1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Умасливать его чертяк.      

       

                   Теперь же, так я полагаю,       

                   Негоже дальше мне писать;       

                   Я пекла отродясь не знаю,       

                   Так чтоб чего не набрехать.       

                   Прошу, читатель, подождите,       

                   Уймитесь, малость потерпите,       

                   Пойду спрошу у стариков.       

                   Дознаюсь я у древних дедов,       

                   О пекле стороной разведав,       

                   Что знали от своих отцов.      

       

                   Вергилий пусть в раю панует,      

                   Он был неглупый человек,      

                   Коль что не так, пусть не лютует      

                   Ведь сам он жил в давнишний век.      

                   Не так теперь и в пекле стало,      

                   Как в старину при нем бывало      

                   И как покойник описал;      

                   Я, может, что-нибудь прибавлю,      

                   Переменю иль так оставлю,      

                   Все - как от стариков слыхал.      

       

                   Эней с Сивиллой поспешали       

                   До пекла поскорей домчать,       

                   Оглядываясь, все гадали,       

                   Как в пекло двери отыскать.       

                   А после, на гору крутую       

                   Взойдя, нашли нору большую,       

                   Тотчас же прыгнули туда.       

                   Эней, молясь тихонько богу,       

                   Рукой нащупывал дорогу,       

                   Не провалиться чтоб куда.      

       

                   Тропа все дальше уводила       

                   Вонючим, грязным ходом в ад,       

                   Вовек здесь солнце не всходило,       

                   Курился дым, сочился чад.       

                   Тут издавна жила Дремота       

                   С сестрой по имени Зевота.       

                   Они всех прежде набрели       

                   На путников. Сквозь сон лениво       

                   Приветствовали их учтиво       

                   И тотчас дальше повели.      

       

                   А после Смерть по артикулу       

                   Им отдала косою честь,       

                   Красуясь перед караулом,       

                   Какой всегда у смерти есть:       

                   Чума, война, разбой и холод,       

                   Короста, лихорадка, голод;       

                   За ними выстроились в ряд:       

                   Холера, рожа, золотуха,       

                   Парша, проказа и желтуха -       

                   Все лиха, что людей морят.      

       

                   Но, кроме хвори, есть немало       

                   На свете бед и зол иных -       

                   За Смертью следом ковыляла       

                   Толпа свекровок, мачех злых,       

                   Шли вотчимы и тести-скряги,       

                   Зятья и свояки-плутяги,       

                   Невестки, скорые на брань,       

                   Свояченицы и золовки,       

                   Ругательницы и плутовки       

                   И всякая иная дрянь.      

       

                   Стояли злыдни там рядами       

                   С бумажной жвачкою в зубах,       

                   Торчали перья за ушами,       

                   У всех чернильницы в руках.       

                   То сотских и десятских туча,       

                   Вредней и злее змей гремучих;       

                   Пан-писарь, чорт его дери,       

                   Орава стряпчих прелукавых,       

                   Исправников, судей неправых,       

                   Ходатаи, секретари.      

       

                   За ними чередой понурой       

                   Шагал святых унылый взвод.       

                   Сии смиренные натуры       

                   Все клали ручки на живот,       

                   Умильно всем богам молились,       

                   В неделю по три дня постились,       

                   Не поносили вслух людей -       

                   Зато тишком весь свет ругали,       

                   Днем не случалось, чтоб гуляли,       

                   Но ночь была не без гостей.      

       

                   Напротив постников нескромных       

                   Квартал был целый потаскух,       

                   Развратниц, пьяниц неуемных       

                   И легких нравом молодух       

                   Со стрижеными головами,       

                   В сорочках, с голыми ногами,       

                   Гулящих девок строй густой.       

                   Немало панночек жеманных,       

                   Лукавых и непостоянных,       

                   Стояли шумною толпой.      

       

                   А рядышком в тоске грустили       

                   Молодки - жены стариков,       

                   Что всякий час готовы были       

                   Чужих потешить молодцов.       

                   Здесь также пареньки стояли,       

                   Что недотепам помогали       

                   Для них семейку расплодить;       

                   Ребята, что отцов не знали,       

                   Родительниц безмужних кляли,       

                   За то, что не дали пожить.      

       

                   Эней сперва дивился, ахал       

                   Такому множеству чудес,       

                   Потом затрясся весь от страха,       

                   Не рад уж был, что в ад залез.       

                   Когда ж глаза его узрели       

                   Ужасных чудищ, что кишели       

                   Кругом, куда ни поглядишь, -       

                   Дрожа, к Сивилле притулился,       

                   За юбками ее укрылся,       

                   Как от кота в кладовке мышь.      

       

                   Но тут Сивилла в путь помчала       

                   И, хоть артачился Эней,       

                   Так, юбки подобрав, бежала,       

                   Что еле поспевал за ней.       

                   Вдаль поспешая за ягою,       

                   Эней увидел пред собою       

                   У быстрой речки перевоз.       

                   Та речка Стиксом называлась,       

                   Сюда ватага душ собралась;       

                   Все ждали, кто б их перевез.      

       

                   Тут перевозчик вдруг явился:       

                   Лицом цыган - глазаст и смугл,       

                   На солнце весь он опалился,       

                   И губы, как арап, раздул;       

                   Глазищи страшные запали       

                   И бельмами позаплывали,       

                   А голова вся в колтунах;       

                   Слюна у губ вожжой моталась,       

                   Как войлок борода свалялась, -       

                   Такой был дядя - просто страх.      

       

                   Истлев, сорочка с плеч валилась,       

                   Ей было уж, поди, лет сто,       

                   Не раз, не два она чинилась,       

                   Вся в дырках, словно решето;       

                   На палец грязи к ней пристало,       

                   Аж капало с подола сало;       

                   Обут был в лапти грозный муж.       

                   Онучи по земле тащились,       

                   Штаны от ветхости лоснились,       

                   Промокнув до мотни к тому ж.       

       

                   Им гашник лыко заменяло,       

                   На лыке, крепком, как ремень,       

                   Кисет болтался, в нем кресало,       

                   Табак, и трубка, и кремень.       

                   Хароном перевозчик звался,       

                   Своею властью величался;       

                   Он в самом деле был божок.       

                   С весельцем ловко управлялся,       

                   Стрелой по водам Стикса мчался,       

                   Челнок был легок, как пушок.      

       

                   Как в день базарный слобожане       

                   Или на праздничном торгу,       

                   Теснились души разных званий       

                   У перевоза на лугу.       

                   Друг друга под бока толкали       

                   И, как сороки, стрекотали;       

                   Тот бил локтями, сколько мог,       

                   Иной вопил, а те ругались,       

                   Кричали, спорили, пинались,       

                   Всяк норовил попасть в челнок.      

       

                   Как гуща пенится квасная,       

                   Как бродят, скиснув, бураки,       

                   Как рой гудит, с земли взлетая,       

                   Так души бились у реки.       

                   Харона, плача, заклинали,       

                   С мольбою руки простирали,       

                   Чтоб взял с собою на каюк;       

                   Но старый хрыч был равнодушен,       

                   Напрасно распинались души;       

                   Он, надуваясь, как индюк,      

       

                   Весельцем знай себе играет,       

                   Кого попало в морду бьет,       

                   От челнока, как псов, гоняет,       

                   А после кой-кого берет,       

                   В свой челн сажает потихоньку,       

                   Отчаливает полегоньку,       

                   Счастливчиков по Стиксу мчит;      

                   Но если кто из той оравы      

                   Ему придется не по нраву,      

                   Тот век у речки просидит.      

       

                   Эней меж душ давно толкался      

                   И вот, шагая бережком,      

                   Вдруг с Палинуром повстречался,      

                   Что плавал штурманом при нем.      

                   Бедняга Палинур заплакал,      

                   О злой судьбе своей калякал,      

                   О переправе все вздыхал;      

                   Тут их Сивилла разлучила,      

                   Энея дальше потащила,      

                   Чтоб даром время не терял.      

       

                   Толкая всех в бока и спины,       

                   Пришли на самый перевоз,       

                   Где перевозчик-старичина       

                   Бесился, словно лютый пес;       

                   Кричал урод, как оглашенный,       

                   И поносил народ крещеный,       

                   Как водится в шинках у нас;       

                   Честил всех кряду без помехи,       

                   Досталось душам на орехи -       

                   Пускай потерпят в добрый час.      

       

                   Гостей на берегу увидя,       

                   Харон от злости побелел       

                   И, приношений не предвидя,       

                   Как бык на бойне, заревел:       

                   "Вы, дурни, как сюда попали?       

                   Без вас здесь мало всякой швали?       

                   Какого чорта вы пришли?       

                   Я враз отсюда вас отважу       

                   И на дорожку так спроважу,       

                   Чтоб вы и дома не нашли.      

       

                   Прочь, к чорту, чтоб вас задавило,      

                   Не то как раз по шее дам;      

                   Как двину в зубы, в ухо, в рыло -      

                   Вас дьявол не узнает сам;      

                   Вас только здесь недоставало,      

                   А то, поди, мне дела мало;      

                   И кто сюда вас только звал!      

                   Я с мертвыми справляюсь еле,      

                   А тут еще на шею сели      

                   Живые, чорт бы вас побрал!"      

       

                   Сивилла, видя, что не в шутку      

                   Расхорохорился  Харон,      

                   Сообразила все в минутку,      

                   Отвесила ему поклон:      

                   "Ну-ну, - сказала, - что случилось?      

                   Смени-ка, братец, гнев на милость,      

                   Не сами мы пришли сюда;      

                   Да разве ж ты меня не знаешь,      

                   Что так поносишь и ругаешь?      

                   Какая же от нас беда?      

       

                   Взгляни-ка, что это такое?       

                   Утихомирься, не ворчи;       

                   Не деревцо ли золотое?       

                   Узнал? Ну вот, теперь молчи".       

                   Потом подробно рассказала,       

                   Кого к Плутону провожала,       

                   Зачем, за делом за каким...       

                   Харон рассказу подивился,       

                   На весла разом навалился,       

                   И с челноком причалил к ним.      

       

                   Эней с своей Сивиллой вещей,      

                   Не мешкая, вошли в челнок,      

                   И грязный Стикс волной зловещей      

                   Заклокотал у самых ног.      

                   Вода сквозь щели в лодку била,      

                   Сивилла юбки подмочила.      

                   Эней уж думал, что пропал;      

                   Но пан Харон наш потрудился,      

                   Перед гостями отличился      

                   И мигом к пеклу челн пригнал.      

       

                   Он положил весло, за греблю       

                   Содрал алтын с них на чаек       

                   И, высадив тотчас на землю,       

                   Тропинку в ад найти помог.       

                   Эней побрел с Сивиллой вместе,       

                   Прошел тихонько сажен двести, -        

                   Ан глядь, - в бурьяне пес лежит.       

                   Три головы у пса на шее;       

                   Он словно поджидал Энея -       

                   Как вскочит вдруг, как зарычит!      

       

                   Загавкал враз тремя пастями       

                   И кинулся было кусать.       

                   Эней, дружа не очень с псами,       

                   Назад собрался утекать,       

                   Но баба хлеба кус швырнула       

                   И этим глотки псу заткнула,       

                   Барбос за кормом побежал;       

                   Эней с Сивиллой изловчился,       

                   И так и этак покрутился       

                   И, наконец, от пса удрал.      

       

                   Так наш Эней пробрался в пекло;       

                   То подлинно иной был свет, -       

                   Все было сумрачно и блекло,       

                   Ни звезд, ни солнца вовсе нет.       

                   Клубились там одни туманы,       

                   Да сонмы грешных непрестанно       

                   Кричали, жалобя до слез.       

                   Эней с Сивиллою глядели,       

                   Какие муки здесь терпели,       

                   Какую всякий кару нес.      

       

                   Он видел, как смола вскипала       

                   В огромных круглых казанах,       

                   Как нефть и сера клокотала,       

                   Огонь пылал, ну прямо страх;       

                   Как грешники в смоле кипели       

                   И на огне пеклись, горели, -       

                   Всяк получал, что заслужил;       

                   Пером не описать такого,       

                   Пересказать не сыщешь слова,       

                   Как грешников Плутон казнил.      

       

                   С панов за то три шкуры драли       

                   И жарили со всех боков,       

                   Что людям льготы не давали,       

                   Считая всех их за скотов.       

                   Теперь они дрова возили,       

                   В болотах камыши косили,       

                   Носили на растопку в ад;       

                   За ними черти ковыляли.       

                   Прутом железным погоняли       

                   Тех, что работали не в лад.      

       

                   Еще нещадней черти драли       

                   Железной спицей по спине       

                   Таких, что сами смерть искали,       

                   Отраду видя в вечном сне.       

                   Горячим дегтем поливали,       

                   Бока ножами протыкали,       

                   Чтоб не спешили помирать,       

                   А после, усиляя муки,       

                   Дробили дурням в ступе руки,       

                   Чтоб не пытались убивать.      

       

                   Расплавив серебро, вливали       

                   Скупцам и богатеям в рот;       

                   Вралей нещадно заставляли       

                   Лизать в печи горячий под.       

                   А тех, что сроду не женились       

                   Да все чужим добром живились,       

                   Повесив их рядком на крюк,       

                   Той частью тела зацепили,       

                   Которою они грешили,       

                   Не опасаясь адских мук.      

       

                   Начальников нещадно драли,       

                   Панов, подпанков, челядь их;       

                   Всем по заслугам воздавали:       

                   И старых жгли и молодых.       

                   Тут были всякие цехмистры,       

                   Советники и бургомистры,       

                   Чинуши, судьи, писаря,       

                   Те, что по правде не судили,       

                   А только денежки лупили       

                   И обирали бедных зря.      

       

                   Философы, что ахинею       

                   Премудрую всю жизнь несли,       

                   Попы, монахи, архиреи,       

                   Что паству кое-как пасли;       

                   Чтоб не гонялись за деньгами,       

                   Чтоб не возились с попадьями,       

                   Чтоб знали каждый свой удел;       

                   Ксендзы - чтоб баб не задевали,       

                   Звезд умники чтоб не хватали, -       

                   В огне за грех свой всяк горел.      

       

                   А те, что баб не удержали      

                   В руках и дали волю им,      

                   Что всякий день гулять пускали      

                   По свадьбам, по местам иным,      

                   Где до полуночи плясали      

                   Да там мужьям и изменяли, -      

                   Таких держали в колпаках      

                   С большущими на лбу рогами,      

                   С закрытыми к тому ж глазами,      

                   В кипящих серой казанах.      

       

                   Отцам, что деток не учили,       

                   А гладили по головам       

                   Да только знали, что хвалили,       

                   Здесь воздавали по делам:       

                   В кипящей нефти их купали       

                   За то, что из-за них пропали       

                   Сыны, да их же, дураков       

                   Родителей, за чубы драли       

                   И смерти скорой им желали,       

                   Чтоб растрясти добро отцов.      

       

                   Еще там сластолюбцы шлялись -      

                   По части девок мастера,      

                   Что в окна ночью забирались,      

                   Не вылезая до утра,      

                   Что сватать девок обещали,      

                   Подманивали, улещали      

                   И добирались до конца.      

                   А после девки с перечесу      

                   До самого толстели носу      

                   И срам терпели до венца.      

       

                   Купчишки были из смышленых,       

                   Что в селах и по городам       

                   Обмеривали люд крещеный,       

                   Сбывали завалящий хлам.       

                   И перекупки и пройдохи,       

                   Что тороваты на подвохи,       

                   Менялы, шинкари, дельцы,       

                   И те, что дрянью промышляют,       

                   И те, что сбитень разливают,       

                   Все обдувалы, все купцы.      

       

                   Головорезы и бродяги,       

                   Ярыжки, моты и лгуны,       

                   Пьянчуги, сводники, плутяги,       

                   Обманщики и шептуны.       

                   Все колдуны и чародеи,       

                   Все, без изъятия, злодеи;       

                   Кузнец, сапожник и портной;       

                   Цеха - мясницкий и скорняцкий,       

                   Суконный, коновальский, ткацкий -       

                   Всех, что грешили, жгли смолой.      

       

                   Неверные и христиане,       

                   Паны, простые мужики,       

                   Дворяне, шляхтичи, мещане,       

                   И юноши и старики;       

                   Тут и богатый и убогий,       

                   Прямой, как жердь, и кривоногий,       

                   И остроглазый, и слепец,       

                   Штафирки, воины лихие,       

                   И панские, и приписные;       

                   Мирянин суетный, чернец.      

       

                   Эх-ма, нет в мире правды, детки,      

                   С брехней же натворишь грехов;      

                   Сидели, точно птички в клетке,      

                   Кропатели плохих стихов      

                   И страшные терпели муки.      

                   Им накрепко связали руки,      

                   Чтоб не строчили виршей впредь.      

                   Вот так и нам попасться можно,      

                   Коли писать неосторожно.      

                   Да трудно ж, чорт дери, терпеть.      

       

                   Какого-то пройдоху били      

                   И резали на шашлыки;      

                   Расплавив медь, за шкуру лили,      

                   Едва не рвали на куски.      

                   Был бестией он продувною,      

                   За медный грош кривил душою,       

                   В печать чужое отдавал;      

                   С восьмою заповедью вместе,      

                   Забыв о совести и чести,      

                   Добром соседей промышлял.      

       

                   Эней, пустившись прочь оттуда       

                   И недалече отойдя,       

                   Вдруг новое увидел чудо,       

                   На бабьи муки набредя.       

                   Здесь грешниц жарили нещадно,       

                   Как в бане было душно, чадно,       

                   И вой и стон стоял кругом.       

                   Бедняжки плакали, пищали,       

                   Покоя ни на час не знали,       

                   Как будто маясь животом.      

       

                   Там девки, бабы, молодицы       

                   Кляли себя и весь свой род,       

                   Кляли гулянки, вечерницы,       

                   Кляли и этот свет и тот.       

                   Здесь их за то огнем палили,       

                   Что больно уж они хитрили,       

                   Своих морочили мужей.       

                   Известно: жинка коль захочет,       

                   У мужа все, как есть, схлопочет.       

                   Уж он всегда потрафит ей.      

       

                   Там пекся рой смиренных бестий,       

                   Что знали весь святой устав;       

                   Поклонов били штук по двести,       

                   Смиренно на колени став;       

                   Как в церкви на виду стояли,       

                   Глаза всё долу потупляли,       

                   А позже, от людей тайком,       

                   Молитвенники прочь кидали,       

                   Носились, бегали, скакали,       

                   Грешили темным вечерком.      

       

                   Там были панночки-вострушки,       

                   Что наряжались напоказ;       

                   И потаскухи и вертушки,