1 2 3 4 5 
– Какая память, если мы прошли через Берег Черепов? – искренне удивился Император.
Сежес впервые улыбнулась.
– Башни были заложены ещё до Первого Исхода, повелитель. Посвящённым оставалось только отыскать их.
– Значит, нам остается только ждать? – спросил Император.
– Ждать? О нет. В одном из Пророчеств Разрушения сказано, что Алмазный и Деревянный Мечи, получив свободу в руках своих творцов, разрушат мир или же поспособствуют его разрушению. Ты, повелитель, в силах разгромить гномов и Дану, отобрать Мечи… хотя никто не знает, что делать с ними дальше. Говорили, что знал Арк… но Арк уничтожен.
Глаза Императора полезли на лоб.
– Уничтожен? Как? Кем? Когда?
– Совсем недавно, – мрачно сказала Сежес. – Тем, кого принято называть Хозяином Смертного Ливня. Он-таки отомстил, маг-отступник… Впрочем, сам он при этом тоже погиб. Убит белыми монахами, Слугами Спасителя. Их образа, эти глупые раскрашенные доски, внезапно обрели силу. И это ещё одна беда. Мой Император, «слухи», распускаемые архипрелатом, – это отнюдь не слухи. Совершен был кем-то Последний Грех, и теперь Спаситель спускается сюда.
– Ты веришь в эти сказки, Сежес? – мёртвым голосом спросил Император.
– Не знаю, – пожала плечами волшебница. – Мы пытались удержать врагов… и на время нам это удалось. Похоже, что с Алмазным и Деревянным Мечами придётся справляться тебе, Император. Конечно, лучше всего было уничтожить эти два клинка… но, боюсь, во всём Мире не осталось мага, который оказался бы на это способен.
Фесс поднял брови, однако на это никто не обратил внимания.
– Одним словом, нам нужен мир. – Сежес сцепила пальцы. – Мы… мы согласны пойти на уступки. Мы согласны обсудить все твои условия – но останови атаки! Разрушение башен уменьшает нашу силу… мы не сможем сдержать врага. Обрати гнев свой на гномов и Дану. Сокруши их. Втопчи во прах. Захвати Мечи – их ярость рвёт наш собственный мир. А мы не станем… не станем мстить за уже содеянное. Мы… готовы попросить прощения. Мы… примем твои условия, если, конечно, они будут разумными. Война между нами способна уничтожить всё то, без чего невозможна сама жизнь в Северном Мире. Я пре… А-ах!!
Лицо Сежес покрылось мертвенной бледностью, глаза закатились. Она пошатнулась – Фесс едва успел подхватить её под руку.
– Они… они… – с трудом простонала волшебница, – они атакуют вновь. Мои… зовут меня. Должна… исчезнуть… Помни… мои слова… Император!
Тело чародейки изогнулось в спазме жестокой боли; вокруг неё вспыхнул светящийся кокон, сотканный из бесчисленных жемчужных молний. Ещё мгновение – и стул опустел.
Император и Фесс молча смотрели друг на друга.
– Она сказала правду, Фесс?
– Да, мой Император. – Молодой воин чувствовал, как в жилах холодеет кровь от услышаного. – Она сказала правду. Я ощутил… правда, очень слабо… далекий отзвук магического удара. Что-то странное творится в изнанке нашего мира…
– Нам остается, – медленно проговорил Император, – только одно. Исполнить свой долг – и завладеть Мечами. Я изменяю намерения. Мы идём навстречу Дану. Опасно полагаться только на рассудок, когда в бой вступили такие силы. И ещё, Фесс. Отправь гонца к Его преосвященству. Извести его о сказанном Сежес… за исключением того, чего ему знать не стоит. Письмо покажешь мне через час. Всё. Да поможет нам Спаситель, в которого я не верю, и… – Он выразительным жестом поднял руку в белой латной рукавице.
* * *
Отряд Дану шёл весело и ходко. Воины с налёту захватывали небольшие поселения, забирали провиант и, не тратя времени на «забавы» с хумансами, спешили дальше. Казалось, на ногах их выросли крылья. За день Дану покрывали расстояние, равное трём-четырём обычным переходам, – и это под постоянными снегопадами, борясь со злыми северными ветрами!
– Иммельсторн хранит нас. Иммельсторн поведёт нас к победе. С Деревянным Мечом мы непобедимы! Да здравствует Сеамни Оэктаканн, Видящая, Thaide, своего народа! С нею мы победим! – слышалось отовсюду.
Никто не смеялся над патетическими возгласами.
За собой Дану оставляли почти что нетронутую страну. Когда они разобьют главные силы хумансов, тогда придёт время и этих тупых поселян. Малый отряд Дану пройдётся огненной косой по всем былым землям Лесного Племени, народ Дану вновь обретёт свою родину. И пусть хумансов соберётся как можно больше! Тем быстрее закончено будет многотрудное дело.
А что Дану осталось совсем, совсем мало – этот отряд да едва ли четыре полных десятка, оставленные в заповедном краю, – так это не беда. Едва сгинут хумансы, едва пусть даже и малый, но хранимый магией Иммельсторна народ вернется к остаткам Друнгского Леса – всё, конечно же, изменится. Не может не измениться. Станут рождаться дети. Магия победит болезни, что уносят совсем крошечных младенцев – семя, надежду рода. Бросовые земли, зловонные болота – дети не заживались там. Тяжёлые миазмы, ядовитые испарения – там и взрослый-то выживал с трудом, в осаде мелких, но проворных и вооружённых смертельной отравой тварей.
Агата не думала о том, как именно она поразит все те бессчётные мириады хумансов, что обитали между Берегом Черепов и северными тундрами, между древними горами Заката, границей владений Вольных, и бескрайними степями востока, где теперь пытались укрепиться новые королевства. Сто пятьдесят Дану против великой, непобедимой Империи. Сто пятьдесят мечей – сражаться будут все, даже женщины и дети.
«Но что же делать, если на свободные земли хлынут всякие там орки, гоблины, кобольды и прочие низшие племена? Истреблять? Дану должны растить детей, а не ходить в бесчисленные походы. Быть может, Иммельсторн поможет и в этом, подскажет верное решение?»
И сознание послушно соглашалось, радуясь найденной отмычке-отговорке – ну конечно же, Деревянный Меч всё сделает… он подскажет, как удержать бескрайние владения – где не будет хумансов.
Невольно Агата представила себе это – пустые города, двери домов настежь, окна и ставни сорваны, кое-где громоздятся груды обугленных стропил и балок, валяется забытый в суматохе напрасного бегства скарб, жалкая одежонка, уродливые игрушки уродливых детей, а вот кто-то из забытых взрослыми малышей бессильно плачет на углу – город пуст, все ушли, его оставили или попросту бросили, чтобы не мешал бегству…
Плач резал слух. Хотелось, чтобы он прекратился – прекратился навек, навсегда, чтобы вместо грязных улиц вновь вознеслись величественные и свободные леса. Но – этому не бывать, пока звучит плач.
Значит, он должен умолкнуть.
Агата уже не ощущала разницы между сном и явью, между вызванными ненавистью видениями и тем, что окружало её. Она внезапно увидела себя на улице города, одетая по-боевому, в руках – привычная тяжесть Деревянного Меча. Подняв оружие для атаки, она шагнула вперёд.
– Ма-ма-а-а!.. – до хрипоты тянул забытый мальчишка лет четырёх. Стоял, размазывая слёзы кулачками по грязной мордашке.
«Как у меня болит голова! – вдруг подумала Агата. – Как она болит!.. Это от крика. Стоит ему прекратиться, и мне станет легче».
Малыш увидел её – и тотчас же замолчал. Слёзы мгновенно высохли. Он улыбнулся, широко и светло, как умеют улыбаться только дети.
– Мама! – и, протянув руки, побежал ей навстречу.
Агата опешила. Остриё Деревянного Меча опустилось.
Однако растерянность той, что звалась Сеамни Оэктаканн и ещё – Thaide, длилась меньше секунды. Что?! Этот грязный хумансовый выродок, крысиное отродье назвал её мамой?.. Х-ха! Никакой пощады! Ему так и так умирать – так пусть умрёт быстро и без мучений. От честного клинка, как воин – вместо того чтобы погибать медленно и мучительно от голода или быстро, но не менее мучительно в зубах хищных зверей.
Деревянный Меч вновь был готов к бою. Ему ведь всё равно, кого пронзать – воина или ребёнка. Любой хуманс – враг народа Дану. Приговор один – смерть. Обжалованью не подлежит.
Малыш был уже совсем рядом. Глазёнки сияли от радости. Мама вспомнила о нём и вернулась!
Рука Сеамни крепче сжала рукоять. «Этому малышу не будет больно, – сказал ей кто-то. – Один взмах. Он даже ничего не почувствует. Совсем не так, как те дети Дану, что умирали на посыпанной песком имперской арене».
– Нет, – сурово и отчетливо сказал кто-то совсем рядом. Бегущего малыша остановила закованная в сталь рука.
Перед Агатой стоял воин. Без сомнения, хуманс. Искусно выкованные доспехи, на груди – василиск, герб проклятой Империи. Голова непокрыта, воин пренебрёг шлемом, то ли из свойственного хумансам бахвальства, то ли… Впрочем, неважно. Он поплатится за свою самонадеянность.
Малыш как-то сразу притих, вцепился в ногу воина и замер, теперь уже с явной опаской поглядывая на Сеамни.
– Кто ты? – прозвучал вопрос. – Как тебя звать, Дочь Дану?
– Тебе не нужно мое имя, проклятый, – слова выговаривались тяжело от душившей девушку ненависти. – Хочешь сразиться? Торопишься в ваше хумансово посмертие? Что ж, воздух станет чище. Сражайся же и гордись, что я, Сеамни Оэктаканн, оказала тебе честь, удостоив поединка! Вообще-то тебя следовало бы зарезать как барана.
– Откуда такая уверенность, доблестная Сеамни? – Воин усмехнулся. Холодные глаза в упор смотрели на Агату. – Надеешься на выращенный Царь-Деревом Меч в твоей руке? Но побеждает не оружие, побеждают бойцы. Мой меч не столь знаменит, однако он ни разу ещё не подводил меня. Его выковали гномы – и, клянусь Каменным Престолом, этот клинок сейчас вспомнит о вашей давней вражде с Подгорным Племенем! Вместо того чтобы убивать детей, сразись со мной… хотя я бы этого не хотел.
– Почему? – невольно спросила Агата.
– Потому что я уже убил тебя один раз, – вздохнул её противник. – Много лет назад, когда был мальчишкой. Помнишь? Имперская столица, Мельин, арена… красноватый песок. Несколько детей твоего народа и мальчик-хуманс с тупым иззубренным мечом в руке. Помнишь? Он убивал тогда. Ты пыталась сражаться. Мой меч… он разорвал тебе шею. Где тот памятный шрам, Сеамни? Покажи его мне. Впрочем… не надо. Вижу его и так. Ты – это та самая девочка. И второй раз меня уже никто не заставит убить тебя. Даже ты сама.
Агата растерялась. О чём идёт речь?
– Ты не узнаешь меня? – Высокий белый лоб пересекло несколько морщин. – Тогда я был наследным принцем. Сейчас я – Император.
Он не лгал. Даже если забыть о том, что доспехи с василиском имеют право носить только истинные Императоры Мельина.
– Как тебя зовут? – против воли спросила Агата.
Император улыбнулся, осторожно коснулся головы прижимавшегося к нему ребёнка латной перчаткой диковинного и дисгармонирующего с остальным доспехом белого цвета.
– У меня нет имени, Сеамни. Я забыл его. Пока я был мал, меня звали принцем. Сейчас, когда не стало отца, я – Император. Тебе придётся звать меня так.
– Даже приблудному псу дают имя, – тихо заметила Сеамни. – У нас не принято обращаться с титулованием.
– Тогда дай мне имя, о доблестная Сеамни Оэктаканн, чтобы мы могли нормально говорить дальше.
Император улыбался открыто и чуть виновато.
– Что? – Чистокровная Дану, Thaide из славного рода Оэктаканнов задохнулась от ярости. – Дать имя тебе, грязный хуманс? В уме ли ты? Или просто тянешь время, хочешь ещё немного пожить на свете?
– Ты чувствуешь себя в силах убить иллюзию? Ты забыла, где мы встретились?.. Впрочем, если хочешь, давай. Нападай, благородная Дану. Беги, малыш. – Император слегка подтолкнул мальчика к краю улицы. – Мы тут немного поиграем.
Малыш послушно повернулся.
В тот же миг Сеамни атаковала. Крысёнок не должен уйти! – прозвучало в сознании. Исполненный ненависти голос приказывал, заклинал, настаивал… Золотистый туман начал затягивать взор, но враг – в доспехах и с длинным мечом – виден был по-прежнему чётко.
Деревянный клинок с размаху налетел на препятствие. Император играючи отпарировал выпад Агаты своим длинным полутораручным мечом, и сейчас стальное лезвие тщилось прижать к земле выращенное Царь-Деревом. Агата и Император внезапно оказались совсем-совсем близко друг к другу.
Перепуганный мальчик уже успел добежать до края улицы, прижался к стене дома.
– В этом поединке нет смысла, Сеамни. Нет чести в убийстве беззащитного и безоружного, нет оправдания убийству ребёнка. Я виноват. Я хочу искупить вину. Прекратим этот бой, прекратим убийства. Поговорим. Нам есть что сказать друг другу.
Агата застонала – Император не выглядел силачом, однако сейчас давил и прижимал её оружие к брусчатке, несмотря на отчаянное сопротивление уже не только её самой, но и деревянного клинка. Глаза сражающихся внезапно оказались совсем-совсем рядом.
Его взгляд не походил на взгляд обычного хуманса, какими их запомнила ненависть рабыни Агаты. Тёплый, мерцающий, живой. В нём было желание – не из тех, что заставляют вскипать гневом и пытаться прикончить насильника, а то, что даёт право гордо расправить плечи – да, я хороша, я красива, я желанна! Завидуйте!
Из горла Агаты вновь вырвался стон – боль в вывернутой кисти стала почти нестерпимой. И всё-таки она сумела отбить эту атаку – ненависть из Деревянного Меча, точно новая кровь, потекла по жилам. Дану что было сил оттолкнула Императора, вновь вскинула клинок, взмахнула – лезвие с гудением рассекло воздух перед самым лицом человека, на лбу заалел длинный поперечный разрез, тонкий и неестественно аккуратный.
– Получил, получил, получил! – выкрикнула Агата. Как жалела она сейчас, что за спиной не стоит верная шеренга лучников-Дану! Император хумансов прожил бы ровно столько, сколько нужно стреле, чтобы сорваться с тетивы и долететь до цели. В таком бою честь отступает на второй план. Главное – одолеть врага! А с таким противником, как сам Император хумансов, надо забыть о правилах и даже о самом понятии «честный бой».
Император, однако, даже не пошатнулся. На его губах появилась слабая улыбка. Меч в его руке птицей порхнул к горлу Агаты, опутывая её паутиной выпадов, раскруток, «смерчей», «цветков» и прочих ухищрений фехтования на тяжёлом оружии.
Она отступала шаг за шагом; вся покрытая потом, Агата отбивала удары – хотя вернее будет сказать, что их отбивал сам Деревянный Меч. Дану растворилась в золотистом свете его силы, полностью отдалась ему, вручив Мечу собственную жизнь.
Замеревший у стены мальчик смотрел на бой точно зачарованный.
Император наступал. Иногда Агате казалось, что её щадят. Уже пробившие защиту удары останавливались, лишь слегка касаясь доспеха. Что происходит? Жалкий хуманс, двуногий говорящий скот, смеет показывать ей, что щадит её?! Сейчас он за это поплатится!
Гневные, исполненные ярости мысли как бы вне её собственного разума. Однако они помогали – она отражала удары.
Всё, больше отступать нельзя. Она сразит его, она не может проиграть, что такое обычный стальной клинок, пусть даже и выкованный гномами, против великого и непобедимого Деревянного Меча, творения древней, непревзойдённой до сих пор высокой магии Дану?!
Её клинок внезапно обрел подвижность и стремительность змеи. Выпад! Ещё! И ещё! Император отступает, он пятится, на лице – изумление, смешанное с ужасом. Его клинок неловко поднимается для защиты, и Агата, крутнувшись, со всей силой обрушивает Деревянный Меч на незащищённую шею своего противника.
Голова Императора взлетает в воздух. Фонтан крови окатывает Агату с ног до головы; тело хуманса валится под ноги победительнице-Дану.
Агата поставила ногу прямо на вычеканенного василиска. Гордый герб Империи под пятой Thaide Дану – какой символ!
Руки мёртвого хуманса были широко раскинуты. Из обрубка шеи ещё вытекала кровь. Голова откатилась далеко в сторону, куда-то отлетел и меч…
– Вот и конец тебе, надменный, – произнесла Агата, отчего-то, правда, не ощущая в себе никакой радости. Эти глаза… тёплый огонёк в самой их глубине… Никто и никогда не смотрел на неё так. Дану её отряда преклонялись перед своей Thaide, возжелать её – пусть даже самым возвышенным образом – было страшнейшим кощунством.
Агата вздохнула, опускаясь на корточки возле обезглавленного тела. Не помогли тебе, хума… человек, Император без имени, ни прочные доспехи, ни длинный меч, ни умение боя, куда как превосходящее скромные таланты самой Сеамни. Деревянный Меч сразил тебя. Так будет и со всей твоей расой…
Она не успела понять, откуда взялась эта острая, непереносимая, раздирающая боль между лопаток. Страшный, весь покрытый чёрной кровью, меч Императора высунул стальное остриё из груди Агаты, с лёгкостью пробив доспех и сзади, и спереди.
– О-ох… – Лёгкие захлёбывались кровью. Невесть откуда взявшаяся, она текла по лицу, струилась из-под волос, её источали глазницы; уже валясь на бок, Агата сумела обернуться – последнее нелепое желание взглянуть на убившего её.
Мальчик твердо держал эфес тяжеленного меча крошечной детской ручонкой. Второй он стирал с симпатичной мордашки кровавые брызги.
– Ты… убил… меня… – изумлённо прошептала Агата.
И в тот же миг, дёрнувшись, словно от давно забытого хлыста господина Онфима, открыла глаза, вернувшись к реальности.
Отряд Дану стоял, с изумлением и ужасом глядя на свою Видящую. Снег вокруг Thaide был весь ал от крови, хотя сама Сеамни оказалась цела и невредима. Чувствуя, что теряет рассудок, Агата выхватила Деревянный Меч – на лезвии запеклась чужая кровь.
* * *
Император с трудом вынырнул из забытья. Перед ним медленно угасало изображение в зеркале – растерянная девушка-Дану в окружении своих воинов.
Очень болела шея. Казалось, Деревянный Меч и в самом деле снес голову.
– Мой повелитель… – негромко окликнул его знакомый голос.
– Всё в порядке, Фесс. Всё в порядке. Благодарю тебя. Это было необходимо. Теперь я знаю её имя. Да, да, это та самая девочка… Хотел бы я знать, как ей удалось выжить.
– Но… что же теперь, мой Император? Войско волнуется. Граф Тарвус недавно приходил вместе с легатом Клавдием. Легионы ненадежны, все, кроме Первого и дружины самого князя. Мы не можем больше ждать, повелитель. Надо выступать.
Император пристально взглянул на Фесса.
– Ты даешь хорошие советы, Фесс. Не знаю, откуда ты родом, и знать не хочу – если только ты сам не расскажешь; но ты прав, нам нельзя задерживаться здесь. Придётся рискнуть и начать бой с Дану, тогда вся ненависть Иммельсторна обратится против нас одних. Пусть стража позовет Клавдия и графа. Выступаем немедленно!
* * *
Акциум насторожился. Они с Тави вновь, в который уже раз за последние дни, спустились вниз, в подземелье. Полумёртвая тварь лежала, ни на йоту не поменяв положения. Однако что-то в ней неуловимо изменилось; Тави готова была поклясться, что на уродливой морде появилась сколь злорадная, столь и зловещая ухмылка. Однако волшебник лишь отрицательно покачал головой.
– Беда пока ещё далеко от нас, Тави. Наши дорогие гости решили вновь попробовать крепкость ратей Семицветья. Это ещё не настоящий прорыв, скорее – отвлекающий манёвр. Они ждут, что сделаем мы с тобой; главный их удар последует здесь. У них что-то пошло наперекор всем планам; я бы дорого дал за то, чтобы узнать, что же именно. Нет, дорогая Тави, нам с тобой пока рано облачаться в броню. Не будем тратить силы. Даже если козлоногие сокрушат оборону Радуги – в чём я лично сомневаюсь, – им придётся встретиться с нами. Будем ждать.
– Но, учитель… все эти явления… знамения…
Акциум помрачнел.
– Да, знамения… ты права. Я не уделил этому должного внимания… Не знаю даже, что и сказать.
– Летит саранча, – с тихим отчаянием произнесла Тави. – Саранча – зимой! Тучи саранчи. Я сама видела…
– Я тоже, – хмуро отозвался волшебник.
– Летит и, когда садится, пожирает лес, голые ветки, даже колючки сосен и елей. Остаются только пеньки. Я сожгла три такие тучи… но сколько пролетело в стороне от нас? Десятки? Сотни? Тысячи?.. – Чувствовалось, что Тави готова вот-вот разрыдаться.
Акциум подошёл, бережно обнял за плечи.
– Не надо плакать, девочка. Я понимаю. Исполняются пророчества о приходе Спасителя, над которыми ты привыкла смеяться. Но… тут мы бессильны.
– Я видела сон. – Тави внезапно оторвала от груди Акциума залитое слезами лицо. – Сон, в котором… вновь терзала мёртвого священника. Учитель, а что, если это и был Последний Грех?
– Ты что, ты что! – замахал руками маг, даже оттолкнув от себя девушку. – Надо ж придумать такое! Если уж тебе угодно верить в Последний Грех, это мог быть банальнейший адюльтер какого-нибудь повесы. Или мелкий воришка, укравший пирог с лотка. Да всё что угодно! В Северном Мире мириады людей. Как ты можешь утверждать такое?! Выбрось из головы, слышишь? У нас с тобой есть дела поважнее. У нас – не сказки и пророчества. У нас – зримый, осязаемый враг. Давай думать о нём, девочка.
– Я постараюсь, – уныло сказала Тави.
* * *
Гномы не теряли времени даром. Они по-прежнему смеялись над охватившим хумансов ужасом. Как и Дану, войско Каменного Престола перестало отвлекаться на взятие мелких городов. Их ждал Мельин! А трусливыми людишками гномы займутся на обратном пути, когда будут расчищать себе дорогу к Хребту Скелетов – разумеется, после того, как расправятся с тем загадочным врагом, которого теперь чувствовали не только Сидри и волшебники, но все до единого гномы, сколько их насчитывалось в войске.
Туда, туда, скорее! Каменный Престол и всё Подгорное Племя ждет известий о решительной победе, о ниспровержении силы семи Орденов и о гномьем штандарте над императорским дворцом Мельина. Так сказано в древних книгах и так будет. Ни один истинный гном не усомнится ни на миг.
Однако, когда широкий и ровный Поясной Тракт вывел их к вожделенным башням и укреплениям вражьей столицы, гномы только и смогли, что разинуть рты.
Сидри стоял точно поражённый громом. Что это? Какая сила нанесла удар первой, лишив Подгорное Племя чести, славы и сладостной, веками готовившейся мести? Кто выжег весь Чёрный Город, кто обратил в руины Белый?
Наполовину занесённые снегом развалины никто не охранял. Никого живого, даже бродячих псов, тут не осталось. Гномы осторожно перебрались через стену – идти через распахнутые ворота отчего-то никто из них не рискнул.
Это было место, где Смерть сплясала от души, наверное, один из лучших своих танцев. Подземные воители то и дело натыкались на обгоревшие скелеты – их было так много, что невольно закрадывалась мысль: а не погибли ли так все населявшие Мельин?
Едва порывшись в развалинах, гномы без труда обнаружили богатую добычу. Немало золота и серебра – всё в имперской монете; самоцветы, не многим уступающие сокровищам Каменного Престола. Никто не охранял даже императорский дворец, никто не позарился на его сокровища. Город казался проклятым.
Невольно гномы попятились. Здесь было нечего делать, некому мстить и не над кем торжествовать победу. Добыча была неплоха, под снегом наверняка крылось в сотни раз больше случайно найденного золота, но ни один гном не горел желанием хоть сколько-нибудь задержаться на мрачном пепелище. Пропади оно пропадом, это золото! Здесь чувствовалось присутствие духов, призраки непогребённых бродили неприкаянно вокруг развалин, навевая смертную тоску и чёрное отчаяние.
Сидри с кучкой самых отважных водрузил-таки штандарт Каменного Престола на самом высоком шпиле императорского дворца – но и исполнение самой заветной мечты Подгорного Племени не вызвало никакого восторга. Воины мрачно и дико смотрели на жалко обвисшее в зимнем безветрии знамя. Никто не потрясал секирами, не издавал победных кличей; в совершённом не было чести, оно чем-то напоминало некрофилию – словно целое войско совершило гнусное и противоестественное насилие над трупом.
Бросив развалины на произвол судьбы, гномы двинулись прочь – по чёткому следу многочисленного имперского войска, туда, где их ждал по-прежнему остававшийся неведомым враг.

Глава шестнадцатая

Саранча летела на север. В точности как и предсказывали Книги Спасителя. Многие в легионах, даже те, кто не носил под рубахой заветного косого креста, невольно вспоминали Символ Веры. Многие поспешно крестились – в первых попавшихся храмах, каялись и исповедовались. Священники не отказывали никому. Дружины оставшихся верными баронов таяли с каждым часом. Да и сами бароны смотрели на Императора расширенными от ужаса глазами. Не было никакого смысла грозить им или даже казнить. Если завтра этот мир прекратит своё бытиё, что может напугать человека сегодня? Легионы тащились сквозь буран медленно, еле-еле, и тоже таяли. Император молча выслушивал отчаянные доклады легатов и центурионов. Оставалось надеяться лишь на то, что встреча со старым врагом подхлестнёт легионеров.
Со складов доставили мясо и вино. Император объявил днёвку. Изглоданный саранчой мёртвый лес пошёл на дрова. Высокие костры заполыхали неестественно ярко, словно прообразы тех великих пожаров, что вспыхнут, когда Он решит погрузить наконец разочаровавший Его мир в огненную очистительную купель.
Было выдано жалованье. Нашлись маркитанты и шлюхи, что стремились заработать даже в эти дни. Легат Клавдий только и мог, что в отчаянии ругаться – такого падения всех уставов он не видел ещё никогда.
Однако Император оставался каменно спокоен. Он не рассказал никому, даже Фессу, о своём видении. Он просто знал, что должен увидеть эту девочку. Должен говорить с ней. Война не имеет смысла, Империи нечего делить с горсткой Дану. Проще выделить им анклав, какой-нибудь старый лес. Пусть живут. Пусть скорее сгниют и рассыплют прахом семена ненависти. Это его долг. Он не может верить в пророчества, в дурные предзнаменования. Он Император.
И даже саранча, при виде которой легионеры с воплями падали ниц, не могла заставить его повернуть голову. Он просто поднимал белую перчатку – и стая, словно натолкнувшись на невидимый барьер, валилась в снег мириадами мгновенно усохших трупов.
Это помогало. Первый легион, своими глазами видевший этот фокус, существенно воспрял духом. Впрочем, солдаты Клавдия и так держались молодцами – в манипулах было мало верующих в Спасителя, куда больше – во всемогущую Судьбу, которую не задобрить и не смягчить и которой всё равно, кого принимать в объятия смерти – праведника или закоренелого грешника.
На четвёртый день пути имперское войско встретило отряд Дану.
* * *
Фесс сидел верхом – по правую руку от Императора. Перед ними на покрытой неглубоким снегом равнине строилось войско. Легионеры тащились медленно и нехотя; дух войска упал до чрезвычайности, особенно при виде двух громадных страшилищ, чертивших небо высоко над головами солдат.
Однако приказам легионеры пока ещё повиновались.
У дальнего края леса видна была горсточка Дану – жалкие полторы сотни против почти тридцатитысячного имперского войска. Дерзких сметёт первый же залп арбалетчиков – если, конечно, на помощь к Дану не придёт их прославленный Деревянный Меч.
Впрочем, никакой магии Фесс пока не чувствовал.
Болело сердце. Ныло постоянной, неизбывной болью. Мир, который он успел полюбить, корчился в муках и, похоже, шёл к своему неотвратимому концу. Фесс не ощущал боевой магии, но вот клокочущую ненависть Деревянного Меча и его поистине исполинскую силу угадывал безошибочно. Да, этому Мечу не место в мире, ему вообще нигде не место, он будет разрушать всё что угодно, потому что таковым его сотворили. Сам он не виноват.
Мир уходил. А он, Фесс, лишился своего собственного дома, высокомерно почитая войну единственным достойным себя занятием, так и не озаботил сердце иной, чем к себе, любовью. Сейчас он с горечью вспоминал все взгляды, что бросали на него девушки этого мира… вспоминал даже бесчисленных племянниц Клары Хюммель. Скорее всего в Долину ему больше не попасть. Капкан захлопнулся. Всё, что осталось, – постараться оттянуть конец того мира, которому он служил. Вот последнее прибежище для чести.
А впереди стояли готовые к бою Дану. Ничуть не пугаясь мрачно темнеющих прямоугольников имперского строя. Казалось, Дану сами предлагали легионам атаковать.
– Едем, Фесс. Будь настороже. – Император тронул шпорами конские бока. Вольные остались позади.
Два всадника неспешно ехали через заснеженное поле. Отличная мишень для умелых лучников-Дану. Что ж, пусть попробуют.
Они попробовали. Фесс видел, как чёрными молниями в небо прыгнули десятков пять длинных стрел, как понеслись вверх, описывая длинные дуги.
Ну, это ерунда, с этим наш Искажающий Камешек справится играючи…
Фесс бросил несложное заклятие из разряда скорее фейерверочных, ярмарочных, нежели боевых. Стрелы послушно вспыхнули, едва только долетев до незримого купола, очерченного Фессом над их с Императором головами.
Больше Дану стрелять не стали.
Чем ближе всадники подъезжали к замершему строю, тем сильнее ощущался гнев Деревянного Меча. Всё растущее на земле, от травинки до могучего дуба, нуждается в воде, а Деревянный Меч нуждался в крови врагов. Она впитается в землю, растворится в ней, но Истинные Деревья Дану отыщут её, вберут в себя, став от этого лишь сильнее.
Фесс видел сдвинутые брови, искажённые гневом лица – но притом и странно пустые глаза. Дану отдавали свою Силу Деревянному Мечу – и, в свою очередь, получали Силу от него. Несмотря на всё своё умение, Фесс не рискнул бы выйти сейчас один на один против даже самого слабого и неумелого из воинов народа Дану.
Император остановил коня в десяти шагах от замершего строя – мечники впереди, стрелки сзади.
– Я хочу говорить с вами, – медленно произнес Император. – Я хочу говорить также с имеющейся среди вас Дану по имени Сеамни Оэктаканн.
Невозмутимость Дану исчезла словно под напором урагана. Их строй заколебался – и Фесс увидел, как воины поспешно расступаются перед невысокой, совсем ещё молодой девушкой, в руках которой обманчиво мирно покоился Деревянный Меч.
– О чём хочет говорить со мной Император людей? – Она говорила четко и правильно, без малейшего акцента.
– Об этом не говорят в чистом поле, на ветру и под снегом.
– Я не верю тебе! – отчаянный выкрик, в котором больше ужаса, чем презрения.
– Кто же кому верит в наши поистине последние времена? Фесс, пожалуйста, раскинь шатер.
Несложное заклятье сработало тотчас. Брошенный на снег купол вздулся.
– У меня нет оружия. – Император распахнул плащ. – Ты будешь говорить со мной, не убирая руку с эфеса твоего Иммельсторна. Ты согласна?
Дану яростно взроптали. Фесс слышал отдельные возгласы, которые мог разобрать (язык Дану не числился среди его коньков), – ничего хорошего они не сулили.
Тем не менее девушка медленно вышла из строя. Высокий Дану, судя по всему – вождь, попытался её остановить:
– Thaide! Csiin!
Сеамни Оэктаканн не ответила. Просто пошла прямо на Императора, нацелив Деревянный Меч ему в грудь.
Император спешился. Небрежно бросил поводья Фессу и следом за девушкой скрылся за пологом шатра.
Они стояли друг перед другом – Император в простой чёрной куртке, безоружный, и девушка-Дану в тонкой серебристой кольчуге, высоком шлеме, с готовым для удара Иммельсторном.
– Что ты можешь предложить мне, несчастный? – Она пыталась взвинтить саму себя ненавистью, однако глаза отчего-то смотрели виновато.
– Ты убила меня. Теперь мы квиты, – сказал Император, сбрасывая плащ.
– Я? Тебя? Не играй словами, хуманс! Ты стоишь передо мной живой и здоровый!
– Разве ты забыла бой в безымянном городке? Ты хотела убить мальчика – не слишком-то красящий доблестную Thaide dinnodie поступок.
– Но… – девушка явно растерялась, – ведь это только видение, иллюзия…
– Когда ты была в нем, это не казалось тебе ни видением, ни иллюзией, Сеамни. И ты помнишь мои слова.
– К-какие?..
– Один раз я уже убил тебя. Потом ты убила меня. На твоем клинке тогда осталась моя кровь. Разве не так?
Девушка вздрогнула и опустила глаза.
– Сеамни… Агата… зачем нам воевать? Даже с магией Деревянного Меча тебе не одолеть моих легионов. Ты это знаешь. Ты готова умереть… но тогда род Дану угаснет навсегда. Деревянному Мечу всё равно, он думает только о мести. Но ты, предназначенная для того, чтобы дарить жизнь, а не отнимать, – неужели ты не думаешь о том, что случится потом? О да, ты надеешься перебить всех моих. Ты думаешь, что Иммельсторн защитит тебя. Но посмотри на это!
Император резко вскинул белую перчатку, и Агата тотчас скорчилась от острой боли. Правитель поспешно уронил руку.
– Иммельсторну это очень не понравилось. Теперь ты знаешь, что у меня есть не совсем бесполезное средство. Этого твой Меч учесть не мог. Это дар не нашего Мира и Сила не нашей магии. Она зла и беспощадна, но на этом поле она будет в самый раз. Ты хочешь рискнуть, Thaide-Провидица? Что ж, давай. Я могу менять одного твоего за сотню моих и всё равно останусь в выигрыше. Но, по-моему, нам нет смысла грозить друг другу.
«Свет! Тёплый свет в глазах, тот же самый, что и в том памятном видении!»
Агата отступила на шаг, к самому пологу шатра.
«Всё это, конечно же, ложь и уловки злых хумансов. Радуга могущественна и хитра, у неё множество ловушек и капканов. Меня хотят запугать.
Золотой туман, спасительное забытьё, избавление от тяжкого бремени мыслей… только ты способен погасить этот тёплый свет в его глазах…»
Деревянный Меч послушно отозвался на зов.
– Грязный хуманс! Готовься к смерти! На сей раз ты умрёшь по-настоящему!
Она атаковала. Стремительным прямым ударом, так что рука едва не вырвалась из плеча – собственно говоря, Меч напал сам, просто потащив девушку за собой.
Император уклонился в последний миг – щеку обдало холодом. Клинок пронесся совсем рядом.
Второй замах. И вновь хуманс уклоняется. Он ловок, он не уступит ловкостью ни Седрику, ни другим знатным Дану. Опасный враг. Опасный враг. Опа…
Слова звучат в ушах до тех пор, пока не утрачивают смысл, пока не превращаются в шум.
Третья атака. Ну же!
Лезвие режет чёрную куртку Императора, и в тот же миг белая латная перчатка словно клещи стискивает эфес Иммельсторна.
Близко-близко вдруг оказываются тёплые глаза. Дыхание человека и Дану смешиваются. Деревянный клинок выпадает из ослабевшей кисти.
– Подбери и продолжим, – говорит Император.
Он не держит больше Агату. Почему же она стоит так близко?
– Подбери Меч, – повторяет хума… нет, просто человек. Не двуногий скот.
– Я снова предлагаю тебе мир. – Теперь, когда золото не застит взор, к его словам прислушиваешься. – Я мог бы перебить вас всех. Я не хочу ничьей крови. Да будет мир!
– Но… наши земли… – вырывается у Агаты.
– Разве мало места на востоке?
– Нет, но…
– Я вижу, ты хочешь сражаться, дочь Дану. Подбери Меч!
Куртка на его груди промокла и ещё больше потемнела от крови. Узкие ладони Агаты касаются мощных, вздутых мускулов. Ему больно, но он не подаёт вида.
– Мои воины…
– Выбирай, Thaide. Если тебе нужна только власть, хотя бы на краткий миг, пока вас не раздавили легионы, – оставайся Видящей. Если же нет…
– То что?
Его лицо оказывается совсем близко. Щекочущее дыхание касается уха.
– То вот что!
Тяжёлые руки ложатся ей на талию, привлекают ближе…
И Агата не сопротивляется. Она внезапно закрывает глаза и опускает голову ему на плечо.
Серебристая кольчуга окрашивается его кровью.
Ноги Агаты подкашиваются. Она знает, что сейчас будет, – и хочет этого.
* * *
Фесс повел рукой, ставя непроницаемую завесу перед любым звуком, что попытался бы вырваться из шатра.
* * *
Гномы заметили врага издали. Вон они, имперцы, встали, перегородив поле; думают, что, если их бока защищены заснеженным лесом, гномы ничего не смогут с ними сделать!
Взвыли рога. Подгорные воители не прятались. Пусть враг защищается, пусть он атакует – Драгниру всё равно. Он сокрушит хумансов, как делал это уже не раз.
Войско гномов стремительно разворачивалось. Три хирда – большой и два малых. Всё по канону воинского искусства.
Пусть знают.
Сидри стоял рядом с ковчегом Драгнира. Сегодня такой день, что не грех будет и достать заветное сокровище. Сила Глубин отдала в руки гномам всех их врагов – и хумансов, и Дану. Это хорошо. Дело будет окончено одним ударом.
Однако там, впереди – древний враг, куда более опасный, чем все легионы Империи вместе взятые. Иммельсторн, Деревянный Меч; сказания о нём гномов наполнены ужасом и кровью. Он появлялся – и победы оборачивались поражениями. Почти что разбитые Дану гнали рати гномов от самой своей столицы; потребовалось устлать телами подземных воителей не одно поле, прежде чем удалось одолеть врага. А может, это всего лишь сказки, которыми бежавшие с поля брани объясняли свою трусость, – никто ведь не видел Деревянного Меча воочию…
И вот он здесь. Ну что же, Драгнир ждал достаточно долго.
Гномы стояли в молчании. Они ждали, пока противник повернётся к ним лицом. Нанести удар в спину сейчас – бесчестье; вчера же это была бы вполне допустимая военная хитрость.
От строя хумансов отделилась тройка парламентёров. Гномы не стали тратить время на пустые разговоры. Гонцов подпустили поближе и расстреляли из арбалетов. «Мы не ударим вам в спину, но не будем и говорить. Сегодня бой будет насмерть, до тех пор, пока не падёт последний из вашего или нашего племени».
Начальствующие над хирдом ждали, пока легионы развернут строй. А потом все три хирда пошли в атаку.
* * *
Фесс видел изготовившихся к последнему броску гномов. Видел, как они хладнокровно и спокойно перебили отправившихся к ним для переговоров. Что ж, понятно – они будут драться до конца. Они пришли мстить. Жаль, что ошибся Император, жаль, что не успел уладить дело с Дану, – а теперь придётся биться на два фронта.
Он послал весть. Император должен выйти и возглавить войско.
* * *
– Сеамни…
На её губах пузырилась кровь – она искусала их, сдерживая крик. Они забыли о том, что шатёр раскинут на поле боя.
– Сеамни, там…
– Пришли гномы. Я знаю. – Она улыбнулась. – Послушай, я… должна сказать тебе…
– Потом все слова, потом! Сейчас надо сражаться. Ты со мной?
Она не успела ответить.
* * *
Фесс знал, как его звали, высокого воина с надменным взглядом, в дорогой высеребренной кольчуге, с тонким жемчужного оттенка мечом в руке.
Седрик остановился, глядя снизу вверх на неподвижного всадника.
– Народ Дану зовёт свою Видящую.
– Она свободна выйти, когда пожелает. Подожди, когда переговоры завершатся.
Седрик несколько мгновений молчал. Глаза его внезапно изменили цвет, сделавшись янтарно-золотыми.
Фесс опоздал с броском на долю секунды. Уже всё поняв, он прыгнул, но Седрик сейчас был могущественнее любого воина, когда-либо странствовавшего под этим солнцем. Меч распорол чёрный полог; Фесс метнул нож, однако лезвие лишь со скрежетом скользнуло по кольчуге.
Деревянный Меч хорошо охранял своего избранника. Он, Иммельсторн, явно решил бросить прежнюю Видящую.
Двое, стоявшие посреди шатра, были уже одеты, но Деревянный Меч, словно забытая капризным ребёнком игрушка, валялся в стороне. У самых ног Седрика.
Фесс взмахнул глефой, уже понимая, что жить осталось совсем немного – оголовки стрел Дану, казалось, вот-вот вопьются в затылок и шею. Седрик играючи отбил удар, ответное движение жемчужного клинка отбросило Фесса в сторону. Дану подхватил Деревянный Меч.
– Во имя древней мести – убивай!
Коричневатый клинок с шипением рассёк воздух. Фесс, пытавшийся встать, несмотря на острую боль в колене, увидел, как Император перехватил оружие Дану закованной в магическую броню левой рукой. Лицо перекошено, однако сил хватило – Седрик пошатнулся, рухнув на одно колено.
– Бежим! Фесс!..
Стрелы уже летели.
Искажающий Камень в руке воина полыхнул вновь. Пламенные росчерки, стремительно сгорающие в зимнем небе, – стрелы Дану не в силах устоять против магии Радуги и Фесса.
Император рывком вскинул Агату в седло. Кони ринулись через поле.
– Она предала нас! – взвыл Седрик, поднимаясь на ноги. Остриё Деревянного Меча подёргивалось, словно оружие само искало жертву. – Истребим всех! С Иммельсторном и древней правдой – вперёд!
* * *
Почти точно так же вскричал и гном Сидри Дромаронг, поднимая над головой освобождённый из кристаллического плена Драгнир.
* * *
Легионы Империи не тронулись с места. Первый ряд опустился на одно колено; над щитами поднялись рыла арбалетов. Левое крыло успело повернуться навстречу гномам – там уже начиналась резня. Две когорты, отделившись от главных сил, старались обойти гномов с фланга; им наперерез двинулся один из малых хирдов. Император осадил коня; уже скакали Вольные, бежали легаты – бой начался, какие будут приказы, кроме лишь одного, понятного и так: «Держаться!»
Пешие Дану сильно отстали.
Агата, казалось, была в полуобмороке.
– Капитан, за неё ты ответишь мне головой! – рявкнул Император, передавая тело девушки на руки предводителю Вольных. Тот молча склонил голову – мол, всё понял, не надо больше слов.
– Загнуть правый фланг! Клавдий, Первый легион – весь назад! Граф! Благородный Тарвус, твоя дружина должна сковать Дану. Старайтесь поменьше убивать.
– Но, мой повелитель…
– Никто другой не сможет выполнить этот приказ, кроме твоих панцирников. Действуй, граф, после боя станешь герцогом Империи, клянусь василиском!
– Гер… – подавился от изумления Тарвус. – Повиновение Империи! Мы выполним приказ и не умрём, мой повелитель!
– Фесс!
– Внимание и повиновение, мой Император.
– Как ты думаешь, Иммельсторн и впрямь сцепится с Драгниром? – На щеках Императора разгорался румянец. Всё-таки ему не было ещё и двадцати пяти лет.
– Смотрите сами, повелитель, – гномы намерены прорвать наше левое крыло; отряд Дану бросил попытки настичь вас и заворачивает туда же. Мне кажется, стоит отдать приказ…
– Навкратий! Передай приказ – манипулам левого крыла расступиться, пропустить гномов! В ближний бой не ввязываться, держаться на расстоянии, елико возможно! – И, понижая голос, Император вновь обратился к Фессу: – Держи наготове свой Камень.
Семь сотен панцирников графа Тарвуса двигались навстречу Дану широким полумесяцем. Бойцы были вооружены массивными и длинными двуручными мечами, а они требуют простора. У иных в руках мелькали луки и арбалеты; не останавливаясь, стрелки на ходу разряжали своё оружие. Как и ожидал Фесс, ущерб Дану удалось нанести небольшой – пара бойцов упала, но и всё. Не приходилось сомневаться: их защищал Деревянный Меч – и притом с каждым мигом всё лучше. Тех двоих уложил первый залп, а все последующие пропадали даром.
На левом фланге легионеры раздались перед напирающими гномами; те хрипло завопили, видимо, считая, что враг уже бежит. Теперь уже мало кто не видел, что в середине большого хирда гномы несут привязанный к вертикальному шесту обнажённый меч, словно выточенный из громадной друзы горного хрусталя.
Правда, мало кто понял, что это за меч.
Малый хирд гномов, тот, что наступал по правую руку от большого, с разгону, словно льдина, влекомая паводком, зацепил не успевшую закончить манёвр манипулу. Длинные копья ударили все разом; в ответ полетели пилумы, но поздно, строй манипулы сломался, бывалые воины успели сбить «черепаху», прикрывая спины товарищей, однако едва ли не половина отряда полегла в считанные мгновения. Копья гномов, длинные, отлично заточенные, с гладкими тонкими наконечниками, чтобы ни в коем случае не застряли в телах, били наверняка.
Однако большой хирд не увлекся погоней за расступающимися легионерами. Воинственные кличи гномов внезапно сменились резкой тишиной; Алмазный Меч засверкал яростным и нестерпимым для глаз светом; воители Подгорного Племени, дружно забыв о жалких хумансах, так и так обречённых, повернули навстречу старинному врагу.
– Похоже, они таки решили сперва разобраться между собой, – повернулся к Фессу Император.
Часть манипул левого крыла откатилась к самому лесу – малый хирд последовал за большим, не обращая внимания на прячущихся хумансов. Другой отряд, тот, что сцепился было с легионерами, тоже двинулся следом за своими. И вот уже легионы начинают смыкать строй, затягивая прореху; кое-кто из самых бывалых или самых азартных уже принялся биться об заклад – сколько времени потребуется гномам, чтобы втоптать этих безумцев Дану в пыль.
Тридцать тысяч в рядах имперской армии. Четыре с небольшим тысячи гномов. Полторы сотни Дану. Ясно как день, что магия Алмазного и Деревянного Мечей взаимно ослабит, а то и вовсе истребит друг друга, после чего легионерам останется только подобрать трофеи.
Простое дело. Эх, кабы вот так да всегда воевать!
Легионы стояли, не трогаясь с места. Кое-кто из ветеранов даже уселся на брошенные щиты, словно на представлении бродячего цирка. Зрелище и впрямь обещало быть интересным.
Однако, когда все три отряда гномов нависли, точно медведи над сжавшимся в комок перед последним прыжком хорьком – полутора сотнями Дану, смертельный разгон хирда неожиданно приостановился. Все три армии застыли.
Легионеры видели, как из рядов Дану вышел воин со странным тёмно-коричневым клинком в руках. Высоко поднял оружие и что-то крикнул – снег и расстояние поглотили голос, – указывая при этом на бездействующее имперское войско.
Немного погодя шест с Алмазным Мечом опустился, и навстречу Дану вышел невысокий коренастый гном. В опущенной руке ярко блистал Драгнир.
Несколько мгновений Дану и гном стояли друг против друга. Говорили ли они, нет – легионеры не знали. Однако в некий миг Деревянный и Алмазный Мечи внезапно скрестились, столкнулись, разлетелись – и опустились. Предводители молча отсалютовали друг другу. А отряд Дану и все три хирда гномов как ни в чём не бывало дружно повернулись лицом к строю имперцев.
Фесс видел, как сжались пальцы Императора на оголовке эфеса. Случилось худшее. Враги договорились.
– Ты можешь что-нибудь сделать, Фесс? – хладнокровно спросил Император.
Воин отрицательно покачал головой. Искажающий Камень, случайная добыча, был сейчас подобен песчинке перед исполинской скалой. Древняя сила Мечей, так и не превзойдённая искусством Радуги, не оставляла выбора.
– Ну что ж… – Император задумчиво взглянул на белую перчатку. – До тех пор, пока я воюю против Семицветья, она меня подвести не должна. Клавдий! Командуй общую атаку. Я сам возглавлю её.
Длинный изгиб имперского строя петлей охватывал малочисленных врагов. Уже летели стрелы – арбалетчики Суллы с усердием отрабатывали двойное жалованье. Манипулы окружали гномов со всех сторон, не обращая внимания на немногочисленных стрелков, бивших из глубины хирда. А уж смять Дану казалось вообще секундным делом.
Вольные взяли Императора в кольцо. Им предстоит проложить дорогу сквозь смертное поле – пока подаренная магия не довершит дело.
Левая кисть тяжелела, наливаясь кровью, точно понимая, что сейчас произойдёт.
Армии сшиблись. Панцирники Тарвуса первыми вступили в бой, крестя перед собой тяжёлыми мечами. И первыми, умывшись кровью, беспорядочно отхлынули назад, врезавшись в строй следовавшей за ними манипулы. Тонкие мечи Дану разили наповал, казалось, для них не существует преград, им нипочём щиты, панцири и шлемы. Тяжёлые клинки людей ломались точно соломенные, сталкиваясь с высеребренными лезвиями мечей Дану. За считанные секунды полегло не меньше сотни солдат; остальные в панике повернули назад, продолжая гибнуть от летящих в спину стрел. Подражая гномам, Дану бились квадратной баталией, однако лишённый защиты длинных копий строй, который панцирная пехота должна была раздавить первым же натиском, не только выстоял, но и обратил врага в бегство.
Легионеры не рвались в рукопашную. Летели недлинные, специально утяжелённые пилумы, но враг словно бы не ощущал их тяжести в собственных щитах. Опытные мастера боя промахивались с десяти шагов и, не успев броситься «в мечи», гибли от неправдоподобно метких стрел Дану, вонзавшихся в лицо или на миг открывшуюся шею.
– Повелитель! – выкрикнул Фесс, указывая вперёд. Там, опрокинутые большим хирдом, бежали растрёпанные когорты Восьмого легиона. Шестой пока держался, но и он, теснимый двумя малыми баталиями гномов, пятился, оставляя на снегу целые груды солдатских тел.
Император ничего не ответил, что есть силы хлестнув коня.
Они вынеслись на открытое пространство. Имперцы повсюду отхлынули от внезапно обретших непобедимость врагов. Теперь стрелы летели уже в Императора – но тут магия Иммельсторна отчего-то сплоховала, Фесс играючи жёг чёрные древки в полёте.
Император осадил коня. Поднял левую руку, поддерживая её правой – точно неживое, отдельное от его тела оружие.
О, они были щедры, неведомые дарители. Их подарок был лишен обычного свойства подобных магических вещей – владелец не развоплощался, не обращался в чудовище или во что-то ещё хуже; достаточно было и того, что он ведёт правильную войну.
Правильную войну. Магия Северного Мира могла остановить пришельцев – и они находят способ уничтожить её изнутри. Алмазный Меч и Деревянный Меч – древние символы, даже пребывая вне мира, они помогают – но если их уничтожить…
– Нет, повелитель! – в отчаянии выкрикнул Фесс, едва не повиснув на Императоре.
Тот взглянул на него белыми от бешенства глазами:
– Измена?!.
– Нет! Нет, мой Император! Надо по-иному…
Несколько минут спустя все до единой сигнальные трубы заиграли «отход».
* * *
Сидри было ясно, что они выиграют этот бой. Однако он не ожидал, что настолько быстро. Они бились едва ли полчаса, а бесчисленные имперские отряды уже в панике бежали, рассеиваясь по окрестным лесам, бросая и щиты, и доспехи, спасая свои жалкие жизни… Они не стали биться насмерть – но ничего, до этого мы тоже дойдем. Передавим поодиночке.
Он единственный не поддался боевому угару, он не позволил разрушить несокрушимый строй хирда – имперцы хитры, у них всегда лучшие войска остаются в запасе, если позволить воителям сейчас рассыпаться и биться поодиночке, хумансы могут и контратаковать, а тогда – прощай, победа!
Гномы остановились. Врага истреблено немало. Настало время подумать об ином враге, куда более древнем…
* * *
Никто из Дану не вспоминал больше свою нежданно-негаданно сгинувшую Видящую. Золотой свет силы Деревянного Меча плавал в их глазах, они преследовали хумансов, сколько могли, разумеется, тоже не рассыпаясь.
Наконец поле очистилось. Какое зрелище, как ласкает вид набросанных тут и там мёртвых человеческих тел взор истинного Дану! Благодаря помощи Иммельсторна потери совсем невелики, можно сказать – ничтожны: едва-едва пяток легкораненых да двое убитых, из тех, что погибли в самом начале.
Теперь предстояло выполнить тот договор, что был заключён перед началом боя.
* * *
– Смотрите, мой Император… они идут навстречу друг другу…
– Клянусь василиском, Фесс, я сделаю герцогом Империи тебя, а не Тарвуса, если ты прав.
– Моя жизнь в руках повелителя. У нас есть только один шанс.
– Но, может, легионы…
Император повернулся к легату.
– Нет, Клавдий! Магия наших врагов может учуять их, и тогда всё пропало, ловушка не захлопнется. Пусть легионы отступают к Мельину. Собери всех, кого можешь. И жди моего приказа. Не забудь «цену крови». Плата семьям погибших должна быть двойной.
– Повиновение Империи!
– Смотрите, повелитель, смотрите!
– Повиновение Империи! Девушка пришла в себя…
Рядом с ними стоял рослый центурион. На руках он держал Агату-Сеамни; большие глаза её наконец-то прояснились.
– Останови их! – Её голос срывался. – Останови! Я уже вижу… стопа, попирающая небо… хламида сера, как цвет небытия… Он уже близок! И третий Зверь готов восстать от сна… Пророчества должны исполниться, ибо свершён Последний Грех и сердце Его отвратилось от мира…
– Что ты говоришь, Сеамни! – Император принял её от центуриона, и она немедленно спрятала лицо на его груди.
– Останови-и-и их… исполни мою просьбу… ты, один раз уже убивший меня…
Лицо Императора передёрнулось.
– Это ничего не изменит. Я просто погублю своих людей, но всё равно не помешаю твоему сородичу сразиться с гномом!
– Я остановлю. Я поговорю. Я могу! Я – Видящая!
– Первый легион, – мрачно сказал Император.
– Мои люди исполнят приказ, – в тон ему отозвался Клавдий.
– Фесс?
– Мой Император, они должны начать. Иного шанса у нас не будет. Атаковать, наверное, придётся… но лишь когда и гном, и Дану до конца увязнут в схватке.
– Прошу тебя! – Из глаз Агаты градом лились слезы.
– Охрана! – прорычал Император. – Фесс, останешься здесь.
– За что, повелитель?! И кто прикроет вас от стрел?!
– Ну, – усмехнулся Император, – с ними, надеюсь, моя перчатка справится. Если уж её нельзя использовать для другого… Ты же должен исполнить задуманное. Это приказ!
Слова «я отказываюсь повиноваться!» умерли у Фесса на языке.
Окружённые кольцом конной охраны, Император и Сеамни, не таясь, выехали из леса.
* * *
– Ничего у нас не выйдет, – вздохнул Кицум. Вдвоём с Сильвией они прятались на самом краю леса. Без всякой магии – слишком опасно использовать её здесь и сейчас.
– Если сделаем всё, как задумали, – получится! – непреклонно заявила та. – Не видишь, что творится? Саранчи не видел? Выползней не видел? Что они творят, тоже не видел? Двух Зверей не видел? Так, что ли? Двух Братьев только третий и успокоит – так сказано. Значит, нам ошибиться нельзя. Как только сцепятся – пойдём.
– А ну как не сцепятся? – усомнился Кицум.
– Куда они денутся, – жестко усмехнулась девчонка. – Они ж друг друга ненавидят куда сильнее, чем нас. Ждем!
* * *
– Я прошу тебя… во имя той памяти… того дня… дай моим родичам уйти.
– О чём ты, Сеамни? Мы ничего не можем сделать с ними, когда в их руках Иммельсторн!
– Останови коня. Я буду говорить.
Гномы и Дану молча воззрились на спешившуюся девушку.
Агата подняла руку, как бы в знак того, что хочет говорить.
– Предательница! – взвыли Дану.
– Хумансова сыть! – заорали гномы.
– Смерть им! Смерть! – это уже хором.
– Посланник неприкосновенен! – выкрикнул Император, однако ответом ему стал лишь глумливый хохот.
– Сеамни, назад!!!
Взмыли чёрные стрелы.
И навстречу им рванулся поток огня – огня, в который превратилась кровь Императора. Кто-то из Вольных, несмотря на летящие стрелы, рванулся к упавшей девушке, подхватил, забросил на седло…
– Не дай… им… начать… сражаться… – сорвалось с окровавленных губ. – Иначе… конец… всему. Ненависть… слишком сильна. Слишком… стара. Атакуй… иначе… если Мечи столкнутся…
Император не отвечал. Его конь мчался к лесу; двое телохранителей поддерживали бессильно обвисшего повелителя.
Гномы и Дану провожали беглецов громким хохотом.
Седрик первым оборвал смех. Пора сводить старые счёты.
Они вышли и встали друг против друга.
– Если ты сразишь меня, мои смогут уйти невозбранно, – сказал гном. Из вежливости – едва ли полтораста Дану выстоят перед четырьмя тысячами секир.
– Согласен. И если ты сразишь меня, то сделаешь то же для моих, – ответил Седрик.
– Даю слово, – важно кивнул гном.
* * *
– Ты… не должен… дать им… сцепиться…
Агата как заведённая продолжала твердить одно и то же. Длинная чёрная стрела вонзилась чуть пониже левой ключицы – одна-единственная стрела, прорвавшаяся сквозь огненный щит Императора.
– Ты… обещал… обещал… обещал…
Фесс увидел, как Император закусил губу. Просьба раненой Дану была безумием. Бросать последний резерв, последний нерассеявшийся легион против мощного, сплочённого и вооружённого такой магией врага? Зачем?
– Не дай им… сцепиться. Надо… продержаться… совсем чуть-чуть…
– А что, что случится после этого «чуть-чуть»? – не выдержал Фесс.
Девушка слабо улыбнулась, несмотря на рану.
– Он не сможет явиться в мир, потому что Пророчества Разрушения не исполнятся…
* * *
– Учитель! – Тави вздрогнула, потянулась за саблей.
Воздух в подземной крипте сделался вдруг затхло-тяжёлым, потянуло гнилью. Мерцавший на обломках саркофага огонёк погас. Всё мгновенно окуталось мраком.
– Учитель!
– Держись, Тави, – прошелестел голос мага. – Они начали прорыв.
Руки молодой волшебницы самым позорным образом тряслись, пока она высекала огонь. Она поставила масляную лампу на прежнее место – и увидела, что тень мёртвого чудовища внезапно шевельнулась.
«Злоба. Злоба. Злоба. Древняя, как мир, и даже ещё древнее. Древнее вод и солнца, древнее даже звёзд. Можно иссечь на куски чёрное тело, сжечь его в пепел, однако пока жива злоба, пока не исполнилось то, что зовётся Пророчествами Разрушения, – твари из-за Предела непобедимы».
Эти слова необычайно чётко и ясно прозвучали у Тави в сознании. Множество фактов, преданий, мифов, легенд – всё, что копилось в памяти волшебницы, что говорил её первый Учитель, что почерпнула из бесед с Акциумом, – всё внезапно заняло свои места.
Пророчества Разрушения. Проклятье Северного Мира.
Маг уже застыл – чёрное пятно посреди непроглядного мрака, полная скрытой силы фигура; нет смысла взывать к нему, нет смысла рыдать и плакать – надо сражаться, не думая о том, как именно она победит чуть ли не бессмертную тварь.
«Делай, что должно, свершится, что суждено».
– Тави… – Голос Акциума прошелестел на самом пределе, доступном слуху. – Тави… я вижу… тварь не всесильна и не бессмертна… один раз ты убила её. Убей вновь, и тогда…
Голос оборвался – а Тави невольно скорчилась от жгучей боли, прокатившейся по всему телу. Акциум пустил в ход что-то из арсенала высшей магии, донельзя убийственное и смертоносное.
Всё описанное выше заняло лишь краткий миг. Тело не поспевало за мыслью.
Тави и ожившая бестия ринулись друг на друга одновременно.
Сабля против когтей и шипов. Сила против силы. Никакой магии. Честный бой. Честный?..
«Продержаться. Продержаться, ведь в прошлый раз ты без большого труда сразила это же чудище – на горле до сих пор видна громадная рваная рана, заполненная отвердевшей тёмной кровью».
Однако на сей раз чудовище почему-то не стремилось прорваться к Акциуму. Красные глазки торжествующе горели – сегодня тварь сводила счёты с дерзким двуногим созданием, один раз уже вырвавшим её из течения дней. Второй раз такой удачи тебе не будет – казалось, говорил пылающий взор.
И раз, и два, и три шипастый хвост вспорол воздух возле самого лица Тави. Сталь со скрежетом сшиблась с жёстким хитином (или из чего там были шипы у этой бестии?); пробить защиту противника никому не удалось.
«Использовать магию, нет? Проклятье, не успела спросить Учителя…» – мелькнуло в голове у Тави. Ей пришлось отступить на несколько шагов, теперь они сражались на обломках саркофага. Взмах чёрного крыла – и лампа, опрокинувшись, погасла.
«Думаешь подловить на таком?!» – с презрением подумала волшебница. Несмотря на мрак, она всё равно видела каждое движение врага, видела и пламень в устремлённых на неё глазах; левая рука Тави выхватила метательный нож из неприметных кожаных ножен, однако на этот раз тварь оказалась быстрее – отбила в сторону уже летящее лезвие.
Выпад – отражение – отход; шаг вперёд – выпад – отражение. Сабельное железо напрасно спорило с когтями и шипами.
Шаг вперёд – шаг назад – отбив – раскрутка – выпад – резко вниз, отбив! И ещё! Шаг вперёд! Выпад – попала!
Остриё клинка проскользнуло-таки сквозь защиту бестии, оставив на груди той длинный кровоточащий порез, довольно глубокий. Эх, на палец бы дальше – и бой был бы окончен. Но ничего – теперь надо только изматывать тварь, побольше гонять, скоро она обессилит от потери крови…
* * *
Из-под стрелы, вонзившейся в плечо Агаты, толчками выбивалась кровь, однако Дану упорно не теряла сознания.
– Атакуй, Император… осталось совсем немного… атакуй же!
В глазах стояла мольба.
«Такая же точно, как и в тот злосчастный день на арене. Она так же смотрела на меня, пока мой меч не разорвал ей шею. А теперь – теперь мои пальцы ощущают этот шрам, бугристый и неровный, потому что меч мой был специально затуплен и иззубрен. Хорошо, девочка-Дану, я выполню твою просьбу…
Но разве может Император людей бросать свой легион на смерть ради прихоти какой-то Дану, пусть даже когда-то и раненной им?..»
– Фесс! Что ты чувствуешь, что говорит Камень?
Лицо советника казалось серым, глаза лихорадочно блестели.
– Я чувствую, как в мир входит Сила. Вплывает, словно галера в гавань… – На лице отчаяние: мол, не могу, не могу объяснить подробнее!
– Если Пророчество не исполнится – мы устоим. Надо дать время… тем, кто сдерживает. Атакуй, мой Император! Я… я хочу дать тебе имя…
На несколько очень длинных мгновений Император замер с опущенными веками.
– Первому легиону – атака.
* * *
Это была великолепная атака. Первый легион, всё, что осталось от тридцатитысячного имперского войска, двигался словно на учениях. Император сорвал плащ; словно простой ратник, он шёл в первом ряду правофланговой манипулы. Фесс неотступно, как тень, следовал за ним.
«Да, она права. Что-то ещё удерживает Силу. И… если Два Брата не сойдутся в бою… может, та незримая плотина и выдержит…»
Первому легиону предстояло пожертвовать собой.
И верно – гном с Дану опустили оружие, тотчас же растворившись в рядах своих соплеменников.
Первый легион навалился зло, не щадя себя, – бой выходил почти что равным. Здесь никто не бежал и не расступался перед хирдами, здесь были искусники, умевшие голыми руками поймать выброшенное из-за стены щитов копьё и выдрать копейщика из строя; были мастера меча, одним ударом перерубавшие толстые, окованные железом древки гномьих сарисс; были стрелки, три раза из трёх попадавшие игольчатой стрелой в узкую прорезь шлема и валившие щитоносца за щитоносцем; и потому, несмотря на всю магию Алмазного Меча, бой кипел кровавой пеной, щедро разбрасывая во все стороны неподвижные тела успокоенных железом бойцов.
Хирды остановились, словно быки, упершиеся рогами в неожиданно возникшую на пути стену. Дану пришлось сражаться в окружении, их негаданные враги-союзники ушли вперёд; однако даже Первому легиону не под силу было одолеть противостоящее ему чародейство.
Стрелы летели большей частью мимо, мечи выворачивались из рук, щиты трескались, даже едва-едва, вскользь задевший шлем удар напрочь сносил железную шапку, а вот копья гномов не знали промаха.
Император пытался прорубиться к гномьей главной святыне. Вокруг него один за другим падали легионеры, гибли и его Вольные, несмотря на всё своё несравненное искусство боя; рядом дрался Фесс, но даже и ему удалось лишь сохранить себя в неприкосновенности – не больше.
Первый легион медленно отступал, тая с каждой минутой.
«Они погибнут здесь все до единого – во имя чего? Быть может, прошло уже достаточно времени?..»
Буксины дали сигнал к отходу. И вновь, как и в первый раз, ни гномы, ни Дану не преследовали бегущего врага, словно куда важнее для них было выяснить, кто сильнее – Иммельсторн или Драгнир.
Хирды и отряд Дану, несколько уменьшившийся в числе, остановились.
И лишь возле самого края леса Император заметил, что Фесс куда-то исчез. Кто-то из уцелевших Вольных видел, как господин имперский советник повис на гномьем копье и рухнул в снег.
Император стиснул зубы.
– Мы сделали всё что могли, Сеамни. Я не могу приказать моим людям умереть на этом поле всем поголовно!
– Если… часть из них не умрет сейчас… то все они, все до единого, умрут потом, и притом совсем-совсем скоро! – простонала Агата. Один из Вольных, осмотрев стрелу, отрицательно покачал головой – не вытащить.
А там, в поле, гном и Дану с прежним упрямством смотрели друг другу в глаза.
Голова Агаты бессильно запрокинулась.
Алмазный и Деревянный Мечи поднялись.
И – сшиблись. На сей раз уже в настоящей схватке.
* * *
Алмазный и Деревянный Мечи скрестились.
Пророчества Разрушения продолжали исполняться.
* * *
Тварь вдруг широко-широко распахнула чёрные крылья; алой трещиной пересёк уродливую морду рот. Крипта огласилась торжествующим хохотом.
И тотчас же из-под земли, со стен – отовсюду потёк какой-то белёсый туман. Омерзительно жирный, дыщащий зловонным теплом и гнилью, живой – словно та первичная субстанция, из которой всё вышло и в которую всё вернется. Только здесь она была отнюдь не творящим началом, а Абсолютным Растворителем безумных алхимиков.
Тави истошно завизжала.
Подземелье исчезло. Они вместе с Акциумом стояли на необозримой серой равнине, ветер нёс нестерпимое зловоние; где-то у самого горизонта мотался жалкий светло-серый шарик солнца.
– Тави?! – вырвалось у мага. – Что ты здесь…
Под ногами Тави и волшебника была обычная земля, однако уже шагах в десяти она превращалась в серое Ничто, живое и трепещущее. Ступить на него, коснуться его – означало смерть. И даже хуже.
Девушка в нескольких словах пересказала магу случившееся. У волшебника вырвался сдавленный стон, на виске тотчас же проступили капли пота.
– Тави… это значит, что твари нашли-таки какой – то обход… Готовься, готовься, ученица, сегодня, похоже, твой последний урок у меня. Сейчас начнётся…
– Что начнётся?
– Наши приятели двинут на прорыв все силы. Сейчас здесь будет очень жарко. Или, может быть, холодно – смотря по тому, что они предпочтут.
* * *
– Кажется, мы опоздали, – мрачно изрекла Эвис.
Кривые пути Междумирья давно остались позади. Все четверо боевых магов пробирались складками Реальности к источавшему нестерпимую боль месту, месту, где ткань Упорядоченного лопнула и куда катились сейчас волны грубой, чуждой Силы – Клара сказала бы, что она принадлежит Хаосу, не знай она так хорошо истинную природу Силы Хаоса.
– Смотрите, там! – внезапно выкрикнула Райна. – Кирия Клара, смотрите!
Маги и валькирия одновременно и стояли на твёрдой земле, и словно бы парили над бездной. А там, далеко внизу, разворачивалась битва.
От края до края горизонта катились живые валы – валы, состоявшие из тотчас же творимых слепой напирающей силой живых существ. Целью их был крошечный островок в сплошном сером море, где плечом к плечу стояли двое. И эти двое сражались.
Огненные смерчи то и дело проносились над живым морем, испепеляя атакующее воинство, так что обнажались блистающие чёрные Кости Мира. Реальность дрожала, бездонная утроба глотала мириады мириад, однако их место тотчас занимали новые. Голубые молнии косили тех тварей, что успевали подобраться ближе, ну а самых везучих добивала сражавшаяся саблей девушка. Уже несколько раз раненная, в побуревшей от крови одежде.
– Э-гой! Я с ней! – Райна издала воинственный клич валькирий и, не раздумывая, бросилась вниз.
– Где же твои козлоногие друзья? – хмуро осведомился Эгмонт.
– Думаю, сейчас должны появиться, – деловито ответила Клара, в последний раз проверяя снаряжение. – Но посмотри на этого чародея! Ты уверен, что повторишь его трюки?
– Сразу могу сказать, что нет, – покачал головой Эгмонт. – Да и Мелвилл тоже. Неужели сам Игнациус?..
Клара отрицательно покачала головой. Нет, увы, сражавшийся внизу чародей не был Архимагом Игнациусом. К превеликому сожалению.
Вопрос «кто?» повис в воздухе. Какое, в конце концов, дело? Он бьётся насмерть, он затыкает дыру – а остальное неважно.
Клара знала, что в этот миг сражается и Радуга. Совсем рядом – для неё, Клары Хюммель, и её команды, но невообразимо далеко для той же Сежес и её соратников. Правда, Сежес не знает, что главный удар рвущиеся вперёд рати козлоногих наносят не там, а здесь – где их сдерживают пока лишь двое.
Или же – целых двое.
Наступало время истины. Клара смотрела вниз и видела, что и козлоногие, и все прочие, вся грозная армия вторжения – не более чем отблески и отголоски чего-то совершенно непредставимого, лежащего там, в Начале Пути. Великая Сила, обитавшая там, не имела ни облика, ни формы, ни имени, ни привычного для нас сознания; всё, что Клара и ей подобные могли воспринять, – это великое, всепоглощающее желание прорваться, навсегда уйти из Упорядоченного. А куда?
– И всё-таки хотел бы я знать, кто это… – протянул Мелвилл. – Может, из местных божков?..
– Как же, держи карман шире, – проворчала Эвис. – Только им всё равно не устоять. Он пытается заткнуть дырку, а сил не хватает. Клара, мы с Мелом возьмем на себя эту ораву, а вы…
Клара кивнула. Маги дружно шагнули вниз.
* * *
Не было времени на долгие разговоры и рассуждения. Если кто-то встал рядом с тобой и сражается против твоего врага, ты не станешь требовать от него формальных представлений, равно как и рекомендательных писем.
Тем не менее маг – очень старый, наверное, даже старше Игнациуса – церемонно поклонился Агате и Эвис.
– Маг Акциум к вашим услугам, прекрасные леди…
– Позвольте предложить вам нашу скромную помощь, владыка, – Эвис неожиданно назвала старика титулом, принятым лишь для Архимага. Впрочем, если она и ошиблась, то вполне понятно, почему – даже сам Игнациус поразился бы великой мощи этого не ведомого никому волшебника. Кларе почему-то захотелось сделать глубокий, настоящий реверанс.
Старик махнул рукой в сторону накатывающегося живого океана.
– Надо отрезать им дорогу!
– Повинуемся, владыка! – отозвалась Клара.
Ярко сверкнул рубин в оголовье эфеса.
– Кольцо! Райна, помогай мечом! Вашу руку, владыка!..
Клара коснулась сухих пальцев неведомого мага – и едва не вскрикнула от пронзившей её мгновенной судороги. Этот чародей был преисполнен Силы. Он черпал её отовсюду, кажется, даже из самой ткани Мира. Обычный маг, даже самый сильный из чародеев Долины, и близко бы не подошёл к обладателю такой мощи.
Рубин засветился. Выкованное древним мастером оружие, казалось, радовалось долгожданной возможности показать, на что оно способно. Шпага Клары на миг взметнулась в небо и рухнула, а с лезвия, испепеляя на своём пути всё до самого горизонта, рванулся тугой поток ярко-алых молний.
Собственно говоря, косить бесчисленные легионы было бессмысленно; надо было просто дать возможность старику спокойно наложить заклятье, рассечь смертоносную пуповину, навек закрыв эманациям враждебной силы дорогу в мир Мельина. Клара с товарищами сумела бы сплести такое заклятье и сама, но на это ушло бы слишком много времени. А сейчас волшебница чувствовала эти чары, они были уже составлены, проверены, насколько это возможно, насторожены…
– Кольцо! Эвис, Мел, Эгмонт – оружие!
Взметнулось кольцо голубого огня. Стремительно расширяясь, оно обращало в пепел подступающих тварей; Клара видела мучительно закушенную губу Эвис, побледневшего Эгмонта, чувствовала, что вот-вот начнёт задыхаться сама…
Серые небеса над головами медленно начали светлеть. И исполинский человеческий лик так же медленно глянул в бездну.
Клара и её спутники уже видели его – в общем своём сне, по пути к обречённому миру.
«Пришло время».
– Нет! – бешено выкрикнул старый маг. – Тебе не победить, всё равно не победить! Мы выстоим!
«Никто не устоит против судьбы. Пророчества исполняются».
Ни единого слова не прозвучало над выжженными пространствами, но глубокая скорбь произнесшего передалась всем.
И вновь сошлась серая пелена.
Кольцо голубого пламени погасло где-то далеко-далеко, возле самого горизонта. Однако новые твари отчего-то не спешили на смену испепелённым. Этот миг надо было использовать.
– Скорее, владыка! Отрежьте им сюда дорогу! – не выдержала Клара, видя мучительно закатившиеся глаза старого волшебника.
– Ты поторопилась, Клара Хюммель, боевой маг Долины. – Откуда ни возьмись перед ними появился козлоногий. Клара узнала его сразу – былой «партнёр по переговорам». Кто знает, каким чудом он избег гибели в огненной купели, как сумел незамеченным подобраться так близко – Хюммель готова была поклясться, что уродливое тело соткалось почти что из ничего.
– Ты поторопилась. И проиграла. И твои друзья тоже. – Голос козлоногого был лишён и малейшего намека на злорадство. – Между Долиной и нами, Созидателями Пути, нет войны. Твои сородичи поступили благоразумно. Они отступили. Я не хочу нарушать договор.
– Убирайся. Этот мир мы вам не отдадим, – буркнула Клара.
– А если тебя изгонят свои же маги?
– Пусть тебя не волнует моя судьба.
– А ты, маг, почитающий себя спасителем мира? – Козлоногий повернулся к старому чародею. – Знаешь ли ты, что каждое твое заклятье только приближает его конец?
Клара увидела, как волшебник побледнел.
– Знаю, враг. И знаю, что мне делать.
– Ну хорошо… А ты, девушка, совершившая Последний Грех?
Ответом был короткий взблеск стали. Девушка атаковала стремительно, не оставив козлоногому ни единого шанса. Райна, не колеблясь, ударила следом. И Кларе показалось, что её руки сами собой, без вмешательства её собственной воли, вонзили в горло козлоногому зачарованный клинок с рубиновой рукояткой.
Глаза козлоногого вылезли из орбит, на губах проступила кровавая пена. Увенчанные длинными и острыми когтями пальцы вцепились в железо… и тотчас обмякли.
– Держитесь, друзья, – негромко произнёс старый маг. – Сейчас станет ещё тяжелее.
* * *
– Теперь пора, Кицум. – Сильвия толкнула клоуна в бок. – Пошли.
На заснеженной равнине перед молча застывшими рядами гномов и Дану их предводители неспешно разворачивали медленный ритуальный танец. Алмазный и Деревянный Мечи взлетали, сталкивались и вновь разлетались. И, похоже, ни гномам, ни Дану не было никакого дела до того, что в небе над ними всё быстрее и быстрее раскручивается стремительный вихрь. Неведомые Силы упрямо ломали небо, стремясь вырваться из чёрных оков Пустоты, и две громадные чёрные тени вели свой нескончаемый, столь же ритуальный, как и пляска Мечей, танец. Над горизонтом нависли стаи саранчи – словно в ожидании. Лики древних демонов, лесных чудищ в упор смотрели на происходящее, вызванные из своих убежищ забытыми чарами. Они знали, что судьба отмерила им совсем короткие часы. Но – подчинялись.
Лицо Кицума перекосилось.
– Конец света… Спаситель нисходит…
Сильвия с размаху залепила ему пощёчину.
– Если успеем – не снизойдет. Время третьего Зверя ещё не настало. А потом уйдём по заклятью…
Они ползли по снегу; Сильвия волокла за собой тяжеленный Чёрный Меч. Кицум развернул своё оружие-петлю.
Гномы и Дану явно не ожидали увидеть пред собой двух хумансов.
– Ай-и-и! – издала дикий визг Сильвия. Чёрный Меч взлетел, расшвыривая сражающихся в стороны. Кицум размахнулся петлёй – самый смелый Дану рухнул с отсечённой головой.
Яростные вопли со всех сторон. Гномы и Дану хлынули, точно вода в половодье.
– Скорее, Силь!.. – завопил Кицум, отмахиваясь петлёй. Двое гномов и ещё один Дану повалились под ноги старому бойцу Лиги.
Сильвия успела подхватить только Алмазный Меч – и замерла, сцепив руки, что-то судорожно бормоча. Кицум уложил ещё двух… И тут со всех сторон ударили копья.
Девочка опрокинулась на спину. Между её ключиц торчал игольчатый наконечник гномьей сариссы.
– Ки… больно…
Клоун рванулся к ней – только для того, чтобы разом получить дюжину арбалетных стрел в спину и грудь.
Что произошло дальше, понять никто не смог. Взвихрился снег, во все стороны рванулось тёмное пламя, земля покрылась трещинами, жадно глотая редкую живую добычу; последние и напрасные вопли раздавливаемых заживо.
Гномы и Дану, забыв обо всём, топтали друг друга – Мечи в беде! Спасти Мечи, любой ценой!..
Но было уже поздно.
Мечи исчезли.
Остались только пятна крови. Тела хумансов исчезли тоже.
* * *
Крошечный холмик, на котором стояли семеро бойцов, окружало настоящее море врагов. Полки козлоногих, одинаковых, точно водяные капли, с мечами и копьями – и над ними крылатые твари, которые Клара окрестила «скатами». И вся мощь разрушительной магии.
Никто не мог взять верх. Однако Кларе и её товарищам пришлось в основном отбивать чужие заклятья, а не наносить удары самим. Зачарованное оружие не давало никому из врагов подступить вплотную, однако одной обороной сражения не выиграешь. Вот Эвис отражает бесконечно длинную ветвящуюся молнию, зародившуюся где-то вне пределов даже магического взора. Руки молодой волшебницы так и мелькают, черты лица смазываются, подёрнутые дымкой всемогущей Силы, – и молния послушно распадается на составляющие. Но одна – сейчас просто нить огня дотягивается до чародейки, и Эвис с болезненным стоном падает. Валькирия Райна поспешно поднимает её, пока Мелвилл и Эгмонт прикрывают образовавшуюся в строю брешь…
Заклятье сменяется заклятьем. Липкий пот на лбу. Лёгкие судорожно прогоняют через себя воздух. Устоять, устоять, устоять…
Но число врагов не убывает. Сила, что творит их там, в неизвестности, не знает ни жалости, ни сострадания. Да и что такое эти идущие в бой полки, как не слепые орудия? Они должны Созидать Путь… так человек расчищает для себя поле, не жалея деревьев и не страшась, что топор возмутится тем, что затупился.
…А потом в какой-то миг стало легче. Словно где-то там, совсем рядом – и в то же время в невообразимой дали, рати наступающего врага дрогнули и покатились назад. Никто не знал, что там случилось, просто все сразу почувствовали – прибавилось сил, да и у вражьих заклятий как-то сбился прицел.
– Наша берёт! – услыхала Клара яростный вопль Райны. И тотчас же наткнулась взглядом на полный смертной муки взгляд старого мага.
– Третий Зверь… – прошептали его губы.
И точно – над ордами и легионами врага в небе появилась новая тень. Казалось, чёрные крылья простёрлись от горизонта до горизонта; пасть обратилась в настоящую огненную пропасть, глаза – в настоящие солнца. С шипов срывались крупные капли яда, оставляя громадные проплешины в рядах пеших воинов.
Третий Зверь… Клара оцепенела. Это была та самая бестия из подземной крипты. На шее виднелась наполовину затянувшаяся рана.
Однако летящая тварь отнюдь не была Абсолютным Злом. Она просто должна была вырваться на свободу.
И вновь тот же самый лик в небесах. Эвис, не выдержав, упала на колени, зажимая уши, зажмуривая глаза, из которых катились слезы. Мужчины-маги сдвинулись плотнее, и лишь молодая девушка-воительница да валькирия Райна продолжали отбиваться как ни в чём не бывало.
«Пришёл срок».
Старый маг медленно покачал головой.
– Нет. Я знаю, что делать.
И шагнул вниз с холма.
– Учитель! – Девушка слепо рванулась следом, так что даже Райна не успела её задержать.
* * *
Тави видела над собой страшный лик. Невозможно, немыслимо смертному поднять на Него взор. Да и в общем не нужно. Зато прямо в глаза ей смотрел другой – давно уже мёртвый священник, так нелепо увязавшийся за ними и погибший в болотах.
«Зачем ты так поступила тогда, Тави?»
Нет ответа. Да и что тут скажешь? Сделанного не воротишь.
«Это был Последний Грех. Я не смог умолить Его. Пророчества должны исполняться».
– Будьте вы все прокляты! – не выдержав, заорала Тави.
Её сабля рубила направо и налево. Всё умение Вольных, всю силу волшебницы, всю ненависть вкладывала она в каждый удар – и даже полубездушные козлоногие отшатывались от неё.
А Акциум шагал и шагал навстречу крылатой твари – не благородному дракону, а именно твари, омерзительной, жуткой и жалкой одновременно. Плящущее вокруг мага пламя расшвыривало козлоногих и их крылатых подручных; а потом Учитель Тави остановился, и девушка успела заметить в его высоко поднятой руке кривой жертвенный нож.
– Учитель!..
Что-то полоснуло по спине, но это было уже неважно.
Она отмахнулась, срубила одного, второго, третьего, не обращая внимания на вонзающиеся в её собственное тело клинки, шипы и когти. Всё, что она должна была сделать, – прикрыть спину Учителя, если уж не могла его остановить.
– Тебе, Грядущий. Кровью своей, нездешней заклинаю тебя и приношу себя в жертву без надежды на воскрешение. Погибаю последней смертью, чтобы только убить тебя. Я мог бы уйти, но не допущу твоего триумфа. Получай!
И прежде чем Тави, тоже тащившая за собой шлейф крови из разрубленной спины, дотянулась до старого мага, он стремительным, ловким движением перерезал себе горло.
Над равниной битвы на миг наступила тишина, а Акциум, всё ещё держась на ногах, набрал в ладони собственной крови и, широко размахнувшись, швырнул внезапно возникший тёмно-алый шар навстречу третьему Зверю.
Тварь попыталась увернуться, но куда там! Комок отвердевшей крови ударил в то же место, куда один раз уже успел вонзиться клинок Тави.
Из глотки твари вырвался хриплый клёкот. Чудовищные крылья развернулись, пытаясь опереться о воздух, – напрасная попытка; чёрный гигант рухнул вниз, собой пробороздив шеренги козлоногих. Ещё в воздухе тварь начала гореть – кровь Акциума тонкой плёнкой растекалась по громадному телу, разъедая его подобно огненной кислоте.
Фонтаны огня поднимались всё выше и выше; в панике метались козлоногие; и Тави смежила глаза, зная, что умирает. Но всё-таки не напрасной смертью. Она защитила Учителя.
Голова кружилась, наполняясь странной легкостью. Она положила голову на землю – откуда здесь взялась земля? Было мягко и удобно. Боль уплывала, тело становилось всё легче, легче, легче…
* * *
– Затыкай дыру! – взревела Клара. – Поворачивай Силу твари!
Райна уже бежала к поверженным, и не было времени остановить дуру-валькирию. Горящее чудовище излучало такой свет, что Клара едва не ослепла. И далеко-далеко впереди стал виден тот Первичный Разрыв, откуда началось вторжение.
И сейчас поток огня плавил саму Реальность, наглухо перекрывая дорогу бестиям.
– Клара! Теряю поводья! Клара!.. Над нами… всё раскалывается! – Кажется, это был Эгмонт.
А Райна сумела-таки вскинуть на плечи окровавленное тело товарки-воительницы.
– Клара! Нужна Сила! Зачерпываю наверху! – крикнул Мелвилл.
Грубые схемы стремительно несущихся магических потоков. Тяжёлое шевеление абсолютно чуждого разума где-то там, в невообразимой дали, и жгучая боль рвущейся плоти Мира над головой. Клара слышала грохот рушащихся пластов земли, чувствовала прикосновение остатков чужой мощи, что так навеки и останутся здесь запечатанными и будут пытаться вырваться, а от соединения двух абсолютно чуждых начал родится… Кто знает, что может родиться от этого?..
Последний удар. Мироздание содрогнулось; лицо Клары опалил жуткий жар. И она уже знала, что запечатать совсем наглухо не удастся, что наверху возникает Разлом – место, где соприкоснутся два совершенно чуждых мира; и последнее, что она могла сделать, – это поставить предел распространению этого Разлома, пусть уродливый шрам рассечёт лишь часть плоти Северного Мира…
Но что будет твориться здесь потом – страшно даже представить.
Однако и козлоногие оказались отрезаны от своей пуповины. Их тут мириады, они сильны – но сила их обратится в ничто по ту сторону Разлома. Извергающееся из Разлома способно менять природу вещей, но сами козлоногие дальше не пройдут. Понадобятся века, думала волшебница, прежде чем враги смогут обратить в подчинение те удивительные создания, что возникнут уже в самом Разломе…
Это всё, что Клара могла сделать.
Они едва-едва успели взяться за руки и заклятьем – кольцом вырваться из страшного места, когда всё внизу поглотила одна чудовищная пасть взрыва – из тех, что рождают звёзды.
Их ждал долгий путь – назад, в Долину.
Знать бы ещё, где она…
* * *
Негромкий разговор – из тех, что ведутся глазами, не губами. Два тела рядом – в той истоме, что делает двоих Единым.
– Знаешь, всё кончилось…
– Знаю…
– Я приказал отпустить твоих.
– А гномов?
– Пусть сперва помогут починить разрушенное и сожжённое. Когда исчез их Драгнир, я думал, они покончат жизнь самоубийством. Рыдали как дети, кое-кто бросился на мечи…
– А Радуга?..
– Радуга? С ней ещё будет много хлопот. Этот чудовищный Разлом… Надеюсь, у них хватит ума заняться им.
– А твоя перчатка?
– Я думал, она потеряет Силу… но нет. Наверное, из-за того же Разлома. Те, кто дарил её мне, просчитались. Эх, Фесса жалко…
– Жалко. Он был хорошим. Наверное, я бы даже могла в него влюбиться.
– Ты? В него? Ну тогда бы я немедля приказал его казнить!
– Я знаю, что ты шутишь… Я сама бы убила всякого, кто сказал бы мне, что я буду вот так… с человеком…
– Жалеешь, что не осталась Видящей?
– Нет, нисколько. Я ведь тоже… виновата. Но теперь… Дану будут жить сами по себе и люди тоже.
– Я сниму с гномов бремя, как только они исправят содеянное. А теперь иди сюда.
– Нет… погоди… ой… я должна сказать… ну погоди, погоди… ой, я ведь ещё не придумала тебе имени…
– Так поторопись…
– О-ох… Я не могу не признаться… я… ты принял меня не за ту, Император.
– Как? Чего?
– Ты думал, что это была я на арене – тогда, много лет назад… Но это не так. Просто шрам… мне его поставил Онфим, когда полоснул шипастым браслетом.
– К-как?..
– Ты рассердился?.. Ну да, да, я использовала это… когда просила отпустить моих, несмотря на всё, что они наделали… я воспользовалась твоей слабостью… Не смотри на меня так! Ну пожалуйста! Пожа-а-алуйста…
– Не плачь… я понял тебя. И… и себя, кажется, тоже. Что ж, пусть всё будет по данному слову. Но тебе придётся понести наказание.
– Я готова. О-ох!.. Ох!
– Сладко?
– Сладко-о… Дану так не могу-ут… только вы, люди..
– Не «вы». Мы. Люди. Запомнишь, Сеамни?
– Да… да, мой… моя жизнь…
* * *
Фесс неподвижно висел в пустоте, с трудом приходя в себя после так и не достигшего Долины заклятья. Междумирье. И никакие чары не способны отныне отправить его домой.
Воин тяжко вздохнул. Если бы не тот клоун с девочкой… всё бы рухнуло. Вот кто всё сделал – не он. Проклятье. Он даже не знал, где они, в каком провале Межреальности, пробитые стрелами, пронзённые копьями… Наверное, даже самые искусные целители Долины ничего не смогли бы сделать. Как ничего не может сделать и он, Фесс. Ему предстоит долгая дорога домой, но сперва неплохо бы разузнать хотя приблизительно, где он, этот дом.
Однако дело сделано. То, ради чего шли на верную смерть старик и девочка, – свершилось.

Эпилог

На месте зловещего холма с дольменом теперь зиял лишь глубокий провал. Очистительное пламя выжгло, вылизало почерневшую, спёкшуюся землю; за краем исполинской воронки, вытянувшейся в длину на добрую пару миль, вздымались призрачно-белёсые языки плящущего над Разломом колдовского пламени. Один из протуберанцев взлетел выше других; трепещущая пуповина оборвалась, лохмотья белого огня бессильно сорвало ветром, зашвырнув далеко от Разлома. Они опустились на уродливую глыбу спёкшейся земли; глыба немедленно выпустила короткие кривые лапы и открыла пару мутных буркал. Трещина превратилась в разинутую пасть; переваливаясь, ожившая глыба тотчас же засеменила к неподвижно лежавшему на самом дне телу.
– Ну, это вряд ли, – мрачно произнёс властный голос.
Он принадлежал сухощавому высокому мужчине лет сорока пяти, с резкими чертами лица, облачённому в простой чёрный плащ и легионерские сапоги грубой кожи. Поджарый, он даже на вид напоминал готового к броску волка. В правой руке он держал простой деревянный посох, по обычаю странников подбитый понизу железом. Мужчина одним прыжком оказался возле глыбы. Та зашипела, в пасти показался белый раздвоенный язык.
– Экая пакость! – Мужчина с омерзением взмахнул посохом. Треск, короткая вспышка – и короткая жизнь земляной глыбы оборвалась так же внезапно, как и началась.
Мужчина подошёл к погибшему. Осторожно наклонился закрыть ему глаза.
Наверху, на самом краю впадины, вновь зашуршала земля. Мужчина резко обернулся.
Там стоял очень рослый, мощный телом воин, настоящий гигант. Длинные вьющиеся иссиня-чёрные волосы достигали плеч, покрытых алым плащом. Оружия при себе великан не имел.
Не говоря ни слова, худощавый вновь повернулся к мёртвому, склонился над ним, что-то беззвучно шепча, как будто прощаясь. Великан в красном двинулся вниз по склону – шагал он широко, легко сохраняя равновесие на крутом откосе.
Худощавый молча поднял с земли заступ и переглянулся с черноволосым. Тот кивнул, нагнулся, нашарил черенок лопаты.
Вскоре яма была готова. Покрытые чёрной пылью, в поту, могильщики остановились.
– Досок бы надо. – Голос у великана был ему под стать, низкий, мощный, почти что звериный рык.
– Неужели ты думал, что я брошу его просто так? – поднял брови худощавый. – Доски тоже есть, просто ты их не заметил. – Уголки губ говорившего чуть дрогнули – слабый намек на улыбку, неуместную возле тела усопшего.
Застучали молотки. На саван великан, не колеблясь ни секунды, отдал свой великолепный плащ.
Над Разломом вновь взлетели белёсые брызги, обрывки дыма, точно бесплотные призрачные пальцы потянулись вниз, к только что вырытой могиле. Черноволосый гигант брезгливо сморщился и дунул в их сторону – коротко полыхнуло тёмное пламя.
– Однако мне это не шибко нравится! – заметил гигант.
– Придётся поставить защиту, – кивнул худощавый. – Но сперва…
– Да, ты прав, брат. – Черноволосый вздохнул. – Эх, Мерлин, Мерлин! Кто б мог подумать, что нам придётся тебя хоронить? Вот так, в земле варварского мира…
– Спасённого тобой за столь непомерную цену, – сумрачно и торжественно подхватил сухопарый.
– Да, за непомерную цену… – эхом откликнулся гигант.
Они осторожно уложили в гроб обёрнутое алым саваном-плащом тело.
Черноволосый одной рукой без всякой натуги поднял тяжёлую, сколоченную из толстенных досок крышку.
– Погоди, – остановил его худощавый. – Нельзя… так быстро. Надо… проститься, что ли… – Он вздохнул, осторожно кладя руку на лоб убитому. – Прощай, Мерлин. Ты был поистине велик. Ты был как солнце. Ты… ты был достойным врагом. Ты потерпел поражение, но не отрекся от себя. Я запоздало прошу прощения у тебя, мёртвого, за то, что в своё время мы враждовали. Прости меня, если сможешь. – Мужчина наклонился, целуя мёртвого мага.
– А я… я тоже скажу. – Черноволосый расправил плечи. – Когда-то я считал тебя средоточием зла. Жизнь показала, что я ошибался. Ты победил, великий! У тебя хватило сил на то, что в своё время не смог заставить себя сделать я.
– А теперь давай закрывать, – глухо сказал худощавый.
Тяжёлая, ещё источающая слабый запах свежераспиленного дерева крышка со стуком легла на место.
– И больше уже открывать нельзя, – эхом отозвался стуку худощавый.
– Поднимаем, брат. – Черноволосый уже распустил свой длинный пояс-кушак, пропуская конец под закрытым гробом.
– Ну, взяли, что ли, – странно изменившимся голосом сказал гигант.
– Взяли, – глухо отозвался его товарищ.
Они с некоторой натугой подняли некрашеный гроб. На собственных поясах осторожно опустили его в яму. Несколько секунд постояли в пристойном молчании.
– Стой! – Худощавый внезапно схватил гиганта за руку. – Ты чувствуешь?.. Кто-то идёт!
– О да… ты прав… – Гигант зло усмехнулся. – Ну что же, это будет интересная беседа…
– Ты что! Я совсем не о нём! Смотри же, вон, смотри!
На окружающем воронку гребне появилась ещё одна фигура.
Странник, вовсе не отличавшийся богатырским сложением, узкоплечий, в грубой серой не то хламиде, не то накидке. Простые деревянные сандалии, совсем не подходящие для зимнего времени года, мягко ступали по обугленной земле.
– Вот это да… – протянул гигант, пристально глядя на новоприбывшего. – Кажется, будет драчка, брат…
– Я тоже так думаю, – последовал ответ. – Но этот мир я ему всё равно не отдам!
Разлом судорожно не то вздохнул, не то всхлипнул. Над краем взлетел широкий излохмаченный шлейф белых брызг; однако тотчас же подоспевший ветер одним стремительным ударом вколотил нечистоту обратно в извергшее её чудовищное горло. Серые тучи внезапно сорвались с мест, устремляясь все к одной точке – строго над головой неспешно шагающего незнакомца.
Двое людей застыли у незакопанной могилы. Все звуки умерли; в наступившей тишине лишь едва-едва похрустывала земля под деревянными сандалиями.
Расстояние сокращалось.
Сбившиеся, стянувшиеся в один пушистый серый шар тучи оголили небо – отчего-то иссиня-чёрное, покрытое яркими колючими звёздами.
– Хотел бы я знать, куда он дел солнце… – проворчал гигант, поддёргивая рукава, словно он собирался драться на кулаках.
– Внимание, – звенящим шёпотом сказал худощавый. – Давай, все вместе, раз, два…
Странник в серой хламиде поднял руку и улыбнулся – скорбно и с лёгкой укоризной. И, по-прежнему не говоря ни слова, продолжал идти к открытой могиле.
– Пророчества не исполнились! – яростно выкрикнул худощавый, словно пытаясь разбудить этим криком собственную ненависть. – Тебе нечего тут делать! Уходи, уходи туда, откуда пришёл! Иначе, клянусь Замком Всех Древних, которого более нет, тут появится второй Разлом!
Странник ничего не ответил. Просто улыбнулся ещё раз, мягко и понимающе. Остановился у открытой могилы, склонил голову, долго смотрел на опущенный в яму гроб и медленно, торжественно перекрестил его – священным косым крестом верующих в Спасителя. Несколько раз моргнул, словно сдерживая готовые вот-вот прорваться слёзы. Медленно нагнулся, зачерпнул горсть истерзанной огнём земли – в его ладони она тотчас рассыпалась мягкими крошками, словно хлебный мякиш, – и бросил вниз, в могилу.
А потом так же медленно пошёл прочь.
– Он… – оторопело пробормотал гигант, – он…
– Он не станет ничего тут делать. Он благословил Мерлина и его последний подвиг. – Худощавый низко опустил голову.
Они долго смотрели вслед серому страннику, пока тот не скрылся за гребнем впадины.
В два заступа великан и его товарищ быстро забросали могилу.
– Надо бы поставить… – начал было великан.
– Нет, – покачал головой худощавый. – Знаю, о чём ты думаешь, брат. Нет. Просто косой крест.
– Хорошо, – вздохнул черноволосый.
Они стояли, опершись на заступы, словно два простых усталых могильщика, весь день копавшие могилы на городском погосте.
– Кстати, не могу удержаться, – поднял голову худощавый. – Это ведь ты заточил Мерлина? Зачем, хотел бы я знать?
– Я? Заточил? – искренне изумился великан. – Ты что, брат? И в мыслях такого никогда не держал! Собственно говоря, сам только что собирался спросить тебя об этом!
И они с одинаковым невысказанным вопросом изумлённо уставились друг на друга.
А в самом деле, кто же?..
Конец