1 2 3 4 5 6 
На даче у него было время все продумать, и он провозгласил Отечественную войну – священную войну народа с захватчиками, как когда-то Александр I против вторгшегося Наполеона. Будто подсказывая эту идею, Гитлер начал свой поход почти день в день с Наполеоном – 22 июня... Аналогия должна была вселять надежду: в 1812 году так же отступали, даже отдали Москву врагу – но победили. 
Конечно, и партия фигурировала в его речи – был призыв «сплотиться вокруг партии Ленина – Сталина». И эта фраза никому не казалась дикой в устах самого Сталина. Обычное понятие – как «голубое небо». 
«В газетах – странная галиматья из марксизма и царского полицейского православия, фатально сопутствовавшего всякой русской власти в лице ее нерусских правителей», – писала в дневнике современница. 
На самом деле все было значительнее и сложнее. В таинственные дни уединения бывший семинарист решил призвать на помощь отвергнутого им Бога. Он узнал, что Патриарх Антиохийский обратился с посланием ко всем христианам о помощи России. 
На книге об Иване Грозном есть запись: «Поговорить с Шапошн.» (Шапошниковым – тогдашним главой Генштаба). «Сталин называл его только по имени-отчеству, в разговорах с ним никогда не повышал голоса... он был единственным, которому он разрешал курить в своем кабинете», – вспоминал Жуков. 
Борис Михайлович Шапошников, бывший царский полковник, был открыто религиозным человеком. Сыном священника был и другой руководитель Генштаба – Василевский. В первые дни войны эти люди особенно близки к Сталину. Видимо, от них он узнал о случае, потрясшем православный мир. 
Илия, митрополит гор Ливанских, затворился в каменном подземелье и без сна и еды стоял на коленях с молитвой Божьей Матери о России. И было ему чудесное видение (о котором он написал письмо главам Русской церкви): на третьи сутки в огненном столпе к нему явилась Богородица и передала ему определение Божие: «Должны быть открыты по всей стране храмы и духовные монастыри. Священники должны быть возвращены из тюрем. Ленинград не сдавать, но обнести город Святой иконой Казанской Божьей Матери. Потом икону везти в Москву и совершить там молебен, и далее везти ее в Сталинград...» 
Как звучали для Сталина все эти слова, будто из забытого детства, – для него, объявившего столь недавно «безбожную пятилетку», в конце которой (в 1943 году) должен был быть закрыт последний храм и уничтожен последний священник. 
Хозяин решил исполнить видение Илии. Так начался его удивительный и такой короткий возврат к Богу. 
Но возврат ли? Прозрение? Или просто страх, бросивший его к Отцу? Или марксистский Богочеловек решил попросту использовать веру народа в Бога? Или все вместе? Но с того таинственного уединения он внешне мирится с Богом. 
И началось то, о чем никогда не писали его историки. По его приказу из лагерей возвращено множество священников. В вымирающем от голода Ленинграде, осажденном немцами, к изумлению и воодушевлению горожан, вынесли чудотворную икону Казанской Божьей Матери и понесли ее крестным ходом. Потом икона прибыла в Москву, откуда отправилась в осажденный Сталинград. Эти три города так и не были сданы врагу... 
Будут открыты 20 000 храмов, Троице-Сергиева и Киево-Печерская Лавры. И напутствие «с Богом» теперь произносят перед сражениями он и его военачальники. Впервые «Правда» напечатает сообщение о встрече главы большевиков с местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием. 
На встрече, как было сказано, Сталин «сочувственно отнесся к предложению избрать Патриарха и заявил, что со стороны правительства не будет никаких препятствий». 
Вернувшись к работе, он неутомимо сосредоточивает власть в своих руках. 
1 июля он создает Государственный Комитет обороны, которому передается вся полнота власти в государстве. И он – во главе. Через десять дней он назначает себя и главой Ставки. Он – Верховный Главнокомандующий, председатель Комитета обороны, нарком обороны, председатель Совета народных комиссаров и Вождь партии. Он – все... 
Облеченный неограниченной властью, он решился... начать переговоры с Гитлером! По данным историка Павленко, полученным от маршала Жукова, Сталин поручил Берии пытаться через посольство Болгарии в Берлине начать мирные переговоры с немцами. Об этом же рассказывал маршал Москаленко со слов Берии. 
Скорее всего, он попросту пытался сбить темп молниеносного движения немцев, дать войскам хоть какую-то передышку. Пример Бреста оправдывал эту акцию перед страной. Но Гитлер, естественно, не захотел. 
СТАРШИЙ СЫН 
В дни военной катастрофы ему суждено было пережить жесточайшее горе и унижение. 19 июля 1941 года ему передали сообщение берлинского радио: его старший сын попал в плен к германским войскам: «Яков заявил, что понял бессмысленность сопротивления и потому сам перешел на сторону Германии». 
В личном архиве Сталин сохранил сообщение: "С фашистских самолетов была сброшена листовка... На ней были изображены немецкие офицеры, беседующие с Яковом (в гимнастерке без ремня) и подпись: «Сын Сталина Яков Джугашвили, старший лейтенант, командир батареи... сдался в плен. Если уж такой видный советский офицер сдался в плен, то это доказывает очевидность, что всякое сопротивление германской армии совершенно бесцельно. Поэтому кончайте войну и переходите к нам». 
7 августа ему переслали новую листовку, которыми немцы забрасывали его армию. В нее был включен текст письма, написанного Яковом: «Дорогой отец, я вполне здоров, буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германии. Обращение хорошее. Желаю здоровья, привет всем. Яша». 
Это был его почерк. Он – предатель, сомнений не было. 
В его архиве сохранилась автобиография Я. Джугашвили: «...жена Юлия Исаковна Мельцер... До 1935 года жил на иждивении отца и учился, в 1935 году окончил транспортный институт... В 1937 году поступил в Артиллерийскую академию...» 
Его поступление в Академию знаменовало примирение с отцом, который всегда хотел, чтобы его сыновья были военными. Яков закончил Академию 9 мая 1941 года, за 42 дня до начала войны, и ушел на фронт в первый ее день. У него не было времени увидеть отца. Яков позвонил ему по телефону с дачи младшего брата Василия. Там шли веселые проводы... 
На допросах в плену Яков показал: "22 июня по телефону... отец сказал: «Иди и сражайся». 
В то время было много солдат, сдавшихся в плен добровольно, и дезертиров, бежавших в деревни к родителям. Однако большинство попадало в плен после тяжелых боев, часто раненными. Но Сталин решил всех уравнять. Он готовит приказ, в котором все военнослужащие, попавшие в плен, объявлялись вне закона, и их семьи подвергались репрессиям. 
Так он оставил своим солдатам только две возможности: или сражаться и победить, или – умереть. И в это время, когда он приготовил приказ, с немецких самолетов сбрасывали листовки с фотографией его сдавшегося в плен сына! Он никогда не любил его и, конечно же, сразу поверил: волчонок решил отомстить за постоянные унижения, за отцовское пренебрежение, за арест родственников его матери – Сванидзе... Теперь он ненавидел все, что связано с предателем. И всех Сванидзе. 
Так что не случайно в следующем месяце, 20 августа, был расстрелян Алеша Сванидзе – дядя «изменника». 
Совершила непоправимую ошибку и Мария. 
Аллилуева-Политковская: "Маме с оказией привезли письмо от Марии Анисимовны. В нем было написано, что она находится в лагере, там ей очень плохо и она умирает. Когда у Сталина было хорошее настроение, мама дала ему это письмо. Он прочитал и сказал: «Женя, чтобы вы никогда больше этого не делали»... 
К тому времени он уже прочел дневник Марии, и мысль, что «наблюдавшая его» родственница решила воспользоваться своим открытием и просить Женю, привела его в ярость. Это его вечное грозное: «Сталина обмануть захотели!» 
Он позволял интригу только себе. И решил вопрос, как всегда, кардинально: все ненавистные Сванидзе должны исчезнуть! Мария и Марико Сванидзе, сестра Алеши, были расстреляны в начале 1942 года. 
Да, он поверил в измену сына. И когда немцы через Красный Крест начали переговоры об обмене Якова, он попросту не ответил на предложение. 
В частях распространяли слух: когда Сталину предложили обменять его сына на пленного фельдмаршала, он сказал: «Солдата на фельдмаршала не меняю». Пусть знают: для Сталина все равны. Сын его – всего лишь один из солдат, и все солдаты его сыновья. Но были созданы несколько диверсионных групп, которые должны были выкрасть Якова из плена или убить, чтобы немцы перестали его использовать. Все они погибли. 
Согласно его приказу, попавшим в окружение надлежало «сражаться до последней возможности, пробиваться к своим, а тех, кто предпочтет сдаться в плен, уничтожать всеми средствами, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственных пособий и помощи». 
И в лубянскую тюрьму отправилась Юлия Мельцер – жена его сына-"изменника", мать его внучки. Ее выпустят через два года, когда он окончательно узнает: сын не предавал. Но это будет потом... а тогда, в страшные дни, глава Политуправления армии Мехлис создал версию, которая распространялась в частях: сын Сталина доблестно сражался, не имея никаких привилегий, был ранен и попал в плен. Немецкие листовки – всего лишь пропаганда. 
В своем личном архиве он сохранил документы – доказательства невиновности его несчастного сына. Например, письмо, которое получил Василий и тут же передал отцу: «Дорогой Василий Иосифович! Я полковник, который был у вас на даче с Яковом Иосифовичем в день его отъезда на фронт. 12 июля, без боеприпасов, полк был брошен в бой... с вдесятеро превосходящим противником... Командир дивизии... уехал с поля боя на танке. Проезжая мимо Якова Иосифовича, он даже не поинтересовался его судьбой... Иван Сапегин, командир 303 легкого артполка»... 
И вскоре он знал: придуманная его пропагандой версия оказалась... истиной! Его сын был до конца верен долгу. 
Из воспоминаний Жукова: «Я спросил: „Товарищ Сталин, я давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?“ На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: „Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его. Душегубы. По наведенным справкам, держат они его изолированным от других военнопленных и агитируют за измену Родине“. Помолчав, твердо добавил: „Яков предпочтет смерть измене Родине...“ Сидя за столом, Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде». 
После победы он узнал все окончательно – ему тогда переслали текст допроса Якова, захваченный в Германии. 
Из протокола допроса Я. Джугашвили в штабе командующего авиацией 4-й армии. 18 июля 1941 года: 
"– Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою? 
– Я вынужден... Нас окружили. Это вызвало такую панику, что все разбежались. Я находился в это время у командира дивизии в штабе... Я побежал к своим, но в этот момент меня позвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться к своим. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы испугались, и я остался один... Если бы мои красноармейцы отступали, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя... Но это были не мои солдаты, это была пехота... Я хотел бежать к своим... В деревне я обменял у одного крестьянина одежду. Я отдал военную и получил гражданскую... Я зашел в избу, крестьянин говорит: «Уходи сейчас же, не то мы донесем на тебя». Крестьянка прямо плакала, говорила, что убьют ее, детей, сожгут ее дом... Выхода не было. Я увидел, что окружен, идти некуда, я пришел и сказал: сдаюсь... 
– Красное правительство главным образом состоит из евреев? 
– Все это ерунда, болтовня. Они не имеют никакого влияния. Напротив, я лично, если хотите, сам могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к еврейству... О евреях я могу только сказать, что они не умеют работать... Главное, с их точки зрения, – это торговля. 
– Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка?.. Ведь Каганович тоже еврей? 
– Ничего подобного. Она была русской... Что вы там говорите?! Никогда в жизни ничего подобного не было! Его первая жена была грузинка, вторая – русская, вот и все. 
– Разве фамилия его второй жены не Каганович? 
– Нет, нет, это все слухи, чепуха!.. Его жена умерла... Аллилуева. Она русская. Человеку 62 года. Он был женат. Сейчас нет... 
– Насчет того, что сжигают все запасы в местах, которые оставляют. Это же ужасное бедствие, которое постигает все население... Считает ли он это правильным? 
– Скажу откровенно, я считаю... 
– Известно ли вам, что мы нашли письмо... от русского офицера, там есть фраза: «Я прохожу испытание, как младший лейтенант запаса. Я хотел бы поехать осенью домой, но это удастся только в том случае, если этой осенью не будет предпринята прогулка в Берлин. 11 июня 1941 года. Виктор». 
И допрашивающий записывает первую реакцию Якова: "Читает письмо и бормочет про себя «черт возьми». 
– Действительно ли были такие намерения? 
– Нет, не думаю, – отвечает Яков осторожно". 
В заключение он говорит: «Мне стыдно перед отцом, что я остался жив». 
Сталин не мог предать гласности этот допрос сына. В протоколе – настроение 1941 года, когда немцы еще недавно были союзниками. Во время войны он создал новый образ немца-зверя, сам разговор с которым являлся предательством. Сын прав: стыдно, что он остался жив. И это понял, когда дошел до него приказ о попавших в плен, подписанный отцом. Это был приказ – умереть. 
И Яков это сделал – в 1943 году. 
Сталин сохранил документ о гибели Якова – показания Густава Вегнера, командира батальона СС, охранявшего лагерь. 
«В конце 1943 года... арестованные были на прогулке. В 7 часов... приказано было пойти в барак, и все пошли. Джугашвили не пошел и потребовал коменданта лагеря... Эсэсовец пошел звонить коменданту по телефону. Пока он звонил, произошло следующее. Джугашвили, идя в раздумье, перешел через нейтральную полосу к проволоке (с током). Часовой... крикнул: „Стой!“ Джугашвили продолжал идти. Часовой крикнул: „Стрелять буду!“ После этого окрика Джугашвили начал ругаться, схватился руками за гимнастерку, обнажил грудь и закричал часовому: „Стреляй!“ Часовой выстрелил в голову и убил Джугашвили... Джугашвили одновременно с выстрелом схватился за проволоку с высоким напряжением и сразу упал на первые два ряда колючей проволоки. В этом положении он висел 24 часа, после чего труп отвезли в крематорий». 
ОТСТУПЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ 
Страшный июль продолжался, войска катились назад к Москве. 
Маршал Конев вспоминал звонок Вождя к нему под Вязьму в те дни, его неожиданно страстный монолог: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин – честный человек... он сделает все, что в его силах, чтобы исправить создавшееся положение». 
И он исправлял... Сначала он вернул атмосферу ушедшего страха, чтобы не пришлось ему более произносить подобных жалких монологов перед своими военачальниками. После приказов о дезертирах, сопровождавшихся расстрелами солдат и офицеров, последовали расстрелы генералов. 
22 июля состоялся суд над бывшим командованием Западного фронта. Генералы просили отправить их на фронт рядовыми, чтобы кровью искупить поражения своих войск. Но они должны были помочь вернуть безропотное подчинение новому Верховному Главнокомандующему, и последовал его приказ: 
«Бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Д. Павлова, бывшего начальника штаба Западного фронта В. Климовских, бывшего начальника связи Западного фронта А. Григорьева, виновных в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войск... расстрелять». 
И вспомнили его генералы 1937 год – и кто есть Власть. 
В середине июля войска группы «Центр» уже стояли у Смоленска – всего 200 километров отделяло их от Москвы. От Черного моря до Балтики надвигался немецкий фронт. Внешне все было как при нападении на Польшу: множество пленных, окружение целых армий, безумная неразбериха в отступающих войсках... Но с самого начала было и отличие. «Поведение русских войск... поразительно отличалось и от поляков, и от войск западных союзников в условиях поражения. Даже будучи окруженными, они не отступали со своих рубежей», – писал немецкий генерал. 
Да, это было великое мужество его солдат. Но действовал и его страшный приказ... 
Еще интересней писал генерал Гальдер в своем дневнике: «Колосс-Россия, который сознательно готовился к войне... был нами недооценен... К началу войны мы имели против себя 200 дивизий. Теперь (к 11 августа, после кровопролитных потерь Красной армии. – Э. Р.) мы насчитываем против себя уже 360 дивизий. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину». Да, Хозяин мог жертвовать миллионами – он знал: у него будут новые миллионы. 
Гитлер верил, что Сталина свергнет его же народ, как только Вождь потерпит на фронте тяжелое поражение: «Надо только ударить сапогом в дверь, и вся прогнившая структура тотчас развалится». 
Но народ не задал вопрос: почему его Вождь прозевал войну? Почему не готова к обороне победоносная армия? 
Как и во все времена, забыв все дурное, народ поднялся защищать Отечество. Солдаты сражались, отступали и гибли с криком: «За Родину! За Сталина!» 
А потом началось то, о чем Хозяин думал с самого начала: Гитлеру не хватало ресурсов. Фюрер решает приостановить наступление на Москву и устремляется на Украину и Кавказ – нужны хлеб и нефть, чтобы продолжать войну. 
Гитлер рассчитал: Украина традиционно не любит русских, там – потомки казаков, ненавидевших большевиков. Но произошло неизбежное: фашисты восстановили против себя и тех, кто им сочувствовал. Оккупация Украины, с насилиями и грабежами, дала толчок партизанской войне, умело организованной Хозяином. Истребление евреев мобилизовало против Гитлера эту динамичную группу населения: вчерашние робкие интеллигенты становились беззаветными героями. 
За все время войны был лишь один серьезный случай измены. Летом 1942 года генерал-лейтенант А. Власов перешел на сторону немцев. 
Власов – заместитель командующего Волховским фронтом, прекрасно зарекомендовал себя во время битвы под Москвой. Его весьма скромное участие в гражданской войне, отсутствие заслуг в период Троцкого и контактов с ленинской когортой дали ему возможность сделать карьеру в годы террора. Перешел ли он на сторону Гитлера от безысходности, попав в плен? Или вправду (как он сам утверждал) ненавидел Сталина, мечтал о новой России? Но как мог Власов построить новую Россию в союзе с Гитлером, задумавшим уничтожить славянство? Это осталось тайной странного человека в очках с лошадиным лицом. 
Свои формирования Власов назвал Русской освободительной армией (РОА). К нему присоединились прежние знакомцы Сталина по боям в Царицыне – белые генералы Краснов и Шкуро... 
После победы он найдет и Власова, и Краснова, и Шкуро – со всеми расплатится. По всей Европе будет искать НКВД солдат РОА. 
И они погибнут – от пули, а чаще на виселице. Детское впечатление – виселица в Гори – навсегда останется в подсознании Сталина символом позорной смерти... 
Вслед за РОА немцы создали Кавказский, Туркестанский, Прибалтийский, Грузинский, Армянский легионы. Все это были весьма малочисленные формирования и использовались они больше для пропаганды... 
Так что Хозяин мог сказать: Империя выдержала. 
У СТЕН МОСКВЫ 
В начале октября 1941 года наступление немцев на Москву возобновилось. 
«Враг повержен, – заявил Гитлер. – Позади наших войск территория, в два раза превышающая размеры рейха в 1933 году». Но Хозяин знал: впереди войск Гитлера – еще большая территория. И – зима, к которой они не подготовлены. 
Однако немцы по-прежнему наступали, хотя уже с трудом – по размокшим от осенних дождей чудовищным русским дорогам, с тонущей в грязи техникой... 
А дальше началось чудо. Митрополит Илия сказал правду: Богородица не оставила страну. Сильные снегопады случились в тот год небывало рано – с начала октября. Наступила ранняя, необычайно суровая зима. «Уже 12 октября ударили настоящие морозы. Но не было никаких намеков, что мы получим зимнее обмундирование», – писал генерал Блюментритт. 
3 ноября температура понизилась до минус восьми. В баках танков стало замерзать топливо, смазка. Немцы лежали на льду под танками и разводили костры. И генерал Гудериан, чья танковая группа рвалась к Москве через Тулу, тщетно запрашивал теплую одежду для своих солдат. 
В это время пять советских армий погибали под Вязьмой и Брянском. Окруженные из-за ошибок командования, они бились из последних сил. Они выполнили его задачу – вымотали уничтожавших их немцев, обескровили. Они погибали, но гитлеровцы вышли к Москве усталыми, измотанными. 
К середине октября немецкие части стояли в нескольких десятках километров от столицы. Гитлер готовился к параду в Москве. 15 октября Хозяин принял решение об эвакуации. Начался отъезд правительственных учреждений и посольств в тыл – в Куйбышев. 
В те дни, когда все рушилось, когда сотни тысяч погибали в окружении, хранитель Тела Ленина Збарский был вызван в Кремль. Его приняли Молотов, Каганович, Берия и Микоян – разговор предстоял важный. Збарскому сообщили решение Политбюро об эвакуации драгоценного Тела в глубокий тыл – в далекую Тюмень. 
– Что вам требуется? – спросили его. 
– Нужен гроб. 
– Размеры? 
– Мы одного роста. 
– Смерьте, – приказал Микоян помощнику. Пока тот благоговейно обмерял Збарского, хранитель держал речь о нуждах Тела. Нужно было многое: оборудовать вагон установками для обеспечения микроклимата и специальными амортизаторами, чтобы не было толчков на стыках рельс. Несмотря на панику и неразбериху тех дней, Хозяин приказал, чтобы Тело ни в чем не нуждалось. 3 июля поезд специального назначения в обстановке высшей секретности покинул Москву. Тело прибыло в Тюмень и было тайно размещено в здании бывшего реального училища. Все научные сотрудники, обслуживавшие Тело, в интересах секретности жили рядом с ним. 
Но по-прежнему стоял караул у Мавзолея, скрывая отъезд Боголенина. В эти октябрьские дни москвичи должны были верить: Ленин по-прежнему с ними. 
Хозяин тоже должен был покинуть столицу в ближайшие дни. Сотрудники охраны вспоминают, как его дочь Светлана паковала вещи. Его библиотеку и личные бумаги уже перевезли в Куйбышев. Отправился в эвакуацию и дневник Марии Сванидзе. Ближняя дача была заминирована. Секретный поезд ждал Хозяина в железнодорожном тупике. На аэродроме дежурили четыре самолета и его личный «дуглас». Именно тогда он и принял эффектное решение... 
НОВЫЕ ПОСТАНОВКИ ВЕЛИКОГО РЕЖИССЕРА 
Наступили сильные холода. «Генерал Мороз» помогал России. Разведка доносила о глохнущих моторах немецких танков, среди солдат уже начались случаи обморожения. 
Сталин сосредоточил под Москвой мощный кулак. Жительница подмосковной Николиной горы рассказывала: «Сибирские части накануне сражения стояли прямо в нашем лесу. Румяные парни в белых новеньких полушубках. Они умудрялись спать стоя, прислоняясь к дереву. Храп был страшнейший». 
Молотов вспоминал: «В этот период все подразделения просили подкреплений. Под Москвой операциями командовал Жуков. Но, несмотря на все его мольбы, Сталин не давал ни батальона и сказал, чтоб любой ценой держался. В это время у Сталина находилось пять полнокомплектных армий, вооруженных новой техникой (в том числе новыми танками Т-34 с мощной броней. – Э. Р.). Тогда мы считали, что Сталин ошибается. Но когда немец был обескровлен, Сталин ввел эти войска в действие». 
Миллионы его солдат уже погибли, обескровив наступавших. Он уже насытил бога войны. Древняя восточная стратегия торжествовала – как во времена войн былых империй, он, измотав врага, готовился бросить в бой свежие войска. И сделать это он решил у стен столицы. 
Светлана, семья Василия и дочь Якова были перевезены в Куйбышев. И его ждал там секретный бункер. Наркоматы и Генеральный штаб уже работали в Куйбышеве. 
В Москве готовились к приходу немцев. Дым костров стоял над столицей – горели архивы. В подвалах Лубянки торопливо расстреливали узников. В ночь на 16 октября Берия собрал совещание партийных руководителей и приказал: «Эвакуировать всех, кто не способен защищать Москву. Продукты из магазинов раздать населению, чтобы не достались врагу». 
Шоссе были забиты уходящими из города людьми. Специальные поезда увозили в тыл женщин и детей. В оставленных квартирах открыто орудовали воры. Часто сами управдомы указывали им богатые квартиры. За бесценок продавались картины, драгоценности... 
И тогда Сталин решил – пора! После очередного длиннейшего дня в Ставке он отправился на уже заминированную Ближнюю дачу. Охрана встретила его с изумлением: огни не горели, уже готовились к взрыву. Он отменно сыграл сцену. Спросил: «Почему не горит свет?» Ему объяснили. Он пожал плечами и коротко приказал: «Немедленно разминируйте, натопите печку, а пока я буду работать». И объявил изумленным охранникам: «Я из Москвы никуда не уезжаю, и вы остаетесь со мной. Москву не сдадим». 
И сел работать в беседке. 
Той же ночью в некоторых домоуправлениях появились люди в знакомой форме НКВД. Управдомы, поверившие, что «власти ушли», были арестованы и расстреляны. Утром расстреляли людей, пытавшихся грабить магазины. И все тотчас поняли: Хозяин остался в Москве. 
Теперь дочь писала ему письма из Куйбышева: «Милый мой папочка, дорогая моя радость, здравствуй, как ты живешь, дорогая моя секретаришка? Я тут устроилась хорошо. Ах, папуля, как хочется хотя бы на один день в Москву! Папа, что же немцы опять лезут и лезут? Когда им наконец дадут как следует по шее? Нельзя же, в конце концов, сдавать им все промышленные города... Дорогой папочка, как же я хочу тебя видеть. Жду твоего разрешения на вылет в Москву хотя бы на два дня. 19.9.41 года». 
За вопросы, которые задавала дочь, тогда расстреливали. Это называлось «вражеской пропагандой». Но он верил: скоро он сможет ей ответить. Готовилась битва под Москвой. Он решил отстоять город. И разрешил дочери прилететь на два дня. 
Было 28 октября 1941 года. Немцы уже разглядывали столицу в бинокли. Он встретился со Светланой в недавно достроенном бомбоубежище. Она была счастлива, все хотела говорить с ним, а он сердился, раздражался – она его отвлекала. 
Это были дни, когда все решалось – весь мир тогда думал, что он повержен. 
Уже после ее отъезда последовало его гениальное пропагандистское решение – как бы продолжение выдумки с дачей... Гитлер уже оповестил мир о падении Москвы, и Хозяин придумал: провести в Москве празднование годовщины Октябрьской революции – с традиционным военным парадом на Красной площади и заседанием в Большом театре. Мир и страна должны были увидеть обычное торжество в его столице. За три дня до праздника он пригласил руководителей Москвы, и они все обсудили. В Большом театре, где обычно проводилось торжественное заседание, зияла огромная воронка от бомбы. Решено было провести заседание под землей, на станции метро «Маяковская», загримировав ее под Большой театр. Соорудили сцену, привезли знакомую трибуну из театра, цветы и стулья. Вдоль платформы были поставлены поезда метро, в которых разместились гардеробы и буфеты. 
Немецкая авиация в течение пяти часов пыталась прорваться в город, но не прорвалась. В 19.30 Сталин начал свой доклад. После доклада был традиционный концерт... 
В это время в глубочайшей тайне готовили парад, который должен был состояться рядом с врагом, под открытым небом. Начало парада назначили на два часа раньше, чем обычно. В здании ГУМа был оборудован лазарет на случай бомбежки. Сталин велел: если прорвутся самолеты противника – парад не отменять. Даже участники парада не знали, к чему их готовят, думали: обычные учения перед отправкой на фронт. Командовал парадом комендант Кремля Артемьев, а принимал – популярнейший в народе герой гражданской войны маршал Буденный. 
В пять утра на площади уже были выстроены войска. Дул холодный ветер. И опять Бог помог: утром начался сильнейший снегопад, маскируя участников и делая погоду нелетной. Из ворот Кремля на белом коне выехал Буденный. Отяжелевший маршал не разучился ездить верхом – он прекрасно прогарцевал на скользком булыжнике. 
Сталин произнес свою знаменитую речь на Мавзолее перед войсками. Он говорил о победоносных русских полководцах времен московских царей и Романовской империи... 
С парада он отправил войска прямо на фронт. 
Впоследствии, просматривая документальный фильм о параде, историки заметили, что на морозном воздухе у Сталина... не идет пар изо рта! Было высказано предположение, что на параде он никакой речи не произносил, что это – одна из его фальсификаций. 
Все разъяснилось через полстолетия. 
Речь и парад должна была снимать кинохроника. Группу операторов разместили на ночь на студии документальных фильмов. Но (видимо, в целях конспирации) ей сообщили неверное время начала парада. «Мы знали, что парад начнется, как обычно, в 10 утра. Парад начался в 8 утра. Проснувшись, по радио мы с ужасом услышали, что парад уже идет и Сталин говорит речь. Мы помчались на Красную площадь, но снять нам уже удалось только общий план парада», – вспоминал участвовавший в этой съемке звукооператор В. Котов. 
Но Хозяину был нужен документальный фильм. Он должен был показать всему миру – мощь страны не уничтожена. И тогда было решено доснять его речь на параде... в помещении, в Кремле. Однако он позаботился, чтобы инициатором пусть даже самой невинной фальсификации было Политбюро. И пришлось соратникам принимать специальное решение: «Обязать товарища Сталина еще раз выступить с речью перед микрофоном для кинохроники». 
«Открыли окна, чтобы шел у него хоть немного пар изо рта, и Сталин прочел перед камерой свою речь», – вспоминал Котов. 
Вместо Тимошенко Сталин возвышает Жукова – смелого и беспощадного, чем-то похожего на него самого. Жуков понимает, что значит «не останавливаться ни перед какими жертвами ради победы». 
Жуков умеет побеждать. 
1 декабря Гитлер начинает наступление на Москву: его солдаты уже прошли более полутысячи километров – что им жалкие два десятка! 
Остался последний бросок. Разведывательный батальон немецких войск с трудом оттеснен с Химкинского моста – это уже Москва. По городу бродят панические слухи о немецких мотоциклистах, прорвавшихся к парку Сокольники – 20 минут езды до Кремля. 
Но армии Жукова стояли насмерть. Наступление немцев выдыхалось. Встали пораженные жестокими холодами танки Гудериана. И наконец вся двухсоткилометровая дуга немецкого охвата Москвы зависла, застыла на лютом морозе. 
И тогда Жуков ввел в бой свежие силы – так началась битва под Москвой, невиданная по масштабу: более 100 дивизий участвовали в битве. Свежие полки дрались вместе с частями, закаленными кровавым отступлением. Их удара немцы не выдержали. 
Это был крах гитлеровского плана молниеносной войны. Не подготовленная к зиме армия фюрера вступала в зиму. Впереди у нее будут еще успехи, но от этого удара ей уже не оправиться. 
ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ 
В отличие от своих соратников по гражданской войне – Ворошилова и Буденного – Сталин сумел стать современным военачальником. «Учимся понемногу, учимся». 
За это учение он заплатил миллионами жизней. 
Его кабинет в Ставке – сердце армии. Маршалы оставили портрет Вождя во время работы в Ставке: 
Конев: «Мимика его была чрезвычайно бедной, скупой, и по лицу нельзя было угадать направление его мыслей. Ни одного лишнего жеста... выработанная манера, которая стала естественной. Эту сдержанность он сохранял во время побед и ликований». 
Жуков: «Обычно спокойный и рассудительный, он по временам впадал в острую раздражительность, взгляд становился тяжелым, жестким. Не много я знаю смельчаков, которые могли выдержать его гнев». 
В Ставке он проводил дни и часто ночи. 
Жуков: «Во время беседы он производил сильное впечатление: способность четко формулировать мысль, природный ум и редкая память... Поразительная работоспособность, умение быстро схватывать на лету суть дела позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество материала, которое было под силу только незаурядному человеку... Могу твердо сказать, он владел основными принципами организации фронтовых операций и групп фронтов. И руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Он был достойным Главнокомандующим». 
Впоследствии вместе со своими маршалами он разработает новую стратегию и выиграет главные сражения великой войны. 
Смысл этих небывалых стратегических действий состоял в одновременных операциях целых групп фронтов, согласованных по времени, цели и подчиненных его единой воле... Полоса наступления достигала порой 700 километров. Это были гигантские операции тысяч танков и самолетов. Сотни тысяч солдат шли в бой, и тысячи оставались на поле боя – навсегда. 
Следующей великой вехой в войне он сделал битву за город своего имени – Сталинград – ключ к нефти и хлебу юга. Во время гражданской войны он уже отстаивал этот город. Теперь здесь опять решались судьбы войны. Город был превращен в пустыню, начиненную железом и трупами, – но он не позволил его отдать. 
К декабрю 1942 года было подготовлено поражающее воображение контрнаступление – множеством армий, тысячами танков и самолетов. С севера, юга и востока войска охватили немецкую 6-ю армию, в рождественские праздники заставили ее медленно погибать от голода и морозов. Беспомощный фельдмаршал Паулюс сидел во тьме в подвале универмага – там находился командный пункт его исчезающей армии. 2 февраля 1943 года гитлеровская группировка под Сталинградом перестала существовать. 
Теперь он часто доставлял москвичам новое развлечение. 
Любимый крик военного детства: «Ведут!» И, забыв все, «военные дети» бросаются смотреть: пленных немцев ведут по улице Горького. Они идут оборванные, понурые, заросшие, в грязных шинелях, и дети радостно швыряют в них камнями. Милиционеры, шпалерой стоящие вдоль улицы, с доброй улыбкой журят их. И, чувствуя поощрение, «военные дети» опять и опять швыряют свои камни. 
ГОРОД-ПРИЗРАК 
Три города стали символами этой войны: Москва, Сталинград и город имени предыдущего Богочеловека – Ленинград, прежняя столица прежней Империи. 
У стен Ленинграда завязались жестокие бои. Атакуя, фашисты придумали гнать перед собою захваченных в плен женщин, детей и стариков. Солдаты не решались стрелять. Немедленно Сталин отдал приказ: «Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами»... 
Дети, старики, ценность человеческой жизни – как давно все это изжито... Он знает только – цель и победу. 
Уже в июле 1941 года немцы вышли к окраинам Ленинграда и Ладожскому озеру. Город был взят в кольцо, только по льду озера текла жалкая струйка продовольствия. Начались 900 дней блокады. Но город Хозяин не сдал... 
Профессор Ольга Фрейденберг, пережившая блокаду, писала в те дни в дневнике: «В лютый мороз люди стоят в ожидании привоза ужасного хлеба – сырого и мокрого, по 10 часов на жгучем морозе. Электричество давно отключено, не ходят трамваи, квартиры, аптеки, учреждения – все покрылось тьмой. Заходят в магазины – в полном мраке руками ощупывают последнего в очереди или идут на голос. При вонючей коптилке работают продавцы. Пользуясь темнотой, обкрадывают умирающих от голода людей... в городе нет спичек, давно не действует водопровод и уборные. Нет топлива и тока. Бомбардировки ежедневно, беспрерывно – сутками с малыми перерывами... Под круглосуточные взрывы бомб сходят с ума». 
Голодные люди падали на улицах тысячами каждый день. 
«Заходили в гости на полчаса, садились и умирали. Входили в лавку и умирали. Деловито уходили из дома и по дороге умирали. Тысячи людей, присев на землю, не могли встать и замерзали. И тотчас милиция похищала их продуктовые карточки». 
Эти еле передвигавшиеся тени записывались в добровольные батальоны ополчения. 
«Их вызывали и предлагали стать добровольцами. Страх был сильнее немощи. И они маршировали, падали в колоннах и умирали... Советский человек обладал неизмеримой емкостью и мог растягиваться, как подтяжка. И никакие муки живых людей... ничто никогда не заставило бы власти сдать город. Это был обычный закон всевластия и истаптывания человека, который называют патриотизмом и геройством осажденных». 
Этот монолог отчаяния не был до конца справедлив. Если бы Сталин сдал город – это не сохранило бы жизни осажденным. 
«Фюрер решил стереть с земли Санкт-Петербург. Цель состоит в том, чтобы подойти к городу и разрушить его до основания посредством артиллерии и непрерывных атак с воздуха. Просьбы о капитуляции будут отклонены... мы не заинтересованы в сохранении даже части населения этого большого города», – говорилось в директиве немецким войскам от 29 сентября 1941 года. 
Другой вопрос: мог ли Хозяин раньше прорвать блокаду? 
Мог. Но во имя тактических задач 900 дней и ночей он использовал покорный патриотизм безропотно умиравших людей. 
Пожалуй, все это не смог бы вынести ни один народ в мире... 
«ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ» 
Постоянные мобилизации новых и новых солдат взамен миллионов погибших должны были в конце концов остановить промышленность. Но производство не только не остановилось – оно росло не по дням, а по часам. Кто же работал? 
В те дни по радио часто пели песенку об ударнике труда Василии Васильевиче: «Привет, Василь Васильевич, примите мой привет... Василию Васильичу... всего тринадцать лет!» 
Да, на производстве трудились женщины и дети. Русские женщины работали на полях, впрягаясь в плуг вместо лошадей, или сутками стояли у станков – без отдыха и часто без еды. Работали у станков и дети – по 10 часов, стоя на ящиках, так как многие не доставали до станка. Но порой дети не выдерживали и попросту сбегали домой, к мамам, или шли в кино вместо изнурительной работы, или так уставали, что просыпали. Дети не знали сталинских законов: опоздание на работу, прогул считались тяжкими уголовными преступлениями. И детей арестовывали, судили, чтоб другим неповадно было. Они получали свои пять лет... 
В 1942 году в лагеря начали поступать партии детей. Но еще до лагеря они проходили все круги ада: арест, тюрьма, следствие, ужасы этапа. Они попадали за проволоку уже потерявшиеся, утратившие все человеческое от голода и ужаса. В этом сверхаду они жались к сильным... В женских лагерях бандитки продавали девочек шоферам и нарядчикам за банку консервов или за самое ценное – глоток водки. 
Их слезы, их муки... Сталин читал Достоевского и, конечно, помнил знаменитый вопрос, который задал писатель устами своего героя Алеши Карамазова: «Если для возведения здания счастливого человечества необходимо замучить лишь ребенка, согласишься ли ты на слезе его построить это здание?» Что ж, и он, и создавшая его революция неоднократно ответили на этот вопрос...

Глава 22
СЕМЬЯ И ВОЙНА
«СТРАШНОЕ ОТКРЫТИЕ»
Уже перед войной Светлана написала из Сочи: «Никаких приказов писать больше не буду, я уже не маленькая, чтобы этим забавляться...» Грузинские девочки расцветают рано, а ей было целых 15 лет перед войной. Отец с болью видел: она выросла. Светлана описывает, как он злился, увидев ее оголенные колени и руки. Он ругал ее, требовал, чтобы она удлинила юбку, чтобы носила шаровары. Она не понимала: он уже ревновал ее, не хотел делиться ею с тем, будущим... В конце концов, могла же сестра Ленина посвятить Ленину всю жизнь! 
Но он чувствовал ее темперамент. Он приставил к ней охранника из НКВД, теперь тот повсюду ее сопровождал – в школу, на концерты, в театры. Светлане объяснили: это в целях безопасности. 
В эвакуации в Куйбышеве она тосковала, писала ему: «Город мне не нравится... Очень много... хромых, слепых и прочих калек. На улице каждый пятый калека...» 
Мужчины – не калеки – были в его армии. 
Только когда немцы были отброшены от столицы, он разрешил ей вернуться. Летом 1942 года она была в Москве. Он не знал, что дочь вернулась другой... 
«В ту зиму обрушилось на меня страшное открытие», – написала она впоследствии. В английском журнале, который ей легкомысленно дали почитать (как бы полетели головы, если бы он узнал об этом!), упоминалось о самоубийстве ее матери как о давно известном факте. «Я была потрясена, я не верила глазам». 
Дача в Зубалово была разрушена, но осенью ее отстроили, и она переселилась туда. В те дни в Зубалове гостил ее брат Василий. В доме жили его жена с ребенком, дочка Яши с няней. И Светлана... С Василием постоянно приезжали его друзья – летчики, спортсмены, актеры. Пили смертно, гремела радиола, танцевали... «Как будто не было войны», – пишет Светлана. 
«ПРИНЦ ВАСЯ» 
Ему было пять лет, когда мать, после очередного скандала с отцом, забрала его и Светлану и уехала в Ленинград. Запомнил Вася, как пытался покончить с собой Яша. И испуг отца, скрытый под яростью. 
На столе у отца всегда стояло грузинское вино – в Грузии оно считалось «соком». Отец курил трубку и своеобразно дразнил мать: пускал дым в лицо младенцу Васе. 
С детства Вася попробовал вино и табак. 
В 11 лет он пережил смерть матери. С тех пор вся прислуга в доме состояла из сотрудников НКВД. Главным посредником между его воспитателями и отцом стал начальник охраны Сталина полуграмотный Власик. Вася плохо учился, и отец постоянно грозил ему всякими карами. После трудного окончания школы Васю отправили туда, где мечтали быть тогда все советские юноши, – в авиационное училище. 
Сталин сохранил в своем архиве письма о его «подвигах». Вот отчет о прибытии Васи: "Уже по дороге в школу, – пишет Берия Хозяину, – Вася сказал встретившему его начальству: «В этом году в Севастополь должен приехать папа отдыхать, вероятно, заедет ко мне». 
Перепуганное насмерть начальство начинает стараться. 
«Поместили Васю, – продолжает Берия, – не в общежитие для курсантов, а в отдельный дом для приезжих, питание ему готовили отдельно... ездил на машине, предоставленной командованием школы...» 
И отец дает жесткие указания, как относиться к «хитрому паршивцу»: «Внимание и заботу не проявлять в смысле создания каких-то особых условий...» 
Поймем несчастного сына диктатора, выросшего практически без матери и отца. Самоубийство матери, посаженные родственники, расстрелянные друзья дома, которые были так нежны к нему, – весь этот ужас был бытом его детства. 
Ему всегда не хватало ласки – и, должно быть, поэтому Вася так рано женился. Со своей женой Галей Бурдонской он познакомился на знаменитом катке на Петровке. Там катались самые красивые девушки и юноши из сталинского «высшего общества». 
В то время рассказывали легенды о скандальных подвигах недавно погибшего великого Чкалова. Однажды он пролетел под мостом в Ленинграде – чтобы поразить любимую... 
Я разговариваю с Надей Сталиной – дочерью Василия и Гали: 
"Мама жила у метро Тургеневская, и папа на бреющем полете пролетал часто над ее метро. У нее был низкий голос, она была очень хорошенькая, с великолепной фигурой. Им было по 19, когда они расписались. Об этом папа послал письмо Сталину, она все волновалась и спрашивала, пришел ли ответ. Однажды, когда папа ушел, она нашла в мусорной корзине разорванные бумажки, исписанные красным карандашом. Там было написано: «Женился, черт с тобой! Если хорошая девушка – мы ее все будем любить. Мне только ее жаль, что она вышла за такого идиота, как ты»... 
Отец сохранил выпускную аттестацию курсанта Василия Сталина: "Летает отлично, любит летать... присвоено звание «лейтенант». Но он знал цену подобным бумажкам. В марте 1941 года он отправляет Василия на летные курсы в Люберцы. Там стоит так называемый «дворцовый гарнизон» – привилегированный летный полк, участвовавший в знаменитых воздушных парадах... В полку собрались асы. 
По просьбе Хозяина сам В. Цуканов, командир знаменитого полка, стал инструктором Василия. «Вася – способный летчик, – честно отчитывался Цуканов, – но из-за пьянства у него всегда будут неприятности». Несчастный Вася уже тогда пил... 
А потом началась война. После пленения Яши отец не мог разрешить второму сыну пойти на фронт. Вася стал инспектором управления ВВС. Он сидел в большом кабинете на Пироговской улице, мало чем занимался. И пил. 
На фронте карьеры делались стремительно, и Сталин, зная безумное честолюбие сына, заботился, чтоб он не отставал. Вася быстро становится начальником инспекции ВВС. 
ГРЕХОПАДЕНИЕ
В Зубалово становилось все веселее и пьянее. Кутил Вася с компанией кинематографистов. Среди них – сценарист Алексей Каплер, фигура легендарная, главный сердцеед столицы. Когда одному мужу сообщили о романе его жены с Каплером, он сказал знаменитую фразу: «Мужья на Каплера не обижаются»... 
Я знал его – он был другом моего отца. Тучный Каплер был некрасив, да и писал, скажем, «не лучше других». Талант его был в другом: это был гениальный рассказчик. Когда говорил – завораживал. Сирена-Каплер... Был в этой компании и другой тогдашний «плейбой» – знаменитый кинорежиссер-документалист Роман Кармен. И Вася радостно окунулся в веселую жизнь. Пьяный, стрелял по люстрам в ресторанах – это называлось «хрустальный звон» – и пребывал в бесконечных романах... Великое имя отворяло женские сердца. 
Один из его тогдашних собутыльников, писатель Б. В-в (по понятным причинам ограничимся инициалами), позднее показал на следствии по делу Василия Сталина: 
«Однажды застал у своей жены, Л. Ц-ой (кинозвезда конца 30-х годов. – Э. Р.), ее приятельницу, артистку В. Серову, и неизвестного офицера-летчика. Тот стал уговаривать поехать на дачу. По дороге Серова сказала, что он является Василием Сталиным. На даче он начал беспардонно приставать к моей жене, Л. Ц-ой, пытаясь утащить ее в уединенное место. Я вмешался в резкой форме, он извинился, и в остальном ужин прошел без особых происшествий, не считая, что подвыпивший Василий взял из камина обуглившуюся головешку и разрисовал ею лица сидевших за столом кинооператора С. и режиссера К.». 
И знаменитые кинематографисты терпели. 
Но пришлось вытерпеть и большее. Через некоторое время Власик передал отцу следующий документ: «Начальник инспекции ВВС Василий Сталин встретился с женой кинорежиссера товарища К., и по взаимной уговоренности они уехали на дачу Василия Сталина». 
Власик чувствовал: Вождь при всей строгости испытывает слабость к подобным выходкам сына. В конце концов, он был сыном сапожника, а этот шалопай – сын нового царя. 
Но Хозяин обязан быть строгим и справедливым. Последовала лаконичная резолюция: «Полковника посадить на гауптвахту, жену вернуть домой». 
Мечта Васи сбылась: его подвиги становились легендой в глазах друзей-летчиков. Жена пока терпела (но терпеть будет недолго)... Именно тогда, в дни кутежей и любовных побед, Вася привез в Зубалово Алексея Каплера. И познакомил со Светланой. 
Каплер, как и многие писатели, работал в то время военным корреспондентом. Он только что вернулся в Москву из немецкого тыла – был заброшен к партизанам Белоруссии, участвовал в диверсиях. И готовился отбыть в Сталинград, где решалась судьба кровавой битвы... 
Вася привез его на дачу 8 ноября 1942 года – в годовщину Октября. И Каплер увидел очаровательную девочку – умную и явно талантливую. Он пригласил ее на танец. Погибая от застенчивости, одетая, как хотел отец, в детских полуботинках без каблуков, она пошла танцевать фокстрот. 
И Каплер заговорил. После косноязычного брата, молчаливого отца и убогих речей его соратников он, конечно же, потряс ее. Одиночество кончилось – она нашла понимающего человека. Она рассказала ему в этот вечер все: и про годовщину смерти матери – и как ужасно, что никто не помнит об этом... 
Они начали встречаться. Это были опасные встречи. Каплер дал ей прочитать неопубликованный роман Хемингуэя, славил великих опальных поэтов – расстрелянного Гумилева, полузапрещенную Ахматову... На языке того времени это называлось: «идеологически развращал дочь Вождя». Уже за это Каплер подлежал уничтожению... 
Светлана влюбилась... Она была совсем девочкой и не понимала мир, где жила, не понимала человека, который был ее отцом. Но Каплеру было около сорока. Как же он, который все это отлично знал, отважился на этакое безумие?! Что делать – он тоже влюбился. Ему нравился восторг этой девочки. И влюбленный Каплер забыл обо всем... 
Сорокалетний мужчина ждал школьницу в маленьком подъезде напротив ее школы. Они ходили в нетопленую, промерзлую Третьяковскую галерею, слушали «Пиковую даму»... По черным улицам военной Москвы во тьме плелся за ними унылый охранник – и Каплер давал ему закурить, чтобы тому не было так скучно... 
Естественно, Хозяину тут же доложили. Но он был в те дни целиком поглощен ситуацией у Сталинграда – готовил свою величайшую победу. И не оценил серьезность происходящего. 
Каплер уехал в Сталинград – туда в ожидании великого события слетелись военные корреспонденты. Оттуда он написал очерк для «Правды». 
И вот в «Правде» (в его «Правде», которую он когда-то редактировал) Хозяин прочел очерк Каплера «Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда». В нем в форме письма к любимой рассказывалось о делах военных, а заодно и о прекрасных воспоминаниях – недавних походах автора с некоей любимой в Третьяковку, об их прогулках по ночной Москве – все, о чем ему доносили. В конце обезумевший влюбленный писал: «Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля...» Чтобы не оставалось сомнений! 
Можно представить ярость Хозяина. Но он поборол ее. Впервые он не знал до конца, что делать. Вскоре один из руководителей охраны позвонил Каплеру и вежливо попросил его уехать в командировку – и подалее. 
Каплер послал его к черту. 
Когда Хозяину передали ответ Каплера, он, наверное, подумал: как изменила людей война! Пребывание рядом со смертью уничтожало страх, у некоторых он пропал вовсе. Много работы будет после войны... 
И опять весь февраль Светлана и Каплер ходили по театрам, по ночной Москве, а сзади плелся охранник. В день ее семнадцатилетия они пришли на квартиру Василия, молча целовались в пустой комнате, стараясь, чтобы их не было слышно. А в другой комнате сидел несчастный охранник и мучительно вслушивался: он составлял ежедневные отчеты об их встречах. 
Каплера арестовали через два дня. 
Отец приехал с бешеными, желтыми глазами – дочь никогда не видела его таким. Задыхаясь от гнева, он сказал: 
– Мне все известно. Твои телефонные разговоры – вот они. – Он похлопал по карману. – Твой Каплер – английский шпион, он арестован... 
Но она была дочерью своей матери и его дочерью. Она не испугалась. 
– А я люблю его, – ответила она и получила две пощечины – впервые в жизни. Но он понимал: болью ее не сломить. И приготовил самое унизительное для нее: 
– Ты бы на себя посмотрела: кому ты нужна! У него кругом бабы, дура! 
Она не разговаривала с отцом несколько месяцев. Но и для него все было кончено. Это было второе предательство – после смерти ее матери. 
Даже в сказках царь обезглавливал за попытку соблазнить царевну. Но ему пришлось совладать с собой. Он помнил конец ее матери, знал, как опасно доводить до отчаяния Аллилуевых – сумасшедших Аллилуевых. 
И «шпиона» Каплера выслали на пять лет в Воркуту. Всего лишь. 
Его гнев обрушился и на Васю – это он привел Каплера, на Васькиной бардачной квартире они встретились. При его умении строить сюжеты он мог подумать: а не устроил ли нарочно сын-хитрец всю эту историю, чтобы изгнать из его сердца любимую дочь? 
В то время Вася получил ранение, но не на фронте, а на рыбалке, спьяну – авиаснарядом, которым он и его собутыльники глушили рыбу. Вася был ранен в щеку и в ногу. 
Тут же последовал приказ народного комиссара обороны И. Сталина: «Полку и бывшему командиру полка полковнику В. Сталину объявить, что... полковник снимается с должности за пьянство и разгул, за то, что он портит и развращает полк». 
Васю отправили на фронт, но после истории с Яковом участвовать в воздушных боях ему разрешали редко и всегда под большим прикрытием. Это Васю бесило – он был храбр и жаждал подвигов. 
Но за продвижением сына по службе Хозяин следил. Начав войну 20-летним капитаном, Вася закончит ее 24-летним генералом. 
Что ж, генералом и должен быть сын Сталина... 
ВТОРОЙ ФРОНТ 
Течение войны, история открытия союзниками второго фронта – все это много и подробно описано. Мы лишь бегло коснемся этого величайшего периода... 
После нападения на СССР Черчилль стал союзником Сталина – вынужденным союзником. Хозяин понимал его отношение к ситуации: для Черчилля идеальная война – когда оба его врага перегрызают глотки друг другу. Но помогать он, конечно, будет ему, Сталину. Как сказал Черчилль: «Если Гитлер оккупирует ад, я буду просить помощи дьяволу в палате общин». 
В конце 1941 года атака японцев на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе окончательно принесла еще одного союзника: Рузвельта. Вот тогда и пригодился Литвинов – опальный еврей назначается послом в США. 
Ему в помощь Сталин создает в феврале 1942 года Еврейский антифашистский комитет (ЕАК). Возглавил его великий актер, руководитель Московского еврейского театра Соломон Михоэлс. Задача членов ЕАК – ездить в США, просить деньги у богатых евреев, но главное – влиять на американское общественное мнение, приближать открытие второго фронта. Антисемитизм забыт. Литвинов подписывает соглашение с Америкой: в СССР пойдут алюминий, бензин, зенитки, пулеметы и автоматы. И богатые продуктовые посылки. 
Вкус американского шоколада – в голодной, промерзшей от холода, нетопленой Москве... 
Но главная задача Сталина – заставить Запад открыть второй фронт. Как он ему был нужен тогда, страшной зимой 1941/42 года! Однако открывать второй фронт Черчилль не торопился, он давал Красной армии изойти кровью. Что ж, Хозяин его понимал. На его месте он действовал бы так же. 
Не открыли второй фронт союзники – ни в 1942-м, ни в 1943-м. 
Вместо этого Черчилль сам прилетел в Москву, «в это угрюмое большевистское государство, которое когда-то я пытался настойчиво задушить при его рождении и вплоть до появления Гитлера считал злейшим врагом цивилизованной свободы». 
Сталин встретил британского премьера как давнего друга. Они были в чем-то похожи. Разведка сообщала: Черчилль знал о нападении японцев на Перл-Харбор, но не предупредил друзей-американцев, чтобы втянуть их в войну. Что ж, и здесь он действовал бы, наверное, так же. 
Черчилль посетил спектакль в Большом театре, побывал у Сталина дома, познакомился с рыжей Светланой, сообщил, что волосы, которые исчезли с его головы, были тоже рыжие, но... второй фронт открыть пока отказался: союзники еще не готовы. 
Впоследствии Хозяин, должно быть, вспоминал эту историю с усмешкой. Хитрый Черчилль сделал величайшую глупость. Да, Сталин сражался один. Но что в результате? Поддерживаемая техникой и продовольствием союзников, его армия приобрела в сражениях фантастическую мощь. Гитлеровские генералы – лучшие полководцы Европы – кроваво учили ее. К концу 1943 года он имел величайшую военную машину, когда-либо существовавшую в мире. Судьба Гитлера была предрешена. 
Он приготовил мощные удары, которые должны были перевести войну за пределы России – в Европу. И это означало: Великая мечта возродилась! Более того, она стала совершенно реальна. 
Именно весной 1943 года он распускает Коминтерн, чтобы «разоблачить ложь Гитлера, будто Москва намерена вмешиваться в жизнь других государств и большевизировать их». Так он сказал в интервью агентству «Рейтер». На «глубоком языке» это значило: «Москва вмешается в жизнь других государств и большевизирует их, когда придет время». Кадры распущенного Коминтерна должны были стать будущими правителями Восточной Европы. 
Роспуск Коминтерна, возрождение Патриархии в России, возвращение царских погон в его армию – все это свидетельствовало как бы о конце большевизма. Эту идею он теперь постоянно внедряет в умы союзников – перед решительным наступлением на Европу. 
«МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ» 
В 1943 году в Тегеране открылась конференция союзников. Теперь они сами торопились открыть второй фронт – накануне прихода Сталина в Европу. 
Он сохранил наивную юношескую привычку Кобы: опоздал на конференцию на день. Пусть ждут – он теперь Хозяин. 
В Тегеране он впервые увидел Рузвельта. Президент США поселился в здании советского посольства. Они оказались до смешного разные: Рузвельт, игравший в идеалиста, и Черчилль, гордившийся тем, что он – «прожженный политик». 
Кто из них больше нравился Сталину? На этот вопрос он так ответил Молотову: «Оба они – империалисты». Это был ответ на уровне понимания «каменной жопы»... Пожалуй, тогда они ему очень нравились – оба. Ибо ему сразу стало ясно, как можно столкнуть Рузвельта, с его показным отвращением ко всяким закулисным сделкам, и Черчилля, уверенного, что только такими сделками можно противостоять страшному «дядюшке Джо». 
«Если бы я формировал команду для переговоров, Сталин был бы мой первый выбор», – как отозвался о нем А. Иден, английский министр иностранных дел. И он был прав. 
В «медовый месяц» в Тегеране они объяснялись в любви друг к другу. Черчилль вручил ему меч Сталинграда: "Маршал Сталин может быть поставлен в ряд с крупнейшими фигурами русской истории и заслуживает звания «Сталин Великий». Он скромно ответил: «Легко быть героем, если имеешь дело с такими людьми, как русские». 
Главная тема: открытие второго фронта. Но Черчилль не удержался – спросил о территориальных претензиях России после победы. Сталин ответил: «В настоящее время нет нужды говорить об этом, но придет время – и мы скажем свое слово». 
Он знал: Черчилль не выдержит – предложит игру. Так и случилось. В 1944 году союзники высаживаются в Нормандии. Тогда же его армия переходит границу СССР и стремительно начинает захватывать Польшу, Венгрию, Румынию, Чехословакию... 
Болгария и Финляндия выходят из войны. Балканы оказываются в его власти. В Греции коммунисты и находившаяся под их влиянием Национально-освободительная армия захватили всю материковую часть страны. В Югославии побеждает армия во главе с коммунистом Тито. 
И Черчилль поспешил. 9 октября 1944 года он и Иден были в Москве. Ночью они встретились с Хозяином в Кремле – без американцев. 
Всю ночь шел торг. Черчилль писал на листке: Россия на 90 процентов доминирует в Румынии, Англия имеет то же в Греции. Перешли к Италии – Хозяин уступил ее Черчиллю. Главное впереди: министры иностранных дел занялись процентами в Восточной Европе. Молотов предложил: Венгрия – 75 на 25 в пользу русских, Болгария – 75 на 25, Югославия – 60 на 40. Такую плату Хозяин потребовал за Италию и Грецию. Иден торговался: Венгрия – 75 на 25, Болгария – 80 на 20, Югославия – 50 на 50. 
После долгих споров решили: 80 на 20 – Болгария и Венгрия, а Югославия пополам... Только по окончании торга был поставлен в известность посол США в СССР А. Гарриман. Джентльменское соглашение было скреплено пожатием рук. 
Проценты были смешной фикцией. Всюду, где он появится, он будет Хозяином на все сто процентов. Великая мечта становилась былью. 
Черчилль понимал: Сталину верить нельзя. Он попытался действовать – в некоем сталинско-черчилльском духе, но Хозяин был спокоен: он понимал, что Рузвельт, поддерживая свой образ идеалиста, не сможет допустить вероломства. И когда Черчилль попытался начать тайные переговоры с Германией, Хозяин тотчас сообщил об этом Рузвельту. Президент вознегодовал, и переговоры прервались. 
Впрочем, Гитлер сам сплотил «великую тройку». В конце 1944 года немцы предприняли контрудар против союзников в Арденнах. Начался прорыв – внезапный и беспощадный. И Сталин великодушно пришел на помощь терпящим бедствие союзникам, отвлек немцев – начал неподготовленное наступление. Что ж, и эту помощь им придется зачесть во время дележа Европы. 
КАТЫНСКАЯ ЛИКВИДАЦИЯ 
Рейх доживал последние месяцы, когда в феврале 1945 года союзники собрались под Ялтой в Ливадии – в любимом дворце царской семьи. На конференции были приняты красивые решения о будущей мирной Европе, о создании ООН, о демилитаризации Германии. Но главное – продолжился дележ континента, формирование Великой мечты. На этот раз Сталин сумел включить в нее Польшу. 
Но дело осложнила чудовищная Катынская история. 
После падения Польши более 20 000 захваченных польских офицеров были помещены в советские лагеря недалеко от границы. Готовя нападение на Германию, Хозяин побоялся держать внутри страны столько потенциальных врагов – он помнил мятеж чехословацких военнопленных в 1918 году. Проблему он решил, как обычно, быстро и революционно: пленные были ликвидированы. 
Во время войны, когда начала формироваться польская армия Андерса, он освободил из лагерей оставшихся в живых 2000 пленных. Но поляки начали интересоваться: куда исчезли тысячи офицеров? Им ответили: остальные разбежались из лагерей при начале войны. Однако польское прозападное «правительство в изгнании» из Лондона упрямо спрашивало об исчезнувших. 
Пришлось сыграть маленький спектакль. В присутствии польского представителя Сталин позвонил Молотову и Берии: «Все ли поляки освобождены из тюрем?» И оба ответили: «Все». 
Но немцы, захватившие Смоленск, нашли в Катынском лесу под городом страшное захоронение – бесконечные ряды трупов с пулевыми отверстиями в затылках. Это были останки польских офицеров. Сталин, естественно, обвинил Гитлера в чудовищной провокации. Так появилась его новая версия: поляки не разбежались, их перевезли под Смоленск – на строительные работы. Немцы захватили их, расстреляли и свалили все на СССР. Была создана специальная комиссия, куда вошли писатели, ученые, представители церкви. Комиссия, естественно, все подтвердила. 
Рузвельт и Черчилль должны были поверить. Черчилль притворился, Рузвельт, возможно, поверил: не мог же «добрый дядюшка Джо» расстреливать безоружных офицеров?! 
Только сейчас стали известны чудовищные масштабы трагедии. 
А. Краюшкин, начальник одного из управлений Федеральной службы безопасности, в апреле 1995 года сообщил на встрече с российскими и польскими журналистами в Смоленске: всего в различных лагерях было уничтожено 21 857 польских военнопленных. 
Дела расстрелянных с согласия Хрущева были уничтожены в 1959 году. Но осталось письмо тогдашнего главы КГБ А. Шелепина Хрущеву, где он сообщает: «Всего по решениям НКВД было расстреляно 21 857 человек. Из них: в Катынском лесу – 4421, в Осташковском лагере (Калининская область) – 6311, в Старобельском лагере близ Харькова – 3820 человек». 
И далее Шелепин просит у Хрущева разрешения уничтожить дела расстрелянных как «не имеющие ни оперативной, ни исторической важности»... 
В августе 1944 года в Варшаве началось восстание, подготовленное эмигрантским правительством. Войска Сталина стояли рядом с городом, но он повелел им не двигаться, и они смотрели, как немцы уничтожали Варшаву. Главным для него было избавиться от этого польского правительства, и союзники не раз слышали его рявкающее «нет», когда пытались говорить с «добрым дядюшкой Джо» о демократической Польше. У него была простая логика: он выиграл войну, чтобы иметь под боком хороших соседей. Единственное, на что он согласился – дал союзникам возможность постепенно уступать ему Польшу. Он понимал: Рузвельт должен думать о голосах американских поляков. 
Так уже в конце войны он возвел каркас Великой мечты – будущей коммунистической Восточной Европы. 
Думал он и об Азии. В Ялте обсудили его участие в будущей войне с Японией. Он, конечно же, согласился. Это была отличная возможность прийти в Китай – сначала его войскам, а вслед за ними и Великой мечте. 
Впрочем, Рузвельт не увидел эту новую Европу «дядюшки Джо». 12 апреля 1945 года он умер. Хозяин совершенно искренне написал Черчиллю: «Что касается меня лично, я особенно чувствую тяжесть утраты этого великого человека – нашего общего друга». 
В самом конце 1944 года в Москву прибыл еще один союзник – легендарный генерал де Голль, премьер-министр освобожденной Франции. В его апартаментах стояли подслушивающие устройства – так что Хозяин был в курсе постоянных разговоров французов о кровожадном Сталине. 
В Кремле был устроен банкет. Длинный де Голль и маленький Хозяин составляли уморительную пару. 
На банкете Сталин предложил выпить за Кагановича: 
– Храбрый человек. Знает: если поезда не будут приходить вовремя, – он сделал паузу и закончил совсем ласково, – мы его расстреляем. 
Затем он предложил тост за маршала авиации Новикова. 
– Хороший маршал... выпьем и за него. Если и он не будет делать хорошо свое дело, мы его, – он добро улыбнулся, – повесим. 
Он уже не казался французам уморительным. 
Заканчивая издеваться, он добавил смеясь: 
– Обо мне говорят, что я чуть ли не чудовище, но, как видите, я шучу по этому поводу. Может быть, я не так уж ужасен? 
В поезде де Голль задумчиво сказал: «С этими людьми нам придется иметь дело еще сто лет!» 
Впрочем, французы почувствовали и иное: «В его поведении сквозило что-то похожее на отчаяние человека, который достиг таких вершин власти, что дальше идти некуда». На том же вечере победитель Гитлера вдруг сказал де Голлю: «В конце концов, победу одерживает только смерть». 
Был декабрь – приближался 65-й день его рождения. 
УНИЧТОЖЕНИЕ НАРОДОВ 
Он имел право назвать себя «чудовищем». Если бы знал де Голль, что происходило в то время в стране шутливого диктатора! Впрочем, даже его собственные солдаты, победоносно сражавшиеся с врагом, не знали, что происходит в глубоком тылу. 
В 1944 году, в преддверии победы, Хозяин начал возвращать в страну ушедший Страх. Больше всего его тревожили проснувшиеся национальные амбиции. В начале войны на фронтах его комиссары говорили об украинском, грузинском, молдавском, армянском, азербайджанском – Отечествах. Страна была у края бездны, и он поощрял эти разговоры: крепче воевать будут. Теперь это надо было искоренять, выжигать из сознания. Он всегда считал национализм опаснейшим динамитом. 
Именно национализм взорвет его Империю через полсотни лет, во времена Горбачева... 
Вот почему уже в конце 1943 года – в разгар войны – он собрал Политбюро и более часа докладывал... о сценарии, написанном украинским кинорежиссером Довженко! 
Довженко был великим режиссером. Его фильм «Земля» входил в десятку лучших картин всех времен. Незадолго до войны, после какого-то совещания, Сталин немного прогулялся с Довженко... 
Они шли по пустому Арбату, только охранники и машины НКВД стояли вдоль обочин. Как и положено художнику, Довженко говорил без умолку, а он слушал. 
В тот вечер Хозяин хорошо понял Довженко и с тех пор следил за ним. И вот он узнал, что Довженко написал сценарий и прочел его Хрущеву – тогдашнему руководителю Украины. Дело было на даче, Хрущеву, наверняка «расслабившемуся» на отдыхе, сценарий понравился. Хозяин немедленно потребовал сценарий. Прочел – и понял: он не ошибся. Хитрец Довженко применил прием, которым будет активно пользоваться литература послесталинского времени, – все острые, потаенные мысли автора были вложены в уста отрицательных героев. Например, немецкий офицер говорил: «У вашего народа есть абсолютная ахиллесова пята: люди лишены умения прощать друг другу свои разногласия... Они уже 25 лет живут негативными лозунгами – отрицаниями Бога, собственности, семьи, дружбы. У них от слова „нация“ осталось одно прилагательное!» И так далее... Конечно, там было полно ортодоксальных ответов на подобные обвинения (на них и клюнул Хрущев). Но как жалки были эти ответы по сравнению с совращающими рассуждениями! Отметил Хозяин и главную мысль: «На каких бы фронтах мы ни бились, – писал Довженко, – мы бьемся за Украину. За единственный сорокамиллионный народ, не нашедший себя в столетиях человеческой жизни... За народ растерзанный, расщепленный». 
Процитировав это на Политбюро, Сталин сказал: «Нет отдельной Украины! Не существует! Бороться за СССР – это и значит бороться за Украину». 
Он сотни тысяч расстрелял, чтобы они запомнили, выучили сей урок. И вот опять... Хозяин беспощадно уничтожал Довженко: «Он пытается критиковать нашу партию. Что он имеет за душой, чтобы критиковать нашу партию? Стоит только напечатать сценарий ...как все советские люди так разделали бы Довженко, что осталось бы одно мокрое место». Довженко сидел потерянный, бледный. 
Хозяин дал возможность Хрущеву исправить свою ошибку. И тот поусердствовал: теперь Довженко уничтожали на бесчисленных собраниях, выгнали с Киевской киностудии... «Меня разрубили на куски, а окровавленные части отдали на поругание на всех сборищах», – записал режиссер в дневнике. 
И вот в 1944 году, когда замаячила победа, Сталин решил «крепко ударить» по национализму. Крепко – означало кроваво. Чтобы все навсегда запомнили: есть только СССР. 
Берия все понял и быстро подыскал примеры для урока стране. Во время оккупации Кавказа немцы посулили независимость чеченцам, ингушам, калмыкам, балкарцам. И были случаи, когда кто-то пошел за гитлеровцами. То же было с татарами в Крыму... 
Берия знал правила: Хозяин не должен быть инициатором расправы. И он сам обратился с ходатайством к Вождю. 
Я читаю «Особую папку товарища Сталина». Здесь под грифом «Совершенно секретно» остались следы тайной бойни, о которой не знали ни мир, ни страна, ни армия. 
Из письма Берии Сталину: «Оккупация немцами Кавказа была встречена балкарцами доброжелательно. Отступая под ударами Красной армии, немцы организовали отряды из балкарцев». 
Хозяин опять решил проблему по-революционному. 
11 марта 1944 года Берия докладывает ему: «Погружено в эшелоны и отправлено к местам нового поселения в Казахскую и Киргизскую ССР 37 103 балкарца. Заслуживающих внимания происшествий во время операции не было». 
Национализм приводит к измене – таков должен быть идеологический урок. Но если люди изменили, достойны ли они по-прежнему жить на Кавказе, в этом земном раю, где родился живой бог Коммунизма? 
Пока союзники славили его, открывая облик «нового Сталина», в снежном феврале в горных районах Кавказа появились тысячи солдат в форме НКВД. Местных жителей созвали на митинги – была годовщина Красной армии. Когда они пришли, их уже ждали... 
«23 февраля выпал обильный снег, в связи с чем создались затруднения в перевозке людей, особенно в горных районах», – докладывал Хозяину Берия. Но уже к 25 февраля, несмотря на морозы и снег, опустели селения, где люди жили тысячелетиями. Жителей гнали под конвоем вниз, где их ждали вагоны для скота. Набитые людьми, эти вагоны отправились в Сибирь... 
«Операция по выселению чеченцев и ингушей проходит нормально. 25.2 погружено в железнодорожные эшелоны 342 647 человек, на 29.2 – 478 479 человек, из них 91 250 ингушей и 387 229 чеченцев. Операция прошла организованно, без серьезных случаев сопротивления и других инцидентов. Все случаи попытки к бегству носили единичный характер. Берия». 
«Инцидентов не было» – это писалось для Хозяина. На самом деле НКВД пришлось потрудиться. 
Рассказывает чеченец Руслан Г., директор банка: «Они прочесывали избы, чтобы никто не остался. Было холодно, и пол был покрыт изморозью. Солдату, вошедшему в дом, не хотелось нагибаться. Он полоснул очередью из автомата, а под лавкой прятался ребенок. Из-под лавки полилась кровь. Дико закричала мать, бросилась на него. Он застрелил и ее... Составов не хватало. Оставшихся постреляли. Засыпали песком, землей коекак. Да и постреляли кое-как. И они, как червяки, начали выползать. Всю ночь их достреливали». 
Да, инциденты были. Но сопротивления не было – Берия писал правду. Страна не забыла предыдущих уроков. Страх быстро возвращался. 
Народ за народом Хозяин гнал с Кавказа. 
«Операция по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные районы (Алтай, Красноярский край, Амурскую, Новосибирскую и Омскую области) прошла успешно. Всего погружено 93 139 человек. Во время проведения операции эксцессов не было. Нарком Берия». 
Потрудился он и в Крыму. 
«Товарищу Сталину. Во исполнение вашего указа в период с апреля по июнь была проведена очистка Крыма от антисоветских элементов, а также выселены в восточные районы СССР крымские татары, болгары, греки, армяне и лица иностранного подданства. Выселено 225 009 человек. В операциях участвовало 23 тыс. бойцов и офицеров войск НКВД. НКВД ходатайствует о награждении орденами и медалями отличившихся». 
В конце войны Хозяин начал готовить и антиеврейскую акцию. В Еврейский антифашистский комитет вошли многие знаменитые евреи. Кроме Михоэлса там были поэты И. Фефер, П. Маркиш, академик Лина Штерн и другие. Начальник Совинформбюро Соломон Лозовский был назначен фактически политкомиссаром при комитете. Покровительствовала ЕАК жена Молотова – еврейка Полина Жемчужина. Эту фанатичную коммунистку он тоже использовал... 
В 1944 году ЕАК направляет Хозяину письмо от имени евреев СССР. В нем было предложение о создании Еврейской социалистической республики на опустевших землях выселенных из Крыма татар. Письмо было, естественно, написано Лозовским. Мог ли опытнейший Лозовский решиться на такое без согласования с Хозяином? Одним из инициаторов письма была Жемчужина. Могла ли жена Молотова пойти на это, не узнав мнение Вождя? Да, за кулисами, конечно, был он сам. 
Такая идея тогда была ему очень нужна. Обещание «Калифорнии в Крыму» должно было привлечь сердца американских евреев и, конечно же, открыть их кошельки. К тому же слух о том, что «добрый дядюшка Джо» отдаст Крым евреям, уводил от разговоров о судьбе депортированных народов. 
Но эта идея была очередным даром данайцев. Члены ЕАК не поняли, в каком опасном положении они оказались. Точнее, во что он их вовлек, уже тогда уготовив им будущее. 
«Крымская еврейская республика» очень поможет возвращению Страха. 
Его длинные шахматные партии... 
Но тогда – весь военный период – ему приходилось заботиться о впечатлении, которое он производил на иностранцев. 
Так, в 1944 году в лагерях на страшной Колыме пришлось принимать американскую миссию. Приняли успешно. К приезду гостей приготовили особую зону в лагере: там отремонтировали бараки, поставили кровати с чистым постельным бельем и даже подушками, женщинам выдали вольную одежду и прислали парикмахеров. Американцам показали теплицы, где выращивали помидоры, огурцы и даже дыни, повезли их на образцовую свиноферму, где роли свинарок удачно исполнили сотрудницы НКВД. Гостей восхитил и лагерный театр, где им показали настоящий балет. 
Театр не был инсценировкой. Такие театры действительно существовали в его лагерях. В них выступали многие недавние знаменитости, а ныне «враги народа». Выступали под номерами. Конферансье объявлял: «Арию Хозе из оперы „Кармен“ исполняет номер такой-то», и выходила посаженная звезда. Лагерные начальники старались превзойти друг друга в пышности театральных постановок. 
ПОБЕДА 
На Эльбе его войска встретились с союзниками. Шли бесконечные братания, попойки. Он хорошо знал историю: русские офицеры, победив Наполеона, привезли из Европы в Россию дух вольности и основали тайные общества... 
Особенно раздражал его Жуков. Маршал раздавал интервью западным агентствам, все чаще забывая обязательный рефрен о «величайшем полководце всех времен»... 
И вот пришла Победа. Жукову он оказал величайшую честь – доверил подписать протокол о безоговорочной капитуляции Германии и принимать парад Победы. Опасны его почести... Тени исчезнувших маршалов могли это подтвердить опьяненному победой Жукову. 
Во время парада – в тот дождливый день, когда «само небо оплакивало павших», как писали его поэты, – Хозяин уже думал о завтра. О дне после Победы. 
Окончились 1418 дней войны. 1418 дней гибели людей. 
Страна лежала в развалинах, была покрыта могилами его солдат. И пол-Европы было усеяно их телами. 
В дальнейшем он объявит официальную цифру погибших, не слишком большую, чтобы не очень пугала, – около 7 миллионов. 
После его смерти с каждым годом эта цифра будет расти. Беспощадно расти. В 1994 году на международной научной конференции, состоявшейся в Российской Академии наук, большинство экспертов сошлись на таких цифрах: около 8 миллионов 668 тысяч потеряла армия и 18 миллионов – мирное население. Всего 26 миллионов погибших. 
А пока уцелевшие после невиданной войны солдаты маршировали по Красной площади, швыряя знамена побежденной гитлеровской армии к подножию Мавзолея. К ногам Хозяина. Но он должен был задуматься: как будут жить после демобилизации эти солдаты, научившиеся убивать легко и умело. Он уже был наслышан о бандах, появившихся в столице. 
«Москвичей... стали жутко грабить и убивать по ночам какие-то бандиты. Доходит до того, что даже в центральных районах люди боятся с наступлением темноты выходить на улицу», – писала ему дочь в начале 1945 года. 
На войне они разучились работать и бояться. Или точнее: разучились работать, потому что разучились бояться. 
«Сегодня мне сказали, – продолжает Светлана, – будто ходит слух, что Сталин вернулся в Москву и издал приказ ликвидировать бандитизм и воровство к Новому году. Люди всегда приписывают тебе что-нибудь хорошее». 
Он не обманул ожидания людей, отдал знакомый приказ: расстреливать. И не только тех, кто грабит, но и тех, кто не умеет справиться с грабежами. 
Банды пополняли сотни тысяч бездомных и нищих. Среди них – множество калек, пришедших с войны. Потерявшие кто руки, кто ноги, изуродованные, они боялись или не хотели возвращаться в свои семьи. Впрочем, если и возвращались, часто обнаруживали: жена, по ошибке получившая «похоронку», вышла замуж. И тогда они присоединялись к свободному племени нищих или бандитов. 
В папках Хозяина остались отчеты НКВД: «На территории Арзамасского района появилось большое количество нищенствующего элемента. Наибольшее скопление... у крахмально-паточного завода „Рассвет“. Завод отпускает населению в качестве корма для скота отходы производства. Эти отходы употребляются нищенствующим элементом в пищу. Территорию завода уже посетило до 20 тыс. человек. Л. Берия». 
Нищие пополняли его лагеря. 
Нуждалась, ох как нуждалась в страхе страна... Контрразведка усердно перлюстрировала письма с фронта, и Берия регулярно докладывал ему об их содержании. И Хозяин понял: произошло самое тревожное. Во время войны вместе с чувством личной ответственности за судьбу Отечества возродились и личные мысли. 
Впереди предстояла жестокая борьба с этими независимыми мыслями. 
МЕСТЬ 
Решил он и проблему пленных, освобождавшихся из немецких лагерей. Они должны были расплатиться за то, что не выполнили его приказ – не погибли на поле боя, посмели выжить и оказались в плену. И конечно же, он думал об опасных идеях, которых его солдаты «понахватались» (любимое словечко его пропаганды) в интернациональных лагерях. Так что судьба их была решена: пережившие годы кошмара вражеского плена и сумевшие все-таки дожить до победы, прямо из немецких лагерей они должны были отправиться в лагеря советские. «Сто двадцать шесть тысяч офицеров, возвратившихся из плена, были лишены воинских званий и посланы в лагеря» – так говорил маршал Жуков на пленуме ЦК партии в 1957 году. 
Печальная судьба ждала и мирных граждан, насильно угнанных гитлеровцами в Германию. Контакты с иностранцами (тем более с врагами) считались в его государстве неизлечимой заразой, чумой. Зачумленных следует отделять от здоровых... 
Так что и они тоже должны были пополнить его лагеря. 
Однако многие из подлежащих возвращению находились на территории, занятой союзниками. Они уже знали слова Хозяина о том, что «в плен сдаются только изменники родины», и умоляли не отсылать их в СССР. 
Но он, как всегда, позаботился обо всем заранее: еще в дни Ялтинской конференции подписал соглашение с Рузвельтом и Черчиллем, согласно которому все пленные и интернированные во время войны граждане СССР подлежали возвращению на родину. 
И союзники беспощадно выполнили соглашение. 
«Жертвы Ялты» – так назвал свою книгу об этих несчастных Николай Толстой-Милославский, внучатый племянник Льва Толстого. В книге он собрал показания очевидцев и участников трагедии. 
Сержант Д. Лоуренс (был в конвое, сопровождавшем автомашины с советскими гражданами, которых англичане везли для передачи представителям СССР): «Когда бывшие пленные прибыли в Грац (Австрия), где был советский приемный пункт, какая-то женщина кинулась к парапету виадука, пересекавшего реку Мур... бросила в воду ребенка, а потом прыгнула сама. Мужчин и женщин вместе загнали в огромный отгороженный проволокой концлагерь... Я на всю жизнь запомнил этот кошмар». 
Но то были граждане СССР. Как писал любимый герой Хозяина, Иван Грозный, о своих подданных: «Награждать их царь волен и казнить их волен тоже». 
Однако Хозяин сумел заполучить и иные жертвы. 
В Европе находились тысячи его прежних врагов – белогвардейцев, участников гражданской войны, бежавших когда-то из России. 
В Чехословакии, Югославии, Болгарии, Румынии и Венгрии, занятых его войсками, НКВД выявлял их и вывозил в СССР – в концлагеря. Но часть этих прежних врагов оказалась на территории поверженного рейха, оккупированной союзниками. И хотя в СССР могли быть репатриированы только те, кто до вывоза в Германию или до плена являлись советскими гражданами, он сумел добиться от союзников невозможного. Герои белого движения: казачий атаман Краснов, генерал Шкуро, награжденный английским орденом Бани за подвиги в борьбе с большевиками, генералы Соломатин и Султан-Гирей были выданы англичанами Хозяину. 
Напрасно Султан-Гирей надел форму царского генерала, напрасно генерал Кучук Улагай размахивал перед английским офицером своим албанским паспортом – они были переданы в руки офицеров НКВД. 
Хозяин заставил союзников исполнить его волю. 
Узнав о происшедшем, тысячи казаков-эмигрантов, оказавшихся в Австрии, бежали в горы. Но английские патрули ловили беглецов и передавали советским представителям. 
Хозяин устроил суд в Москве. Сопровождаемые газетными проклятиями, его давние враги, герои гражданской войны – 60-летний Шкуро и 78-летний Краснов – были повешены. 
Он еще раз доказал: врага можно простить... но только убив врага. 
НКВД И ЦЕРКОВЬ 
Предстояло решать и проблему церкви. К тому времени он уже забыл свое обращение к Богу. Прежний страх Сосо был смешон Сталину. Это он выиграл величайшую войну – Победитель! Это он освободил народы – Богосталин! 
Вернув Патриаршество, он организует строгий надзор за церковью – за ней следит Совет по делам церкви. Формально Совет образован при правительстве, но на деле Сталин поручает его совсем иной организации. Во главе Совета он сажает... полковника Г. Карпова – начальника 5-го отдела НКВД по борьбе с контрреволюционным духовенством. В НКВД полковник Карпов должен бороться с церковью, а в Совете – помогать ей! В этом – весь Хозяин! 
Но он захотел быть и благодарным. В 1947 году он пригласил в СССР митрополита Илию и наградил его премией своего имени – Сталинской, первой степени. Но владыка отказался. Илия объяснил забывчивому семинаристу, что монаху мирские блага не нужны, и передал 200 000 долларов сиротам войны, прибавив к своим деньгам и его Сталинскую премию.

Глава 23
ВОЗВРАЩЕНИЕ СТРАХА
«ДРУЖКОВ»
В июле 1945 года Сталин выехал в Потсдам на мирную конференцию. 17 000 бойцов НКВД охраняли маршрут его поезда. На каждом километре пути стояли от 6 до 15 человек охраны. Путь стерегли 8 бронепоездов НКВД. Это была демонстрация могущества Богосталина. Священный поезд, вызывая ужас подданных, мчался по разрушенной стране. 
На Потсдамской конференции уже не было двух участников «медового месяца». Рузвельт лежал в могиле, а Черчилль во время конференции улетел на выборы и не вернулся: в Англии победили лейбористы во главе с Эттли. И Хозяин высказался о том, как ничтожна западная демократия, если может поменять великого Черчилля на жалкого Эттли. 
Итак, союзников представляли президент Трумэн и Эттли. Но если он сумел обыграть тех двух титанов, что ему эти двое? 
В Потсдаме и после – весь 1945 год – они продолжали делить послевоенную Европу. Большое впечатление на союзников произвел его нарком иностранных дел Молотов. Именно тогда вокруг него возник загадочный ореол. Молотов завораживал удивительной молчаливостью, жесткой непреклонностью, коварными ходами, гипнотизировал неторопливостью и порой озадачивал отсутствием «нет» и «да» по самым простым вопросам. 
Разгадку «великого дипломата Молотова» я нашел в Архиве президента. 
Оказывается, весь 1945 год Молотов получал подробнейшие указания из Москвы от некоего Дружкова. Множество шифрованных телеграмм отправил Молотову этот неутомимый Дружков. 
Понять, кто скрывался за псевдонимом, труда не составляло. Кто мог приказывать Молотову, второму человеку в государстве? Конечно, Сталин. 
Видимо, демонстрируя свое дружелюбие Молотову, Хозяин назвал себя ласковым именем Дружков. 
В телеграммах Дружков диктует Молотову буквально каждый шаг во внешней политике (как прежде диктовал в политике внутренней). Никакого «советского Меттерниха»-Молотова не существовало, был все тот же передатчик желаний Хозяина, не смеющий самостоятельно принять ни единого решения. Отсюда и величественная неторопливость Молотова, и загадочная нерешительность в простейших вопросах. 
В последние дни гитлеровской Германии, когда шла безумная гонка соперников-союзников – кто возьмет Берлин, – решалось и будущее Польши. Трумэн и Черчилль в своем общем послании попытались отстоять демократическую Польшу. Но Дружков велит Молотову быть непреклонным и сообщает, что ему говорить: «Объединенное послание президента и Черчилля по тону мягко, но по содержанию никакого прогресса. Если попытаются поставить вопрос об общих принципах польской программы, ты можешь ответить, что принципы эти изложены в послании Сталина. Без их принятия ты не видишь возможности добиться согласованного решения... Дружков». 
Перед Потсдамом посол Гарриман информировал президента Трумэна: Сталин дорожит помощью союзников – ему надо восстанавливать разрушенную страну. Следовательно, в Потсдаме на него можно будет давить. И союзники приготовились быть непреклонными – отстоять Восточную Европу и, в частности, Польшу. Тем более что Трумэн прибыл в Потсдам накануне успешных испытаний американцами атомной бомбы. 
Но как только Трумэн заговорил со Сталиным об уступках, он с изумлением услышал рявкающее, безапелляционное «нет». «Нет» – ибо его армии оккупировали Европу, он заплатил за это «нет» миллионами жизней своих солдат. «Нет», – как эхо, тотчас повторяет Молотов. Сталин не успокоился, пока не посадил править Польшей своего ставленника Берута. 
9 августа СССР вступил в войну с Японией. Все было как рассчитывал Хозяин. Его войска буквально растерзали Квантунскую армию. Он не только забрал Курилы и Южный Сахалин, отомстив Японии за победу над царской Россией. Поражение Японии, захват Маньчжурии позволили ему открыто поддержать армию Мао Цзедуна в Китае. Советские специалисты и военная техника помогли Мао захватить Северный и Центральный Китай. Многомиллионная страна, величайший человеческий резерв готов присоединиться к Великой мечте. 
Все заманчивее перспектива... 
Торг по поводу будущего Европы продолжился на сессии Совета министров иностранных дел союзников. 
Дружков наказывает Молотову: «12.9.45. ...Необходимо, чтоб ты держался крепко. Никаких уступок в отношении Румынии...» 
И Молотов действует, постоянно консультируясь с Хозяином. Любой, даже самый ничтожный вопрос он не смеет решать без Дружкова: 
«Молотов – Дружкову. Шифрограмма. 15. 9. 45. По приглашению Эттли сегодня вечером обедали в загородной резиденции премьера. Были Эттли и Бевин (британский министр иностранных дел. – Э. Р.) с женами. Обед и послеобеденная беседа прошли в сравнительно непринужденной атмосфере. Эттли и особенно Бевин предлагали расширить неофициальные встречи между русскими и англичанами. Он очень советовал послать в Лондон советских футболистов, а также оперно-балетную труппу. Было бы хорошо, если бы я мог дать им более определенные ответы по обоим этим вопросам». 
Но без указаний Дружкова нарком не смеет дать «определенный ответ» даже насчет балетных танцоров. И приходится ему загадочно молчать. 
Постоянно дирижирует Дружков: «В случае проявления непримиримости союзников в отношении Румынии, Болгарии и т. д. тебе следовало бы дать понять Бирнсу (Государственный секретарь США. – Э. Р.) и Бевину, что правительство СССР будет затруднено дать свое согласие на заключение мирного договора с Италией». 
К концу заседаний Совета Дружков приказывает своему наркому пойти в решительную атаку: «Пусть лучше первый Совет министров провалится, чем делать существенные уступки Бирнсу. Думаю, что теперь можно сорвать покровы благополучия, видимость которого американцы хотели бы иметь». 
КОНЕЦ «МЕДОВОГО МЕСЯЦА» 
Молотов все еще не понимает новых идей своего повелителя. Он, как и Гарриман, знает, что помощь союзников нужна, и сообщает Хозяину предложения Запада о возможных взаимных уступках. И получает в ответ то же самое рявкающее «нет»: «Союзники нажимают на тебя, чтобы сломить волю, заставить пойти на уступки. Ясно, что ты должен проявить полную непреклонность... Возможно, что совещание кончится... полным провалом. Нам и здесь не о чем горевать...» 
Думаю, здесь Молотов начал понимать. Ох, как это важно – вовремя понять тайные желания Вождя, ибо от этого зависит сама жизнь Молотова. Да, Дружков хочет провала Совета министров иностранных дел. Он больше не собирается идти вместе с союзниками. «Медовый месяц» с капиталистами закончился. И Молотов тотчас становится холодно-непримиримым. 
Так что Гарриман ошибся: в 1945 году Сталин отнюдь не хотел помощи союзников, более того – жаждал разойтись с ними. Но почему? 
Было множество причин. Одна из них – иметь возможность оставить у себя всю захваченную Восточную Европу, Балканы. Никаких обещанных «процентов влияния». Мощный единый лагерь социализма, противостоящий Западу, – вот что собирается создать Хозяин. 
Теперь его нарком избирает новый тон общения с союзниками – все время ссорится, нигде и ни в чем не дает себя ущемить. 
Американцы, сбросившие на Японию атомные бомбы, упоены победой. 
Проигрывая Китай, они занялись будущим Японии. Хозяин почувствовал: здесь его пытаются оттеснить. И союзники тотчас услышали яростное сталинское «нет». 
«26. 9. 45. Молотову. Я считаю верхом наглости американцев и англичан, считающих себя нашими союзниками, то, что они не захотели заслушать нас как следует по вопросу о Контрольном совете в Японии». 
Он предлагает Молотову проверенный способ исправить ситуацию – шантажировать союзников: «Мы имеем сведения, что американцы наложили руку на золотой запас Японии, исчисляемый в 1-2 миллиарда долларов, и взяли себе в соучастники англичан. Нужно намекнуть им на это, дав понять, что здесь лежит причина того, что американцы и англичане противятся организации Контрольного совета в Японии и не хотят подпускать нас к японским делам». 
И уже вскоре Гарриман вручил Молотову ноту о Контрольном совете: «30.9.45. ...Будет учрежден Союзный военный Совет под председательством Главнокомандующего союзных держав. Членами Совета будут: СССР, Китай, Британское содружество наций». 
Сталин выиграл и здесь. Несмотря на атомную бомбу. 
ОХОТА ЗА БОМБОЙ 
Во время Потсдамской конференции состоялось первое испытание сверхоружия XX века – атомной бомбы. Счастливый Трумэн узнает, что «бэби родился». Гегемония сталинской военной машины перестала существовать. 
Наступает великий миг: Трумэн торжественно сообщает Сталину об испытании сверхоружия. Теперь диктатору придется быть поуступчивее! 
Но... Сталин удивительно равнодушно отнесся к сообщению. Трумэн в изумлении: престарелый Вождь явно не понял силы нового оружия! Торжества не получилось. 
Равнодушно отнесшийся к сообщению Хозяин был давно и отлично информирован о рождавшемся «бэби». Как, должно быть, усмехался великий старый актер, когда наивный Трумэн, торжествуя, подошел оглушить его грозной вестью. 
Проклятое новое оружие давно не давало ему покоя! Это был вопрос жизни и смерти Великой мечты. 
Он лихорадочно включился в ядерную гонку, но с большим опозданием. И, как всегда, решил одним скачком догнать конкурентов. 
В Архив Октябрьской революции во времена Горбачева поступили из КГБ «Особые папки товарища Берии». Под грифом «Совершенно секретно» в них были донесения, рапорты и отчеты, которые читал всесильный глава НКВД. В папке за 1946 год хранилась докладная записка «О результатах проверки состояния строительства номер 817 Курчатова и номер 813 Кикоина». Под номерами скрывались сверхсекретные объекты, где создавался советский «бэби», а Исаак Кикоин и Игорь Курчатов были знаменитыми физиками, участвовавшими в разработке бомбы. 
В 1946 году наркоматы были переименованы в министерства, а Совнарком – в Совет министров. 
Тогда же Хозяин разделил ведомство Берии – всесильный НКВД – на два министерства – государственной безопасности и внутренних дел. Но Берия на посту заместителя председателя Совета министров по-прежнему курировал обе могущественные епархии. 
Во главе госбезопасности стоял сподвижник Берии, верный Меркулов. Хозяину это не нравится, и он заменяет его Виктором Абакумовым, человеком далеким от Берии, начальником СМЕРШа (СМЕРШ – Смерть шпионам – военная контрразведка в армии. Не только боролся со шпионами, но и контролировал политическую благонадежность «своих», вмешивался в назначение командиров, прославился беспощадными расстрелами на фронте). 
Берии и его секретным ведомствам Хозяин поручает новую работу – создание атомной бомбы. Но как и Молотов во внешнеполитической деятельности, так и Берия в истории атомной бомбы – всего лишь рабочие лошадки, управляемые Хозяином. 
Еще перед войной советские физики Я. Зельдович, Ю. Харитон, Г. Флеров и Л. Русинов имели достижения в ядерных исследованиях, но ни сам Хозяин, ни его сподвижники не понимали тогда важности этих работ. Их интересовало оружие грядущей войны – танки, самолеты, орудия. Колеблющиеся стрелки приборов, приводившие в такой восторг физиков, их не воодушевляли. И когда Зельдович и Харитон выяснили условия возникновения ядерного взрыва, получили оценку его мощи – Хозяину даже не сообщили об этом. 
Но вот разведка донесла из Лондона поразившую его новость. Ее передал физик-теоретик К. Фукс, коммунист, покинувший Германию и работавший в Англии в секретной группе по разработке ядерного оружия. Узнав, что работа ведется втайне от русских, Фукс начал передавать известную ему информацию в посольство СССР. Советская разведка устанавливает с ним связь. Именно тогда Хозяин оценил наконец возможности нового оружия и продумал путь скорейшего преодоления опасного отставания: поручил ядерную гонку Берии. Его шпионы должны были добыть информацию, кроме того, ведомство Берии имело неограниченные ресурсы, а в его «шарашках» трудились блестящие ученые. Сверхсекретность ведомства гарантировала и сверхсекретность ядерных работ. 
И тогда понадобился прежний распущенный Коминтерн – его люди. К ним, чьи друзья и соратники погибли в сталинских застенках, его шпионы обращаются с формулой, которую он разрешил им повторять: «Сталины приходят и уходят, а первое в мире социалистическое государство остается». 
Супруги Розенберги, Фукс – его разоблаченные помощники. Идейные помощники. А сколько осталось неразоблаченных! 
Я уже писал о мемуарах генерал-лейтенанта Судоплатова. Это дезинформация, уводящая от реальных тайн. И я часто вспоминаю другого генерала разведки – Василия Ситникова. Когда я познакомился с ним, он работал зампредом в ВААПе – Всесоюзном агентстве по авторским правам. На эту должность традиционно назначались функционеры КГБ, отошедшие от активной деятельности. В ВААПе Ситников держался весьма либерально. Будучи человеком Андропова, Ситников многого ожидал от перестройки, но стал одной из ее первых жертв – его выгнали на пенсию. Мне кажется, именно тогда в его голове забродила эта мысль – написать воспоминания... Как-то я встретил его на улице. Он нес старый номер журнала «Иностранная литература». Мы разговорились. 
– Здесь, – сказал Ситников, – напечатана документальная пьеса «Дело Оппенгеймера»... Нет, не Оппенгеймер тут интересен. – Он улыбнулся знакомой улыбкой всеведущего, той самой, какую я видел когда-то у следователя Шейнина. И, помолчав, добавил: – Берия часто повторял слова Сталина: «Нет такого буржуазного деятеля, которого нельзя подкупить. Только надо понять чем. Для большинства – это деньги. Если он остался неподкупен, значит, вы пожадничали. Но там, где все же не пройдут деньги, пройдет женщина. А где не пройдет женщина, там пройдет Маркс». Лучшие люди на нас работали из-за идей. Если бы записать все, что я об этом знаю! Думаю, напишу... 
Я узнал, что он умер – вскоре после нашего разговора. 
После возвращения Хозяина из Потсдама Берия передал физикам: "Товарищ Сталин сказал: «Атомная бомба должна быть сделана в кратчайший срок – во что бы то ни стало». И пообещал ученым лагеря в случае неуспеха. 
С 1943 по 1946 год информация из США, переданная шпионами, содержала обширные сведения, необходимые для создания ядерного оружия. Руководитель проекта Курчатов, узнав, что бомба, о которой он уже много знал, успешно испытана в США, решил повторить оправдавшую себя схему. Он не смел рисковать, разрабатывать свое – ведь Хозяин велел «в кратчайший срок»... Он выбрал путь воссоздания американской бомбы. 
Первое испытание атомной бомбы в СССР успешно прошло 29 августа 1949 года. Хозяин добился своего: догнали Америку, и в кратчайший срок. После взрыва он щедро раздал награды своим ученым и сказал: «Если бы мы опоздали на полтора года, то, наверное, попробовали бы ее на себе». 
На «глубоком языке» это означало: вскоре мы попробуем ее на других. 
Все вернулось: у него вновь была самая мощная в мире армия – и по бомбам сравнялись. 
Теперь Хозяин дал волю своим ученым, и они его не подвели – уже в 1951 году создали свою атомную бомбу. Она была мощнее первой более чем в два раза и в два раза легче, что было важно для ее доставки. 
В 1951 году он уже думал о доставке, ибо тогда уже готовил страну и человечество к осуществлению грандиозного замысла. Апокалипсис приближался. 
Сталин часто повторял: «Русские всегда умели воевать, но никогда не умели заключать мир». 
Он сумел – выиграл все, что мог. 
Молотов: "После войны на дачу Сталину привезли карту СССР в новых границах. Он приколол ее кнопками на стену. «Посмотрим, что у нас получилось: на Севере у нас все в порядке. Финляндия очень перед нами провинилась, и мы отодвинули ее границу от Ленинграда, Прибалтика – эта исконная русская земля – снова наша, белорусы у нас теперь все, украинцы тоже, молдаване тоже вместе. Итак, на западе у нас нормально». И он перешел к восточным границам. «Что у нас здесь? Курильские острова наши, Сахалин полностью... Посмотрите, как хорошо – и Порт-Артур наш!» Он провел трубкой по Китаю: «Китай, Монголия – все в порядке». 
Расширенные границы Империи были окружены теперь безропотными странами-сателлитами. Правда, оставалась Финляндия, которая перед ним «очень провинилась», воюя на стороне Германии. Теперь его агенты почти открыто вылавливали в Финляндии русских эмигрантов, нашедших там прибежище после революции, и доставляли в Москву. Финны должны были этого не замечать... Такая Финляндия его устраивала. Пока. 
«А вот здесь граница мне совсем не нравится, – сказал Сталин и показал южнее Кавказа. – Дарданеллы... Есть у нас претензии и на турецкие земли... и Ливию». Здесь его министр, должно быть, похолодел: Хозяин говорил о новом переделе мира. 
Нет, Молотов испугался не за мир и человечество. Просто он наверняка вспомнил 1937 год: средством для подготовки страны к войне Хозяин сделал тогда террор. И вот он снова заговорил о войне. Значит, впереди новое усмирение? Большая кровь? 
Молотов испугался за себя. 
ВОЕННЫЙ ЛАГЕРЬ СОЦИАЛИЗМА 
Сталину нужна была решительная ссора с Западом, нужны были враги, новая опасность для страны Советов, чтобы покончить с играми в демократию в странах Восточной Европы. И жестко завинтить гайки внутри страны. 
На помощь пришел... Черчилль! В 1946 году он произносит свою знаменитую речь в Фултоне: призывает Запад «стукнуть кулаком», ибо Сталин не понимает слабых... «В результате Советы контролируют уже не только всю Восточную, но и Центральную Европу». 
Трумэн и Эттли открестились от речи Черчилля – но поздно. Хозяин смог объявить: СССР снова угрожает агрессия. Началась столь ему желанная война взаимных проклятий – «холодная война». Полились потоки статей и выступлений по радио – об «угрозах империалистов», о «поджигателях новой войны». 
У Хозяина развязаны руки. С 1946 по 1949 год он открыто, грубо формирует «могучий лагерь социализма»: Чехословакия, Венгрия, Румыния, Польша, ГДР, Болгария, Югославия – всюду сажает покорных ему коммунистических правителей. 
Он создает Коминформ – законнорожденное дитя Коминтерна, рычаг управления лагерем социализма, постоянно действующее совещание коммунистических партий. Здесь он дирижирует – вырабатывает общую политику. Здесь западные компартии получают от него деньги и распоряжения. Все, что происходит внутри лагеря, происходит только с его ведома. Никакой самодеятельности – за всем следит Хозяин, беспощадно карает всякую попытку решать без него. 
Правда, был сбой. Он узнает, что Тито, верный Тито – ведет свою интригу: не согласовав с ним, попытался присоединить к Югославии Албанию, заключил договор о взаимной безопасности с другим его холопом, Димитровым, посаженным править Болгарией. Теперь Тито уже предлагает Болгарии объединиться в конфедерацию, более того, пытается включить туда Польшу, Чехословакию и даже Грецию. 
Хозяин понял: появился опасный жеребец и уводит его табун. Гнев его был ужасен. Последовали грозные статьи в «Правде». Он вызвал к себе Димитрова и Тито. Но Тито, всегда помнивший о судьбе коминтерновцев, вместо себя послал соратников. 
В холодном феврале 1948 года в Кремле Хозяин принял обе делегации. Он орал на Димитрова: «Вы зарвались, как комсомолец... Вы и Югославия ничего не сообщаете о своих делах». 
Посланец Тито Кардель попытался сгладить: «Никаких разногласий нет». В ответ последовал яростный поток сталинских слов: «Ерунда! Разногласия есть, и весьма глубокие. Вы вообще не советуетесь. Это у вас принцип, а не ошибки!» 
Было принято постановление о постоянных консультациях в будущем. Но Хозяин решил избавиться от Тито. Теперь он ему нужен был как враг, как прежде Троцкий, чтобы карать за связь с ним, чтобы, проклиная его, цементировать лагерь покорных. И возвращать Страх. 
Коминформ единодушно обрушивается на Югославию. Тито и его страну изгоняют из «лагеря». 
Но вместо маленькой Югославии Хозяин получил огромный Китай. В октябре 1949 года войска Мао заняли Пекин. Великая восточная держава коммунистов была создана. Вскоре при помощи китайских войск на карте мира появилась коммунистическая Северная Корея. Он прочно обосновался и в Азии. Созданный им лагерь социализма обладал теперь бесконечными человеческими ресурсами. Как близка Великая мечта! 
Но сначала предстояло вернуть в страну Страх. 
ЗАДЕЛ НА КРОВАВОЕ БУДУЩЕЕ 
Молотов не ошибся – Хозяин готовил страну к невиданным испытаниям. 
Уже во время войны его тревожили военачальники, привыкшие к своеволию, вкусившие славы. Война еще шла на территории СССР, а он уже готовился их усмирять. В 1943 году Абакумов получил указание записывать телефонные разговоры его маршалов и генералов (папки с этими записями остались в архивах КГБ). 
Но особенно усердно пришлось записывать после войны. Вот отрывок одного из таких разговоров 1946 года. Беседуют генерал-полковник В. Гордов (Герой Советского Союза, командовал Сталинградским фронтом летом 1942 года, в 1946 году был отправлен в Приволжский военный округ командующим) и генерал-майор Ф. Рыбальченко – начальник его штаба. 
"28. 12. 46. Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор Гордова и Рыбальченко: 
Р. – Вот жизнь настала – ложись и умирай... Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят: в поездах, в метро, везде прямо говорят. 
Г. – Эх, сейчас все построено на взятках и подхалимстве, а меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался. 
Р. – А вот Жуков смирился, несет службу (герой войны был тихо отправлен начальствовать в провинциальный военный округ. – Э. Р.). 
Г. – Формально службу несет, а душевно ему не нравится..." И так далее. 
"31. 12. 46. Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор между Гордовым и его женой Татьяной: 
Г. – Почему я должен идти к Сталину – просить и унижаться перед (идут оскорбительные и похабные выражения по адресу товарища Сталина). 
Т. – Я уверена, что он просидит еще только год... 
Г. – Я ж его видеть не могу, дышать с ним одним воздухом не могу, а ты меня толкаешь, говоришь – иди к Сталину. Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут. Эх, если бы ты знала хоть что-нибудь... Ты думаешь, что я один такой? Совсем не один, далеко не один. 
Т. – Люди со своими убеждениями раньше могли пойти в подполье, что-то делать... А сейчас заняться даже нечем. Вот сломили даже такой дух, как Жуков. 
Г. – Жукова год-два подержат, и потом ему тоже крышка..." 
Так что это уже не были пустые вымыслы. 
Гордов, его жена и Рыбальченко были арестованы в январе 1947 года и позже расстреляны. Но Хозяин помнил: «Ты думаешь, что я один такой? Совсем не один, далеко не один». 
И будут расстреляны еще несколько «говорунов»-военных. Среди них – Г. Кулик, бывший маршал, разжалованный в генералы. 
Во всех крамольных разговорах военных все время возникал Жуков. Сталин понимал: пока Жуков на свободе – центр скрытой военной оппозиции будет существовать. Но нужна была наживка крупного размера, чтобы поймать такую акулу, и он велел добыть ее. 
Апрельской ночью 1946 года командующий ВВС маршал авиации Новиков был встречен у подъезда своего дома. Маршала втолкнули в машину, доставили, как он писал сам, «в какую-то комнату, сорвали маршальскую форму, погоны, выдали рваные штаны и рубашку». Шутка, которую услышал де Голль, стала былью. Одновременно были арестованы все руководители авиационной промышленности. 
Абакумов умело повел следствие и быстро заставил героев войны оклеветать себя. Они подтвердили: выпускали самолеты с заведомым браком, в результате гибли летчики. 
Но главное – они дали показания против Жукова... 
Все это время следователи Абакумова продолжали неутомимо собирать материал против вчерашнего героя. 18 сентября 1948 года были арестованы генерал-лейтенант Владимир Крюков и его жена – самая популярная певица страны Лидия Русланова. 
Имя Руслановой было связано с войной и победой. «Соловей фронтовых дорог» – так называли ее на передовой и в госпиталях, где она пела, окруженная ранеными и умирающими... Свой последний и самый знаменитый фронтовой концерт Русланова дала в поверженном Берлине прямо у дымящихся развалин Рейхстага. Газеты печатали фотографии: у изрешеченных снарядами колонн поет Русланова, окруженная торжествующими победителями... 
Была у нее и романтическая фронтовая любовь – на фронте певица вышла замуж за удалого командира казацкого корпуса генерала Крюкова. 
Крюков был близок к Жукову. В мае 1945 года Русланова и ее муж были частыми гостями на победных застольях в доме маршала... 
Сохранился протокол допросов арестованного Крюкова. 
Главные вопросы следователя: 
– Можете ли вы рассказать о враждебных партии и правительству высказываниях Жукова? 
– Можете ли вы привести еще примеры вражеских и провокационных высказываний Жукова? 
И генерал рассказывает, приводит. Но слов Жукова уже мало – следствию нужны его преступные дела. 
Из Германии Крюков, судя по материалам дела, вывез четыре трофейные автомашины старинных ковров и гобеленов, множество антикварных сервизов, мебель, меха, картины. Тогда, в дни победы, Хозяин это поощрял, уже зная, что будет потом. 
И вот «потом» наступило. 
Следователь: – Опускаясь все ниже и ниже, вы превратились, по существу, в мародера и грабителя. Можно ли считать, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от вас подарки, зная их происхождение? 
Крюков: – Жукову... я отправил дорогие отрезы, ковры, посуду и много чего другого. А также и многим еще генералам. 
Следователь: – При каких обстоятельствах Русланова преподнесла жене Жукова бриллиантовую брошь, присвоенную ею в Германии? 
Крюков: – В июне 1945 года, на следующий день после парада Победы Жуков устроил банкет на своей подмосковной даче. Русланова произнесла тост за верных жен, восхваляла жену Жукова и преподнесла ей брошь. При этом она сказала: «Вот – правительство не придумало орденов для боевых подруг». И вместо этого преподнесла ей брошь. 
– Вы оба раболепствовали перед Жуковым, зная его любовь к лести. И вами было пущено выражение «Георгий Победоносец»! – негодует следователь. 
После войны (на короткий срок) Сталин отменил смертную казнь. И генерал получил 25 лет лагерей, а любимица страны Русланова – 10 лет. 
Но все это было заделом на будущее. Решающую чистку армии, как и в 30-х годах, он, видимо, оставлял на конец задуманного. Военачальники еще были едины. И Жукова арестовывать было рано. 
Ибо в страну еще не возвратился Страх. 
«МЫ ВОЗЬМЕМСЯ ЗА ВАС КАК СЛЕДУЕТ» 
Возвращение Страха Хозяин начинает, как и прежде, с интеллигенции, действуя по плану, проверенному еще в дни террора. 
Интеллигенты принесли с фронта «личные мысли»: «Дым Отечества, ты – другой, не такого мы ждали, товарищи», – писал тогда поэт. Они посмели ждать перемен. Война, близость смерти и краткая дружба с союзниками породили насмешливое отношение к идеологии. 
С 1946 года он вновь начинает любимую идеологическую канонаду. 
Он попросил привезти только что законченную вторую серию фильма Эйзенштейна об Иване Грозном. (Первую серию он объявил шедевром, дал Сталинскую премию.) 
Эйзенштейн лежал в больнице, и Хозяин смотрел фильм о любимом герое вдвоем с руководителем кинематографии Большаковым. 
«Большаков вернулся неузнаваем: правый глаз у него был странно прикрыт, лицо в красных пятнах. От пережитого он не мог ни с кем весь день говорить», – писал очевидец. 
Хозяин назвал фильм «кошмаром» и на прощание сказал Большакову: «У нас во время войны руки не доходили, а теперь мы возьмемся за вас как следует». 
И началось... Последовало знаменитое постановление о литературе – "О журналах «Звезда» и «Ленинград». Для разгрома были выбраны две знаменитости: Анна Ахматова и Михаил Зощенко. Хозяин давно оценил его. Как писала Светлана: "Он иногда читал нам Зощенко вслух... и приговаривал: «А вот тут товарищ Зощенко наверняка вспомнил об ОГПУ и изменил концовку». Шутник Хозяин! 
Константин Симонов: «Выбор Зощенко и Ахматовой был связан... с тем головокружительным триумфом (отчасти демонстративным), в обстановке которого протекали выступления Ахматовой и Зощенко в Ленинграде. Присутствовала демонстративная фронда интеллигенции». 
И в Ленинграде собрали интеллигенцию. Маленький отечный человечек с усиками – Андрей Жданов – произнес речь, где называл «блудницей» великую Ахматову, поносил Зощенко. Он задал вопрос, приведший зал в трепет: «Почему они до сих пор разгуливают по садам и паркам священного города Ленина?» 
Но Хозяин решил их не трогать. Пока. Павленко сказал моему отцу: «Сталин лично не дал тронуть Ахматову: поэт Сосо когда-то любил ее стихи». 
Это была версия, которую пустила и распространяла его тайная полиция. Готовя великую кровь, он не забывал быть милостивым. 
Были «заботливо» разгромлены все виды искусств: театр, кинематограф. Недолго ждала и музыка. В специальном постановлении от февраля 1947 года особенно жестоко уничтожались два главных любимца Запада – Прокофьев и Шостакович. 
Все в ужасе ждали дальнейшего. На даче Прокофьев, запершись в кабинете, жег книги любимого Набокова вместе с комплектом журнала «Америка». 
Однако Хозяин и их не тронул. Пока. Но предупредил... 
Прокофьев в то время жил на даче с молодой женой. Его прежняя жена, итальянская певица Лина, жила в Москве с двумя его сыновьями. В конце февраля на даче появились оба сына. Прокофьев все понял, вышел с ними на улицу. Там они сказали ему: Лина арестована. 
Сразу после постановления он написал покаянное письмо, которое опубликовали, прочли вслух на общем собрании композиторов и музыковедов, где «вместе со всем советским народом горячо приветствовали постановление ЦК». 
Сын Прокофьева Святослав: «После всего у отца были изнурительные приступы головных болей и гипертонические кризы. Это был уже другой человек, с печальным и безнадежным взглядом». 
В это время его бывшая жена Лина в лагере возила на тележке баки с помоями. Евгения Таратута, писательница, сидевшая с ней, вспоминала: «Иногда она бросала тележку и, стоя у помоев, с восторгом рассказывала нам о Париже...» 
Лина переживет и Сталина, и Прокофьева, вернется из лагеря и умрет только в 1991 году. 
Старался выжить и Шостакович. Он писал музыку к самым идеологическим кинофильмам – «Встреча на Эльбе», «Падение Берлина», «Незабываемый 1919-й» и так далее. Написал он и симфонию под названием «1905 год» и еще одну – «1917 год». 
Уже после смерти Сталина он подаст заявление в партию. «За прошедшее время я почувствовал еще сильнее, что мне необходимо быть в рядах Коммунистической партии. В своей творческой работе я всегда руководствовался вдохновляющими указаниями партии...» – писал величайший композитор века. Тоже испугался – навсегда. 
Когда Эйзенштейн выздоровел, Хозяин позвал его в Кремль. Целых два часа он беседовал с ним и с актером Черкасовым. По возвращении их из Кремля этот разговор был тотчас благоговейно записан журналистом Агаповым. Вот некоторые рассуждения Хозяина: «Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не дорезал пять крупных феодальных семейств. Если бы он их уничтожил... не было бы Смутного времени... Мудрость Ивана в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в страну не пускал... У вас опричники показаны как „ку-клукс-клан“. А опричники – это прогрессивная армия». 
Беседа была благожелательной. Но что самое удивительное – он разрешил переделать свирепо обруганный фильм. Причем просил не спешить и переделывать основательно. 
Эйзенштейн, конечно же, все понял. Его фильм надобен Вождю для будущего: в закрытой от иностранцев, закупоренной наглухо стране Хозяин вместе с «прогрессивной опричниной» собирался дорезать все возможные «мятежные семейства». И фильм должен был это восславить. 
Эйзенштейн быстро умер. Уже в следующем, 1948 году его не стало. 
Все постановления об искусстве были выпущены отдельными брошюрами. Страна учила их в кружках политпросвещения. 
Хозяин вновь наградил интеллигенцию ужасом и немотой. 
«ВЕТЕР В ТЮРЕМНЫХ РЕШЕТКАХ» 
На фоне идеологических погромов уже идут аресты. Забирают родственников сильных мира сего, чтобы шумнее был арест, чтобы все узнали о случившемся. И боялись. 
Нарком морского флота Петр Ширшов имел множество титулов: академик, участник экспедиций на Северный полюс, Герой Советского Союза. Его женой была тридцатилетняя красавица актриса Женя Гаркуша. Они безумно любили друг друга. 
В 1946 году она была арестована. И несмотря на все его титулы, Ширшову даже не сказали – за что. 
Дневник Петра Ширшова сохранила его дочь Марина. 
«И все-таки пишу... потому что нет больше сил терпеть этот ужас. Кончилась очередная суббота, и в 4 часа ночи я просто не могу придумать себе работы в наркомате. И поневоле иду домой, зная, что заснуть все равно не смогу. Я держусь изо всех сил. 13-14 часов на работе – ну а дальше что? Куда мне деться, когда остаюсь один, куда мне деться от самого себя?.. Женя, моя бедная Женя... Как и сейчас, было воскресенье, и ты шептала мне: „Ширш! Мы скоро заведем себе еще одну Маринку, только пусть это будет мальчик!“ А потом говорила, как чудесно будет нам вдвоем на юге... Уже совсем стемнело, когда мы поднялись с балкона, и, уходя, ты доверчиво прижалась ко мне: „Ширш! Если бы ты знал, как хорошо мне с тобой“. Так ушел этот последний день. С утра была обыденная „горячка“ на работе: звонки телефонов, бумаги, шифровки, телеграммы. А в 7 вечера меня вызвали, и я узнал: Женя арестована... Веселую, смеющуюся, ее ждали на берегу реки, и такой же оживленной и веселой она села в машину в одном легоньком летнем платье. Среди чужих и враждебных людей. Когда-то на льдине, в палатке, затерявшейся в пурге и полярной ночи, я мечтал о большой любви, прислушиваясь к завываниям ветра. Я всегда верил в это и ждал... Вот и домечтался – седой дурак, в сорок с лишним лет сохранивший наивность мальчишки. Слушай же, как свистит ветер в тюремных решетках... как воет он над крышей тесного барака, куда заперли твою бедную Женю... Скоро утро... 3 месяца я все же на что-то надеялся, на чудо, не признаваясь себе, ждал, вернется Женя... Сколько раз очередной звонок телефона предчувствием сжимал сердце – это Женя, Женя звонит из дома, отпустили... Сколько раз, вернувшись ночью домой, осторожно входил в спальню: а вдруг чудо, может, она дома, попросту мне не сказали? 3 месяца я добиваюсь, чтобы мне хоть что-нибудь сказали о ней, о ее судьбе, и каждый раз натыкаюсь на стену молчания. Никто ничего не говорит и, очевидно, не скажет. Зачем я все это пишу? Не знаю. Времени у меня впереди более чем достаточно... Я держусь... Я должен жить ради твоей мамы, ради тебя, Маринка. Но пусть никогда в жизни тебе не придется узнать, какой муки стоит удержаться от самого желанного выхода... Пусть никогда ты не узнаешь, как трудно оторвать руку от пистолета, ставшего горячим в кармане шинели». 
Евгения Гаркуша была отправлена на золотые прииски: она домывала золото бромоформом – работа, на которую женщин из-за вредности не ставили. Умерла в 33 года в лагере. Ширшов по-прежнему ходил на работу и молчал. Он не раз видел Хозяина на совещаниях. И молчал. Он так и не узнал, за что ее арестовали. Заболел раком и умер в 1953 году. 
Не оставил Хозяин вниманием и остатки недобитых Аллилуевых. 
Давно он с ними не встречался – они относились совсем к другой, забытой жизни. Теперь и они должны были послужить возвращению Страха. Берия это понял и вскоре сообщил Хозяину, будто вдова Павла Аллилуева Женя распространяет слухи, что Павел был отравлен. 
Он так и не простил ее, так ловко его обманувшую, торопливо выскочившую замуж. И Берия получил возможность действовать, так что вскоре пополз ответный слух: Павел действительно был отравлен, но... женой! Дескать, жила с другим мужчиной и захотела избавиться от Павла. 
1 декабря 1945 года Светлана пишет отцу: «Папочка, что касается Жени, то мне кажется, что подобные сомнения у тебя зародились только оттого, что она слишком быстро вышла снова замуж. Ну а почему это так получилось – об этом она мне кое-что говорила сама... Я тебе обязательно расскажу, когда приедешь... Вспомни, что на меня тебе тоже порядком наговорили!» 
Но «папочка» уже действовал. 
Дочь Жени – Аллилуева-Политковская: «Это случилось 10 декабря 1947 года. Я недавно окончила театральное училище, жизнь была прекрасна. И раздался этот звонок. Открываю дверь, стоят двое: „Можно Евгению Александровну?“ Я кричу: „Мама, к тебе какие-то два гражданина“ – и обратно в свою комнату. Прошло немного времени, и я слышу: мама идет по коридору и громко говорит: „От тюрьмы да от сумы не отказывайся“. Я услышала, выскочила. Она меня быстро в щеку чмокнула и ушла. Уже после смерти Сталина, когда она вернулась, я спросила: почему она так быстро ушла? Она ответила: „Поняла, что это конец, и задумала выброситься с 8-го этажа в пролет, а то они там замучают“. Но они ее схватили и увезли. А потом вдруг ночью – звонок. Входят двое в форме, говорят: „Одевайтесь, возьмите теплые вещи и 25 рублей на всякий случай“. Это было всего через месяц после мамы... Посадил он и Анну Сергеевну. Ей тоже „пришили“ заговор против Сталина. Она оттуда нервнобольная вышла, со слуховыми галлюцинациями». 
В 1948 году он отправил в ссылку Джоника Сванидзе – сына расстрелянных им родственников. 
Дочери Светлане он все объяснил кратко, но правдиво: «Знали слишком много и болтали слишком много. А это на руку врагам». 
Вся Москва с ужасом говорила об этих арестах: неужели снова начнется 1937 год? А он уже начался... 
СИГНАЛ 
Хозяин открыл огонь «по штабам» – началось уничтожение соратников. Двое из самых высокопоставленных – Вознесенский и Кузнецов – отправились в небытие. 
Есть известная версия, будто пали они в результате борьбы группировок соратников: коварный Берия, блокируясь с хитроумным Маленковым, выступал против всевластного любимца Сталина Жданова и его ставленников – молодых Вознесенского и Кузнецова. И тотчас после смерти Жданова успешно с ними расправились, использовав болезненную подозрительность Сталина. Версия, основанная на непонимании действующих лиц. 
Кто были эти его соратники? Всесильный любимец Жданов на самом деле был жалким сердечником, горьким пьяницей и холуем, на которого Хозяин постоянно изливал свое дурное настроение. Хитроумный Берия? Хорош хитроумец – глава тайной полиции, который всего через сто дней после смерти Сталина проморгал первый же заговор, направленный против него самого... Или Маленков – «жирная, вялая, жестокая жаба» (так назвал его сослуживец), также мгновенно проигравший после смерти Вождя... Все они до паранойи боялись Хозяина и исполняли главный завет: никакой самостоятельности. Достаточно посмотреть сталинские «Особые папки»: к нему посылает Берия сообщения обо всех происшествиях в столице. От обсуждения спектакля в Малом театре до посещения иностранцами высотного здания – все докладывается ему, читается им, контролируется им – Хозяином. 
Малейшая самостоятельность наказуема. В 1951 году Хрущев посмел проявить инициативу – выдвинул идею укрупнения колхозов. Тотчас последовал грозный окрик, и пришлось Хрущеву жалко, как школьнику, каяться в письме: «Дорогой товарищ Сталин, вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки... Прошу вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить грубую ошибку и насколько можно уменьшить ущерб, который я причинил партии своим неправильным выступлением...» И именно за попытку самостоятельного решения заплатит жизнью Вознесенский... Нет, соратники – никто и ничто без Хозяина. Так что это смешно – представить себе их самостоятельные интриги. Он сам соединял их в группировки и толкал уничтожать друг друга. За всеми кремлевскими группировками стоял все тот же Хозяин. 
Итак, начиная чистку страны, он бьет по соратникам. Он устал от них, они ему надоели. Они обременены слишком многими тайнами. И слишком стары. Ему нужны новые, послушные, молодые кадры для исполнения Великой мечты. И еще: оглушительное падение вождей должно помочь все тому же – возвращению Страха. 
После войны у него появилась любимая тема: он все чаще заводил разговоры о своей старости. Задачей соратников, естественно, было страстно доказывать, что это не так. Посетивший Сталина югославский коммунист К. Попович рассказывал: "Сталин привез нас ночью на Ближнюю дачу... Молчаливая женщина, не говоря ни слова, принесла ужин на серебряной посуде. За ужином и тостами прошел целый час. Потом Сталин начал заводить патефон и приплясывать под музыку. При этом Молотов и соратники выкрикивали: «Товарищ Сталин, какой вы крепкий!» Но настроение его вдруг переменилось: «Нет, я долго не проживу». «Вы еще долго будете жить, вы нужны нам!» – кричали соратники. Но Сталин покачал головой: «Физиологические законы необратимы, – и он посмотрел на Молотова. – А останется Вячеслав Михайлович». 
Я представляю, как облился потом от страха Молотов. 
Говорил он это, видимо, не раз. Старик Молотов рассказывал поэту Чуеву: "После войны Сталин собрался уходить на пенсию и за столом как-то сказал: «Пусть Вячеслав поработает теперь. Он помоложе». Молотов не рассказал о своем ответе, но можно представить, как он протестовал, как перепугался и подумал: скоро! 
И действительно, вскоре Хозяин начал... 
УДАР ПО ШТАБАМ
Началось с провокации. В Архиве президента я прочел телеграмму Хозяина Молотову: «14. 9. 46. Академики... просят, чтобы ты не возражал против избрания тебя почетным членом Академии наук. Я прошу тебя дать согласие. Дружков». 
Молотов из Нью-Йорка отправляет церемонную телеграмму в Академию: «Приношу глубокую благодарность... Ваш Молотов». 
И тотчас последовала гневная шифровка: «Я был поражен твоей телеграммой. Неужели ты в самом деле переживаешь восторг в связи с избранием тебя в почетные члены? Что значит подпись „ваш Молотов“? Мне кажется, что тебе, как государственному деятелю высшего типа, следовало бы больше заботиться о своем достоинстве». 
Молотов понял: началось. И поспешил покаяться: «Вижу, что сделал глупость... За телеграмму спасибо». 
Но Молотов знает привычки Хозяина: это только начало, теперь он будет уничтожать его по любому поводу. 
«21.10.48. Представленные Молотовым... поправки к проекту конституции Германии считать неправильными и ухудшающими конституцию... Сталин». 
Шатается, шатается стул под «каменной жопой»... Уничтожая Молотова, Хозяин все активнее выдвигает Вознесенского. 
Микоян вспоминал: «В 1948 году Сталин на озере Рица сказал, что он стал стар и думает о преемниках. Председателем Совета министров он назвал Вознесенского, Генсеком – Кузнецова». 
Думаю, узнав об этом, опытный Молотов облегченно вздохнул: сигнал прозвучал для других. Хозяин явно решил начать новую охоту. 
Молодой член Политбюро Вознесенский, первый заместитель Сталина на посту председателя Совета министров, способный экономист, выдвинулся во время войны. В союзе с ним выступает секретарь ЦК Кузнецов. Он в чем-то повторяет Кирова: молодой, обаятельный, честный работяга. И также бывший вождь коммунистов Ленинграда. 
Взяв Кузнецова в Москву секретарем ЦК, Хозяин делает его вторым человеком в партии, поручает ему курировать оба ведомства Берии – МГБ и МВД. Кузнецов и Вознесенский, в отличие от остальных соратников – крупные фигуры, умеющие принимать самостоятельные решения. Такие были необходимы во время войны. Но теперь война окончилась. А они так и не смогли этого понять... 
Берия и Маленков тотчас уловили настроение Хозяина. Берия жаждет броситься на Кузнецова, курирующего его ведомства. Собаки рвутся с поводка. Все чаще соратники Сталина начинают выступать против Вознесенского и Кузнецова. 
Когда Хозяин назначил Абакумова министром госбезопасности, Кузнецов произнес вдохновенную речь по этому поводу. Но не знал оратор, что курируемое им ведомство уже получило приказ заняться им самим. Впоследствии Абакумов покажет: «Обвинительное заключение по делам Вознесенского и Кузнецова было продиктовано высшей инстанцией». 
Да, это Хозяин велел начать дело Вознесенского, Кузнецова и ленинградских руководителей. 
Начиналось все с невинного слова «шефы». Ленинградец Кузнецов считался как бы шефом города, так же называли ленинградские партийцы Вознесенского. Хозяину это слово решительно не понравилось. 
С 10 по 20 января 1949 года в Ленинграде была проведена Всероссийская оптовая ярмарка. Маленков выдвинул против Кузнецова и ленинградских руководителей обвинение: они провели ярмарку без ведома ЦК и Совета министров СССР. Вспомнили и слово «шефы»... Моментально последовало постановление Политбюро: Кузнецову приписали «демагогическое заигрывание с ленинградской организацией, охаивание ЦК, попытки отдалить город от ЦК». 
И вчерашний всемогущий функционер в результате этой галиматьи потерял все должности. Вознесенский получил выговор. 
Но эти смешные обвинения грозно прозвучали для тысяч партийных работников. Ибо на «глубоком языке» это означало: началось! Отчетливо вспомнились времена, когда уничтожали зиновьевскую организацию. Все приготовились – и не обманулись в ожиданиях. Сталин вступил на тропу войны. 
Пока «стряпают» дело Вознесенского – Кузнецова, Хозяин продолжает уничтожать Молотова. Он – символ прежней внешней политики СССР и союза с Западом, поэтому его конец подчеркнет: дружба с Западом навсегда закончилась. Кроме того, кто-то должен ответить за союз с Гитлером... 
И наконец, жена Молотова – еврейка. В своей новой шахматной партии Сталин отводил евреям одно из ведущих мест. 
Началось с Еврейского антифашистского комитета – символа тесных связей с Америкой. Уже в октябре 1946 года МГБ создает секретную записку «О националистических проявлениях некоторых работников ЕАК»: «ЕАК, забыв о классовом подходе, осуществляет международные контакты с буржуазными деятелями... преувеличивает вклад евреев в достижения СССР, что есть проявление национализма». 
Хозяин отдает приказ раскрутить дело. Но мешает фигура знаменитого Михоэлса – слишком велика была его слава после войны. 
ГИБЕЛЬ МИХОЭЛСА 
Его гибель долго была окружена легендами. Уже в 1953 году, сразу после смерти Сталина, как бы отмежевываясь от деяний Хозяина, Берия начал раскрывать «нарушения законности». 
Только спустя 40 лет стали доступны эти документы. 
Из письма Берии в Президиум ЦК КПСС: "В процессе проверки материалов на Михоэлса выяснилось, что в феврале 1948 года в Минске... по поручению министра госбезопасности В. Абакумова была проведена незаконная операция по физической ликвидации Михоэлса. В связи с этим в МВД СССР был допрошен В. Абакумов... Он показал: «В 1948 году И. В. Сталин дал мне срочное задание быстро организовать ликвидацию Михоэлса, поручив это специальным лицам. Тогда было известно, что Михоэлс, а вместе с ним его друг, фамилию которого я не помню, прибыли в Минск. Когда об этом было доложено Сталину, он дал указание: в Минске и провести ликвидацию. Когда Михоэлс был ликвидирован и об этом было доложено Сталину, он высоко оценил это мероприятие и велел наградить участников орденами, что и было сделано. Было несколько вариантов устранения Михоэлса... Было принято следующее решение: через агентуру пригласить Михоэлса в ночное время в гости, подать ему машину к гостинице, где он проживал, привезти его на территорию загородной дачи министра госбезопасности Белоруссии Л. Ф. Цанава, где и ликвидировать, а потом вывезти на малолюдную глухую улицу города, положить на дороге, ведущей к гостинице, и произвести наезд грузовой машины. Так и было сделано. Во имя тайны убрали и работника МГБ Голубова, который поехал с Михоэлсом в гости». 
За всем следил Хозяин – и за ликвидацией Михоэлса тоже... 
Но в январе 1948 года Хозяин решил ограничиться Михоэлсом и отложить расправу над ЕАК, ибо в то время он с большим интересом следил за процессом создания государства Израиль. 
Множество выходцев из России участвовало в его создании, немало было среди них бывших коминтерновцев. Хозяин, разочарованный в арабском национализме, который служил то фашистам, то Англии, решил сделать новую ставку. Уже в мае 1947 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН представитель СССР Громыко, к восторгу советских евреев, выразил полную поддержку образованию в Палестине еврейского государства. 
Созданием Израиля, находящегося под влиянием СССР, Хозяин задумал противостоять британцам на Ближнем Востоке и не допустить туда американцев. Израиль должен был стать его форпостом в этом регионе. Так что ЕАК продолжил свое существование, а Михоэлсу устроили пышные похороны. 
3 сентября 1948 года в СССР торжественно прибыла первый посол Израиля Голда Меир. МГБ, руководимое Абакумовым, наблюдало за реакцией евреев на ее приезд и копило материал на будущее. 
«НАША ГОЛДА» 
Голда Меир появилась в Москве в день похорон верного соратника Хозяина – Андрея Жданова. Ее поразили сотни тысяч людей на улицах Москвы, шедших проститься с умершим. Она еще не знала, что скорбь, как и все в стране, организуется. 
Голду принимали радушно, но... Илье Эренбургу поручили написать статью о том, что Израиль не имеет никакого отношения к советским евреям, ибо «у нас нет антисемитизма и еврейского вопроса. У нас нет такого понятия „еврейский народ“, но есть „советский народ“. Израиль нужен для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм»... 
Однако евреи не поняли грозного предупреждения. Они знали: великий Сталин поддержал создание Израиля и Молотов принял «нашу Голду». Дух легкомысленной свободы еще не испарился после Победы. 
Невиданная толпа в полсотни тысяч человек собралась перед синагогой, куда в еврейский Новый год пришла Голда Меир. Тут были солдаты и офицеры, старики, подростки и младенцы, высоко поднятые на руках родителей. 
«Наша Голда! Шолом, Голделе! Живи и здравствуй! С Новым годом!» – приветствовали ее. 
«Такой океан любви обрушился на меня, что мне стало трудно дышать, я была на грани обморока», – напишет Голда в своих мемуарах. 
И она сказала многотысячной толпе: «Спасибо! Спасибо за то, что вы остались евреями», – опаснейшую фразу в его государстве. 
На приеме в МИДе к Голде подошла жена Молотова Полина и заговорила с ней на идиш. 
– Вы еврейка? – изумилась Голда. 
– Я дочь еврейского народа, – ответила Полина. 
Скорее всего, это было частью обольщения Голды. Как всегда, все распределено Хозяином: статья Эренбурга – для народа, но... нельзя забывать и о дружбе с Израилем. 
ЕВРЕЙСКАЯ КАРТА 
Но вскоре он понял: неблагодарный Израиль явно ориентировался на Америку. И тогда Хозяин решил: пришла пора осуществить задуманное. В начале 1949 года он развернул массовую кампанию против «безродных космополитов» – так теперь именовались те, кого обвиняли в «преклонении перед иностранщиной». При сем было объявлено: «под видом восхваления иностранщины космополиты вели тайную безудержную пропаганду буржуазного образа жизни». 
Активы киноработников, писателей, музыкантов бесконечно заседали – выявляли у себя «низкопоклонство перед Западом». Обнаруженные «космополиты» каялись на открытых собраниях перед сотнями коллег... Подавляющее большинство «космополитов» было евреями. 
Кампания быстро переросла в безумие. Во всех областях знания его историки должны были обнаруживать приоритет русских ученых, украденный пройдохами-иностранцами. Изобретателем парового котла вместо Уатта оказался сибирский мастер Ползунов, электрическую лампочку изобрел не Эдисон, но Яблочков, радио открыл Попов, а не Маркони, первый аэроплан испытали не братья Райт, но инженер Можайский, учитель Петров открыл вольтову дугу, ну а все остальное изобрел и открыл еще в XVIII веке Михаил Ломоносов. 
Чтобы не было сомнений в антисемитском акценте кампании, Хозяин соединяет ее с разгромом Еврейского антифашистского комитета. 
Сначала по Москве поползли страшные слухи, что погибший Михоэлс оказался шпионом, агентом еврейских националистов. Вскоре Маленков вызывает к себе нового председателя ЕАК – главу Совинформбюро Лозовского и орет на него площадной бранью. Обвинения просты: приезд Голды выявил, что тысячи евреев – потенциальные шпионы, они сочувствуют враждебному государству. Американские сионистские организации сделали ЕАК своим агентом. Недаром ЕАК при поддержке США готовился создать еврейский форпост в Крыму! Опытный Лозовский знает: попытка оправдаться участием Сталина в этой идее означает пытки, гибель. Его задача – каяться и надеяться на милость. Но милости быть не может, у Хозяина – большие планы. 
Вскоре Лозовский и члены ЕАК арестованы. Все они будут расстреляны (чудом уцелеет маленькая старая женщина – академик Лина Штерн). Но это случится позже, летом 1952 года. А тогда, в 1949 году, они были надобны живыми для большой охоты – на Молотова. 
Шахматная партия развивается: благодаря делу ЕАК уже можно сделать следующий ход – арестовать жену Молотова Полину Жемчужину. 
Молотов рассказывал: "Когда на заседании Политбюро Сталин прочитал материал, который ему чекисты доставили на Полину, у меня коленки задрожали... Ее обвиняли в связях с сионистскими организациями, с послом Израиля Голдой Меир; в том, что хотели сделать Крым еврейской республикой... Были у нее хорошие отношения с Михоэлсом... Конечно, ей надо было быть разборчивее в связях. Ее сняли с работы, но какое-то время не арестовывали... Сталин мне сказал: «Тебе надо разойтись с женой». 
Впрочем, точнее фраза должна бы звучать так: перед тем как ее арестовать, Сталин сказал: «Тебе надо разойтись с женой». 
Полина, конечно же, все поняла. 
Молотов: «Она мне сказала: „Если так нужно для партии, разойдусь“. В конце 1948-го мы разошлись, а в 1949-м ее арестовали». 
И опять Молотов не рассказывает до конца... 
В Архиве президента я нашел необходимое дополнение к его рассказу. Оказалось, на Политбюро, когда его ни в чем не повинную жену исключали из партии, Молотов героически... воздержался от голосования. 
Но уже вскоре он покорно написал Хозяину: «20 января 1949 года. Совершенно секретно. Тов. Сталину. При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П. С. Жемчужиной я воздержался, что признаю политически неверным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, я признаю свою тяжелую вину, что вовремя не удержал близкого мне человека от ложных шагов и связей с антисоветскими националистами вроде Михоэлса. Молотов». 
Чтобы остаться на свободе, он обязан был предать жену. 
Молотов соблюдал правила. 
В это время его жену ломали на следствии. Три папки допросов и очных ставок Жемчужиной до сих пор хранятся в архиве бывшего КГБ. 
Ее обвиняли в давних связях с еврейскими националистами, и имя Молотова замелькало в «еврейском деле». Но она все отрицала, даже свои посещения синагоги. 
Из протокола очной ставки между Жемчужиной и Слуцким: 
"Слуцкий: Я являюсь членом двадцатки московской синагоги, отвечающей за ее деятельность. 
Следователь: Вами сделано заявление, что 14 марта 1945 года, когда было моление в синагоге, там присутствовала Жемчужина? 
Слуцкий: Да, такое заявление я сделал и его подтверждаю... У нас в синагоге такой порядок: мужчины находятся внизу в зале, а женщины на втором этаже. Для нее мы решили сделать исключение и посадить ее на особо почетное место в зале. 
Жемчужина: В синагоге я не была, все это неправда". 
Отрицала она и показания свидетелей о ее активном участии в идее «Калифорнии в Крыму». Она отрицала все. Почему? 
Думаю, что была правда, которую она не имела права объяснять следователю. Полина всегда была достойной женой своего мужа. О ее связях с ЕАК, конечно же, знал муж и, следовательно, знал Вождь. Присутствовать в синагоге и быть «дочерью еврейского народа», вероятнее всего, было для нее лишь партийным заданием. 
Но этого она сказать не смела. Так что ей оставалось одно – все отрицать. 
Хозяин ограничился ее высылкой. В его шахматной партии Полине еще предстояло вступить в игру – в скором будущем. А пока она жила в далекой Кустанайской области и именовалась «Объект 12». Приставленные к ней стукачи аккуратно передавали в центр ее разговоры. Но ни одного крамольного высказывания стойкая Полина не допустила. 
В том же 1949 году Молотов теряет пост министра иностранных дел. Хозяин перестает звать его на дачу. 
Опытный Молотов начинает ждать своего часа... 
ПАРТИЙНАЯ ТЮРЬМА 
Тем временем Хозяин раскручивает дело Вознесенского и Кузнецова. 
В феврале 1949 года он посылает Маленкова в Ленинград. Тот быстро добивается от арестованных партийных секретарей нужных признаний: в городе существовала тайная антипартийная группировка. Секретарь горкома Капустин сознался, что он английский шпион. 2000 партийных работников было арестовано в Ленинграде. 
Как показал потом Маленков: «Все время за делом наблюдал сам Сталин». 
Он повторял свой старый триллер 1937 года – и не от отсутствия воображения. Прежние обвинения тотчас пробуждали и прежний рефлекс: безумный страх. 
Наступил конец Вознесенского. Вчерашний «выдающийся экономист» был обвинен в том, что «сознательно занижал цифры плана», что его работники «хитрят с правительством». В марте 1949 года он был снят со всех постов. Бывший заместитель Хозяина в правительстве сидел на даче, работал над книгой «Политическая экономия коммунизма» и ждал конца. 
Неожиданно его вызвали на Ближнюю дачу. Хозяин обнял его, посадил рядом с прежними друзьями – членами Политбюро, во время застолья даже поднял тост за него. После возвращения с дачи счастливого Вознесенского арестовали. Оказалось, это было прощание. Он любил Вознесенского, но... что делать – он менял прежний аппарат. 
В последние дни сентября 1950 года в Ленинграде состоялся процесс по делу Вознесенского, Кузнецова и ленинградских партийцев. Они сознались во всех невероятных преступлениях и были приговорены к смерти. Фантастичен был финал судебного заседания: после оглашения приговора охранники набросили на осужденных белые саваны, взвалили на плечи и понесли к выходу через весь зал. В тот же день все были расстреляны. 
В Москве на улице Матросская Тишина спешно создавалась особая партийная тюрьма (Кузнецов и Вознесенский были ее узниками). Тюрьме было уготовано большое будущее. После отставки Маленкова у его помощника Суханова были изъяты заранее написанные конспекты допросов будущих высокопоставленных узников. Они еще находились на свободе, а их допросы уже существовали! 
Элитарная тюрьма была рассчитана на 40-50 человек – на всю избранную верхушку. Там были особые следователи и аппарат правительственной связи с Хозяином. Он готовился лично руководить постановкой будущего грандиозного процесса. 
Он с самого начала предупредил Маленкова: тюрьма не подчиняется Берии. 
Что означало: Берии тоже крышка. 
А пока за всей кремлевской верхушкой шло непрерывное наблюдение. 58 томов подслушанных разговоров – таков результат наблюдения органов за маршалами Буденным, Тимошенко, Жуковым, Ворошиловым и другими предполагавшимися узниками особой тюрьмы. Эти тома были изъяты из личного сейфа Маленкова после его падения. На пленуме ЦК в 1957 году Маленков оправдывался: «Я сам тоже прослушивался – это была общая практика». 
И возник забавный спор – сцена из театра абсурда: 
Хрущев: «Товарищ Маленков, ты не прослушивался. Мы жили с тобой в одном доме. Ты на четвертом, я на пятом этаже... Установленная аппаратура была под моей квартирой». 
Маленков: «Нет, через мою квартиру прослушивались Буденный и твоя квартира. Вспомни, когда мы шли с тобой арестовывать Берию, ты пришел ко мне. Но мы опасались разговаривать, потому что подслушивали всех нас». 
Маленков все-таки был прав. Прослушивали их всех – кого Хозяин приговорил окончить свои дни в новой тюрьме. Просто Маленкова он назначил исполнять роль Ежова – с тем же финалом... 
К 1949 году контуры будущего невиданного процесса проглядывали ясно: через «еврейское дело» в него вводится Молотов как американо-сионистский агент. Через его показания наступает очередь остальных членов Политбюро. В конце, как и в прежних чистках, – на закуску – пойдут военные... И переплавленное в огне этой чистки единое общество, вновь сцементированное страхом, он поведет к третьей, последней мировой войне. К Великой мечте – Мировой Советской Республике.

Глава 24
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ АПОКАЛИПСИС
«СОЛНЦЕ НАШЕЙ ПЛАНЕТЫ»
Как всегда, перед решающим прыжком последовало кажущееся ослабление безудержной идеологической кампании, его любимая пауза – затишье перед бурей. На сей раз – перед мировой бурей. 
В конце года Хозяин переключил страну на празднование своего юбилея. 
Весь 1949 год, одновременно с идеологическими погромами, страна готовилась к величайшему празднику – 70-летию Вождя (отсчет шел от выдуманного им самим года его рождения). В преддверии юбилея Берия развлек его письмом от другого императора, захваченного его войсками, последнего императора Маньчжурии Пу И. Оно осталось в «Особой папке» – иероглифы, написанные Пу И, и перевод письма: 
«Для меня высшая честь писать Вам настоящее письмо... Я пользуюсь вниманием и великодушием властей и сотрудников лагеря. Здесь я впервые начал читать советские книги и газеты. Впервые за 40 лет жизни я прочел „Вопросы ленинизма“, „Краткий курс истории ВКП(б)“. Узнал, что СССР – самая демократическая и прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов... Ваше гениальное предвидение в книге об Отечественной войне о неизбежном крахе фашистской Германии... В прошлом я просил об оставлении меня в СССР, но до сего времени нет ответа. У меня одинаковые интересы с советскими людьми, я хочу работать и трудиться так же, как советские люди, дабы тем отблагодарить за Ваше благодеяние». 
Так обычный император писал ему – Богосталину. 
В каждой строчке письма видно, как старался заслужить освобождение бедный Пу И. Но у Хозяина были другие планы. Государство Пу И вошло в состав коммунистического Китая, и он переправил поверженного императора своему «китайскому брату» – Мао Цзедуну. Из советского плена несчастный император отправился в китайский – для нового перевоспитания. 
К 1949 году он создал свою особую «религиозную» литературу, воспевавшую Богосталина. «Вождь и Учитель», «Корифей науки и техники», «Величайший гений всех времен и народов» – теперь его постоянные эпитеты. Но были и любопытные, например: «Солнце нашей планеты». Его придумал Довженко – научился. 
Но это было не просто сумасшествие. Нет, этот культ имел важнейшую цель. 
Одним из его признанных писателей был Петр Павленко. Четырежды Хозяин присуждал ему высшую литературную награду – Сталинскую премию 1-й степени. Удачливый Павленко на самом деле был несчастнейшим человеком. В 1920 году он вступил в партию, был связан со многими расстрелянными – и всю жизнь боялся своего прошлого, всю жизнь замаливал его... После войны Павленко написал сценарии двух кинофильмов, официально объявленных Хозяином «шедеврами советского искусства»: «Клятва» и «Падение Берлина». 
Но в этих сценариях у Павленко был соавтор. 
«Клятва» – фильм о клятве Сталина над гробом Ленина. Рукопись этого сценария Павленко с благоговением показал моему отцу. Сценарий был изукрашен пометками... самого героя! И все пометки касались лишь его одного. Сталин правил образ Сталина! 
Павленко рассказывал: «Берия, передавший сценарий со сталинскими пометками, объяснил режиссеру Чиаурели: „Клятва“ должна стать возвышенным фильмом, где Ленин – как евангельский Иоанн Предтеча, а Сталин – сам Мессия». 
Лексика семинариста выдавала автора замечаний. 
«Клятва» стала фильмом о Богочеловеке. В «Падении Берлина» эту тему успешно продолжили. В конце фильма был некий апофеоз: мессия Сталин приезжает в поверженный Берлин. Нет, не на скучном поезде – он прилетает на самолете. Одетый в ослепительно белую форму (белые одежды ангела, спускающегося с неба), он является ожидавшим его людям. И все языки планеты славят мессию. 
"Возникает мощное «ура». Иностранцы, каждый на своем языке, приветствуют Сталина. Гремит песня: «За Вами к светлым временам идем путем побед» – так записано в сценарии. 
Богочеловек... Константин Симонов, член Комитета по Сталинским премиям, в своих воспоминаниях описывает, как Сталин присутствует на заседании во время обсуждения литературных произведений, выдвинутых на премию его собственного имени. 
"Неслышно ходит Хозяин за спинами членов Комитета. Это его обычная манера – чтобы не видели лица бога, чтобы в напряжении старались угадать, угодить... Ходит, посасывая трубку... 
Секретарь объявляет: "Писатель Злобин представлен на Сталинскую премию 1-й степени за роман «Степан Разин». Но тут Маленков выдает неожиданную реплику: «Товарищ Сталин, Злобин был в немецком плену и вел себя нехорошо». Воцаряется изумленная тишина, все знают: кандидатов старательно проверяли. Значит, это испытание для них, членов Комитета? 
И тогда в тишине раздается тихий голос Сталина: «Простить или не простить?» Все молчат – боятся. А он медленно проходит круг за кругом. И опять: «Простить или не простить?» В ответ та же мертвая тишина: ведь предъявлено страшное обвинение! Какая там премия – голову бы спасти Злобину! Хозяин проходит еще круг. И опять: «Простить или не простить?» И сам себе отвечает: «Простить...» И Злобин вместо лагерей становится лауреатом – вмиг вознесен на вершину славы и богатства!" 
Да, он один решает человеческие судьбы. Ему, Богочеловеку, дано простить и любое преступление. Так он их учит. 
И вот наступил юбилей Богосталина. Соратники, уже сходившие с ума от страха, ломали головы, как его отметить. 
В 1945 году за победу над Германией они уже присвоили Вождю странное звание – генералиссимус. Как вспоминал маршал Конев, Хозяин тогда ворчал: «Зачем это нужно товарищу Сталину? Подумаешь, нашли ему звание! Чан Кайши – генералиссимус, Франко – генералиссимус... Хорошая компания...» 
Но он стал генералиссимусом, принял высочайшее звание царских полководцев. Теперь он все чаще изображается в маршальской форме с красными лампасами на брюках – одной из главных примет формы царской армии... Он не только переименовал наркоматы в министерства, но и ввел форменные мундиры для чиновников – опять как при царе... Соратники, конечно, понимают устремления Хозяина. К юбилею явно требовалось придумать что-то этакое... титул, вроде царя, но все-таки революционный. Что придумать? Между тем юбилей все ближе и ближе, напряжение нарастало. 
В архиве я нашел следы их мук: "Секретно. 16.12.1949. Проект указа «Об учреждении ордена Сталина и юбилейной медали», «О медали лауреата международной Сталинской премии»... Ничего нового они так и не придумали. И Хозяин еще раз понял: обленились соратники. От ордена Сталина, который по проекту «размещается за орденом Ленина», он отказался. 
Они не понимали его. Не в старческой любви к славословию было дело. Приблизилось осуществление Великой мечты, когда он поведет народы на штурм враждебных твердынь. Образ Богосталина должен был вести народ в этот решительный и воистину последний кровавый бой – в этом был смысл культа. Вот для чего ему нужен грандиозный юбилей, вот почему день и ночь газеты и радио должны славить его имя. 
Гремит, гремит имя... «Сталин туда, Сталин сюда, Сталин тут и там. Нельзя выйти на кухню, сесть на горшок, пообедать, чтобы Сталин не лез следом: он забирался в кишки, в мозг, забивал все дыры, бежал по пятам за человеком, звонил к нему в душу, лез в кровать под одеяло, преследовал память и сон», – писала в дневнике современница. 
ОДИНОЧЕСТВО 
В конце жизни, усмехаясь, он говорил о сподвижниках: «Все великие! Все гениальные! А чаю выпить не с кем». 
На вершине могущества он был совсем один. Соратники – эти будущие мертвецы – его раздражали. Дочь стала чужой... 
В 1944 году Светлана решила выйти замуж за студента университета Григория Мороза. Она знала его давно – они учились в одной престижной школе. Григорий был красив, из обеспеченной интеллигентной семьи (отец – заместитель директора научно-исследовательского института). Но он был еврей. 
Светлана поехала на Ближнюю дачу – объявить отцу о замужестве. В своих воспоминаниях она рассказывает: «Был май, все цвело... „Значит, замуж хочешь?“ – спросил он. Потом долго молчал, смотрел на деревья. „Да, весна, – вдруг сказал он и добавил: – Черт с тобой, делай что хочешь!“ Но не велел приводить Григория в дом». 
Она родила мальчика, странно похожего на самого Сталина, и назвала его именем. Но уже вскоре развелась. Нет, он ее не подталкивал – развелась сама и потом опять вышла замуж за сына его покойного сподвижника – Жданова. 
Он был рад этому браку, но они по-прежнему виделись редко. 
Однажды он заговорил с нею о матери – впервые. Это случилось в день главного праздника страны – годовщины Октябрьской революции. В день гибели Надежды. 
«Это отравляло ему все праздники, – пишет Светлана, – и он предпочитал их теперь проводить на юге...» 
Дочь приехала к нему на юг. Они сидели одни. «И ведь такой маленький был пистолет, – вдруг сказал он в сердцах и показал, какой маленький... – Это Павлуша привез ей! Тоже – нашел, что подарить!» 
И замолчал. Больше они об этом не говорили... 
Дочь уехала. И опять они подолгу не виделись, хотя на отдыхе он часто думал о ней. Вспоминал, как она была Хозяйкой. 
Теперь уже много лет рядом с ним Валечка Истомина, горничная на Ближней даче. Она не Хозяйка – покорная служанка. Но главное – преданная. 
СНОВА «ПРИНЦ ВАСЯ» 
Он старел и, как положено старику грузину, полюбил сына. Ворчал на него, все знал о его похождениях, но все больше любил. 
После войны наступает взлет Василия. В 27 лет он – командующий ВВС Московского военного округа. Сын готовит знаменитые воздушные парады, наблюдать которые на летное поле в Тушино приезжает Хозяин вместе с Политбюро. Они смотрят фигуры высшего пилотажа, инсценировки воздушных боев – игры современных гладиаторов. Вся страна сидит у приемников и слушает рассказ о параде. Голос диктора звенит металлом, когда он объявляет о самолете, ведомом Василием. 
Маршал авиации Савицкий: «Это миф, будто Вася возглавлял воздушные парады над Красной площадью и в Тушино. Летал Василий на правом сиденье бомбардировщика, то есть просто сидел, а за штурвалом находился командир экипажа, который вел самолет». 
За него боялись – Вася пил все больше и больше. Он развелся с женой, ушел из «Дома на набережной» в особняк на Гоголевском бульваре, забрал туда обоих детей... Мать приходит тайком – ей запрещено видеться с ними. Происходит сцена из «Анны Карениной»: няня, не выдержав ее горя, тайно устраивает ей встречи с детьми... А у Василия – очередное приключение: он женится на знаменитой пловчихе Капитолине Васильевой. Это была любовь сына цезаря: ради пловчихи Вася сооружает памятники своей страсти – спортивный комплекс, до сих пор украшающий Ленинградский проспект, и первый в стране крытый бассейн. Но и Капитолина недолго пробыла его женой... 
В Архиве президента хранится уголовное дело: после смерти Сталина Василий был арестован по обвинению «в систематическом расхищении казенного имущества». В деле – подробности его жизни. 
Из показаний его адъютанта Полянского: «Пьянствовал Василий почти ежедневно, неделями не появлялся на работе, ни одной женщины не пропускал... Этих связей у него было так много, что если бы у меня спросили, сколько, то я не смог бы ответить. За счет средств ВВС создал охотничье хозяйство в районе Переславль-Залесского в 55 гектаров, где были выстроены 3 дачи, соединенные узкоколейной дорогой. Были приобретены по его приказу и доставлены в хозяйство 20 пятнистых оленей, белые куропатки и так далее...» 
Показания писателя Б. В-а: «Зимой, в конце 1949 года, приехав на квартиру второй своей жены, актрисы Марии П., застал ее в растерзанном виде – сказала, что только что у нее был в гостях Василий и пытался принудить ее к сожительству. Я поехал к нему на квартиру, где он пил в компании летчиков... Василий встал на колени, назвал себя подлецом и негодяем и заявил, что сожительствует с моей женой. В 1951 году мы помирились, у меня были денежные затруднения, и он устроил меня в штаб референтом. Работы я не выполнял никакой, а зарплату получал, как спортсмен ВВС». 
Из воспоминаний шофера А. Брота: «У него в штабе был свой большой гараж. Для него дорожных правил не существовало. Когда он был выпивши, он, сидя рядом со мной, нажимал ногой на педаль газа, требовал мчаться. Требовал часто, чтобы мы выезжали на встречную полосу». 
При этом слабый Вася мечтал походить на отца. Как он хотел, чтобы его тоже боялись! 
Из показаний майора А. Капелькина: «Как-то ночью, перед ноябрьскими праздниками, он позвал меня на квартиру, сказал: „Мы должны допросить террориста“. Он был пьян и сообщил, что начальник контрразведки полковник Голованов „арестовал группу террористов, которые имели будто бы намерения совершить теракт против И. В. Сталина“. Василий заявил, что будет пытать одного из них – бывшего сотрудника отдела кадров майора Кашина. Он приказал одному из подчиненных разуться и встать коленями на стул. И стал его бить хлыстом по ступням ног, проверяя орудие пытки. Когда привезли Кашина, Василий ударом кулака сбил его с ног. После такого вступления начался допрос Кашина, который не признал себя виновным. Ему велели встать на стул коленями, однако после первого удара по его ступням хлыст сломался. Тогда мы все начали бить Кашина, чтобы сознался. Когда он падал, били ногами. А потом все начали пить». 
Шофер Брот: «Вскоре Василий женился в третий раз – на дочери героя войны маршала Тимошенко. Она была очень строга и даже жестока. Детей Василия она не любила. Их тайно подкармливали мы с поварихой. Как-то адъютант сказал мне, что придет грузовая машина с вещами – подарками для высшего командования из завоеванной Германии. Действительно, пришел грузовик, адъютант отобрал кое-что для Василия, в основном письменные приборы, а остальное приказал отвезти на дачу жене Екатерине... Это были золотые украшения с бриллиантами и изумрудами, десятки ковров, много дамского белья, мужские костюмы в огромном количестве, пальто, меховые шубы, горжетки, каракуль... Дом у нее после войны и так ломился от золота, немецких ковров и хрусталя. И просила она меня все это продать в комиссионках. Целый месяц я возил это туда, деньги сдавал Екатерине». 
Отец надеялся: Тимошенки – положительные бережливые люди, может, они образумят Василия... Не образумили. Скандалы продолжались, и ему, отрываясь от Великой мечты, приходилось разбираться. 
Главной заботой Василия было спортивное общество ВВС. Он истово любил футбол и хоккей и быстро сумел создать знаменитую хоккейную команду ВВС. Игроки команды сына цезаря получали главное богатство – квартиры, не говоря уже о спецпайках и прочем. Все звезды хоккея быстро оказались в команде ВВС. И все они погибли в одночасье. 
Команда летела в Челябинск на очередную игру. Из-за сильной метели аэропорт назначения не принял, пришлось приземлиться в Казани. Игроки скучали, позвонили в Москву. И тогда Вася Сталин своей властью разрешил продолжать полет. Одиннадцать хоккеистов погибли при аварии во время посадки самолета в пургу. 
Вместе с игроками разбился спецсамолет, на котором летали только члены Политбюро. На нем Вася возил своих любимцев. 
Отцу тотчас доложили, и он запретил печатать сообщение о катастрофе – в его стране катастроф не бывало! Просто лучшие хоккеисты куда-то исчезли, и никто не смел ни о чем спросить. 
Но подлинной страстью Василия (да и всей страны) был футбол. При помощи тех же благ «принц» создал звездную футбольную команду. В начале 50-х годов по составу игроков с ней могло соперничать только «Динамо» – команда МВД, команда Берии. Но хотя Вася собрал блестящих футболистов, команда ВВС по-настоящему не заиграла – не было достойного тренера. 
И Вася вспомнил о знаменитом тренере «Спартака» Николае Старостине. Он отбывал срок где-то на Дальнем Востоке. 
Дальнейшее Старостин описал сам. Однажды ночью в 1948 году его разбудили и привели в кабинет начальника лагеря. По телефону секретной правительственной связи он услышал: «Николай, здравствуйте. Это Василий Сталин...» 
Вскоре на военном аэродроме приземлился личный самолет командующего ВВС Московского округа. Старостина вывезли в Москву. Он оказался в особняке на Гоголевском бульваре. В огромной зале стоял стол, на нем – графин с водкой. Вася выпил за встречу... И уже скоро Старостин сидел в восьмиметровой комнате (все, что оставили его семье от огромной квартиры), рядом – плачущие от счастья жена и дочь. 
Но начать тренировать команду ВВС он не успел. Через несколько дней главный болельщик «Динамо» Берия ответил: к Старостину явились двое в форме: «Гражданин Старостин, вы хорошо знаете, что приехали незаконно, и вы должны в 24 часа уехать обратно». 
Вася пришел в бешенство: «Как они посмели?!» И решил: «Будешь жить вместе со мной в моем доме, там уж никто не тронет». 
Теперь заключенный Хозяина и сын Хозяина стали неразлучны. Вместе ездили в штаб, на тренировки, на дачу, даже спали в одной широченной кровати. 
Василий ложился спать с револьвером под подушкой. Он запретил Старостину выходить одному из дома. Но Николай тосковал по семье и однажды, когда Василий уснул пьяным сном, вылез в сад через окно и ушел к себе. Утром его разбудили звонки, вошли два полковника... Старостина выслали из Москвы. 
Но на первой же остановке в поезде появился начальник контрразведки Василия: «Я догнал вас на самолете. Хозяин (Вася обожал, когда его называли, как отца. – Э. Р.) приказал вас доставить любыми средствами в Москву». 
Когда Старостина привезли, Василий схватился за телефон, позвонил в МВД, вызвал одного из заместителей Берии и заявил: «Два часа назад вы мне сказали, что не знаете, где Старостин... Но сейчас он сидит напротив меня. Это ваши люди его похитили. Запомните: в нашей семье обид не прощают». 
В конце концов отцу пришлось вмешаться. Порядок должен быть! И Старостина выслали обратно. 
Все это время Василий спивается. И в 1952 году наступает катастрофа: командующий дальней авиацией С. Руденко и главком ВВС П. Жигарев отстраняют пьяного Василия от командования парадом в Тушино. 
Парад прошел великолепно. Сталин объявил благодарность всем его участникам. Пьяный Василий, с трудом держась на ногах, явился на традиционный прием после парада: присутствовали отец, соратники, руководители ВВС. 
– Это что такое? – спросил отец. 
– Я отдыхаю. 
– И часто ты так отдыхаешь? 
Наступила тишина. 
– Часто, – сказал Жигарев. 
Василий послал его матом. Тишина стала страшной. 
– Вон отсюда, – коротко сказал Сталин. 
У него не было выхода: Василий был снят со всех постов. Он отправил его слушателем в Военную академию. 
Но Хозяин запомнил, с какой радостью его соратники и военачальники – надутые фанфароны, забравшие волю в войну, – смотрели на унижение сына. Даже не старались скрыть... 
Он, конечно же, понимал, почему так пьет и безобразничает Вася. Его слабый сын смертельно боялся того, что с ним неминуемо должно случиться, когда не станет старого отца. И старался забыться – заливал страх вином. Его несчастный сын, с детства лишенный женской ласки и жаждавший найти ее в бесконечных любовных похождениях... 
Конечно, его старые соратники тотчас избавятся от Васи – слишком много он о них знает. Может быть, это тоже было подсознательной причиной того, что Хозяин решил их всех убрать? 
ТАИНСТВЕННЫЙ СТАРИК 
Наступил 1950 год. Он по-прежнему жил по раз и навсегда заведенному распорядку – те же застолья в ночи, мешающейся с рассветом. И соратники после трудового дня в Кремле должны ехать с ним на дачу на муку – бессонную пьяную ночь. Но они счастливы: зовет, значит, пока не погубит. 
Через четыре десятка лет его престарелые охранники подробно расскажут о «секретном быте» одинокого человека на закрытой от мира Ближней даче. 
Во время его застолья с соратниками к каждому блюду прикладывался акт: «Отравляющих веществ не обнаружено...» 
Чистые тарелки, приборы, хрустальные фужеры стоят рядом с пиршественным столом. Здесь самообслуживание – чтобы обслуга не слушала их разговоры. 
Иногда он командует: «Свежую скатерть!» И тогда появляется обслуга, скатерть вместе с посудой поднимают с четырех сторон, сворачивая кульком, – и звенит битый драгоценный хрусталь, мешаясь с остатками еды. 
И. Орлов, комендант дачи: «В большом зале, где собирались, висели портреты – портреты членов Политбюро. И он любил, чтобы каждый сидел под своим портретом». 
Но уже убрали портреты Вознесенского и Кузнецова. Уже не зовет он на дачу Молотова, но тот уныло приходит сам – как верный пес. А он с холодной усмешкой называет бывшего главу правительства американским шпионом. 
Он знает: скоро исчезнут и другие портреты... 
Коротая ночь, рассказывают мужицкие анекдоты – в кругу соратников он употребляет мат. Он заставляет гостей напиваться, и они не смеют отказываться, ибо это означает: нечестен и оттого боится, что вино развяжет язык. Начинаются шутки: подкладывают помидор на стул, когда жертва стоя произносит тост, или сыплют соль в бокал с вином... Или толкают в мелкий пруд посреди участка. И они счастливы: издевается, значит, не гневается. А он следит за унижением будущих мертвецов, посасывая трубку... 
Застолье кончается в четыре утра – он разрешает обессиленным шутам отправляться спать. Но его одинокая ночь продолжается. 
После их ухода он еще работает в кабинете или в саду. Он любил ночью срезать цветы. В свете фонаря орудовал секатором, срезанные головки цветов собирала охрана. Но руки уже не те – дрожали от старости, и он часто ранил пальцы. Тогда вызывали фельдшера, но и у того дрожали руки – уже от страха. И он, усмехаясь, сам перевязывал обрезанный палец. 
Под утро он немного спал. Летом – на топчане, закрыв лицо фуражкой, чтоб не тревожило утреннее солнце. Зимой любил по ночам ездить в санках по аллеям. В последнюю зиму ездил редко: усилился ревматизм, болели ноги, и он стал очень раздражителен. 
Из всех комнат дачи он выбирал одну и жил практически только в ней. Спал там же – на диване, который ему стелила Валечка. Ел на краешке стола, заваленного бумагами и книгами. На стене висел портрет Ленина, под ним круглосуточно горела лампочка. Бывший семинарист сам придумал эту негасимую лампаду, освещавшую лицо Боголенина. 
В отсутствие шутов из Политбюро он полюбил разговаривать с охраной. Полуграмотные охранники становились теперь его главными друзьями, с ними он беседовал, рассказывал случаи из времен своих ссылок, по-старчески привирая. Он все чаще обращался в прошлое. 
«Одинокий, жалко его было, старый стал», – сказал мне бывший его охранник. 
Нет, жалкого старика не существовало! Был вечный хищник, знавший одно – кровь. Старый тигр лишь немного расслабился – отдыхал перед большим прыжком. 
А великая чистка, задуманная им, уже шла. Повсюду. 
Как и в 1937 году, начали исчезать люди из его собственной охраны. И он печально говорил об очередном исчезнувшем: «Не сумел оправдаться старик». 
Ему действительно было их жаль. Но так было надо. Все прежние должны были исчезнуть. И как когда-то Паукер, вскоре должен был исчезнуть Власик. Многолетний глава его охраны, обремененный множеством тайн, будет арестован в 1952 году. 
А пока – весь «тихий 1950 год» – шли тайные убийства. По его приказу в августовскую ночь были расстреляны десятки военачальников – генералы Гордов, Рыбальченко, Кириллов, Крупенников, маршал авиации Худяков; осенью – сотни арестованных по ленинградскому делу. 
Напряженно работал крематорий близ Донского монастыря, и прах расстрелянных сбрасывали в бездонную общую «могилу No 1» Донского кладбища... 
Тогда же началась репетиция грядущих шоу. Была арестована группа врачей, работавших в медицинской части крупнейшего автомобильного завода имени Сталина (ЗИСа). К ним прибавили сотрудников дирекции, работников министерства и даже журналистку, писавшую о ЗИСе. 
У всех арестованных были выразительные имена – Арон Финкельштейн, Давид Смородинский, Мириам Айзенштадт, Эдуард Лифшиц... Все они были евреями. 
После гибели Еврейского антифашистского комитета – это было первое открытое антисемитское кровавое дело. 
Все обвиняемые были расстреляны в ноябре 1950 года. Он уже начал готовить «дело кремлевских врачей», и будущие следователи немного попрактиковались. Поэтому «дело ЗИСа» (так его называли) прошло без особой огласки. 
ОТКРОВЕНИЕ В ДВУХ БРОШЮРАХ 
В то время вышли две его теоретические брошюры: «Марксизм и вопросы языкознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР». 
Он давно не радовал страну и партию теоретическими работами. Но Вождь обязан быть великим теоретиком – такова ленинская традиция. И ему пришлось возвращать долг. 
Написал ли он сам эти две свои последние работы? Нет, задумав оба труда, он разрешил своим академикам поработать на него. Правда, и сам хорошо потрудился – не только переписал заново все от начала и до конца, но и добавил туда свои новые, потаенные мысли. 
Например, в «Экономических проблемах социализма» он много писал о борьбе за мир. Это был обычный прием: готовя войну, славить «движение сторонников мира». Но эти «сторонники мира» в разных странах под крылом его госбезопасности, сами того не подозревая, должны были стать его пятой колонной в тылу будущего врага. 
И другие свои тайные планы он высказал достаточно полно, но в форме, понятной только посвященным. 
Он писал: «Борьба за мир в некоторых странах разовьется в борьбу за социализм». 
На «глубоком языке» это означало: через движение сторонников мира мы будем готовить восстания и революции. 
Написал он и о возможной войне. «Неизбежность войн между капиталистическими странами» – его главный тезис. 
На «глубоком языке» это означало: мы натравим их друг на друга, как во времена Гитлера. 
При этом он по-ленински успокаивал «глухонемых». Он объявил: «Вероятность войн между капиталистическими странами больше, чем между лагерем капитализма и лагерем социализма». Но тут же сообщил: «Чтобы устранить неизбежность войн, нужно уничтожить империализм». 
Иными словами, только когда победит Великая мечта – несчастья рода человеческого прекратятся. 
После выхода работ, естественно, началась кампания прославления. Светилы языкознания и экономики писали бесчисленные статьи о немедленном расцвете своих наук. Писались диссертации, создавались многотомные труды... 
Кампания ширилась. Шли рапорты о небывалом перевороте во всех областях знания, свершившемся после прочтения двух его брошюр. 
Земной бог порадовал откровением. 
Но это не просто тешило его самолюбие. 
Подобно «Краткому курсу», появившемуся перед террором, эти сочинения также знаменовали начало новой эры. Он писал их уже для будущего – для тех, кто останется после великой эры крови, которая уже наступала. 
КРЕСТЫ И ВОПРОСЫ 
Начиналось истребление верхушки. 
В октябре 1952 года после многолетнего перерыва он собрал XIX съезд партии. 
Он выступал в конце съезда. Все знали, что он плохо себя чувствовал. Хрущев: «В конце съезда он выступил, 5-7 минут говорил. И сказал нам: „Смотрите-ка, я еще могу!“ Мы посмотрели на часы: 5-7 минут говорил! Смог!.. Из этого мы сделали вывод, как он физически слаб». 
Он еще раз надул своих жалких соратников. 
Тотчас после съезда состоялся пленум ЦК. На нем «физически слабый» Сталин выступил с длинной и страшной речью. 
Писатель К. Симонов был участником пленума. И через много лет он испытывал прежний ужас, вспоминая ту его речь: "16 октября 1952 года. Кремль. Свердловский зал. Он вышел из задней двери вместе с остальными членами Президиума – с суровым деловым лицом. Началась овация, но он жестом остановил ее. Пленум вел Маленков, он предоставил слово Сталину. Тот говорил сурово, без юмора, без листочков. И цепко, внимательно всматривался в зал. И тон его речи, и содержание вызвали оцепенение. Пленум продолжался два часа, из них полтора заняла речь Сталина... Главное в его речи: то, что он стал стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал. «Но пока мне поручено, значит, я делаю», – сказал он резко, почти свирепо. Он требовал бесстрашия и твердости, ленинской твердости в 1918 году. Он вспоминал о Ленине, который «гремел тогда в неимоверно тяжелой обстановке, гремел, никого не боялся, гремел». Он трижды повторил это слово. Он говорил о Ленине, имея в виду поведение «некоторых товарищей». 
И «некоторые товарищи» вскоре обрели имена в его речи. 
"Он набросился на Молотова с обвинениями в трусости и капитулянтстве. Он говорил о Молотове долго и беспощадно, приводил какие-то не запомнившиеся мне примеры... Я... понял, что Сталин его обвиняет с гневом такого накала, который был связан с прямой угрозой... После чего перешел к Микояну. И речь его стала более злой и неуважительной. В зале стояла страшная тишина. У всех членов Президиума были окаменевшие, неподвижные лица. Они ждали, не шагнет ли он после Молотова и Микояна еще на кого-то. Лица Молотова и Микояна были белыми и мертвыми... Уничтожив Молотова, Сталин опять заговорил о своей старости и о том, что он не в состоянии вести дело, которое ему поручено. Поэтому, оставаясь Председателем Совета министров, он просил освободить его от должности генсека. Все это он говорил, глядя внимательно в зал. На лице Маленкова я увидел ужасное выражение... которое может быть у человека, осознавшего смертельную опасность. Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой к присутствующим отказать в просьбе товарищу Сталину. И из-за спины Сталина раздались его торопливые слова: «Нет! Просим остаться!» И зал загудел: «Просим, просим остаться...» 
Помню, как в каком-то спектакле по пьесе Брехта убиваемым мазали лица белой краской. И они недвижно стояли на сцене до конца действия, пугая белыми лицами... 
Белое, мертвое лицо Молотова... Побелевшее лицо Маленкова... 
Симонов прав: если бы удовлетворили просьбу Хозяина, первым ответил бы своей головой Маленков. А во что бы это обошлось делегатам – нетрудно представить. Ему нужен был новый XVII съезд, нужно было их предательство, чтобы скопом их уничтожить. Но они не посмели – он их хорошо выучил. 
Потом состоялись выборы. В преддверии грядущего уничтожения он реорганизовал Политбюро в расширенный Президиум. Но он был фикцией: внутри Президиума Хозяин образовал узкое Бюро. Оно выполняло теперь функции прежнего Политбюро, и туда он уже не пустил ни Молотова, ни Микояна. 
Для всех они уже были мертвецы. 
После смерти Сталина работник Партархива Шарапов был послан разбирать его библиотеку. В одной из комнат Шарапов нашел толстую черную книгу в переплете – Стенографический отчет XVIII съезда партии. В канун XIX съезда Сталин поработал черным карандашом над списком членов и кандидатов в члены ЦК, избранных предыдущим съездом. Он поставил кресты против фамилий тех, которые по его воле перестали жить. Потом он разбросал по списку знаки вопросов. Это был задел на ближайшую чистку... 
Когда-то он придумал забавный обычай: уничтожив соратника, он передавал его дачу следующему. Берия жил на даче расстрелянного Чубаря, Молотов – на даче расстрелянного Ягоды, Вышинский – на даче расстрелянного Серебрякова... Они думали, что это были дачи. А это была все та же эстафетная палочка смерти. Он знал: скоро они передадут свои дачи новым владельцам. 
Наступили последние четыре с половиной месяца его правления – страшные месяцы подготовки Апокалипсиса. 
ПОСЛЕДНИЙ ТРИЛЛЕР 
В начале 50-х годов Хозяин поручил министру государственной безопасности Абакумову произвести массовые аресты среди земляков Берии – выходцев из Мингрелии, которых Берия рассадил на многие ответственные посты. Начиная дело, Хозяин будто бы прямо сказал Абакумову: «Ищите в заговоре Большого мингрела». Впрочем, тот должен был это и сам понять... Но дело продвигалось медленно – Абакумов явно боялся собирать материал на шефа. 
Хозяин оценил его страх: Абакумов был обречен. 
В это же время Абакумов готовит «дело врачей». 
Еще в 1948 году заведующая электрокардиографическим кабинетом Кремлевской больницы Лидия Тимашук подала заявление: врачи неправильно лечат Жданова. 
Хозяин запомнил письмо. Автор триллера 1937 года тотчас понял возможности сюжета: к примеру, работавший в «Кремлевке» профессор Вовси был родным братом Михоэлса. Идея «разветвленного еврейского заговора, использующего в своих целях людей самой гуманной профессии в мире», была готова. Книги, которыми зачитывалась чернь во времена его юности, – все эти «Протоколы сионских мудрецов», многочисленные издания Союза русского народа хранились в его цепкой памяти. Готовя осуществление Великой мечты, он знал: есть две возможности сделать общество единым – страх и ненависть. Борьба с космополитизмом многое раскрыла, а результаты превзошли его ожидания. 
«Антисемитизм – с ним и водка крепче, и хлеб вкуснее», – как говорил русский писатель. 
Итак, он сочинил свой последний триллер. Вот его содержание, которое должна была вскоре узнать страна: 
Зловещая сионистская организация «Джойнт» решила погубить народ России. Возможно, она начала действовать еще во времена Троцкого – Зиновьева – Каменева. Ее агенты (Михоэлс и прочие верные слуги американского империализма) проникли повсюду. По ее заданию многочисленные космополиты отравляют идеологию страны. Но этого мало – агенты-врачи убивают государственных деятелей. (Сюжет врачей-убийц уже был отработан им во время бухаринского процесса. Но это и было хорошо – включался условный рефлекс страха.) Проникли сионисты и в высшие эшелоны власти. 
Здесь в сюжет должна была вступить Жемчужина. Как когда-то Зиновьева и Каменева, он берег ее для открытого процесса. Жемчужина должна двинуть триллер на новую ступень. 
Через Жемчужину в агенты «Джойнта» был завербован Молотов. А далее в сюжет можно включать все новых и новых участников. Сначала их будет истреблять Большой мингрел, потом наступит и его очередь сыграть Яго. Зачем придумывать новое, если все отработано еще в 1937 году... 
Теперь существовал лагерь социализма, и он перенес действие триллера и в братские страны. Он не простил (и не мог простить) Димитрову союза с Тито – и столь хорошо ему послуживший лидер Болгарии умирает в 1949 году. Сподвижников Димитрова он вводит в сюжет триллера: Трайчо Костов, болгарский руководитель, один из лидеров Коминформа, был расстрелян по обвинению в шпионаже. 
В 1952 году действие триллера в братских странах приобретает нужную окраску. 
В Чехословакии состоялся процесс секретаря компартии Сланского. Вместе с ним на скамью подсудимых сели еще несколько крупных функционеров. Все они были евреи. Сланского расстреляли как агента международного сионизма. 
Попутно Хозяин уже окончательно формировал кадры исполнителей террора. 
Нерешительность Абакумова в «деле Берии» потребовала решения, и этот красавец палач с внешностью бравого гвардейца отправился за решетку. 
Заместитель председателя КГБ Ф. Бобков вспоминал: «Сотрудники в прострации бродили по коридорам. Пришло известие, что Абакумов арестован. Зачитали постановление ЦК». Оказалось, что беспощадного министра убрали... за отсутствие беспощадности. Вечный юмор Хозяина. 
В постановлении говорилось, что "чекисты утратили бдительность, не видят террористических гнезд в стране, работают в «белых перчатках». 
И началась новая кампания – борьба с «белоперчатниками». Арестовали многих начальников отделов и управлений МГБ. Так Хозяин разгромил абакумовские (и бериевские) кадры. Новым работникам МГБ было предложено «вернуть бдительность и беспощадно нажимать на арестованных врагов». 
Все поняли: новый 1937 год уже идет вовсю! На пост министра госбезопасности Сталин назначил далекого от Берии партийного работника Игнатьева. 
К тому времени большую группу знаменитых врачей-евреев уже приготовили для будущего процесса: Когана, Фельдмана, Этингера, Вовси, Гринштейна, Гинзбурга... Но по его сюжету острие заговора должно быть направлено лично против Вождя. Так что пришлось ему быть щедрым – включить в триллер и личного врача: профессор Виноградов был арестован. 
В январе 1953 года оперативная группа МГБ выехала в Урицкий район – перевезли «Объект 12» (Полину Жемчужину) из ссылки в тюрьму. 
«Объект» сказал слова, оставшиеся в деле: «Как правительство решило, так и будет». 
К тому времени Виноградов, Коган, Вовси уже дали необходимые показания. И против нее материала было достаточно. «Объект» привезли на Лубянку, начались допросы. Вопрос о Молотове был предрешен... 
Молотов и Жемчужина уцелеют только благодаря внезапной смерти Вождя. И оба до самой своей смерти останутся ему верны. «Она не только потом не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают», – вспоминал Молотов. 
Еще один портрет «нового человека». 
Есть закон террора: начавшись, он должен разгораться. Расставшись с личным врачом, Хозяин спровадил в тюрьму и своего начальника охраны. 
Полуграмотный Власик, сменив полуграмотного Паукера во главе охраны Хозяина, унаследовал и его безмерное влияние. С 1947 года он – начальник Главного управления охраны. Теперь верный страж Вождя назначал охрану и для его соратников – то есть ставил при них своих осведомителей. Но Власик начал допускать промахи. Приставленный к Берии Саркисов сообщал ему данные «о разврате Берии», однако Власик не почувствовал новых желаний Хозяина. Он не только не дал ход показаниям Саркисова, но и одернул его. Всеведущий Хозяин узнал об этом и понял: нюх у постаревшего пса притупился. К тому же пьянки и женщины делали Власика ненадежным, так что и его стоило включить в триллер. 
15 декабря 1952 года Власик был арестован. Но суд состоялся уже после смерти Сталина – 17 января 1955 года. 
Сохранились его показания на суде и обширная просьба о помиловании. Как и в случае с Ежовым, документы рисуют поразительный портрет «нового человека». 
Председательствующий: Когда вы познакомились с художником С-ом? 
Власик: В 1934 или в 1935 году. Он работал на оформлении Красной площади к торжественным праздникам. 
– Что вас сближало с ним? 
– Конечно, сближение было на почве совместных выпивок и знакомств с женщинами... 
– Подсудимый Власик, вы раскрыли перед С-ом секретных агентов МГБ. Он показал: «От Власика мне стало известно, что моя знакомая Кривова является агентом органов и что его сожительница Рязанцева тоже сотрудничает». 
Признав это, Власик показывает: 
– Но в вопросах службы я всегда был на месте. Выпивки и встречи с женщинами были за счет моего здоровья и в свободное время. Признаю, женщин у меня было много. 
– Глава правительства вас предупреждал о недопустимости такого поведения? 
– Да, в 1950 году он говорил мне, что я злоупотребляю отношениями с женщинами. 
– Вы показали, что вам доложил Саркисов о разврате Берии, а вы заявили: «Нечего вмешиваться в личную жизнь Берии, надо охранять его». 
– Да. Я от этого устранился, так как считал, что не мое дело в это вмешиваться, ибо это связано с именем Берии. 
– Как вы могли допустить огромный перерасход государственных средств по вашему управлению? 
– Грамотность у меня сильно страдает, все мое образование заключается в трех классах приходской школы. 
Свидетель художник С-г: Должен сказать, что Власик – морально разложившийся тип. Он сожительствовал со многими женщинами, в частности (далее идет список из 20 с лишним имен. – Э. Р.)... и другими, имена которых я не помню. Власик спаивал меня и мою жену и сожительствовал с нею, о чем сам цинично мне же рассказывал. 
А вот и другая сторона жизни начальника охраны: 
– Подсудимый Власик, расскажите суду, что из трофейного имущества вами было приобретено незаконным путем, без оплаты? 
– Насколько я помню: пианино, рояль, три-четыре ковра. 
– А что вы можете сказать о четырнадцати фотоаппаратах? Откуда у вас хрустальные вазы, бокалы, фарфоровая посуда в таком количестве? 
И так далее, и тому подобное... 
Начиная революцию, они обещали в своем гимне: «Мы наш, мы новый мир построим». Построили... Сколько крови, сколько убитых, чтобы пришли Власик, Ежов, Берия – люди этого нового мира. Грядущий Хам, о котором писала русская литература в начале века, победил. 
Смерть Сталина спасла Власика от гибели. В 1955 году он написал просьбу о помиловании, где сообщает поразительное. Сначала его допрашивал лично Берия. И Власик с изумлением понял: Берия знал «некоторые детали его разговоров, которые глава правительства вел с ним наедине. Их можно было узнать только подслушивая». 
«Берия, – продолжает Власик, – должен был знать о недовольстве главы правительства, которое после войны он высказывал по поводу него». 
Стремительный темп впервые подвел Хозяина. С арестом Власика он явно поспешил: лишился опытного пса, не имея пока другого. 
Итак, Хозяин решил убрать Берию. Но прежде чем исчезнуть, Большой мингрел, как и все предыдущие жертвы, должен довести до конца порученную работу. 
Берия был тесно связан с Великой мечтой. В 1951 году под его кураторством была испытана мощнейшая атомная бомба. Теперь его ученые создали новое небывалое оружие – водородную бомбу. По мощности она в 20 раз превосходила бомбу, сброшенную на Хиросиму. Ничего подобного в мире не было – Хозяин один обладал таким оружием. 
Бомба будет испытана в августе 1953 года – всего через несколько месяцев после его смерти... 
На пороге обладания новым оружием он поручил Берии завершить ракетную оборону Москвы. Еще в конце 40-х годов было решено окружить столицу ракетными дивизионами, чтобы можно было сбить любой самолет на пути к Москве. Воздвигались гигантские кольца обороны, где располагались зенитно-ракетные комплексы. По требованию Хозяина работы велись с лихорадочной торопливостью. Трудились испытанные строители ведомства Берии – заключенные. Систему налаживали трудно. Радиолокационные станции отслеживали мишени, ракеты взлетали, но... взаимодействия не было. Хозяин торопил. Инженеров перевели на казарменное положение. Вызвав главного конструктора, Берия заявил: «Если система не будет действовать, то...» 
И она начала действовать. В начале 1953 года Хозяин знал: вскоре Москва будет смотреть на Запад из-за частокола ракет. 
Все было готово: и водородная бомба, и самая мощная в мире армия. Нет, не зря он говорил Молотову вскоре после войны: «Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства, вторая – создала социалистическую систему, третья – навсегда покончит с империализмом». Что на «глубоком языке» означало: мы покончим. И Великая мечта, которую завещал им Боголенин, свершится. 
ШАГ ДО АПОКАЛИПСИСА 
Хозяин дал Игнатьеву минимальный срок для подготовки процесса и сформулировал лаконично: «Если врачи не признаются, вы будете там же, где они». 
13 января 1953 года страна прочла сообщение ТАСС «О раскрытии террористической группы врачей-отравителей». 
«Правда» напоминала читателям слова Вождя, сказанные в 1937 году: «Наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы. Чем усиленнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа». Чтобы ни у кого не было сомнений: 1937 год вернулся. 
Но в наступавшем ужасе была совершенно новая деталь – открытый антисемитизм. Это должно было пробудить фанатизм толпы и немыслимый размах террора. 
Целый день грозно звучали голоса радиодикторов. Из всех репродукторов несся этот текст: «Советский народ с гневом клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев...» 
Далее шло обещание, заставившее содрогнуться тех, кто понимал «глубокий язык»: «Что же касается вдохновителей этих наймитов – они могут быть уверены, что возмездие вскоре найдет дорогу к ним». 
«Вдохновителями», как писалось, были «иностранные хозяева», «американский империализм». И «возмездие» – война – «уже искало к ним дорогу». 
Кампания нарастала. Журнал «Крокодил» опубликовал открыто антисемитский фельетон «Пиня из Жмеринки»; «Огонек» в передовой статье «Бдительность и еще раз бдительность», перечислив еврейские имена арестованных врачей, называл их «извергами человеческого рода»; «Правда» печатала сообщения «об арестах шпионов в разных городах» с бесконечным рядом еврейских фамилий... 
Наступили страшные дни. Ночами по Москве ездили черные машины – забирали известных евреев. Тогда же арестовали следователя Шейнина. 
Еврея Збарского не защитила даже Великая мумия. Видимо, он должен был исполнить роль губителя Священного Тела. 
Збарский выйдет на свободу после смерти Сталина, в 1954 году. Для него был юбилейный год – 30 лет он провел рядом с Телом. 
Збарский рассказывал: «Все 24 часа в сутки я был подключен к Мавзолею. Я учил сотрудников: если даже муха влетит к нему, без меня удалять категорически воспрещаю». И всю жизнь мне снился этот кошмарный сон – звонят из Мавзолея: «Борис Ильич, высылаем машину – муха в саркофаге!» И я вскакиваю и мчусь как сумасшедший". 
В том же году Хранитель Тела умер. Но Тело продолжало существовать... 
Теперь Хозяин все чаще остается один на Ближней даче. Дочь – редкий гость, она общается с ним в основном письмами. 
«26. 10. 52. Дорогой папа, мне очень хочется повидать тебя. Никаких „дел“ или „вопросов“ у меня нет, просто так. Если бы ты разрешил и если это не будет тебе в тягость, я хотела бы провести у тебя на Ближней 2 дня из ноябрьских праздников: 8-9 ноября». 
Она опять разводилась. «10. 2. 53. Мне очень хочется тебя видеть, чтобы поставить в известность... как я живу... с глазу на глаз. Что же касается Юрия Андреевича (мужа Светланы, сына Жданова. – Э. Р.), то мы с ним еще накануне Нового года решили окончательно расстаться... Нет уж, довольно с меня этого сушеного профессора, бессердечного эрудита, пусть закопается с головой в свои книжки, а семья и жена ему вообще не нужны... Деньги у меня сейчас есть, еще те, что ты прислал, так что дело не в этом только». 
Во время редких посещений дочь с испугом увидела на стенах странные репродукции картин, вырезанные им из журналов. На них были дети: девочка поит из рожка лосенка, мальчик на лыжах, ребятня под вишней... 
Картинками он заменил своих внуков. 
В 1952 году, как пишет в своих мемуарах Хрущев, Хозяин впервые не поехал отдыхать. Не до отдыха, не до детей – мир стоит на пороге Великой мечты. 
Молотов, Микоян, Каганович, Ворошилов – этих смертников он уже не зовет. Только четверых из Политбюро приглашает он теперь на дачу: Маленкова, Берию и еще двоих из новых людей в руководстве – Хрущева и Булганина. Эта четверка должна будет действовать сначала против опальных стариков, потом друг против друга. Затем их всех сменят новые роботы. Партийная тюрьма уже ждала очередных обитателей. Кандидаты на смерть названы... 
И будущие жертвы, как римские сенаторы во времена Нерона, покорно ждут своей участи. Страх парализовал их. 
НАКАНУНЕ 
Атмосфера накалялась. Все ждали чего-то страшного – со дня на день. И в феврале последовал зловещий сигнал. 
Так как на Западе в адрес СССР раздавались бесконечные обвинения в антисемитизме, в ЦК решили подготовить пропагандистскую акцию: было составлено коллективное письмо представителей еврейской общественности. В этом письме евреи – знаменитые деятели науки и культуры – должны были гневно осудить арестованных «убийц в белых халатах» и заявить, что никакого антисемитизма в СССР нет, да и быть не может, но есть справедливая кара жалкой кучке буржуазных националистов, агентов международного сионизма. 
Впоследствии было много слухов о том, кто подписал это письмо и кто отказался. Вот что сказал мне один из подписавших (не буду называть его имя – он до смерти казнил себя за эту подпись): «Да, подписывали чудовищное письмо из-за животного страха за себя, за детей. Но одновременно я говорил себе: врачей уже не спасешь, надо спасать остальных. И чтобы прекратить эту антисемитскую кампанию – надо дистанцироваться, отделить остальных евреев от несчастных обреченных врачей...» 
Письмо должно было появиться в самом начале февраля, когда случилось неожиданное. 2 февраля в редакционных кабинетах «Правды» царила полнейшая растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печатать. 
Все понимали: только Хозяин мог запретить письмо, подготовлявшееся по распоряжению секретариата ЦК. 
А. М. Борщаговский (писатель и литературный критик, один из главных объектов травли в период антисемитской кампании) вспоминал в своей книге: "Окрик раздался с самого верха. Сталин не захотел делить евреев на хороших и плохих. Он не захотел, чтобы евреи откупились «кучкой буржуазных националистов». 
Знавшим об этом стало страшно. Если Хозяин не разрешает откупиться «кучкой буржуазных националистов», не задумал ли он наказать весь народ? 
Уже вскоре ответ на этот вопрос стал ясен. Вместо покаянного письма евреев (которое должно было остановить кампанию) в «Правде» появился яростный антисемитский фельетон «Простаки и проходимцы». В нем было множество персонажей с еврейскими фамилиями, и все они были жуликами и вредителями, «проходимцами», которых принимают на работу доверчивые «простаки», потерявшие бдительность русские люди. 
И естественно, последовал новый виток антисемитской истерии. Уже в конце февраля по Москве поползли слухи: евреев будут выселять в Сибирь. 
Люди знали: слухи, которых Хозяин не желал, прекращались быстро, их распространителей немедленно сажали. Здесь же день ото дня слух становился пугающе массовым. Но, как и во времена нацизма, многие евреи пытались себя успокоить. Сосед по дому говорил моему отцу: «Вы представляете, сколько будет нужно вагонов?! Нет, он попросту не сможет!» 
Но они врали себе, ибо знали: он сможет! Как смог даже в разгар войны переселить сотни тысяч с Кавказа в Сибирь. 
ПРЕРВАННЫЙ АПОКАЛИПСИС 
Но что это все означало? Зачем нужны были антисемитская кампания, депортация евреев, грядущая чистка руководства и надвигавшийся террор? 
Наивно объяснять это (как и террор 1937 года) паранойей Сталина или его животным антисемитизмом. 
Это был холодный прагматик, который за четверть века безраздельной власти всегда имел четкое обоснование своих самых чудовищных поступков. 
Отец любил повторять чью-то фразу о Сталине: «Горе тому, кто станет жертвой столь медленных челюстей». 
Да, Сталин не любил евреев, но он никогда не действовал в угоду страстям. Не любя евреев, он сделал своими довереннейшими лицами и Кагановича (третьего человека в государстве), и Мехлиса, который был его секретарем, а в дни войны – главой Политуправления армии. Да и внук Хозяина был сыном еврея... 
Тогда в чем же дело? 
Мог ли хитрец Сталин не понимать, что его государственный антисемитизм вызовет антисоветскую волну на Западе, и прежде всего в США, что готовившаяся депортация евреев может довести враждебность Америки до высшей точки? 
Странный вопрос! Конечно же, понимал! Значит, почему-то желал этой конфронтации? Хотел разругаться с Западом до конца? Чтобы... 
И еще вопрос: для чего он готовил террор? 
Террор 30-х годов должен был создать единое общество, безоговорочно подчиняющееся воле Хозяина. И в 1953 году он имел те же задачи: восстановить расшатавшуюся в войне дисциплину, начавший исчезать страх, чтобы создать единое общество, безоговорочно подчиняющееся воле Хозяина. 
Но как справедливо объяснял Молотов в беседах с Чуевым, террор в 30-х годах имел конечную цель – подготовить страну к войне. 
И надвигавшийся террор 50-х годов ему нужен был, чтобы... 
Да, чтобы начать новую Большую войну – войну с Западом. Последнюю войну, которая должна была окончательно сокрушить капитализм. 
Планировалась Отечественная, Священная война – под знакомыми, понятными лозунгами: сокрушить всемирное зло (капитализм) и его агентов (международное еврейство). Воплощением этого зла пропаганда, естественно, объявила Америку. Вот почему он провоцировал конфронтацию со Штатами. 
Старый диктатор решил осуществить Великую мечту, ибо в тот момент у него были все возможности для этого: его войска стояли в странах Восточной Европы и в Германии; его армия, закаленная в войне, пока была самой могущественной в мире; его столица была защищена двойным кольцом ракет; со дня на день он ждал испытания самого мощного в мире оружия, которое пока – на короткий срок – выводило его в лидеры (но он знал, что американцы идут следом); треть человечества была под его знаменами, и многие сотни тысяч сочувствовали ему – победителю Гитлера... 
Однако все эти преимущества были временными. Пока он был впереди – пока! Но уже завтра его полуголодная, полуразрушенная страна – покатит вспять! 
Мог ли этот великий хищник, уже теряя физические силы, в ощущении грядущего конца, не воспользоваться последним шансом осуществить Великую мечту? 
В РОССИИ ВСЕ СЕКРЕТ И НИЧЕГО НЕ ТАЙНА! 
Я отлично понимал, что документов об этом быть не может. 
Уже в день смерти Сталина в его архиве началась проверка и чистка. Было принято постановление: «Поручить Маленкову Г. М., Хрущеву Н. С., Берия Л. П. принять меры к тому, чтобы документы и бумаги тов. Сталина, как действующие, так и архивные, были приведены в надлежащий порядок». (Из протокола совместного заседания ЦК КПСС, Совета министров и Президиума Верховного Совета от 5 марта 1953 года. Эта секретная часть протокола была опубликована впервые лишь через 41 год.) 
Так что, «меры были приняты» и «надлежащий порядок наведен». Вряд ли эта тройка оставила документы, свидетельствовавшие о намерении СССР развязать мировую войну. Но в нашей стране, где документы в архивах периодически уничтожались или полны фальсификаций, существует забавный исторический источник – устные рассказы современников. 
А. Борщаговский рассказал мне об удивительной фразе Сталина, будто бы сказанной в феврале 1953 года. Он услышал об этой фразе и обо всем случившемся от своих близких (увы, умерших) знакомых – в частности, генерал-полковника Д. Драгунского, члена Центральной ревизионной комиссии ЦК КПСС. 
Дело происходило в кабинете Хозяина. Вышинский (который с 1940 года ушел из прокуратуры и занимал руководящие посты в Министерстве иностранных дел) рассказал Сталину о чудовищной реакции Запада на готовившийся процесс врачей. В ответ Сталин обрушился на Вышинского, назвал выступление меньшевистским и наорал на соратников, назвав их «слепыми котятами». В конце он сказал: «Мы никого не боимся, а если господам империалистам угодно воевать, то нет для нас более подходящего момента, чем этот». 
Вот что пишет в своей книге чешский историк Карел Каплан: «В секретных архивах чехословацкой компартии сохранилось изложение выступления Сталина на совещании руководителей братских компартий в 1951 году. Сталин объяснил участникам совещания, что настал наиболее выгодный момент для наступления на капиталистическую Европу... Война в Корее показала слабость американской армии... Лагерь социализма получил военное преимущество, но это преимущество временное... Таким образом, основной задачей социалистического лагеря является мобилизация всех его политических и военных сил для решающего удара по капиталистической Европе... Возникла реальная возможность установить социализм по всей Европе». 
Сталин уехал на дачу и до своей смерти оттуда уже не выезжал. В Журнале регистрации посетителей после 17 февраля записей нет. Хозяин более не возвращался в Кремль. И кто-то провел на полях Журнала красную черту, как бы подводя итог... 
Впрочем, 2 марта в его кабинет вновь войдут посетители. 
Но уже без него.

Глава 25
СМЕРТЬ ИЛИ УБИЙСТВО
«ЦЕЗАРЬ, БОЙСЯ МАРТОВСКИХ ИД»
Кончался февраль. Март обещали солнечный, как тот далекий март, когда началась революция и Коба, полный надежд, вышел на петроградский перрон. Солнечный март... Но он его не увидит. 
Согласно слухам, 5 марта евреев должны были посадить на грузовики и вывезти из Москвы. Берия, конечно же, должен был понимать: с этого момента мировая война приблизится вплотную. Начнется вторая часть задуманной Хозяиным программы – предвоенный террор, великая чистка. И тогда уже им всем – конец. 
Если Берия хотел спастись – ему нужно было поспешить. 
Я вспоминаю тот мартовский день. Голос главного диктора СССР Левитана – грозный голос, который привыкли ассоциировать с Хозяином, – читает официальный бюллетень о его болезни. Застыв от ужаса, люди слушают о содержании лейкоцитов в его крови. Оказывается, он имел обычные лейкоциты! Неужели смерть посмеет отнять его? 
И люди забросали газеты фантастическими проектами, включающими и собственное умерщвление, – только бы жил он... 
Сколько легенд было о его смерти! Даже придворный писатель Симонов точно ничего не знал. В 1979 году он пишет: «Меня и сейчас, спустя четверть века, терзает любопытство: как это умирание произошло на самом деле». 
Хотя уже в период Хрущева шепотом рассказывали следующую легенду: «Смерть Хозяина произошла совсем не в Кремле, как объявлено в официальном сообщении, а на Ближней даче. В ночь на 1 марта охранники Сталина по телефону вызвали Берию, сказали: „Хозяин подозрительно долго не выходит из своих комнат“. Берия позвонил Хрущеву и Маленкову, они все вместе приехали и вошли в его комнату. Он лежал на полу без сознания и вдруг зашевелился. Тогда Хрущев бросился к нему и стал душить, а за ним уже все накинулись на тирана. И придушили его. Всех сталинских охранников Берия расстрелял в ту же ночь. Стране сообщили о болезни Сталина, когда тот уже был мертв». 
С тайны началась его жизнь и тайной закончилась. 
СВИДЕТЕЛИ ПОЯВЛЯЮТСЯ 
Первые показания истинных свидетелей смерти Сталина напечатаны в книге Д. Волкогонова «Триумф и трагедия». На основании беседы с охранником Сталина А. Рыбиным автор написал: «Сталин умер на Ближней даче, сотрудник охраны Старостин обнаружил его лежащим на полу». 
Но к тому времени я уже знал: насчет Старостина Волкогонов ошибся. В Музее революции мне удалось прочесть неопубликованные воспоминания того же А. Рыбина «Железный солдат», и там я нашел несколько поразивших меня страничек... 
Сам Рыбин очень давно (с 1935 года) не работал в охране Сталина. Но 5 марта 1977 года (в очередную годовщину смерти Хозяина) ему удалось собрать нескольких сотрудников охраны, присутствовавших на Ближней даче в мартовские дни 1953 года. 
И вот со слов охранников (официально они назывались «сотрудники для поручений при И. В. Сталине») Рыбин записал показания. Сначала общие: «В ночь с 28 февраля на 1 марта члены Политбюро смотрели в Кремле кинокартину. После просмотра поехали на дачу... На дачу к Сталину приехали Берия, Хрущев, Маленков, Булганин, которые находились на даче до 4 утра. При Сталине в этот день дежурили старший сотрудник для поручений М. Старостин и его помощник В. Туков; у коменданта дачи Орлова был выходной, и дежурил помощник коменданта П. Лозгачев». 
На даче находилась также кастелянша М. Бутусова. 
После ухода гостей Сталин лег спать и более из своих комнат не появился. 
Рыбин также записал отдельно показания охранников Старостина, Тукова и Лозгачева. 
Самые краткие показания дал Старостин: «С 19 часов нас стала тревожить тишина в комнатах Сталина... Мы оба (Старостин и Туков. – Э. Р.) боялись без вызова входить в комнаты Сталина». 
И они отправляют туда Лозгачева. Он и обнаружил Сталина лежащим на полу у стола. 
Но уже показания, записанные со слов Тукова и Лозгачева, насторожили. Оказывается, Старостин в своем рассказе не сообщил удивительную деталь: перед тем как лечь спать, Сталин отдал невероятное распоряжение охране. 
Туков: «После ухода гостей Сталин сказал обслуге и комендантам: „Я ложусь спать, вас вызывать не буду, можете и вы ложиться“. Такого распоряжения Сталин никогда раньше не давал...» 
Хозяин, всегда болезненно относившийся к своей безопасности, вдруг велит собственной охране идти спать, оставив свои комнаты без присмотра! И в ту же ночь с ним случается удар!!! 
И в показаниях Лозгачева, первым увидевшего Хозяина после удара, я прочел то же самое: «Я, – говорит Сталин, – ложусь спать, и вы ложитесь спать...» В прошлом не помню, чтобы Сталиным была дана такая команда: «Всем спать». 
И я решил встретиться с Лозгачевым. 
Он оказался маленьким, еще крепким, широкоплечим стариком с доброй улыбкой. В его квартирке в Крылатском на крохотной кухне я записал его показания. 
Уже начав писать книгу, я еще раз навестил его и попросил подписать страницы, где было изложено главное. Он долго читал и потом поставил подпись. 
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ХОЗЯИНА 
Сначала Лозгачев долго рассказывал о быте Ближней дачи. Охранники называли ее просто «Ближняя» или «объект», а себя – «прикрепленными». 
Наконец он заговорил о той ночи: 
– В ночь на 1 марта я был на даче – дежурил... Орлов, комендант дачи, только что пришел из отпуска и был выходной. При Сталине дежурили старший прикрепленный Старостин, его помощник Туков, я и Матрена Бутусова. В ту ночь на объекте должны были быть гости – так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали. Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на 1 марта у нас было меню: виноградный сок «Маджари»... Это молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. И вот в эту ночь Хозяин вызвал меня и говорит: «Дай нам сока бутылки по две...» Кто был в ту ночь? Обычные его гости: Берия, Маленков, Хрущев и бородатый Булганин. Через некоторое время опять вызывает: «Еще принеси сока». Ну принесли, подали. Все спокойно. Никаких замечаний. Потом наступило четыре утра... В пятом часу подаем машины гостям. А когда Хозяин гостей провожал, то прикрепленный тоже провожал – двери закрывал за ними. И прикрепленный Хрусталев Иван Васильевич закрывал двери и видел Хозяина, а тот сказал ему: «Ложитесь-ка вы все спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И Хрусталев пришел и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было...» И передал нам слова Хозяина... – Здесь Лозгачев прибавил: – И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда Хозяин сказал: «Ложитесь спать...» Обычно спросит: «Спать хочешь?» – и просверлит тебя глазами с ног до головы. Ну какой тут сон!.. Мы были, конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать. 
– Подождите, но при чем тут Хрусталев? – остановил я его. – Ведь вы не говорили, что Хрусталев тоже был на даче. 
– Прикрепленный Хрусталев был на даче только до 10 утра, потом он уехал отдыхать. Его сменил Старостин Михаил Гаврилович, – ответил Лозгачев. 
(Так вот почему Старостин не сообщил Рыбину о странном приказе Хозяина – он его попросту не слышал!) 
Итак, в ту ночь на Ближней даче пили легкое вино – никаких крепких напитков, которые могли спровоцировать приступ, не было. Хозяин, по словам Лозгачева, «был добрый», а «когда он чувствовал себя неважно, у него настроение менялось – лучше не подходи». 
Но главное – удивительная фраза: «Ложитесь-ка вы все спать», которую Лозгачев от Хозяина «слышит впервые». Точнее, не от Хозяина – от прикрепленного Хрусталева. Это он передает приказ Хозяина, а утром уезжает с дачи. Приказ, который так удивил и Лозгачева, и другого охранника, Тукова. Они-то знают, как беспощадно Хозяин следит за порядком. Эта фраза нарушала священный порядок: разрешала им всем спать, то есть не охранять его комнаты и не следить друг за другом. 
Что и произошло. 
– На следующий день было воскресенье, – продолжал Лозгачев. – В 10 часов мы, как обычно, уже все были на кухне, начинали дела на сегодняшний день планировать. 
(Да, в результате приказа Лозгачев добросовестно спит. И естественно, не знает, что делали ночью его товарищи – к примеру, тот же Хрусталев, передавший этот невероятный для Хозяина приказ и утром уехавший домой.) 
Лозгачев: "В 10 часов в его комнатах – нет движения (так у нас говорилось, когда он спал). Но вот пробило 11 – нет, и в 12 – тоже нет. Это уже было странно: обычно вставал он в 11-12, а иногда даже в 10 часов он уже не спит. 
Но уже час дня – и нет движения. И в два – нет движения в комнатах. Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре часа – нет движения. Телефоны, может, и звонили к нему, но когда он спит, обычно их переключают на другие комнаты. Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?» ...Действительно, что делать – идти к нему? Но он строго-настрого приказал: если нет движения, в его комнаты не входить. Иначе строго накажет. И вот сидим мы в своем служебном доме, дом соединен коридором метров в 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная, уже 6 часов, а мы не знаем, что делать. Вдруг звонит постовой с улицы: «Вижу, зажегся свет в малой столовой». Ну, думаем, слава Богу, все в порядке. Мы уже все на своих местах, все начеку, бегаем, и... опять ничего! В восемь – ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять – нету движения, в десять – нету. Я говорю Старостину: «Иди ты, ты – начальник охраны, ты должен забеспокоиться». Он: «Я боюсь». Я: «Ты боишься, а я герой, что ли, идти к нему?» В это время почту привозят – пакет из ЦК. А почту передаем ему обычно мы. Точнее – я, почта моя обязанность. Ну что ж, говорю, я пойду, в случае чего, вы уж меня, ребята, не забывайте. Да, надо мне идти. Обычно входим мы к нему совсем не крадучись, иногда даже дверью специально громко хлопнешь, чтобы он слышал, что ты идешь. Он очень болезненно реагировал, когда тихо к нему входили. Нужно, чтобы ты шел крепким шагом и не смущался, и перед ним чтоб не тянулся. А то он тебе скажет: «Что ты передо мной бравым солдатом Швейком вытягиваешься?» Ну, я открыл дверь, иду громко по коридору, а комната, где мы документы кладем, она как раз перед малой столовой, ну я вошел в эту комнату и гляжу в раскрытую дверь в малую столовую, а там на полу Хозяин лежит и руку правую поднял... вот так. – Здесь Лозгачев приподнял полусогнутую руку. – Все во мне оцепенело. Руки, ноги отказались подчиняться. Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог. Слух у него был хороший, он, видно, услышал мои шаги и еле поднятой рукой звал меня на помощь. Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с вами?» Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: «Может, врача вызвать?» А он в ответ так невнятно: «Дз... дз...» – дзыкнул и все. На полу лежали карманные часы и газета «Правда». На часах, когда я их поднял, полседьмого было, в половине седьмого с ним это случилось. На столе, я помню, стояла бутылка минеральной воды «Нарзан», он, видно, к ней шел, когда свет у него зажегся. Пока я у него спрашивал, ну, наверное, минуту-две-три, вдруг он тихо захрапел... слышу такой легкий храп, будто спит человек. По домофону поднял трубку, дрожу, пот прошибает, звоню Старостину: «Быстро ко мне, в дом». Пришел Старостин, тоже оторопел. Хозяин-то без сознания. Я говорю: «Давай его положим на диванчик, на полу-то неудобно». За Старостиным Туков и Мотя Бутусова пришли. Общими усилиями положили его на диванчик, на полу-то неудобно. Я Старостину говорю: «Иди звонить всем без исключения». Он пошел звонить. А я не отходил от Хозяина, он лежал неподвижно и только храпел. Старостин стал звонить в КГБ Игнатьеву, но тот испугался и переадресовал его к Берии и Маленкову. Пока он звонил, мы посовещались и решили перенести его в большую столовую на большой диван... Мы перенесли потому, что там воздуха было больше. Мы все вместе это сделали, положили его на тахту, укрыли пледом, видно было, что он очень озяб, пролежал без помощи с семи вечера. Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки – ему, наверное, было холодно. В это время Старостин дозвонился до Маленкова. Спустя примерно полчаса Маленков позвонил нам и сказал: «Берию я не нашел». Прошло еще полчаса, звонит Берия: «О болезни товарища Сталина никому не говорите». 
Итак, прошел час. Никто не спешит к умирающему Хозяину. Бывшему Хозяину. Только прикрепленные сидят у постели. И ждут. 
ЛОЖЬ 
Единственный из соратников, подробно рассказавший о ночной трагедии, – Хрущев. Он описал ее в своих «Воспоминаниях». Но описал весьма странно: «Вдруг звонит Маленков: „Вот, знаешь, звонили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты. Они тревожно сообщили: что-то произошло со Сталиным. Надо будет поехать. Я уже позвонил Берии и Булганину. Выезжай прямо туда, к Сталину, и я поеду, и они тоже приедут“. Я сейчас же вызвал машину... Мы условились, что приедем не прямо к Сталину, а сначала зайдем в дежурку... Мы зашли к дежурным и спросили: „В чем дело?“ Они объяснили: „Обычно Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонил, вызывал, просил чай... Сейчас этого не было“. Чекисты сказали, что они уже посылали Матрену Петровну (Бутусову. – Э. Р.) на разведку (подавальщица – очень ограниченный, но честный, преданный Сталину человек). Она пришла и сказала, что товарищ Сталин лежит на полу – спит, и под ним помочено – он мочился... Чекисты подняли Сталина и положили на кушетку в малой столовой. Когда нам сказали, что с ним такой случай произошел и что он теперь спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться, когда он в таком неблаговидном положении находится. Мы уехали по домам». 
Итак, по Хрущеву, вся четверка вчерашних гостей тотчас приехала. Но, узнав о неблаговидном положении Хозяина, она из деликатности уезжает. 
На самом деле, по словам Лозгачева, происходило все совершенно иначе. 
Лозгачев: «В 3 часа ночи слышу – подъехала машина. (Прошло почти четыре часа после того, первого звонка, почти четыре часа Сталин лежит без помощи – и только теперь приехала машина. – Э. Р.) Приехали Берия и Маленков. У Маленкова ботинки скрипели, помню, он снял их, взял под мышку. Они входят: „Что с Хозяином?“ А он лежит и чуть похрапывает... Берия на меня матюшком: „Что ж ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспокойно. Поедем, Маленков!“ Я им все объяснил, как он лежал на полу, и как я у него спросил, и как он в ответ „дзыкнул“ невнятно. Берия мне: „Не поднимай панику, нас не беспокой. И товарища Сталина не тревожь“. Ну и уехали». 
Итак, объявив, что 74-летний старик, пролежавший четыре часа в луже мочи, «преспокойно спит», соратники уезжают, вновь оставив Хозяина без помощи. 
«Я ЕГО УБРАЛ» 
Лозгачев: "Опять остался я один. Думаю, надо опять Старостина звать, пусть он всех опять поднимет. Говорю: «Иначе он умрет, а нам с тобой крышка будет. Звони, чтоб приехали». 
Хрущев: «Прошло какое-то небольшое время, опять звонок. Звонит Маленков и говорит: „Звонили опять ребята от товарища Сталина. Они говорят, что все-таки что-то с товарищем Сталиным не так. Хотя Матрена Петровна, когда мы ее посылали, сказала, что он спокойно спит, это не обычный сон. Надо еще поехать“. Условились: надо, чтобы приехали врачи». 
Лозгачев: «В восьмом часу утра заявляется Хрущев. „Как Хозяин?“ Говорю: „Очень плох, с ним что-то случилось“, и все рассказываю. Хрущев говорит: „Сейчас врачи приедут“. Ну, думаю, слава Богу. Между половиной девятого и девятью (после того, как он пролежал 13 часов без помощи! – Э. Р.) прибыли врачи». 
Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно отдал приказ всем спать, "по удивительному совпадению той же ночью с ним случился удар... или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, чтобы остаться наедине с Хозяином – ему или кому-то еще, нам неизвестному. (После ареста Власика Берия, конечно же, завербовал кадры в оставшейся без надзора охране. Он должен был использовать последний шанс выжить.) 
Проник ли в неохраняемую комнату сам Хрусталев или кто-то еще? Сделали ли укол заснувшему после «Маджари» Хозяину? Спровоцировал ли этот укол удар? Проснулся ли Хозяин, почувствовав дурноту, и пытался ли спастись, но сумел дойти только до стола? Все это – предположения... но если все так и было, становится понятной поражающая смелость соратников: узнав о происшедшем, они не спешат примчаться на помощь, будто точно знают, что произошло, уверены, что Хозяин уже безопасен. 
Но в обоих вариантах четверка сознательно бросила Хозяина умирать без помощи. 
Так что в обоих вариантах они убили его. Убили трусливо, как жили. И Берия имел право сказать Молотову слова, которые тот потом процитировал: «Я его убрал». 
ХРОНИКА СМЕРТИ
Лозгачев: «Ну врачи все были совсем испуганные... глядят на него и тоже все дрожат. Им надо его осматривать, а у них руки трясутся, а тут еще зубной врач снял протезы, а они у него из рук выпали. Боится. Ну профессор Лукомский говорит: „Надо рубашку снимать, давление измерять...“ Я разорвал рубашку. Стали мерить. Потом осмотрели все и нас спросили, кто при этом был – когда он упал. Мы думали: теперь все, сейчас нас посадят в машину и будь здоров – конец! Нет, слава Богу, врачи пришли к выводу, что с ним было кровоизлияние. Тут народу понаехало очень много, и, по существу, с этого момента мы уже отошли от всего этого. Я в дверях стоял. За мной люди толпились – приехавшие. Помню, министр Игнатьев все боялся войти. Я говорю: „Что вы стесняетесь, заходите“. Тогда же, 2 марта, привезли Светлану». 
Дочь Сталина пишет в своей книге: «Василия вызвали тоже, но он был пьян и быстро ушел к охране – шумел в служебном помещении, что отца убили... пока не уехал к себе. Ставили пиявки, делали рентген легких. Заседала сессия Академии медицинских наук, решая, что предпринять. Привезли установку для искусственного дыхания. Громоздкий аппарат стоял без дела, а молодые специалисты ошалело озирались». 
Так он умирал в созданных им страхе и показухе. 
Оставив при Сталине Булганина, соратники отправились в Кремль. Пока Хозяин умирал, Журнал продолжал фиксировать посетителей сталинского кабинета. 
Согласно записи, 2 марта в 10.40 утра в кабинете собрались Берия, Маленков и Хрущев. Позже к ним присоединились опальные Молотов, Микоян, Ворошилов, Каганович и остальные члены Президиума ЦК. И видимо, начали делить его власть в его кабинете... После чего Берия, Маленков и осмелевшие Ворошилов и Микоян отправились на дачу – следить за умирающим. 
В половине девятого вечера, согласно Журналу, все вновь собрались в сталинском кабинете – продолжили делить власть. 
Утром – вновь на дачу. 
И так теперь каждый день. 
Но беспомощный, еле дышащий полутруп еще был им нужен. 
Профессор Мясников: «Маленков дал нам понять, что... он надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все поняли, что речь идет о необходимом сроке для организации новой власти и подготовки общественного мнения... Сталин иногда стонал. Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих. Тогда Ворошилов сказал: „Товарищ Сталин, мы здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?“ Но взгляд уже ничего не выражал. Весь день мы что-то впрыскивали, писали бюллетени. Члены Политбюро подходили к умирающему, те, кто рангом пониже, смотрели через дверь. Помню, Хрущев тоже держался у дверей. Во всяком случае, иерархия соблюдалась: впереди – Маленков и Берия, далее – Ворошилов, Каганович, Булганин и Микоян. Молотов был нездоров, но два-три раза приезжал на короткий срок». 
Молотов: "Меня вызвали на дачу... Глаза у него были закрыты, и, когда он открывал их и пытался говорить, тогда к нему подбегал Берия и целовал ему руку. После похорон Берия хохотал: «Корифей науки, ха-ха-ха». 
Наступило 5 марта. 
Светлана: «Отец умирал страшно и трудно... Лицо потемнело, изменилось... черты лица становились неузнаваемы... Агония была страшной, она душила его прямо на глазах... В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза. Это был ужасный взгляд – то ли безумный, то ли гневный, и полный ужаса перед смертью... И тут... он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то погрозил всем нам... И в следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела». 
Впрочем, каждый воспринял этот последний его жест по-своему. 
Реаниматор Чеснокова: «Но вот дыхание резко нарушилось, наступило возбуждение. Левая рука, как в приветствии, поднялась и упала. Это была агония. Дыхание остановилось». 
Лозгачев: «Говорят, когда он умирал, то, как тогда у стола, поднял руку – просил о помощи... Но кто ему поможет!..» 
Мясников: «Смерть произошла в 21.50». 
Светлана: «Берия первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где все стояли молча, послышался его громкий, не скрывавший торжества голос: „Хрусталев, машину!..“ И круглолицая, курносая Валечка Истомина грохнулась на колени около дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос». 
К Хрусталеву обращается Берия! Из всех прикрепленных выбирает Хрусталева! 
Берия торопится уйти. Но другие соратники остаются. Для Берии он был только Хозяин. Для остальных – Молотова, Кагановича, Ворошилова – он был их молодостью, их надеждами. Он был всей их жизнью. 
Но, постояв немного, и они ринулись в Кремль вслед за Берией – принимать власть. В Кремле в это время шло совместное заседание ЦК партии, Совета министров, Верховного Совета. Оно должно было легализовать то, о чем они уже договорились. 
К. Симонов был членом Верховного Совета. Но и он, как и вся страна, верил, что Сталин еще жив и борется со смертью здесь, в Кремле: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы все знали, что где-то рядом в Кремле лежит Сталин, который никак не может прийти в сознание. Все сидели совершенно молча... Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут так могут молчать триста тесно сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого молчания. Из задней двери вышли они – те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян. Вступительную речь сказал Маленков. Смысл: товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но, даже если он победит, состояние его настолько тяжелое... Нельзя оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо сформировать правительство». 
Сформировали. Комедию играть больше не было смысла. И когда после заседания Симонов приехал в «Правду», зазвонил телефон. Редактор выслушал сообщение, повесил трубку и сказал коротко: «Сталин умер». 
– Нам сказали, сейчас будут забирать его в больницу, бальзамацию делать, – рассказывает Лозгачев. – Никто нас не звал проститься с мертвым, мы сами ходили. Светлана была недолго. Был и Вася. Не сказал бы, что он был пьян, но в волнении. Потом приехала машина с носилками, положили его и при мне понесли. И все... И никого – только мы стоим и смотрим. 
– Говорят, у Хозяина на теле был какой-то кровоподтек, будто его толкнул кто-то? – спросил я его. 
– Никакого кровоподтека не было и не могло быть, никто его не толкал. Хрусталев был, когда его бальзамировали, и говорил нам, что в легких, правда, нашли какой-то огарок. Может быть, когда кислород вводили, что-то попало. А так ничего. 
– А что было потом с прикрепленными? 
– Ну, а дальше всех разогнали, вызывают такого-то и отправляют из Москвы – «чтоб немедленно выезжали с семьей». Такая неожиданность! Старостин, Орлов, Туков решили зайти к Берии – попросить не отправлять. Пришли, а он говорит: «Не хотите быть там – будете там» – и пальцем указал на землю. Ну, они и поехали. 
– А что было потом с Хрусталевым? 
– Хрусталев заболел и вскоре умер (!!! – Э. Р.). Орлова со Старостиным назначили во Владимир, а я остался на объекте – объект пустой, а я завхоз. Объект передали министерству здравоохранения. Так вот и закончилась Ближняя... 
КОНЕЦ ТРИЛЛЕРА 
Но так просто Хозяин не ушел. В Москве состоялось его невиданное кровавое прощание с народом. 
Его положили в Колонном зале, и тысячные толпы скорбящих вышли на улицу. Из всех городов шли поезда с людьми – проститься с богом...