1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
К чему бы мог прийти их разговор пространный, 
Когда бы не больной: 
Смирясь пред грозною судьбой, 
Он бросил мир болезни и печали, 
Пока два Доктора о "способах" кричали. 
Один из них, дорогою домой, 
С упреком говорил: "Когда бы способ мой 
Был принят, он бы жив остался". 
"А я давно уж знал", 
Другой сказал, 
Что он одной лишь смерти дожидался!" 
В. Жуков. 
Содержание заимствовано из басен Эзопа. 
95. Скупой и Курица 
(La Poule aux oeufs d'or) 
Скупой теряет все, желая все достать. 
Чтоб долго мне примеров не искать, 
Хоть есть и много их, я в том уверен; 
Да рыться лень: так я намерен 
Вам басню старую сказать. 
Вот что в ребячестве читал я про Скупого. 
Был человек, который никакого 
Не знал ни промысла, ни ремесла, 
Но сундуки его полнели очевидно. 
Он Курицу имел (как это не завидно!), 
Котора яица несла, 
Но не простые, 
А золотые. 
Иной бы и тому был рад, 
Что понемногу он становится богат; 
Но этого Скупому мало, 
Ему на мысли вспало, 
Что, взрезав Курицу, он в ней достанет клад. 
И так, забыв ее к себе благодеянье, 
Неблагодарности не побоясь греха, 
Ее зарезал он. И что же? В воздаянье 
Он вынул из нее простые потроха. 
И. Крылов. 
Заимствована у Эзопа, у которого некая вдова начинает кормить больше курицу, чтобы получить от нее больше яиц, но курица зажирела и перестала нестись. На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский ("Курица, несущая золотые яйца") и Сумароков ("Золотые яйца"). Комментаторы видят в этой басне Лафонтена намек на современных ему финансистов, отличавшихся стремлением к слишком быстрому обогащению. 
Скупой и Курица 
96. Осел со священной ношей 
(L'Ane portant des reliques) 
Нередко люди чтят лишь сан или одежду 
И сыпят почести на крупного невежду. 
Так, раз попал в неслыханную честь 
Осел какой-то заурядный: 
Случилося ему в процессии парадной 
На собственной спине предмет священный несть. 
Вот мой Осел заважничал, зазнался, 
И видя, как кругом весь набожный народ 
В священном трепете во прах пред ним склонялся, 
И дым курильниц к небу поднимался, 
Отнес к себе великий сей почет 
И стал уже мечтать, как, наравне с богами, 
Отныне будет жить он в золоченом храме, 
И возвеличит сим весь свой ослиный род. 
Но некий человек, Осла увидев заблужденье, 
Сказал ему смеясь: "Тщеславное творенье! 
Лишь только ношу ты до места донесешь, 
Как тотчас же, поверь, в свой прежний хлев 
пойдешь". 
Г-т. 
Заимствована из басен Эзопа. На русский язык басню перевел Сумароков ("Надутый гордостью Осел"). К ней близки по содержанию также басни Измайлова "Осел и Конь" и Хемницера "Осел в уборе". 
Осел со священной ношей 
97. Виноградник и Олень 
(Le Cerf et la Vigne) 
В один несчастный день 
Олень, 
Благодаря густому винограду, 
Нашел себе спасенье и ограду 
Он за листвой 
Его густой 
Невидим был охотничьему взгляду! 
Опасность минула... И вот, 
Мой скот 
Давай, без всякого смущенья, 
Глодать кору и листву огражденья... 
Поднял он шум такой, 
Что все охотники толпой 
Назад вернулись и Оленя 
Убили из ружья без сожаленья... 
"И поделом! 
Сказал безумец, умирая. 
Я оскорбил меня же спасши дом, 
Его услугу забывая!" 
Не забывай, 
И отдавай 
Тому почтенье, 
В ком ты нашел защиту и спасенье! 
В. Жуков. 
Содержание заимствовано из басен Эзопа и Федра. 
Виноградник и Олень 
98. Змея и Пила 
(Le Serpent et la Lime) 
Рассказывали мне: Часовщика соседка 
(Подобное соседство, к счастью, редко), 
Змея, из маленьких, не видя в мастерской 
Себе поживы никакой, 
Грызть начала Пилу стальную. 
Невозмутимость ледяную 
Храня свою, сказала ей Пила: 
"Не по себе добычу ты нашла. 
Возможно ли так ошибаться грубо? 
Скорей, чем на единый грош 
Ты сталь мою перегрызешь, 
Последнего лишишься зуба, 
О сумасбродная Змея! 
Лишь времени зубов одних страшуся я". 
Умы последнего разбора! 
За исключеньем вздора, 
Вы не годитесь ни к чему, 
А потому 
Зубами рвете все, что истинно прекрасно; 
Но их позорный след пытаетесь подчас 
На нем оставить вы напрасно: 
Творенье гения для вас 
Железо, сталь, алмаз. 
О. Чюмина. 
Из басен Эзопа и Федра. На русский язык басню перевел Сумароков ("3мея и Пила"). 
Змея и Пила 
99. Заяц и Куропатка 
(Le Lievre et la Perdrix) 
Смеяться над несчастными не след: 
Никто из нас не огражден от бед. 
Мудрец Эзоп на тему эту 
Два-три примера в баснях дал. 
Стихи, что предлагаю свету, 
Я с той же целью написал. 
На поле Заяц с Куропаткой 
В соседстве жили. Тихо, гладко 
Их жизнь текла; как вдруг стряслась 
Беда над Зайцем: след открыли 
Его, и с гамом погналась 
За ним собачья свора. Затрубили 
В рога охотники. Бедняк 
К своей норе стрелой помчался, 
Свой след петляя от собак, 
Так что и лучший пес сбивался; 
Но все-таки спастись от смерти не успел: 
Вспотевшей шкуры запах чуя, 
Один ему на хвост насел, 
Второй, с другими соревнуя, 
Наперерез ему летел. 
Почти что у норы бедняжку псы нагнали 
И в клочья разорвали. 
Тут Куропатка над бедой 
Бедняжки стала насмехаться 
И говорила: "И с твоею быстротой 
Сумел ты все-таки попасться! 
Что ж ты болтал про силу длинных ног, 
Когда от псов спастись не смог?" 
Но лишь промолвила, как, смертью угрожая, 
К ней бросилась собачья стая. 
Заяц и куропатка 
На крылья положась, порывисто она 
Взвилась над мирными полями; 
Но, гибели обречена, 
У коршуна погибла под когтями. 
А. Зарин. 
Заимствовано у Федра. По идее и содержанию с этой басней имеет сходство басня Крылова "Чиж и Голубь". 
100. Орел и Сова 
(L'Aigle et le Hibou) 
Орел с Совою помирились 
И, закрепить союз покрепче силясь, 
По-братски обнялись 
И поклялись 
(Чтобы верней была услуга) 
Птенцов не трогать друг у друга. 
"Ты знаешь ли моих птенцов?" 
Сова Орла спросила. 
"Не знаю!" - молвил тот. "Ах, в том-то 
вот и сила! 
Не зная их, ты их пожрешь в конце концов". 
"Так опиши мне их фигуры!" 
Сказал Орел. 
И взгляд пронзительный и хмурый 
На собеседницу навел. 
"Ах, - молвила Сова, - мои птенцы так малы, 
Изящны, полны красоты, 
Что их из жалости, пожалуй, 
Не тронешь ты". 
Случилось так, что Бог послал Сове семейство. 
Однажды вечером, едва 
Сова 
Помчалась на злодейства, 
Орел по воздуху парил, 
И вдруг в расщелине развалин 
Птенцов каких-то он накрыл. 
Их вид был жалок и печален, 
А голос так ужасен и уныл, 
Что наш Орел решил сердито, 
Что у Совы таких не может быть детей... 
И тут же ими сытно 
Позавтракал злодей. 
Сова вернулась... но... о боги! 
Детей уж нет... остались только ноги... 
Сова рыдает, мечет, рвет, 
Сова разбойников клянет... 
Но вот 
Ей кто-то молвит таровато: 
"Сова! Сама ты виновата! 
Ты вздумала, бедняга, без пути 
В своей семье прекрасное найти... 
Расхвасталась и разболталась, 
Ну и попалась!" 
В. Жуков. 
Басня находится в сборнике Эзоповых басен Вердизотти (примеч. к б. 38). 
101. Лев в походе 
(Le Lion s'en allant en guerre) 
Поход задумал Лев. К военному совету 
Через старшин сзывает он зверей. 
И мысль одобрив эту 
Согласье заявить спешат они скорей 
Принять в войне участье, сообразно 
Способностям и силам их. 
Все действовать готовы разно: 
Для перевозки тяжестей больших 
Годится Слон; способствуя победе, 
На приступы пойдут Медведи; 
Лазутчиком назначена Лиса, 
Которая творит лукавством чудеса, 
Меж тем как Обезьян забавная порода 
Должна служить потехою врагам. 
Но кто-то высказал совет такого рода: 
- Ослов я удалить советовал бы вам 
И Зайцев, трусящих без видимой причины. 
- Без них неполными явились бы дружины,
Сказал на это мудрый Лев, 
Пускай врагов страшит ослиный рев, 
А Зайца мы пошлем курьером. 
Руководясь таким примером, 
Монарх и от ничтожных слуг, 
Лишь ознакомившись с их свойствами и даром, 
Посильных может ждать услуг: 
Для мудрого ничто не пропадает даром. 
О. Чюмина 
Заимствована из сборника Абстемия (примеч. к басне 24). На русский язык басня отдаленно переведена Хемницером ("Осел, приглашенный на охоту"). 
102. Медведь и два Охотника 
(L'Ours et les deux Compagnons) 
Лихие два у нас Охотника здесь были. 
Случилось запродать медвежью кожу им: 
Медведя хоть они еще и не убили, 
Но думали убить, - и долго ли двоим? 
Принесть покупщику мех славный обещали, 
В задаток денег взяли, 
Поели, выпили, пустились смело в лес. 
И вдруг навстречу, пырь, Медведь к ним из 
берлоги. 
У них тут подкосились ноги: 
Один на сосну взлез, 
И, сидя на суку, крестился; 
Другой же мертвым притворился, 
Ничком на землю пал, 
Не шевелился, не дышал. 
Зверь страшный и мохнатый 
Приблизился к нему и так его, проклятый, 
Перевернул, обнюхав раза два, 
Что тот едва-едва 
Не закричал, и кой уж как скрепился. 
Но, к счастию, Медведь великий был глупец, 
А может быть и трус, что тотчас удалился; 
Смельчак тут с дерева спустился; 
Открыл глаза мертвец, 
Ощупал сам себя, вздохнул и приподнялся. 
"С тобою, брат, Медведь шептался? 
Товарищ у него спросил. 
Скажи, что на ухо тебе он говорил?" 
"Что по порядку должно 
Медведя наперед убить, 
А после этого уж можно 
И мех продать, и пить". 
Измайлов. 
Из басен Эзопа и Абстемия (прим. к б. 24). Знаменитый автор "Мемуаров о Царствовании и жизни королей Людовика XI и Карла VIII", Филипп де Коммин (1509 г.), влагает эту басню в уста императора Фридриха как ответ посольству французского короля, предлагавшего ему завладеть землями герцога Бургундского. Кроме Измайлова, басню перевел на русской язык Сумароков ("Два Друга и медведь"). 
103. Осел в львиной шкуре 
(L'Ane vetu de la peau du Lion) 
Осел, прикрывшись львиной шкурой, 
Страх наводил на всех людей: 
Тупой Осел своей фигурой 
Изображал царя зверей! 
Но кончик уха, что торчал, 
Его обман изобличал. 
Тогда погонщик без стесненья 
Погнал его, как всех ослов. 
Глупцы шептали в изумленье: 
"Он не боится даже львов!" 
Хоть все знакомы с этой сказкой, 
Но сколько видим мы людей, 
Которые Осла под маской 
Считают львом, царем зверей... 
И в жизни красота роскошного доспеха 
Три четверти успеха. 
А. Зарин. 
Из басен Эзопа. На русский язык басню переводил Сумароков ("Осел во львиной коже"). 
61. Влюбленный Лев 
(Le Lion amoureux) 
Посвящается девице Севинье 
О Севинье, все прелести которой 
Служили грациям прекрасным образцом! 
Прочтите басню без укора 
И не пугайтесь перед Львом! 
Он, вопреки бессильному злословью, 
Был усмирен всесильною любовью. 
Любовь-есть нечто странное во всем, 
И счастлив тот, кто с нею незнаком... 
Какой-то Лев, из важного сословья, 
Пастушку встретил на лугу 
И воспылал к ней страстною любовью, 
Какой любить я, право, не могу! 
Он стал ухаживать за нею, 
Отца ее повергнувши в печаль. 
А тот искал зятька себе смирнее, 
Да ведь ему и дочки было жаль. 
Но как откажешь? Ведь опасно! 
И знал то он прекрасно 
(Кто с этим делом незнаком?), 
Что обвенчаться можно и тайком, 
Тем паче, дочь его нимало 
Любовь слепая не пугала! 
Отец промолвил тут: 
"Послушай-ка, зятек, 
Ведь дочь моя нежна, как фея сказки, 
А твой-то ноготок 
Совсем устроен не для ласки! 
Так вот, коль хочешь зятем быть, 
То, не боясь за целость шубы, 
Изволь-ка когти обрубить 
Да подпилить получше зубы! 
Твой поцелуй тогда не будет грубый, 
Да и жена 
С тобою будет более нежна!.." 
Лев согласился... Ослепила 
Его коварная любовь, 
Но без когтей и без зубов 
Исчезла в нем былая сила, 
И стая псов 
От сватовства безумца отучила... 
Любовь, любовь!.. И я скажу в раздумье,
Когда мы страстью возгорим, 
Мы говорим: 
Прощай, прощай, благоразумье! 
В. В. Жуков. 
Содержание заимствовано из басен Эзопа, которые вошли и в Сборник Вердизотти (прим. к басне 38). Франсуаза-Маргарита де Севинье, которой посвящена басня, была дочь знаменитой г-жи Севинье, прославившейся письмами именно к этой своей дочери, которая в 1669 г., год спустя после посвящения ей этой басни, вышла замуж за г. де Гриньяна. 
62. Пастух и Море 
(Le Berger et la Mer) 
Пастух в Нептуновом соседстве близко жил: 
На взморье, хижины уютной обитатель, 
Он стада малого был мирный обладатель 
И век спокойно проводил. 
Не знал он пышности, зато не знал и горя, 
И долго участью своей 
Довольней, может быть, он многих был царей. 
Но, видя всякий раз, как с Моря 
Сокровища несут горами корабли, 
Как выгружаются богатые товары 
И ломятся от них анбары, 
И как хозяева их в пышности цвели, 
Пастух на то прельстился; 
Распродал стадо, дом, товаров накупил, 
Сел на корабль - и за Море пустился. 
Однако же поход его не долог был; 
Обманчивость, морям природну, 
Он скоро испытал: лишь берег вон из глаз, 
Как буря поднялась; 
Корабль разбит, пошли товары ко дну, 
И он насилу спасся сам. 
Теперь опять благодаря морям 
Пошел он в пастухи, лишь с разницею тою, 
Что прежде пас овец своих, 
Теперь пасет овец чужих 
Из платы. С нуждою, однако ж, хоть большою, 
Чего не сделаешь терпеньем и трудом? 
Не спив того, не съев другого, 
Скопил деньжонок он, завелся стадом снова 
И стал опять своих овечек пастухом. 
Вот некогда, на берегу морском, 
При стаде он своем 
В день ясный сидя 
И видя, 
Что на Море едва колышется вода 
(Так Море присмирело) 
И плавно с пристани бегут по ней суда: 
"Мой друг! - сказал.- Опять ты денег захотело, 
Но ежели моих - пустое дело! 
Ищи кого иного ты провесть, 
От нас тебе была уж честь. 
Посмотрим, как других заманишь, 
А от меня вперед копейки не достанешь". 
Баснь эту лишним я почел бы толковать; 
Но как здесь к слову не сказать, 
Что лучше верного держаться, 
Чем за обманчивой надеждою гоняться? 
Найдется тысячу несчастных от нее 
На одного, кто не был ей обманут, 
А мне, что говорить ни станут, 
Я буду все твердить свое: 
Что впереди - Бог весть; а что мое - мое! 
И. Крылов. 
Заимствована у Эзопа. Кроме Крылова, на русский язык басня переведена Сумароковым ("Пастух-мореплаватель"). 
63. Муха и Пчела 
(La Mouche et la Fourmi) 
В саду, весной, при легком ветерке, 
На тонком стебельке 
Качалась Муха, сидя. 
И, на цветке Пчелу увидя, 
Спесиво говорит: "Уж как тебе не лень 
С утра до вечера трудиться целый день! 
На месте бы твоем я в сутки захирела. 
Вот, например, мое 
Так, право, райское житье! 
За мною только лишь и дела: 
Летать по балам, по гостям: 
И молвить, не хвалясь, мне в городе знакомы 
Муха и пчела 
Вельмож и богачей все домы. 
Когда б ты видела, как я пирую там! 
Где только свадьба, именины,
Из первых я уж верно тут. 
И ем с фарфоровых богатых блюд, 
И пью из хрусталей блестящих сладки вины, 
И прежде всех гостей 
Беру, что вздумаю, из лакомых сластей, 
Притом же, жалуя пол нежной, 
Вкруг молодых красавиц вьюсь 
И отдыхать у них сажусь 
На щечке розовой иль шейке белоснежной". 
"Все это знаю я, - ответствует Пчела. 
Но и о том дошли мне слухи, 
Что никому ты не мила, 
Что на пирах лишь морщатся от Мухи, 
Что даже часто, где покажешься ты в дом, 
Тебя гоняют со стыдом". 
"Вот, - Муха говорит, - гоняют! Что ж такое? 
Коль выгонят в окно, так я влечу в другое". 
И. Крылов. 
Крылов в значительной степени отступил в этой басне от подлинника, заимствованного у Федра, заменив даже муравья пчелой, но смысл басни остался тот же. Тредьяковский перевел ее почти буквально ("Муха и Муравей"). 
64. Садовод и Помещик 
(Le Jardinier et son Seigneur) 
Какой-то Садовод-любитель, 
Не городской, но сельской житель, 
Имел прекрасный огород, 
А рядом с ним возделанное поле. 
Садовод и Помещик 
Немало он убил и денег, и хлопот, 
Чтоб разрастался сад в спокойствии и холе. 
Для этого всю землю он обнес 
Живым плетнем из виноградных лоз 
И посадил в саду испанские жасмины 
(Букет из них Марго дарил он в именины), 
Капусту, тмин, щавель... И эту благодать 
Вдруг дерзкой заяц начал истреблять. 
Решил к Помещику Садовник обратиться. 
"Вот, - говорит, - проклятый зверь! 
Повадился ходить ко мне теперь; 
Ни палок, ни камней, ни сети не боится, 
Ну, просто чародей!" 
"Какой там чародей? 
Помещик возразил. - Да будь он сатаною, 
Не поздоровится шутить ему со мною. 
Его я отучу от этих штук, ей-ей!" 
"Когда ж?" 
"Хоть завтра; медлить нет причины". 
И вот является с толпою слуг своих. 
"Хозяин!.. Закусить!.. Подай-ка нам дичины... 
А это дочь твоя? Есть у нее жених? 
Поближе подойди, красавица... Ну, что же 
Ты дочь не выдаешь?.. Негоже, брат, негоже! 
Тряхни своей мошной". 
Пошучивая так, красотку он ласкает, 
Сажает рядышком с собой, 
Ей нежно ручку жмет, платочек подымает. 
Слегка противится садовникова дочь, 
Но, видимо, от барских ласк не прочь. 
Отца ж досада разбирает. 
Меж тем кутеж идет... На кухне шум и гам. 
"Вот окорок!.. Не стар?.. На вид весьма приличен". 
"Позвольте поднести его, мой барин, вам". 
"Возьму с охотою: к подаркам я привычен..." 
Едят все взапуски... Толпа нахальных слуг, 
Собаки, лошади-запасы истребляют. 
Хозяин сам не свой - берет его испуг. 
Тут пьют его вино, там дочь его ласкают. 
Но вот окончен пир... А шум еще сильней, 
Все суетятся и хлопочут, 
Труба гремит, рога грохочут, 
Не жалко им ничьих ушей... 
Но что за грустная картина? 
В плачевном виде огород. 
Прощай, щавель! Прощайте, грядки тмина! 
Все, что хозяйка в суп кладет!.. 
Вот заяц найден,- с гиканьем и ревом 
Заставили его покинуть дом; 
Он под капустным спрятался кочнём, 
Но спасся в щель, иль попросту в пролом, 
Устроенный в плетне садовом 
Толпою слуг, чтоб впопыхах 
Из сада выехать удобней на конях. 
Твердит Садовник: "Что ж, господская забава!" 
Но кони, гончие и дерзких слуг орава 
Наделали таких непоправимых бед, 
Каких не причинить всем зайцам во сто лет. 
Вы, мелкие князья, решайте ваши споры, 
Не обращаясь к сильным королям. 
Зачем их в ваши вмешивать раздоры 
И допускать их к вашим городам? 
В. Мазуркевич. 
Заимствована у Эзопа. 
65. Осел и Собака 
(L'Ane et le petit Chien) 
Зачем насиловать природу: 
Себя нельзя переменить, 
И неуклюжему уроду 
Едва ль возможно ловким быть. 
Однако редко тот, кого судьба ласкает, 
Врожденный свой талант умело применяет. 
Пускай не служит вам образчиком Осел, 
Который, ради полученья 
Хозяйского расположенья, 
К хозяину ласкаться подошел. 
Он про себя раздумывал: "Ужели 
Собачку ждет и ласка, и хвала 
За то лишь, что она с хозяйкою мила? 
Меня же, бедного Осла, 
Побои только ждут; обидно, в самом деле. 
А в сущности, что делает она? 
Лишь лапку подает - вот весь талант Собачки. 
За что ей сыплются хозяйская подачки. 
Работа эта, право, не трудна, 
И если только в этом дело, 
Его я выполню умело". 
Проникнутый намереньем таким, 
Осел к хозяину подходит неуклюже, 
Копытом стоптанным своим 
Его ласкает, и к тому же 
Еще ревет, да как! Мелодией такой 
Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой. 
- Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее! 
Хозяин закричал. - Запел ты невпопад! 
Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад 
И положить конец своей плохой затее. 
В. Мазуркевич. 
Заимствована у Эзопа. 
66. Война Крыс и Ласок 
(Le Combat des Rats et des Belettes) 
Не менее Котов самих 
И Ласок храбрая порода 
Врагом крысиного народа 
Всегда была, и между них 
Наверно бы опустошений 
Она наделала больших, 
Когда бы двери их владений 
Так узки не были везде, 
Что помогало им в беде. 
В одну несчастную годину 
Обилен был крысиный род, 
И на врага в тот самый год 
Свою громадную дружину 
Повел крысиный царь Крысяк. 
Но не дались враги впросак: 
Взвились знамена боевые, 
И Ласки двинулись в поход; 
Кипели схватки роковые, 
Но был неведом их исход; 
Тускнели всюду луговины 
От крови доблестной дружины. 
Крысиный род, в конце концов, 
Лишившись множества бойцов, 
Понес повсюду пораженье. 
Напрасно грозный Крохобор, 
И Хлебный Тать, и Кусобор 
Врагов своих в пылу сраженья 
Пытались выдержать напор;
Смятение царило в стане, 
Бежали в страхе с поля брани 
И командиры, и бойцы, 
Князья же все легли на месте. 
Спасались в норы беглецы, 
Забыв о долге и о чести. 
Вся эта мелкая орда 
Простых людишек без труда 
Пролезла в узенькие норы, 
Но в них застряли господа: 
Из перьев пышные уборы, 
Носимые на страх врагам, 
Размеры шлемов их и касок 
Их сделали добычей Ласок: 
Не встретилось отверстья там, 
Достаточно широкой щели, 
Куда б они пройти успели, 
И Крыс значительных тела, 
Подобно листьям, без числа, 
Усеяли собою поле. 
Помехой служит поневоле 
Чрезмерно пышный наш убор 
И причиняет замедленье. 
Вся мелкота с давнишних пор 
Привыкла ждать себе спасенья, 
В нору юркнув без затрудненья; 
А те, которые крупней,
Застрянут в ней. 
О. Чюмина. 
Из Федра. Басня эта создавалась под несомненным влиянием героическо-комической поэмы "Война Крыс и Лягушек", которая приписывалась Гомеру и которая послужила образцом Жуковскому в его "Войне Мышей и Лягушек"; имена Крохобор и Кусобор суть переводы греческих из этой поэмы. 
67. Обезьяна и Дельфин 
(Le Singe et le Dauphin) 
У греков было в старину обыкновенье 
Брать в плаванье с собой собак и обезьян. 
Однажды на пути из отдаленных стран 
Корабль их потерпел, в виду Афин, крушенье. 
Никто б не спасся из морской, 
Разверзшейся для них пучины, 
Когда б не помогли чудесно им Дельфины, 
Которыми любим наш род людской, 
Коль верить Плинию. Благодаря Дельфину, 
Который сходством был введен в обман, 
Чуть даже не спаслась одна из обезьян, 
Взобравшись с важностью к нему на спину, 
Как будто бы была она 
Певцом прославленным в былые времена. 
Готовясь высадить спасенную, случайно 
Ей задает вопрос Дельфин. 
"Вы из прославленных Афин?" 
"О, да! Я там известна чрезвычайно, 
Ответила она. - Двоюродный мой брат, 
Назначенный в том городе судьею, 
Вам услужить во всем, конечно, будет рад. 
Все лучшие места семьею 
Там нашей заняты". - Ответил сын морей: 
"Благодарю! Прошу я дозволенья 
Спросить вас: часто, без сомненья, 
Вы посещеньями счастливите Пирей?" 
"О, каждый день! Мы другом дома 
Его считаем с давних пор; 
С ним близко вся семья знакома". 
Так заключило разговор 
Болтливое и вздорное созданье, 
Обезьяна и Дельфин 
Приняв за имя - гавани названье. 
Есть люди - счет теряю им: 
Невежды круглые во всем, но без умолку 
Повсюду обо всем трещащие без толку; 
Они и Вожирар готовы счесть за Рим. 
Дельфин взглянул, смеясь, на Обезьяну 
И, убедясь тотчас, 
Что он, поддавшися обману, 
Животное, не человека спас, 
Швырнул ее обратно в море, 
А сам поплыл немедля прочь, 
Чтоб людям в бедствии и горе 
Помочь. 
О. Чюмина. 
Басня принадлежит Эзопу и встречается в сборнике Фаерна (см. прим. к басне 24). Плиний рассказывает, что Арион, которому во время морского переезда матросы угрожали смертью, бросился в море, и дельфин, привлеченный его пением, взял его на свою спину и приплыл с ним к берегу. Упоминаемый в басне Лафонтеном Вожирар - деревня близ Парижа. Отдаленно перевел эту басню Сумароков под заглавием "Дельфин и Невежа-хвастун". 
68. Язычник и деревянный Идол 
(L'Homme et l'Idole de bois) 
Для дома своего завел язычник бога, 
Простого Идола, и - как бывало встарь 
Воздвиг ему алтарь, 
Обеты произнес и соблюдал их строго. 
В покорном ожидании чудес 
Бедняк из кожи лез, 
Стараясь угодить бесчувственному богу. 
Своим молитвам на подмогу 
Он не жалел даров, обильно жертвы жег, 
Но глух и нем к мольбам был деревянный бог. 
Язычник не видал ни в чем его участья; 
Везде убытки нес, везде терпел обман, 
Ни в жизни, ни в игре не испытал он счастья, 
И с каждым днем тощал его карман. 
Но богу своему моляся, как и прежде, 
Он жертвы не жалел, на чудеса в надежде. 
Шли месяцы, года. Язычник изнемог. 
Напрасно богу он в отчаяньи молился, 
Все так же глух и нем был деревянный бог. 
В конце концов, язычник обозлился 
И бога своего, как старый черепок, 
Разбил в куски... Вот, развалился бог! 
Пустой на вид, 
Он оказался золотом набит. 
Язычник стал корить поверженного бога: 
"Когда я угодить из всех старался сил, 
Ты только мне вредил. 
Иди же прочь от моего порога!.. 
Ни жертвы, ни мольбы, а крепкое дубье 
Растрогать лишь могло бесчувствие твое!.. 
Похож ты на пустых, чванливых дураков, 
Что платят грубостью за всякое вниманье. 
Как и тебе, без дальних слов, 
Нужна им палка в назиданье". 
А. Зарин. 
Заимствована у Эзопа. 
69. Ворона (в павлиньих перьях) 
(Le Geai pare des plumes du Paon) 
Когда не хочешь быть смешон, 
Держися звания, в котором ты рожден. 
Простолюдин со знатью не роднися; 
И если карлой сотворен, 
То в великаны не тянися, 
А помни свой ты чаще рост. 
Утыкавши себе павлиным перьем хвост, 
Ворона с Павами пошла гулять спесиво
И думает, что на нее 
Родня и прежние приятели ее 
Все заглядятся, как на диво; 
Что Павам всем она сестра 
И что пришла ее пора 
Быть украшением Юнонина двора. 
Какой же вышел плод ее высокомерья? 
Что Павами она ощипана кругом, 
И что, бежав от них, едва не кувырком, 
Не говоря уж о чужом, 
На ней и своего осталось мало перья. 
Она было назад к своим; но те совсем 
Заклеванной Вороны не узнали, 
Ворону вдосталь ощипали, 
И кончились ее затеи тем, 
Что от Ворон она отстала, 
А к Павам не пристала. 
Я эту басенку вам былью поясню. 
Матрене, дочери купецкой, мысль припала, 
Чтоб в знатную войти родню. 
Приданого за ней полмиллиона. 
Вот выдали Матрену за барона. 
Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз 
Попреком, что она мещанкой родилась, 
А старая за то, что к знатным приплелась: 
И сделалась моя Матрена 
Ни Пава, ни Ворона. 
И. Крылов. 
Содержание басни у Эзопа, Федра и Горация. Кроме Крылова, на русский язык басню переделали Сумароков ("Коршун в павлиньих перьях") и Тредьяковский ("Ворона, чванящаяся чужими перьями"). 
70. Верблюд и плывущие Поленья 
(Le Chameau et les Batons flottants). 
Кто первый увидал Верблюда, 
Тот прочь бежал при виде чуда; 
Второй осмелился приблизиться к нему, 
А третий-и узду надел на дромадера. 
Так, силою привычки и примера, 
Становимся мы близки ко всему, 
Что нам казалося пугающим и странным 
С ним находясь в общенье постоянном. 
В пример тому я приведу раcсказ. 
Стоявшие на страже как-то раз 
Увидели предмет, плывущий в отдаленье, 
Немедленно решили все вокруг: 
- Большой фрегат иль брандер! - Чрез мгновенье 
Все в нем увидели простой с товаром тюк, 
Челнок и, наконец - плывущие Поленья. 
Знаком я в свете кое с кем, 
Кого касается мое повествованье: 
Верблюд и плывущие поленья 
За нечто их сочтешь на расстоянье, 
Вблизи ж они окажутся ничем. 
О. Чюмина. 
Заимствована у Эзопа. 
71. Лягушка и Крыса 
(La Grenouille et le Rat) 
"Кто хочет обмануть другого, тот нередко 
Сам попадается", - сказал Мерлен давно. 
Сужденье это очень метко, 
Да жаль, в наш век состарилось оно; 
Однако же вернусь к повествованью: 
У берега пруда откормлена, жирна, 
Предавшись сладкому мечтанью, 
Сидела Крыса; видимо, она 
Совсем была несклонна к воздержанью. 
С ней разговор Лягушка завела 
И молвила: "Я угощу на славу, 
Пойдем ко мне". Пришелся зов по нраву 
И Крыса радостно согласие дала. 
Какие ж тут еще, казалось бы, приманки! 
Однако же Лягушка ей поет 
О редкостях трясины и болот, 
О прелестях диковинной гулянки 
Под гладью тинистою вод, 
О том, как, побродив по всем болотам этим, 
Она вернется с гордостью домой 
И в добрый час расскажет детям 
Про жителей страны чужой, 
Лягушка и Крыса 
Про управленье, общество и нравы 
Лягушечьей державы. 
Все хорошо, да горе только в том, 
Что Крыса плавает с трудом. 
Но Квакушка и здесь нашлася; Крысы ногу 
К своей ноге привязывает вмиг, 
С подругой вместе в воду-прыг! 
И вот пускаются в дорогу... 
Но, очутясь среди болот, 
Хозяйка гостью тянет в лоно вод, 
Чтоб, все обычаи коварно нарушая, 
Скорей в болоте Крысу утопить. 
"Пожива, дескать, не простая, 
Такой кусок не шутка раздобыть!.." 
Лягушка про себя мечтает; Крыса ж бьется, 
Взывает к небесам. Лягушка знай смеется, 
Да тянет Крысу вниз... Среди борьбы такой 
Вдруг Коршун закружил в выси под облаками. 
Увидел Крысу он, упал с небес стрелой, 
Схватил ее, взвился и - вытащил когтями 
Лягушку с Крысой заодно: 
Погибнуть им обеим суждено. 
А Коршун рад: событие такое 
Не принесло ему вреда: 
На ужин рыбу и жаркое 
Заполучил он без труда. 
Таков судьбы закон суровый, 
Предупрежденье шлет он нам; 
Кто для других сплетает ковы, 
В них попадает часто сам! 
В. Мазуркевич. 
Заимствована у Эзопа. Упоминаемый в басне Мерлин - волшебник известных рыцарских повествований "Круглого Стола". 
72. Дань Зверей Александру 
(Tribut envoye par Animaux a Alexandre) 
Ходила басня в оны времена. 
Я не постиг ее иносказанья; 
Быть может, будет вам понятнее она, 
Так вот в чем басни содержанье: 
Прошла молва на много миль кругом, 
Что некий Александр, Юпитера потомок, 
Решив завоевать весь мир своим мечом 
(А сделать это он легко мог), 
Дал приказанье, чтоб со всех сторон 
Без замедленья 
К нему явились на поклон 
И человек, и зверь, и прочие творенья, 
Не исключая вольных птиц, 
Не знавших власти и границ. 
Такой приказ поверг зверей в смятенье; 
Все поняли, что с этих пор 
Пойдет другой уж разговор, 
И всем, не ведавшим в деяниях препоны, 
Придется признавать законы. 
Из логовищ, берлог сошлись все на совет, 
Судили, спорили, рядили 
И наконец решили 
Послать царю смиренный свой привет, 
А вместе с тем, в знак уваженья, 
И подношенья. 
Послом к царю решили нарядить 
Лукавую Мартышку, 
И толком записать ей в книжку 
Все, что царю ей надо говорить. 
Но что поднесть? - все в затрудненьи. 
Решили - золото. И вот 
Его животным в долг дает 
Какой-то князь, который во владенье 
Своем имел большие рудники. 
Осел и Мул взялись везти мешки, 
Верблюд и Конь даны им для охраны; 
И так пустились вчетвером 
С Мартышкою, вновь избранным послом, 
В чужие страны. 
Вдруг Лев послов встречает на пути 
(Послы не ждали этой встречи). 
"Вот кстати! - Лев кричит. - так веселей идти! 
Я дар царю хотел отдельно поднести, 
Да груз мне оттянул все плечи. 
Не будете ль добры вы взять его с собой,
Труд небольшой! 
Придется каждому лишь по четвертой части, 
А мне удобней будет без мешков 
Вас охранять от злой напасти 
И от воров". 
Льву отказать, конечно, невозможно. 
Лев принят ласково, от ноши облегчен, 
Хотя послам едва ль приятен он: 
Сообщество его куда как ненадежно! 
Но делать нечего. Все движутся вперед, 
Питаясь на казенный счет. 
Идут. Пришли на луг. Лаская нежно взгляды, 
Ковер пестреет из цветов, 
Лежат стада овец, ища в тени прохлады; 
Журчит ручей средь низких берегов. 
Тут Лев стал сам не свой от жалоб: 
"Я нездоров; в огне горю я весь, 
Целебную траву найти мне не мешало б 
Да полечиться здесь! 
Не тратьте времени, ступайте, 
Своей дорогою одни, 
Лишь деньги мне мои отдайте, 
Понадобиться могут мне они". 
Все разгрузились. Лев кричит, ликуя: 
"Смотрите-ка, как много дочерей 
Мне родили монеты! Ей-же-ей, 
Иные доросли уже до матерей! 
Приплод, конечно, мой! Себе его беру я!" 
Послы поражены... Передает молва, 
Что к Александру появились 
Они с горячей жалобой на Льва; 
Но толку никакого не добились. 
Недаром же слова пословицы гласят: 
"Свой своему невольно брат"... 
В. Мазуркевич. 
Лафонтен ссылается как на источник своей басни на какую-то басню, распространённую в древности; но ни в одном из древних авторов ее не находят. Комментаторы полагают, что он встретил ее в каком-нибудь утраченном сборнике. 
73. Мстительный Конь и Олень 
(Le cheval s'etant voulu venger du Cerf) 
Конь не всегда служил рабом для человека. 
За много сотен лет до нынешнего века, 
Когда кореньями питался род людской, 
Ослы и лошади паслись в глуши лесной. 
В то время не было ни седел, ни строений, 
Ни сбруй, удобных для сражений, 
Ни шор, ни дрожек, ни возков, 
Как не было ни свадеб, ни пиров. 
Вот в те-то времена поспорил Конь с Оленем 
О быстроте своих могучих ног; 
Но перегнать Оленя он не мог, 
И давши волю зависти и пеням 
Он к человеку с жалобой пошел. 
Тот скакуна взнуздал, вскочил в седло, дал шпоры 
И полетел чрез лес и горы, 
Поля и долы, 
Оленя догонять. Без состраданья, 
Покоя он бедняге не давал. И так его загнал, 
Что испустил Олень, в конце концов, дыханье. 
Конь благодетеля тепло благодарит: 
"Спасибо, - говорит, 
Я возвращусь к себе, чтоб снова жить на воле". 
Но человек в ответ: "Оставь свои мечты! 
Я понял лишь теперь, на что годишься ты. 
Останься здесь со мною... В холе, 
Накормлен и согрет, 
Ты проживешь, не зная огорченья!" 
Увы, на что нам жизни наслажденья, 
Когда свободы нет! 
Тут понял Конь свою неосторожность... 
Но поздно - цепи на ногах, 
Конюшня ждет. Утрачена возможность 
Бежать неволи злой - и умер он в цепях, 
Порабощенный тесною конюшней. 
А отнесися он к обиде равнодушней, 
Его судьба была б не та. 
Для многих в мщенье тайная отрада; 
Но ради мщенья жертвовать не надо 
Тем, без чего вся жизнь ничтожна и пуста. 
В. Мазуркевич. 
Содержание басни встречается у Федра, у Аристотеля, как произведение греческого поэта Стезихора (636-566 до Р. X.), и у Горация. Отдаленно перевел ее на русский язык Сумароков ("Олень и Лошадь"). 
74. Лисица и Бюст 
(Le Renard et le Buste) 
Величие у нас нередко лишь личина. 
И вот причина, 
По коей мир подчас и недостойных чтит. 
Но, к счастью, лишь ослов пленяет внешний вид; 
Лиса же, например, хвалить не станет, 
Покамест идолу и в душу не заглянет, 
И не решит по ней, чего достоин он. 
Так, увидав в саду Бюст славного героя, 
Лиса обнюхала его со всех сторон 
И молвила, пред ним в раздумье стоя: 
"Как благороден лик! какая красота! 
Одно лишь жаль, что голова пуста!" 
Тут к слову бы сказать, что многие вельможи 
Во всем на этот Бюст похожи. 
Г-т. 
Из Эзопа и Федра. На русский язык басню переводили Дмитриев ("Истукан и Лиса"), Тредьяковский ("Лисица в болванщиковом сарае") и отдаленно Сумароков ("Лисица и Статуя"). 
75. Волк, Коза и Козленок 
(Le Loup, la Chevre et le Chevreau) 
Наполнить вымя молоком 
Коза пошла за травкою в долину, 
Замкнула наглухо свой дом 
И строго приказала сыну: 
Лисица и Бюст 
Волк, Коза и Козленок 
"Чтоб избежать нам горестных потерь, 
Пока не возвращусь я с поля, 
Храни тебя Господь открыть на миг хоть дверь 
Тем, кто не скажет нашего пароля, 
Хотя б тебя и начали просить! 
Пароль же будет: волчья сыть!" 
Как раз во время разговора 
Там проходил случайно Волк, 
И речь Козы услышав, взял все в толк. 
Коза, конечно, не видала вора. 
Она ушла, а Волк уж тут как тут. 
Переменивши голос, объявляет 
Он: "волчья сыть", и ожидает, 
Что дверь ему сейчас же отопрут. 
Однако же Козленок осторожен 
(Он знал, что здесь обман возможен), 
И крикнул, посмотревши в щель: 
"А лапка у тебя какая? 
Просунь сюда... Коль белая, тогда я 
Открою дверь,-иначе-прочь отсель!" 
Волк поражен донельзя. Повсеместно 
Давным-давно известно, 
Что белых лап у Волка не сыскать. 
С чем Волк пришел, с тем обратился вспять. 
Какую б горестную долю 
Козленок бедный испытал, 
Когда б поверил он паролю, 
Который Волк случайно услыхал. 
Предусмотрительность двойная 
Нужна везде... Не вижу в ней вреда я! 
В. Мазуркевич. 
Басня вошла в сборник Эзоповых басен французского лирика Коррозе (1560-1568); а также в книгу басен Невеле (XVI в.) "Эзопическая мифология". 
76. Волк, Мать и Ребенок 
(Le Loup, la Mere et l'Enfant) 
Другого этот Волк напомнил мне, 
Погибшего в злой западне. 
Послушайте как было дело. 
Одна семья крестьянская владела 
Большою мызою, стоявшей в стороне. 
И в чаяньи себе наживы,