1 2 3 4 5 
Едва смолк последний удар башенных часов, как во всех улицах, выходивших на пустую площадь, одновременно возник бледный свет. Он стал быстро усиливаться. Момо поняла, что это горят фары множества автомобилей, которые двигались со всех сторон к середине площади. Куда бы Момо ни поворачивалась, всюду навстречу ей двигался ослепительный свет. Момо загородила глаза ладонью. Значит, они пришли!
    
Момо вовсе не рассчитывала на столь солидную встречу. На какое-то мгновение храбрость покинула ее. А так как ее окружили со всех сторон и бежать было некуда, Момо запряталась, как могла, в свой огромный пиджак.
    
Потом она вспомнила о Цветах Времени и о великой музыке и сразу же почувствовала себя храброй и сильной.
    
Машины с тихим урчанием приближались – все ближе и ближе. Наконец они остановились – колесо к колесу, – образовав круг, центром которого была Момо.
    
И тут Серые господа вышли из машин. Момо не могла разобрать, сколько их, потому что они оставались в темноте за фарами. Но чувствовала, как много на нее направлено взглядов, и взгляды эти не обещали ничего хорошего. Ей стало очень холодно.
    
Целую вечность никто не произнес ни слова – ни Момо, ни кто-либо из Серых господ.
    
– Значит, вот она, – послышался вдруг пепельно-серый голос, – вот она, эта Момо, решившая бросить нам вызов. Взгляните-ка на нее, на этот комок горя!
    
В ответ послышался странный шорох, отдаленно напоминавший многоголосое хихиканье.
    
– Осторожно! – придавленно произнес другой пепельно-серый голос. – Всем нам известно, сколь опасна для нас эта малютка. Но особенно церемониться с ней тоже не надо.
    
Момо прислушалась.
    
– Ну, ладно, – откуда-то из темноты за фарами откликнулся первый голос. – Попробуем начистоту.
    
И опять наступила долгая тишина. Момо почувствовала, что Серые господа боятся сказать ей правду. Видно, это стоило им огромных усилий. Момо почудилось, что она слышит нечто вроде многоголосого покашливания.
    
Наконец один из них снова начал. Голос раздался с другой стороны, но звучал так же пепельно-серо:
    
– Итак, будем откровенны. Ты совсем одна, бедное дитя. Твои друзья стали для тебя недосягаемы. Нет больше никого, с кем ты могла бы провести время. Так было нами запланировано. Ты видишь, как мы могучи. Нет никакого смысла сопротивляться. Эти бесконечные одинокие часы – что они теперь для тебя? Проклятье, которое тебя раздавит; груз, который тебя удушит; море, в котором ты утонешь; мука, в которой ты изойдешь. Ты обособлена ото всех людей.
    
Момо продолжала молча слушать.
    
– Настанет миг, – продолжал голос, – когда ты этого больше не выдержишь, – завтра, через неделю, через год. Нам-то все равно, мы подождем. Ибо мы знаем, что однажды ты приползешь к нам и скажешь: «Я ко всему готова, только освободите меня от этого груза!..» Или ты уже готова? Тогда скажи.
    
Момо отрицательно покачала головой.
    
– Ты отказываешься от нашей помощи? – холодно спросил голос.
    
Волны холода устремились к Момо со всех сторон, но она лишь стиснула зубы и кивнула.
    
– Она знает, что такое время, – прошепелявил другой голос.
    
– Это доказывает, что она действительно была у этого, у Так Называемого, – ответил первый голос, потом спросил: – Знаешь ты Мастера Хора?
    
Момо кивнула.
    
– Ты правда была у него? Момо опять кивнула.
    
– Значит, ты их знаешь – Цветы Времени?
    
Момо кивнула в третий раз. О, как хорошо она их знала! Эти Цветы!
    
Опять наступила долгая тишина. И опять раздался новый голос – в другой стороне:
    
– Ты любишь своих друзей, не так ли?
    
Момо кивнула.
    
– И ты рада была бы освободить их из-под нашей власти?
    
Момо опять кивнула.
    
– Ты это сможешь, если только захочешь.
    
Момо плотно закуталась в пиджак: она дрожала от холода.
    
– Это действительно будет стоить тебе немногого, всего лишь одну малость – и ты их освободишь. Мы поможем тебе, и ты поможешь нам. Это же будет справедливо!
    
Момо внимательно смотрела в направлении говорившего.
    
– Мы тоже хотели бы когда-нибудь познакомиться с Мастером Хора. Но мы не знаем, где он живет, понимаешь? Мы только хотели бы, чтобы ты нас к нему проводила. Вот и все. Слушай внимательно, Момо, чтобы ты уверилась, что мы говорим с тобой откровенно и честно: за эту услугу мы вернем тебе твоих друзей, и вы опять будете жить по-старому! Это ведь стоящее предложение!
    
Тут Момо впервые открыла рот. Ей было трудно говорить – губы замерзли.
    
– Что вы хотите от Мастера Хора? – спросила она медленно.
    
– Мы хотим с ним познакомиться, – резко ответил голос, и холод усилился. – И больше ничего.
    
Момо продолжала молчать – она ждала. Среди Серых господ возникло какое-то движение – казалось, они забеспокоились.
    
– Я не понимаю тебя! – произнес голос. – Подумай о себе и своих друзьях! Что ты так беспокоишься о Мастере Хора? Он достаточно стар, чтобы сам о себе позаботиться. И кроме того, если он будет разумен и пойдет нам навстречу, мы не тронем на его голове ни волоска! Иначе мы вынуждены будем употребить свою власть.
    
– Для чего? – прошептала Момо посиневшими губами. Внезапно раздался пронзительный, надрывный голос:
    
– Нам надоело собирать у человечества по крохам все эти часы, минуты и секунды! Нам необходимо время всего человечества! Мастер Хора должен отдать его нам!
    
Момо уставилась в темноту, откуда раздался голос.
    
– А люди? – спросила она. – Что станет с ними?
    
– Люди! – крикнул голос, на мгновение захлебнувшись. – Люди давно уже никому не нужны, они лишние! Они сами довели мир до того, что места им не осталось. Мы будем владеть миром!
    
Холод стал таким страшным, что Момо с трудом шевелила губами, не в силах произнести ни слова.
    
– Не беспокойся, маленькая Момо, – снова тихо, даже как-то вкрадчиво продолжал тот же голос. – Тебя и твоих друзей это, конечно, не касается. Вы будете единственными людьми, которые будут играть и рассказывать друг другу разные истории. Вы не станете вмешиваться в наши дела, а мы оставим в покое вас.
    
Голос смолк, но тут же заговорил другой:
    
– Ты знаешь, что мы сказали тебе правду. И мы сдержим свое обещание. А теперь веди нас к Мастеру Хора.
    
Момо пыталась заговорить. Холод почти лишил ее сознания. Наконец она выдавила из себя:
    
– Если бы я даже могла, я не сделала бы этого.
    
– Что это значит: если бы могла? – раздался откуда-то угрожающий голос. – Ты же можешь! Ты была у Мастера Хора, значит, ты знаешь дорогу!
    
– Я не найду ее снова, – прошептала Момо. – Я уже пыталась. Только Кассиопея знает ее.
    
– Кто это?
    
– Черепаха Мастера Хора.
    
– Где она?
    
Почти теряя сознание, Момо пробормотала:
    
– Она – со мной – вернулась – но – я ее – потеряла...
    
До слуха Момо – будто издалека – донесся взволнованный хаос голосов:
    
– Тревога! Тревога! Найти черепаху! Надо найти эту черепаху! Каждую черепаху надо проверить! Кассиопея должна быть найдена! Должна быть! Должна!..
    
Голоса смолкли. Стало тихо. Момо медленно приходила в себя. Одиноко стояла она посреди огромной площади, над которой еще веял холодный ветер, будто дул откуда-то из пустоты, – пепельно-серый ветер.
    
    
   
   
    
     
Глава восемнадцатая. ЕСЛИ СМОТРЕТЬ ВПЕРЕД НЕ ОГЛЯДЫВАЯСЬ
    
    
Сколько прошло времени, Момо не знала. Порой на башне били часы, но Момо их едва слышала. Тепло медленно возвращалось к ней. Она чувствовала себя парализованной и не могла принять решения.
    
Вернуться в старый амфитеатр и лечь спать? Сейчас, когда всякая надежда – для нее и ее друзей – раз и навсегда потеряна? Она теперь твердо знала, что никогда уже не будет так хорошо, как раньше... никогда...
    
Еще она боялась за Кассиопею. Что, если Серые господа найдут ее? Момо горько раскаивалась, что упомянула о черепахе.
    
«Может быть, Кассиопея давно у Мастера Хора, – утешала себя Момо. – Надеюсь, она меня больше не ищет. Это было бы счастьем – и для меня и для нее...»
    
В этот момент что-то нежно коснулось ее босой ноги. Момо испугалась, потом медленно нагнулась.
    
Перед ней сидела черепаха! В темноте засветились слова: «Я ОПЯТЬ ЗДЕСЬ!»
    
Момо бессознательно схватила черепаху и засунула ее под пиджак. Потом она встала, вглядываясь в темноту. Она боялась, что Серые господа еще здесь.
    
Но все было тихо.
    
Кассиопея шевельнулась под пиджаком, пытаясь высвободиться. Момо крепко прижала ее к себе, заглядывая под пиджак:
    
– Сиди, пожалуйста, тихо!
    
«ЧТО ЗА ГЛУПЫЕ ШУТКИ?» – засветилось на панцире.
    
– Нельзя, чтоб тебя видели, – шепнула ей Момо.
    
«НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ РАДУЕШЬСЯ?» – засветилось на панцире.
    
– Радуюсь! – сказала Момо, чуть но плача. – Радуюсь, Кассиопея, и еще как! – И она несколько раз поцеловала черепаху в нос.
    
Слова на панцире черепахи явственно покраснели, когда она ответила: «НУ ЗНАЕШЬ ЛИ!»
    
Момо улыбнулась.
    
– Ты все это время искала меня?
    
«КОНЕЧНО».
    
– А почему ты нашла меня именно сейчас и здесь?
    
«ЗНАЛА ЗАРАНЕЕ».
    
Значит, черепаха все это время искала ее, хотя знала, что не сразу найдет? Но тогда зачем было искать? Еще одна загадка Кассиопеи! Но сейчас, во всяком случае, не время искать отгадку.
    
Момо шепотом рассказала черепахе обо всем происшедшем за это время.
    
– Что нам теперь делать? – спросила она под конец.
    
Кассиопея внимательно слушала. На ее панцире появились слова: «ПОЙДЕМ К МАСТЕРУ ХОРА».
    
– Сейчас?! – в отчаянии крикнула Момо. – Но они же тебя везде ищут! Только здесь их нет! Не лучше ли нам остаться?
    
Но на панцире засветилось только: «Я ЗНАЮ, ИДЕМ».
    
– Прямо к ним в лапы? – в ужасе воскликнула Момо.
    
«МЫ НИКОГО НЕ ВСТРЕТИМ!» – ответила Кассиопея.
    
Если она так уверена, то можно на нее положиться, подумала Момо. Она опустила Кассиопею на землю. Но тут же вспомнила весь долгий мучительный путь, по которому они шли в прошлый раз, и вдруг почувствовала, что у нее не хватит на это сил.
    
– Иди одна, Кассиопея, – сказала она тихо, – я не могу больше. Иди одна и передай привет Мастеру Хора.
    
«ЭТО СОВСЕМ БЛИЗКО!» – стояло на спине Кассиопеи.
    
Прочитав ответ, Момо удивленно оглянулась. Мало-помалу она смутно осознала, что этот убогий и словно вымерший уголок города именно тот самый, из которого они вышли к белоснежным домам – на улицу со странным освещением. Если это так, то у нее, пожалуй, хватит сил добраться до Дома-Нигде.
    
– Хорошо, – сказала Момо. – Я пойду с тобой. Но разреши, я возьму тебя на руки, так быстрее дойдем.
    
«К СОЖАЛЕНИЮ, НЕТ», – прочитала Момо на панцире.
    
– Почему ты должна идти сама? – спросила Момо.
    
Ответ был загадочен: «ДОРОГА ВО МНЕ».
    
С этими словами черепаха двинулась вперед, и Момо медленно, медленно, шаг за шагом пошла за ней.
    
Как только черепаха и Момо скрылись в одном из ближайших переулков, на площади, в тени окружавших ее домов, сразу же наступило большое оживление. Со всех сторон доносился какой-то хруст и хрип, приглушенное хихиканье. Это были Серые господа, они подслушали весь разговор Момо с черепахой. Часть из них оставалась тут, чтобы наблюдать за девочкой. Они и не подозревали, что долгое ожидание принесет им такой успех!
    
– Вон они! – шепнул пепельно-серый голос. – Хватать их?
    
– Конечно, нет! – прошелестел другой. – Пусть бегут.
    
– Но почему? – спросил первый голос. – Надо же поймать черепаху. Сказано было: любой ценой!
    
– Правильно. Но для чего?
    
– Чтобы она отвела нас к Мастеру Хора.
    
– Вот именно! Это она и делает. Нам даже принуждать ее не надо. Она делает это добровольно.
    
И снова площадь, с ее мрачными тенями, наполнилась глухим хихиканьем.
    
– Немедленно сообщите эту новость всем агентам в городе! Поиски можно прекратить. Пусть все подключатся к нам. Но главное – осторожность, господа! Никто из нас не должен перебегать им дорогу. Освободите им путь. И всячески избегайте с ними встреч. А теперь, господа, спокойно последуем за нашими ничего не подозревающими проводниками!
    
Момо с Кассиопеей и в самом деле не встретили никого из своих преследователей. Куда бы они ни направлялись, Серые господа всюду вовремя исчезали, присоединяясь к следовавшей за беглецами армии преследователей. Эта армия становилась все больше и больше, она бесшумно кралась сзади, прячась в тени домов и заборов...
    
Момо совсем выбилась из сил. Порой ей казалось, что она вот-вот упадет и заснет на месте. Но всякий раз она заставляла себя сделать еще шаг, а за ним следующий.
    
Если бы черепаха не шла так медленно! Но тут уж ничего нельзя было поделать. Момо перестала смотреть по сторонам, она смотрела только на свои ноги и на черепаху.
    
Спустя, как ей показалось, целую вечность, она вдруг заметила, что под ногами стало светлее, Момо подняла веки – они словно налились свинцом – и оглянулась вокруг.
    
Да, это была наконец та часть города, где царствовал удивительный свет – не вечерний и не утренний – и где все тени падали в разных направлениях. Ослепительно белыми стояли недоступные дома с черными провалами окон. А вон и странный памятник – огромное яйцо на черном каменном прямоугольнике.
    
Момо приободрилась – теперь уже недалеко было до Мастера Хора.
    
– Прошу тебя, – обратилась она к Кассиопее, – нельзя ли идти побыстрее?
    
«ТИШЕ ЕДЕШЬ – ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ», – ответила черепаха и поползла еще медленнее. Но благодаря этому – заметила Момо, как и в прошлый раз, – черепаха стала вдруг продвигаться быстрее. И чем медленнее они шли, тем быстрее навстречу им скользила под ногами улица.
    
В этом заключался секрет странной части города: чем медленнее ты шел, тем быстрее достигал цели! А чем сильнее спешил, тем медленнее продвигался. Этого-то Серые господа и не знали – в тот раз, когда они преследовали Момо на автомобилях. Потому ей и удалось от них ускользнуть.
    
В тот раз!
    
Но сейчас все было по-другому. Сейчас Серые господа вовсе не стали догонять беглецов. Они шли по их следу так же медленно. Они поняли секрет. Белые улицы позади Момо и черепахи медленно наполнялись армией Серых господ. Теперь преследователи знали, как тут надо двигаться: они шли еще медленнее черепахи и потому нагоняли ее. Это был бег наперегонки, только наоборот: состязание в медленности.
    
Вдоль и поперек сонных улиц. В самую сердцевину белоснежного квартала. А вот наконец и Переулок-Никогда...
    
Кассиопея уже завернула за угол и стала приближаться к Дому-Нигде. Момо вспомнила, что не могла здесь идти иначе как задом наперед, – и повернулась... От страха у нее чуть не остановилось сердце.
    
На нее надвигалась живая, движущаяся стена – воры времени. Тесными рядами, один возле другого, заполнили они всю ширину улицы – стене этой не видно было конца.
    
Момо закричала, но не услышала своего голоса. Задом наперед вбежала она в Переулок-Никогда, широко раскрытыми глазами уставившись на следовавшую за ней армию Серых господ.
    
Но тут опять случилось нечто невероятное: едва первые преследователи попытались войти в Переулок-Никогда, они тут же – на глазах у Момо – растворились в воздухе! Сначала растворились их протянутые руки, потом ноги и туловища и под конец их лица – с застывшим на них выражением ужаса.
    
Не только Момо наблюдала это зрелище – это видели еще не успевшие раствориться Серые господа, на которых напирали сзади другие. Передние ряды стали топтаться на месте, пытаясь сдержать напиравших сзади, и на границе Переулка-Никогда возникла своего рода рукопашная, превратившаяся во всеобщую свалку. Никто не отважился двинуться дальше, но те, которые были вытолкнуты напиравшей толпой вперед, тут же растворялись, превращаясь в Ничто.
    
Момо видела гневные лица, воздетые кулаки, но никто уже не мог преследовать ее.
    
Сама она наконец достигла Дома-Нигде. Тяжелые ворота из зеленого металла распахнулись. Момо кинулась внутрь, пробежала коридор с каменными фигурами, открыла в конце маленькую дверцу, скользнула в нее, промчалась но залу с бесчисленными часами до маленькой комнаты, окруженной стенками часов, бросилась на маленькую софу и зарылась лицом в подушку, чтоб ничего больше не видеть и не слышать...
    
    
   
   
    
     
Глава девятнадцатая. ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ
    
    
Вблизи кто-то тихо разговаривал.
    
Момо как бы медленно всплывала из глубины сна, лишенного всяких видений. Она чувствовала себя окрепшей и отдохнувшей.
    
– Ребенок не виноват, – услышала она говорившего. – Но ты, Кассиопея, почему ты это сделала?
    
Момо открыла глаза. У столика возле софы сидел Мастер Хора. Он грустно смотрел на черепаху.
    
– Неужели ты не подумала о том, что Серые господа пойдут за вами?
    
«ЗНАЮ НАПЕРЕД, – появилось на панцире черепахи, – НО НЕ РАЗМЫШЛЯЮ».
    
Мастер Хора со вздохом покачал головой.
    
– Ах, Кассиопея, Кассиопея, ты даже мне задаешь порой загадки!
    
Момо приподнялась.
    
– Ага, маленькая Момо проснулась! – весело сказал Мастер Хора. – Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо?
    
– Очень хорошо, спасибо, – ответила Момо. – Прости, пожалуйста, я заснула.
    
– Не беспокойся, – ответил Мастер Хора. – Все в порядке. Не надо ничего объяснять. Кассиопея мне уже все рассказала.
    
– А Серые господа?
    
Мастер Хора вынул из жилетки большой голубой платок.
    
– Они осаждают нас. Окружили Дом-Нигде со всех сторон.
    
– Но войти они не могут?
    
– Нот, этого они не могут. Ты же сама видела, как они превращаются в Ничто, едва вступят в Переулок-Никогда.
    
– А как это получается? – хотела знать Момо.
    
– Это делает воронка времени, – ответил Мастер Хора. – Ты ведь знаешь, что в этом переулке все надо делать задом наперед. Ибо вокруг Дома-Нигде время движется в обратном направлении. Обычно время входит в тебя. И чем больше его в тебе накапливается, тем ты становишься старше. Но в Переулке-Никогда время из тебя выходит. Проходя но переулку, ты становишься моложе. Не на много, конечно: ровно на столько, сколько тебе понадобится времени, чтобы по нему пройти.
    
– Я совсем не заметила, – удивленно сказала Момо.
    
– Ну да, – улыбнулся Мастер Хора, – человеку это мало заметно, ибо он есть нечто большее, чем только время. Но у Серых господ все по-другому. Они целиком состоят из украденного времени. Как только они попадают в воронку времени, оно мгновенно улетучивается из них, и тогда они лопаются, как мыльные пузыри! Но от мыльного пузыря остается хоть капля мыла – от них же вовсе ничего.
    
Момо напряженно думала.
    
– Нельзя ли тогда пустить все время на земле в обратном направлении? На короткое мгновение. Тогда все люди станут немного моложе. Для них это не беда. А воры времени исчезнут.
    
Мастер Хора улыбнулся:
    
– Это было бы неплохо! К сожалению, так не получится. Оба потока времени поддерживают в мире равновесие. Если остановить один поток, исчезнет другой. Тогда вообще не останется времени...
    
Он минуту помолчал, сдвинув Всевидящие Очки на лоб.
    
– Это значит... – пробормотал он, потом встал и, погруженный в свои мысли, принялся ходить по комнате взад-вперед.
    
Момо с нетерпением смотрела на него. Кассиопея тоже не отрывала от него глаз.
    
Наконец он опять сел и испытующе посмотрел на Момо.
    
– Ты натолкнула меня на мысль, – сказал он. – Но ее исполнение зависит не только от меня.
    
Он обратился к черепахе, сидевшей у его ног:
    
– Кассиопея, дорогая моя! Что, на твой взгляд, лучше всего делать во время осады?
    
«ЗАВТРАКАТЬ!» – ответила черепаха.
    
– Тоже не плохая идея, – сказал Мастер Хора.
    
В то же мгновение стол был накрыт.
    
Впрочем, может быть, он давно был накрыт и Момо просто не замечала его? Во всяком случае, на столе опять стояли золотые чашечки и весь отливающий золотом завтрак: кувшин с дымящимся шоколадом, мед, масло и хрустящие булочки.
    
Момо давно уже соскучилась по этим вкусным вещам и с удовольствием села за стол. Сейчас все показалось ей еще вкуснее. На этот раз в стороне не остался и Мастер Хора.
    
– Они хотят, чтобы ты отдал им время всего человечества, – сказала Момо, уписывая завтрак за обе щеки. – Но ты ведь этого не сделаешь?
    
– Нет, девочка, – ответил Мастер Хора. – Я этого никогда не сделаю. Время однажды началось и однажды окончится, но только тогда, когда оно не понадобится людям. От меня Серые господа не получат ни единого мгновения.
    
– Но они говорят, что могут тебя к этому принудить, – продолжала Момо.
    
– Прежде чем мы продолжим этот разговор, – серьезно сказал Мастер Хора, – я хочу, чтобы ты на них посмотрела. Он снял маленькие золотые очки и передал их Момо. Она бережно надела их.
    
Сперва она увидела неясный вихрь красок и форм, от которых у нее, как и в первый раз, закружилась голова. Но сейчас это длилось недолго. Ее глаза быстро настроились на четкий фокус.
    
И она увидела осаждающее их войско!
    
Плечо к плечу – необозримой цепью – стояли вдали Серые господа. Они стояли не только перед Переулком-Никогда, их цепь простиралась все далее и далее – бесконечным замкнутым кругом, тянувшимся вдоль белоснежных домов. И центром этого круга был Дом-Нигде. Окружение было беспросветным.
    
Потом Момо заметила нечто другое, поразившее ее. Сперва она подумала, что это запотели стекла очков или она еще не настроилась на ясное изображение, потому что очертания Серых господ были какими-то размытыми. Но потом она поняла, что дело вовсе не в очках и не в зрении – что это поднимающийся над улицами города туман. Кое-где он уже стал непроглядно-плотным, кое-где еще только образовывался.
    
Вдали неподвижно стояли Серые господа. У каждого, как всегда, круглая жесткая шляпа на голове, в руке портфель, во рту дымящаяся сигара. Но дым сигар не таял, как это бывает в обычном воздухе. Здесь, где не было ни малейшего ветерка, дым в остекленевшем воздухе распространялся наподобие паутины, заполняя улицы, поднимался вдоль белоснежных домов, растягивался вширь наподобие флагов или занавесок. Потом собирался в противные, голубовато-зеленые облака, медленно наползавшие друг на друга, постепенно загораживая Дом-Нигде непрерывно растущей стеной.
    
Еще Момо увидела, что из города приходят все новые господа, сменяя стоящих в цепи. Но зачем все это? Какую цель преследовали воры времени? Она сняла очки и вопросительно глянула на Мастера Хора.
    
– Хорошо все разглядела? – спросил он и, надевая очки, сказал: – Ты спрашивала, могут ли они меня к чему-нибудь принудить. Меня-то им не поймать. Но они могут причинить людям нечто более страшное, чем все, что они сделали до сих пор. Этим они и пытаются меня шантажировать.
    
– Нечто более страшное? – испуганно спросила Момо. – То есть?
    
Мастер Хора кивнул:
    
– Я выделяю каждому человеку отпущенное ему время. Против этого Серые господа ничего не могут поделать. И задержать это время они тоже не могут. Но они могут его отравить.
    
– Отравить время? – растерянно переспросила Момо.
    
– Дымом своих сигар, – объяснил Мастер Хора. – Видела ты кого-нибудь из них без сигары? Нет, без сигар они существовать не могут.
    
– Что же это за сигары?
    
– Помнишь Цветы Времени? Я говорил тебе, что в каждом человеке есть такой золотой купол времени, потому что у каждого человека есть сердце. Потому-то Серые господа и пытаются проникнуть в человеческое сердце, – чтобы украсть как можно больше Цветов Времени. Вырванные из человеческого сердца. Цветы Времени умирают не сразу. Но жизнь их теряет всякий смысл. Всеми нитями своего существа стремятся они назад к человеку, которому принадлежали.
    
Момо слушала затаив дыхание.
    
– Ты должна знать, Момо, что зло тоже имеет свою тайну. Я не знаю, где хранят Серые господа украденные ими Цветы Времени. Я только знаю, что они замораживают их своим холодом, пока цветки не становятся твердыми, как стекло. Где-нибудь глубоко под землей спрятаны огромные склады, в которых хранится замороженное время.
    
Момо даже покраснела от возмущения.
    
– Этими запасами Серые господа и живут. Они обрывают лепестки цветов, сушат их и сворачивают из них свои сигары. Даже в этих высохших лепестках еще теплится жизнь. Но живое время Серые господа использовать не могут. Поэтому они зажигают свои сигары и курят их: в этом дыму время окончательно умирает. Этим мертвым человеческим временем они и питаются.
    
Момо встала.
    
– Ах, – сказала она. – Столько мертвого времени...
    
– Да, эта стена дыма – там, вдали, вокруг Дома-Нигде – это и есть мертвое время. Еще мне хватает чистого неба, еще я могу беспрепятственно посылать живое время людям. Но когда дымные облака плотно сомкнутся вокруг и над нами – тогда в каждый посланный мною час времени подметается часть мертвого времени Серых господ. И когда люди получат это отравленное время, они заболеют – заболеют смертельно.
    
Момо беспомощно уставилась на Мастера Хора. Потом она тихо спросила:
    
– И что это за болезнь?
    
– Вначале она незаметна. Просто наступает день, когда тебе ничего больше не хочется делать. Все становится неинтересным, человека охватывает тоска. И это уже не проходит. Тоска усиливается – день ото дня, от недели к педеле. Человек чувствует себя опустошенным, он становится недовольным и самим собой и всем миром. Постепенно проходит и это чувство, и ты уже вообще ничего не ощущаешь. Тебе все безразлично. Весь мир становится чужим, тебе уже нет до него никакого дела. Уже нет ни гнева, ни восторга, ни радости, ни грусти, люди не умеют больше ни смеяться, ни плакать. Все окутывает ледяной холод, любви нет. Тогда болезнь становится неизлечимой. Люди мечутся с пустыми, серыми лицами, становятся такими же, как Серые господа. Да, они становятся такими же чудовищами. Смертельная Скука – вот название этой болезни.
    
Момо содрогнулась от ужаса.
    
– Значит, если ты не отдашь им все человеческое время, – спросила она, – тогда они превратят всех людей в подобных себе?
    
– Да, этим они меня и пугают.
    
Он встал с места.
    
– Я все еще ждал, что люди сами от них освободятся. Они бы могли это сделать, ведь в сущности, Серые господа находятся в полной зависимости от людей. Но больше ждать нельзя. Нужно что-то делать. Но один я ничего не смогу. – Он посмотрел на Момо. – Ты хочешь мне помочь?
    
– Да, – прошептала Момо.
    
– То, что ты должна совершить, связано с огромным риском, – сказал Мастер Хора. – От тебя, Момо, будет зависеть, застынет ли мир навсегда или снова начнет жить. Готова ли ты рискнуть?
    
– Да, – повторила Момо, и на этот раз голос ее звучал твердо.
    
– Тогда слушай меня внимательно. И постарайся все хорошенько запомнить. Отныне ты будешь совсем одна. Я больше не смогу тебе помочь. Н никто тебе не поможет.
    
Момо кивнула, вся превратившись в слух.
    
– Ты должна еще знать, что я никогда не сплю. В тот момент, когда я засну, остановится всякое время. Мир застынет. А если не станет времени, Серым господам неоткуда будет его воровать. Некоторое время они, правда, смогут еще существовать, ведь запасы времени у них немалые. Но, израсходовав его, они растворятся в пустоте.
    
– Но тогда все просто! – воскликнула Момо.
    
– К сожалению, не так просто, иначе бы я не нуждался в твоей помощи, девочка! Потому что, если не будет больше никакого времени, я не смогу проснуться. Мир застынет навеки! Но в моей власти, Момо, подарить тебе целый Цветок Времени. Конечно, только один цветок, ведь всегда цветет только один цветок. И когда всякое время в мире окончится, у тебя еще будет в запасе один час.
    
– И я смогу тебя разбудить! – сказала Момо.
    
– Этим мы еще ничего не достигнем, – возразил Мастер Хора. – Запасы Серых господ намного больше. За один час они почти ничего не истратят. Значит, они все еще будут существовать. Задачи, которые тебе придется решить, намного сложнее! Как только Серые господа заметят, что время остановилось – а они это быстро заметят, потому что подвоз сигар прекратится, – они снимут осаду и устремятся к своим подземным запасам. И ты за ними последуешь. Когда ты найдешь их тайники, ты должна помешать им туда войти. И тогда – как только у них кончатся сигары – они тоже исчезнут. Но еще останется сделать самое трудное. Когда исчезнут воры времени, ты должна будешь освободить все украденное ими время. Мир опять начнет жить, когда замороженное время вернется к людям, – и тогда я смогу проснуться... И на все это у тебя будет всего один лишь час!
    
Момо с испугом смотрела на Мастера Хора. Она, конечно, и не подозревала, что все настолько трудно.
    
– Готова ли ты попытаться – несмотря ни на что? – спросил Мастер Хора. – Это единственная и последняя возможность.
    
Момо молчала.
    
Ей казалось, что она не справится.
    
«Я ПОЙДУ С ТОБОЙ», – прочитала она вдруг на спине Кассиопеи.
    
«Чем поможет мне маленькая черепаха?» – подумала Момо. И все же это был пусть маленький, но лучик надежды.
    
Мысль, что она будет не одна, придавала ей храбрости. Правда, эта храбрость была наивной, но она помогла ей принять решение.
    
– Я попытаюсь, – сказала она решительно.
    
Мастер Хора долго смотрел на нее, потом улыбнулся:
    
– Многое окажется легче, чем ты думаешь. Ты слышала голоса звезд. Ты не должна бояться.
    
Он повернулся к черепахе:
    
– А ты, Кассиопея, пойдешь с ней?
    
«КОНЕЧНО!» – зажглось на панцире. Потом эти слова потухли и появились новые: «КТО-ТО ВЕДЬ ДОЛЖЕН ЗА НЕЙ ПРИСМАТРИВАТЬ!»
    
Мастер Хора и Момо рассмеялись.
    
– Она тоже получит Цветок Времени? – спросила Момо.
    
– Кассиопее он не нужен, – сказал Мастер Хора и пощекотал черепахе шею. – Она существует вне времени. Свое собственное время она носит в себе. И когда все вокруг застынет, она все еще сможет бродить по свету.
    
– Хорошо, – сказала Момо, в которой вдруг проснулась жажда деятельности. – Что нам сейчас делать?
    
– Сейчас мы с тобой попрощаемся, – сказал Мастер Хора.
    
Момо судорожно глотнула, потом спросила:
    
– Разве мы больше никогда не встретимся?
    
– Мы еще встретимся, Момо. А до тех пор каждый час твоей жизни будет приносить тебе мой привет. Ведь мы остаемся друзьями, не так ли?
    
– Да, – кивнула Момо.
    
– Теперь я пойду, – продолжал Мастер Хора. – А ты останешься здесь. И не спрашивай, куда я ухожу. Ибо мой сон не совсем обычный, и тебе его лучше не видеть. И еще: как только я уйду, ты сразу открой маленькую дверь, на которой стоит мое имя, и большие ворота, ведущие в Переулок-Никогда. Потому что, как только остановится время, никакая сила в мире не сможет их отворить. Ты все поняла и запомнила, моя девочка?
    
– Да, – сказала Момо. – Но как я узнаю, что время остановилось?
    
– Не беспокойся, ты это заметишь.
    
Мастер Хора встал, поднялась и Момо. Он тихо погладил ее но взъерошенным волосам.
    
– Прощай, маленькая Момо. Я рад, что и меня ты тоже хорошо слушала.
    
– Я всем расскажу о тебе, – ответила Момо.– Потом.
    
И тут Мастер Хора вдруг сделался совсем старым, как тогда, когда нес Момо на руках к куполу времени: старым, как скала или вековое дерево.
    
Он повернулся и быстро вышел из комнаты. Момо слышала его удаляющиеся шаги – они раздавались все дальше и дальше, – и вот их уже нельзя было Отличить от тиканья многих часов. Может быть, и он слился с этим тиканьем?
    
Момо подняла Кассиопею и крепко прижала ее к себе. Начиналось ее самое большое приключение.
    
    
   
   
    
     
Глава двадцатая. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
    
    
Сначала Момо пошла и открыла маленькую дверцу, на которой стояло имя Мастера Хора. Потом она помчалась по коридору с каменными статуями и открыла ворота из зеленого металла. Они были очень тяжелыми.
    
Покончив с этим, она вернулась в зал с бесчисленными часами и стала ждать, с Кассиопеей на руках, что теперь будет.
    
И свершилось предсказанное!
    
Момо показалось вдруг, что начинается своего рода землетрясение, хотя нет, содрогнулась не земля – содрогнулось время: это можно было назвать времятрясением. Нет слов, чтобы описать, что Момо при этом почувствовала. Раздался звук, которого еще никогда не слышал ни один человек. Этот звук был как возникший из глубины столетий вздох.
    
И все было кончено.
    
В то же мгновение остановился ход бесчисленных часов – смолкли их тиканье, бой, хрипы и звоны. Замерли маятники. Остановилось всякое движение. Наступила тишина, какой еще никогда не бывало в мире. Больше не было времени.
    
Момо увидела, что держит в руках большой Цветок Времени. Как он появился, Момо не заметила. Он просто был, как будто был всегда.
    
Момо осторожно шагнула. Да, она могла двигаться, безболезненно, как раньше. На столике еще стояли остатки завтрака. Момо села в кресло – но странно: его обивка стала твердой, как мрамор. Глоток шоколада в чашке еще оставался, но ее нельзя было сдвинуть с места. Момо хотела окунуть палец в шоколад, но шоколад стал твердым, как, стекло. И мед стал такой же. Хрустящие булочки словно приклеились к тарелке. Ничего, даже самая малая малость не могла быть изменена с тех пор, как не стало времени.
    
Кассиопея вдруг затопала ногами, и Момо посмотрела на нее.
    
«ТЫ ТЕРЯЕШЬ СВОЕ ВРЕМЯ!» – прочитала Момо на панцире.
    
О боже мой, действительно! Момо опомнилась. Она выбежала из зала, проскользнула в маленькую дверцу, помчалась дальше по коридору, выбежала из ворот, свернула за угол – и отпрянула назад. Сердце бешено заколотилось. Воры времени вовсе никуда не убегали! Наоборот, они шли по Переулку-Никогда, в котором исчезло время-наоборот, приближаясь к Дому-Нигде! Мастер Хора ничего об этом не сказал!
    
Момо побежала назад в зал и спряталась, с Кассиопеей в руках, за большими стоячими часами.
    
– Хорошенькое начало, – пробормотала она.
    
Она услышала в коридоре шаги Серых господ. Один за другим протискивались они в маленькую дверь и вот уже стояли в зале целым отрядом. Стояли и оглядывали все.
    
– Впечатляюще! – сказал один из них. – Итак, это теперь наш новый дом.
    
– Я видел, как девочка Момо открывала нам двери, – сказал другой пепельно-серый голос. – Разумный ребенок! Горю нетерпением узнать, как она уломала старика!
    
Другой такой же голос произнес:
    
– Мне кажется, что Так Называемый сам уступил. Исчезновение воронки времени означает, что он сам ее выключил. Значит, он решил нам покориться. Сейчас мы до него доберемся. Куда же он подевался?
    
Серые господа обшаривали глазами помещение, как вдруг раздался еще более пепельно-серый голос:
    
– Тут что-то не так, господа! Часы! Взгляните на часы! Они стоят! Все стоят. Даже вот эти песочные.
    
– Это он их остановил, – нерешительно сказал другой.
    
– Песочные часы остановить невозможно! – крикнул первый. – И все же – посмотрите, господа, – песок остановился прямо в горлышке стеклянной воронки! И часы нельзя сдвинуть с места! Что это значит?..
    
Он еще продолжал говорить, когда в коридоре раздались шаги и в маленькую дверь протиснулся еще один Серый господин. Он кричал, взволнованно жестикулируя:
    
– Только что поступило сообщение от городских агентов. Их машины стоят! Все стоит. Мир застыл. Невозможно вырвать ни у кого ни частички времени! Все поставки прекратились! Время больше не существует! Хора остановил время!
    
Мгновение стояла гробовая тишина. Потом кто-то спросил:
    
– Что вы сказали? Прекратились поставки? Но что станет с нами, когда мы израсходуем сигары?
    
– Вы это сами знаете, что с нами станет! – крикнул другой. – Господа, это катастрофа!
    
Все закричали, перебивая друг друга:
    
– Хора нас уничтожит! – Снимайте осаду! Снимайте осаду! – Бежим к складам! – Без машин? – Мы не успеем! – Моей сигары хватит всего на двадцать семь минут! – Моей на сорок восемь! – Так давайте ее сюда! – Вы с ума сошли?! – Спасайся, кто может!..
    
Все кинулись к маленькой двери, пытаясь протиснуться в нее одновременно. Момо наблюдала из укрытия, как Серые господа в панике отталкивали друг друга, тянули, пихали, колотили – разгорелась рукопашная. Каждый дрался за свою серую жизнь, пытаясь поскорей вырваться наружу. Они наносили друг другу сокрушительные удары, сбивали шляпы, выхватывали друг у друга изо рта серые сигары. А без сигар они сразу становились беспомощными. Они стояли, вытянув руки, с гримасой страха на лице, делаясь все прозрачнее, пока не исчезали вовсе. Исчезало все, даже шляпы. Наконец в зале осталось всего трое – им удалось проскользнуть в узенькую дверь и бежать.
    
Момо – с черепахой под мышкой, с Цветком Времени в руке – устремилась за ними. Теперь надо было не потерять Серых господ из виду.
    
Выбежав из ворот, Момо увидела, что воры времени уже добежали до конца Переулка-Никогда. Там в облаках дыма стояли еще группы Серых господ, они взволнованно жестикулировали, наступая друг на друга. Увидев бегущих из Дома-Нигде, они тоже пустились наутек – вся армия бежала сломя голову. Бесконечный караван Серых господ мчался по направлению к городу вдоль белоснежных домов сонного квартала, в кутерьме беспорядочно падающих теней. Здесь тоже все изменилось: таинственное превращение скорого в медленное исчезло. Толпа Серых господ промчалась мимо высокого яйца-памятника и дальше – к первым человеческим домам, к тем серым казарменным домам, где обитали люди, жившие на самом краю времени. Но и там все застыло. Момо держалась от беглецов на приличном расстоянии. Так началась эта обратная охота – на этот раз позорно убегала армия Серых господ, а маленькая девочка – с цветком в руке и черепахой под мышкой – их преследовала.
    
Но как странно теперь выглядел город! Ряд за рядом стояли на улицах автомобили; неподвижно сидели за рулем шоферы – рука на клаксоне или переключателе скоростей, один из них приложил палец ко лбу и свирепо уставился на соседа, велосипедисты, протянувшие в знак поворота руку; а на тротуарах пешеходы – мужчины, женщины, дети – собаки и кошки – всё застыло на месте, даже дым из выхлопных труб. Полицейские – регулировщики движения – застыли на перекрестках, неестественно взмахнув руками, со свистками в зубах. Неподвижно парила над площадью стая голубей. Самолет – как нарисованный – распластался высоко в небо. Вода, бившая из фонтана, застыла, словно превратилась в стекло. Листья, сорвавшиеся с дерева, неподвижно лежали в воздухе. Маленький песик, задравший на фонарный столб заднюю ногу, стоял на месте, будто чучело.
    
Посреди застывшего, как фотография, города неслись со всех ног Серые господа. Следом за ними, стараясь, чтоб ее не заметили, бежала Момо. Но те все равно ни на что не обращали внимания, их бегство становилось все труднее и напряженнее.
    
Серые господа не привыкли бегать на такие расстояния. Они задыхались, им не хватало воздуха. При этом им нельзя было выпускать изо рта маленьких серых сигар – ведь без них они тут же погибали. Если у кого-то сигара вдруг догорала, он в отчаянии выхватывал ее изо рта у другого. И так их число медленно, но неумолимо уменьшалось.
    
Те, у которых еще имелись запасы сигар в портфелях, должны были быть очень осторожными, ибо у них сразу же все отняли бы те, у которых не осталось ничего. Драка в толпе не утихала. В надежде урвать что-нибудь из драгоценных запасов Серые господа гурьбой бросались друг на друга. На асфальте тут и там валялись серые сигары, их растаптывали в давке ногами. Страх перед исчезновением полностью лишил Серых господ самообладания.
    
В некоторых местах людские толпы были такими густыми, что Серые господа с трудом продирались вперед в этом человеческом лесу. Даже пушинка, повисшая в воздухе, становилась такой твердой, что Серые господа, наталкиваясь на нее, едва не разбивали себе голов. Маленькой и худенькой Момо бежать было легче.
    
Момо не представляла себе, как долго предстоит им еще бежать. Она озабоченно поглядывала на Цветок Времени. Но он только распустился. «Беспокоиться рано», – подумала Момо.
    
И тут случилось то, что сразу заставило Момо забыть обо всем: она увидела в боковой улице Беппо-Подметальщика!
    
– Беппо! – крикнула она, вне себя от радости, подбежав к нему. – Беппо, я тебя повсюду искала! Где ты был все это время? Почему ты ни разу не пришел? Ах, Беппо, милый Беппо!
    
Она хотела было кинуться ему на шею, но в страхе отпрянула, ударившись как об железо. На глазах у нее выступили слезы. Она смотрела на Беппо, тихо всхлипывая.
    
Фигурка старика казалась еще более согбенной, чем раньше. Он похудел и побледнел. Вокруг подбородка выросла белая щетина. В руках он держал старую метлу, стершуюся от бесконечного подметания. Так он стоял, неподвижный, как и все вокруг, и пристально смотрел сквозь маленькие очки на уличный мусор.
    
Вот когда Момо нашла его – сейчас, когда это бесполезно, когда он не мог ее видеть! Может быть, она видит его в последний раз! Кто знает, чем все это кончится. Может быть, он так и останется тут стоять целую вечность...
    
Черепаха затрепыхалась в руках Момо.
    
«СКОРЕЕ!» – стояло на панцире.
    
Момо кинулась назад, на главную улицу, – и испугалась: воров времени нигде не было! Она пробежала еще немного в том направлении, куда они улепетывали, – но напрасно.
    
Момо потеряла их след!
    
Она остановилась в растерянности. Что теперь делать? Момо вопросительно взглянула на Кассиопею.
    
«ТЫ ИХ НАЙДЕШЬ, БЕГИ СКОРЕЕ!» – посоветовала черепаха.
    
И Момо просто побежала куда глаза глядят – то вправо, то влево, то прямо...
    
Она была уже на северной окраине большого города – там, где выстроились одинаковые постройки вдоль широких прямых улиц – до самого горизонта. Момо бежала все дальше и дальше, но так как все дома и улицы были совершенно одинаковыми, ей стало казаться, что она не двигается с места.
    
Момо уже совсем пала духом, как вдруг заметила последнего из Серых господ, заворачивавшего неподалеку за угол. Он хромал, штаны были разорваны, шляпу и портфель он потерял, только в его судорожно сжатых губах еще дымился окурок серой сигары.
    
Момо побежала следом за ним – до того места, где в бесконечном ряду домов не хватало одного. Вместо дома возле пустыря возвышался высокий строительный забор, сколоченный из грубых досок. В заборе Момо увидела чуть приоткрытые ворота – туда и прошмыгнул последний из Серых господ.
    
Над воротами – объявление, Момо остановилась, чтобы прочитать его:
    
ВНИМАНИЕ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ! ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!
    
    
   
   
    
     
Глава двадцать первая. КОНЕЦ, ОЗНАЧАЮЩИЙ НАЧАЛО НОВОГО
    
    
Момо задержалась, расшифровывая надпись. Когда она проскользнула в ворота, последний из Серых господ уже исчез.
    
Перед ней был огромный строительный котлован, глубиной метров в тридцать. Вокруг стояли экскаваторы и еще какие-то строительные машины. В глубину котлована вела наклонная дорога, на ней застыли внезапно остановившиеся самосвалы. Тут и там окаменели в различных позах строительные рабочие.
    
Куда теперь? Куда мог скрыться Серый господин? Никакого особого входа Момо не заметила. Она взглянула на Кассиопею, но и та, видно, ничего не предугадывала. Ее панцирь был пуст.
    
Момо спустилась в котлован и огляделась. И опять увидела знакомое лицо! Это был Никола, каменщик, нарисовавший когда-то цветы на стене ее комнаты. Конечно, и он был недвижим, как другие, но его поза была очень странной. Он стоял, приложив ко рту ладонь – словно кричал кому-то, другой рукой он укапывал на отверстие гигантской трубы, торчавшей возле него из дна котлована. Казалось, что Никола смотрит прямо на Момо.
    
Момо сочла это за благоприятный знак. Не долго думая она полезла в трубу. Очутившись внутри, Момо сразу заскользила куда-то вниз – труба была почти отвесной. Она то и дело поворачивала, и Момо кидало из стороны в сторону. От бешеного скольжения она ничего не видела и не слышала. Иногда она входила в штопор, вертясь вокруг собственной оси, и летела вниз головой, в темноте, крепко прижимая к себе черепаху и Цветок Времени. И чем глубже она спускалась, тем становилось холодней.
    
«Как я отсюда выберусь?» – мелькнуло у нее в голове, но не успела она об этом хорошенько подумать, как труба вдруг кончилась, и Момо очутилась в подземном коридоре. Вокруг был разлит пепельно-серый свет, исходивший, казалось, от самих стен.
    
Момо вскочила на ноги и побежала дальше. Ее шаги были беззвучными, она бежала босиком, – а впереди опять раздавались шаги Серых господ.
    
От главного коридора расходились в обе стороны боковые ходы, все это разветвление простиралось, очевидно, далеко под кварталом новостроек.
    
Момо услышала голоса. Она пошла прямо на них, дошла до какого-то угла и осторожно выглянула из-за него.
    
Ее взгляду открылся огромный зал с длинным столом посередине. Вокруг него в два ряда сидели Серые господа – вернее, то, что от них осталось. Как убого выглядели эти последние из воров времени! Их костюмы превратились в лохмотья, серые лысины были в шишках и ссадинах, лица искажены от страха. В бледных губах зажаты горящие сигары.
    
Момо разглядела в противоположной стене зала большую стальную дверь. Оттуда веяло ледяным холодом. И хоть Момо знала, что это бесполезно, она все же опустилась на корточки и закутала ноги пиджаком.
    
Говорил Серый господин, восседавший во главе стола на фоне бронированной двери:
    
– Надо экономнее обходиться с нашими запасами. Мы не знаем, как долго нам еще ими пользоваться. Мы должны себя ограничивать.
    
– Нас мало осталось! – крикнул другой. – Запасов хватит на годы!
    
– Чем быстрее мы начнем экономить, тем дольше продержимся, – продолжал оратор, не обращая внимания на выкрик. – Вы знаете, господа, что я подразумеваю под экономией. Будет вполне достаточно, если катастрофу переживут только некоторые из нас. Мы должны быть объективными! Сидящих за этим столом слишком много, господа! Число их должно быть значительно уменьшено. Так подсказывает разум. Могу я попросить вас произвести подсчет присутствующих?
    
Все быстро пересчитались. Председатель вынул из кармана монету и объявил:
    
– Кинем жребий! Решка будет значить, что останутся четные, орел – что останутся нечетные.
    
Он подкинул монету и поймал ее на лету.
    
– Решка! – крикнул он. – Господа с четными числами остаются, тех, у кого числа нечетные, прошу немедленно раствориться!
    
По рядам пробежал беззвучный стон, но никто не посмел воспротивиться. Воры времени с четными числами вытащили у других изо рта сигары – и осужденные растаяли.
    
– А теперь, – продолжал в полнейшей тишине председатель, – теперь, если я осмелюсь попросить, господа, повторим все еще раз.
    
Та же самая процедура повторялась во второй раз, потом в третий и даже в четвертый. Под конец осталось всего шесть Серых. Они сидели и смотрели друг на друга ледяными глазами – по трое с каждой стороны стола.
    
Момо наблюдала за всем этим, содрогаясь от ужаса. Она заметила, что, по мере того как сокращалось число Серых господ, убывал и холод. Терпеть его стало намного легче.
    
– Шесть – некрасивое число, – сказал один из Серых.
    
– Хватит, – ответил с противоположной стороны другой, – сокращаться дальше нет смысла. Если шестеро не предотвратят катастрофу, то трое и подавно.
    
– Не скажите! – возразил другой. – Но в случае необходимости мы всегда можем к этому вернуться. Я имею в виду – потом.
    
Некоторое время было тихо.
    
– Хорошо, что дверь на склад была открытой, как раз когда началась катастрофа, – сказал один из Серых. – Если бы ее тогда захлопнули, никакая сила на свете не могла открыть бы ее! И мы бы погибли!
    
– К сожалению, вы не совсем правы, милейший, – ответил ему другой. – В открытую дверь из холодильных камер улетучивается холод. Цветы Времени постепенно оттаивают. А вы прекрасно знаете, что, если они оттают, мы не сможем помешать им вернуться туда, откуда они прибыли.
    
– Вы считаете, – сказал третий, – что мы не сможем поддерживать необходимый холод?
    
– К сожалению, нас всего шестеро, – ответил второй. – Подсчитайте наши возможности. Мне кажется, что преждевременно было так резко сокращаться. Этим мы ничего не выиграли.
    
– Надо было выбирать из двух возможностей, – крикнул первый. – И мы выбрали!
    
Опять наступила тишина.
    
– Что же мы – будем годами сидеть и глядеть друг на дружку, ничего не делая? – спросил один. – Весьма безотрадно!
    
Момо задумалась. Просто сидеть и ждать не было смысла. Значит, Цветы Времени сами оттают. Только бы не было здесь этих господ! Но они есть. И если она ничего не предпримет, они так тут и останутся. Но что делать: дверь на склад остается открытой, и Серьге господа обеспечены сигарами?..
    
Кассиопея вдруг шевельнулась в ее руках, и Момо взглянула на нее.
    
«ТЫ ЗАКРОЕШЬ ДВЕРЬ!» – стояло на панцире.
    
– Ничего не выйдет! – прошептала Момо. – Она неподвижна.
    
«ДОТРОНЬСЯ ДО НЕЕ ЦВЕТКОМ!» – ответила черепаха.
    
– Я ее сдвину, если дотронусь цветком? – переспросила Момо.
    
«ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ!» – стояло на панцире.
    
Если Кассиопея предсказывает, значит, так и будет. Момо осторожно опустила черепаху на землю.
    
Потом она осторожно спрятала под пиджаком Цветок Времени – он уже сильно привял, лепестков на нем стало меньше.
    
Момо удалось незаметно залезть под стол. Там она добралась на четвереньках до другого конца и теперь сидела, съежившись, между ногами воров времени. Сердце бешено колотилось...
    
Момо тихонько вытащила из-под пиджака Цветок Времени, взяла его в зубы и проползла под стулом. Никто из Серых господ этого не заметил.
    
Вот и открытая дверь – Момо дотронулась до нее цветком. Одновременно она нажала на дверь рукой, та бесшумно повернулась на петлях – и с гулом захлопнулась!
    
Многократное эхо пробежало через зал и дальше – но бесчисленным коридорам и переходам.
    
Момо вскочила. Серые господа, которые вовсе не рассчитывали, что кто-нибудь, кроме них, может двигаться в этом окаменевшем мире, застыли от страха в креслах, уставившись на девочку.
    
Момо бросилась к выходу. Очнувшись, Серые господа кинулись за ней.
    
– Это она! – крикнул один. – Страшная маленькая Момо! Это Момо!
    
– Непостижимо! – крикнул другой. – Как она может двигаться?!
    
– У нее есть Цветок Времени! – заревел третий.
    
– И она закрыла им дверь! – крикнул четвертый. Пятый с размаху стукнул себя по голове:
    
– Мы тоже могли бы! Ведь у нас их сколько угодно!
    
– Было, было! – завизжал шестой. – Но теперь дверь закрыта! Есть еще выход: отобрать цветок у девчонки! Иначе все кончено!
    
Момо уже пропала где-то вдали – в разветвляющихся без конца коридорах. Но Серые господа ориентировались здесь, конечно, лучше нее. Момо мчалась по переходам как попало – вкривь и вкось, иногда она бежала прямо в руки кому-нибудь из преследователей, но ей каждый раз удавалось вовремя ускользнуть.
    
Кассиопея тоже участвовала в этой борьбе на свой лад. Бегать она, правда, не могла, но так как заранее знала, где преследователи появятся, она вовремя оказывалась в нужном месте, где Серые господа спотыкались об нее и падали. Бежавшие следом натыкались на лежащего – и так черепаха много раз спасала Момо от неминуемой гибели.
    
Во время этой беготни Серые господа теряли свои сигары – они словно обезумели от желания схватить цветок – и постепенно таяли в воздухе. Наконец их осталось двое.
    
Момо уже вернулась в зал заседаний. Оба вора времени бесполезно гонялись за ней вокруг стола. Потом они разделились и с двух сторон устремились к девочке. Спасения не было! Момо стояла в углу зала и со страхом смотрела на преследователей. Цветок она прижала к себе. На нем оставалось всего три лепестка.
    
Первый из двоих поднял было за цветком руку, но второй оттолкнул его.
    
– Нет! – заорал он. – Цветок мой! Мой!
    
Они отпихивали друг друга. При этом один выбил у другого изо рта сигару – тот завертелся волчком, издал душераздирающий крик, стал прозрачным и исчез. Последний из Серых господ направился к Момо. В углу его рта еще дымился малюсенький окурок.
    
– Отдай цветок! – прохрипел он, но тут окурок выпал у него изо рта и откатился в сторону.
    
Серый бросился на пол, протянул за окурком руки, но не достал его. Он повернул свое пепельно-серое лицо к Момо, с трудом приподнялся и воздел дрожащую руку.
    
– Пожалуйста, – прошептал он, – пожалуйста, милая девочка, отдай мне цветок!
    
Момо все еще стояла, забившись в угол, держа у сердца цветок, и отрицательно качала головой, не в силах произнести ни слова.
    
Серый господин съежился.
    
– Это хорошо, – бормотал он, – хорошо – что все – теперь – прошло...
    
И он исчез.
    
Момо растерянно смотрела перед собой – туда, где только что лежал последний Серый господин. Но там появилась Кассиопея, на панцире которой стояли слова:
    
«ТЫ ОТКРОЕШЬ ДВЕРЬ».
    
Момо подошла к двери, прикоснулась к ней последним лепестком цветка и отворила ее настежь.
    
С исчезновением последних воров времени исчез и холод из зала.
    
С широко раскрытыми глазами вступила Момо в огромные камеры хранения. Будто остекленевшие, стояли на полках бесчисленные Цветы Времени – один красивее другого и ни одного похожего, – сотни тысяч Цветов Времени, миллионы часов жизни. Становилось все теплее, теплее, теплее – наконец стало тепло, как в оранжерее.
    
И когда в руках Момо опал с цветка последний лепесток, вокруг поднялась своего рода буря. Целый сонм Цветов Времени закружился вокруг Момо – и мимо нее, вылетая в дверь. Это была теплая весенняя буря, буря освобожденного времени!
    
Как во сне, оглянулась Момо вокруг и вдруг увидела возле себя на полу Кассиопею. На панцире черепахи стояла сияющая надпись: «ЛЕТИ ДОМОЙ, МАЛЕНЬКАЯ МОМО, ЛЕТИ ДОМОЙ!»
    
Это были последние слова, которые Момо прочла на панцире. Цветочная буря стала такой неописуемо мощной, что подняла Момо на воздух и понесла ее вдаль, будто Момо сама была цветком, – понесла все дальше и дальше, вон из мрачных коридоров и переходов – наружу, наверх, в чистый воздух над землей и над большим городом. Момо летела над крышами и башнями посреди огромного облака цветов, которое все увеличивалось. Все это было похоже на веселый танец, в котором Момо парила то выше, то ниже, то вращаясь вокруг самой себя.
    
Потом цветочное облако тихо и нежно опустилось, и все цветы упали на застывшую землю, как хлопья снега. И как снег, они нежно растаяли и стали опять невидимыми, чтобы вернуться в сердца людей, где им и надлежало быть.
    
В то же самое мгновение возникло исчезнувшее время и все снова пришло в движение. Тронулись с места автомобили, засвистели регулировщики уличного движения, голуби замахали крыльями, и маленький песик возле фонарного столба опустил наземь заднюю ногу и побежал дальше. Никто из людей так и не заметил, что целый час мир стоял на месте. Для них это было – как взмах ресниц.
    
И все-таки что-то изменилось. Потому что у всех вдруг стало бесконечно много времени. Каждый, конечно, обрадовался этому, но никто не знал, что это было его собственное время, удивительным образом к нему вернувшееся.
    
Очнувшись, Момо увидела себя на той самой улице, где она видела застывшего Беппо – он все еще стоял там! Стоял к ней спиной, опираясь на метлу, задумчиво глядя перед собой. Он вдруг почувствовал, что ему больше некуда спешить, и никак не мог себе объяснить, почему он так бодр и полон надежд.
    
«Может быть, прошли те самые сто тысяч часов и я выкупил Момо?!» – подумал он.
    
В этот момент кто-то дернул его за пиджак, он обернулся – перед ним стояла маленькая Момо!
    
Нет таких слов, которые могли бы описать радость этой встречи. Они попеременно смеялись и плакали, наперебой рассказывая друг другу о своих приключениях, при этом, конечно, говорили и разную чепуху, как это обычно бывает с опьяневшими от счастья. Они без конца обнимались и обнимались, а проходившие мимо останавливались и тоже радовались, и смеялись, и плакали вместе с ними, ведь времени теперь всем хватало.
    
Наконец Беппо водрузил на плечо свою метлу – о работе он сегодня больше не думал. Рука в руке, прошли они через весь город домой – к старому амфитеатру. У них было что рассказать друг другу.
    
А в большом городе творилось необычайное, чего давно уже никто не наблюдал: дети играли прямо на улице, и водители машин останавливались и улыбались им. Некоторые даже выходили, весело разговаривая, внимательно расспрашивая друг друга о здоровье. А у тех, кому пора было на работу, еще оставалось время на то, чтобы полить на подоконнике цветы или покормить птичку. И у врачей оказалось достаточно времени, чтобы внимательно выслушать больного.
    
И рабочие трудились спокойно, с любовью к делу, им не надо было больше спешить сломя голову. У каждого было столько времени, сколько ему нужно, – ведь времени стало с избытком.
    
Но мало кто знал, кому он всем этим обязан и что, собственно, произошло в тот самый миг, который казался не длиннее взмаха ресниц. Да большинство людей всему этому и не поверило бы. Знали это и верили этому только друзья Момо.
    
Когда Момо и Беппо вернулись в старый амфитеатр, все друзья уже ждали их: Джиги-Гид, Паоло, Массимо, Франко, девочка Мария с маленькой сестренкой Деде, Клаудио и все другие дети, и трактирщик Нино с толстой женой Лилианой и ребенком, и Никола-каменщик, и все люди, которые приходили сюда раньше, чтобы Момо их выслушала.
    
А потом был праздник, и веселились они так беззаботно, как это умеют только друзья Момо, – пока не загорелись на небе звезды.
    
После всех объятий, рукопожатий, смеха и криков все уселись наконец на поросших травой каменных ступенях. Стало совсем тихо.
    
Момо вышла на середину травяного круга и остановилась. Она думала о голосах звезд и о Цветах Времени.
    
И ясным голосом запела...
    
А в Доме-Нигде сидел на стуле возле изящного столика Мастер Хора, разбуженный вернувшимся временем, и смотрел, улыбаясь, сквозь Всевидящие Очки на Момо и ее друзей. Он был еще очень бледен, словно только что очнулся от тяжелой болезни. Но его глаза сияли.
    
Он почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Мастер Хора снял очки и нагнулся. Перед ним сидела черепаха.
    
– Кассиопея, – нежно сказал он и пощекотал ей шею, – вы хорошо это сделали! Ты должна мне все рассказать, потому что на этот раз я ничего не видел.
    
«ПОЗЖЕ!» – зажглось на панцире. И черепаха чихнула.
    
– Не простудилась ли ты? – озабоченно спросил Мастер Хора.
    
«И ЕЩЕ КАК!» – ответила Кассиопея.
    
– Это Серые господа простудили тебя, – сказал Мастер Хора. – Представляю, как ты устала! Тебе надо хорошенько отдохнуть. Залезай-ка в свой панцирь.
    
«СПАСИБО!» – ответила черепаха.
    
Она, хромая, отошла в сторонку, чтобы найти себе тихий и темный уголок. Там она втянула под панцирь голову и ноги, и на ее спине зажглось слово, видимое сейчас только тем, кто прочел эту книгу:
    
«КОНЕЦ».
    
    
   
  
  
   
    
Короткое послесловие автора
   
   
Весьма возможно, что у некоторых читателей остались кое-какие вопросы. Но я боюсь, что не смогу им помочь. Всю эту историю я записал по памяти – так, как сам ее слышал. Лично я никогда не знал ни маленькой Момо, ни ее друзей. Я не знаю, что было с ними дальше, как они живут сейчас. Что касается большого города, то я в нем никогда не бывал.
   
Вот единственное, что мне хотелось бы добавить.
   
Находясь тогда в далеком путешествии (оно и сейчас еще не кончилось), я однажды ночью разговорился в купе с весьма странным пассажиром. Тем более странным, что никак не мог определить его возраст. Сперва я подумал, что напротив меня сидит старик, но вскоре понял, что ошибся, ибо попутчик вдруг показался мне необычайно юным. Но и это впечатление оказалось обманчивым.
   
Это он той ночью рассказал мне всю эту историю.
   
Когда он кончил, мы некоторое время молчали. Потом загадочный пассажир произнес еще одну фразу:
   
– Я рассказал вам все так, словно это было в прошлом, – сказал он. – Но я мог бы рассказать и так, словно оно в будущем. Для меня тут особой разницы нет...
   
Очевидно, он сошел на другой станции, потому что через некоторое время я заметил, что еду один. Больше мы не встречались.
   
Если я его когда-нибудь встречу, то о многом еще расспрошу.