелятся и он не может раскрыть рта. — Позвольте вам представить моего самого лучшего друга, Ёжика, — громче сказал Медвежонок и ещё шире повёл лапой. — Да выходи же! — зашипел он. Но Ёжика будто окостенил мороз. Он вдруг с ужасом понял, что никогда ни за что не найдёт в себе сил подойти к Ромашке. Он повернулся и что было мочи, ломая кусты, спотыкаясь, падая, побежал вглубь леса. Не улетай, пой, птица! Повеселимся, Поросёнок! — А как? — Давай попрыгаем! И они запрыгали: Заяц — через пенёк, Поросёнок — через поваленную осину. — Так не развеселишься, — сказал Заяц. — Иди сюда! И подвёл Поросёнка к упавшей сосне. Весенний лес, набитый солнцем и птицами, стоял в зелёном дыму. — Прыгай! — сказал Заяц. — Боюсь, — сказал Поросёнок. — Смотри! — сказал Заяц. И прыгнул. — У тебя ноги длинные, — и Поросёнок лёг животом на сосну. — Да не так, — сказал Заяц. — Смотри! Птица пела далеко и тревожно, потом подлетела ближе, запела радостно и светло. — Ты не смотришь, — обиделся Заяц. — Так я тебя не научу. — Я смотрю, — сказал Поросёнок. «Где же она сидит?» — разглядывая ветку за веткой, думал Поросёнок. — Смотри в третий раз! Больше не покажу. Заяц прыгнул, и тут Поросёнок её увидел. Она была совсем крошечная, серый такой комочек, а пела так, что у Поросёнка защемило в груди. — Будешь прыгать или нет? — спросил Заяц. — Ты прыгай, — сказал Поросёнок. Он, не отрываясь глядел на птицу. Вот она наклонила голову и… Такого Поросёнок ещё никогда не слышал. — Главное не бойся, — говорил Заяц. — И отталкивайся двумя ногами сразу. Понял? — Ага, — сказал Поросёнок. «Если бы я умел так петь, если бы я только чуть-чуточку мог, как она. Я бы…» — Ну прыгай! — сказал Заяц. Поросёнок подпрыгнул, лёг животом на поваленную сосну и закрыл глаза. — Эх ты! — сказал Заяц. — Учи тебя! — И убежал. — Птица, — шептал Поросёнок. — Не улетай, пой, птица! Я не умею прыгать, не умею петь, но, когда ты поёшь, мне кажется, мне кажется… я могу всё. Птица пела, а поросёнок лежал ничком на упавшей сосне, и ему казалось, что он сам — вольная птица, летит высоко над землёй и машет лёгкими крыльями. Прибежал Заяц. — Ну, будешь прыгать? — спросил он. — Да чего же ты плачешь? Вот глупый! Да я тебя научу, научу! Надо только отталкиваться двумя ногами сразу. Кукуня — Капает и капает, и — туман, — разве это погода? — Нет, — сказал Кукуня, новый знакомец Ёжика и Медвежонка. — А ты сам откуда? — спросил Ёжик. — Я — здешний. Мама у меня куница, от неё — хитрость. — А папа? — спросил Медвежонок. — Папа — бобр. Всё плотины строил. — Значит, ты — хитрый? — спросил Ёжик. — Смышлёный, — сказал Кукуня. — Я — смышлёный, трудолюбивый, люблю поспать, поесть, поплотничать, повеселиться… — И плавать любишь? — спросил Ёжик. — И плавать. — А кувыркаться? — Нет, — сказал Кукуня. — Кувыркаться не люблю. У меня от этого голова болит. Они сидели посреди туманного леса в беседке, которую построил Кукуня. Накрапывал дождь, пахло землёй и листьями. — А что ты ещё любить? — спросил Медвежонок. — Черёмуху. — А ещё? Кукуня задумался. Он был небольшой зверёк с маленькой головой и мохнатыми лапами. Больше всего он походил на собаку таксу, если бы она надела пушистые валенки. — А ты откуда пришёл? — спросил Ёжик. — Из-за реки. — А зачем построил вот эту?.. — Медвежонок не знал, как назвать беседку. — Не знаю. Где-то видал, — сказал Кукуня. — Дождь не мочит, а стен нет. — А если ветер? — В дом уйду. — А где дом? — Построю. — Ты к нам надолго? — Медвежонок обошёл Кукуню и даже потрогал его лапой. — А что? — Интересно, — сказал Ёжик. — Посмотрю, — сказал Кукуня. — Понравится — останусь, не понравится — уйду. — А куда? — спросил Медвежонок. — Мало ли! Захочу — вернусь к себе за реку, захочу — пойду дальше. — А куда? — спросил Ёжик. — Пойду к белым медведям, к песцам. Меня северные олени любят. — А ты и на севере был? — Был. — И на юге? — Везде. Я даже на Ките плавал. — Врёшь! — сказал Медвежонок. — Я старый, — сказал Кукуня. — Годы мои большие. Чего мне врать? — А сколько же ты живёшь? — спросил Ёжик. — Лет 300, — сказал Кукуня. — А может, 500. Не помню. — Мою бабушку помнишь? — А как же! Славная была Ежиха. — А моего дедушку? — Печальный был Медведь, — сказал Кукуня. — Всё на скрипке играл. — Правильно! — воскликнул Медвежонок. — У меня и скрипка в шкафу осталась. — Бери, говорит, Кукуня, свою скрипку. Сыграем! — Это кто говорит? — Это твой дед. Мне. — А ты и на скрипке можешь? — А мне — что топором, что на скрипке. И Медвежонок уточкой полетел домой и вернулся со скрипкой. Пока он бегал, Ёжик ни о чём не спрашивал, а только глядел на Кукуню во все глаза. — Ну-ка, давай скрипку! Кукуня потрогал струны, взмахнул смычком — скрипка запела. Кукуня играл по-деревенски — просто и от души. Скрипка то плакала, то хохотала. И Медвежонок с Ёжиком то сидели, насупившись, то пускались в пляс. — Нет, лапа не та, — вздохнул Кукуня, опуская смычок. — Эх, бывало, сядем с дедом твоим на два пенька, да как грянем, как потащит, потащит он вверх, а я — кругами хожу. Волки плакали. — Куда потащит? — спросил Ёжик. — Кого? — Ну, туда… Душу. И Кукуня снова взял скрипку и заиграл так, что Ёжик с Медвежонком заплакали. — Хороший у тебя дед был, — сказал Кукуня. — Редкий Медведь, жаль только, моя скрипка сгорела. — Бери, — сказал Медвежонок. — Бери дедушкину! — И никуда не уезжай, — сказал Ёжик. Кукуня зажмурился, посидел так с закрытыми глазами, взял скрипку — и накрапывающий дождь, и лес, и туман — всё смешалось с запахом земли и листьев, и беседка, построенная Кукуней, вместе с друзьями уточкой поплыла над землёй. Урюк — А можно сказать — бушует весна? — спросил Ёжик. — Конечно! И Заяц понёсся через лес, и Ёжик с Медвежонком следом. Заяц прискакал к дикой вишне. — Глядите! — сказал Заяц. — Как снег! — Цветёт, — сказал Ёжик. — Пахнет… — Нюхайте! — сказал Заяц. И все стали подпрыгивать и нюхать. — Снегом, — сказал Медвежонок. — Свежестью! — А почему — бушует? — Ёжик остановился. — Ведь когда бушует — всё свищет, летит? — А дожди? — сказал Заяц. — А птицы? — Верно! Дожди — летят, птицы — свищут! — И облака, — сказал Медвежонок. — Облака тоже летят. — И бабочки! — При чём здесь бабочки? — Как? А цветы? — и Заяц показал на вишню. — Персики, — сказал Медвежонок. Знаешь, как персики цветут? Урюк! — Нет у нас персиков! — Сирень, — сказал Ёжик. — Вот уж цветёт! — Сирень — сиреневая, при чём здесь вьюга? — А белая? — И липы, — сказал Заяц. — Отцветут, и лепестки так и летят. — Вместе с яблоневыми… — И урюк! — сказал Медвежонок. — Отстань ты со своим урюком! — Как метель! — Медвежонок хотел, чтоб не забыли урюк. — И дожди! — крикнул Ёжик. — И облака! — И черёмуха! — И слива! — И черешня! — И вишня! — Вот потому-то — бушует! — Не-а, — сказал Медвежонок. — Уж если кто по-настоящему бушует, так это — урюк! Сова-сова В эти самые лучшие часы, когда солнце уже садится, но ещё не наступили сумерки и от деревьев на снегу — длинные глубокие тени, — в эти часы Ёжик садился у окна и мечтал. То же самое делал Медвежонок. А у Зайца не было сил мечтать, потому что Заяц просто не мог сидеть на месте. Вот и сегодня он сперва сбегал к Ёжику, потом — к Медвежонку, и обоих застал сидящими у окна, глядящими в затухающий лес. — И птицы не поют! — огорчился заяц. — Поговорить не с кем. Белка сидела у печки с вязанием. Хомячок съел кашу и теперь пил компот. Филин ещё не проснулся. И Волк видел последний сон. «Взойдёт луна, вылезет на поляну и — завоет», — подумал Заяц. Он знал, что Ёжика с медвежонком сейчас трогать нельзя; с Белкой и Хомячком — скучно; и поэтому Заяц один прыгал по остывающему насту и просто не знал, куда себя деть. С Лисой у Зайца сложились особые отношения, и поэтому он решил сбегать к Лисе. — Лиса-Лиса, бон суа! — сказал Заяц. — Бон суа! Добрый вечер, Заяц! У Лисы была французская бабушка, и она учила Зайца по-французски. — Коман са ва? Как дела? — спросил Заяц. — Са ва комси комса. Так себе, — сказала Лиса. — Сова-сова, — обрадовался Заяц. — Так себе. — Учи, — сказала Лиса. И Заяц полетел по лесу, повторяя: — Сова-сова! Сова-сова! Сова-сова! — Тебе чего? — спросил Филин. — Чего надо? — Ничего, — сказал Заяц. — А чего зовёшь? — Я тебя не звал. — Как же не звал? — рассердился Филин. — Прыгаешь, кричишь: «Сова! Сова!» Это я же! — Это по-французски — так себе! — сказал Заяц. — Это я — так себе? — Нет, это по-французски «так себе», а ты — очень и очень хороший! — То-то, — сказал Филин. — А что будет по-французски Волк-волк? — Ещё не знаю. — А Лиса-лиса? — Надо спросить. Сбегаю и спрошу. «Сова-Сова!» — пол по дороге к Лисе Заяц и с порога спросил: — Сова-сова — так себе, а Лиса-лиса? — Не сова-сова, а са ва комси комса, — сказала Лиса. — А Лиса-лиса — это я, и больше никто. — А Волк-волк? — Волк-волк — по-французски ничего не значит. «И всё-таки что-то здесь не так, — зубря „сову-сову“ и в третий раз огибая лес, на бегу думал Заяц. — Сова-сова — так себе, значит, а Волк-волк — ещё хуже». Он до того задумался, к тому же, не переставая вопил «сову-сову», что не заметил Волка. — Ты кого славишь? — схватил Зайца Волк. — Сова-сова — так себе! — выпалил Заяц. — Вот именно! Кому она нужна, твоя Сова? Бегай и кричи: Волк! Волк! — Что ж мне тебя кричать, когда ты ничего не значишь? — Я? — Ну да. Для французов ты — тьфу! «Неужто Волк для них — ничто?» опечалился Волк. Он так расстроился, что даже отпустил Зайца. — Совсем, — горько вздохнул Заяц. — Представляешь, Волченька, ты — Волк, а тебя как будто и нет. — Ничего, Заяц, — сказал Волк. — Это, может, меня у французов нет, у них и леса-то нет. Зато здесь мы с тобой — у-ух! — Ух! — кивнул Заяц. — Ну, беги, — потрепал по ушам Зайца Волк. — Тянись к знанию. И, по-волчьи осклабившись, показал страшные зубы: — Беги-беги! Учись! Пусть знают наших! И Заяц, ликуя, помчался по лунному лесу, зовя Сову-сову — хищную птицу, которая, может, там, у французов, и означает ни то ни сё, ни так ни сяк, так себе, а у нас — тихую жуть. Солёные ножки — Почему ты всё знаешь, Заяц? — От бабушки. Если б вы знали, какая у меня была бабушка! — И считать тебя научила? — И считать. — И писать? — И писать. — А мой дед, — сказал Медвежонок, — всё на печке сидел. А бабка ему ножки солила. — Как это? — Нагреет воды, выльет в ушат, туда — соли и золы из печки. — Зачем? — спросил Ёжик. — Для здоровья. Бывало, скажет: «Ну, Медведюшка, давай ножки солить!» Дед обрадуется — очень он это любил. — А моя бабка, — сказал Ёжик, — была неграмотной. Зато дедушка в свистульку свистел. — Мой на скрипке играл, — сказал Медвежонок. — Сунет лапы в ушат, а сам за скрипку. Бабка сядет, голову набок — пригорюнится. — Он что, только грустную играл? — спросил Заяц. — Что ты! Бывало, и плясовую. Я пляшу, бабка плачет. — Отчего? — спросил Ёжик. — Очень деда любила. — А мой сгинул, — сказал Заяц. — Дед сгинул, отец сгинул, мать пропала. Одна бабушка у меня была. Зато какая бабушка! Посадит к окну, даст уголёк — рисуй, Зайчик! — А мои вместе свистели, — сказал Ёжик. — Дед бабку тоже научил. Проснутся — и свистят. — Вот никогда не слышал, чтобы ежи свистели, — сказал Заяц. — А они — тихонько. Свистят себе и свистят. Когда я чуть побольше стал, мне тоже свистульку сделали. — Бузинную? — Не, из липы. Дед липовые любил. У них звук… с шершавинкой. — А сейчас можешь? — спросил Заяц. — Забыл. И потом — я свистульки делать не умею. Помолчали. Тихо и хорошо было в осеннем лесу. — Я бы вас извлекать корень научил, — сказал Заяц. — Да, боюсь, не смогу: бабка со мной две зимы билась. — Что мы — кроты? — Ты нас и так вон сколькому научил! — сказал Ёжик. — А давайте ножки солить! И тут все обрадовались, согрели воды, насыпали золы, соли, и Ёжик неслышно, про себя, засвистел в свистульку, Заяц сквозь слёзы увидел свою любимую бабушку, а Медвежонок радовался, что вот все сидят, солят ножки, а вспомнил, как надо солить, он, Медвежонок. Как Ослик, Ёжик и Медвежонок встретились после долгой зимы — Дорогой Ёжик, я так рад тебя видеть! — сказал Медвежонок Ёжику, когда они встретились после долгой зимы. — И я! — сказал Ёжик. — Как тебе зимовалось? — Я чуть было не замёрз… — сказал Ёжик. — И я… Они стояли посреди еловой опушки обнявшись и не знали, что говорить и делать от радости. — Я очень рад, — сказал Медвежонок и погладил Ёжика по плечу. — И я очень рад! Осторожно, не уколись, — сказал Ёжик и погладил Медвежонка. — Ничего! Ты — самая добрая колючка в нашем лесу! — Всё равно ты можешь уколоться, — сказал Ёжик. Они стояли молча, глядя друг на друга, а потом Медвежонок сказал: — А где наш друг Ослик? — Не знаю… — Может, он замёрз в эту долгую зиму? — Нет, не может быть! Побежим к нему! И они по талому снегу побежали через лес к домику Ослика. — Ослик! — ещё издали закричал Медвежонок. — Осли-ик! — подхватил Ёжик. — Осли-и-и-ик!! — крикнули они вместе, выбежав на полянку перед домиком Ослика. Ослик только что пообедал и теперь доедал кисель из сушёных лопушков. Он выглянул в окошко, увидел Ёжика с Медвежонком на опушке перед домом и, как был в халате до земли, выбежал на крыльцо. — Эй! — крикнул он. — Эй!! — крикнули Ёжик с Медвежонком. И Ослик, разбрызгав всеми четырьмя копытцами лужу, подбежал к друзьям. — Весна! Весна! — закричали все. И закружились по ноздреватому снегу, приговаривая: — Вот мы и встретились! Не могло быть, чтобы мы не встретились! Вот и весна!.. А старый чёрный Ворон смотрел на них жёлтыми глазами и тихо картавил: — Кар-р-р! Повстр-р-речались!.. Ему было очень грустно одному сидеть на дереве, и наконец он не выдержал и крикнул: — Карррр! Обррр-р-р-радовались!!. И, уже не унимаясь, кричал до тех пор, пока его не услышали другие вороны и не подняли такой грай, от которого после долгой зимы пробудился весь лес. Бетховенская тропа Ранним утром по Бетховенской тропе, заложив лапы за спину, медленно шёл Заяц. Солнце только что поднялось, воздух ещё не прогрелся, и вокруг было прохладно и сумрачно. «Хорошо вот так идти и дышать, — думал Заяц. — Хорошо вот так идти, дышать полной грудью и смотреть по сторонам». Зайцу было так хорошо в это утро, солнце так нежно освещало верхушки деревьев, что Заяц тихонько запел: В Карловых Варах все ещё спят, Заяц не спит, он идёт по дорожке. Заяц не старый, Очень усталый — Дедушка всех карловарских зайчат. «А хорошая получается песня, — подумал Заяц. — Такую песню не стыдно и Ёжику спеть, и Медвежонку, и Муравью. Только надо придумать дальше». И он пошёл, мурлыкая мелодию и подбирая слова. Вот я иду, и кругом — никого, — спел Заяц. — Вот я иду и гляжу на деревья. Полон участия, Полон доверья, Самого лучшего полон всего. «А ведь правда, — подумал Заяц, — так хочется кому-нибудь что-нибудь такое сделать, чтобы сказали: „Спасибо! Спасибо, Заяц!“ — „Не за что, — сказал бы я. — Не стоит благодарности!“ А вот что бы такое сделать и — кому?» И он пошёл, напевая, дальше: Всё, что имею, готов я отдать. Всё, что имею, отдам без остатка… «А что у меня есть? — подумал Заяц. — Ведь ничего нету». И незаметно стану украдкой Со стороны из кустов наблюдать. «Вот! — Заяц остановился. — Надо сделать что-нибудь хорошее-хорошее, а потом залезть в куст, чтобы никто не видел, и оттуда глядеть». Солнце поднялось высоко, а Заяц всё шёл по Бетховенской тропе и пел: Небо, спасибо! Спасибо, трава! Солнце, спасибо! Спасибо, деревья! Вы оказали Зайцу доверье, Кругом у Зайца идёт голова! И так вышло, что в это чудесное утро Заяц ничего такого не сделал — никому ничем не помог, никого не спас, ни с кем ничем не поделился, но, когда он допел песню до конца, у него было такое чувство, будто он спас тысячу зайчат, помог старому Муравью, выручил Ёжика, поделился последним с Белкой, и отчего это так получилось, Заяц так и не смог понять, — просто он пел песню и был счастлив. Великий китайский поэт Ёжик с Медвежонком с утра рисовали Китай, а потом стали разглядывать рисунки друг друга. — Это у тебя что? — спросил Медвежонок. — Птица. — А это? — Пальма. — А это? — Другое дерево. Китайское. — А вот здесь? — Обезьяна. — Не вижу, — сказал Медвежонок. — Так она же спит! Укрылась банановым листом, и всё. — Храпит? — Угу, — кивнул Ёжик. — Очень красиво! Только почему ты думаешь, что это — Китай? — Так всё же китайское, — сказал Ёжик. — А у тебя что? — Он взял Медвежий рисунок. — Это — луна, а это — джонка, — начал объяснять Медвежонок. — Кто? — Джонка. Лодка китайская, с домиком. На них китайцы плавают по великой реке Янцзы. — Так это — река? — А как же! — А почему луны нет? — Так вот же она! — Нет, это в небе, — сказал Ёжик. — А луна должна ещё быть в реке. — Пожалуйста! — Медвежонок пририсовал луну. — А это кто? — Китаец. — А что он делает? — Не видишь? Сидит у костра, варит суп. — Китайцы суп не едят. — Откуда ты знаешь? — Знаю, раз говорю. — Как ты можешь знать, едят китайцы суп или нет, если не слышал о великой китайской реке Янцзы? — Почему не слышал? Знал, да забыл. — А про суп помнишь? — Все помнят. Кто же не знает, что китайцы суп не едят? — А что же они едят? — Рис, — сказал Ёжик. — Утром рис, днём рис и вечером? — А не знал? Утром — утренний, днём — дневной, а вечером — вечерний. Кушанье так и называется — «Вечерний рис». — Что же, у них для каждого блюда особый рис? — Ещё бы! И все разные. В понедельник — один, а в субботу — уже совсем другой. А в праздники… — Да что ты мне: рис, рис! Ты же о джонках не слышал. — Слышал, да забыл, — сказал Ёжик. — А рис всегда помню. — Ладно, — сказал Медвежонок. — Нравится тебе мой рисунок или нет? — Очень нравится, — сказал Ёжик. — Особенно костёр! Он потух, да? Китаец сварил рис, а костёр потух. — Не рис, а суп, — сказал Медвежонок. — И не потух, а еле тлеет. Китаец сейчас будет картошку печь. — Ха-ха-ха! — расхохотался Ёжик. — Да где же ты слышал, чтобы китайцы ели картошку? — Эх ты! — покачал головой Медвежонок. — Великого китайского поэта не знаешь. А он жил знаешь когда? Когда ещё наших бабушек и дедушек не было! Так вот, он писал: «Сейчас напеку картошек и поем». — Ага! Вспомнил! — закричал Ёжик. — И дождь, говорит, как цапля, ходит по тростниковой крыше! — Верно! У кого есть великие поэты — всё помнят, — важно сказал Медвежонок. — И про картошку тоже. Прибежал Заяц. — Эй, вы! Вы чего сидите? Идём гулять! — Гулять! — проворчал Ёжик. — Иди стихи пиши, — строго сказал Медвежонок. — Садись и пиши. И чтобы всё по правде! — Ты способный, — сказал Ёжик. — У тебя получится. Заяц пожал плечами и, оглядевшись, пошёл от дома Ёжика. «Что я, Филин, что ли? — думал Заяц. — Стихи писать! У меня и очков нету…» А Ёжику с Медвежонком вдруг стало грустно-грустно, оттого что у них в лесу нет ни одного великого поэта, который бы всё как есть написал и про дождь, который, как цапля, ходит по тростниковой крыше, и про печёную картошку с хрустящей корочкой, от которой, когда её разломишь, идёт золотой дымок. Вместе с Землёй Три дня лил дождь и смыл весь снег. Ёжик с Медвежонком раньше думали: такого не может быть, — но такое было. Потом ударил мороз. Деревья лопались и кричали, но Ёжик с Медвежонком ничем не могли им помочь. Птицы замерзали на лету. Земля была каменная. А ночью высоко в небе зло блестели звёзды. Потом опять пошёл дождь, и лес стоял полный тумана, и пахло землёй и палой листвой, как ранней осенью. Ёжик с Медвежонком шли по лесу и не верили своим глазам: много деревьев переломились пополам и теперь в разные стороны торчали их белые кости. — Как страшно! — шептал Ёжик. Медвежонок молча шёл рядом. Медвежонок молчал и только вертел головой. — А правда, что мы летим и крутимся? — вдруг спросил он. — Не знаю, — сказал Ёжик. — Дед говорил: «Земля круглая, она крутится, — Медвежонок показал лапой, — и летит в темноте». — Как же в темноте? — сказал Ёжик. — А солнце? — Не знаю, — сказал Медвежонок. — И крутится? — Ага. Волчком. — А куда летит? — Этого и дедушка не знал. Нет, погоди, он говорил: «Она крутится вокруг Солнца! Один раз обкрутится, и пройдёт год». — А кто же её крутит? — Не знаю, — сказал Медвежонок. — Только когда она крутится вокруг себя, она поворачивается к солнцу то одним боком, то другим. — Что ж ты мне раньше не сказал? — обиделся Ёжик. — А что было бы, если б я тебе сказал раньше? — Я бы знал, — сказал Ёжик. — Ну и знал, ну и что? — Как что? Я бы смотрел, примечал. — Земля большая, — сказал Медвежонок. — Этого сразу и не заметишь, но дедушка — знал. Они вышли на свой любимый холм. Река лежала под сизым льдом, и это было ни на что не похоже: река подо льдом, а вокруг — ни клочка снега. — Вот встань сюда, — сказал Медвежонок. И свёл Ёжика с вершины холма. — Стой здесь. Я сейчас. И перебежал на другой склон. — Ты меня видишь? — Нет, — сказал Ёжик. — А теперь я буду подниматься. И Медвежонок стал подниматься к вершине. — Вижу! — закричал Ёжик. — Уши! — Что я, заяц? — крикнул Медвежонок. — У меня же уши по бокам! — И голову! Самую макушку! — крикнул Ёжик. — Ну вот: так появляется солнце, — важно сказал Медвежонок. — Так оно восходит. — Это мы с тобой сто раз видели, — сказал Ёжик. И тоже поднялся на вершину холма. — Я сейчас был солнцем, — сказал Медвежонок. — Я в о с х о д и л. А на самом деле это не солнце всходит, а мы вместе с Землёй нагибаемся, понимаешь? — Нет, — сказал Ёжик. — Если б мы могли наклонить немного к реке холм, я бы встал, где стоял, а ты — у реки, и я бы тебя увидел, как мы по утрам видим солнце. — Погоди, — сказал Ёжик. — Давай сначала. Значит, я стою у реки, я — солнце. — Ага, — сказал Медвежонок. — А ты стоишь там, где стоял, на том склоне. — Правильно, — сказал Медвежонок. — Ты — Медвежонок, я — солнце, и, если бы холм наклонился, ты бы меня увидел, как мы по утрам видим солнце. — Верно! — обрадовался Медвежонок. — Меня дед всё лето учил, а ты сразу понял… Весь лес вокруг, и река, и лес за рекой были тихи и туманны. — Как тихо, — сказал Ёжик. — Неужели мы крутимся и летим? Они тихонько спустились с холма. — Летим, — сказал Медвежонок. — И никто там, во тьме, о нас не знает. — И мы ни о ком не знаем, — сказал Ёжик. — Потому что Земля большая, а дедушка говорил: тьма — ещё больше. — Как грустно! — вздохнул Ёжик. — Ещё бы! — сказал Медвежонок. Они шли, и вокруг пахло осенью. — Вот придём домой, — сказал Медвежонок, — затопим печь, сядем, будем глядеть на огонь. — Заварим чайку, — сказал Ёжик. — Ага! С мятой и брусничным листочком, — подхватил Медвежонок. — Знаешь, какой брусничный листик… — Погоди! — сказал Ёжик. И тут они увидели птицу. Она, как живая, лежала, раскинув крылья, и будто всё ещё летела, летела и не знала, что лежит на земле. — Замёрзла, — сказал Медвежонок. Ёжик ничего не сказал. — Надо её похоронить, — сказал Медвежонок. Сбегал за лопатой, и они вырыли ямку на самой верхушке холма, и Медвежонок осторожно принёс птицу. — Здесь ей будет хорошо, — сказал Медвежонок. И засыпал птицу землёй. — Нужен камень, — сказал Ёжик. Прикатили от реки большой голый валун. Ёжик сбегал за угольком и нацарапал: ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ПТИЦА ОНА ВМЕСТЕ С ЗЕМЛЁЙ ЛЕТИТ ВО ТЬМЕ А ночью пошёл дождь, и к утру от надписи ничего не осталось. В холодном небе Облетели с деревьев листья, небо стало большим и бездонным — так пришла осень. Пошли дожди, потом перестали, и на землю опустилась туманная тишина. — В такую тишь, — сказал Медвежонок, — хорошо спать на чердаке. — Угу, — сказал Ёжик. — Заберёшься с тулупом — и храпишь!.. — Угу, — сказал Ёжик. — Что ты всё «угу» да «угу»? Скажи что-нибудь. — А что? — Ты любишь спать в сене? — Не-а. — Почему? — Мышей боюсь, — сказал Ёжик. — Ты? Ты же лучший охотник на мышей! — Терпеть их не могу. Бр-р-р! — Это я мышей терпеть не могу. Слон их не любит. А ты… — А почему я должен любить мышей? — Я не говорю «должен». Я говорю… — А ты не говори, — сказал Ёжик. — Не знаешь, и не говори. Некоторое время они сидели молча. — Знаешь, что плохо осенью, Ёжик? — Что? — Думать не хочется. — А ты и не думай. Сиди и сиди, чем плохо? Они опять помолчали. — А тучи летят и летят. И птицы. И листья. Куда? — Не знаю, — сказал Ёжик. — А я знаю. К теплу. — Листья не долетят. Вон их сколько валяется. — А может, это не наши. — А чьи? — Далёкие. Дальние, понимаешь? Летели-летели, устали, упали, здесь лежат. — Я чувствую, — сказал Ёжик, — ты что-то знаешь. Говори! — Давай улетим, Ёжик! — Что мы — гуси? — А чем мы хуже? Разбежимся, замашем лапами и… — Здорово! — Я давно хотел тебе сказать, да… стеснялся. — Здорово! — закричал Ёжик. — Я бы ни за что не догадался. Бежим! И понёсся к реке. — Кто первый? — Ёжик еле переводил дух. — Я! Это же я придумал! — Сильней маши лапами! — крикнул Ёжик. Медвежонок разбежался, замахал лапами и… взлетел. — Подожди меня! — кричал Ёжик, взлетев следом. Они догнали курлыкающих журавлей, полетели дальше. Внизу ворочались тяжёлые облака, а прямо над ними сверкало солнце. — Видишь? — сказал Медвежонок, подлетев к Ёжику совсем близко. — А ты говоришь «сиди»! — Вижу, — сказал Ёжик. — Ты это замечательно придумал! В просвете между облаками поплыли горы, потом — море, потом — поля, а Ёжик с Медвежонком всё летели и летели, и полёту их не было конца. Всё на земле теперь казалось им маленьким-маленьким, таким маленьким, что даже смешно было смотреть. А для тех, кто глядел на них с земли, они были просто светлым облачком, светлым облачком, летящим в холодном небе. Гроза Тяжёлые тучи заволокли небо. Налетел ветер, закачались верхушки деревьев. Лес зашумел, затрещали ветки, и где-то вверху глухо заворочалось что-то. — Гроза! — крикнул Ёжик. — Разве осенью бывают грозы? «Ах-х!..» — ахнуло небо. — Что это? — испугался Медвежонок. — Жахнуло, вот что! — Что ж делать? — Медвежонок прыгал вокруг Ёжика и не знал, то ли ему лезть под ёлку, то ли оставаться здесь, на тропинке. — Ну! — крикнул Ёжик сквозь шум леса. — Со мной или остаёшься? «Ах-х!..» — снова ахнуло небо. — Бежим! — крикнул Медвежонок и побежал по тропинке впереди Ёжика. — Куда бежим-то? — Ко мне! Ко мне ближе! «Ах-х!..» — в третий раз раскололось небо, и что-то так блеснуло, что на секунду Ёжик ослеп. — Ой! — вскрикнул он, налетев на что-то. — Ой! — вскрикнул кто-то под ногами у Ёжика. — Кто здесь? — спросил Ёжик. — Это я, Медвежонок. Я упал. — Вставай. — Ёжик подхватил Медвежонка, и они понеслись дальше. Ох как выл ветер, как качались деревья, как полыхало небо. Но дождя не было. — Капает? — на бегу спросил Медвежонок. — Вроде нет. И они помчались ещё быстрее, а за ними большими прыжками скакал, уйкая, ветер. — Кто это уйкает? — спросил Ёжик. — Я думал, это ты, — сказал Медвежонок. Они выскочили на поляну, на другом конце которой стоял дом Медвежонка. Вот где было по-настоящему страшно. Небо — чёрное-чёрное — висело низко-низко. Деревья мотали верхушками, будто скребли небо, и из чёрной страшной небесной туши вылетали молнии. «Ах-х!..» — чуть позже ахал гром, и Ёжику с Медвежонком казалось, что это огромный чёрный дракон навалился на их лес и жжёт его пламенем. — Стой! — крикнул Медвежонок и прыгнул под ёлку. — Что? — Видишь? — И Медвежонок ткнул лапой вверх. — Вижу, — сказал Ёжик. Они дрожали, прижавшись друг к другу, и тут хлынул дождь. Такого дождя Ёжик с Медвежонком ещё не видели. Струи толщиной в орешину били землю и толкали лес. Прямо у них на глазах он стал совсем голый, но тут посыпалось что-то такое, чего Ёжик с Медвежонком сперва не могли разобрать. — Ай! — вскрикнул Медвежонок. И только тут они поняли, что это — град. Градины с Ёжикин кулачок, да что там с Ёжикин — с Медвежий кулачище! — запрыгали по земле. — А ты говоришь — бежим! — сказал Медвежонок. — Я г-говорю, — сказал Ёжик. — Вот и не говори, — сказал Медвежонок. — Если б не я, убило бы нас на этой поляне. — А вот и не убило б! — Откуда ты знаешь? — Я чувствую, — сказал Ёжик. И вдруг выскочил из-под ёлки и помчался по сплошь белой от града поляне к Медвежьему дому. — Стой! Стой! Что ты делаешь?! Куда? — завопил Медвежонок и кинулся следом. Град бил в землю слева, справа, спереди, сзади, а Ёжик с Медвежонком мчались что было сил и наконец влетели на Медвежье крыльцо. — Ха-а… — сказал Ёжик. — Ха-а… — сказал Медвежонок. — Ха-ха-ха! — сказал Ёжик. — Ха-ха-ха! — сказал Медвежонок. И тут они так расхохотались, что сразу не стало слышно, как воет ветер, барабанит в Медвежью крышу град и высоко вверху глухо ухает гром. Гусь в сапогах Жил-был Гусь. Зимой он ходил в красных сапожках, а летом — так, босиком. Вот проснулся он однажды зимой, надел красные сапоги, пошёл гулять. Встретилась Гусю Утка — вся в мехах, в валенках. — Куда идёшь, Гусь? — Да вот, вышел сапожками поскрипеть. Пошёл дальше. Встретилась Гусю Лягушка. Да такая модница — прямо принцесса. Ехала Лягушка в карете, волокли карету шесть воробьёв, все цугом. — Ты куда, Гусь? — кричит Лягушка. — Снегом скриплю, сапожки пробую. Уехала… А навстречу Гусю — Таракан. Рыжий, с усами. Идёт Таракан, шпоры звенят. — Куда, Гусь? — Сапожки обнашиваю. Подкрутил Таракан усищи, пошёл… Идёт Гусь, а тут, откуда ни возьмись, — Комар. Тоже в сапогах и при сабельке. Сапожки на нём бархатные, с ворсом. — А мои лучше! — говорит. И ножку-то на каблук поставил. Но Гусь даже не заметил, мимо прошёл. Бежал с сундучком на плече Поросёнок. Кафтанчик розовый и тапки на босу ногу. — На поезд опаздываю! — кричит. — А ты куда, Гусь? — Никуда. Сапожки разнашиваю. Паровоз загудел, мыши в вагоны попрыгали. Поросёнок опоздал, сел на сундучок, плачет. А Гусь идёт, не торопится. Вылез из-под снега Глухарь — важная птица. Сам чёрный — глазищи красные. — Ты куда, Гусь? Лес кругом, пропадёшь! — Сапожки у меня, видишь? Обнашиваю. Поглядел Глухарь, и верно — сапоги знатные. Бежал по лесу Медвежонок, волок в санках Ёжика. — Здравствуй, Гусь! — Здравствуй-здравствуй! — Айда к нам чай пить! — А что к чаю? — Клюковка. Стоит Гусь в красных сапогах, язык высунул, — думает. — Да не сомневайся! Мы тебе и червячков дадим. Поехали. Ёжик с Медвежонком санки волокут, Гусь в санях сидит, красные сапожки выставил. Всему лесу потом Ёжик с Медвежонком рассказывали, как к ним в гости Гусь в сапогах приходил. Да никто не поверил. — Придумываете! — Кот в сапогах — дело известное. — А чтобы Гусь — ни за что не поверим! Как Медвежонок перехитрил время В восемь часов утра собрались на лесной опушке Ослик, Ёжик, Медвежонок, Белка, Заяц и Лиса, чтобы пойти в восемь часов вечера в гости к Слону. — Но восемь часов вечера ещё далеко! — сказал Заяц. — Что же мы будем делать двенадцать часов? — А очень просто! — сказал Медвежонок. — Нас — шестеро. Значит всем сейчас надо разойтись и каждому по отдельности просидеть два часа. А когда мы снова соберёмся, получится, как будто мы вместе просидели двенадцать! И все разошлись в разные стороны. Ёжик пришёл к себе домой, сел за стол и стал смотреть на часы-ходики. «Тик-так, тик-так», — роняли часы. А Ёжик подбирал минутки и, считая, складывал их перед собой на столе. Ослик отправился к реке. Он вошёл в воду по колено и стал ловить губами солнечных зайцев. «В двух часах — сто двадцать минуток, — думал Ослик. — Когда я поймаю сто двадцать солнечных зайцев, как раз надо будет возвращаться на опушку!» Белка вскарабкалась на верхушку сосны и спросила у Щегла: — Ты знаешь, когда будет «через два часа»? — Конечно! — Тогда постучи ко мне в это время. — И Белка юркнула в дупло. Заяц принялся бегать вокруг леса. Обежит круг и заглянет на опушку: не собрались ли?.. Лиса вышла на пригорок и села так, как будто она сидит по отдельности и одновременно — чтобы ей была видна опушка. А Медвежонок никуда не пошёл. Он просто лёг спать у пенька, подумав: «Соберутся — разбудят!» Первым на опушку пришёл Ослик со ста двадцатью солнечными зайцами в корзине. За ним — Ёжик с мешочком минуток через плечо. Щегол разбудил Белку — и она спустилась с сосны. Прибежал Заяц. Важно подошла Лиса. И все стали будить Медвежонка. — Пора! Вставай! Уже прошло двенадцать часов! Надо идти в гости к Слону! — кричали все разом, со всех сторон тормоша Медвежонка. — А!.. Уже собрались? — сказал он, просыпаясь. — Ну, тогда идёмте к Слону! Только пусть никто не отстаёт, а то он скажет, что мы пришли раньше времени… Кто это всё придумал? И опять ушёл золотой солнечный день. И опять Медвежонок пришёл к Ёжику, потому что последнее время собирались у Ёжика. И опять Медвежонка ждало плетёное кресло рядом с плетёным креслицем, в котором уже сидел Ёжик. Медвежонок поднялся по ступенькам, поглядел на Ёжика и молча кивнул. — Садись, — сказал Ёжик. — А я уж думаю — когда ты придёшь? Медвежонок сел. Наступали самые замечательные осенние сумерки. За маленькой сосной, за худенькой берёзой, на которой вдруг оказалось вдвое меньше ветвей, синела гора. Медвежонок поудобнее устроился в кресле и стал глядеть на гору, на небо, на слабо шевелящиеся под ветерком хрупкие ветки берёзы. Было так хорошо, так спокойно, и небо было такое далёкое, что казалось, навсегда уже на нём застыли облака. — Кажется, они уже никуда не уплывут, да, Ёжик? Ёжик кивнул. — Кажется, и завтра, и послезавтра вот так же будут стоять и стоять на том же месте. Ёжик снова кивнул. — А хорошо бы, чтоб один раз всё было, а потом уже ничего не менялось, — сказал Медвежонок. — Так не бывает. — А почему? — Ты бы соскучился. — Я? Да никогда! — сказал Медвежонок. «Ой-ёй-ёй, как же красиво! — не отрывая взгляда от горы, думал Ёжик. — Кто же придумал эту всю красоту?» — Как ты думаешь? — спросил он у Медвежонка. — О чём? — Кто всё это придумал? — Вот это? — Медвежонок повёл лапой. — А правда, с моего крыльца красивее, чем с твоего? — Ага. — Ёжик, не отрываясь, глядел на гору. — С твоего крыльца и гора меньше, и деревья не те. А хочешь, перетащим твой дом ко мне? — Как? — думая о своём, сказал Ёжик. «Кто же это всё придумал? — доискивался он. — Кто? Как? Когда? Почему я гляжу и всё не могу наглядеться?» — Как? Да очень просто! — сказал Медвежонок. — Разберём твой дом по брёвнышку и на санках перевезём ко мне. Там сложим и будем жить рядом. — На санках? — сказал Ёжик, про себя думая: «Кто же этот невидимый, необыкновенный, кто так постарался, что вышла такая красота?» — Почему обязательно на санках? Можно и сейчас, — сказал Медвежонок. — Правда, на тележке возить будет тяжело, но… — А ты как думаешь? — спросил Ёжик. — Я думаю, что зимой всё-таки лучше, — сказал Медвежонок. — Во-первых, санки просторнее, а во-вторых, сейчас листьев много, скользко. — Я не о том. Как ты думаешь, кто это всё придумал? — А-а… Ты вон о чём.. А я — по брёвнышку, на тележке!.. — передразнил самого себя Медвежонок. — Не знаю, — сказал он. — Я сколько ни думал, так и не смог понять. Сумерки сгустились. И гора была уже почти не видна. Поднялся ветер. И где-то далеко-далеко за рекой еле слышно лаяла собака. — Не слышишь, чего она говорит? — спросил Медвежонок. — Она боится ночи и лает, — сказал Ёжик. Не грязните мою Землю — Нет-нет, Ёжик, ты не думай! — Я и не думаю. — О чём это вы? — спросила Белка. — А, Белка, — сказал Медвежонок. — Я говорю Ёжику, что Земля всё равно не загрязнится. Белка спрыгнула с ёлки и села на пенёк. Лес вокруг стоял большой, светлый, но никто не пел, не шуршал — всё молчало. — А почему она должна загрязниться? — спросила Белка. — Грязнят, — сказал Медвежонок. — Чем могут, тем и грязнят. — Чем же? — Дымом, — сказал Ёжик. — Дым сладкий. Вон Бурундучок вчера жёг листья — так сладко пахло! — Разве это дым? Это — осень, — сказал Медвежонок. — Осенью всегда жгут листья. — Она — маленькая-маленькая, — сказал Ёжик, — голубая и белая, Земля. Астронавт, что был на Луне, сказал: такая маленькая-маленькая, голубая и белая. — И грязная. Вся в грязи, — сказал Медвежонок. — С Луны видно. — А кто это… астронавт? — Это такой… Садится в трубу и летит. Белка подняла голову и стала смотреть на небо. — Я вот о чём думаю, — сказала Белка. — В одном овраге есть старая бочка. Дно выбили, а если выбить второе — будет труба. Понятно? — Нет, — сказал Ёжик. — Мы выкатим бочку на холм, выбьем дно, а когда взойдёт луна… — Станем астронавтами! Здорово! — закричал Медвежонок. — Пошли за бочкой! Они нашли бочку, выкатили на холм, нацелили на то место, где должна была появиться Луна, и выбили второе дно. — Садитесь! — сказала Белка. И все залезли в бочку и стали ждать. Стемнело. Было тихо-тихо. И река под холмом уходила за повором не дыша. — Вы чего здесь сидите? — заглянул в бочку Заяц. — Тсс! — сказала Белка. — Садись и молчи. — А зачем? — И Заяц влез в бочку. — Мы ждём луну, — прошептал Ёжик. — Полетишь с нами? — Куда? — На Луну. — Я боюсь, — сказал Заяц. — Не бойся, — сказал Медвежонок. — Все свои. — А что мы там будем делать? — Поглядим на Землю, и всё. — А можно я останусь? — Струсил? — У меня морковка варится, — сказал Заяц. — Я же не знал. — Морковка варится! — проворчал Медвежонок. — Иди и в следующий раз не лезь, куда не зовут. Заяц задом вылез и бочки: — Потом расскажете? И пропал. Без Зайца стало как-то не так, а луны всё не было. — Может, её сегодня не будет? — Будет, — сказала Белка. И Медвежонок замолчал. А Ёжик сидел, закрыв глаза, и вдруг увидел себя на жёлтой-жёлтой Луне. Она была как пустыня — вся жёлтая-жёлтая. С Луны он глянул на Землю, но сперва ничего не увидел. Потом посмотрел левее и вдруг увидел её всю-всю! Земля была маленькая-маленькая, голубая и белая. «Где голубое — океаны, — догадался Ёжик. — А белое — облака». И вдруг какая-то тень, как мышь, скользнула по голубому. «Вот она — грязь!» — понял Ёжик. И закричал: — Не грязните мою Землю! Но тут кто-то толкнул его в бок. И ещё раз. — Ты что? Ты что? — испуганно шептала Белка. Ёжик открыл глаза — было темно, холодно и тихо, лишь Медвежонок сладко посапывал у Ёжика за спиной. — Медвежонок уснул, — сказала Белка. — А луны нет. Видишь? — Я уже там был, — сказал Ёжик. — Она — маленькая-маленькая. — Земля? — И грязная. — Расскажи! — Завтра, — пообещал Ёжик. И повёл сонного Медвежонка домой. Перед зимой Горько было Ёжику с Медвежонком в эту осень. Каждый лист, каждую птицу провожали они взглядом. Зато, когда облетели все листья, им вдруг стало радостно и светло. — Отчего это? — удивился Медвежонок. — Не знаю, — сказал Ёжик. А получилось это потому, что расставаться — лучше, чем ждать расставания, и жить в свершившемся — лучше, чем ожидать. Это знала одна старая Ворона в лесу. Знала, да никому не сказала. — Ну что? — сказал Ёжик, когда улетела последняя птица. — Обнимемся? — Обнимемся, — сказал Медвежонок. Они обнялись и так некоторое время стояли молча посреди леса. А лес — большой, туманный, — насупившись, глядел на них из-под еловых бровей. — Ты не забывай эту осень, Медвежонок. — Что ты! — сказал Медвежонок. — Мне было очень хорошо. — И мне. — Жаль, что мы ничего не придумали такого, чтобы зимой было радостно и светло. — Не грусти, — сказал Медвежонок. — У нас будет ещё много осеней. Они постояли так ещё немного, обнявшись, а потом вместе пошли пить чай к Ёжику. Петушиный король Закричал Петух. «Откуда он здесь?» — подумал Ёжик и сбежал с крыльца. Была оттепель. Лес утонул в тумане, и казалось, нет ни ёлок, ни кустов, а только кричит Петух. «Откуда он здесь?» — снова подумал Ёжик и крикнул: — О-го-го-го-го-о!.. — Ко-ко-ко! — совсем рядом сказал Петух и вынырнул из тумана, большой, рыжий, в чёрных штанах, красных сапожках, под крылом — корзинка. На сапогах позванивали серебряные шпоры. — Ты кто? — спросил Ёжик. — Я — король, — важно сказал Петух, величественно снял шляпу и раскланялся. — Ко мне надо обращаться «Ваше Величество»! — Здравствуйте, Ваше Величество! — сказал Ёжик. — Правильно. И — поклон. Разве у моего подданного нет шляпы? — У меня шапка, — сказал Ёжик. — Несите. Ёжик сбегал в дом и вернулся в шапке. — Что ж, — сказал король, — крепкая меховая шапка. А мы вот сюда — пёрышко. — И он достал из-за пояса и приладил к Ёжикиной шапке перо. — Попробуем! — Что? — спросил Ёжик. — Репетируем поклон. — Здравствуйте, Ваше Величество! — сказал Ёжик и, как умел, подмёл перед собой шапкой снег. — Очень хорошо! — А зачем корзинка? — спросил Ёжик. — Весна! Сморчки! — Но… Ваше Величество… ведь — зима! — Весна! Сморчки! — упрямо повторил король. — Ага… — Ёжик секунду помолчал. — А мы, Ваше Величество, сморчков не берём. — Кто это — мы? — Мы с Медвежонком, — сказал Ёжик. — А разве в моём королевстве медведи едят грибы? — Он раньше не ел, — смутился Ёжик. — А со мной — привык. — Давно дружите? — С детства, Ваше Величество. — Правильно! А теперь пригласите вашего короля в дом и напоите чаем. — С удовольствием! А давно?.. — Что? «Давно вы стали нашим королём?» — хотел спросить Ёжик, но постеснялся. — Давно вы в лесу? — спросил он. — С рассвета. — Устали небось. — Ёжик ввёл Петуха в дом и раздул самовар. Король важно сел к столу и снял шляпу. — Скоро придёт Медведь? — Медвежонок? Скоро, Ваше Величество. Они сидели у самовара. Потрескивала печь. И Петух думал: «Вот жил, бродил, актёрствовал, пел, а не знал, что в лесу, за туманом, живёт такой славный Ёжик». А Ёжик думал: «Он совсем и не такой сумасшедший. Просто ему, наверное, непривычно в шпорах в лесу». А Петух думал: «Если Медвежонок окажется таким же, как Ёжик, попрошусь, может, возьмут к себе, а там, глядишь, в лесу вместе с ними и скоротаю старость». — Вы пейте, пейте, Ваше Величество! И зёрнышек поклюйте! — Я пью, — тихо сказал Петух. И без шляпы, которую он положил на стул, этот важный петушиный король казался просто добрым сморщенным старичком. Пляска Выглянуло солнце, снег пропал, и опять на лес опустилась таинственная красота. От сплетенья ветвей и ещё кое-где рыжих деревьев нельзя было оторвать глаз. Заяц, который боялся каждого шороха и пережидал листопад в поле, пришёл на опушку. Он сел на пенёк, прижмурился, и солнечные зайцы заплясали вокруг и стали звать его поплясать вместе. — Ну что ты сидишь? — сказал Большой Солнечный Заяц. — Иди к нам! — Нам весело, — сказал Солнечный Заяц Поменьше. — А я песню знаю, — сказал Самый Маленький Солнечный Заяц и, встав на задние лапки, запел: — Ля-ля! Ля-ля! — А где слова? — спросил Заяц. — Какие слова? — Песне слова нужны. — А мы без слов, — сказал Самый Маленький Солнечный Заяц. — Нам и так хорошо! И все трое заплясали и запели ещё веселее. «Сплясать, что ли? — подумал Заяц. — Ведь слов не знают». И он слез с пенька, размял лапы, подпрыгнул и завопил: Последние, Останние, Осенние деньки! — Последние, останние!.. — подхватили солнечные зайцы. И завертелись вместе с Зайцем вокруг пня. Вот было весело! Шуршала опавшая листва, соломой по ветру летели солнечные лучи, звенел последний комар, пищал неразличимый кто-то, а Заяц вприсядку шёл вокруг пня и вопил. Прибежал Медвежонок. — Ты что делаешь? — крикнул он. — Пляшу! — сказал Заяц. — Пляши с нами! — С кем? — изумился Медвежонок. — Да неужто не видишь? — И Заяц запрыгал ещё выше, вопя: Последние, Останние!.. И тут Медвежонок не удержался и пошёл в пляс. Ах как плясал Медвежонок! И бочком, и передом, и задом наперёд, а солнечные зайцы прыгали вокруг и через него и садились на плечи, на лапы, на грудь. Пришёл Ёжик. Последние, Останние, Осенние!.. — вопил Медвежонок с зайцами. — Ты что делаешь? — спросил Ёжик. — Пляшет! — крикнул Самый Маленький Солнечный Заяц. — Пляшу, — сказал Медвежонок. — Давай к нам! — крикнул Заяц. Ёжик во все глаза уставился на Медвежонка, но солнечные зайцы запрыгали вокруг, подхватили под лапы, и Ёжик опомниться не успел, как уже плясал вместе со всеми. — Последние! Останние!.. — кричал Ёжик, и от Медвежонка уже валил пар. Заяц взмок до ушей, и шубка его потемнела. Зато солнечные зайцы стали ещё крепче, веселее и налились светом. — Эх! Эх! — кричал Солнечный Заяц Поменьше. А Самый Маленький всё не давал Ёжику остановиться, всё щекотал и подталкивал. — Не щекотись! — крикнул Ёжик и заплясал вольно. На шум слетелись птицы. Они расселись на ветках и сверху глядели на это необыкновенную пляску. — Глянь, как пляшут! — сказал Снегирь. — И мне, что ли? Слетел с дерева и заплясал.

The script ran 0.008 seconds.