1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 
Сильнее любострастьем распалён,    

Чем яростью); испуганную мать    

Настиг, в объятья мощно заключив,    

Познал насильно. Эти псы — плоды    

Преступного соития. Гляди!    

Страшилища вокруг меня рычат    

И лают непрестанно; каждый час    

Должна их зачинать я и рождать    

Себе на муку вечную; они,    

Голодные, в мою утробу вновь    

Вползают, завывая, и грызут    

Моё нутро, что пищей служит им;    

Нажравшись, вырываются из чрева,    

Наводят на меня безмерный страх,    

Умышленно тревожа каждый миг,    

И нет мне отдыха, покоя нет!    

Но сын — мой враг, проклятый призрак Смерть -    

Сидит напротив, подстрекая псов,    

Готовый, за отсутствием другой    

Добычи, мать свою — меня пожрать,    

Когда б не ведал, что с моим концом    

И он погибнет; горькой покажусь    

На вкус; ведь стать могу я в срок любой    

Убийственной отравой для него:    

Так решено Судьбой. Но ты, отец,    

Копья губительного берегись    

И не надейся тщетно, что броня,    

В эфире закалённая, тебя    

Убережёт. Губительный удар    

Всех сокрушает, кроме Одного -    

Кто властвует в Небесной вышине".    

Она умолкла. Хитрый Враг, смекнув    

Значенье слов её, умерил гнев    

И нежно молвил: "— Дорогая дочь,-    

Поскольку ты зовёшь меня отцом    

И предъявляешь сына моего    

Прекрасного — залог взаимных нег,    

Которые с тобою в Небесах    

Делили мы; печально вспоминать    

О них, коль так ужасно мы с тобой    

Переменились. Прибыл к вам, поверь,    

Не как противник, но как лучший друг,    

Чтоб вызволить из мрачной бездны бед    

Обоих вас и всех союзных Духов,    

Сражавшихся в защиту наших прав    

И вместе с нами сброшенных с высот.    

От них я послан. Жертвуя собой    

Для блага общего, предпринял сам    

Служенье трудное; один как перст,    

Я странствую в бездонной глубине,    

Чтоб отыскать среди пустых пространств    

Неизмеримых — некий новый мир,    

Предсказанный давно, и признак есть    

Надёжный, что уже он сотворён,    

Обширный, круглый, благостный; преддверье    

Небес, вместилище утех, приют    

Каких-то новосозданных существ,    

Быть может — предназначенных занять    

На Небе — место наше; впрочем, Он    

Их отдалил, боясь, что возрастёт    

Избыток населенья и впять    

В Его владеньях разразится бунт.    

Разведав: так ли это иль не так,    

Не утаён ли замысел иной    

Царём Небес? — я тотчас возвращусь,    

Тебя и Смерть перенесу туда,    

Где вы привольно будете порхать    

Невидимые, на немых крылах,    

В душистом воздухе, где пища вам    

Без меры уготована, где всє    

Добычей вашей станет!" — Сатана    

Умолк. Чудовища восхищены    

Его словами. Смерти страшный лик    

Ухмылкой злой довольство оказал    

Грядущим пиром и благословил    

Прожорливое чрево, что теперь    

Обильной снедью голод утолит;    

А гнусной тени мерзостная мать,    

Не менее ликуя, своему    

Родителю сказала: "— Я храню    

От Преисподней заповедный ключ    

По праву и велению Царя    

Всемощного. Он приказал вовек    

Врат адамантовых не отпирать,    

А против силы — наготове Смерть    

С копьём, которому противостать    

Не властно никакое существо.    

Но разве я обязана служить    

Питающему ненависть ко мне,    

Тому, кто в Тартар, в беспросветный мрак    

Низверг, чтоб здесь повинность я несла    

Подлейшую из подлых? Дочь Небес    

И Небожительница, я терпеть-    

Обречена страдания и страх    

От собственных исчадий, что рычат,    

И воют, и нутро моё грызут?    

Ты — мой отец, ты — мой родитель, ты -    

Жизнеподатель мой. Кому ещё    

Повиноваться мне? Кому должна    

Последовать? Меня ты унесёшь    

В тот лучезарный, в тот счастливый мир,    

К богам блаженствующим, где всегда,    

С тобою рядом, справа от тебя,    

Как дочь и как любимица твоя,    

Истомой сладострастною дыша,    

Царить я буду!" Замолчав, она    

Ключ роковой, орудье наших зол    

И бед, сняла с бедра, и скользкий хвост    

Влача звериный, поползла к Вратам    

Мгновенно, и решётчатый заслон    

Вверх подняла, который без неё    

Стигийским силам вкупе не сместить,    

Ключ повернула в скважине замка,    

Пружины сложные освободив,    

А с ними — все болты и рычаги    

Из прочного железа и базальта    

Массивного; и створы, скрежеща    

На вереях и петлями визжа,    

Внезапно распахнулись; гром и лязг    

До основанья потрясли Эреб.    

Она их отомкнула, но замкнуть    

Уже не властна. Ныне широко    

Врата отворены; могла бы рать    

Огромная, свободным, вольным строем,    

Знамёна боевые развернув,    

С растянутыми флангами войти    

В проем, — с повозками и лошадьми.    

Теперь оттуда, словно из жерла    

Плавильни, бил клубами чёрный дым    

И пламя рдяное. Глазам троих,    

Стоящих на пороге Адских Врат,    

Предстали тайны пропасти седой:    

Безвидный, необъятный океан    

Тьмы самобытной, где пространства нет,    

Ни ширины, длины и высоты,    

Ни времени; где пращуры Природы,-    

Ночь древняя и Хаос, — в шуме битв    

Немолчных безначалие блюдут    

Исконное, сумятицу, нелад    

И существуют лишь благодаря    

Отсутствию порядка. Вечный спор    

Здесь четверо соперников-борцов    

Заядлых: Сухость, Влажность, Холод, Жар,-    

О первенстве ведут и гонят в бой    

Зачатки-атомы, что под гербы    

Различных кланов строятся; легко    

Вооружённые и тяжело,    

Проворны и медлительны, остры    

И гладки, неисчетны, как пески    

Бесплодных почв Кирены или Барки,    

Вздымаемые стычкой вихревой,    

Чтоб ветров невесомые крыла    

Отяготить; и верх берет на миг    

Та сторона, где атомы в числе    

Чуть большем накопятся; а судья    

Их распрей — Хаос, как бы ни решал,    

Лишь умножает смуту, что ему    

Опорой служит; правит рядом с ним    

Арбитр верховный — Случай. На краю    

Пучины дикой, — зыбки, а быть может -    

Могилы Мирозданья, где огня    

И воздуха, материков, морей,    

В помине даже нет, но все они    

В правеществе зачаточно кишат,    

Смесившись и воюя меж собой,    

Пока. Творец Всевластный не велит    

Им новые миры образовать;    

У этой бездны осторожный Враг,    

С порога Ада созерцая даль,    

Обмысливал свой предстоящий путь:    

Ведь не пролив же узкий переплыть    

Ему придётся! Нестерпимый шум    

Губительный ошеломлял его,    

Подобный (если малое сравнить    

С большим возможно) рыку батарей    

Осадных гаубиц, когда Беллона    

Обширный город обращает в прах;    

И если б даже рухнул небосвод    

И элементы вздыбленные шар    

Земной сорвали бы с его оси,    

Возникший грохот не был бы сильней    

Того, что слух Врага теперь терзал.    

Вот наконец он, крылья распустив    

Подобно корабельным парусам,    

От почвы оттолкнулся и взлетел    

С клубами чадными, и много лиг    

Преодолел отважно, оседлав    

Летучий дым; но вскорости клубы    

Развеялись под ним и седока .    

Оставили в бескрайной пустоте.    

Напрасно он размахивал вовсю    

Громадными крылами; как свинец    

Сорвался в пропасть, падая стремглав,    

И десять тысяч фатомов успел    

Отмерить он, и падал бы сейчас,    

Когда бы, на беду, могучий взрыв    

Из тучи, проносившейся вблизи,    

Насыщенной селитрой и огнём,    

Опять скитальца ввысь на много миль    

Не взвил; безумный вихрь затих, и он    

Погряз в трясине вязкой — ни вода,    

Ни суша. Через топкий этот край    

С натугой путник двигался вперёд,    

Где лєтом, где пешком; ему годны    

Весло и парус. Так пересекал    

Болота, горы и пустыни Гриф,    

Преследуя упорно Аримаспов,    

Что золото украли у него,    

Хоть россыпи он зорко сторожил.    

Подобно Грифу, стойкий Сатана    

Одолевал болота и хребты,    

Стремясь вперёд сквозь множество стихий -    

Разреженных, и плотных, и густых,    

И твёрдых; пробивался головой,    

Руками, крыльями, ногами; он    

Летел, нырял, пускался вплавь и полз.    

Вдруг бесконечно-дикий, зычный вопль    

Он услыхал: нестройных криков гул,    

Смешенье смутных звуков, и туда    

Бесстрашно повернул, дабы взглянуть:    

Какие сонмы Духов или Сил    

Здесь, в глубочайшей пропасти, царят    

Средь шума этого, и разузнать    

Надёжный путь из тьмы к пределам света.    

Внезапно перед ним престол возник    

Владыки Хаоса; его шатёр    

Угрюмый над провалами глубин    

Раскинут широко; второй престол    

Ночь занимает, с головы до пят    

Окутанная тёмной пеленой,-    

Наидревнейшая изо всего,    

Что существует; рядом с ними Орк,    

Аид и Демогоргон, чьё нельзя    

Прозванье грозное произносить,    

А там — Смятенье, Случай и Молва,    

Раздор тысячеустый и Мятеж    

Вопят, кричат и спорят вразнобой.    

К ним обратился храбро Сатана:    

"— Вы, Духи или Силы, Нижней Бездной    

Исконно правящие: Хаос, ты,    

И ты, несозданная Ночь! Пришёл    

Не как лазутчик, тайны распознать    

Владений ваших, и не свергнуть вас;    

Негаданно в пустынный здешний край    

Забрёл я, ибо к свету верный путь    

По вашей мрачной области пролёг.    

Я в одиночку, без проводника,    

Во мгле плутаю; не могу найти    

Рубеж, где ваше царство темноты    

Граничит с Небом. Там, невдалеке,    

Возможно, есть места, не столь давно    

Отобранные Деспотом у вас.    

Туда стремлюсь я; укажите мне    

Дорогу, — вас сторицей награжу,    

И если мне Захватчика изгнать    

Удастся из отторгнутой страны,    

Её верну в первоначальный мрак,    

Под вашу руку (в этом цель моя),    

И знамя древней Ночи водворю.    

Вся прибыль — вам, себе — оставлю месть!"    

Анарх — старик с изменчивым лицом,    

Забормотал: "— Ты мне знаком, чужак;    

Ты — Ангелов могучий верховод,    

Восставщий на Властителя Небес    

И побеждённый. Да, я видел все    

И слышал. Многочисленная рать    

Подобная беззвучно не могла    

Сквозь бездну потрясённую лететь,    

Обрушиваясь, падая стремглав,    

А мириады яростных полков    

Из распахнувшихся Небесных Врат    

Победоносно хлынули вослед,    

Преследуя повстанцев по пятам.    

Здесь, на границе царства моего,    

Я восседаю, силясь уберечь    

Ту малость, что ещё подвластна мне,    

Но распри ваши даже ей грозят.    

Держава древней Ночи из-за них    

Ущерблена: сперва отторгнут был    

Обширный Ад, чтоб вам тюрьму создать.    

Теперь Земля и Небо — новый мир,-    

Подвешены на золотой цепи,    

Над нашими владениями, там,    

Где легионы рушились твои.    

И знай, коль ты намерился туда:    

Опасен путь, хотя и не далёк.    

Ступай, спеши! Разруха и разор,    

Бесчинство и крушенье — любы мне!"    

Не тратя ни мгновенья на ответ    

И радуясь тому, что берег моря    

Его скитаний близок, Сатана    

Со свежей силой взмыл одним рывком,    

Как пирамида пламени, в простор    

Пустынного пространства, проложив    

Дорогу средь враждующих стихии,    

Кишевших вкруг него. Не претерпел    

Такие беды Арго, между скал    

Смыкающихся проходя Босфор;    

Не худшим испытаниям Улисс    

Подвергся, левым бортом обогнув    

Харибду, чтоб кормило повернуть    

К соседней водоверти. Но вперёд,    

С трудом, упорно Сатана летел,    

Одолевал упорно и с трудом    

Препятствия; когда их превозмог,    

И с помощью его произошло    

Паденье Человека, — страшный путь    

Преобразился дивно: Грех и Смерть,    

Вослед, с произволения Небес,    

Над бездною широкую стезю    

Немедля проторили. Клокоча,    

Пучина терпеливо сносит мост    

Длины безмерной: от Гееннских недр    

До рубежей вновь созданного мира;    

По той тропе шныряют Духи Зла    

Вперёд-назад, чтоб соблазнять людей    

И их карать нещадно, исключив    

Хранимых благосклонностью Творца    

И добрых Ангелов от искушенья.    

Но вот своё влиянье проявил    

Блаженный свет, забрезжив от зубцов    

Небесных башен; отблеск заревой    

Проник в глубины хмурой Ночи. Здесь    

Природа зачинается уже;    

Отсюда Хаос, как разбитый враг,    

Поспешно отступает; он притих,    

И глуше бранный гул его звучит.    

Все меньшие усилья Сатане    

Потребны для полёта; он теперь,    

В мерцанье сумерек, совсем легко    

Скользит по успокоенным волнам.    

Так радостно заходит в порт корабль,    

Рангоут потеряв и такелаж,    

В борьбе со штормом. Крылья распластав    

Широкие, в разреженной среде,    

Почти воздушной, — видит Сатана    

Просторы эмпирейские Небес,-    

Квадратных или круглых, — не понять,    

Столь широки они. Пред ним опал    

Высоких башен, блещущий сапфир    

Зубчатых стен его былой отчизны,    

И рядом — мир повис на золотой    

Цепи, подобный крохотной звезде    

В сравнении с Луной. Лелея месть    

Неутолимую, проклятый Дух    

Торопится туда в проклятый час.    

 КНИГА ТРЕТЬЯ    

     

     

Восседая на Престоле своём, Бог видит  Сатану, летящего к новозданному миру, и, указав на него Сыну, сидящему одесную,  предрекает успешное совращение рода человеческого Сатаною и разъясняет, что  Божественное правосудие и премудрость безупречны, ибо Человек создан свободным  и вполне способным противостоять искушению.    

Однако Он изъявляет намерение  помиловать Человека, падшего не по причине прирождённой злобности, как Сатана,  но будучи соблазнённым им. Сын Божий восхваляет Отца за милость к Человеку, но  Господь провозглашает, что милость та не может быть дарована без удовлетворения  Божественной справедливости; Человек оскорбил величие Божие, посягнув присвоить  себе божественность, а посему осуждён со всем потомством на смерть и должен  умереть, если не найдётся кто-либо, возжелающий искупить за него эту вину и  понести кару. Сын Божий выражает готовность добровольно пожертвовать Собой для  искупления Человека; Отец принимает жертву, повелевает Сыну воплотиться и  превозносит Его надо всеми именами на Небесах и на Земле, повелевает всем  Ангелам поклониться Сыну.    

Повинуясь, Ангелы, объединённым хором,  сопровождаемым арфами, воспевают в гимнах Отца и Сына. Тем часом Сатана  опускается на поверхность крайней сферы нашей вселенной. Странствуя здесь, он прежде  всего находит некое место, названное позднее Лимбом, Преддверьем Суетности.  Следует описание лиц и предметов, возносящихся в эту область. Затем Сатана  достигает Небесных Врат; следует описание ступеней, ведущих к ним, и вод,  обтекающих Небеса. Далее Сатана направляет полет к шару Солнца, встречает  Уриила, правителя этой планеты, преображается в младшего Ангела и притворно  уверяет Серафима в своём горячем стремлении увидеть новозданный мир и Человека,  поселённого на нем Создателем. Он выведывает местонахождение Человека и сперва  опускается на гору Нифат.    

     

     

О, Свет святой! О, первенец Небес!    

Хвала тебе! Дерзну ль неосужденно    

Лучом совечным Вечному назвать    

Тебя, когда Господь есть Свет,    

От века сущий в неподступном свете,    

А стало быть, о, излучённый блеск    

Субстанции несозданной, — в тебе!    

Эфира ли ты чистое струенье?    

Но кто укажет мне, где твой исток?    

Ты прежде Солнца пребывал и Неба    

И, повинуясь голосу Творца,    

Подобно ризам юный мир облёк,    

Возникший из безвидной пустоты    

Безмерной, — мир глубоких, чёрных вод.    

Стигийскую пучину миновав,    

Покинув тьму, где долго я блуждал,    

На смелых крыльях возвращаюсь вновь    

К тебе. Летя сквозь мрак и полумрак,    

Ночь древнюю и Хаос я воспел    

Не на Орфеев лад, на лад иной.    

Нет! Музою небесной умудрён,    

Спускался я в провалы темноты    

Отважно и оттуда восходил    

Опять к высотам. Труден этот путь    

И необычен. Снова я обрёл    

Тебя и воскрешающую мощь    

Твоей лампады чую, но глаза    

Ты никогда мои не посетишь.    

Вотще они вращаются, ища    

Всепроникающих твоих лучей,    

Не находя и промелька зари;    

Их погасила тёмная вода,    

А может, бельма плотные. Но все ж    

Я, возлюбив священные напевы,    

Паломничества не прерву в страну,    

Где обитают Музы, где ручьи    

Прозрачные, тенистые леса    

И солнцем напоённые холмы.    

Но предпочтительно к тебе, Сион,    

К источникам, которые в цветах,    

У твоего подножия журчат    

Святого, — я ночами уношусь,    

Нередко вспоминая двух мужей    

Слепых: Тамириса и Меонида,    

С которыми сравнялся я судьбой;    

О, если б равной славы мне достичь! -    

И думаю о древних двух волхвах:    

Финее и Тересии. Мой дух    

Тогда питают мысли и невольно    

Рождают гармонический напев.    

Так птица в непроглядной тьме поёт    

Бессонная и, средь густых теней    

Укрытая, свою ночную трель    

Выводит. Наступают каждый год    

Весна и лето, осень и зима,    

Но никогда не возвратится день    

Ко мне. Я не увижу никогда    

Блаженных смен восходов и закатов,    

Ни вешних цветников, ни летних роз,    

Ни тучных стад, ни дивных лиц людских.    

Подобно туче, беспросветный мрак    

Меня окутал; от мирской стези.    

Кипучей отстранил навек меня,    

И Книга, по которой изучать    

Я мог Природы дивные дела,    

Померкла, выскоблена и пустых    

Страниц полна; закрыты, для слепца,    

Одни из врат Премудрости навек.    

Тем ярче воссияй, Небесный Свет,    

Во мне и, силы духа озарив,    

Ему — восставь глаза; рассей туман,    

Дабы увидел и поведал я,    

То, что узреть не может смертный взор.    

С пречистой, эмпирейской высоты,    

С Престола наивысшего, Отец    

Всемощный, глядя вниз, обозревал    

Своё творенье и дела Своих    

Созданий. Словно звезды, без числа    

Толпясь вокруг Творца, Небесный сонм    

Святой, при созерцанье Божества,    

Блаженствовал безмерно. Сын Его    

Единый одесную восседал,-    

Господней славы образ лучезарный.    

Творец на Землю взоры преклонил    

И наших прародителей чету    

Вдали узрел, — единственных людей,    

В ту пору населявших райский сад,    

Вкушавших там бессмертные плоды    

Любви непревзойдённой, несравненной    

И непрерывно длящихся утех,    

В отрадном одиночестве. Затем    

На Ад и на пучину Он воззрел    

Окружную, приметил Сатану:    

Меж башнями Небес и царством Ночи    

Парил скиталец в сумрачной среде,    

Усталые крыла сложить стремясь,    

Дабы нетерпеливою пятой    

На почву мира нового ступить,    

Нагого, сходного с материком,    

Укрытым средь стихий, но небосвода    

Лишённым, и нельзя определить:    

Воздушный или водный океан    

Глухие омывают берега.    

И со Своей взирая высоты,    

Откуда настоящее Ему,    

Грядущее и прошлое ясны,    

Провидчески промолвил Сыну Бог:    

"— Мой Сын единородный! Убедись    

В свирепом рвенье Нашего Врага.    

Ни предписанья строгие Мои,    

Ни все преграды Ада, ни цепей    

Железо, ни бездонная пучина,    

Его не удержали; злобный Дух    

Отчаянною жаждою влеком    

Отмщенья, но обрушится оно    

На голову мятежника. Теперь    

В пределах света он летит, вблизи    

Небес, к недавно созданной Земле,    

Он Человека силой погубить    

Замыслил, или хуже — соблазнить,    

Употребив коварство и обман.    

И соблазнит. Беспечно и легко,    

Поддавшись лживой лести, Человек    

Не соблюдёт единый Мой запрет,    

Единый послушания залог,    

И со своим потомством совокупно    

Изменчивым — падёт. По чьей вине?    

Ужели не по собственной? В удел    

Я все неблагодарному отвёл,    

Чем он владеть способен; Я благим    

Его и чистым создал; волю дал    

Свободно Зло отвергнуть или пасть.    

Таков закон для сотворённых Мной    

Эфирных Сил и Духов; как для тех,    

Что пали, так для тех, что Мне верны    

Остались. Преступить ли, устоять -    

От них зависело. Как бы могли,    

Не будучи свободными, любовь    

Свою ко Мне бесспорно доказать,    

И преданность, и верность? Если б долг    

Они осуществляли принуждённо,    

Не следуя хотенью своему,    

А лишь необходимости одной,    

В чем их была б заслуга? Разве Мне    

Смиренье мило, если воля, разум    

(Ведь разум — это тот же вольный выбор)