1 2 3 4 5 6 
Мотаемся, все ждем, что возьмут Замостье. Черта с два. Поляки дерутся все лучше. Лошади и люди дрожат. Ночуем в Пневске. Польская ладная крестьянская семья. Разница между русскими и поляками разительна. Поляки живут чище, веселее, играют с детьми, красивые иконы, красивые женщины.
   
   
30.8.20
   
Утром выезжаем из Пневска. Операция на Замостье продолжается. Погода по-прежнему ужасная, дождь, слякоть, дороги непроходимы, почти не спали, на полу, на соломе, в сапогах, будь готов.
   
Опять мотня. Едем с Шеко к 3-й бригаде. Он с револьвером в руках идет в наступление на станцию Завады. Сидим с Лепиным в лесу. Лепин корчится. Бой у станции. У Шеко обреченное лицо. Описать «частую перестрелку». Взяли станцию. Едем к полотну железной дороги. 10 пленных, одного не успеваем спасти. Револьверная рана? Офицер. Кровь идет изо рта. Густая красная кровь в комьях, заливает все лицо, оно ужасное, красное, покрыто густым слоем крови. Пленные все раздеты. У командира эскадрона через седло перекинуты штаны. Шеко заставляет отдать. Пленных одевают, ничего не одели. Офицерская фуражка. «Их было девять». Вокруг них грязные слова. Хотят убить. Лысый хромающий еврей в кальсонах, не поспевающий за лошадью, страшное лицо, наверное, офицер, надоедает всем, не может идти, все они в животном страхе, жалкие, несчастные люди, польские пролетарии, другой поляк — статный, спокойный, с бачками, в вязаной фуфайке, держит себя с достоинством, все допытываются — не офицер ли. Их хотят рубить. Над евреем собирается гроза. Неистовый путиловский рабочий, рубать их всех надо, гадов, еврей прыгает за нами, мы тащим с собой пленных все время, потом отдаем на ответственность конвоиров. Что с ними будет. Ярость путиловского рабочего, пена брызжет, шашка, порубаю гадов и отвечать не буду.
   
Едем к начдиву, он при 1 и 2-й бригадах. Все время находимся в виду Замостья, видны его трубы, дома, пытаемся взять его со всех сторон. Подготовляется ночная атака. Мы в 3-х верстах от Замостья, ждем взятия города, будем там ночевать. Поле, ночь, дождь, пронизывающий холод, лежим на мокрой земле, лошадям нечего дать, темно, едут с донесениями. Наступление будет вести 1 и 3-я бригады. Обычный приезд Книги и Левды, комбрига 3, малограмотного хохла. Усталость, апатия, неистребимая жажда сна, почти отчаяние. В темноте идет цепь, спешена целая бригада. Возле нас — пушка. Через час — пошла пехота. Наша пушка стреляет беспрерывно, мягкий, лопающийся звук, огни в ночи, поляки пускают ракеты, ожесточенная стрельба, ружейная и пулеметная, ад, мы ждем, 3 часа ночи. Бой затихает. Ничего не вышло. Все чаще и чаще у нас ничего не выходит. Что это? Армия поддается?
   
Едем на ночлег верст за 10 в Ситанец. Дождь усиливается. Усталость непередаваемая. Одна мечта — квартира. Мечта осуществляется. Старый растерянный поляк со старухой. Солдаты, конечно, растаскивают его. Испуг чрезвычайный, все сидели в погребах. Масса молока, масла, лапша, блаженство. Я каждый раз вытаскиваю новую пищу. Замученная хорошая старушка. Восхитительное топленое масло. Вдруг обстрел, пули свистят у конюшен, у ног лошадей. Снимаемся. Отчаяние. Едем в другую окраину села. Три часа сна, прерываемого донесениями, расспросами, тревогой.
   
   
31.8.20. Чесники
   
Совещание с комбригами. Фольварк. Тенистая лужайка. Разрушение полное. Даже вещей не осталось. Овес растаскиваем до основания. Фруктовый сад, пасека, разрушение пчельника, страшно, пчелы жужжат в отчаянии, взрывают порохом, обматываются шинелями и идут в наступление на улей, вакханалия, тащут рамки на саблях, мед стекает на землю, пчелы жалят, их выкуривают смолистыми тряпками, зажженными тряпками. Черкашин. В пасеке — хаос и полное разрушение, дымятся развалины.
   
Я пишу в саду, лужайка, цветы, больно за все это.
   
Армприказ оставить Замостье, идти на выручку 14-й дивизии, теснимой со стороны Комарова. Местечко снова занято поляками. Несчастный Комаров. Езда по флангам и бригадам. Перед нами неприятельская кавалерия — раздолье, кого же рубить, как не их, казаки есаула Яковлева. Предстоит атака. Бригады накапливаются в лесу — версты 2 от Чесники.
   
Ворошилов и Буденный все время с нами. Ворошилов, коротенький, седеющий, в красных штанах с серебряными лампасами, все время торопит, нервирует, подгоняет Апанасенку, почему не подходит 2-я бригада. Ждем подхода 2-й бригады. Время тянется мучительно долго. Не торопить меня, товарищ Ворошилов. Ворошилов — все погибло к и. м.
   
Буденный молчит, иногда улыбается, показывая ослепительные белые зубы. Надо сначала пустить бригаду, потом полк. Ворошилову не терпится, он пускает в атаку всех, кто есть под рукой. Полк проходит перед Ворошиловым и Буденным. Ворошилов вытянул огромный револьвер, не давать панам пощады, возглас принимается с удовольствием. Полк вылетает нестройно, ура, даешь, один скачет, другой задерживает, третий рысью, кони не идут, котелки и ковры. Наш эскадрон идет в атаку. Скачем версты четыре. Они колоннами ждут нас на холме. Чудо — никто не пошевелился.
   
Выдержка, дисциплина. Офицер с черной бородой. Я под пулями. Мои ощущения. Бегство. Военкомы заворачивают. Ничего не помогает. К счастью, они не преследуют, иначе была бы катастрофа. Стараются собрать бригаду для второй атаки, ничего не получается. Мануйлову угрожают наганами. Героини сестры.
   
Едем обратно. Лошадь Шеко ранена, он контужен, страшное окаменевшее его лицо. Он ничего не разбирает, плачет, мы ведем лошадь. Она истекает кровью.
   
Рассказ сестры — есть сестры, которые только симпатию устраивают, мы помогаем бойцу, все тяготы с ним, стреляла бы в таких, да чем стрелять будешь, х-м, да и того нет.
   
Комсостав подавлен, грозные призраки разложения армии. Веселый дураковатый Воробьев, рассказывает о своих подвигах, подскочил, 4 выстрела в упор. Апанасенко неожиданно оборачивается, ты сорвал атаку, мерзавец. Апанасенко мрачен, Шеко жалок.
   
Разговоры о том, что армия не та, пора на отдых. Что дальше. Ночуем в Чесники — смерзли, устали, молчим, непролазная, засасывающая грязь, осень, дороги разбиты, тоска. Впереди мрачные перспективы.
   
   
1.9.20. Теребин
   
Выступаем из Чесники ночью. Постояли часа два. Ночь, холод, на конях. Трясемся. Армприказ — отступать, мы окружены, потеряли связь с 12-й армией, связи ни с кем. Шеко плачет, голова трясется, лицо обиженного ребенка, жалкий, разбитый. Люди — хамы. Ему Винокуров не дал прочитать армприказа — он не у дел. Апанасенко с неохотой дает экипаж, я им не извозчик.
   
Бесконечные разговоры о вчерашней атаке, вранье, искреннее сожаление, бойцы молчат. Дурак Воробьев звонит. Его оборвал начдив.
   
Начало конца 1-й Конной. Толки об отступлении. Шеко — человек в несчастье.
   
У Мануйлова — 40, лихорадка, его все ненавидят, Шеко преследует, почему? Не умеет себя держать. Хитрый, вкрадчивый, себе на уме, ординарец Борисов, никто не жалеет — вот где ужас. Еврей?
   
Армию спасает 4-я дивизия. Вот и предатель — Тимошенко.
   
Приезжаем в Теребин, полуразрушенная деревня, холод. Осень, сплю днем в клуне, ночью вместе с Шеко.
   
Разговор с Арзамом Слягит. Рядом на лошадях. Говорили о Тифлисе, фруктах, солнце. Я думаю об Одессе, душа рвется.
   
Тащим кровоточащего коня Шеко за собой.
   
   
2.9.20. Теребин — Метелин
   
Жалкие деревни. Неотстроенные хижины. Полуголое население. Мы разоряем радикально. Начдив на позиции. Арм-приказ — сдерживать противника, стремящегося к Бугу, наступать на Вакиево — Гостиное. Толкаемся, но успехов не удерживаем. Толки об ослаблении боеспособности армии все увеличиваются. Бегство из армии. Массовые рапорты об отпусках, болезнях.
   
Главная болячка дивизии — отсутствие комсостава, все командиры из бойцов, Апанасенко ненавидит демократов, ничего не смыслят, некому вести полк в атаку. Эскадронные командуют полками.
   
Дни апатии, Шеко поправляется, он угнетен. Тяжело жить в атмосфере армии, давшей трещину.
   
   
3, 4, 5, 9.20. Малице
   
Передвинулись вперед к Малице.
   
Новый помнаштадив — Орлов. Гоголевская фигура. Патологический враль, язык без костей, еврейское лицо, главное — ужасная, если в нее вдуматься, легкость разговора, болтовни, вранья, боль (хромает), партизан, махновец, окончил реальное училище, командовал полком. От легкости этой страшно, что там внутри?
   
Мануйлов, наконец, хоть и со скандалом, сбежал, были угрозы арестом, какая бестолковость Шеко, направили его в 1-ю бригаду, идиотство, Штарм направил в авиацию. Аминь.
   
Живу с Шеко. Туп, добр, если уколоть в нужное место, бездарен, без постоянной воли. Пресмыкательствую, зато ем. Томный полуодессит Богуславский, мечтающий об одесских «девочках», нет, нет, а съездит ночью за армприказом. Богуславский на казачьем седле.
   
1-й взвод 1-го эскадрона. Кубанцы. Поют песни. Степенные. Улыбаются. Не шумят.
   
Левда подал рапорт о болезни. Хитрый хохол. «У меня ревматизм, не в силах работать». Три рапорта из бригад, сговорились; если не отвести на отдых — дивизия погибнет, нет задора, лошади стали, люди апатичны, 3-я бригада два дня в поле, холод, дождь.
   
Грустная страна, непролазная грязь, отсутствующие мужики, прячут лошадей в лесах, тихо плачущие бабы.
   
Рапорт Книги — не имея сил управляться без комсостава…
   
Все лошади в лесах, красноармейцы меняют, наука, спорт.
   
Барсуков разлагается. Хочет в учебное заведение.
   
Идут бои. Наши пытаются наступать на Вакиев — Тонятыги. Ничего не выходит. Странное бессилие.
   
Поляк медленно, но верно нас отжимает. Начдив не годится, ни инициативы, ни нужного упорства. Его гнойное честолюбие, женолюбие, чревоугодие и, вероятно, лихорадочная деятельность, если это нужно будет.
   
Образ жизни.
   
Книга пишет — нет прежнего задора, бойцы ходят вялые.
   
Все время погода, нагоняющая тоску, дороги разбиты, страшная российская деревенская грязь, не вытащишь сапог, солнца нет, дождь, пасмурно, проклятая страна.
   
Я болен, ангина, жар, едва передвигаюсь, страшные ночи в задымленных чадных избах на соломе, все тело растерзано, искусано, чешется, в крови, ничего не могу делать. Операции протекают вяло, период равновесия с начинающимся преобладанием на стороне поляка.
   
Комсостав пассивен, да его и нет.
   
Я бегаю к сестре на перевязки, надо идти огородами, непролазная грязь. Сестра живет во взводе. Героиня, хотя и совокупляется. Изба, курят, ругаются, меняют портянки, солдатская жизнь, еще один человек — сестра. Кто брезгает из одной чашки — выбрасывается.
   
Противник наступает. Мы взяли Лотов, отдаем его, он нас отжимает, ни одно наше наступление не удается, отправляем обозы, я еду в Теребин на подводе Барсукова, дальше — дождь, слякоть, тоска, переезжаем Буг, Будятичи. Итак, решено отдать линию Буга.
   
   
6.9.20. Будятичи
   
Будятичи занято 44-й дивизией. Столкновения. Они поражены дикой ордой, накинувшейся на них. Орлов — даешь, катись.
   
Сестра гордая, туповатая, красивая сестра плачет, доктор возмущен тем, что кричат — бей жидов, спасай Россию. Они ошеломлены, начхоза избили нагайкой, лазарет выбрасывают, реквизируют и тянут свиней без всякого учета, а у них есть порядок, всякие уполномоченные с жалобами у Шеко. Вот и буденновцы.
   
Гордая сестра, каких мы никогда не видели, — в белых башмаках и чулках, стройная полная нога, у них организация, уважение человеческого достоинства, быстрая, тщательная работа.
   
Живем у евреев.
   
Мысль о доме все настойчивее. Впереди нет исхода.
   
   
7.9.20. Будятичи
   
Мы занимаем две комнаты. Кухня полна евреями. Есть беженцы из Крылова, жалкая кучка людей с лицами пророков. Спят вповалку. Целый день варят и пекут, еврейка работает как каторжная, шьет, стирает. Тут же молятся. Дети, барышни. Хамы — холуи жрут беспрерывно, пьют водку, хохочут, жиреют, икают от желания женщины.
   
Едим через каждые два часа.
   
Часть отведена за Буг, новая фаза операции.
   
Вот уже две недели, как все упорнее и упорнее говорят о том, что армию надо отвести на отдых. На отдых — боевой клич!
   
Наклевывается командировка — в гостях у начдива — всегда едят, его рассказы о Ставрополе, Суслов толстеет, густо хам посажен.
   
Ужасная бестактность — представлены к ордену Красного Знамени Шеко, Суслов, Сухоруков.
   
Противник пытается перейти на нашу сторону Буга, 14-я дивизия, спешившись, отбила его.
   
Пишу удостоверения.
   
Оглох на одно ухо. Последствия простуды? Тело расчесано, все в ранах, недомогаю. Осень, дождь, уныло, грязь тяжелая.
   
   
8.9.20. Владимир — Волынск
   
Утром на обывательской подводе в административный штаб. Аттестат, канитель с деньгами. Полутыловая гнусность — Гусев, Налетов, деньги в Ревтрибунале. Обед у Горбунова.
   
На тех же клячах в Владимир. Езда тяжелая, грязь непролазная, дороги непроходимы. Приезжаем ночью. Мотня с квартирой, холодная комната у вдовы. Евреи — лавочники. Папаша и мамаша — старики.
   
Горе ты, бабушка? Чернобородый, мягкий муж. Рыжая беременная еврейка моет ноги. У девочки понос. Теснота, но электричество, тепло.
   
Ужин — клецки с подсолнечным маслом — благодать. Вот она — густота еврейская. Думают, что я не понимаю по-еврейски, хитрые как мухи. Город — нищ.
   
Спим с Бородиным на перине.
   
   
9.9.20. Владимир-Волынский
   
Город нищ, грязен, голоден, за деньги ничего не купишь, конфеты по 20 рублей и папиросы. Тоска. Штарм. Уныло. Совет профессиональных союзов, еврейские молодые люди. Хождение по Совнархозам и профкомиссиям, тоска, военные требуют, озорничают. Дохлые молодые евреи.
   
Пышный обед — мясо, каша. Единственная утеха — пища.
   
Новый военком штаба — обезьянье лицо.
   
Хозяева хотят выменять мою шаль. Не дамся.
   
Мой возница — босой, с заплывшими глазами. Рассея.
   
Синагога. Молюсь, голые стены, какой-то солдат забирает электрические лампочки.
   
Баня. Будь проклята солдатчина, война, скопление молодых, замученных, одичавших, еще здоровых людей.
   
Внутренняя жизнь моих хозяев, какие-то дела делаются, завтра пятница, уже готовятся, хорошая старуха, старик с хитринкой, притворяются нищими. Говорят — лучше голодать при большевиках, чем есть булку при поляках.
   
   
10.9.20. Ковель
   
Полдня на разбитом, унылом, ужасном вокзале во Владимире-Волынском. Тоска. Чернобородый еврей работает. В Ковель приезжаем ночью. Неожиданная радость — поезд Поарма. Ужин у Зданевича, масло. Ночую в радиостанции. Ослепительный свет. Чудеса. Хелемская сожительствует. Лимфатические железы. Володя. Она обнажилась. Мое пророчество исполнилось.
   
   
11.9.20. Ковель
   
Город хранит следы европейско-еврейской культуры. Советских (денег) не берут, стакан кофе без сахару — 50 рублей, дрянной обедишка на вокзале — 600 рублей.
   
Солнце, хожу по докторам, лечу ухо, чесотка.
   
В гости к Яковлеву, тихие домики, луга, еврейские улички, тихая жизнь, ядреная, еврейские девушки, юноши, старики у синагоги, может быть парики, Соввласть, как будто, не возмутила поверхности, эти кварталы за мостом.
   
В поезде грязно и голодно. Все исхудали, обовшивели, пожелтели, все ненавидят друг друга, сидят, запершись в своих кабинках, даже повар исхудал. Разительная перемена. Живут в клетке. Хелемская грязная кухарит, контакт с кухней, она кормит Володю, еврейская жена «из хорошего дома».
   
Целый день ищу пищу.
   
Район расположения 12-й армии. Пышные учреждения — клубы, граммофоны, сознательные красноармейцы, весело, жизнь кипит ключом, газеты 12-й армии, Армупроста, командарм Кузьмин, пишущий статьи, с виду работа Политотдела поставлена хорошо.
   
Жизнь евреев, толпы на улице, главная улица Луцкая, хожу с разбитыми ногами, пью неисчислимое количество чаю и кофе. Мороженое — 500 р. Позволяют себе весьма. Суббота, все лавочки закрыты. Лекарство — 5 р.
   
Ночую в радиостанции. Ослепительный свет, умствующие радиотелеграфисты, один пытается играть на мандолине. Оба читают запоем.
   
   
12.9.20. Киверцы
   
Утром — паника на вокзале. Артстрельба. Поляки в городе. Невообразимое жалкое бегство, обозы в пять рядов, жалкая, грязная, задыхающаяся пехота, пещерные люди, бегут по лугам, бросают винтовки, ординарец Бородин видит уже рубящих поляков. Поезд отправляется быстро, солдаты и обозы бегут, раненые с искаженными лицами скачут к нам в вагон, политработник, задыхающийся, у которого упали штаны, еврей с тонким просвечивающим лицом, может быть, хитрый еврей, вскакивают дезертиры с сломанными руками, больные из санлетучки.
   
Заведение, которое называется 12-й армией. На одного бойца — 4 тыловика, 2 дамы, 2 сундука с вещами, да и этот единственный боец не дерется. Двенадцатая армия губит фронт и Конармию, открывает наши фланги, заставляет затыкать собой все дыры. У них сдался в плен, открыли фронт, уральский полк или башкирская бригада. Паника позорная, армия небоеспособна. Типы солдат. Русский красноармеец пехотинец — босой, не только не модернизованный, совсем «убогая Русь», странники, распухшие, обовшивевшие, низкорослые, голодные мужики.
   
В Голобах выбрасывают всех больных и раненых и дезертиров. Слухи, а потом факты: захвачено, загнанное в Владимир-Волынский тупик, снабжение 1-й Конной, наш штаб перешел в Луцк, захвачено у 12-й армии масса пленных, имущества, армия бежит.
   
Вечером приезжаем в Киверцы.
   
Тяжкая жизнь в вагоне. Радиотелеграфисты все покушаются меня выжить, у одного по-прежнему расстроен желудок, он играет на мандолине, другой умничает, потому что он дурак.
   
Вагонная жизнь, грязная, злобная, голодная, враждебная друг к другу, нездоровая. Курящие и жрущие москвички, без обличья, много жалких людей, кашляющие москвичи, все хотят есть, все злы, у всех животы расстроены.
   
   
13.9.20. Киверцы
   
Ясное утро, лес. Еврейский Новый год. Голодно. Иду в местечко. Мальчики в белых воротничках. Ишас Хакл угощает меня хлебом с маслом. Она «сама» зарабатывает, бой-баба, шелковое платье, в доме прибрано. Я растроган до слез, тут помог только язык, мы разговариваем долго, муж в Америке, рассудительная и неторопливая еврейка.
   
Длинная стоянка на станции. Тоска по-прежнему. Берем из клуба книжки, читаем запоем.
   
   
14.9.20. Клевань
   
Стоим в Клевани сутки, всё на станции. Голод, тоска. Не принимает Ровно. Железнодорожный рабочий. Печем у него коржи, карточки. Железнодорожный сторож. Они обедают, говорят ласковые слова, нам ничего не дают. Я с Бородиным, его легкая походка. Целый день добываем пищу, от одной сторожки к другой. Ночевка в радиостанции при ослепительном освещении.
   
   
15.9.20. Клевань
   
Начинаются третьи сутки нашего томительного стояния в Клевани, то же хождение за пищей, утром богато пили чай с коржами. Вечером поехал в Ровно на подводе авиации 1-й Конной. Разговор об нашей авиации, ее нет, все аппараты сломаны, летчики не умеют летать, машины старые, латаные, никуда не годные. Больной горлом красноармеец — вот он тип. Едва говорит, там, вероятно, все заложено, воспалено, лезет пальцем соскребывать в глотке пленку, сказали, что помогает соль, сыплет соль, четыре дня не ел, пьет холодную воду, потому что никто не дает горячей. Говорит косноязычно о наступлении, о командире, о том, что они босые, одни идут, другие не идут, манит пальцем.
   
Ужин у Гасниковой.
  
  
   
    
Планы и наброски к «Конармии»*
   
   
[1] Белев — Боратин
   
Четырехдневный переход. Дневник. Простое длинное повествование. — Начать — прелестный переход? — Увидел, запомнил — переход в лесах с начдивом, постой у немцев, потом у батюшки. — Полковой священник. — К[онстантин] Карлов[ич]. Ночью в штабе… Штаб, символ…
   
Бой под Смордвой. — Моя болезнь. Ночь в Смордве. — Привал в Жабокриках. — Грищук. — Совещание в Козине.
   
   
[2] Демидовка
   
Начало — описание семьи, анализ ее чувств и веры. — Как я все это узнаю? Повсеместное явление. <Их> политическое мировоззрение. — Сирота в доме.
   
II. Наш приезд. Картошка, кофе. Спор Прищепы с юношей. Мой рассказ о Соввласти. — Вечер. Местечко за окнами. 9 Аба. — Разрушение Ерусалима. — Описание девушки из Кременца. В доме у будущего тестя. Наутро она — распатланная, посеревшая, защищает телегу, разговор с комиссаром. Прищепа ходит вокруг нее и тискает, наши девушки варят свинину, кременецкая шьет. — Демидовские экстерны. — Зубной врач — гордость семьи. Описание семьи — отец старого закала, почтенный еврей, новые побеги, к[а]к всегда у евреев — прислушивается к новому, не мешает, — мать посредница, дети разъезжаются, живут, напоенные традицией, есть горбунья, есть [на обороте] гордая (зубной врач), есть пышная (замуж[ем]), одна посвятившая себя семье и хозяйству, другая акушерка, помогающая бабам, она состарится в Демидовке. — Описать каждую сестру отдельно. (Три сестры — Чехова?) — Лирическое вступление. — В эту-то семью все еще <расползающуюся> не раскалывающуюся приехали мы с Прищепой. — Нам прислуживает горбунья, потом к утру раскачалась и Дора Ароновна, как тяжело смотреть на сломленную женскую гордость. — Красивая девушка, единственная красивая, поэтому так сложно выйти замуж — в ней смесь местечкового здоровья, евр[ейских] влажных, очень черных глаз, польского лукавства и варшавские туфли, ее эти всегда озабоченные родители зачали в простую веселую минуту, в остальных сложность, самолюбие, — единственный сын, 16 лет, значит шесть лет войны, нервен, фантаст, любимый сын матери. — Плач Иеремии. — Сын читает, дочери лежат на кроватях, в белых чулках. — Все нам подносят. — О 9 Аба — построить на соответств[ии] молитвы и того, что за стеной. — Выстрелы, замок, пулеметчики с позиций, гуляет казачня. — Дора Ароновна — у нас праздник — бледнеет от гордости. — Прищепа — кровь проливаем. — Я рассказом увлекаю всех — дольше всех сопротивляется Дора Ароновна.
   
I. Описание семьи. II. Картошка, скандал, мы едим, Прищепа с затуманенными от ласки глазами. — Они жалкие. Говорим о поляках, Дора Ароновна мечтает о З[ападной] Евр[опе], она в Киеве была в кружках, я рассказываю небылицы, Прищепа и гимназист. — Вечер. Погода пасмурная, [на обороте] местечко невыразимо печально, кривой тесть, приходят пулеметчики, Пр[ищепа] любезничает с девушкой, будем пихать, гимназист идет в синагогу. — II.9 Аба. — Плач Иеремии. — Ночь на дворе. Утро. Пулеметчики уезжают, телега, девушка из Кременца. Гордость Иды Ароновны сломлена. — Что читают 9 Аба? — Просто. Коротко. — Описание сырого вечера. — Описание местечка. — Испуг в синагоге. — Ухаживание Прищепы.
   
   
[3] Демидовка 1.
   
Коротко. — Обнаженный Прищепа — Окровавленная свинья. Барсуков. Синагога. — Изнасилование. — Кухня.
   
Едем с Прищепой, рассказ Прищепы, еврейское местечко, настораживаюсь (отец мой в Бродской синагоге, окруженный купцами на хорах. Плачут женщины).
   
Глухой отец. — Величественный старик. Тревожное величие глухих;
   
Спор Прищепы с гимназистом или с Идой Ароновной. Главы: Прищепа. — Старуха, молитва, свинья. — Ида Ароновна. — Изнасилование. — Синагога.
   
Форма?
   
   
[4] Демид[овка] 2
   
Центр — синагога, крик в ночи, внутренность синагоги, зеленоватые люстры, белые хитоны, горбатые старики.
   
Нач[ало]. Описание сестер, лежащих в разн. углах, красивая, шелковые чулки, свесившаяся нога, я как прикованный смотрю, ее мягкий таз. — Зубн. врач, гордая, Русс[кое] Богатство, не верила моему вранью, в награду за ужин, несуществующая делегация. Венские туфли в этой комнате к[а]к проезжая дорога. — Прищепа и красавица. — Она, утомленная грязью, расцветает женский огонь. Глухой отец. — Будем клепать, согласилась, он ждет, мягко похаживая на своих кавказских подошвах. — Обнаженный Прищепа. — Я смотрю на нее после к[а]к на женщину. Прищепа спит — в кресле, раздвинув ноги, уронив голову, шпору. — Иду в синагогу — на женщину только что видевшую голого мужчину, так гнусно и неотразимо голого. И он ее целовал, жадно, долго, сын Израиля во мне пробудился, я ему завидую. — Синагога, ночь, — местечко, обыск, высокий казак, достающий стоя какую-то бумажку. — Синагога замазана, яркий свет, как приятно. — Все на полу. — Ноги в белых носках, к[а]к культяпки. Крик. Возвращаюсь. Встречаю. — Пулеметчики. <Барсуков> Чувство ненависти сменяется тоской за человека. Барсуков, свинья, Иеремия. Горбунья. — Реквизиция телеги, изнасилование. — Грищук?
   
Начало рассказа — ночь за окнами, местечко, [нрзб] дождь, обыски, ночь кишит безмолвными убийствами.
   
Конец — Грищук, <по>езжай домой, спим обнявшись.
   
Начало: Сердце мое билось. Будет ли Прищепа обладать этой девушкой. Моя молитва. — Сочинить молитву.
   
   
[5] Демид[овка] 3.
   
Начало — Описание местечка — синагога — Ламберты. — Прихожу — Будем спать. Спор Прищепы с гимназистом. Кишат безмолвные убийства. — Сидят в ряд, — курят.
   
Время действия — [нрзб] два часа. I. Неудавшееся изнасилование. II. В синагоге. Местечко. — III. Встречаю пулеметчиков, кухня, Грищук, дождь. — Грищук не хочет бежать.
   
Тонкий стан Прищепы. — По тылах засели, гады. — Разговор о Ревкоме. — Она согласна. Ночь кишит безмолвными убийствами. Евреи в напряженных позах, к[а]к будто в фотографии.
   
Еврейско-польское-украинское местечко. — Польский замок графа Ледоховского. Дворецкий? — Начало — о замке. — Кругом него бьет эта обычная волынская жизнь — еврейско-польская… Прищепа — квартирьер.
   
Грищук не хочет бежать. Голова моя горит — я гублю свою репутацию начальника. — Он — поймают, голова моя кружится, я говорю торопливо и страстно.
   
Нач[ало]. Завтра 9 Аба. Местечко кишит безмолвными убийствами. Казаки и евреи. — Обыск. Замок графа Ледоховского. — Тьма спускается со стремительной пугающей быстротой. — Синагога. — Мое бегство. — Дождь. — Возвращаются пулеметчики. — Жалость к ним. — Сколько силы нужно иметь — чтобы быть созерцателем в наши дни. — У Ламбертов. — Молитва. — Будем клепать — Барсуков. — Три цитаты из Иеремии. — Под аккомпанемент молитвы. — Неудача Прищепы, рассвет, пулеметчики уезжают со двора, я бросаюсь к Грищуку. — Беги — он отказывается, его теплая тугая спина, раздутое тело, беспредельно печальное небо над нами.
   
Рассказ стремителен, быстр. — Ночь переходит в день — они одинаковы. — Синагога — гриб, освещенный, зеленые люстры, знаменитые медные зеленоватые семисвечники, драконы, змеи — видение старины. — Строение местечка, впереди богачи — раввины, описание раввина с вывороченными веками, кантор, молодые [текст обрывается]
   
   
[6] Демидовка 4.
   
Люди [нрзб], писцы священных книг, контрабандисты, — водовозы, книгоноши, служки. — Строение местечка — испокон веков.
   
Обыск — молодой казак, повелительно стоит, выпрямившись и откинув туловище.
   
<Замок, луна выплывает, мерцают аллеи, сломанные львы, каменная колоннада, блеск тусклой луны в выбитых окнах.>
   
Хасидская синагога — мазанка. — <Одесса, другая синагога, детство.>
   
Порядок. Ночь кишит… Обыск… Евреи у крыльца. <Ночь.> Сумерки. — Синагога. — Будем клепать — Розу?
   
Наутро. Отъезд. — Спор Прищепы с гимназистом.
   
I. Синагога.
   
II. Спор Прищепы с гимназистом. Роза на кушетке. Глухой. В дворе.
   
III. 9 Аба.
   
[приписано сбоку] Короткие главы. У раввина пухлая старческая рука.
   
   
[7] <I. Переезд к безногому. Приказ Буден[ного]. К[он-стантин] К[арлович] и Бахтуров. Рассказ К[онстантина] К[арловича].
   
II. Паника. — Начдив. — Мои лошади. Ночь. Броды. — Ра-дзивиллов. — Хотин. Грищук. — Голод его. — Матяш.
   
Покушение на сестру. — Перчатка [нрзб] Тимошенко.>
   
   
[8] Лешнюв. 29.7.20.
   
Превратности кавкампании. — Дождь — победитель, галиц. местечко — сквозь сетку дождя. — Ночь у Фроима. — Тревожная ночь. — Говинский и Грищук. — Шоссе на Броды.
   
Просто описать ночь. Начало: ночь будет тревожная. Состояние ожидания и усталости.
   
   
[9] его тонкой и невозмутимой усмешки.
   
Гржималовка, починок из двадцати-тридцати хат, была расположена на возвышенности, с которой открывалась отличная перспектива на Стырь и на приснопамятную Чуровицкую переправу. У моста шла беззвучная и томительная возня. С одной стороны <его> стояли поляки, на нашем берегу действовали спешенные эскадроны Книги. Было тихо, изредка с коротким отчаянием вспыхивала пулеметная сухая дробь, вкрадчивое, невидимое присутствие неприятеля чувствовалось в легком сером пустом небе.
   
   
[10] 3 августа. Бой под Бр[одами]
   
1 Бой под Бродами. — I Мое плутанье.
   
I. Сестра-еврейка. Что это такое?
   
Сплю в поле, привязав стремя к ноге. Хочется убить повозочного!
   
Главное — о сестре. —
   
II. В Радзивиллове. — Визит К[онстантина] Карл[овича] и Тимошенки. Бой кончился сменой комсостава.
   
—
   
III. <Новые> Отдых. Новые люди. Ночь в поле. Лошади, привязан к стремени. — Ночь, кукуруза, сестра. Рассвет. — Без сюжета.
   
—
   
Главу о Бродах — отдельными отрывками — отбился от дивизии, что это значит.
   
—
   
Вася Рыбочкин.
   
—
   
Стиль — <В Белеве>. — Короткие главы, насыщенные содержанием.
   
Конкин. Застаю бригаду в ожидании. Представление у батюшки. Чего тебе, Масейка. — Известие за героя Василия Рыбочкина. — Приказ командарма. Другой Рыбочкин. — <Бой> Плетит казака. — Потом из боя, золотые часы, сундуки, конь. — Приеду в Нижний, эх, запылю… Сестра милосердия на лошади, <зара[за]> стерва… — Заработал комиссар. — Карточка клоуна. Привет из Нижнего. — Всемирно знаменитый <кло> чудо-клоун и парфорсный <но> ездок-иностранец. — Шествие отдаляется.
   
   
[11] Бой под Бр[одами].
   
Воз[з]в[ания] Пильс[удского] 2. Убитые, зарубленные, солнце, пшеница, солдатские книжки, листки Евангелия. — Воззвание Пильсудского?
   
   
[12] Бой под Бр[одами].
   
Никаких рассуждений — Тщательн. выбор слов.
   
Конкин — пословицы: Бог не захочет, пузырь не вскочит. — По бороде — Авраам, а по делам хам. — В грехах, к[а]к репьях. — Кусают и комары до поры. — Своя рогожа — чужой рожи дороже.
   
   
[13] Бой под Бр[одами].
   
1. Уход из Белавцев. Бой под Бродами. — Я перевязываю. — Описание боя. Корочаев. Смерть раненого на моих руках. Радзивиллов. Иван убивает лошадь, всадник убегает. — На мосту. — Жалко простокваши.
   
2. Отъезд из Брод. Нетронутый паровой гарнитур. Экономия. <Буденный и комбриги> Выхожу по естественной нужде… Труп. Блещущий день… Все усеяно трупами, совершенно незаметными среди ржи. — Воззвания Пильсудского. — Бой, рубка в безмолвии. — Начдив. — Отдаляюсь. Почему? Не в силах вынести.
   
Конкин[16]
   
3. Плутания. Вначале я попал… Конюшково. — Антисемиты. — Сестра.
   
4. Радзивиллов.
   
   
[14] Бой под Бр[одами].
   
1. На Радзивилловском шоссе. Бой. В Радзивиллове. Ночь. Передвижение коней — главное.
   
2. Ночь в Бродах. За стеной синагоги.
   
3. (Коротко.) Отъезд из Брод. Труп. Поле, усеянное трупами. <Бой> Воззвания Пильсудского. Бой. Колесников и Гришин. Ухожу. — Раненый взводный, — отдельная вставка.
   
4. Конкин. В плутаниях. — Антисемиты.
   
5. Сестра. Ночь. Отчаяние. Рассвет. —
   
Форма эпизодов — в полстраницы.
   
—
   
Бой.
   
1. Раненые на тачанке. Героизм казака. Стрелять буду. Смерть раненого.
   
2. Ночь, движущиеся кони.
   
3. Броды. За стеной.
   
4. Отъезд из Брод. Трупы. Воззвание Пильсудского. Начинается бой. Колесников и Гришин. — Начало скитаний.
   
5. <Левка.>
   
6. <Конкин. — > 7. Сестра. —
   
   
[15] Бой под Бр[одами]. II
   
На тачанке Ивана. Раненые. Левка? — Броды или Радзивиллов. Простокваша manque. —
   
—
   
Бой у Клекотова. Буденный со штабом. Отбился от своих. — Плутания с 4 дивиз[ией]. — Сестра.
   
—
   
Конец боя. Ночный начдив со свитой. К[онстантин] К[арлович] в Радзивиллове.
   
—
   
Левка[17]
   
Главки?
   
I. На тачанке Ивана. Смерть. — Описание раненых.
   
—
   
Буденный, Колесников, Гришин.
   
—
   
Плутания. Я с евреем не разговариваю. Т[а]к далеко от городов.
   
—
   
Наши герои — ужасные люди.
   
Сразу описание боя — пыль, солнце, детали, картина буденновского боя. — Подробности — убийство офицера и прочее. — За тем — у нас на тачанке, мертвецы. — Броды или Радзивиллов?
   
Слово вписано позже и заключено в квадратную рамку.
   
II. <Поле. Описание ночлега. Сестра. — Лошади тащут людей. — >
   
[18]I. Уход из Белавцев. Бой под Бродами. На тачанке Ивана. —
   
II. Радзивиллов.
   
III. Заезд в Броды. Поле у Клекотова. Экономия. Поле, усеянное убитыми. Воззвания Пильсудского. — Встреча с начдивом.
   
IV. Бой под Клекотовым. — Конкин. — Смерть польского генерала.
   
V. Плутания с 4 дивизией. Ночь в поле. — Сестра-еврейка.
   
VI. В Радзивиллове. К[онстантин] Карлов[ич] — Шеко.
   
   
[16] Диалоги. Бой под Бродами. Привалы. Сено. Клуни. Кони. — Сюжеты? — Хитрый фельдшер. —
   
Приезд на ночлег. Уход за лошадьми. Тащим сено у крестьян. —
   
Ночь. — Два часа отдохнули. На кони! — Бой под Бродами. — Украли уздечку. —
   
   
[17] Броды.
   
Я не видывал города печальнее. — Истоки еврейства, печать на всю жизнь. Бродская синагога в Одессе, аристократия. — Вечер пятницы. — Город — быстро обойти центр, разрушен. окраины, евр. город, — описание синагог — главное. —
   
I. У галичанина. Вежливая смерть. — II. Синагоги. — III. — Ночь, за стеной. — Талмудисты. — Хасидизм с вытекшими глазницами. — Видение старины — за Белзского раввина и за Гусятинского. — Люстры, старики, дети, талмудисты. — Много я видел ночей, трясся в коридорах, но такой сырой скучной, грязной ночи не видел. — Она сестра, он из интендантства. — В щелочку. — Ругань женщины. — История синагоги. — Узнать историю Брод. — Скрывают сухонького старичка — Белзского раввина. — ? — Без сравнений и исторических параллелей. — Просто рассказ.
   
   
[18] Пожар в Лашкове.
   
Галицийская культура. — Священ<ник>, Щептицкий, описание икон, риз, бабье, как хоронят, церковь. — Апанасенко на пожаре, похож на Уточкина. — Казаки рыщут. — Всю ночь комната моя освещена. — Мои хозяева в Лашкове. — Под окном кубанцы. — Тут же — оркестр — сестра? Предложение? — Галичане тушат отвратительно вяло, не умеют. — Сгоревшие лошади, обгоревшие коровы. — Апатия галичан. Апанасенко. —
   
Коротко. — Сразу пожар, Ап[анасенко], галичане, казаки. — Кучка у церкви, разговор с священником, граф на Щептицах. — Митрополит Галицкий.
   
—
   
1 страница. Миниатюра.
   
   
[19] Милятын.
   
Сразу описание монастыря. — Ксендз. Похороны. Полька. — Корочаев. — Воспоминание — дни покоя. Жующие лошади, сквозит небо, лежим на сене. — Потом — у еврея, Корочаев держит себя как помещик. — В еврее не было ничего от революционера. — Разжалованный начдив. — Потом звезда Корочаева — еврей, помощн. командира эскадрона. — Книга. — Высокий неподвижный человек, грузный, как инспектор у Короленки, садится на диван, молчит, водка — немая сцена — фигура за оградой <[нрзб]> базилианский монастырь, монах в серой рясе, высокий, широкоплечий, перебирает четки, стою — заколдованный — потом в шум, грохот обозов. — Поляк, лежащий в гробу. — Два ординарца — один — Борисов, мягко расхаживает по двору, склонив голову, — другой — Киргиз — изнасилование — лицо ее, искривленное наслаждением, колени торчат. — Утром. — Труп рассечен — раскрывается и собирают вновь. — Мне до того жалко польки — мне хочется быть изящным, галантным.
   
Возвращаются из боя — особое спокойствие, обычность посадки, профессионализм! — Отдельно: Милятын, Корочаев. — <Сидят> Изнасил[ование]. — Сидят друг против друга — выпу[чив] глаза —
   
   
[20] Милятын 2.
   
Прислуга — крохотная, коричневая уродливая полька — телочка с сосками, молодая мать. Прохладная роскошь комнаты. — Пустые сжавшиеся соски.
   
Порядок. Душный, пыльный золотой вечер. — Обозы. — Сразу описание монастыря. Патер и его племянница, дороги в монастыре. — Хоронит тайком… Я пробираюсь в монастырь. Властный голос ксендза. (Не соблюдать непрерывности в рассказе.) Обряд похорон. — Смена приказа, прибытие казаков, я ухожу. — Казаки деловито возвращаются из боя. —
   
II глава — о Корочаеве.
   
—
   
Прислуга у ворот — главное доверенное лицо.
   
   
[21] <Задвурдзе.
   
Просто и коротко.
   
Начало — обычная обстановка атаки. Молодой комбриг перед Апанасенко[й]. Уб[ью]. Бандягу к такой-то матери. Едет Книга с [нрзб].
   
Хлопотливость — одного пристреливают, другого прикалывают. Эта корчащаяся, шевелящаяся земля. — Пощады не просят. — Зарежу, поляк сгибается к[а]к на гимнастике. —
   
II. Письмо к Шевелеву?
   
Задвурдзе>
   
   
[22] Задвурдзе.
   
17.8.20. В моей памяти этот день горит, как щит багровый пламень всходил нависть без смысла и детская кровь Мы должны прорвать железну <нами равнина.> Бой кипит
   
в атаку польскую пехот
   
штабом, стоит в кустах. <Его>
   
летит по ветру. Начальник
   
молодому казаку. Тот слуш
   
вывает изо рта < выбитые в>
   
<бою.> Его <рот> губы разорваны штык
   
пальцем в воздух. Карты у
   
<Веди пол по под лесом.
   
Раздери ему, бандяге,
   
<эту> сволочь к такой то мат
   
<Полдень. Блистающий зной>
   
Конница бежит по полю.
   
Не страшно. Лошади, уме
   
жутся игрушечными. Согну
   
таптывают пылящую земл
   
шутся во все стороны как б
   
рукой и где-то сыплется нен
   
Полк свесился над лесом
   
полей стремглав вынеслась
   
нами голубая и сияющая
   
лощиной всадники рубят
   
<сенко вскочил, Вскочив н>
   
<вив твердые ноги Апанас>
   
   
[23] Бой под Львовом
   
По дням. Коротко. Драматически. — Включить — польская авиация. — Милятын — Задвурдзе.
   
   
[24] Польская авиация. Бой под Львовом.
   
Конармия отступает. Перед кем? Перед двадцатью аэропланами. Секрет разгадан, лекарство найдено. Мошер был прав. Аэропланы действуют деморализующе. — Ранение Корочаева. — Письма майора Фон-Ле-Ро в штаб в Нью-Йорке. — В первый раз встреча с зап. европейской техникой. — Вылетают утром. —
   
Бой под Львовом. — Описать бой с аэропланами. — Потом рассуждение. — Бой. — Эскадрилья нас мотает, преследует нас, мы мечемся, переезжаем с места на место. Бой под Львовом. — Описать день. — Рассуждение после рассказа. — Две фазы войны. — Наши победы, бесплодие наших попыток, но неуспеха войны не видно. —
   
   
[25] Сокаль 1.
   
На площади перед синагогой. Споры евреев. Казаки роют могилу. Труп Трунова. Тимошенко. Аэроплан? — Евреев разогнал аэроплан, тогда я подошел к Тим[ошенке]. — Одна фраза из письма Мельникова — и страдания посередь той армии понимаю. —
   
Порядок: Евреи. Аэроплан. Могила. Тимошенко. Письмо. Похороны Трунова, салют. —
   
Ортодоксы, раввин из Белза. —
   
Проиграл я тебя, Саша. —
   
Религиозное побоище, можно бы подумать восемнадцатый век, Илья-Гаон, Баал-Шем, если бы казаки (описание) не рыли могилы. — Униатский поп, нога дугой. —
   
Униатский <поп>, потрава, потрава, говорю я, есть дела поважнее, сейчас аэроплан, точка вдали, казаки — и выходить не надо будет. Помните Мельникова, белый жеребец, прошение в армию. Он кланяется и передает вам свою любовь. Ти-м[ошенко] <взял> пишет на крышке гроба, полевая книжка.
   
   
[26] Сокаль 2.
   
Убирайтесь к свиньям с вашей потравой, тут дела поважнее есть. —
   
Тело Трунова с приставленными ногами, начищенные сапоги. — Голова на седле, стремена вокруг груди, —
   
Проиграл я тебя, Пава, —
   
Очень просто, фактическое изложение, без излишних описаний. —
   
Стать смирно. Хороним Павла Трунова. Военком, скажи слово. И военком произнес речь о власти советов, о конституции СССР и о блокаде. —
   
Прошедшее время.
   
Помню, сказал Тимош[енко], вот бы он теперь пригодился. —
   
Хороним Павла Трунова, всемирного героя. — Военком, помяни героя перед бойцами. —
   
   
[27] Смерть Трунова.
   
И я поверил бы в воскресенье Илии, если бы не аэроплан, который заплывал и т. д. Он бросал с мягким шумом бомбы, артиллер[ийские] запряжки. — <Казак из> Аэроплан, казак из могилы — долаживаю вам тов. начдив, возможная вещь, что здесь и останемся. Ясно — и пошел оправлять убитого. Седло, стремя, оркестры и делегации от полков. —
   
Хороним Трунова, всемирного героя, слово для выражения имеет военком. —
   
Тов[арищи], — ком. партия есть железная шеренга, бессчетно отдающая свою кровь в первом ряду. И когда из железа текет кровь, то это вам, товарищи, не <шутейное дело> шутки, — а победа или смерть. Сюжет — речь военкома.
   
   
[28] Лабуне.
   
Дисциплина, Кр[асная] Армия. — Все пьяные. — Молчат. — Приезжают в молчании. — Сюжет — напились, но безмолвно, приезжают на ночлег в полном молчании. — Вначале о военной обстановке. — Пьяный Ап[анасенко] проезжает впереди пьяного эскадрона, друг от друга таятся. — Управитель рослый, серый твердый поляк с большими ушами, молодая жена, очаровательные дети. — Национальный институт, такие пары встречаются часто и дети крепки, рослы. —
   
II. Усадьба Кулачковских. — Левка прорвался — но как огонь в безвоздушном пространстве — погас. — Мне подносят сумрачно и дружелюбно. — Апанасенке подают лошадь.
   
   
[29] Теребин.
   
Обстановка после поражения. Шеко и Винокуров. — Мануйлов… Арзак… Тифлис…
   
   
[30] Будятичи.
   
Встреча с 44 див. Доктор, сестра, бей жидов, спасай Россию. — Гордая <органи> сестра, хорошая организация медиц. помощи, в бригаде порядок. Орлов… Катись, дальше… В это время — элегантный Шеко. — Скандал с Орловым. Сестра, к[а]к привет из России, там что-то Новое, если такие женщины идут в армию. — Новая армия, настоящая. — Характеристика Орлова. Он выбрасывает вещи. — Они пакуют вещи — культура — термос, плед, складные кровати.
   
   
[31] Владимир Вол[ынский]. —
   
Копошусь в теплой яме. Горячность еврейской семьи. Сижу, не выхожу в город. Я сплю против беременной женщины. Легкая походка Бородина. —
   
Баня. Фантастическое зрелище. Жалкое, русское зрелище. —
   
—
   
Главное — к[а]к хорошо ощущать себя в этой горячей потной яме. Даже корысть — не раздражает, она дружная, у них — восторг наживы, пятница, вечер, они мне благодарны. —
   
—
   
Заметка психологическая. — У русских есть смерть — здесь нет. Не представишь себе этих лиц в гробу. — После этой призрачной сухой беспощадной жизни, с добротой такой простой и дикостью — бессмысленной — здесь к[а]к-то распариваешься. — Набираешь сил бессмертия. — Этот таинственный жар семьи. — Описать старика и старуху, корыстных, трудолюбивых, жадных к жизни без угасания. — Жизнь придушенная, но бьющая, к[а]к пламень — вверх из ямы. — Рассуждение. Вкрапить события. —
   
   
[32] <[Де]емидовку, будь интел-<[нрзб]>
   
там, будь интеллигентен, прошу тебя Шевелев.>
   
   
[33] Загладь невольный грех
   
от плодов Талмуда.
   
бертами, Шевелев. Я
   
рядку. —
   
Мы приехали в Демидо
   
путчиком был простой как трава и свир[19] Прищепа
   
тельный хам, безграмо
   
ративное пятно, будущи
   
ный сифилитик и нет
   
<бел> красную черкеску
   
<ба> белоснежный
   
тый за спину. Всю дор
   
мне о том, как он с
   
<в родной> по станице тоин <чт> того, чтобы Кубань пришли бел его родители были в контрразведке щено соседями. вернулся в родну ноармейцем, под
   
   
[34] полотенца. Он вышел ной черкеске с кривым оясом, телега с мебелью ди. Прищепа ходил от и кровавый <след> отпечаток его подошв <путь.> В тех хатах где цыплят своей матери отца — он оставлял черепа младенцев, повешенных над иконы загаженные [ч]убатые старики, пону-юмо следили его путь, <ница молчала п. ч.> казаки рассыпались хал и станица молчала улся в свой опустошен <вил отбитую у соседей мебель>
   
   
[35] Грищук
   
I. Белев, обморок Грищука. —
   
Две России. Уехал шесть лет тому назад. Приехал — что увидел.
   
Монолог Грищука. — Стиль.
   
[36] Говинский.
   
Польский дезертир. Где еще такая армия? Приняли и сейчас же ко мне кучером. Он в потрясении, потом нахлестывает лошадей и поет во все горло.
   
Рев[олюционная] глава. — Аф[онька] Бида.
   
Поймали, хотели убить, главное, почему не убили? — потом забыли, потом вставили в список на довольствие. Сюжет — к[а]к Говинский был зачислен на довольствие.
   
   
[37] Корочаев и еврей.
   
Гордый еврей. Назначили командиром полка. Не показать виду — перед казаками. Смерть еврея.
   
   
[38] Лепин.
   
Бунт души. Захотел к латышам. — Его прошения.
   
   
[39] Жизнеописание Апанасенки.
   
Унтер-офицер. 4 Георгия. Сын свинопаса. — Собрал деревню. Действовал на свой страх и риск. — Соединился с Буденным. — Астраханский поход.
   
Послание к полякам, которое начинается так: Сволочи. Составить послание.
   
   
[40] Ап[анасенко] и Винокуров.
   
Случай с Яковлевым — Казаки на поклон. Винокуров гнет свою линию. — Описать трапезу, молодой задор Яковлева…
   
Инцидент с сестрой. — Книга и еще целый ряд — чувствуют себя к[а]к дома.
   
Сестра приехала для Тимошенки.
   
Дом священника…
   
Нач[альник] регистрода стреляется… Апанасенко приходит извиняться… Винокуров хитрит, хлопает по спине… Разоблачение заврегистрода…
   
У нее была гадливость, потом к[а]к изменяется выражение женщины… Под иконой…
   
   
[41] Тимошенко.
   
C’est superbel — Декоративный начдив. — Переезд, красная фуражка, белый жеребец. — Спокойный, точный, чистоплотный авантюрист. Творец жизни. Кони. Холуи. Автомобиль. — Ремесло начдива. — У батюшки. — Холуи — рабы. — Хороший наштадив.
   
Биография,
   
Переезд — День начдива. — Холуи начдива.
   
   
[42] День начдива.
   
Собирательный день. Повествование.
   
I. Француз. II. Торбочка из Совнархоза. — III. Утро начдива. — В штабе. — Холуи начдива.
   
—
   
Начало — холуи убирают лошадей, их еда, разговор с казаками, пренебрежительное отношение к другим. — Рассказ — форма.
   
Утро начдива.
   
   
[43] Три военкома.
   
Прощание с Бахт[уровым]. Губанов, Ширяев, Винокуров… Рассказ о Губанове — прихрамывающий двадцатидвухлетний парень, властелин нехотя, ученик городского училища, мелкий мещанин — вижу, к[а]к он едет во главе полка…
   
Ширяев и Книга… — Гришин… Новое поколение — мещане… Гришин — донской казак… Губанов — мельчает порода, ну, кто таких Апанасенко, ухожу, устал, его ординарцы, рисуется, медленно взбирается на лошадь…
   
Гришин с красными губами… О новой породе мещан. —
   
   
[44] Порядок.
   
День покоя. Прохожу мимо двора, в котором живет Бахтуров. Жена. — Отступление — о женщинах в Конармии — Шурка Гусевская, припускают жеребцов, зарезанная сестра — сестры, которым никто не намолотит овса — ненависть, — <Русская красавица>.
   
—
   
Отдых. — Бойцы, лошади. — Корочаев и еврей. — Шурка. — Ал[ександра?] Вас[ильевна?] — начдив за занавешенным окном, тайна <секр> успеха. — Главное — бойцы, молотят овес. — Кубанцы за котлами. — Белье развеш[ено] по всему селу. — Скребет лошадь, потом спит на сене. — Начдив целый день у себя дома — потом в штаб, потом на бел[ом] жеребце на позиции.
   
Просмотреть Лашков, Хотин. — Экипаж с торчащими дышлами. — Раскрытый мотор в автомобиле.
   
Странствия в обозе — расплата за редкие дни помещичьего покоя.
   
Отдых. — 1 страница. — Жена Бахтурова, утро начдива. Фигура начдива, несколько строк. —
   
Жена Бахтурова.
   
В обозе. Смуглая казачка с бусами. — Стоит неподвижно, жалкая фигура. — На стоянке — семейная обстановка, оба рослые сидят за столом, она готовит, Ив[ан] Иваныч, кони, денщики, экипажи, он в красных штанах и в рубашке.
   
Начало — о женщинах в Конармии. — Сегодня Бахтуров женат. — Среди села — он как помещик. — Заглядываю внутрь двора. — Ночью — он выходит, почесывается. — Стройная, в шали, — высокие ноги, хозяйство. — Жена или наложница. — О женщинах в Конармии. — Гусев и Шурка. — Его презирают — он труслив, — военком тыла, эта толстая Сашка, со свиным рылом, она с безмятежным видом ест, она знает, зачем она здесь и не понимает, почему ей надо заниматься еще всякими другими обязанностями. Рассказ о зарезанной сестре. — Кучер жены Бахтурова. — Она держится особняком. — Белев? — Хотин?
   
   
[45] Сестра. Ап[анасенко].
   
История русской женщины. История изложить по дням. — Мораль?
   
   
[46] Приез[д] жены.
   
15 строк. — Обедаем. — Хороший, неожиданный обед. — Жена приехала, <а> он бабник и вольный козак. — Подпоясывается. Идет. Она усмехается. — Зачем приехала. Не томи. Злостная, слепая, азартная и мучительная любовь. Убил. — Возвращается обедать. Арест. — Давнишняя семейная история, слепая баба. — Убил — отвечу.
   
   
[47] Сын Апанасенки.
   
О мальчиках в армии. — Сын атамана, его лошадь, езда, ординарцы. Покровительство. — Александра Вас[ильев-на]. — Очаровательно. Начать — ее рассказы, история с Ап[анасенкой] — Глупа. — ЧК и любовь. — Лес, ее напаивают, — причастили, — казаки подсматривают. —
   
История про бабу.
   
   
[48] За стеной.
   
Броды. Одесская гостиница. Я сижу и слушаю, к[а]к совокупл[яются]. Новое совокупл[ение]. Он из хоз[яйственной] части, она из питпункта. Их разговор. — У нее хриплый голос. — Казар[менное] байковое белье. — Грязные. — Диалог? — Она ругается по матушке, пьет водку, оба в мужском костюме, я думаю, что <два муж> оба мужчины. — Она — братва та хули… Начало — к[а]к скучно, как томительно и длинно совокупляются русские люди. Об этом можно было бы написать трактат. — В юности я простаивал у коридоров, подслушивал, хихиканья, женщины находят слова, переворачивающие душу, а теперь… Черепахи — три года, вот так же и эти… Общественная сторона этого совокупл… — Она рассказывает о канцелярских мытарствах, спят на прелом сене…
   
Он — и опять мне чудится мертвое лицо. — Брезгливое совокупл… Они из хозяйств. организ[ации] — эти наследники интендантства — их социальная структура. — Она брезгливо курит крученку. — Оба они лежат — к[а]к мертвые, а за окном тревога, ночь смутная. — Она — выпьем… Оба пьют, к[а]к двое мужчин из полоскательниц. — Ее торчащие ноги с косточками. — Она в мужских парусиновых кальсонах.
   
Рыбочкин. — Начало ночи, тревога… Главное — ночь в Бродах, на фоне этой ночи — пара…
   
   
[49] Молчание.
   
Получили телеграмму — Красностав, Холм. — Казаки в кругу. Молчание. — С каждым нужно уметь обращаться.
   
   
[50] Мануйлов и Богусл[авский] Человеки
   
Рассказать по дням? — Козицкий.
   
Богуславский едет за арм[ейским] Встреча с женщиной, приказом. — Полная русская дама…
   
Сиреневые кальсоны, Игнатий. —
   
Расположить по главам. [нрзб]
   
Орлов. Его разговоры.
   
   
[51] Вареники с вишнями.
   
Иванчково. К[онстантин] Карлов[ич] — Натюрморт. — Холуи насыщаются. — Он рассказывает о хитром фельдшере, о Варшаве, водка. —
   
—
   
Натюрморт.
   
Взять из следующих глав.
   
   
[52] Житом[ирский] нарком.
   
Я видел в Финляндии, настоящие пролетарии, здесь — евреи, вылезшие из гробов. Каторжники у стола. Чахлые евреи, гнущиеся под тяжестью оружия, под польским игом, местечковые коммунисты. — Евреи, поющие интерн[ацио-нал]. — Сюжет для Андреева. — Раса гномов, необыкновенно малые ростом, важные и молчаливые, увешанные оружием, ремнями, один только непомерно длинный и тощий в обмотках сине-рыжий в короткой курточке. — Молодые евреи, ремесленники поляки — в евреях что-то ласковое, к[а]к в праздник. — Фамилии — Уваров, Бартенев. — Русские извозчики. — Социальное происхождение Жит[омирского] наркома.
   
   
[53] Коммунист и казаки.
   
Они грабят. Он увещевает. Потом в бешенстве — выбросим вас к… матери. Грязными руками делаем, бриллианты в огне — в перчатках их таскать.
   
Я с подвязанной щекой и евреи. Вы начальство? — Начальство, стоило кровь проливать.
   
   
[54] Чехи.
   
Русский чиновник в Финляндии. — Роémе en prose. — Вихрастый полубезумный мужичок. Барин — я там родился, а здесь умру. — Я надел свой имею… Он пашет плугом, детей в школу, старухи [нрзб], квас из яблок, моих — мало-мало.
   
И я вспомнил Финляндию…
   
Нач[ало]. Поехал в Шпаков. Увязался мужичонка, тревожится. Я увидел. Описание. Речи мужика. Отъезд, полк, входящий в деревню…
   
—
   
Просто. Мне нужны были лошади. Выехал из Белёва. Увидел. Благолепие. Проехал по селу. — Плохой из меня казак. — Все.
   
Роémе en prose. — Главное — благолепие чешского села. Концерт в Катариненштадте. — Центр. — 3 фразы? — В трактире — группа чехов. — Чем занимаются? — Курят.
   
<Ингулову — Смерть Дол[гушова]>
   
<Известия — Тракт[ат] о трубке.>
   
Спят. — Режут голубей. — Я ушел. —
   
Две части — первая — поэма в прозе, тишина и благолепие чешской колонии, вторая — встречаю Акинфиева (?) не смог — и. т. м., удар по морде. Ты не можешь, а я могу. Ты зад, а я грабитель… И. т. м… Убить тебя надо — терзать тебя, гадину, на куски…
   
Комбриг — тут, парень, нечего барахолить, тут наш район…
   
Его, которого грабят, тебе жаль, а меня, который грабит, тебе не жаль? — Удар по лицу.
   
<Сердц> С чем ехал, с тем возвращаюсь, сердце не хватило, <[нрзб]> Жаль… —
   
Буденновец не получится…
   
О чем задумался, господин писатель? Не получится из меня буденновец. Что так…
   
Придурковатый и недавно в партию записался. —
   
Он окликает — о чем задумался, не выйдет буденновец, что так? Поехал за конями, жалко, шут с ними. — Он потемнел, отъехал. Смотрю на село, куры летают над заборами.
   
   
[55] Чехи 2.
   
Тебе его жаль, на двух задницах сидит, а себя тебе, ободранца, не жалко. Жалей за всех вас — сердце разорвется. — [Горю] Жалей вас горюнов. —
   
В России сколько орлов погибли, а вас холют, погубите вы нас… —
   
Жалетелей на всех вас, на горюнов где набрать? — Он задрожал, побледнел и ударил меня по лицу. Мужичонка — жена у него в молчании живет, поп к кажному человеку склоняется. Не за что их бить, а бьют, может за то и бьют, что не за что…
   
   
[56] О пчелах.
   
Рассказ? Фигура старика-чеха. Он погиб — искусанный.
   
   
[57] Сов[етские] главы.
   
Старый еврей — царствие небесное наступило.
   
   
[58] Книги.
   
Стиль, размер. — Кладбище в Козине…
   
Имение Кулачковского, лошади в гостиной — перечень книг —
   
Поэма в прозе.
   
Книги — я захватил сколько мог, меня каждый раз зовут — не могу оторваться. Скачем — бросаю каждый раз — кусок души — все бросил. — Центр — перечисление книг. —
   
Книги и бой —
   
Элоиза и Абеляр. — Пьетро Аретин<о>. — Наполеон. — Анатоль Франс. —
  
  
   
    
Комментарии
   
   
Конармия*
   
Печатается по: Бабель И. Конармия. Исправленное V–VI издание. М.; Л., 1931. 127 с.
   
После публикации отдельных рассказов Бабель впервые собрал их в книгу в 1926 году, продолжая творческую работу над текстами при дальнейших переизданиях. В 1931 году вышло, как указано на титуле, «исправленное V–VI издание» книги, в 1933 году — «VII–VIII дополненное издание». Наконец, в 1936 году «Конармия» открыла самый большой бабелевский прижизненный сборник «Рассказы».
   
В двухтомнике 1990 года книга публиковалась по изданию 1936 года, однако с некоторыми цензурными изъятиями (впрочем, немногочисленными). По непонятным причинам в нем отсутствовали и датировки под отдельными текстами, сохранявшиеся в прижизненных изданиях.
   
Однако издание 1936 года в части, относящейся к «Конармии», является дефектным. В нем не только исчезли нежелательные в середине тридцатых годов политические упоминания (фамилия Троцкого, резкие суждения о партии) и натуралистические детали. В сравнении с изданием 1931 года здесь появилось более 100 разнообразных изменений, имеющих отчетливый характер нивелирующей редакторской правки: вычеркнуты слишком оригинальные эпитеты; исчезли внешне бесполезные, но интонационно важные служебные слова; последовательно, даже в сказовых новеллах, восстановлены правильные написания отдельных слов и заглавные буквы; числительные обозначены не цифрами, а словами (при этом «Комбриг два» по недосмотру остался в оглавлении, как и в предыдущих изданиях, «Комбригом 2»). Вносил ли изменения редактор или — под внешним давлением — сам автор, не так уж и важно. Все это не позволяет использовать последнее издание 1936 года как основной текст «Конармии».
   
В настоящем собрании сочинений за основу взято издание 1931 года, в котором в последний раз воспроизведена установившаяся композиция книги, но еще не появились вынужденные изменения, связанные с ужесточением цензурного режима 1930-х гг. К нему очень близко и издание 1933 года, хотя некоторые политические детали здесь уже исчезли.
   
Опубликованные позднее новеллы «Аргамак» (она механически поставлена в конец издания 1933 года) и «Поцелуй» (при жизни автора существовала лишь в журнальной публикации), как и никогда не включавшиеся в «Конармию» «Грищук» и «Их было девять», печатаются в особом разделе дополнений.
   
Сверка с изданиями 1933 и 1936 годов, а также с первыми публикациями, позволила исправить в тексте-источнике несколько десятков опечаток.
   
   
Переход через Збруч*
   
Впервые: Правда, 1924, № 175, 3 августа, рубрика: Из дневника, авторская датировка: Новоград-Волынск, июль 1920 г.
   
   
Костел в Новограде*
   
Впервые: Известия Одесского губисполкома…, 1923, № 963, 18 февраля; рубрика: Из книги «Конармия».
   
Речь Посполитая — название польско-литовского государства в 1569–1795 гг., возрождено в 1918–1939 гг.
   
Пильсудский (Пилсудский) Иозеф (Юзеф) (1867–1935) — польский государственный и военный деятель, маршал, с 1918 г. руководитель польского государства.
   
Радзивилл, Сапега — старинные польские княжеские роды, известные с XIV–XVII вв.
   
Петр — ученик Иисуса Христа, один из двенадцати апостолов, у католиков считается одним из первых епископов.
   
Франциск Ассизский (1181–1226) — католический святой, основатель ордена францисканцев, проповедовал бедность, всеобщую любовь и сострадание даже к «братьям» птицам; с ним связан сюжет картины в новелле «Пан Аполек».
   
   
Письмо*
   
Впервые: Известия Одесского губисполкома…, 1923, № 957, 11 февраля; рубрика: Из книги «Конармия», авторская датировка: Новоград-Волынск, июнь 1920; повторно: Леф, 1923, № 4.
   
Бытовая основа рассказа зафиксирована в дневнике 9 августа 1920 г.: «Экипаж начдива, ординарец начдива Лёвка — тот самый, что цыганит и гоняет лошадей. Рассказ о том, как он плетил соседа Степана, бывшего стражником при Деникине, обижавшего население, возвратившегося в село. „Зарезать“ не дали, в тюрьме били, разрезали спину, прыгали по нему, танцевали, эпический разговор: хорошо тебе, Степан? Худо. А тем, кого ты обижал, хорошо было? Худо было. А думал ты, что и тебе худо будет? Нет, не думал. А надо было подумать, Степан, вот мы думаем, что ежели попадемся, то зарежете, ну да м. и., а теперь, Степан, будем тебя убивать. Оставили чуть теплого».
   
Бабель, однако, обостряет фабулу, превращая соседа в отца, а обиду — в убийство сына.
   
Буденный Семен Михайлович (1883–1973) — советский военачальник, в 1919–1920 гг. командарм Первой Конной армии; о его отношении к книге Бабеля см. вступительную статью.
   
Деникин Антон Иванович (1872–1947) — белый генерал, командующий Добровольческой армией на юге России, в 1919–1920 гг. армия Деникина была разгромлена, остатки ее укрылись в Крыму.