Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Герхарт Гауптман - Потонувший колокол [1896]
Язык оригинала: DEU
Известность произведения: Средняя
Метки: dramaturgy

Аннотация. Прижизненное издание. Санкт-Петербург, 1909 год. Издательство "Шиповник". Владельческий переплет, под переплетом сохранена оригинальная обложка. Сохранность хорошая, незначительные временные пятна. В драматической сказке «Потонувший колокол» Гауптман размышлял об идее «сверхчеловека», принадлежащей Ф.Ницше. Заявив своего героя, литейщика колоколов мастера Генриха, в начале пьесы ницшеанцем, бегущим от рода людского в «башню из слоновой кости», противопоставив художника-творца мещанской среде, драматург приходит к выводу: творить, отвернувшись от людских горестей, обрести счастье вдали от человечества невозможно. Эта, как и другие драмы Гауптмана рубежа веков были основой репертуара нового европейского театра, ставились в том числе и в России.

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 

А только этой голову сверни. Ищи ее, ищи, хоть десять лет, Мечись и обыщи весь белый свет, Ее ты не найдешь нигде. Она Теперь в меня, как кошка, влюблена. А козлоногих ей не предлагай, Не надобно. Ты понял? И прощай! Иди себе, а мне брат, нужно вниз: Дороги наши, значит, разошлись. Мне надо быть с молоденькой женой, И я ее покорный Водяной. Лесной Фавн. (крича ему вслед). Как верно то, что в небе звезд не счесть, Что у меня рога и бедра есть, Что рыбы вечно плавают в воде, А птицы так и сяк и кое-где, Так верно, говорю я не шутя, От человека ты родишь дитя! Так доброй ночи! Спи, счастливый плут! Кусь! Кусь! Бегу! Козявочке капут! Лесной Фавн с веселыми прыжками убегает. Виттихен выходит из хижины и раскрывает ставни.Виттихен. Пора вставать. Уж утро наступает. И было же здесь шуму эту ночь. Поет петух. Ну, ты, заклянчил: кикерикики... Ты, прогоняльщик сна, и без тебя Все знаем, что случается, пред тем как Такой вот петушишко запоет: Наседка ночь сидела и снесла Яичко золотое. - Там на небе Оно и светит. - Снова свет придет. Пой песенку и ты, пой песню, зяблик; Приходит новый день, да, новый день. Да нет ли тут хоть огонька какого Бродячего или чего-нибудь? Хотела бы крутом яснее видеть И не взяла как раз карбункул свой. (Ищет в своих карманах и вытаскивает красно-светящийся камень.) Нет, не забыла. Голос Гейнриха. Раутенделейн! Виттихен. Идет, идет, а ты покличь погромче! Гейнрих. Я здесь, приди же, Раутенделейн! Не слышишь ты? Виттихен. Да думаю, навряд ли. Гейнрих (изнеможенный, показывается на скале над хижиной, бледный и оборванный. В правой руке у него булыжник, он готов швырнуть его назад в глубину). Попробуйте, посмейте, кто б там ни был, Цирюльник, пастор, лавочник, учитель: Кто только первый вверх пойти посмеет, Вниз полетит он, как мешок с песком. Не я, а вы мою жену убили, Поганые, глупцы и негодяи! Вы из-за гроша будете визжать Дней тридцать, и с бесстыдством хладнокровным, - Прогнившие до глубины души, - Обманете на целые червонцы Бессмертную Господнюю любовь! Лжецы и лицемеры! Вы - как дамба: Нагромоздив сухой и черный ад, От Божьего вы моря оградились, И выставили низость душ своих В противовес блаженным водам рая. Когда ж придет тот сильный, кто разрушит Упорную и замкнутую дамбу? Не я нее расторгну... нет, не я. (Гейнрих кладет камень наземь и делает усилия, чтобы взойти выше.) Виттихен. Там ходу нет. Постой. Остановись же. Гейнрих. Что там горит, старуха, наверху? Виттихен. А как мне знать? Там человек какой-то Построил дом: дворец и вместе церковь. Его он бросил, вот он и горит. Гейнрих, полный отчаяния, делает попытки взойти выше. Я говорю, стена перед тобою: Кто хочет вверх, пусть крылья отрастит, А у тебя они теперь сломались. Гейнрих. Сломались или нет, взойти я должен! То здание, что в пламени, мое! Мое созданье это! Понимаешь? Я выстроил его, - и все, что было В моей душе, и все, - о, все! - чем был я, Вложил туда... Я не могу... я больше не могу! Пауза.Виттихен. Присядь и отдохни, там есть скамейка! Дорогу не увидишь в темноте. Гейнрих. Присесть и отдохнуть! Да если б ты мне Дала постель из пуха и шелков, Она мне кучей мусора была бы. И если б материнский поцелуй, - А мать моя давно уже в могиле, - Теперь на лбу моем разгоряченном Напечатлелся, - он мне так же мало Способен был бы дать успокоенья, Как жало ос. Виттихен. Да что и говорить! Постой немножко. В погребе остался Глоток вина. Гейнрих. Нет больше силы ждать. Воды! (Поспешно приближается к колодцу и садится на закраине.) Виттихен. Так зачерпни воды и выпей. Гейнрих, изнеможенный, зачерпывает из колодца воды и пьет, сидя на закраине. Нежный голос поет с тихой жалобой из колодца.Голос. Гейнрих, мой милый, возлюбленный мой, Что ты сидишь над водою глухой? Встань от колодца! Ступай! Больно мне! Не ожидай! Прощай! Прощай! Пауза.Гейнрих. Старуха, объясни, что это было? Что назвало по имени меня Так жалобно? Я слышал ропот: "Гейнрих", Он до меня дошел из глубины, И вслед затем так тихо, еле внятно: "Прощай! Прощай!" Старуха, кто ты? Где я? Мне кажется, что пробудился я, Мне все знакомо здесь: скала и домик, И ты сама; мне все знакомо здесь И все-таки так чуждо. Неужели Все то, что сердце пережило, было Одно дыханье только, звук пустой, Он есть и нет его и вряд ли был он? Старуха, кто ты? Виттихен. Я? Да ты-то кто? Гейнрих. Ты говоришь, кто я, старуха? Я это часто спрашивал у неба, Но никогда ответа не слыхал. Одно лишь достоверно: кто б я ни был, Зверь, полубог, ничто или герой, Я солнечный подкидыш, захотевший Найти свой дом: беспомощный и жалкий, Тоскую я о матери своей, И, на меня смотря в сиянии ярком, Она раскрыла нежные объятья, Но не достать никак ей до меня. Что делаешь ты там? Виттихен. А вот узнаешь. Гейнрих (поднимаясь). Прошу тебя, иди и посвети мне Кровавым светом лампочки твоей, Чтоб я нашел дорогу на высоты. Раз буду там, где прежде я царил, Я стану жить отшельником отныне, Чтоб не повелевать и не служить. Виттихен. Не верю я тебе; чего ты ищешь Там наверху, совсем оно другое. Гейнрих. Как знаешь ты? Виттихен. А почему не знать. Они тебя загнали, да? Еще бы! Насчет того, чтобы испортить жизнь И, раз она светла, загнать в трущобу, Все люди - волки. А насчет того, Чтоб встретить смерть лицом к лицу, - ну там уж Они как стадо, пред которым волк. И пастухи ведут себя так храбро, Когда увидят волка - фу ты, пропасть - Начнут кричать и цыкать на собак: Чтобы прогнать грабителя? Нет, просто, Чтобы заткнуть овцою волчью пасть. И ты немногим лучше, чем другие: Был в жизни свет, сейчас его в трущобу, А смерть пришла, нет сил взглянуть в лицо. Гейнрих. Старуха, я не знаю, как случилось, Что жизнь, в которой свет был, я прогнал, И, будучи художником могучим, Как ученик, работой пренебрег, И колоколом собственным сраженный, Тем голосом, что я в него вложил, Себя увидел жалким, побежденным. И правда, грудью бронзовой он бросил Такой могучий возглас по горам, Что, дрогнув, пробужденные вершины Родили грозный звук со всех сторон, И отзвуком во мне он отозвался! Но все еще я Мейстер и теперь! И той же непреклонною рукою, Которой этот колокол я вылил, Создание свое я раздробил, Чтобы не быть его покорной жертвой. Виттихен. То, что прошло - прошло, конец - конец: Высоты от тебя навек закрыты. Ты был побег зеленый и прямой, Но, сильный, недостаточно был силен. Меж призванных избранником ты не был. Поди сюда и сядь! Гейнрих. Прощай, старуха! Виттихен. Поди сюда и сядь. Чего ты ищешь, Не может быть простою кучей пепла. Кто здесь живет, тот ждет и ищет жизни. Я говорю раз навсегда: ее Там наверху ты никогда не встретишь. Гейнрих. Так дай мне умереть здесь. Виттихен. Ты умрешь. Когда взлетишь, как ты, к высотам, к свету, И упадешь, нельзя не быть разбитым. Гейнрих. Я чувствую: мой путь пришел к концу. Пусть будет так. Виттихен. Твой путь пришел к концу. Гейнрих. Скажи же мне: ты говоришь так странно, Ты все так знаешь, говоря со мной: Что я искать, изранив ноги, должен, - Увижу ль я, пред тем, как умереть? Молчишь? Скажи: из этой темной ночи Я должен ли в ту ночь, что всех темней, Уйти, не увидавши отблеск света Погибшего? Виттихен. Кого ты хочешь видеть? Гейнрих. Ее! Кого ж еще? Ее, конечно! Виттихен. Тебе одно осталося желанье: Последнее. Скажи его в душе. Гейнрих (быстро). Его сказал я! Виттихен. Ты ее увидишь. Гейнрих. О, мать моя! Ты можешь это сделать? Ты так могуча? Почему тебя Я так назвал, не знаю сам. Я был уже Однажды, как теперь, готов к концу, Нетерпеливо ждал, чтоб каждый вздох мой Последним был. Тогда пришла она, И вновь я ожил, точно вешний ветер Измученное тело охватил... Теперь опять я стал так странно легким, Как будто вновь иду на высоту... Виттихен. Все кончено. Ты побороть не можешь Ту тяжесть, что гнетет тебя к земле, И мертвецы твои чрезмерно сильны, Ты больше их не можешь обуздать. Смотри: на стол я ставлю три бокала. В один вливаю белое вино, Другой бокал я красным наполняю, И третий - желтым. Если выпьешь первый, К тебе придет вся сила прежних дней. Второй тебе опять вернет блаженство, Тот светлый дух, который ты забыл. Но тот, кто два бокала эти выпьет, Он должен и последний осушить. (Хочет идти в дом, останавливается и говорит с глубоким значением.) Он должен, я сказала. Не забудь. (Уходит.) Гейнрих сперва вскакивает в экстазе; услышав: "Все кончено", бледнеет и отступает назад; теперь он пробуждается из своего оцепенения, опускается на скамейку и сидит на ней, прислонившись.Гейнрих. Все кончено. Она сказала: "Все". Теперь, как никогда, ты все узнало, О, сердце! Что ж еще ты хочешь знать? Ты, вещая, твоим единым словом Нить жизни перерезана, как бритвой: Все кончено. Осталась лишь отсрочка. Холодный воздух веет из ущелья. Едва скользя по краю низких туч, Вдали мерцает первое сиянье, И этот день встает не для меня. Так много дней я жил, и это первый Не для меня. (Берет первый бокал.) Приди же ты, вино, Ко мне, пред тем как страшное настанет! На дне бокала чуть темнеет капля Последняя... Старуха, нет еще? Да будет так. (Пьет). Теперь второй я выпью. (Берет второй бокал.) Я выпил первый лишь из-за тебя, И если бы ты не был здесь, волшебный, Хранящий сладко-пьяный аромат, Тот пир, что нам Господь назначил в мире, Казался б скудным - о, высокий гость, Тебя узнать он был бы недостойным. Благодарю тебя. (Пьет.) Напиток дивный! Дуновение эоловой арфы пролетает в воздухе, в то время как он пьет. Раутенделейн, утомленная и строгая, поднимается из колодца, садится на край его и расчесывает свои длинные распущенные волосы. Лунный свет. Она бледна и поет самой себе.Раутенделейн. (тихим голосом). Ночью глубокой всхожу я одна, Волны волос озаряет луна. Нет никого, чтоб смотреть на меня, Птички к далеким краям улетают, Белые сонно туманы блуждают, За лесом видны мерцанья огня... Никельман. (незримый в колодце). Раутенделейн! Раутенделейн. Иду! Никельман. Иди скорее! Раутенделейн. Больно, мне больно! Платье так жмет. Я дева глухих, заколдованных вод. Никельман. Раутенделейн! Раутенделейн. Иду. Никельман. Иди скорее! Раутенделейн. Месяц сиянье холодное льет, В мыслях мой милый, мой прежний встает. Звенят колокольчики в поле. О чем колокольчики в поле звенят? О чем колокольчики мне говорят? О счастье? О боли? Счастье и боль в них звучит заодно. Время идти на глубокое дно, Туда, где подводные травы растут. Вниз, в глубину! Долго я, долго я медлила тут. Время прошло... Вниз, в глубину! (Готова опуститься в колодец.) Кто там зовет так тихо? Гейнрих. Это я! Раутенделейн. Кто ты? Гейнрих. Я! Я! Приблизься, жизнь моя! Раутенделейн. Уйди. Нельзя мне. Я тебя не знаю. С кем говорю, того я убиваю. Гейнрих. Ты мне всегда была - как радость дня. Коснись моей руки. Узнай меня. Приди. Раутенделейн. Я никогда тебя не знала. Гейнрих. Не знаешь... Раутенделейн. Нет. Гейнрих. Ни разу не видала? Раутенделейн. Не помню. Гейнрих. Да останусь чужд я лжи! Я губ твоих не целовал, скажи, Так радостно - до боли? Раутенделейн. Никогда. Гейнрих. И ласк моих ты не хотела! Да? Никельман. (незримый из колодца). Раутенделейн! Раутенделейн. Иду. Никельман. Иди скорее! Гейнрих. Кто звал тебя? Раутенделейн. Супруг мой! Гейнрих. Цепенея, Я мучаюсь, я предаюсь судьбе, В ужасной, в неиспытанной борьбе! Не мучь меня. Скажи. Ты мне поможешь? Поди ко мне. Раутенделейн. Я не могу. Гейнрих. Не можешь? Раутенделейн. Нет. Гейнрих. Почему? Раутенделейн. Мы пляшем хоровод, Веселый танец, в бледном царстве вод. И иногда душа тихонько стонет, Но я пляшу, и пляска мысли гонит. Прощай, прощай! Гейнрих Где ты? Не уходи! Раутенделейн. (исчезая за краем колодца). В бессмертных далях. Гейнрих. Там, вон там, гляди. Бокал мне, Магда... Как ты побледнела! Кто тот бокал - близ вечного предела Протянет мне, да будет счастлив он. Раутенделейн. (совсем вблизи от него). Я! Гейнрих. Ты? Раутенделейн. Да, я. Возьми. И мирный сон, Сон мертвых, не тревожь. Гейнрих. Благословляю. Раутенделейн. (отступая). Прощай, прощай. Тебя я покидаю. Я не твоя. Нам было так светло. Все конечно. Прошло! Гейнрих. Прошло! Раутенделейн. Прошло! Кто в час вечерний, с лаской беспредельной, Тебя баюкал песней колыбельной? Гейнрих. Кто, как не ты! Раутенделейн. Кто я? Гейнрих. Раутенделейн. Раутенделейн. Кто посвятил тебе свою весну? Кого ты сбросил в пропасть, в глубину? Гейнрих. Тебя, тебя! Раутенделейн. Кто я? Гейнрих. Раутенделейн! Раутенделейн. Прощай! Прощай! Гейнрих. Веди меня нежней. Ночь близится, - чей мрак всего страшней! Раутенделейн. (быстро подбегает к нему, обнимает его колени, ликуя). Восходит солнце! Гейнрих. Солнце! Раутенделейн. (рыдая и ликуя). Гейнрих! Гейнрих. Так. Благодарю. Раутенделейн. (обнимает Гейнриха и прижимает его губы к своим, потом нежно укладывает умирающего). О, Гейнрих! Гейнрих. Умер мрак! Лучами - звоном дышит вышина! Восходит солнце... Солнце!.. Ночь длинна. Утренняя заря.Конец

The script ran 0.001 seconds.