1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
   
— А это Фарфоровая комната, — рассказывал гид группе туристов. — Здесь хранится любимый сервиз Нэнси Рейган с красной каемкой. В свое время, в восемьдесят первом, он вызвал бурные споры по поводу неумеренных трат. И немудрено, ведь каждый из его предметов стоит девятьсот пятьдесят два доллара.
   
Агент службы охраны провел Гэбриэл мимо туристов к огромной мраморной лестнице, по которой поднималась еще одна группа.
   
— Сейчас мы войдем в Восточную комнату, площадь которой составляет три тысячи двести квадратных метров, — рассказывал гид. — Здесь Эбигайль Адамс однажды развесила стираное белье Джона Адамса. А потом перейдем в Красную комнату, в которой Долли Мэдисон допьяна поила приехавших с визитом глав государств — еще до того, как Джеймс Мэдисон начинал с ними переговоры.
   
Туристы, разумеется, смеялись.
   
Гэбриэл послушно следовала за провожатым. Вот наконец они прошли за ограждения, войдя в недоступную для экскурсий часть здания. И вдруг Гэбриэл оказалась в комнате, которую видела лишь в книгах и по телевизору. Дыхание ее сбилось.
   
Господи, да это же Комната карт!
   
Сюда туристы не попадали никогда. Панели на стенах здесь могли раздвигаться, слой за слоем открывая карты разных регионов мира. Именно здесь Рузвельт планировал операции Второй мировой войны. И именно в этой комнате Клинтон признался в своей интрижке с Моникой Левински. Гэбриэл постаралась побыстрее выкинуть эту мысль из головы. Куда более важным казалось то, что через Комнату карт лежал путь в Западное крыло, то есть ту часть здания, где работали власти предержащие. Уж куда-куда, а в эти стены Гэбриэл Эш попасть и не надеялась. Она полагала, что электронные письма приходили от кого-нибудь из предприимчивых молодых служащих или секретарш, работающих в одном из более открытых офисов. Судя по всему, дело обстояло совсем не так.
   
Она идет в Западное крыло...
   
Сопровождающий привел Гэбриэл в самый конец покрытого ковровой дорожкой коридора и остановился у двери, на которой не было ни номера, ни таблички. Постучал. Сердце невольной посетительницы неуемно билось.
   
— Открыто, входите, — отозвался голос. Сопровождающий распахнул дверь и знаком пригласил Гэбриэл войти.
   
Она переступила через порог. Уже начинало смеркаться, свет в комнате не горел, и поэтому обстановка казалась сумрачной. В темноте за письменным столом сидел человек, которого можно было различить лишь по смутным очертаниям.
   
— Мисс Эш? — донесся до нее голос из-за завесы сигаретного дыма. — Добро пожаловать.
   
Постепенно глаза Гэбриэл привыкли к темноте. Она начала различать что-то тревожно знакомое и в фигуре, и в лице хозяина кабинета. И внезапно узнала. Моментально все чувства обострились до предела: слишком сильным оказалось изумление. Так вот кто присылал ей письма! Разве такое возможно?
   
— Спасибо за то, что согласились прийти, — ледяным тоном поблагодарила Марджори Тенч.
   
— Мисс... Тенч? — заикаясь, с трудом выдавила Гэбриэл, едва осмеливаясь дышать.
   
— Называйте меня просто Марджори. — Устрашающая женщина поднялась из-за стола, словно дракон, выпуская из ноздрей клубы дыма. — Мы с вами должны стать лучшими подругами.
  
  
   
    
ГЛАВА 41
   
   
Нора Мэнгор стояла у края шахты рядом с Толландом, Рейчел и Мэрлинсоном. Все они напряженно вглядывались в черную, без единого проблеска, воду.
   
— Майк, — наконец заговорила она, — ты, конечно, необычайно умен и талантлив, но, к сожалению, сошел с ума. Здесь нет никакого биолюминесцентного свечения.
   
Толланд переживал, что не догадался снять удивительное явление на пленку; едва Корки отправился на поиски Норы и Мина, мерцание начало быстро меркнуть и скоро совсем пропало. Не прошло и пары минут, как вода потемнела.
   
Толланд снова бросил в полынью кусочек льда. Нет, ничего не произошло. Всплеска зеленого свечения не было.
   
— Куда же все вдруг исчезло? — Казалось, Мэрлинсон даже расстроился.
   
Толланд мог предложить свою версию необычного явления. Биолюминесцентность — один из основных защитных механизмов в природе. С его помощью планктон отвечает на внешние раздражения. Работает этот механизм следующим образом: планктон, чувствуя опасность быть съеденным каким-то другим организмом, начинает светиться, чтобы привлечь более крупных хищников, которые смогут отогнать непосредственного врага. Следовательно, планктон, сквозь трещину во льду попавший из океана в шахту с пресной водой, начал светиться, чувствуя опасность, — ведь чуждая среда его медленно убивала.
   
— Я думаю, что все организмы уже погибли.
   
— Ага, конечно! — саркастически фыркнула Нора. — Приплыл пасхальный зайчик и всех их съел.
   
Мэрлинсон смерил недоверчивую особу тяжелым взглядом:
   
— Но я тоже видел свечение, Нора. Это вовсе не шутка.
   
— А случилось это до или после приема дозы ЛСД?
   
— Зачем же нам врать и что-то придумывать?
   
— Зачем мужчины вообще врут?
   
— Ну да, врут насчет того, что спят с другими женщинами, но не насчет биолюминесцентного планктона.
   
Толланд вздохнул:
   
— Нора, ты, разумеется, знаешь, что планктон действительно живет в океане подо льдом.
   
— Майк, — с жаром огрызнулась мадам гляциолог, — пожалуйста, не учи меня моему делу! Если желаешь точной информации, то изволь: под арктическими льдами существует и процветает более двух сотен видов диатомовых водорослей. Кроме того, четырнадцать видов аутотрофических нанофлагеллатов, двадцать видов гетеротрофических флагеллатов, сорок видов гетеротрофических динофлагеллатов, несколько видов метазонов, включая полихетов, амфиподов, копиподов, эвфазидов и рыб. Есть вопросы?
   
Толланд нахмурился:
   
— Несомненно, ты куда больше меня знаешь об арктической фауне и поэтому согласишься, что прямо под нами бушует жизнь. Так откуда же столь скептическое отношение к биолюминесцентному планктону?
   
— А оттуда, милый мой Майк, что шахта запечатана. Это замкнутая среда с пресной водой. Никакой океанский планктон туда попасть просто не может!
   
— Я пробовал воду и почувствовал в ней соль, — настаивал Толланд. — Концентрация очень слаба, но, несомненно, присутствует. Так что каким-то образом сюда поступает соленая вода.
   
— Правильно, — скептически произнесла Нора, — ты почувствовал соль. Лизнул рукав старой, пропитанной потом куртки и решил, что все результаты сканирования плотности и пятнадцать образцов ледовой субстанции ничего не значат.
   
Толланд в доказательство протянул мокрую куртку.
   
— Майк, я не собираюсь лизать твой чертов рукав! — Нора заглянула в полынью. — А можно спросить, с какой стати целые стаи якобы существующего планктона заплыли в предположительно образовавшуюся щель во льду?
   
— Может быть, их привлекло тепло? — предположил Толланд. — Многие морские обитатели плывут на тепло. Когда мы вытаскивали метеорит, вода сильно нагрелась. И возможно, планктон устремился в теплые слои воды в шахте.
   
Мэрлинсон одобрительно кивнул:
   
— Звучит логично и убедительно.
   
— Логично? Убедительно? — Нора закатила глаза. — Знаете, для физика-лауреата и знаменитого на весь мир океанографа вы выглядите довольно чудной парочкой. А вам, господа ученые, не приходило в голову, что даже если эта трещина и существует — а я уверяю, что на самом деле ее нет, — то все равно никакая океанская вода просто физически не может попасть в шахту?
   
Она задиристо, с театральным презрением взглянула на своих оппонентов.
   
— Нора... — начал было Корки.
   
— Джентльмены! Мы с вами находимся выше уровня моря. И если бы в леднике появилась щель, то вода начала бы вытекать из шахты, а не поступать в нее. Так уж действует гравитация, господин физик.
   
Толланд и Мэрлинсон переглянулись.
   
— Черт! — восхитился Корки. — А я об этом и не подумал.
   
Нора показала вниз, на полынью:
   
— Наверное, вы в состоянии заметить, что уровень воды не изменяется?
   
Толланд чувствовал себя полным идиотом. Нора была абсолютно права. Если бы во льду образовалась трещина, вода непременно бы вытекала, а ни в коем случае не поступала в шахту. Он долго стоял, не произнося ни слова, раздумывая, что делать дальше.
   
— Хорошо, — наконец вздохнул он, — ты победила. Теория щели не выдержала научной критики. Но мы действительно наблюдали люминесцентное свечение в воде. Единственный вывод напрашивается сам собой: это вовсе не замкнутая среда. Я понимаю, что твои данные о возрасте льда в значительной степени основаны на постулате о его монолитности. Однако...
   
— На постулате? — Нора, очевидно, входила во вкус спора. — Запомни, Майк, это вовсе не мои данные. НАСА пришло к тем же выводам. Мы все подтвердили монолитность льда. Трещин в нем нет.
   
Толланд посмотрел в сторону, туда, где вокруг сектора прессы собралась толпа.
   
— Что бы там ни было, мне кажется, нам обязательно надо предупредить администратора и...
   
— Чушь! — буквально прошипела Нора. — Еще раз говорю: льдина монолитна. Я не собираюсь отказываться от своих данных, полученных путем серьезных исследований, и верить методу соленого рукава и нелепым галлюцинациям. — Она почти бегом бросилась к ближайшему складу инструментов и начала собирать необходимое оборудование. — Я возьму контрольную пробу воды и докажу, что в ней нет планктона, характерного для океанской соленой воды, ни живого, ни мертвого!
   
Все внимательно наблюдали, как Нора стерильной пипеткой, привязанной к шнуру, забирает пробу из полыньи. Несколько капель она выдавила в крошечный прибор, напоминающий миниатюрный телескоп. Потом приникла к окуляру, предварительно повернув прибор к свету, мчавшемуся с другой стороны купола. Через секунду послышались громкие проклятия.
   
— Черт возьми! — Нора потрясла прибор и посмотрела снова. — Дело дрянь! Что-то с рефрактометром!
   
— Соленая вода? — ехидно поинтересовался Мэрлинсон. Нора нахмурилась:
   
— Частично. Прибор показывает трехпроцентный солевой раствор. А это совершенно невозможно, ведь ледник представляет собой кладовую снега. Чистая пресная вода. Соли здесь быть не должно.
   
Нора перенесла пробу на ближайший микроскоп и вновь начала рассматривать ее. Через пару минут она не то зарычала, не то застонала.
   
— Что, планктон? — не выдержал Толланд.
   
— Полиэдра, — коротко ответила Нора. Голос ее звучал теперь ровнее. — Один из видов планктона, который гляциологи обычно находят в океане под ледниками. — Она оторвалась от окуляра и взглянула на Толланда. — Но организмы мертвые. Очевидно, в трехпроцентном растворе долго не протянули.
   
Все четверо стояли в молчании на краю глубокой водной шахты.
   
Рейчел пыталась понять, какими могут оказаться последствия этого парадокса для открытия в целом. По сравнению с тем, что дал им метеорит, проблема не казалась серьезной. И все же, как аналитик информации, Рейчел знала случаи, когда из-за совсем незначительных зацепок рушились целые теории.
   
— Что здесь происходит? — Раздавшийся голос больше всего напоминал рев медведя.
   
Все, как по команде, обернулись. К ним приближался массивный администратор НАСА.
   
— Да вот... кое-какие небольшие вопросы относительно воды в шахте, — пояснил Толланд, — и мы пытаемся разобраться.
   
Мэрлинсон добавил, почти сияя:
   
— Данные Норы оказались неверными.
   
— Ну, давай, давай, кусай! — прошептала Нора. Администратор подошел, настороженно сдвинув брови.
   
— Так что же с данными?
   
Толланд неуверенно вздохнул:
   
— Анализ показывает, что в шахте трехпроцентный солевой раствор. А эго противоречит гляциологическому отчету, утверждающему, что метеорит находился в девственном, неповрежденном пресноводном леднике. — Он немного помолчал, словно собираясь с духом, и добавил: — Кроме того, здесь еще присутствует и планктон.
   
Экстром казался почти рассерженным.
   
— Невозможно! В леднике нет трещин. Это подтвердило сканирование. Метеорит лежал в толще монолитного льда.
   
Рейчел знала, что именно так и обстоит дело. По данным сканирования плотности, предпринятого НАСА, лед представлял собой единое целое. Вокруг метеорита были сотни футов замерзшего льда. Никаких трещин. Но, представив, как сканируется плотность льда, она вдруг поймала себя на странной мысли...
   
— А кроме того, — продолжал Экстром, — образцы субстанции, полученные доктором Мэнгор, подтвердили целостность ледника.
   
— Совершенно верно! — воскликнула Нора, убирая рефрактометр. — Двойное подтверждение. Лед не имеет никаких подозрительных особенностей. А это отклоняет все возможные объяснения появления в шахте соли и планктона.
   
— На самом деле, — вступила в разговор Рейчел, сама удивляясь собственной смелости, — объяснение есть.
   
Идею ей подарило одно воспоминание. Теперь все смотрели на нее, даже не пытаясь скрыть скептицизма.
   
Рейчел улыбнулась:
   
— Есть вполне рациональное объяснение присутствию в шахте и соли, и планктона. — Она искоса взглянула на Толланда: — Честно говоря, Майк, удивительно, что ты сразу не догадался.
  
  
   
    
ГЛАВА 42
   
   
— Планктон замерз в леднике? — Казалось, Корки Мэрлинсон вовсе не клюнул на объяснение Рейчел. — Не хочется портить вам праздник, но обычно, когда живые организмы замерзают, они умирают. А эта мелочь светилась, помните?
   
— Говоря по правде, — перебил товарища Толланд, признательно взглянув на Рейчел, — мисс Секстон не ошибается. Существуют виды, способные в подходящих условиях, вызванных окружающей средой, восстанавливать жизнедеятельность. Я когда-то даже посвятил этой теме одну из своих передач.
   
Рейчел кивнула:
   
— Ты показывал северную щуку, которая замерзла в озере и была вынуждена ждать оттепели, чтобы уплыть. А еще ты рассказывал о микроорганизмах, называемых «водяными медведями». Они полностью теряли влагу, находясь в районах засухи, и оставались в таком состоянии в течение десятилетий. А потом, когда выпадали дожди, «отмокали» и оживали.
   
Толланд улыбнулся:
   
— Ты что, действительно смотришь мою программу?
   
Рейчел лишь смущенно пожала плечами.
   
— Так в чем же заключается ваша идея, мисс Секстон? — потребовала продолжения Нора.
   
— Идея, которая должна была сразу осенить меня, — пришел на помощь Толланд, — состоит в том, что одним из видов, упомянутых мной в той программе, является планктон, каждую зиму замерзающий в полярном льду, дремлющий там до весны, а летом, когда лед тает, уплывающий по своим делам. — Толланд помолчал. — Необходимо отметить, что я говорил тогда не о биолюминесцентных видах, с которыми мы встретились здесь, но ведь могут быть и аналоги.
   
— Замерзание планктона, — продолжила Рейчел, вдохновленная энтузиазмом Майкла Толланда, — может объяснить все, что мы здесь видели. Когда-то в прошлом в леднике могли образоваться щели. Пропустив соленую океанскую воду, они вновь замерзли. Вот таким образом в леднике и образовались карманы замерзшей соленой воды. То есть замерзшей соленой воды, содержащей замерзший планктон.
   
Представьте, что когда вы поднимали метеорит, он прошел как раз через подобный карман. Соленый лед растаял, пробудив от спячки планктон и дав нам тот самый небольшой процент соли в пресной воде.
   
— О, ради всего святого! — возмущенно простонала Нора. — Все здесь вдруг оказались гляциологами!
   
Корки тоже смотрел недоверчиво.
   
— Разве во время сканирования плотности льда эти карманы не обнаружились бы? Ведь соленый лед и пресный лед должны обладать совершенно различной плотностью.
   
— Очень мало различимой, — предположила Рейчел.
   
— Четыре процента — весьма значительная разница, — с вызовом вставила Нора.
   
— Конечно, если измерения проводятся в лаборатории, — возразила Рейчел. — Но ведь спутник проводит измерения с высоты в сто двадцать миль. И его компьютеры запрограммированы на определение очевидной разницы — между льдом и грунтом, гранитом и известняком. — Она повернулась к администратору НАСА: — Я права, предполагая, что когда спутник измеряет плотность из космоса, то ему, возможно, недостает разрешения, необходимого, чтобы различить замерзший солевой раствор и лед из пресной воды
   
Администратор кивнул:
   
— Совершенно верно. Дифференциал в четыре процента находится ниже порога разрешения спутника. Его приборы воспримут соленый и пресный лед как совершенно идентичную субстанцию.
   
Толланд, казалось, увлекся идеей.
   
— Это также объясняет постоянный уровень воды в шахте. — Он посмотрел на Нору: — Ты сказала, что планктон, который ты видела под микроскопом, называется...
   
— Полиэдра, — торжественно провозгласила Нора. — И что же, теперь ты размышляешь о том, способна ли полиэдра сохранить жизнь во льду? Тебе будет приятно узнать, что ответ положителен. Это так. Во всех шельфовых ледниках полиэдра встречается в изобилии. Она светится и способна зимовать во льду. Еще вопросы есть?
   
Все стоящие на краю шахты переглянулись. Тон Норы подразумевал определенное «но». Однако она подтвердила теорию Рейчел.
   
— Итак, — набрался храбрости Толланд, — ты говоришь, что такое вполне возможно? Теория имеет смысл?
   
— Разумеется, — подтвердила Нора, — если вы все совершенно глупы.
   
Рейчел не ожидала подобной резкости.
   
— Прошу прощения?
   
Нора Мэнгор посмотрела на нее в упор:
   
— Полагаю, что в вашем деле небольшая доля знания — очень опасная вещь, так ведь? Поэтому поверьте мне, когда я скажу, что совершенно то же самое относится и к гляциологии. — Нора окинула взглядом всех четверых по очереди. — Позвольте мне прояснить это раз и навсегда для каждого из вас. Те карманы замерзшей соленой воды, о которых говорит мисс Секстон, действительно существуют. Гляциологи называют их расщелинами. Расщелины, однако, выглядят не как резервуары, а скорее как разветвленная сеть, волокна которой не толще человеческого волоса. Так что метеориту пришлось бы пройти через невиданное количество подобных расщелин, чтобы освободить достаточный объем соленой воды для получения в нашей шахте трехпроцентного раствора.
   
Экстром нахмурился:
   
— Так все-таки возможно это или нет?
   
— Ни за что на свете, — резко заключила Нора, — совершенно невозможно! В таком случае я непременно наткнулась бы на прослойки соленого льда в своих образцах.
   
— Но ведь образцы высверливались в произвольных местах, верно? — уточнила Рейчел. — Существует ли шанс, что чисто случайно бур прошел мимо солевых карманов?
   
— Я сверлила непосредственно над метеоритом. А также и во многих местах по сторонам от него, всего в нескольких ярдах. Пропустить что-то было невозможно.
   
— И все-таки...
   
— Вопрос очень спорный, — продолжала Нора. — Солевые расщелины встречаются исключительно в сезонных льдах, а именно в тех, которые образуются в прибрежных зонах и тают каждый сезон. А шельфовый ледник Милна — это «быстрый лед», который образуется в горах, сдвигается и уходит в море.
   
Какой бы удобной ни оказалась теория замерзшего планктона для объяснения вашего странного феномена, тем не менее я могу гарантировать, что в этом леднике не существует сети замерзшего планктона.
   
Все снова замолчали.
   
Несмотря на опровержение теории замерзшего планктона, системный анализ данных, к которому привыкла Рейчел, не позволял ей покорно принять отказ. Она инстинктивно понимала, что признание наличия замерзшего планктона во льду под ними является простейшим решением проблемы. Этот логический постулат определялся законом экономии. Инструкторы НРУ внедряли его в подсознание агентов. В случае если существует много объяснений какой-то проблемы, правильным обычно оказывается простейшее.
   
Несомненно, если бы данные гляциологического исследования оказались неверными, Нора Мэнгор теряла многое. Рейчел обдумывала вариант, при котором Нора увидела планктон, поняла, что она совершила ошибку, определив лед как монолитный, и теперь просто пыталась отвлечь от себя внимание.
   
— Единственное, что я знаю, — произнесла Рейчел, — так это то, что совсем недавно я выступала перед сотрудниками Белого дома и сказала им, что метеорит обнаружен в монолитном леднике, что он пролежал там, не подвергаясь внешним воздействиям, с 1716 года, когда было знаменитое «Юргенсольское падение». А теперь сей факт оказывается под сомнением.
   
Администратор НАСА мрачно смотрел на черную воду. Толланд откашлялся.
   
— Я вынужден согласиться с Рейчел. В полынье присутствует и соленая вода, и планктон. Независимо от возможного объяснения, шахта определенно не представляет собой замкнутое пространство. Мы не можем это утверждать.
   
Мэрлинсон выглядел смущенным.
   
— Ну, ребята, конечно, не мне, как астрофизику, здесь что-то говорить, но в моей области когда мы ошибаемся, то обычно примерно на миллиард лет. И с этой точки зрения так ли уж действительно важна небольшая путаница с планктоном и соленой водой? То есть я хочу сказать, что состояние окружающего метеорит льда ни в коем случае не влияет на сам метеорит. Окаменелости-то все равно остаются. И никто не оспаривает их истинность. Если вдруг мы и совершили ошибку с образцами ледовой субстанции, до этого все равно никому не будет никакого дела. Важными остаются лишь доказательства внеземной жизни.
   
— Извините, доктор Мэрлинсон, — возразила Рейчел, — как человек, зарабатывающий на жизнь анализом информации, я не могу с вами согласиться. Малейшее несоответствие в данных, которые НАСА представляет сегодня, моментально поставит под удар достоверность всего открытия. Включая и аутентичность окаменелостей.
   
Мэрлинсон буквально открыл рот от изумления.
   
— Что вы говорите? — возмутился он. — Окаменелости не вызывают ни малейшего сомнения!
   
— Я это знаю. И вы знаете. Но если до общественности дойдет слух, что НАСА, зная правду, представило недостоверные сведения о леднике, то, поверьте мне, тут же окажется под сомнением и все остальное.
   
С горящими глазами в разговор вмешалась Нора:
   
— Мои данные о леднике вовсе не недостоверны! — Она повернулась к администратору: — Я могу представить неопровержимые доказательства того, что в леднике нет расщелины!
   
Администратор смерил ее долгим взглядом:
   
— Как?
   
Нора изложила свой план. Когда она закончила, Рейчел была готова признать, что он звучит разумно. Однако администратор, похоже, сомневался.
   
— И что же, результаты будут положительными?
   
— Гарантирую стопроцентное подтверждение, — заверила его Нора. — Если где-нибудь возле шахты окажется чертова унция замерзшей соленой воды, вы все сразу это увидите. Даже несколько капель под микроскопом будут выглядеть словно Таймс-сквер.
   
Лоб администратора под коротким ежиком волос превратился в гармошку — настолько он сморщился.
   
— Времени совсем мало. Через пару часов должна начаться пресс-конференция.
   
— Я вернусь через двадцать минут.
   
— Как далеко по леднику вам придется пройти?
   
— Совсем близко. Двести ярдов — вполне достаточное расстояние.
   
Экстром кивнул.
   
— Вы уверены, что это безопасно?
   
— Я возьму сигнальные ракеты, — ответила Нора, — а кроме того, со мной пойдет Майк.
   
Толланд вскинул голову:
   
— Я?
   
— Ты, Майк! Пойдем в связке. Пара сильных, надежных рук совсем не помешает, особенно если поднимется резкий ветер.
   
— Но...
   
— Доктор Мэнгор права, — вмешался администратор, поворачиваясь к Толланду. — Если уж она намерена идти, то ни в коем случае не должна быть одна. Я бы послал кого-нибудь из своих людей, но, честно говоря, хотелось бы сохранить всю эту планктонную чепуху между нами, во всяком случае, до тех пор, пока не выяснится, проблема это на самом деле или нет.
   
Толланд с явной неохотой кивнул.
   
— Я тоже хочу пойти, — сказала Рейчел. Нора вскинулась, словно кобра:
   
— Черта с два!
   
— Мне кажется, — начал администратор таким тоном, словно идея только что пришла ему в голову, — будет куда безопаснее, если мы используем стандартную квадратную конфигурацию связки. Если вы пойдете вдвоем и, не дай Бог, Майк поскользнется, вы его ни за что не удержите. Четыре человека куда надежнее, чем два. — Он замолчал и посмотрел на Мэрлинсона: — То есть должны отправиться или вы, или доктор Мин. — Экстром оглянулся. — А кстати, где доктор Мин?
   
— Я уже давно его не видел, — ответил Толланд, — должно быть, он прилег отдохнуть перед пресс-конференцией.
   
Экстром повернулся к Корки:
   
— Доктор Мэрлинсон, я не вправе требовать, чтобы вы пошли с ними, однако...
   
— Какого черта?! — воскликнул Корки. — Разумеется, я отправлюсь со всеми.
   
— Нет! — возразила Нора. — Вчетвером мы будем двигаться намного медленнее. Мы с Майком пойдем вдвоем.
   
— Вдвоем вы не пойдете. — Тон администратора не допускал возражений. — Существует весомая причина того, почему в связке ходят именно вчетвером, и мы должны соблюдать все меры предосторожности. Меньше всего мне нужен несчастный случай за пару часов до самой важной в истории НАСА пресс-конференции.
  
  
   
    
ГЛАВА 43
   
   
В сумрачной атмосфере кабинета Марджори Тенч Гэбриэл Эш ощущала себя крайне неуверенно. Чего все-таки хочет от нее эта женщина?
   
Сидя за своим столом, Тенч расслабленно откинулась на спинку кресла, и резкие, грубые черты ее лица выражали необычайное удовлетворение от того дискомфорта, который испытывала Гэбриэл.
   
— Табачный дым вам не мешает? — любезно поинтересовалась она, доставая из пачки очередную сигарету. И, не дожидаясь ответа, закурила.
   
— Нет, — солгала Гэбриэл.
   
— В вашей избирательной кампании и вы сама, и ваш кандидат уделяете чрезвычайное внимание делам НАСА, — приступила Тенч к делу.
   
— Действительно, это так! — резко выпалила Гэбриэл, не пытаясь скрыть раздражение. — И надо сказать, не без посторонней поддержки. Мне бы хотелось получить разъяснения.
   
Тенч бросила на нее невинный взгляд:
   
— Вам хотелось бы знать, почему я посылала вам по электронной почте материалы для атак на космическое агентство?
   
— Та информация, которой вы меня снабжали, не идет на пользу рейтингу президента.
   
— В ближайшей перспективе — да.
   
Зловещий тон, которым были произнесены эти слова, обескуражил Гэбриэл.
   
— Что вы хотите сказать?
   
— Остыньте, мисс Эш. Мои послания на самом деле мало что изменили. Сенатор Секстон выступал против НАСА задолго до того, как в игру вступила я. А я просто помогла ему прояснить позицию и упрочить положение.
   
— Упрочить положение?
   
— Именно так. — Тенч улыбнулась, показав пожелтевшие от табака зубы. — И должна признаться, он отлично сделал это сегодня днем на Си-эн-эн.
   
Гэбриэл вспомнила реакцию сенатора на лобовой вопрос Марджори: «Да, я бы упразднил НАСА». Секстон оказался загнанным в угол, но нашел в себе силы действовать прямо и решительно. Шаг оказался верным. А может быть, нет? Судя по довольному виду Тенч, существовала какая-то неизвестная им информация.
   
Тенч неожиданно резко поднялась, заняв своей высокой костлявой фигурой почти все небольшое пространство кабинета. Не выпуская изо рта сигарету, она подошла к сейфу в стене, достала большой конверт из оберточной бумаги, вернулась к столу и вновь уселась в кресло.
   
Гэбриэл внимательно разглядывала пухлый конверт. Тенч улыбнулась, держа его с видом игрока в покер, у которого на руках оказались десятка, валет, дама, король и туз одной масти. Пожелтевшими от сигарет пальцами, словно в предвкушении удовольствия, она мяла уголок, неприятно шуршавший.
   
Гэбриэл понимала, что в ней говорит сознание собственной вины, и тем не менее очень боялась увидеть, как из конверта появляются неопровержимые доказательства ее сексуальной связи с сенатором. Она одернула себя. Это невозможно! Все случилось в нерабочее время, в запертом офисе сенатора. А кроме того, если бы Белый дом и обладал какими-то данными, то уже наверняка выступил бы с ними публично. Так что даже если они что-то и подозревают, то скорее всего доказательств не имеют.
   
Тенч погасила сигарету.
   
— Мисс Эш, вы случайно оказались в самой гуще борьбы, которая идет в Вашингтоне с 1996 года, правда, только за кулисами.
   
Этот ход удивил Гэбриэл.
   
— Прошу прощения?
   
Тенч зажгла новую сигарету, плотно сжала ее тонкими губами. Сигарета светилась в полумраке, словно зрачок хищника.
   
— Что вам известно о законопроекте под названием «Акт содействия коммерциализации космоса»?
   
Гэбриэл никогда ничего подобного не слышала. Она растерянно пожала плечами.
   
— Ничего? — переспросила Тенч. — Честно говоря, меня это несколько удивляет. Особенно если учесть предвыборную платформу вашего кандидата. Так вот... Законопроект был внесен сенатором Уокером. И в нем утверждалось, что после высадки человека на Луну космическое агентство оказалось больше не в состоянии сделать ничего достойного. Документ требовал немедленной приватизации НАСА путем распродажи его активов частным аэрокосмическим компаниям. Он предусматривал более эффективное использование космического пространства в рамках свободного рынка, что облегчило бы тот груз, который агентство возлагает на налогоплательщиков.
   
Гэбриэл, разумеется, слышала, что критики НАСА предлагали приватизацию в качестве средства разрешения всех проблем, но она не знала, что идея уже воплощена в виде законопроекта.
   
— Так вот, — продолжала советник, — этот план коммерциализации уже четыре раза обсуждался конгрессом. Он аналогичен тем программам, по которым были успешно приватизированы государственные отрасли промышленности, в частности, переработка урановой руды. Конгресс одобрил законопроект коммерциализации космического пространства все четыре раза. К счастью, каждый раз Белый дом накладывал на него вето. Президенту Харни пришлось сказать «нет» дважды.
   
— Так в чем же заключается ваша идея?
   
— Моя идея заключается в том, что если сенатор Секстон придет к власти, он обязательно поддержит законопроект. У меня есть все основания считать, что Секстон не замедлит распродать акции НАСА коммерческим структурам при первой же удобной возможности. Короче говоря, ваш кандидат предпочтет приватизацию необходимости финансировать изучение и использование космоса за счет налогоплательщиков.
   
— Насколько мне известно, сенатор никогда не высказывал публично своей позиции в отношении «Акта содействия коммерциализации космоса».
   
— Это правда. И все-таки мне кажется, что, зная его программу, вы не удивитесь, если он его поддержит.
   
— Система свободного рынка способствует эффективности любой созидательной деятельности.
   
— Я воспринимаю это высказывание как согласие. — Тенч внимательно посмотрела на собеседницу. — К сожалению, приватизация НАСА — ужасная идея, и существует немало веских причин, почему законопроект тормозился несколькими администрациями Белого дома.
   
— Я знакома с аргументами против приватизации космоса, — вставила Гэбриэл, — и вполне понимаю вашу озабоченность.
   
— Правда? — Тенч наклонилась к собеседнице. — Какие же именно аргументы вы слышали?
   
Гэбриэл стало не по себе.
   
— Ну, главным образом стандартные околонаучные страхи. Самые распространенные заключаются в том, что если мы приватизируем НАСА, то стремление к научному исследованию уступит место коммерческим интересам.
   
— Правильно. Космическая наука погибнет в одночасье. Вместо того чтобы вкладывать деньги в изучение Вселенной, частные космические компании будут заниматься ловлей астероидов, строить в космосе отели для туристов, обеспечивать работу коммерческих спутников. Зачем частным компаниям беспокоиться об изучении происхождения Вселенной, если это требует миллиардных вложений и вовсе не гарантирует финансовой отдачи?
   
— И не надо, — возразила Гэбриэл. — Но несомненно, одновременно может быть основан Национальный фонд изучения космоса. И он будет финансировать академические проекты.
   
— Но мы уже и так имеем подобную систему. И называется она НАСА.
   
Гэбриэл промолчала.
   
— Отход от науки в сторону коммерческих прибылей — всего лишь побочное явление, — продолжала аргументировать Тенч. — И оно вряд ли представляется существенным по сравнению с тем абсолютным хаосом, который воцарится в том случае, если частный сектор получит доступ в космическое пространство. Мы просто вновь создадим Дикий Запад. Окажемся свидетелями того, как пионеры начнут предъявлять права на Луну и астероиды и будут подкреплять свои требования грубой силой. Мы уже слышали заявления некоторых компаний о намерении создать неоновую рекламу в ночном небе. Видела я и проекты будущих космических отелей и туристических центров, намеренных выбрасывать отходы в космическое пространство и создавать орбитальные мусорные свалки. Более того, вчера я прочитала предложение одной предприимчивой фирмы, которая собирается превратить космическое пространство в мавзолей, отправляя на орбиту покойников. Как вам нравится мысль о столкновении наших телевизионных спутников с телами усопших? А на прошлой неделе мне пришлось принимать одного миллиардера-предпринимателя. Так он собирается запустить экспедицию к ближайшему астероиду, подтянуть его поближе к Земле и начать добывать там редкие минералы. Пришлось объяснить этому парню, что втягивание астероидов в земную орбиту чревато глобальной катастрофой... Мисс Эш, могу вас заверить, что если этот законопроект пройдет, люди, толпами устремившиеся в космос, вовсе не будут учеными-энтузиастами. Это будут люди с набитыми кошельками и пустыми головами.
   
— Весьма убедительные доводы, — согласилась Гэбриэл, — и я не сомневаюсь, что если бы сенатор Секстон получил возможность одобрить законопроект или отвергнуть его, он непременно принял бы их к сведению. Но могу ли спросить, какое отношение ко всему этому имею я?
   
Тенч прищурилась, затягиваясь:
   
— Множество людей готовятся делать в космосе огромные деньги, поэтому растет политическое лобби, стремящееся снять все заграждения и открыть шлюзы. То право вето, которым обладает президент Соединенных Штатов, остается единственным крепким барьером против приватизации... то есть против полнейшей анархии в космосе.
   
— Можно лишь одобрить действия Зака Харни в отношении законопроекта.
   
— Боюсь, что в случае прихода к власти ваш кандидат окажется не столь дальновидным.
   
— Я повторю: если возникнет необходимость выразить собственное отношение к документу, сенатор тщательно взвесит все факторы.
   
Тенч, однако, не удовлетворило такое обещание.
   
— Знаете ли вы, сколько сенатор тратит на рекламу в средствах массовой информации?
   
Вопрос показался странным.
   
— Но ведь эти цифры публикуются.
   
— Более трех миллионов в месяц? Гэбриэл пожала плечами:
   
— Пусть так.
   
Цифра оказалась близка к истинной.
   
— Это совсем не малые деньги.
   
— Он и обладает немалыми деньгами.
   
— Да, хорошо все спланировал. Вернее, выгодно женился. — Тенч замолчала, выпустив колечко дыма. — История с его женой, Кэтрин, очень печальна. Ее смерть стала для него страшным ударом. — Последовал театрально трагический, тщательно сыгранный вздох. — Она ведь не так давно погибла?
   
— Давайте вернемся ближе к делу, у меня осталось совсем мало времени.
   
Тенч гулко откашлялась — курение давало себя знать — и снова взялась за конверт. Вытащила оттуда небольшую стопку скрепленных листков и через стол подала их Гэбриэл.
   
— Вот финансовые данные Секстона.
   
Гэбриэл с искренним изумлением просмотрела документы. Отчеты охватывали несколько лет. Хотя Гэбриэл и не была в курсе личных финансовых дел Секстона, она сознавала, что данные правдивы. Банковские счета, состояние кредитных карточек, займы, биржевые акции, долги, финансовые приобретения и потери.
   
— Но это же частные данные. Где вы их раздобыли?
   
— Источник информации вас не должен беспокоить. Но если вы уделите некоторое время изучению этих бумаг, то сразу поймете, что сенатор Секстон вовсе не имеет тех денег, которые сейчас так вольно тратит. После смерти жены он растратил значительную часть ее состояния на глупые инвестиции, личный комфорт и покупку победы в первичных выборах. Шесть месяцев назад ваш кандидат оказался банкротом.
   
Гэбриэл чувствовала: что-то не так. Если Секстон — банкрот, каким же образом он ведет дела? С каждой неделей сенатор покупал все больше и больше рекламного времени.
   
— В настоящее время, — продолжала Тенч, — ваш кандидат тратит куда больше денег, чем действующий президент... В четыре раза больше. И это притом, что практически не имеет личных средств.
   
— Мы получаем немало добровольных взносов.
   
— Да, и только некоторые из них легально. Гэбриэл резко вскинула голову:
   
— Прошу прощения?
   
Тенч перегнулась через стол, и посетительница ощутила ее несвежее, прокуренное дыхание.
   
— Гэбриэл Эш, я собираюсь задать вам вопрос. Предупреждаю: прежде чем отвечать, хорошо подумайте. От вашего ответа будет зависеть, проведете ли вы следующие несколько лет жизни в тюрьме или нет. Известно ли вам, что сенатор Секстон регулярно получает огромные взятки на проведение предвыборной кампании? И что взятки эти ему дают частные аэрокосмические компании, надеющиеся на миллиардные прибыли от приватизации НАСА?
   
Гэбриэл от неожиданности приоткрыла рот.
   
— Это абсурдные и наглые инсинуации!
   
— То есть вы хотите сказать, что ничего об этом не знаете?
   
— Я думаю, что если бы сенатор действительно брал такие взятки, я непременно знала бы об этом.
   
Тенч холодно улыбнулась:
   
— Гэбриэл, я понимаю, что сенатор Секстон щедро делится собой с вами, но уверяю: даже несмотря на это, остается многое, что вам о нем еще неизвестно.
   
Гэбриэл поднялась:
   
— Мне пора идти. Наша встреча подошла к концу.
   
— Что вы, совсем напротив, — возразила Тенч, доставая из конверта оставшиеся в нем бумаги и раскладывая их на столе. — Встреча только начинается.
  
  
   
    
ГЛАВА 44
   
   
В «гардеробной» хабисферы Рейчел Секстон влезла в один из специальных микроклиматических костюмов НАСА, носящих название «Марк-9». Черный сплошной комбинезон с капюшоном очень напоминал подводный скафандр. Пространство между двумя слоями пористой ткани заполнялось густым гелем. Он помогал тому, кто носит костюм, регулировать температуру тела и в жару, и в холод.
   
Рейчел натянула на голову плотно облегающий капюшон и взглянула на администратора НАСА. Тот стоял возле двери, словно часовой, и был явно не в восторге от этой вылазки.
   
Нора Мэнгор руководила сборами, не переставая ругаться.
   
— Вот, как раз подойдет для маленького толстячка, — язвительно прокомментировала она, выдавая костюм Мэрлинсону.
   
Толланд уже наполовину надел свой «скафандр».
   
Как только Рейчел полностью застегнула комбинезон, Нора нашла у нее на боку клапан и подсоединила к нему трубку, выходящую из серебристой канистры, очень напоминающей акваланг.
   
— Ну-ка вдохни! — скомандовала она, открывая клапан. Рейчел услышала шипение и почувствовала, как костюм наполняется гелем. Теперь он плотно облегал тело, соприкасаясь с одеждой. Ощущение было похожим на то, которое испытываешь, опуская в воду руку в резиновой перчатке. Капюшон теперь слегка сдавливал голову, плотно закрывая уши. От этого все звуки слышались смутно. Рейчел почувствовала себя заключенной в кокон.
   
— Самое лучшее в «Марке-9» — это подкладка, — пояснила Нора. — Ты можешь очень сильно стукнуться задницей и ничего не почувствуешь.
   
Рейчел кивнула. Действительно, ощущение было такое, словно ее засунули внутрь толстого матраса.
   
Нора принесла необходимое снаряжение — ледоруб, крепления для веревки-связки — и подвесила все к толстому ремню на поясе Рейчел.
   
— Столько всего? — удивилась та, разглядывая снаряжение. — И лишь для того, чтобы пройти двести ярдов?
   
Нора прищурилась:
   
— Ты хочешь идти или нет?
   
Толланд усмехнулся:
   
— Нора всего лишь выполняет инструкции. Безопасность — прежде всего.
   
Корки сам подсоединился к баллону с гелем и надул свой костюм. Выглядел он довольным, процедура его явно веселила.
   
— Ощущение такое, словно залез в гигантский презерватив, — признался он.
   
Нора презрительно фыркнула:
   
— Будто ты что-то знаешь об этом, девственник!
   
Толланд присел рядом с Рейчел, с улыбкой наблюдая, как она натягивает огромные тяжелые ботинки и прицепляет к ним шипы.
   
— Ты действительно хочешь пойти?
   
В его глазах светилось участие. Рейчел кивнула, надеясь преодолеть возрастающее волнение. Всего-то двести ярдов, успокаивала она себя, совсем недалеко!
   
— А ты, наверное, считаешь, что приключения можно встретить только в открытом море?
   
Толланд усмехнулся, тоже занятый шипами.
   
— Я подумал и решил, что больше люблю воду в жидком состоянии, чем эту замороженную субстанцию.
   
— А я никогда особенно не любила ни то ни другое, — призналась Рейчел. — Еще девочкой провалилась под лед. И с тех пор при виде воды страшно нервничаю.
   
Толланд взглянул сочувственно:
   
— Жаль слышать это. Когда наша эпопея закончится, ты обязательно погостишь у меня на «Гойе». И я заставлю тебя изменить отношение к воде. Обещаю.
   
Приглашение удивило. «Гойя» — исследовательское судно Толланда. Оно приобрело известность благодаря телепрограмме «Удивительные моря». Кроме того, оно пользовалось репутацией одного из самых необычных океанских судов. Визит на «Гойю» оказался бы для Рейчел серьезным испытанием, но отказаться от такого приглашения было очень трудно.
   
— Сейчас судно стоит на якоре в двенадцати милях от побережья Нью-Джерси, — сказал Толланд, борясь с застежками шипов.
   
— Достаточно странное место.
   
— Вовсе нет. Побережье Атлантики удивительное, невероятное. Мы как раз собирались снимать новый фильм, и в самый ответственный момент меня грубо вырвали из процесса.
   
Рейчел рассмеялась:
   
— Собирались снимать фильм? О чем же?
   
— Называется он «Sphyrna mokarran [5] и густоперые». Рейчел невольно сморщилась.
   
— Как я рада, что спросила!
   
Толланд наконец прикрепил шипы и посмотрел на нее:
   
— Нет, серьезно. Я собираюсь снимать в том районе примерно две недели. Вашингтон ведь недалеко от Нью-Джерси. Когда вернешься домой, обязательно приезжай. Нет никакого смысла проводить жизнь в страхе перед водной стихией. Моя команда раскатает для тебя красный ковер.
   
В эту минуту раздался недовольный, скрипучий голос Норы Мэнгор:
   
— Ну как, ребята, мы выходим, или принести вам свечи и шампанское?
  
  
   
    
ГЛАВА 45
   
   
Гэбриэл Эш не знала, как реагировать на множество документов, разложенных по всему столу в кабинете Марджори Тенч. Здесь были и фотокопии писем, и факсы, и записи телефонных разговоров. Все они подтверждали слова Тенч о том, что сенатор Секстон поддерживает тайную связь с частными космическими компаниями.
   
Марджори подвинула к гостье две зернистых черно-белых фотографии:
   
— Возможно, это покажется вам неожиданным?
   
Гэбриэл внимательно посмотрела на снимки. Первый показывал сенатора выходящим из такси в каком-то подземном гараже. Гэбриэл удивилась. Секстон никогда не ездил на такси. Потом девушка взглянула на вторую фотографию. На ней ее босс забирался в припаркованный белый фургончик. На водительском месте сидел пожилой человек, явно ожидавший Секстона.
   
— Кто это? — поинтересовалась она, подозревая, что фотография может оказаться фальшивой.
   
— Крупная шишка из ФКИ.
   
Гэбриэл расшифровала аббревиатуру: Фонд космических исследований.
   
Этот фонд представлял собой своеобразный «союз» частных космических компаний. Он объединял аэрокосмических предпринимателей, строителей, биржевых игроков и вообще всех, кто стремился к прибылям от освоения космического пространства. Они все беспрерывно критиковали НАСА, утверждая, что космическое агентство Соединенных Штатов ведет нечестную политику для того, чтобы помешать частным компаниям посылать собственные экспедиции.
   
— ФКИ в настоящее время представляет больше ста крупных корпораций. Некоторые из них очень богатые фирмы, с нетерпением ожидающие принятия «Акта содействия коммерциализации космоса».
   
Гэбриэл задумалась. По понятным причинам ФКИ открыто поддерживал избирательную кампанию Секстона, хотя сенатор и старался соблюдать определенную дистанцию в силу противоречивой лоббистской тактики фонда. Не так давно организация опубликовала резкий материал, заявляя, что НАСА, по сути, представляет собой «незаконную монополию». Смысл заключался в том, что, несмотря на постоянные провалы, монопольное агентство сохраняло возможность продолжать деятельность. А это ставило частные фирмы в условия несправедливой конкуренции. По данным фонда, если какая-нибудь крупная телекоммуникационная компания нуждалась в срочном запуске спутника, несколько частных космических компаний предлагали выполнить работу за вполне разумную плату в пятьдесят миллионов долларов. Но в дело тут же вмешивалось НАСА, предлагая сделать то же самое за двадцать пять миллионов. И это несмотря на то, что самому агентству запуск обходился раз в пять дороже. Юристы ФКИ обвиняли НАСА в том, что оно умудряется оставаться в бизнесе потому, что имеет возможность работать себе в убыток. Но расплачиваются за подобную политику всегда налогоплательщики.
   
— Это фото ясно показывает, — пояснила Тенч, — что ваш кандидат не брезгует тайными встречами с представителями организации, которая объединяет частные космические предприятия. — Советница сделала жест в сторону других документов, разложенных на столе. — Мы также обладаем данными о внутренних распоряжениях фонда, согласно которым входящие в него компании обязаны выделять средства, причем в огромных масштабах, сопоставимых с их собственной стоимостью. Больше того, эти средства предписывается перечислять на счета, контролируемые сенатором Секстоном. В результате эти частные космические фирмы оплачивают вступление сенатора в Белый дом. Поэтому вполне логично предположить, что он обещал в случае своей победы на выборах поддержать законопроект о коммерциализации космоса и приватизации НАСА.
   
Гэбриэл смотрела на ворох бумаг, все еще не чувствуя себя полностью убежденной.
   
— Вы хотите, чтобы я поверила, будто Белый дом обладает свидетельствами нечестного поведения оппонента, в частности, его вовлеченности в нелегальную финансовую деятельность? И в то же время продолжает держать эти свидетельства в тайне от всех?
   
— А во что бы вы поверили?
   
Гэбриэл заглянула в глаза собеседнице:
   
— Честно говоря, зная вашу способность к манипуляциям любого рода, больше всего я верю в то, что вы пытаетесь обмануть меня фальшивыми документами и фотографиями, сделанными каким-нибудь ловким сотрудником Белого дома на компьютере.
   
— Признаюсь, такое возможно. Но это не так.
   
— Нет? Тогда каким же образом вам удалось заполучить от корпораций сугубо внутренние документы? Чтобы украсть все эти бумаги у такого количества компаний, нужны огромные ресурсы — вряд ли Белый дом ими обладает.
   
— Вы правы. Информация поступила к нам в качестве совершенно безвозмездного дара.
   
Гэбриэл растерялась.
   
— Да-да, — подтвердила советник. — Мы получаем много подарков. Президент имеет немало могущественных политических союзников, которые хотели бы продлить его пребывание на посту. Не забывайте, что ваш кандидат планирует урезать все, что можно, и везде, где можно. Причем многие сокращения он планирует осуществить прямо здесь, в Вашингтоне. Сенатор Секстон не стесняется приводить в качестве примера расточительности даже раздутый, по его мнению, бюджет ЦРУ. Он нацелился и на исследовательские центры. И вполне естественно, что кто-то из руководителей данных структур слегка обиделся и не желает видеть мистера Секстона в Белом доме.
   
Гэбриэл прекрасно поняла, о чем идет речь. Люди в ЦРУ, разумеется, знают способы получения подобной информации. А потом вполне могут послать ее в подарок президенту как свой вклад в его избирательную кампанию. И тем не менее она все еще не могла допустить, что ее босс вовлечен в нелегальную финансовую деятельность.
   
— Если ваши данные правдивы, — с вызовом заговорила она, — в чем я, впрочем, очень сомневаюсь, то почему же Белый дом их не опубликует?
   
— А что вы сами думаете?
   
— Ну, они получены незаконным путем.
   
— Способ, каким они нам достались, не имеет значения.
   
— Да нет же, как раз имеет. От этого зависит, будут ли сведения приняты к слушанию.
   
— К какому слушанию? Мы просто отдадим информацию в газету, а журналисты напечатают ее в виде истории «из надежного источника», с фотографиями и документами. И Секстон останется виноватым до тех пор, пока не будет доказано обратное. А его активная антинасавская политика послужит прямым доказательством получения взяток от частных компаний.
   
Гэбриэл понимала, что все это так.
   
— Прекрасно, — согласилась она, — тогда почему же вы до сих пор не обнародовали столь ценную информацию?
   
— Да просто потому, что она негативна. Президент обещал не прибегать в своей избирательной кампании к негативным аргументам и готов, пока может, держать слово.
   
Гэбриэл скептически поморщилась:
   
— Вот как? Президент настолько честен, что отказывается опубликовать сильнейший аргумент против своего оппонента лишь потому, что информация может быть воспринята американским народом как негативная?
   
— Она негативна не для одного человека, а для страны. Затрагивает множество частных компаний, в которых работает немало честных людей. Она очерняет сенат США и может плохо отразиться на настроениях в стране. Нечестные политики вредят всем остальным политикам. Американцы нуждаются в доверии к собственным лидерам. А это расследование окажется очень некрасивым. В результате в тюрьму отправятся и сам сенатор, и многие очень видные деятели аэрокосмической отрасли.
   
Логика Тенч выглядела непогрешимой, но Гэбриэл все-таки не хотела верить обвинениям.
   
— Какое же отношение вся эта история имеет ко мне?
   
— Очень просто, мисс Эш. Если мы обнародуем эти документы, ваш кандидат будет обвинен в незаконном финансировании своей избирательной кампании, а следовательно, потеряет место в сенате. Более того, скорее всего он отправится в тюрьму. — Тенч сделала паузу. — Если...
   
Гэбриэл не могла не заметить, как по-змеиному блеснули глаза старшего советника.
   
— Если что?
   
Тенч не спешила с ответом, с удовольствием вдыхая дым сигареты.
   
— Если вы не решите помочь нам избежать всех этих неприятностей.
   
В комнате повисло напряженное молчание. Тенч хрипло откашлялась.
   
— Послушайте, Гэбриэл, я решилась поделиться с вами этой неприятной информацией по трем причинам. Во-первых, чтобы показать, что Зак Харни — приличный человек, который ставит хорошую работу правительства выше собственных интересов. Во-вторых, чтобы поставить вас в известность о том, что, к сожалению, ваш кандидат не настолько заслуживает доверия, как вам может казаться. И в-третьих, чтобы убедить вас принять то предложение, которое я сейчас сделаю.
   
— А именно?
   
— Хочу дать вам шанс на правильный, разумный поступок. Патриотичный поступок. Осознаете вы сами это или нет, но положение уникально в том смысле, что именно вы в силах избавить Вашингтон от возможного скандала. И если удастся сделать то, что я сейчас вам предложу, то, вполне возможно, вам будет обеспечено место в команде президента.
   
Место в команде президента? Гэбриэл с трудом верила собственным ушам.
   
— Мисс Тенч, что бы вы ни имели в виду, мне очень не нравится, когда меня шантажируют, принуждают или унижают. Я работаю в избирательной кампании сенатора потому, что верю в его политику. И если подобный разговор хоть в какой-то степени указывает на те методы, какими Зак Харни добивается политического влияния, то мне совсем не хочется иметь с ним дело. Если вы имеете серьезные аргументы против сенатора Секстона, то я рекомендовала бы опубликовать их в прессе. Честно говоря, я считаю, что все это просто фальшивки.
   
Тенч устало вздохнула.
   
— Гэбриэл, противозаконное финансирование кампании вашего кандидата — это факт. Мне очень жаль. Я знаю, что вы искренне ему доверяете. — Она понизила голос. — Послушайте, дело вот в чем. Президент и я — мы бы опубликовали информацию, будь это необходимо, но неприятности окажутся просто огромными. В скандал будут вовлечены несколько крупных корпораций, нарушающих закон. Множество ни в чем не повинных людей окажутся под ударом. Платить за все придется именно им.
   
Она затянулась, потом не спеша выпустила кольцо дыма.
   
— Президент надеется найти какой-нибудь иной способ дискредитировать действия сенатора. Более аккуратный, что ли... от которого не пострадают невинные люди. — Тенч положила сигарету в пепельницу и скрестила руки на груди. — Короче говоря, нам хотелось бы, чтобы вы открыто признались в своей интимной связи с сенатором.
   
Гэбриэл похолодела. Тенч говорила так, будто не сомневалась в обоснованности своих слов. Но почему? Откуда такая уверенность? Доказательств не существовало. Все произошло один единственный раз, за запертой дверью кабинета Секстона в сенатском офисе. Нет, эта женщина определенно не может ничего знать. Она закидывает удочку просто так, наугад. Гэбриэл постаралась говорить спокойно и уверенно.
   
— Вы слишком многое домысливаете, мисс Тенч.
   
— Что именно? Что между вами существует связь? Или что вы способны отвернуться от своего кандидата?
   
— И то и другое.
   
Тенч улыбнулась и поднялась из-за стола.
   
— Ну хорошо, давайте прямо сейчас проясним один из этих пунктов, согласны?
   
Она снова подошла к сейфу и опять вернулась с конвертом, на сей раз красным. На нем стояла печать Белого дома. Советница сломала печать, перевернула конверт и высыпала перед гостьей его содержимое.
   
На столе оказались десятки цветных фотографий. Перед глазами Гэбриэл рушилась вся ее так удачно начинавшаяся карьера.
  
  
   
    
ГЛАВА 46
   
   
За стенами хабисферы продолжал дуть сильный ветер. По сравнению с океанскими ветрами, к которым привык Толланд, он представлял собой совсем иную, непривычную и опасную стихию. На океанских просторах ветер — следствие приливов и фронтов повышенного давления, а потому дует порывами. Здесь же это был тяжелый холодный воздух, словно приливная волна, скатывавшийся с ледника. Наиболее мощный поток воздушных масс из всех, какие приходилось испытывать Толланду. О таком ветре, дуй он со скоростью в двадцать узлов, мечтал бы каждый моряк. Но при восьмидесяти узлах он был проклятием даже для тех, кто ощущает твердую землю под ногами. Толланд чувствовал, что, если сейчас остановиться и расслабиться, ветер легко может сбить с ног.
   
Эта воздушная река оказывалась еще более неприятной из-за небольшого наклона ледника. Угол был совсем незначительным, понижение продолжалось две мили — до самого океана. Но даже несмотря на острые шипы, прикрепленные к ботинкам, Толланда не покидало неприятное чувство, что любой неосторожный шаг способен лишить его опоры и отправить в неприятное путешествие по бесконечному ледовому склону. Двухминутная лекция, прочитанная Норой Мэнгор о безопасности на леднике, оказалась совершенно бесполезной.
   
— Это ледоруб «Пиранья», — поясняла она во время сборов, прикрепляя легкое орудие в форме буквы «Т» к его поясу. — Лезвие стандартное, в форме банана, полу–трубчатое. Если кто-то поскользнется или не сможет устоять перед порывом ветра, надо схватить ледоруб одной рукой за рукоятку, другой за головку, с силой воткнуть в лед лезвие и упасть рядом, упираясь шипами.
   
С этим вселяющим уверенность напутствием Нора связала всех четверых подобием упряжи. Все надели защитные очки и вышли в полярную ночь.
   
Сейчас четыре фигуры двигались вниз по леднику, отделенные друг от друга десятью ярдами веревки. Нора шла первой, за ней Мэрлинсон, потом Рейчел, а Толланд выполнял функцию якоря.
   
Чем дальше уходили они от хабисферы, тем острее становилось беспокойство Толланда. В надутом костюме, хотя и очень теплом, он чувствовал себя лишенным координации астронавтом, который с трудом пробирается по далекой планете. Луна спряталась за плотные штормовые облака, погрузив ледовую пустыню в непроглядную тьму. Ветер с каждой минутой становился все сильнее, ощутимо подгоняя вниз.
   
Постепенно защищенные очками глаза начали различать огромное пустынное пространство вокруг, а с осознанием пустоты пришло и ощущение грозящей опасности.
   
Излишни ли предосторожности НАСА или нет, Толланд не переставал удивляться решению администратора рискнуть жизнью четырех человек, хотя можно было ограничиться двумя. Тем более странно, что две дополнительные жизни принадлежат дочери сенатора и знаменитому астрофизику. Толланд испытывал потребность защитить Рейчел и Корки. Как капитан он привык брать на себя ответственность за членов команды и всех, кто находится рядом.
   
— Держитесь позади меня! — скомандовала Нора, с трудом перекрикивая ветер. — Пусть санки прокладывают путь.
   
Алюминиевые санки, на которых Нора везла необходимое оборудование, напоминали огромного кузнечика. На них аккуратно поместились исследовательские приборы и средства обеспечения безопасности, которые Нора использовала на протяжении нескольких последних дней. Все оборудование, включая запасные батареи, сигнальные ракеты и мощный фонарь, было спрятано под надежно закрепленным пластиковым чехлом. Несмотря на большой вес, санки легко скользили по гладкой поверхности на длинных, широких полозьях. Даже на почти незаметном склоне они сами ехали вниз, Нора лишь слегка удерживала их, прокладывая путь.
   
Толланд обернулся, оценивая, как увеличивается расстояние между ними и хабисферой. Они прошли всего-то каких-нибудь пятьдесят ярдов, однако бледный изгиб купола почти совершенно исчез из виду, погрузившись во тьму.
   
— А как мы найдем обратную дорогу? — прокричал Толланд, обращаясь к Норе. — Хабисфера уже почти...
   
Он не успел договорить — его голос утонул в громком свисте и шипении. В руке Норы зажглась сигнальная ракета. Яркая красно-белая вспышка озарила пространство десяти ярдов в окружности. Ногой Нора сделала небольшое углубление в снегу, оставив с наветренной стороны защитный бугорок. Потом вставила в углубление горящую ракету.
   
— Высокотехнологичные хлебные крошки, — пояснила она.
   
— Хлебные крошки? — переспросила Рейчел, защищая глаза от неожиданно яркого света.
   
— Гензель и Гретель! — прокричала в ответ Нора. — Ракеты протянут еще с час — с лихвой хватит, чтобы по ним найти обратную дорогу!
   
И четыре фигуры снова побрели вниз по леднику — в кромешную полярную тьму.
  
  
   
    
ГЛАВА 47
   
   
Гэбриэл Эш пулей выскочила из кабинета Марджори Тенч, почти сбив с ног секретаршу. Перед глазами у нее все еще стояли ужасные фотографии — переплетенные руки и ноги, лица, на которых читается экстаз.
   
Она не имела ни малейшего понятия, каким образом сделаны снимки, но в их достоверности сомневаться не приходилось. Они действительно показывают то, что происходило в офисе сенатора, причем фотографировали откуда-то сверху, точно с потолка.
   
Господи, помоги! На одной из фотографий сенатор совокуплялся со своей молодой ассистенткой прямо на рабочем столе, на разложенных там официальных документах.
   
Марджори Тенч догнала Гэбриэл возле Комнаты карт. В руке она держала тот самый страшный красный конверт.
   
— Судя по вашей реакции, вы признаете правдивость этих снимков? — Старший советник президента явно наслаждалась. — Думаю, теперь вы не будете сомневаться в неподложности остальных документов. Тем более что они пришли из того же самого источника.
   
Идя по фойе, Гэбриэл чувствовала, как покраснела с головы до пят. Где же, черт возьми, здесь выход?
   
Тенч на своих длинных ногах с легкостью поспевала рядом.
   
— Сенатор Секстон клялся перед всем миром, что вы с ним просто сотрудники. И это его утверждение звучало чрезвычайно убедительно. Если хотите освежить его в памяти, то у меня есть видеозапись.
   
Гэбриэл вовсе не нуждалась ни в каком освежении. Она прекрасно помнила ту пресс-конференцию. Слова Секстона звучали яростно и искренне.
   
— Как ни прискорбно, — продолжала Тенч, вовсе не выглядя при этом расстроенной, — сенатор Секстон нагло лгал американскому народу. Но народ имеет право знать. И он узнает. Этим я займусь лично. Остается лишь решить, каким именно способом он узнает истину. Лучше, конечно, если бы это исходило от вас лично.
   
Гэбриэл остановилась, пораженная.
   
— И вы действительно надеетесь, что я помогу вам линчевать моего шефа?
   
Лицо советника приняло непроницаемое выражение.
   
— Я пытаюсь занять как можно более благородную позицию, Гэбриэл. Даю вам шанс избавить нас всех от неприятностей, признав правду с высоко поднятой головой. Все, что мне нужно, — это подписанное заявление с признанием сексуальной связи.
   
Гэбриэл подумала, что ослышалась.
   
— Что-что?
   
— Именно так. Это заявление даст нам в руки необходимое оружие, чтобы тихо разобраться с сенатором, избавив страну от безобразных сцен. Мое предложение очень простое: подпишите заявление, и эти фотографии никогда не увидят свет.
   
— Вам нужно мое письменное признание?
   
— Строго говоря, требуется письменное показание под присягой, но у нас есть нотариус, который может...
   
— Вы сошли с ума!..
   
Гэбриэл зашагала дальше.
   
Тенч шла рядом, не отставая. Она явно сердилась.
   
— Сенатор Секстон провалится так или иначе, Гэбриэл. А я даю вам шанс выйти из этой переделки, не увидев в утренних газетах собственную голую задницу. Президент — приличный человек, он не хочет публиковать эти снимки. Если вы просто предоставите мне ваши показания и признаете связь, тогда мы все сможем сохранить достоинство.
   
— Я не продаюсь.
   
— Ну а ваш кандидат определенно продается. Он очень опасный человек и нарушает закон.
   
— Он нарушает закон? Да это вы нарушаете все на свете! Устанавливаете слежку, фабрикуете чудовищные улики! Слышали такое слово — «Уотергейт» [6]?
   
— Мы не имеем ничего общего со сбором всякой грязи. Фотографии явились из того же самого источника, что и информация о сборе средств на избирательную кампанию путем взяток. Просто кое-кто пристально наблюдает за сенатором.
   
Гэбриэл пронеслась мимо стола, у которого получала пропуск. Разорвала карточку на мелкие клочки и швырнула в лицо ошарашенному охраннику. Тенч не отставала, держась рядом.
   
— Вам придется решать все очень быстро, мисс Эш, — говорила она. — Или предоставьте мне показания, подтверждающие вашу связь с сенатором, или уже сегодня, в восемь часов, президент будет вынужден обнародовать все сразу — финансовые махинации Секстона, эти фотографии и еще кое-что. И поверьте, когда люди поймут, что вы стояли рядом с Секстоном и позволяли ему лгать насчет ваших отношений, вы сгорите вместе с ним.
   
Гэбриэл увидела дверь и стремительно бросилась к ней.
   
— Мне на стол, до восьми, запомните, Гэбриэл. Будьте умницей!
   
Уже на выходе Тенч сунула девушке конверт с мерзкими снимками:
   
— Это вам на память. У нас подобного добра еще полно!
  
  
   
    
ГЛАВА 48
   
   
Шагая по ледовой пустыне в черноте ночи, Рейчел Секстон не могла подавить ужас. В мозгу проносились тревожащие видения и мысли — метеорит, люминесцирующий планктон, предположения об ошибке Норы Мэнгор в анализе образцов льда.
   
Нора утверждала, что лед монолитен и образовался из пресной воды. Она говорила, что сверлила колодцы по всему леднику, в том числе непосредственно над метеоритом. Если ледник содержит соленые пласты с замерзшим в них планктоном, то она бы их непременно обнаружила. Разве не так? Но интуиция Рейчел неизменно возвращала ее к простейшему объяснению свечения в шахте. В этом леднике замерз планктон.
   
За десять минут, оставив в снегу четыре ракеты, они отошли от хабисферы примерно на двести пятьдесят ярдов. Нора остановилась внезапно, без предупреждения.
   
— Вот нужное место, — решительно заявила она, словно колдун, точно определивший с помощью лозы, где есть вода.
   
Рейчел обернулась и посмотрела вверх по склону, откуда они пришли. Хабисфера уже давно скрылась во мраке ночи, однако пятна светящихся ракет ярко выделялись на снегу. Самая первая мерцала тускло, словно далекая звезда. Ракеты летели по безупречно прямой линии, словно кто-то соорудил здесь взлетную полосу. Профессионализм Норы не мог не восхищать.
   
— Еще одна причина, почему я пустила санки впереди, — сказала доктор Мэнгор, заметив взгляд Рейчел, — полозья ведь прямые. Нужно просто положиться на силы гравитации и не вмешиваться, тогда наверняка получишь прямую линию.
   
— Ловкий трюк, — оценил Толланд. — Жаль, что в открытом море такое не проходит.
   
Рейчел подумала, что это и так открытое море, и представила бесконечную океанскую бездну. На долю секунды ее внимание оказалось привлечено каким-то далеким источником света. Потом он исчез, словно заслоненный каким-то движущимся предметом, а вскоре появился вновь. Рейчел стало не по себе.
   
— Нора, — позвала она, — кажется, ты говорила, что здесь водятся полярные медведи?
   
Та, однако, готовила последнюю ракету и не слышала вопроса. А может быть, просто не сочла нужным на него ответить.
   
— Полярные медведи, — прокричал Толланд, — питаются тюленями! А на людей нападают только тогда, когда те заступают на их территорию!
   
— Но ведь это и есть территория полярных медведей?
   
Рейчел никак не могла запомнить, на каком из полюсов живут медведи, а на каком — пингвины.
   
— Да, — кивнул Толланд, — Именно медведи дали Арктике ее название. По-гречески «арктос» — это и есть «медведь».
   
— Ужас! — Рейчел нервно посмотрела во мрак.
   
— А в Антарктике полярных медведей нет, — продолжал лекцию Толланд, — поэтому ее назвали «Анти-арктос».
   
— Спасибо, Майк! — прокричала Рейчел. — Пока о медведях достаточно.
   
Он рассмеялся:
   
— Согласен! Извини, увлекся.
   
Нора укрепила в снегу последнюю ракету. Как и раньше, все четверо оказались в круге красноватого света, похожие в своих черных комбинезонах на привидения. За чертой света мир был совершенно невидим, словно людей накрыло черным саваном.
   
Все смотрели, как Нора, уперев шипы в лед, несколькими короткими движениями подтянула санки повыше — туда, где стояли они все. Затем наклонилась и рукой поставила санки на тормоза — четыре наклонные подпорки, впившиеся в лед и не позволяющие им соскользнуть вниз. Выпрямившись, бесстрашная маленькая женщина стряхнула с себя снег.
   
— Ну вот, все в порядке. Пора за работу.
   
Она зашла с подветренной стороны санок и начала отстегивать защитный чехол, покрывавший оборудование. Рейчел, почему-то чувствуя себя виноватой перед Норой, попыталась помочь, отстегнув сзади одно из креплений.
   
— Господи, нет! — резко воскликнула Нора, вскинув голову. — Никогда этого не делай!
   
Сконфуженная Рейчел отошла.
   
— Никогда не отстегивай с наветренной стороны! — пояснила Нора. — Санки улетят, как под парусом.
   
Рейчел отодвинулась подальше.
   
— Извини, я...
   
Доктор Мэнгор недовольно сморщилась.
   
— Вам с космическим мальчиком здесь делать нечего.
   
Рейчел мысленно согласилась. Больше того, она подумала, что здесь вообще нечего делать людям.
   
— Любители! — шипела Нора, проклиная решение администратора послать на вылазку четверых. — Этим болванам обязательно нужно, чтобы кто-нибудь здесь погиб...
   
Меньше всего сейчас доктор Мэнгор хотела играть роль няньки.
   
— Майк, — обратилась она к Толланду, — мне требуется помощь, чтобы снять с санок приборы.
   
Толланд помог распаковать сканер и установить его на льду. Аппарат напоминал три миниатюрных лезвия снегоочистителя, стоящих параллельно друг другу на алюминиевой раме. Весь прибор имел в длину менее ярда и соединялся проводом с преобразователем тока и солевой батареей, установленными на санках.
   
— Это сканер? — уточнил Корки, пытаясь перекричать ветер.
   
Нора молча кивнула. Прибор куда лучше подходил для определения степени солености льда, чем те анализаторы, которые находились на спутнике. Передатчик сканера посылал сквозь лед импульсы электромагнитной энергии, и импульсы эти по-разному отражались от субстанций с различной кристаллической структурой. Чистая пресная вода замерзала плоскими ровными конфигурациями. А морская — более сложными, неровными структурами — из-за содержания в ней натрия. Поэтому импульсы, посылаемые сканером, возвращались неравномерно.
   
Доктор Мэнгор включила прибор.
   
— Буду рисовать эхолокационную картину поперечного сечения льда вокруг шахты метеорита, — громко пояснила она. — Аппарат имеет программное обеспечение. Он сфотографирует поперечное сечение, а потом распечатает картинку. И если там есть лед из морской воды, то он изобразится в виде более темных участков.
   
— Распечатает? — недоверчиво переспросил Толланд. — Ты что, сможешь распечатать прямо здесь?
   
Нора показала на провод, соединяющий сканер с прибором, все еще спрятанным под чехлом:
   
— Иначе нельзя. Дисплей компьютера потребляет слишком много драгоценной энергии единственной батареи, поэтому гляциологи, работая в полевых условиях, сразу распечатывают полученные данные на термопринтерах. Цвета, конечно, не блестящие, потому что лазерный принтер скукоживается уже при минус двадцати. Научены горьким опытом на Аляске.
   
Нора попросила всех встать ниже по спуску и приготовилась направить сканер на область шахты, которая находилась на расстоянии почти в три футбольных поля. Однако, взглянув туда, откуда они спустились, она не увидела ровным счетом ничего.
   
— Майк, нужно выровнять сканер по шахте, а эта ракета ослепляет. Я поднимусь немного по склону, чтобы отойти от света. Буду держать руки по линии ракет, а ты направь сканер.
   
Толланд, сразу поняв, чего от него хотят, кивнул и присел возле прибора.
   
Упираясь шинами в лед и наклоняясь вперед, чтобы противостоять ветру, Нора поднялась по склону в направлении к хабисфере. Ветер бил сильнее, чем она ожидала. Судя по всему, приближалась буря. Ничего, через несколько минут дело будет сделано. Все поймут, что она, как всегда, права.
   
Нора поднялась ярдов на двадцать и вышла за границу света, как раз на расстояние натянувшейся веревки. Она посмотрела вверх, на склон. Как только глаза привыкли к темноте, стала различима линия ракет — на несколько градусов левее. Нора перешагнула, чтобы точно поравняться с ней. Потом, словно компас, вытянула руки, указывая направление.
   
— Я сейчас с ними точно на линии! Толланд установил вектор и помахал:
   
— Порядок, готово!
   
Нора еще раз взглянула вверх, на склон, с удовольствием отметив, что светящиеся вехи надежно показывают обратную дорогу.
   
Вдруг случилось что-то странное. На мгновение одна из ближайших ракет вдруг исчезла из виду. Нора еще не успела испугаться от мысли, что она догорела, как свет появился снова. Если бы не уверенность, что ситуация полностью под контролем, она вполне могла бы решить, что кто-то или что-то прошло в полной темноте между ней и ракетой. Но нет, такого просто не могло быть. Кроме них, здесь никого нет... если, конечно, администратор не передумал и не послал вслед за ними команду НАСА. А это весьма сомнительно. Остается думать, что порыв ветра на мгновение притушил ракету.
   
Нора вернулась к сканеру.
   
— Точно сориентировал? Толланд лишь пожал плечами:
   
— Думаю, да.
   
Нора подошла к прибору, стоящему на санках, и нажала кнопку. Раздалось резкое жужжание, продолжавшееся, впрочем, совсем недолго.
   
— Порядок, — произнесла Нора, — снято.
   
— Так быстро? — не поверил Мэрлипсон.
   
— Основная работа состоит в настройке. Главное здесь — как следует прицелиться.
   
С урчанием и пощелкиванием ожил термопринтер. Прозрачный пластмассовый корпус медленно втягивал в себя плотную бумагу. Нора дождалась, пока аппарат закончит свое дело, и, приоткрыв крышку, достала распечатку. Поднося бумагу к свету, она с удовольствием предвкушала, как сейчас докажет всем, что соленого льда здесь нет ни грамма.
   
Все собрались вокруг Норы, крепко сжимавшей в руках результат анализа. Глубоко вздохнув, она развернула распечатку.
   
— О Господи!
   
Нора впилась глазами в лист бумаги, не в силах поверить тому, что видит. Как и предполагалось, распечатка ясно показала поперечное сечение заполненной водой шахты, из которой подняли метеорит. Но разумеется, Нора вовсе не ожидала увидеть смутное сероватое очертание человеческого тела, плавающего примерно на половине глубины. Она похолодела.
   
— Боже! В шахте — тело человека.
   
Все ошеломленно молчали, внимательно вглядываясь в изображение.
   
В узкой шахте вниз головой плавало тело, похожее на призрак. Зловещую ауру картине добавляли словно распростертые крылья по бокам тела. Нора поняла, что это такое. Сканер зафиксировал очертания тяжелого, из верблюжьей шерсти, жакета несчастного.
   
— Это... это же Мин... — едва слышно прошептала Нора. — Должно быть, он поскользнулся...
   
Разве могла Нора Мэнгор предположить, что созерцание мертвого тела Мина окажется не самым шокирующим из того, что приготовил для нее принтер? Посмотрев на изображение дна шахты, она моментально заметила кое-что еще.
   
— Лед под шахтой метеорита...
   
Гляциолог замолчала, погрузившись в созерцание. Первой мыслью было, что сканер испортился. Однако чем внимательнее она вглядывалась в изображение, тем четче становилось понимание катастрофы, словно грозовая туча надвигающейся на них. Края распечатки трепетали на ветру, и Нора повернулась так, чтобы порывы не мешали смотреть на изображение.
   
— Но... но это же невозможно, чудовищно!
   
Неожиданно, придавив ее неимоверной тяжестью, пришло чувство, похожее на безысходность. Похожее на смерть. Правда готовилась похоронить ее, доктора Мэнгор.
   
Удар оказался настолько силен, что она забыла о Мине.
   
Теперь Нора все поняла. Соленая вода в шахте!
   
Она упала на колени в снег рядом с ракетой. Дыхание сбилось. Ее начала бить дрожь.
   
— Господи! Такое никогда не приходило мне в голову... Внезапно, словно волна гнева захлестнула все ее существо, доктор Мэнгор повернулась туда, где в темноте скрывалась хабисфера НАСА.
   
— Сволочи! — закричала она, изо всех сил пытаясь перекричать ветер. — Чертовы ублюдки!
   
Во тьме, на расстоянии пятидесяти ярдов от них, Дельта-1 поднес ко рту микрофон шифрующего переговорного устройства и произнес два слова:
   
— Они знают.
  
  
   
    
ГЛАВА 49
   
   
Нора Мэнгор стояла в снегу на коленях, не имея сил подняться. Сбитый с толку Майкл Толланд осторожно взял из ее дрожащих рук распечатку результатов сканирования. Сам шокированный видом плавающего в шахте тела Мина, он постарался сосредоточиться и понять, что могло до такой степени потрясти и буквально уничтожить сильную, несокрушимую Нору Мэнгор.