1 2 3 4 5 
– Слишком далеко, сержант, – с сомнением сказал Валет.
– Не беспокойтесь обо мне, лучше присматривайте за флюгером, – проревел сержант.
Они кивнули. Флюгер был в виде крадущегося человека в длинной мантии; его торчащий кинжал всегда поворачивался, чтобы нанести удар ветру. Впрочем, на таком расстоянии он казался крошечным.
– Отлично, – отдуваясь, сказал Двоеточие. – А теперь, видите вы глаз человека?
– Да, продолжайте, – сказал Валет.
– Заткнись, заткнись! – рявкнул Двоеточие. – Вы его видите, как я сказал?
– Думается, что могу его различить, сержант, – сказал Валет.
– Хорошо. Хорошо, – сказал сержант, раскачиваясь взад и вперед от прилагаемых усилий. – Отлично. Прекрасный парень. А теперь, смотрите за глазом человека, ясно?
Он хрюкнул и выпустил стрелу.
Так много событий произошло столь быстро, что они вынуждены были описывать их как сменяющиеся стоп-кадры. Наверное первой была тетива, врезавшаяся в мякоть на запястье Двоеточия, отчего тот заорал и уронил лук. Это не оказало воздействия на полет стрелы, которая уже летела прямо и неуклонно, целясь в горгону, сидевшую на крыше через дорогу. Она ударила горгону в ухо, отлетела, срикошетировала от стены в шести футах ниже, полетела назад по направлению к Двоеточию, понемногу увеличивая скорость, и с жужжанием пролетела мимо уха.
И умчалась в направлении городских стен.
Спустя некоторое время Валет кашлянул и посмотрел на Морковку, невинно вопрошая о произошедшем.
– Кстати, о размерах, – сказал он, – уязвимых мест дракона, хотя бы приблизительно?
– Ах, они могут быть совсем крошечным пятнышком, – услужливо сказал Морковка.
– Как раз этого я и боюсь, – сказал Валет. Он подошел к краю крыши и уставился вниз. – Там внизу пруд, – сказал он. – Они используют его для охлаждения воды в перегонном кубе. Убежден, что он чертовски глубокий, так что после того как сержант выстрелит в дракона, мы можем спрыгнуть в него. Что скажете?
– Но нам совершенно не нужно этого делать, – сказал Морковка, – потому что счастливая стрела сержанта попадет прямо в цель и дракон сдохнет, так что нам нечего об этом беспокоиться.
– Само собой разумеется, – быстро согласился Валет, глядя на сердитое лицо Морковки. – Но в этом случае, понимаете, даже если один из миллиона шанс, что он промажет – я не говорю, что он это сделает, поверьте, просто нужно обдумать все случайности – если, по невероятной случайности, он не сможет попасть в уязвимые места дракона, поразив его насмерть, тогда дракон придет в бешенство, и возможно лучше всего исчезнуть отсюда. Я понимаю, что это выстрел на длинную дистанцию. Если вам угодно, можете назвать меня перестраховщиком. Это все, что я хотел сказать.
Сержант Двоеточие с достоинством поправил свои доспехи.
– Если что-то вам действительно нужно, то в большинстве случаев, – сказал он, – шансы один из миллиона всегда возникают. Общеизвестный факт.
– Сержант прав, Валет, – добродетельно сказал Морковка.
– Ты же знаешь, что если существует единственный шанс, который может сбыться, то он обязательно происходит. С другой стороны, нет никаких… – он понизил голос. – Полагаю, что в этом состоит причина того, что если последние отчаянные шансы не сбываются, то нет… боги не позволят совершиться этому ни при каких обстоятельствах. Они не позволят.
Как один, все трое повернулись и посмотрели в направлении центра Мира Диска, находящийся в тысячах миль отсюда. Сейчас воздух был сер от дыма и клочьев тумана, но в ясный день можно было увидеть Кори Челести, дом богов. Или, скорее, местоположение дома богов. Они жили в Дунманифестине, подштукаренной Валгалле, где боги глядели в лицо вечности, проводя время в размышлениях, а потому не терялись в догадках, как провести дождливый полдень. Как утверждали, они играли в игры с судьбами людей. И какую бы игру они не задумали, тотчас же играли согласно пожеланию любого присутствующего.
Но, разумеется, были правила. Каждый знает, что есть правила. Ведь они должны надеяться, что боги тоже знают правила.
– Это должно получиться, – бурчал Двоеточие. – Я использую мою счастливую стрелу, вот и все. Вы правы. Последние безнадежные шансы должны сбываться. С другой стороны это может не иметь никакого смысла. Точно также вы можете не остаться в живых.
Валет опять посмотрел на пруд. После минутного колебания к нему присоединился Двоеточие. Их лица приобрели задумчивое выражение людей, много повидавших, и знавших, что когда вы должны полагаться на героев, королей, и без сомнения на богов, то на самом деле вы можете полагаться на силу тяжести и глубокую воду.
– Совсем не это нам нужно, – с достоинством сказал Двоеточие.
– И без вашей счастливой стрелы, – сказал Валет.
– Верно. Но, просто так, безо всякого интереса, как далеко до него, как ты думаешь? – сказал Двоеточие.
– Я бы сказал, тридцать футов. Плюс минус.
– Тридцать футов. – Двоеточие медленно кивнул. – Убежден, что это именно так. А он глубокий?
– Я слышал, что очень глубокий.
– Поверю на слово. Он выглядит очень грязным. Мне ненавистна необходимость прыгать в него.
Морковка ободряюще похлопал его по спине, слегка подталкивая, и сказал:
– В чем дело, сержант? Вы что, хотите жить вечно?
– Не знаю. Спросите меня через пятьсот лет.
– Какая удача, что у нас есть счастливая стрела! – сказал Морковка.
– Гм-м? – сказал Двоеточие, который казалось находился в мире собственных грез.
– Мне кажется, что это большая удача, что у нас есть последний отчаянный шанс один из миллиона, на который можно положиться, иначе у нас будут серьезные неприятности!
– Ах, да, – печально сказал Валет, – счастливого нам долголетия.
* * *
Патриций прилег. Пара крыс притащила подушку ему под голову.
– Как я полагаю, события снаружи приняли плохой оборот, – сказал он.
– Да, – с горечью сказал Бодряк. – Вы правы. Вы единственный человек в городе, находящийся в полной безопасности.
Он воткнул острие ножа в расщелину между камнями и осторожно испытал свой вес, Патриций смотрел на него в этот момент с нескрываемым интересом. Он ухитрился подняться на шесть футов над полом, оказавшись на одном уровне с решеткой.
Он принялся расковыривать строительный раствор вокруг прутьев решетки.
Патриций некоторое время наблюдал за ним, а затем взял с небольшой полки позади него книгу. В виду того, что крысы не умели читать, библиотека, которую он смог собрать, была в стиле барроко, но он не был человеком, который игнорирует свежие знания. Он нашел свою пометку в книге на страницах «Плетение Кружев Сквозь Века» и прочитал несколько страниц.
Вскоре он обнаружил, что со страниц необходимо смести крошки раствора, и поднял взгляд на Бодряка.
– Удалось вам достичь успеха? – вежливо спросил он.
Бодряк стиснул зубы и продолжил ковырять стену. Снаружи, за маленькой решеткой виднелся внутренний двор, едва ли светлее чем темница. В одном углу лежала навозная куча, но сейчас она выглядела весьма привлекательно. По любым оценкам гораздо привлекательнее, чем темница. Честная навозная куча была предпочтительнее, чем путь, по которому двигался Анк-Морпорк последние три дня. Впрочем, это была аллегория, может, не самая удачная.
Он наносил удар за ударом, без перерыва. Лезвие ножа звенело и вибрировало у него в руке.

Библиотекарь задумчиво поскреб подмышки. Лицом к лицу он столкнулся с собственными проблемами.
Он явился сюда, переполненный гневом на книжных воров, и этот гнев по-прежнему пылал. Но тут ему в голову пришла мятежная мысль, что хотя преступления против книг наихудшие из них, но, возможно, расплата должна быть отсрочена.
Ему пришло в голову, что то, что люди избрали делать друг для друга, является тем же самым для него, существовали определенные занятия, которые должны были сокращены в случае, если виновники проявляли самоуверенность и принялись совершать подобные дела с книгами.
Библиотекарь еще раз посмотрел на значок, слегка укусив его, испытывая надежду, что тот станет съедобным. Никакого сомнения, у него есть Долг перед капитаном.
Капитан всегда был добр с ним. И у капитана тоже был значок.
Да.
Бывают времена, когда обезьяна вынуждена делать то, что обязан делать человек…
Орангутанг отдал честь весьма замысловатым способом и умчался во тьму.

Солнце поднялось выше, пробившись сквозь туман и дым, как потерянный воздушный шар.
Отряд сидел в тени дымохода, ожидая и убивая время самыми различными способами. Валет задумчиво изучал содержимое ноздрей, Морковка писал письмо домой, а сержант Двоеточие испытывал беспокойство.
Спустя некоторое время он с трудом повернулся и сказал:
– Я бьюсь над проблемой.
– Какой, сержант? – сказал Морковка.
Сержант Двоеточие выглядел крайне несчастным.
– А что если шанс не один из миллиона? – сказал он.
Валет посмотрел на него.
– Что вы имеете в виду? – сказал он.
– Хорошо, предположим, что последний отчаянный шанс один из миллиона всегда сбывается, но… черт возьми, в этом есть своя специфика. Понимаете, что я имею ввиду?
– Рассказывайте, – сказал Валет.
– Что если это шанс один из тысячи? – умирающим голосом сказал Двоеточие.
– Что?
– Неужели никто не слыхал о выстреле, у которого шанс один из тысячи?
Морковка поглядел на него.
– Не будьте глупцом, сержант, – сказал он. – Никто никогда не видел, как случается шанс один из тысячи. Шансы против этого… – он шевелил губами, подсчитывая, – миллионы к одному.
– Да. Миллионы, – согласился Валет.
– Так что он произойдет, только если у вас есть шанс один из миллиона, – сказал сержант.
– Полагаю, что это так, – сказал Валет.
– Но если например 999943 к одному… – начал Двоеточие.
Морковка покачал головой.
– И не надейтесь. Никто даже не скажет: «Это был шанс 999943 к одному, но все могло произойти».
Они повернулись, глядя на открывающийся город, свирепо накинувшись на вычисления.
– Мы столкнулись с настоящей проблемой, – наконец сказал Двоеточие.
Морковка принялся писать с бешеной скоростью. Когда его спросили, то он пространно объяснил, как вычислить площадь поверхности дракона, а затем как подсчитать шансы, что стрела попадет в единственное маленькое пятнышко.
– После прицеливания, – сказал сержант Двоеточие. – Я прицелюсь.
Валет кашлянул.
– В этом случае шансы будут гораздо меньше, чем миллион к одному, – сказал Морковка. – Они могут быть сто к одному. Если дракон будет лететь медленно и пятно будет большого размера, то практически со стопроцентной уверенностью.
Двоеточие собрался что-то сказать, но слова замерли на губах. Полная уверенность, что можно попасть в цель. Он покачал головой.
– Не-ет, – сказал он.
– Тогда нам остается только одно, – медленно сказал Валет, – поправить шансы…

Около среднего прута в штукатурке образовалось неглубокое отверстие. Оно было небольшое, Бодряк знал об этом, но это было начало.
– Как бы то ни было, вы не нуждаетесь в помощи? – сказал Патриций.
– Нет.
– Как хотите.
Строительный раствор наполовину сгнил, но прутья решетки были глубоко вмурованы в камень. Под толстым слоем ржавчины оставалось еще много не сгнившего железа. Эта работа требовала много времени, но это было хоть что-то, над чем надо было работать, и она приносила блаженное отсутствие всяческих мыслей. Это было упоительное, блаженное занятие; вам было известно, что если вы продолжаете откалывать по кусочку, то наконец одержите победу.
Единственной проблемой оставалось «наконец». Наконец Великая А'Тьюн могла достичь конца вселенной. Наконец звезды могли сойти с орбит. Наконец Валет мог принять ванну, хотя это могло повлечь за собой радикальное переосмысливание природы Времени.
Так или иначе, он продолжать выковыривать раствор, а затем остановился, увидев как снаружи, очень медленно, упало что-то маленькое, розового цвета.
– Кожура арахиса? – сказал он.
Морда Библиотекаря, с выступающими челюстями, появилась в зарешеченном оконном проеме вверх ногами, и расплылась в такой ужасающей улыбке, что не оставалось ни малейшего сомнения, что это он.
– У-ук?
Орангутанг спрыгнул со стены, вцепился в пару прутьев решетки и потянул на себя. Мускулы на его бочкообразной груди вздувались и ходили ходуном, исполняя павану прилагаемым усилиям. Пасть, усеянная желтыми зубами, приоткрылась в молчаливом усердии.
После нескольких приглушенных рыков прутья поддались и сломались. Обезьяна отогнула их в сторону и устремилась в образовавшуюся брешь. Затем длиннейшие руки Закона ухватили подмышки изумленного Бодряка и одним движением вытащили его наружу.

Отряд обозревал дело своих рук.
– Хорошо, – сказал Валет. – А теперь, каковы шансы у человека, стоящего на одной ноге, с носовым платком в рту, стреляющего в уязвимые места дракона?
– М-м-м, – сказал Двоеточие.
– Шансы чертовски длинные, – сказал Морковка. – Хотя убежден, что моток закончится на крыше.
Двоеточие остановил перебранку.
– Решайтесь, – сказал он. – У меня затекли ноги.

Бодряк поднялся с булыжной мостовой и посмотрел на Библиотекаря. Он испытывал нечто, что для многих людей является шоком, обычно в гораздо менее приятных обстоятельствах, вроде той потасовки в «Штопаном Барабане», когда обезьяна возжелала немного мира и покоя, чтобы вдумчиво насладиться пинтой пива, это ощущение сводилось к одному: Библиотекарь мог выглядеть как набитый резиновый мешок, но набивкой этого мешка были мускулы.
– Это было изумительно, – вот и все, что он нашел сказать. Бодряк посмотрел на перекрученные прутья, и у него помутилось в голове. Он поднял покореженный металлический прут. – Ты случаем не знаешь, где может находиться Обычный? – добавил капитан.
– И-ик! – Библиотекарь ткнул ему в нос потрепанный клочок пергамента. – И-ик!
Бодряк читал написанные слова.
К всеобщему удовольствию… с последним ударом часов в полдень… высокорожденная непорочная дева… соглашение между правителем и управляемым…
– В моем городе! – зарычал он. – В моем, черт возьми, городе!
Он сгреб Библиотекаря за волосатую грудь и поднял на уровень глаз.
– Который час? – заорал он.
– У-ук!
Длинная, покрытая рыжими волосами рука протянулась вперед. Взгляд Бодряка последовал за указующим перстом. Солнце приобрело вид небесного тела, которое находится в вершине своей орбиты и посматривает на свой длинный, ленивый путь вперед, катясь к покровам сумерек…
– Я, черт возьми, не собираюсь с этим мириться, понятно? – кричал Бодряк, тряся обезьяну взад и вперед.
– У-ук, – терпеливо указал Библиотекарь.
– Что? Ах. Прости. – Бодряк опустил обезьяну, которая предусмотрительно не задавала никаких вопросов, ибо разозленный человек в состоянии поднять трехсотфунтовую обезьяну не заметив, что это человек, у кого полно своих мыслей.
Сейчас он внимательно рассматривал внутренний двор.
– Отсюда нет никакого выхода? – сказал он. – Я имею в виду, не перелезая через стены.
Он не ждал ответа, а ринулся вдоль стены и отыскал узкую, грязную дверь, толчком открыв ее настежь. Она была не заперта, но он толкнул ее просто так. Библиотекарь следовал за ним, раскачиваясь и приплясывая.
Кухня по ту сторону двери была совершенно пустая, прислуга окончательно утратила свои нервы и решила, что все благоразумные шеф-повара воздержались от работы в учреждении, где наличествовал мерзавец с пастью, большей чем они сами. Двое дворцовых стражников доедала холодный ланч.
– Сейчас, – сказал Бодряк, в то время как они наполовину привстали. – У меня нет ни малейшего желания иметь…
Те, казалось, не хотели прислушаться. Один из них потянулся за самострелом.
– Ах, черт с ним. – Бодряк схватил нож мясника, лежавший позади на колоде, и швырнул его.
Существует искусство метания ножей, и вам даже нужен особый нож для этого. С другой стороны, специальный нож действует точно так же, как и тот, что совершенно не попадает в цель.
Стражник с самострелом наклонился вбок, выпрямился и обнаружил, что пурпурный ноготь мягко заблокировал спусковой механизм. Он оглянулся. Библиотекарь стукнул его прямо по макушке шлема.
Второй стражник отпрянул назад, судорожно размахивая руками.
– Нет-нет-нет! – сказал он. – Это недоразумение! Что вы такое говорили о том, что вы не желали делать? Милая обезьянка!
– Ах, дорогой, – сказал Бодряк. – Плохо!
Он игнорировал ужасающие крики и обшаривал кухонные завалы, пока не отыскал секач. Он никогда не чувствовал себя как дома с мечами, но секач – это совершенно другое дело. Секач был тяжелый. У него была целеустремленность. Меч мог обладать определенными дворянскими замашками по сравнению с ним, пусть даже это был меч, принадлежащий, например, Валету, который полагал, что его можно держать в ржавчине, но зато секач обладал огромной способностью разрубать вещи.
Он прекратил урок биологии – никто, кроме обезьяны не мог подбрасывать и швырять кого-нибудь с помощью своих лодыжек – обнаружил прекрасную дверь и пулей бросился к ней. Он опять очутился снаружи, на большой площади, мощенной булыжниками, которая окружала дворец. Сейчас он мог ориентироваться, сейчас он мог…
В воздухе раздался громовой раскат, прямо над головой. Шторм налетел, сшибив его с ног.
Король Анк-Морпорка, с распахнутыми крыльями, скользнул с заоблачных высей и на миг приземлился на дворцовых воротах, когти оставляли глубокие царапины в камне, когда тот цеплялся, чтобы удержать равновесие.
Солнце блестело на его изогнутой спине, когда тот вытягивал шею, лениво пуская поток пламени, и отражалось, пуская лучики вверх.
Бодряк издал одним горлом животный крик – млекопитающего животного – и кинулся бежать по пустым улицам.
Тишина заполняла родовой дом Рэмкинов. Парадная дверь раскачивалась туда сюда на шарнирах, впуская обычный, плохо воспитанный сквозняк, который гулял по опустевшим комнатам, зевая и выискивая пыль на верху мебели. Он промчался вверх по лестнице и постучал в дверь спальни Сибил Рэмкин, перевернув с грохотом бутылочки на туалетном столике и перелистав страницы «Болезни Драконов».
Умеющий быстро читать мог бы выучить все симптомы болезней, от Ослабленной Пятки до Глотки Зигзагом.
А далеко-далеко внизу, в низком, теплом и скверно пахнущем сарае, в котором помещались болотные драконы, казалось, что Эррол приобрел их все. Он сидел посреди своего загона, раскачиваясь и негромко стеная. Клубы белого дыма струились из ушей и растекались по полу. Откуда-то изнутри его вздувшегося живота доносились звуки бурлящей и клокочущей жидкости, хотя отчаянные команды гномов пытались провести трубку сквозь скалы в шторм.
Его ноздри пылали, поворачиваясь и вздуваясь по собственной воле.
Другие драконы, встав на задние лапы и наклонившись через стены, вытянули шеи, внимательно наблюдая за ним.
Раздался еще один рокочущий взрыв в желудке. Эррол скрючился от боли.
Драконы отвернулись. Затем, один за другим, они аккуратно улеглись на пол и прикрыли глаза лапами.
* * *
Валет положил голову на бок.
– Выглядит многообещающе, – критично высказался он. – Мы едва не подобрались к цели. Считаю, что шансы человека с сажей на лице, высунутым языком, стоящего на одной ноге, напевающего «Песню Ежа» и стреляющего в уязвимые места дракона могут быть… что скажешь, Морковка?
– Я считаю, что миллион к одному, – с достоинством сказал Морковка.
Двоеточие осмотрел их с ног до головы.
– Послушайте, ребята, – сказал он. – Вы не собираетесь меня надуть?
Морковка бросил взгляд на площадь. расстилавшуюся под ними.
– Ах, черт побери, – негромко сказал он.
– Что там? – осматриваясь, настоятельно сказал Двоеточие.
– Они приковывают женщину к скале!
Отряд глядел на происходящее из-за парапета. Огромная молчаливая толпа тоже глядела, на женщину в белом, бьющуюся в руках у полудюжины стражников.
– Хотел бы знать, откуда они взяли скалу? – сказал Двоеточие. – Знаете, мы ведь находимся на суглинках.
– Отлично связанная девка, кем бы она ни была, – одобрительно сказал Валет, в то время как один из стражников откатился на согнутых ногах и рухнул навзничь. – Это тот парень, который не знает, чем заняться вечером уже несколько недель. У нее прекрасные коленки, вот что я вам скажу.
– Никого из тех, кого мы знаем? – сказал Двоеточие.
Морковка прищурился.
– Это леди Рэмкин! – сказал он с отвисшей челюстью.
– Никогда!
– Он прав. Она в ночной рубашке, – сказал Валет.
– Мерзавцы! – Двоеточие поднял лук и завозился со стрелой. – Я покажу им уязвимые места! Такая известная леди, как она, это позор!
– Э-э, – сказал Морковка, выглядывавший из-за его плеча. – Сержант?
– Так вот что происходит! – бормотал Двоеточие. – Порядочные женщины не могут пройтись по улице, чтобы не быть съеденной! Хорошо, вы, ублюдки, вы… вы география…
– Сержант! – настойчиво повторил Морковка.
– Это история, а не география, – сказал Валет. – Вот что вы хотели сказать. История. «Вы – история!» – говорите вы.
– Ладно, как вам угодно, – оборвал Двоеточие. – Давайте посмотрим, как…
– Сержант!
Валет тоже оглянулся.
– Ах, черт! – сказал он.
– Не должна промазать, – бормотал Двоеточие, прицеливаясь. – Заткнитесь, вы оба, я не могу собраться, пока вы орете не переставая…
– Сержант, он приближается!
Дракон разгонялся.
Пьянящие крыши Анк-Морпорка расплывались в дымке, когда он пролетал над ними, крылья с хохотом резали воздух. Его шея вытянулась вперед, из ноздрей вырвались струи пламени, грохот его полета раскроил небеса.
У Двоеточия тряслись руки. Дракон, казалось, прицелился прямо ему в глотку, и он двигался так быстро, слишком быстро…
– Это он! – сказал Морковка и посмотрел в направлении Ступицы. Но, видимо, боги забыли, для чего они существуют, и Морковка добавил, говоря медленно и отчетливо: – Это шанс один к миллиону, но должно получиться!
– Стреляйте в чертову тварь! – визжал Валет.
– Выбери мне место, парень, выбери мне место, – дрожащим голосом сказал Двоеточие. – Не беспокойтесь, парни, я говорил вам, что это моя счастливая стрела, она у меня еще со времен молодости, вы удивитесь, узнав, сколько целей я поразил ею, не беспокойтесь.
Он замолчал, в то время как ночной кошмар пикировал на него на крыльях ужаса.
– Э-э, Морковка? – сказал он.
– Да, сержант?
– Говорил ли когда-нибудь твой старый дедушка, как выглядят эти уязвимые места, на что они похожи?
А потом дракон больше не появлялся, он парил где-то наверху, в нескольких футах над головой, порхающая мозаика из чешуи и шума, заполняющая собой все небо.
Двоеточие выстрелил.
Они смотрели, как стрела полетела прямо и неуклонно в цель.

Бодряк наполовину бежал, наполовину пошатываясь брел по мокрым булыжникам, задыхаясь и потеряв счет времени.
Так не должно быть, думал он в бреду. Герой всегда прекрасно с этим справляется, но он всегда добирается туда в последний момент. Впрочем, последний момент был еще пять минут назад.
А я не герой. Я не в форме, и мне нужно выпить, а я получаю пригоршню долларов в месяц без доплаты за перья. Это не плата для героя. Герои получают королевства и принцесс, они регулярно делают упражнения, а когда они улыбаются, то свет отражается от их зубов, бр-р. Ублюдки.
Пот заливал ему глаза. Прилив адреналина, который выгнал его из дворца, миновал, и сейчас требовал неизбежной расплаты.
Он споткнулся, зашатался и схватился за стену, чтобы устоять на ногах, пытаясь отдышаться. И тут он увидел людей на крыше.
«Ах, нет!» – подумал он. Они ведь тоже не герои! Что они себе думают, в какие игры играют?
Это был шанс миллион к одному. И кто мог сказать, что где-то в миллионах других возможных вселенных это могло не состояться?
Впрочем, подобный ход событий весьма любят боги. Но Шанс, который мог временами отменять даже богов, составлял 999999 поданных голосов.
В этой вселенной, например, стрела ударилась о чешую и с грохотом отскочила, канув в забвение.
Двоеточие глядел, как над его головой проплывал заостренный хвост дракона.
– Она… промазала… – еле слышно прошептал он.
– Но она не должна была промазать! – Глазами, налитыми кровью, он посмотрел на двоих стражников. – Это был чертов последний отчаянный шанс миллион к одному!
Дракон свернул крылья, повернув их вокруг гигантской оси, и устремился к крыше.
Морковка схватил Валета вокруг пояса и положил руку на плечо Двоеточия.
Сержант бушевал от злости и отчаяния.
– Чертов последний отчаянный шанс миллион чертей к одному!
– Сержант…
Дракон полыхнул пламенем.
Это была прекрасно управляемая струя плазмы, которая прошла сквозь крышу как сквозь масло.
Она разрезала лестничные ступеньки.
Она с треском врезалась в древние доски и заставила их съежиться как бумажки. Она перерезала трубы.
Она пронзила этаж за этажом, как длань разъяренного бога, и наконец достигла большого медного чана, наполненного тысячью галлонов свежеприготовленного созревшего виски.
Она прожгла дыру в чане.
К счастью, шансы любого, спасшегося от последовавшего взрыва, были в точности равны миллион к одному.
Огненный шар расцвел как роза. Огромная оранжевая роза, с желтыми прожилками. Он сорвал крышу и обернул ее вокруг изумленного дракона, воздев его высоко в небеса в кипящем облаке из щепок и обломков труб.
Толпа ошеломленно наблюдала, как раскаленная струя взметнулась в небеса, и едва заметила Бодряка, проталкивающегося к цели, сопя и крича, сквозь спрессованные тела.
Он протолкался сквозь строй дворцовых стражников и на ватных ногах, спеша изо всех сил, двинулся к центру площади. Никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Он остановился.
Это была не скала, потому что Анк-Морпорк стоял на суглинках. Это была всего лишь огромная куча разбитой кирпичной кладки, возможно, тысячелетнего возраста, со времен основания города. Анк-Морпорк был такой древний, что был построен, в основном, на останках Анк-Морпорка.
Куча была стащена в центр площади, и к ней была прикована леди Рэмкин. Она предстала одетой в ночную рубашку и резиновые сапоги. По ее виду было ясно, что она побывала в схватке, и Бодряк ощутил мимолетный приступ сочувствия к тем, кто был в это вовлечен. Она одарила его взглядом, исполненным ярости.
– Вы!
– Вы!
Он взмахнул секачом.
– Но почему вы…? – начал он.
– Капитан Бодряк, – резким тоном сказала она, – вы меня очень обяжете, если не будете без толку размахивать этой штукой и найдете ей соответствующее применение!
Бодряк не слушал.
– Тридцать долларов в месяц! – бормотал он. – Так вот за что они умирают! Тридцать долларов! А я утаивал кое-что от Валета! Я вынужден был так поступать, увы. Полагаю, что этот человек мог бы даже дыню заставить покраснеть.
– Капитан Бодряк!
Он сосредоточился на секаче.
– Ах, – сказал он. – Да. Конечно.
Это был прекрасный стальной секач, а цепи старые и насквозь проржавевшие. Он начал рубить, высекая искры из кирпичной кладки.
Толпа молча смотрела на происходящее, но дворцовые стражники уже неслись стремглав к нему.
– Черт возьми, вы понимаете, что делаете? – сказал один из них, не обладавший в должной мере воображением.
– Черт возьми, вы понимаете, что делаете? – прорычал Бодряк, поднимая на них взгляд.
Они, оторопев, глядели на него.
– Что?
Бодряк нанес еще один удар по цепям. Звенья звякнули, падая на землю.
– Хорошо, вы сами попросили… – начал один из стражников.
Локоть Бодряка угодил ему прямо в грудную клетку; и еще до того как тот согнулся, нога Бодряка врезалась другому стражнику в коленную чашечку, подставив подбородок под удар вторым локтем.
– Отлично, – рассеянно сказал Бодряк. Он потер локоть. Это было чистое мучение.
Он переложил секач в другую руку и нанес еще один удар по цепям, помня, что еще несколько стражников бегут сюда, но тем особенным стилем, которым умеют бегать только стражники. Он знал его прекрасно. Это был бег, как сказал бы он, позволявший кому угодно обогнать вас несчетное число раз. Кажется, он выглядит готовым убивать, никто не платит мне за то, чтобы быть убитым, возможно, если я буду бежать достаточно медленно, то он уберется подобру-поздорову…
Нет никакого смысла испортить прекрасный день, гоняясь за каким-то проходимцем.
Леди Рэмкин встряхнулась, освобождаясь. Раздался нарастающий гул голосов, приветствующих ее освобождение. Даже в нынешнем состоянии ума люди в Анк-Морпорке всегда ценили представление.
Она схватила в пригоршню обрывок цепи и обвернула ее вокруг опухшей руки.
– Кое-кто из этих стражников не знает как обращаться с женщиной… – начала она.
– Нет времени, нету, – сказал Бодряк, хватая ее за руку. Это было все равно что тащить гору.
Внезапно приветственные крики стихли.
Позади Бодряка раздался шум, не очень громкий, но противный. Это было звяканье когтей, царапающих и высекающих искры из булыжников мостовой.
Бодряк оглянулся и встал.
Копоть прилипла к шкуре дракона. Несколько обуглившихся досок валялись там и сям, все еще дымясь. Изумительная по красоте бронзовая чешуя была перепачкана черной копотью.
Дракон опустил голову, пока его глаза не оказались в нескольких футах от Бодряка, и попытался разглядеть его.
Наверно не стоило бежать, подумал Бодряк. Все было бы по-другому, если бы я обладал энергией.
Он почувствовал, как рука леди Рэмкин сжимает его руку.
– Забавно все обернулось, – сказала она. – Это все-таки произошло.
Обуглившиеся и все еще горящие обломки сыпались дождем вокруг винокуренного завода. Пруд превратился в болото, покрытое слоем пепла. Из него, облепленный грязью, встал сержант Двоеточие.
Он выбрался на четвереньках на берег и поднялся, как некое обитающее в море создание, которому очень хотелось проделать всю эволюцию живого за один раз.
Валет уже был там, распластавшись как лягушка, выплевывая воду.
– Это вы, Валет? – с нетерпением спросил сержант Двоеточие.
– Это я, сержант.
– Очень этому рад, Валет, – горячо сказал Двоеточие.
– Мне кажется, что это не я, сержант.
Двоеточие вылил из шлема воду и замолчал.
– А как насчет юного Морковки? – сказал он.
Валет приподнялся на локтях.
– Не знаю, – сказал он. – Еще минуту назад мы были на крыше, а уже спустя минуту мы прыгнули.
Они оба поглядели на покрытые пеплом воды пруда.
– Полагаю, – медленно сказал Двоеточие, – он умеет плавать?
– Не знаю. Он никогда не говорил. Если задуматься над этим, то высоко в горах негде и плавать, – сказал Валет.
– Но, возможно, там были водоемы с прозрачной голубой водой и глубокие горные ручьи, – с надеждой сказал сержант.
– И ледяные озера в укромных ущельях. Не забывайте о подземных озерах. Он был обязан научиться. Проводя весь день в воде, как я предполагаю.
Они уставились на жирную грязную поверхность пруда.
– Возможно, все из-за Защитного Устройства, – сказал Валет. – Возможно, оно наполнилось водой и утащило его на дно.
Двоеточие мрачно кивнул.
– Я подержу ваш шлем, – сказал спустя мгновение Валет.
– Но я ваш начальник!
– Да, – рассудительно сказал Валет, – но если вы утонете, то разве вы не пожелаете иметь на берегу своего лучшего солдата, здесь наверху, готового спасти вас, ведь так?
– Это… разумно, – в конце концов согласился Двоеточие. – Это хорошая мысль.
– Прекрасно, итак.
– Впрочем, беда в том…
– Что?
– …я не умею плавать, – сказал Двоеточие.
– Как же вы выбрались из пруда?
Двоеточие пожал плечами.
– Я прирожденный пловец.
Их глаза, еще раз, повернулись в направлении непроглядной темени пруда. Затем Двоеточие посмотрел на Валета. Валет, очень медленно, расстегнул шлем.
– Там еще кто-то есть, не так ли? – спросил Морковка, стоя позади них.
Они оглянулись. Он выковыривал из уха грязь. Позади него тлели остатки винокуренного завода.
– Я подумал, что лучше побыстрее вынырнуть, чтобы увидеть что происходит, – сияя, сказал он, указывая на ворота, ведущие со двора. Те висели на одной петле.
– Ага, – вяло сказал Валет. – Забавно.
– Там есть переулок, – сказал Морковка.
– И там нет драконов? – с подозрением спросил Двоеточие.
– Ни драконов, ни людей. Никого вокруг, – нетерпеливо сказал Морковка. Он вытащил меч. – Вперед! – сказал он.
– Куда? – спросил Валет.
Он вытащил из-за уха мокрый окурок и с выражением глубочайшего сожаления рассматривал его. Тот, очевидно, пропал. Но тем не менее Валет пытался его зажечь.
– Мы хотим сражаться с драконом, не так ли? – сказал Морковка.
Двоеточие поежился.
– Да, но не могли бы мы вначале сходить домой переодеться в сухое?
– И сделать глоток чего-нибудь горячего? – сказал Валет.
– И перекусить, – сказал Двоеточие, – тарелочку…
– Вам должно быть стыдно, – сказать Морковка. – Там люди в беде и дракон, рвущийся в бой, а вы только и думаете о еде и выпивке!
– Нет, я совсем не думаю о еде и выпивке, – сказал Двоеточие.
– Мы, должно быть, все, что стоит между городом и всеобщим разрушением!
– Да, но… – начал Валет.
Морковка вытащил меч и размахивал им над головой.
– Капитан Бодряк может погибнуть! – кричал он. – Все за одного!
Он посмотрел на них и ринулся со двора.
Двоеточие посмотрел на Валета овечьим взглядом.
– Нынешние молодые люди, – сказал он.
– Все за одного что? – спросил Валет.
Сержант вздохнул.
– Что ж, пошли.
– Ладно.
Они вышли в переулок. тот был пуст.
– Куда он делся? – сказал Валет.
Морковка вынырнул из-за угла, улыбаясь во весь рот.
– Я всегда знал, что могу на вас положиться, – сказал он. – За мной!
– С этим парнем что-то странное, – сказал Двоеточие, ковыляя вслед за ним. – Ты заметил, что он всегда ухитряется убедить нас следовать за ним?
– Все за одного что? – спросил Валет.
– Убежден, что это что-то из-за его голоса.
– Да, но все за одного что?

Патриций вздохнул и, аккуратно отметив место, отложил книгу в сторону.
Стражники были хорошо подготовленными солдатами и было бы стыдно мешать им. Они могли ему понадобиться позже.
Он подошел к стене и толкнул маленький кубик, который выглядел совершенно также, как и любой другой кубик. Однако никакой другой маленький кубик не мог заставить кусок мостовой со скрежетом сдвинуться в сторону.
Там внутри лежал тщательно отобранный ассортимент – железные банки с консервами, запасная одежда, бесчисленные слитки драгоценных металлов и драгоценные камни, инструменты. И там был ключ. Никогда не стройте темницу, если не можете из нее выбраться.
Патриций взял ключ и двинулся к двери. Засовы замка легко скользнули в своих хорошо смазанных желобках, а он опять задумался, должен ли он был сказать о ключе Бодряку. Но тот, казалось, должен был испытывать гораздо большее удовлетворение от того, что выбрался наружу. Для него возможно было бы плохо, взять и рассказать ему о ключе. Так или иначе, это могло изменить его точку зрения на мир. Он нуждался в Бодряке и его точке зрения на мир.
Лорд Ветинари распахнул дверь и молча двинулся по руинам своего дворца.
Руины вздрогнули, второй раз за последние две минуты, город потряс взрыв.

Загоны драконов взорвались. Окна вылетели. Дверь оторвалась от стены и, как парус, взлетела в воздух, направляясь к большому облаку черного дыма, медленно обрушившись, вспахав все вокруг, в рододендроны.
Внутри здания произошло что-то, высвободившее энергию и опалившее все вокруг жаром. Оттуда валил дым, густой, жирный и плотный. Одна из стен, как ширма, сложилась, а вслед за ней и другая стена повалилась на лужайку.
Болотные драконы, как пробки от шампанского, выпорхнули из-под обломков, лихорадочно размахивая крылышками.
Дым все еще валил из здания, но что-то изменилось, столб слепяще-белого разъяренного света вырос, набирая силу.
Свет померк, минуя разбитое окно, а затем, с обломком черепицы вращающимся у него на голове, Эррол взлетел, опираясь на свой собственный дым, и вознесся в небеса Анк-Морпорка.
Солнечный свет отражался от его серебристой чешуи, когда он поднялся на сотню футов вверх, медленно поворачиваясь, ловко балансируя на собственном пламени…
Бодряк, ожидавший смерти на площади, ощутил, что у него отвисла челюсть. Он поспешно захлопнул рот.
В городе не раздавалось ни единого звука, кроме шума полета Эррола.
Они смогли преобразить свое оперение, изумленно сказал сам себе Бодряк. Чтобы соответствовать обстоятельствам. Он должен был заставить их действовать в обратном порядке. Но его сущность, его гены… без сомнения он должен был быть на полпути к подобному преображению. Ничего удивительного, что у бедняжки были такие короткие крылышки. Его туловищу должно было известно, что он не собирается ими пользоваться, кроме как для того, чтобы рулить.
Бог мой. Я впервые вижу дракона, извергающего пламя назад.
Он рискнул бросить взгляд вверх, прямо над собой. Большой дракон сидел замерев, его громадные, налитые кровью глаза уставились на маленького собрата.
С бросающим вызов ревом пламени и грохотом, сотрясающим все в округе, Король Анк-Морпорка встал,
Бодряк повернулся к леди Рэмкин.
– Как они сражаются? – настойчиво спросил он. – Как сражаются драконы?
– Я… то есть, ну, они просто машут крыльями, прыгая друг на друга, и пускают языки пламени, – сказала она. – Болотные драконы, именно так. Я полагаю, что подобным образом, но кто когда видел сражение благородного дракона? – Она похлопала по ночной рубашке. – Я должна сделать кое-какие заметки, у меня тут где-то был блокнот…
– В ночной рубашке?
– Я всегда говорила, как изумительно, какие идеи приходят кое-кому в постели.
Пламя ударило туда, где находился Эррол, но его там уже не было. Король пытался на лету повернуться. Маленький дракончик окружил себя колечками дыма, сплетая в небе колыбель для кошки, беспомощно вращаясь посреди. Пламя полыхало, раз за разом все горячее и длиннее, ударяясь в него и не достигая цели.
Затаив дыхание, молча, толпа наблюдала.
– Привет, капитан, – раздался заискивающий голос.
Бодряк посмотрел вниз. Маленький и застоявшийся пруд, маскировавший Валета, расступился, Валет стыдливо улыбался ему.
– Я думал, что вы погибли, – сказал он.
– Нет, мы живы.
– Хорошо. – Больше, казалось, не о чем было говорить.
– Что вы думаете о схватке?
Бодряк посмотрел назад. Дымные следы свивались спиралями в небе.
– Боюсь, что ничего не получится, – сказала леди Рэмкин. – А. Привет, Валет.
– Добрый день, мадам, – сказал Валет, касаясь того, что по его мысли было чубом.
– Так вы полагаете, не получится? – сказал Бодряк. – Посмотрите на него! Дракон до сих пор еще в него не попал!
– Да, но пламя касалось его бесчисленное число раз. Но не возымело никакого эффекта. Думаю, что оно недостаточно горячее. А он хорошо увертывается. Но ему нужно каждый раз быть удачливым. А дракону достаточно лишь раз, чтобы улыбнулась удача.
Смысл происходящего медленно прояснился.
– Вы полагаете, – сказал Бодряк, – что все это просто – просто шоу? Он проделывает это, чтобы произвести впечатление?
– Это не его вина, – сказал Двоеточие, вырастая позади них. – А разве не так поступают псы? Он же не нападает на маленького щенка, если встретились большой пес с маленьким. Он просто готов к потасовке.
Оба дракона, казалось, осознали, что сражение приняло характер хорошо известной Пересудской ничьей. После еще одного колечка дыма и столба белого пламени они разделились и отступили на несколько сот футов.
Король парил в воздухе, быстро хлопая крыльями. Рост. Вот в чем был вопрос. Когда дракон сражался с другим драконом, то рост имел значение…
Эррол балансировал на своем пламени. Казалось он над чем-то задумался.
Затем он беззаботно взмахнул задними ногами, как будто воздухоплавание на собственных газах из желудка было чем-то привычным для драконов за миллионы лет, перекувырнулся и пустился наутек. Мгновение он был еще виден серебристой полоской в небе, а затем он вылетел за городские стены и исчез.
Вслед за ним последовал стон, который донесся из тысячи глоток.
Бодряк поднял руки.
– Не беспокойтесь, начальник, – быстро сказал Валет. – Он… он, возможно, улетел, чтобы промочить горло. Или еще в том же духе. А может это конец первого раунда. Все может быть.
– Я хочу сказать, что он съел наш чайник и еще много всякой всячины, – неуверенно сказал Двоеточие. – Но ему просто не нужно было убегать, после того как слопал чайник. Не было никаких причин. Любой дракон может слопать чайник, но он не должен из-за этого убегать.
– И мою полировку для доспехов, – сказал Морковка. – Она стоила целый доллар за банку.
– Послушайте, – сказал Бодряк, терпеливо насколько возможно. – Он чудесный дракон. Я люблю его так же сильно, как и вы, нашего чудесного малыша, просто он совершил кое-что разумное, бог мой, но он не собирается сжечь все вокруг, только для того, чтобы спасти нас. В жизни так никогда не бывает. Вы могли не раз с этим сталкиваться.
Над головой, в небесах торжественно и важно проплыл большой дракон и полыхнул пламенем в ближайшую башню. Он победил.
– Никогда раньше такого не видела, – сказала леди Рэмкин. – Обычно драконы сражаются до смерти.
– Наконец появился хоть один разумный, – мрачно сказал Бодряк. – Будем честными: шансы дракона размерами, как у Эррола, побить кого-то большего размера, равны миллион к одному.
Настала тишина, которая обычно бывает после чисто взятой ноты, которая пришлась в точку и мир замер.
Отряд переглянулся.
– Миллион к одному? – беззаботно спросил Морковка.
– Определенно, – сказал Бодряк. – Миллион к одному.
Отряд еще раз переглянулся.
– Миллион к одному, – сказал Двоеточие.
– Миллион к одному, – согласился Валет.
– Верно, – сказал Морковка. – Миллион к одному.
Вновь наступила тишина, но более торжественная. Члены отряда хотели бы знать, кто решится первым высказаться.
Сержант Двоеточие сделал глубокий вдох.
– Но вполне может получиться, – сказал он.
– О чем вы говорите? – сказал Бодряк. – Нет ничего…
Валет настойчиво толкнул его в бок и указал в направлении равнины.
Там подымался столб черного дыма. Бодряк пригляделся. Это была серебристая пуля, мчащаяся впереди дыма, разгоняясь над полями капусты и быстро приближающаяся.
Показался и большой дракон. Он посылал языки пламени, пытаясь защититься, и старался набрать высоту, размахивая огромными крыльями.
Теперь было видно и пламя Эррола, такое горячее, что оно было голубого цвета. Равнина мелькала под ним с невероятной скоростью, а он все ускорялся и ускорялся.
Впереди него король выпустил когти. Он зловеще ухмылялся.
Бодряк подумал, что Эррол собирается напасть. Боги, помогите всем нам, пусть это будет огненный шар.
Что-то странное происходило на полях. Чуть позади Эррола земля вздыбилась, как после плуга, кидая капустные стебли в воздух. Живая изгородь извергла фонтан опилок…
Эррол молча миновал городские стены, понюхал, крылья сложились в маленькие закрылки, его тело превратилось в конус с пламенем, вылетающим из одного конца. Его противник выплюнул язык пламени. Бодряк заметил, что Эррол едва заметным взмахом коротеньких крылышек легко отлетел в сторону от удара. А затем он умчался, набирая скорость в сторону моря, сохраняя ту же волшебную тишину.
– Он промахнулся… – начал Валет.
Небеса взорвались. Длящийся вечность громовой удар раскроил тишину, срывая черепицу с крыш, повалив дымоходы. Высоко в небе, паривший король задрожал и закрутился, как спичка, в звуковой волне. Бодряк, прижав руки к ушам, видел, как пламя дракона беспорядочно полыхало, образовав огненную спираль, когда его крутило и швыряло из стороны в сторону.
Поток волшебной энергии с треском и шипением растекся по его крыльям. Дракон скрежетал как потревоженный наутофон. Затем, обалдело встряхнув головой, он начал плавно скользить, описывая широкий круг.
Бодряк застонал. Дракон выжил, как по волшебству сложенная кирпичная кладка из рассыпавшихся кирпичей. Что нужно сделать, чтобы его победить? С ним невозможно сражаться, подумал он. Его нельзя сжечь, его нельзя разбить. Нет ничего, что можно было бы с ним сотворить.
Дракон приземлился. Это была не столь совершенная посадка. Ибо совершенная посадка не снесла бы на своем пути ряд стоявших домиков. Он садился медленно, казалось, что это будет продолжаться вечность и протянется на всю изрядную длину города.
Бесцельно хлопая крыльями, крутя шеей и беспорядочно извергая пламя, дракон продирался сквозь дебри из бревен и соломы. Многочисленные языки пламени заполыхали, следуя и разрушая все на пути.
Наконец он решил передохнуть в конце образовавшейся борозды, едва заметный под обломками зданий.
Наступившая тишина прерывалась отдельными выкриками кого-то, пытавшегося образовать цепочку с ведрами от реки, чтобы потушить пожар.
Затем люди начали двигаться.
С воздуха Анк-Морпорк должен был выглядеть как потревоженный муравейник, с потоками темных фигур, плывущих по направлению к месту крушения дракона.
Большинство из них пришли с оружием.
У многих были копья.
У некоторых были мечи.
Но у всех в голове была одна цель.
– Знаете что? – громко сказал Бодряк. – Это будет дракон, впервые в мире убитый демократическим путем. По удару на человека.
– Вы должны их остановить. Нельзя позволять им убить его! – сказала леди Рэмкин.
Бодряк моргнул.
– Простите? – сказал он.
– Он ранен!
– Леди, как я понимаю, это было только намерение? Так или иначе, он оглушен, – сказал Бодряк.
– Полагаю, что вы не позволите им убить его, – настойчиво повторила леди Рэмкин. – Бедняжка!
– Что вы собираетесь делать? – настаивал Бодряк, его хорошее настроение улетучилось. – Дать ему изрядную дозу дегтя и удобную корзинку перед печкой?
– Это бойня!
– По мне так вполне подходяще!
– Но это дракон! Он просто делал то, что делают все драконы! Он никогда бы здесь не появился, если бы люди оставили его в покое!
Бодряк задумался: дракон чуть ее не съел, а она по-прежнему может так думать. Он заколебался. Возможно, что-то давало право леди Рэмкин на подобное мнение…
Сержант Двоеточие несмело, бочком подошел к ним, с побелевшим лицом, и переминаясь с ноги на ногу.
– Вам лучше поспешить, капитан, – сказал он. – Иначе разыграется кровавое убийство!
Бодряк махнул ему рукой.
– Как только приду в себя, – пробормотал он, избегая взгляда Сибил Рэмкин, – сразу же туда отправлюсь.
– Не из-за этого, – сказал Двоеточие. – Это все Морковка. Он арестовал дракона.
Бодряк замер.
– Что это значит, арестовал? – сказал он. – Вы что, ничего не понимаете, когда говорите мне подобные вещи, или как?
– Может быть, сэр, – неопределенно сказал Двоеточие. – Может быть. Он взлетел как ужаленный на кучу камней, схватил дракона за крыло и сказал: «Вы арестованы, дружище», сэр. Никак не могу поверить, сэр. Сэр, дело в том…
– Да?
Сержант подпрыгнул, переминаясь с ноги на ногу.
– Знаете, вы говорили, что к заключенным не должны приставать, сэр…

Это была тяжелая и большая балясина с крыши, и она как коса медленно летела в воздухе, но когда она ударила по людям, то те как подкошенные остались лежать.
– Послушайте, – сказал Морковка, подтащив ее и сдвигая назад шлем. – Я не хочу еще раз повторять приказы, ясно?
Бодряк прокладывал путь сквозь замершую толпу, глядя на неуклюжую фигуру, торчавшую на вершине холма из обломков и дракона. Морковка медленно повернулся держа бревно как древко. Его пристальный взгляд был подобен свету маяка. Куда он падал, там люди опускали оружие и ощущали себя неуютно и глупо.
– Я должен предупредить вас, – сказал Морковка, – что мешать офицеру во время исполнения им обязанностей является серьезным преступлением.
Камень ударился о шлем, отлетев с грохотом в сторону. Раздался шквал насмешек и оскорблений.
– Дайте нам с ним расправиться!
– Верно!
– Не хотим, чтобы нам приказывали стражники!
– Да? Верно!
Бодряк потянул к себе сержанта.
– Идите и отыщите веревку. Как можно больше и как можно толще. Полагаю, что мы сможем… связать ему крылья вместе, может быть, и заткнуть ему пасть, чтобы он не мог извергать пламя.
Двоеточие в недоумении вытаращился на него.
– Вы серьезно, сэр? Мы на самом деле собираемся его арестовать?
– Исполняйте!
Он был арестован, подумал он, проталкиваясь вперед. Лично я предпочел бы утопить его в море, но он был арестован и сейчас мы вынуждены что-то с ним делать или отпустить на свободу.
Он ощутил, что его собственные чувства, испытываемые по отношению к этой чертовой твари, испаряются при виде окружающей толпы. Что можно с ним сделать? Предать его справедливому суду, подумал он, а затем исполнить приговор. Но не убивать его. Так поступают герои в глуши. Не стоит думать, что такое возможно в городе. Или скорее, вы могли бы так подумать, но только если вы собирались так поступить, то могли сжечь дотла весь город и начать вновь. Вы должны были это проделать… с помощью книги.
Вот так. Мы перепробовали все возможное. А сейчас мы можем попробовать и совершить это с помощью книги.
Так или иначе, мысленно добавил он, там наверху дворцовая стража. Мы должны держаться вместе. Никто другой не будет заниматься этим вместе с нами.
Рослый малый занес руку, держа в ней половинку кирпича.
– Швырнешь кирпич и ты мертвец, – сказал Бодряк, а затем присел и протолкался сквозь пресс окружавших людей, а неудачливый метальщик в изумлении оглянулся вокруг.
Морковка приподнял свою клюшку угрожающим жестом, пока Бодряк взбирался на груду обломков.
– А-а, привет, капитан Бодряк, – сказал он, опуская ее. – Я должен доложить, что арестовал этого…
– Да, имею счастье видеть, – сказал Бодряк. – У вас есть какие-нибудь предложения, что делать дальше?
– Да, сэр. Я должен зачитать ему его права, сэр, – сказал Морковка.
– Я имею в виду помимо этого.
– Не имею представления.
Бодряк посмотрел на останки дракона, все еще заметные под кучей обломков. Как можно убить такое создание? Нужно посвятить этому целый день.
Камень с грохотом ударился в его нагрудник.
– Кто это сделал?
Голос хлестнул как бич.
Толпа стихла.
Сибил Рэмкин вскарабкалась на груду обломков, с горящими глазами, поглядев разъяренно на толпу.
– Я сказала, – сказала она, – кто это сделал? Если тот, кто это сделал, не признается, то я по-настоящему рассержусь! Позор вам всем!
Она была вся во внимании. Люди, державшие в руках камни и разные предметы, тихо опустили их на землю.
Ветерок развевал обрывки ее ночной рубашки, пока леди Рэмкин произносила новую длинную речь.
– Перед вами доблестный капитан Бодряк…
– О, боги, – тихо сказал Бодряк, надвинув шлем на глаза.
– …и его бесстрашные солдаты, которые взяли за труд прийти сюда сегодня, чтобы спасти ваши…
Бодряк схватил Морковку за руку и пробрался вместе с ним на дальний конец груды.
– С вами все в порядке, капитан? – сказал младший констебль. – Вы весь покраснели.
– Не начинайте, – оборвал его Бодряк. – И так чертовски плохо получить косые взгляды от Валета и сержанта.
К его удивлению Морковка по-дружески похлопал по плечу.
– Я знаю, каково это, – с симпатией сказал он. – У меня была дома девушка, ее зовут Мята, а ее отца…
– Послушай, в последний раз, между нами абсолютно ничего… – начал Бодряк.
Позади раздался грохот. Небольшая лавина из штукатурки и соломы скатилась вниз. Развалины зашевелились и открылся глаз. Большой черный зрачок, плавающий в налитом кровью глазу, пытался сфокусироваться на них.
– Мы должно быть сошли с ума, – сказал Бодряк.
– Нет, сэр, – сказал Морковка. – Существует масса прецедентов. В 1135 году была арестована курица за кудахтанье в Четверг Душевного Торта. А во время режима Психоневротического лорда Ящик-с-Ерундой колония летучих мышей была подвергнута наказанию за неоднократные нарушения комендантского часа. Это было в 1401. Думаю, что в августе. Великие дни для закона, таковы они были, – мечтательно сказал Морковка. – В 1321, как известно, маленькое облачко было отдано под суд за то, что закрыло солнце во время кульминационного пункта церемонии инвеституры исступленного князя Харгата.
– Надеюсь, что Двоеточие поторопится. – Бодряк замер. Он должен узнать. – Как? – сказал он. – Что можно сделать с облаком?
– Князь постановил, что оно будет побито камнями до смерти, – сказал Морковка. – По-видимому тридцать один человек был убит. – Он вытащил свою записную книжку и посмотрел на дракона.
– Как вы думаете, он может нас слышать? – сказал он.
– Полагаю, что так.
– Ну, тогда. – Морковка прочистил глотку и повернулся к ошеломленной рептилии. – Моей обязанностью является предупредить вас, что вы задержаны по обвинению по некоторым или всем последующим пунктам, а именно: Первый (Первый) i, что 18-го Грюна в месте, известном как Тракт Возлюбленных, Тени, вы противозаконно извергали пламя таким образом, что причинили тяжкие телесные повреждения, в нарушение Статьи Семь Акта о Промышленных Процессах, 1508; И ЧТО, что 18-го Грюна в месте, известном как Тракт Возлюбленных, Тени, вы причинили или представили причину смерти шести неизвестных лиц…
Бодряку хотелось бы знать, как долго груда обломков сможет удерживать под собой чудовище. Возможно, потребуются долгие недели, если длина списка преступлений будет нескончаемой.
Толпа замолчала. Даже леди Рэмкин замерла в удивлении.
– Что такое? – сказал Бодряк повернутым лицам. – Вы что никогда раньше не видели арестованного дракона?
– Шестнадцать (Три) ii, в ночь 24-го Грюна, вы сожгли или были причиной сожжения следующих помещений, известных как Старый Дом Дозора, Анк-Морпорк, оцениваемый в двести долларов; И ЧТО, Шестнадцать (Три) iii, в ночь 24-го Грюна, будучи арестованным офицером Дозора при исполнении обязанностей…
– Думаю, что нам нужно поспешить… – прошептал Бодряк.
– Он становится беспокойным. Неужели все это необходимо?
– Думаю, что можно подытожить, – сказал Морковка. – В исключительных обстоятельствах, согласно Правил Брегга для…
– Возможно, это будет сюрпризом, но нынешние обстоятельства являются исключительными, Морковка, – сказал Бодряк. – И они собираются стать обалденно исключительными, если сержант Двоеточие не поспешит с веревкой.
Развалины зашевелились, когда дракон напрягся, пытаясь встать. Раздался грохот, как будто били тяжелым бревном. Толпа начала разбегаться.
В этот момент Эррол возвращался на бреющем полете над крышами, оставляя за собой след из колец дыма и серии небольших взрывов. Спустившись ниже, он загудел на толпу и заставил передние ряды отшатнуться.
Он трубил как наутофон.
Бодряк схватил Морковку и стащил его вниз, когда дракон начал отчаянно скрестись, чтобы освободиться.
– Он вернулся, чтобы убивать! – кричал он. – Возможно ему потребуется бездна времени, чтобы затормозить!
Эррол взобрался на поверженного дракона и верещал достаточно громко, чтобы разбить бутылки.
Большой дракон поднял голову в каскаде из битой штукатурки. Он открыл пасть, но вместо того, чтобы извергнуть язык белого пламени, как ожидал Бодряк, издал звук, как хныкающий котенок. Правда, котенок, мяукающий в железной ванне на дне пещеры, но по-прежнему котенок.
Сломанные рангоуты упали сбоку, когда огромное чудовище встало, пошатываясь, на ноги. Огромные крылья раскрылись, осыпав прилегающие улицы дождем из пыли и соломы. Летящие камешки со звоном ударялись о шлем сержанта Двоеточие, стекая ручейком по спине, оставив черную полоску на руке.
– Вы позволили ему встать! – кричал Бодряк, толкая сержанта в укрытие. – Вы не предполагали дать ему встать, Эррол! Не позволяйте ему встать!
Леди Рэмкин нахмурилась.
– Это неправильно, – сказала она. – Они никогда обычно так не сражаются. Победитель как правило убивает проигравшего.
– Правильно! – кричал Валет.
– А затем спустя некоторое время, в любом случае, он взрывается от волнения.
– Послушай, это я! – кричал Бодряк, когда на сцене нерешительно появился Эррол. – Я купил тебе пушистый мячик! Мячик со звонком внутри! Ты не должен так поступать с нами!
– Нет, подождите минутку, – сказала леди Рэмкин, кладя руку ему на плечо. – Я не уверена, что нам стоит держаться за ошибки и предубеждения…
Большой дракон взлетел в воздух, опустив свои громадные крылья вниз, снеся при этом несколько зданий. Громадная голова вращалась на шее, осоловелые глаза пытались удержать в поле зрения Бодряка.
Казалось, какая-то мысль продолжала неустанно вращаться внутри.
Эррол дугой пролетел по небу и реял перед капитаном, глядя на чудовище внизу. На миг показалось, что он может превратиться в маленький летающий бисквит из древесного угля, а затем дракон недоуменно опустил взгляд и начал подниматься.
Он взбирался по широкой спирали, набирая скорость так, как делал это прежде. Эррол двигался, описывая круговую орбиту вокруг чудовища, как буксир вокруг лайнера.
– Это… это все равно как будто он играется с драконом, – сказал Бодряк.
– Добавь ублюдку! – с энтузиазмом кричал Валет.
– До полного уничтожения, – сказал Двоеточие. – Ты имеешь в виду «вдребезги».
Бодряк почувствовал пристальный взгляд леди Рэмкин, упиравшийся ему в спину. Он поглядел на выражение ее лица.
Понимание снизошло на него.
– А-а, – сказал он.
Леди Рэмкин кивнула.
– Правда? – сказал Бодряк.
– Да, – сказала она. – Я должна была об этом подумать прежде. Разумеется, это было слишком горячее пламя. И они всегда более воинственны в отношении территории, чем самцы.
– Почему ты не сражаешься, ублюдок! – кричал Валет утомленным драконам.
– Сука, Валет, – тихо сказал Бодряк. – Не ублюдок. Сука.
– Почему ты не… что?
– Это представительница женского рода, – пояснила леди Рэмкин.
– Что?
– Мы подумали, что если бы ты испробовал свой знаменитый удар, Валет, то ничего бы не вышло, – сказал Бодряк.
– Это девушка, – перевела леди Рэмкин.
– Но она огромная до безобразия!
Бодряк настойчиво кашлянул. Мышиные глазки Валета покосились на леди Рэмкин, которая зарделась как заря.
– Я имел в виду, чудесная фигура для драконихи, – быстро поправился он.
– Э-э. Широкие бедра, подходящие для вынашивания яиц, – озабоченно сказал сержант Двоеточие.
– Скульптурная фигура, – горячо добавил Морковка.
– Заткнитесь, – сказал Бодряк.
Он стряхнул пыль с остатков униформы, поправил нагрудник и шлем. Он твердой рукой проделал все необходимое. Бодряк знал, что дело еще не кончилось. Все еще только начиналось.
– Вы, мужчины, пойдете со мной. Пошли, быстрее! Пока все остальные наблюдают за ними, – добавил он.
– Но как насчет короля? – сказал Морковка. – Или королевы? Или кто там она сейчас?
Бодряк посмотрел на быстро исчезающие силуэты.
– Я правда не знаю, – сказал он. – Полагаю, что дело за Эрролом. Мы должны заняться другими делами.
Двоеточие отдал, все еще пытаясь отдышаться.
– Куда мы направляемся? – спросил он.
– Во дворец. У кого из вас еще остался меч?
– Вы можете воспользоваться моим, капитан, – сказал Морковка, протягивая меч.
– Хорошо, – сказал Бодряк. Он посмотрел на них. – Пошли.
Отряд брел вслед за Бодряком по разбитым улицам.
Он пошел быстрее. Отряд перешел на рысь, чтобы не отстать.
Бодряк тоже перешел на рысь, чтобы удержаться впереди.
Отряд двинулся легким галопом.
Затем, как по невысказанному слову команды, они припустились бежать.
Затем галопом.
Люди шарахались в стороны, когда они пробегали мимо них. Громадные сандалии Морковки стучали по камням мостовой. Искры летели из-под шпор на сапогах Валета. Двоеточие бежал тихо для довольно толстого человека, впрочем, так часто делают толстяки, лицо нахмурилось от усердия.
Они промчались вдоль улицы Хитрых Подделок, повернули в переулок Кабаньих Спинок, ворвались на улицу Маленьких Богов и с грохотом промаршировали ко дворцу. Бодряк с трудом удерживался во главе, с головой, лишенной напрочь мыслей, кроме одной – необходимости бежать и бежать.
По крайней мере все закончилось. Но в его голове еще шумели и бродили шальные мысли, раздававшийся повсюду грохот шагов городских стражников, все эти марширующие тротуарами придурки в мультивселенной, которые иногда, совершенно случайно, пытались узнать, что есть Право.
Далеко впереди них дюжина дворцовых стражников вынула мечи, еще раз посмотрела на них, хорошенько все обдумала, кинулась внутрь за дворцовые стены и принялась закрывать ворота. Ворота со звоном запахнулись, прежде чем Бодряк успел до них добежать.
Он заколебался, переводя дыхание, и посмотрел на массивные половинки ворот. Ворота, которые сжег дракон, были заменены на более неприступные. Из-за них донесся звук закрываемых засовов.
Не было времени для полумер. Он был капитаном, черт бы все побрал. Офицером. Подобные явления не должны представлять задачи для офицера. У офицеров были проверенные и испытанные способы решения подобных задач. Это называлось сержантом.
– Сержант Двоеточие! – скомандовал он, его мысли попрежнему крутились вокруг вселенского отряда полицейских. – Стреляйте в замок!
Сержант заколебался.
– Что, сэр? Стрелой из лука, сэр?
– Я имел в виду… – Бодряк заколебался. – Я имею в виду, откройте эти ворота!
– Да, сэр!
Морковка выступил вперед, сжал громадную ладонь в кулак и мягко постучал по деревянной обшивке двери.
– Открывайте, – сказал он, – именем Закона.
На другой стороне двери раздался тихий шепот, маленький люк вверху двери приоткрылся и раздался голос.
– Зачем?
– Ибо если вы этого не сделаете, то это будет Воспрепятствование Офицеру при Исполнении Обязанностей, которое карается штрафом не менее чем в тридцать долларов, заключением в тюрьме на месяц или быть взятым под стражу для проведения следствия и составления рапорта и раскаленная докрасна кочерга, – сказал Морковка.
За воротами возобновился шепот и возня, а затем раздался звук отодвигаемых засовов, и двери приоткрылись наполовину.
С другой стороны не было видно никого.
Бодряк приложил палец к губам. Он направил Морковку к одним воротам, а сам с Двоеточием и Валетом направился к другим.
– Толкайте! – прошептал он.
Они толкнули, с большим трудом. Внезапно из-за двери раздался взрыв проклятий.
– Бегите! – крикнул Двоеточие.
– Нет! – крикнул Бодряк.
Он обошел вокруг ворот. Четверо оглушенных дворцовых стражника смотрели на него.
– Нет, – сказал он. – Больше не надо бегать. Я желаю, чтобы этих людей арестовали.
– Вы не посмеете, – сказал один из солдат. Бодряк вгляделся в него.
– Кларенс, не так ли? – сказал он. – На букву К. Что ж, Кларенс на букву К, следи за моими губами. Вы можете быть взяты под стражу за Пособничество и Подстрекательство… – он наклонился поближе и с понимающим взглядом посмотрел на Морковку. – …с помощью топора.
– Гляди получше, добыча для собак! – добавил Валет, возбужденно подпрыгивая с ноги на ногу.
Маленькие поросячьи глазки Кларенса посмотрели на мрачную громаду Морковки, а затем в лицо Бодряку. Ни капли пощады. Казалось, что он принял твердое решение.
– Чудесно, – сказал Бодряк. – Замкните их в сторожке у ворот, сержант.
Двоеточие натянул лук и расправил плечи.
– Вы слышали Приказ. Одно неправильное движение и вы… – он сделал с отчаяния нажим на этом, – вы кое-чего не досчитаетесь!
– Да! Врежь им хорошенько! – кричал Валет. Если дела принимали крутой оборот, Валет начинал крутиться на повышенных оборотах. – Продажные души! – насмехался он им в спину.
– Пособничество и Подстрекательство чему, капитан? – сказал Морковка, когда уводили прочь разоруженных стражников. – Вы должны пособничать и подстрекать к чему-то.
– Полагаю, что в этом случае идет просто об общем подстрекательстве, – сказал Бодряк. – Настойчивое и безрассудное подстрекательство.
– Да, – сказал Валет. – Терпеть не могу подстрекателей. Слизняки!
Двоеточие вручил капитану Бодряку ключ от сторожки.
– Там не слишком безопасно, капитан, – сказал он. – Они смогут в конце концов сбежать оттуда.
– Надеюсь на это, – сказал Бодряк, – потому что вы должны швырнуть ключ в первую канаву, встреченную на пути. Все здесь? Отлично. За мной.

Люпин Обычный бежал по разрушенным коридорам дворца, с «Вызыванием Драконов» под мышкой, со сверкающим королевским мечом в руке.
Он остановился, отдуваясь, в дверях.
Его голова была не в состоянии здраво мыслить, но какая-то засевшая мысль настойчиво напоминала, что невозможно увидеть то, что не видно и услышать то, что не слышно.
Кто-то следовал за ним.
И он увидел лорда Ветинари, проходящего по дворцу. Он знал, что этот человек сидит надежно под замком. Замок было совершенно невозможно взломать. Он помнил, как Патриций настаивал при установке на том, чтобы это был замок, который невозможно взломать.
В конце коридора кто-то зашевелился. Обычный с перепугу понес околесицу, нащупал дверную ручку позади себя, ринулся внутрь, захлопнул дверь и прислонился к двери, пытаясь отдышаться.
Он открыл глаза.
Он был в старой комнате для частных приемов. Патриций сидел в своем старом кресле, одна нога на другой, наблюдая за ним с мягким интересом.
– А-а, Обычный, – сказал он.
Обычный подпрыгнул, царапая пальцами отыскал дверную ручку, выскочил в коридор и бежал по нему до тех пор, пока не добрался до главной лестницы, поднявшись сквозь развалины центрального дворца как незадачливый штопор. Ступени – высота – выше земли – защита. Он поднимался, минуя по три ступеньки одновременно.
Все, что ему было нужно, несколько минут покоя. Тогда он им покажет.
На верхних этажах царил полный мрак. Чего там не хватало – внутренних конструкций. Столбы и стены были снесены драконом, когда тот строил свою пещеру. Комнаты зияли провалами и проломами. Болтающиеся обрывки гобеленов и ковров трепыхались на ветру из разбитых окон. Пол вздыбился и шатался под ногами как трамплин, когда Обычный бежал по нему. Он направился к ближайшей двери.
– Похвально быстро, – сказал Патриций.
Обычный с треском захлопнул дверь и выскочил одним прыжком в коридор.
Рассудок взял короткую передышку. Он замер около статуи. Не было слышно ни единого звука, ни звука бегущих ног, ни скрипа потайных дверей. Он с подозрительностью осмотрел статую и ткнул ее мечом.
Когда та не шевельнулась, то он открыл ближайшую дверь, захлопнул ее за собой, отыскал стул и заклинил им ручку. Это была одна из тех комнат с роскошным убранством, ныне совершенно без мебели и отсутствующей четвертой стеной. На месте, где она должна была находиться, зиял вход в пещеру.
Из полумрака выступил Патриций.
– Вся ваша система полетела к черту… – сказал он.
Обычный обернулся и вытащил меч из ножен.
– Вы не существуете, – сказал он. – Вы – дух, или нечто несуществующее.
– Охотно верю, что это не так, – сказал Патриций.
– Вы не сможете меня остановить! У меня еще осталось немного волшебного зелья, у меня есть книга! – Обычный вытащил из кармана коричневую кожаную сумку. – Я принесу еще одну! Вы увидите!
– Я настаиваю на том, чтобы вы этого не делали, – мягко сказал лорд Ветинари.
– А, вы думаете, что вы такой умный, держите все в своей власти, такой непоколебимый, ибо у меня есть меч, а у вас его нет! Но у меня есть еще кое-что сверх этого, хочу, чтобы вы знали, – торжествующе сказал Обычный. – Да! На моей стороне дворцовая стража! Они пойдут за мной, а не за вами! Знайте, никто вас не любит. Никто даже не испытывает к вам ни капли симпатии. – Он взмахнул мечом так, что его кончик оказался в футе от груди Патриция.
– Так что возвращайтесь в свою камеру, – сказал он. – И в этот раз я позабочусь, чтобы вы оставались там. Стража! Стража!
Раздался грохот бегущих ног. Дверь задрожала от ударов, стул закачался. Ни миг все стихло, а затем дверь и стул разлетелись на кусочки.
– Заберите его отсюда! – визжал Обычный. – Принесите скорпионов! Бросьте его в… вы не…
– Опустите меч, – сказал Бодряк, пока за его спиной Морковка вытаскивал из ладони занозы, впившиеся после удара по двери.
– Да, – сказал Валет, выглядывая из-за капитана. – Лицом к стене и раздвиньте их, сосунок!
– А-а? Что он должен раздвинуть? – нетерпеливо прошептал сержант Двоеточие.
Валет пожал плечами.
– Не знаю, – сказал он. – Все, как я полагаю. Самый безопасный способ.
Обычный, не веря своим глазам, разглядывал отряд стражников.
– А, Бодряк, – сказал Патриций. – Вы можете…
– Заткнитесь, – холодно сказал Бодряк. – Младший констебль Морковка?
– Сэр!
– Прочитайте заключенному его права.
– Да, сэр. – Морковка достал свою записную книжку, облизал большой палец и перелистал страницы, ища нужную.
– Люпин Обычный, – сказал он, – также известный как Люпин Закорючка, секретарь, ПСО…
– Что? – сказал Обычный.
– …ныне проживающий в месте, известном как Дворец, Анк-Морпорк, моей обязанностью является информировать вас, что вы арестованы и вам будет предъявлено обвинение… – Морковка с мукой во взоре поглядел на Бодряка. – В совершении преступлений, как-то убийство непосредственно с помощью инструмента, а именно, дракона, а также еще много различных правонарушений всеобщего подстрекательства, которые будут выяснены позднее. Вы имеете право сохранять молчание. Вы имеете право не быть брошенным в водоем с пираньями. Вы имеете право быть подвергнутым тяжелому испытанию. Вы имеете…
– Это сумасшествие, – холодно сказал Патриций.
– Я думал, что приказал вам заткнуться! – прикрикнул Бодряк, повернувшись и покрутив пальцем перед носом Патриция.
– Скажите мне, сержант, – прошептал Валет, – как вы думаете, мы собираемся бросить его в яму со скорпионами?
– …ничего не говорить, но в случае, если вы ничего не скажете, то это будет записано здесь, в моей книжке, и может быть использовано в качестве улики…
Голос Морковки стих, затерявшись в тишине.
– Если эта пантомима доставляет вам удовольствие, Бодряк, – наконец согласился Патриций, – отведите его в темницу. Я разберусь с ним утром.
Обычный не подавал ни малейших признаков несогласия. Ни крика, ни плача. Он просто бросился к Патрицию, подняв меч.
Возможные последствия замаячили у Бодряка в голове. Среди мелькавших мыслей окрепла главная – убеждение, что стоять в стороне было бы наилучшим планом, позволить Обычному совершить задуманное, после разоружить его, позволить городу самому очистить себя. Да. Чудесный план.
И потом для него явилось полным чудом, зачем он ринулся вперед, воздев меч в тщетной попытке блокировать удар…
Возможно, это нечто из того, что написано в книге как поступать в таких случаях.
Раздалось звяканье, не очень громкое. Он уловил, как что-то блестящее и серебристое пролетело мимо уха и вонзилось в стену.
Обычный разинул рот. Он уронил обломки меча и попятился, сжимая «Вызывание».
– Вы будете жалеть, – прошипел он. – Вы будете все очень сожалеть!
Он шепотом бормотал, постепенно затихая.
Бодряк почувствовал, что его трясет. Он не сомневался, что знает, что же именно пролетело у него над ухом, и только одна мысль об этом заставила вспотеть его руки. Он пришел во дворец готовым убивать, и это была минута для этого, только одна минута, когда на миг мир кажется управляется должным образом, а он стоит во главе этого и сейчас, да-да, сейчас, все, что он желал, был глоток выпивки.
– Оставьте! – сказал он. – Вы замолчите в конце концов?
Бормотание возобновилось. Воздух потеплел и стал сухим и горячим.
Бодряк пожал плечами.
– Что ж тогда, – сказал он и повернулся. – Бросьте в него книгой, Морковка.
– Хорошо, сэр.
Бодряк вспомнил слишком поздно, что гномы не понимают метафор.
И они очень хорошо умеют целиться.
«Законы и Указы Городов Анка и Морпорка» угодили секретарю прямо в лоб. Тот моргнул, пошатнулся и сделал шаг назад.
Это был самый длинный шаг, который тому доводилось делать. Ибо он длился всю оставшуюся ему жизнь.
Спустя несколько секунд они услышали звук удара его тела о землю, пятью этажами ниже.
Спустя еще несколько секунд их лица склонились над краем открывавшейся пропасти.
– Как удивительно все свершилось, – сказал сержант Двоеточие.
– Это факт, – сказал Валет, протянув руку к уху за окурком.
– Убит по божьему благословению. Метафорически.
– Не знаю, – сказал Валет. – По мне, так выглядит как обычная земля. У вас не найдется огоньку, сержант?
– Ведь все правильно, сэр? – настойчиво спросил Морковка. – Вы приказали…
– Да-да, – сказал Бодряк. – Не беспокойтесь. – Он протянул трясущуюся руку, взял сумку, которую прежде держал Обычный, и высыпал оттуда груду камней. В каждом камне была дырка. Зачем? – подумал он.
Шум, раздавшийся позади, заставил его оглянуться. Патриций держал обломки королевского меча. Капитан увидел, как тот выковыривает из стены вторую половинку меча. Это был удачный бросок.
– Капитан Бодряк, – сказал он.
– Сэр?
– Ваш меч, если позволите?
Бодряк вручил ему меч. Он не мог сообразить, что ему делать. Возможно, ему было лучше самому оказаться в яме со скорпионами.
Лорд Ветинари тщательно осмотрел ржавое лезвие.
– Как давно он у вас, капитан Бодряк? – мягко сказал он.
– Это не мой. Он принадлежит младшему констеблю Морковке, сэр.
– Младшему…?
– Мне, сэр, с вашего позволения, – сказал Морковка, отдавая честь.
Патриций медленно крутил клинок так и сяк, как будто увлекшись этим. Бодряк почувствовал, что атмосфера сгущается, история споткнулась в этой точке, но почему, он в течение своей жизни так и не понял. Это была одна их тех точек, когда Штаны Времени кувыркаются переворачиваясь, и если вы были неосторожны, то легко можете попасть не в ту штанину…

Обычный восстал в мире теней, леденящее смятение вливалось ему в душу. Но все, о чем он мог думать в этот момент, была высокая фигура в капюшоне, стоявшая около него.
– Я думал, что вы все умерли, – пробормотал он.
Это была странная тишина и покой, окружающие краски казалось поблекли и съежились, став тусклыми. Что-то было не так.
– Это вы, Брат Привратник? – осмелился спросить он.
Фигура наклонилась.
– МЕТАФОРИЧЕСКИ, – ответила та.

…и Патриций вручил меч Морковке.
– Прекрасная работа, юноша, – сказал он. – Капитан Бодряк, полагаю, вы дадите своим людям отдых на оставшуюся часть дня.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Бодряк. – Хорошо, парни. Вы слышали его высочество.
– Но только не вы, капитан. Нам необходимо немного потолковать.
– Да, сэр? – невинным голосом сказал Бодряк.
Отряд удалился, бросая на Бодряка полные печали и сострадания взгляды.
Патриций подошел к краю и посмотрел вниз.
– Бедный Обычный, – сказал он.
– Да, сэр. – Бодряк уставился на стену.
– Знаете, я предпочел бы, чтобы он остался в живых.
– Сэр?
– Заблуждавшийся, да-да, но полезный человек. Его голова могла еще оказать мне пользу.
– Да, сэр.
– Остальных, без сомнения, мы прогоним прочь.
– Да, сэр.
– Это была шутка.
– Да, сэр.
– По моему мнению, бедняге так и не удалось уловить идею тайных пассажей.
– Да, сэр.
– Этот юноша. Морковка, так вы его называли?
– Да, сэр.
– Увлекающийся юноша. Ему нравится служба в Дозоре?
– Да, сэр. Как дома, сэр.
– Вы спасли мне жизнь.
– Сэр?
– Идите со мной.
Он прошел сквозь разрушенный дворец, Бодряк следовал за ним не отставая, пока они не добрались до Продолговатого Кабинета. Там было все прибрано, кабинет избежал разрушений, не считая покрывавшего все слоя пыли. Патриций сел, и как будто он не покидал своего места. Бодряк хотел бы знать, как это ему удается.
Он поднял стопку бумаг и смел щеткой покрывавший их слой штукатурки.
– Печально, – сказал он. – Обычный был таким здравомыслящим человеком.
– Да, сэр.
Патриций скрестил руки и посмотрел на Бодряка сквозь перекрестие.
– Позвольте мне дать вам один совет, капитан, – сказал он.
– Да, сэр?
– Это поможет вам правильно понимать смысл окружающего мира.
– Сэр.
– Я считаю, что вы рассматриваете жизнь как некую задачу, ибо вы думаете, что есть хорошие люди и плохие люди, – сказал Патриций. – Вы ошибаетесь, разумеется. Есть, всегда и только, плохие люди, но некоторые из них находятся на противоположных сторонах.
Он взмахнул своей тонкой рукой в направлении города и подошел к окну.
– Огромное расстилающееся море зла, – сказал он, почти как собственник. – Мельче, разумеется, в некоторых местах, но глубже, ах, как глубоко-глубоко в других. Но люди, подобные вам, складывают воедино небольшие своды правил и вполне пристойные добрые намерения и говорят, что это против зла, что это восторжествует в самом конце. Изумительно! – Он добродушно похлопал Бодряка по спине.
– Там внизу, – сказал он, – люди, которые последуют за любыми драконами, будут поклоняться любым богам, игнорировать любые прегрешения. Все буднично, ежедневная скверна. Разумеется, не высокое, созидающее омерзение великих грешников, а массовая разновидность мрака души. Грех, как можно заметить, без признаков оригинальности. Они соглашаются со злом не потому, что сказали «да», а ибо не сказали «нет». Простите, если это оскорбляет вас, – добавил он, похлопывая капитана по плечу, – но вы, парни, на самом деле нуждаетесь в нас.
– Да, сэр? – тихо сказал он.
– Да. Мы единственные люди, которые знают, как заставить все работать. Поймите, единственное, в чем сильны хорошие люди, это свержение плохих людей. А вы в этом преуспели, должен вам признаться. Но неувязка в том, что вы сильны только в этом. В один прекрасный день зазвонят колокола и свергнут злого тирана, но следующее, на что все сидящие вокруг будут жаловаться, что хотя тирана свергли, но никто не убирает мусор. Потому что плохие люди знают как планировать. Вы можете сказать, что это часть необходимых условий. Каждый злой тиран имеет план как управлять миром. Кажется хорошие люди не обладают сноровкой.
– Возможно. Но вы ошибаетесь относительно остальных, – сказал Бодряк. – Это просто потому, что люди боятся и одиноки… – Он замолчал. Это прозвучало слишком глупо, даже для него.
Бодряк пожал плечами.
– Они же просто люди, – сказал он. – Они же просто делают то, что делают остальные. Сэр.
Лорд Ветинари по-дружески ему улыбнулся.
– Разумеется, разумеется, – сказал он. – Я понимаю, что вы должны в это верить. Иначе вы окончательно сойдете с ума. Иначе вы можете вообразить, что находитесь на мосту, толщиной в перышко, проложенным над сводами Преисподней. Иначе существование превратится в мрачную агонию и единственной надеждой останется вера в то, что после смерти не будет жизни. Я вполне понимаю. – Он посмотрел на свой стол и вздохнул. – А сейчас, – сказал он, – слишком много скопилось работы. Боюсь, что Обычный был прекрасным слугой, но совершенно никудышным правителем. Вы можете идти. Отлично выспаться этой ночью. Ах, и обязательно приведите завтра ваших людей. Город должен оказать свою признательность.
– Что должен? – сказал Бодряк.
Патриций посмотрел в свиток. Его голос уже обрел сухую интонацию человека, который планирует, организовывает и контролирует.
– Признательность, – сказал он. – После каждой триумфальной победы должны быть герои. Это необходимо. Тогда каждый будет знать, что все было сделано правильно.
Он бросил взгляд на Бодряка поверх свитка.
– Это все часть естественного порядка вещей, – сказал он.
Спустя мгновение он сделал несколько пометок карандашом на лежащей перед ним бумаге и опять поднял взгляд.
– Я сказал, – сказал он, – вы можете идти.
Бодряк замер в дверях.
– Вы во все это верите, сэр? – сказал он. – О бесконечности зла и абсолютности тьмы?
– Вот еще, – сказал Патриций, переворачивая страницу, – это же только логическое заключение.
– Но вы встаете с кровати каждое утро, сэр?
– Гм-м? Да? Не пойму, что вы хотите сказать?
– Я просто хотел бы узнать зачем, сэр.
– Ах, немедленно уходите. Вы хороший человек.

В темной и неудобной пещере, прорубленной из сердца дворца, скачками пробирался Библиотекарь. Он вскарабкался на печальные останки груды и посмотрел на распростертое тело Обычного.
Затем он спустился вниз и очень аккуратно вытащил из закоченевших пальцев «Вызывание Драконов». Он сдул с книги пыль. Он осторожно обмахнул ее, как будто это был перепуганный ребенок.
Он повернулся, чтобы влезть на груду, и остановился. Он опять наклонился и осторожно вытащил еще одну книгу из блестящего хлама. Эта книга не была из его собрания, за исключением того, что все книги происходили из его владений. Он осторожно перевернул несколько страниц.
– Держите ее покрепче, – сказал Бодряк, стоявший позади него. – Унесите куда-нибудь подальше и спрячьте там.
Орангутанг кивнул капитану и с грохотом спустился с груды. Он постучал Бодряка по колену, открыл «Вызывание Драконов», пролистал ее пожухшие от времени страницы, пока не нашел нужную, и молча протянул книгу.
Бодряк покосился на неразборчивые каракули.

Пока драконы не похожи на единорогов, как я того желаю. Они обитают в некоем Царстве, определяемым Фантазией Желания, а потому всякий, кто вызывает их и указывает им путь в этот мир, вызывает своего собственного Дракона, порождение своих мыслей.
И еще я полагаю, что Чистый Сердцем может вызвать Дракона Власти как Силу во имя Добра в этом мире, и в эту ночь начнется Великая Работа. Все будет приготовлено. Я изо всех сил работал, чтобы стать Драгоценным Сосудом…

Царство фантазии, подумал Бодряк. Так вот куда они направлялись. В царство нашего воображения. И когда мы их вызываем, то придаем им облик, подобно тому как выжимают тесто в формы для пирожных. Только вы не получите человека, подобного имбирному прянику, вы получите то, что вы есть. Ваша собственная темнота, даст облик…
Бодряк перечитал еще раз страницу, а затем посмотрел на следующие.
Там было не так уж и много. Большинство страниц представляло обугленную массу.
Бодряк вернул книгу обезьяне.
– Каким человеком был де Малахит? – спросил он.
Библиотекарь уделил этому внимание сообразно поведению человека, знающего наизусть «Словарь Городских Биографий». Затем он пожал плечами.
– Почти святой? – сказал Бодряк.
Обезьяна покачала головой.
– Тогда непростительно злой?
Обезьяна пожала плечами и опять покачала головой.
– Если бы я был на вашем месте, – сказал Бодряк, – я положил бы эту книгу где-нибудь в надежном месте. И вместе с ней свод законов. Они обе чертовски опасны.
– У-ук.
Бодряк выпрямился.
– А сейчас, – сказал он, – пойдемте отсюда и промочим глотку.
– У-ук.
– Но только по маленькой.
– У-ук.
– И вы платите.
– И-ик.
Бодряк остановился и всмотрелся в большое, мягкое лицо.
– Скажите мне, – сказал он. – Мне всегда хотелось знать… может, лучше быть обезьяной?
Библиотекарь подумал.
– У-ук, – сказал он.
– Ах. Правда? – сказал Бодряк.
И наступил день следующий. Комната была забита под самую завязку сановниками. Патриций сидел в своем громадном кресле, окруженный членами Совета. Все присутствовавшие блистали начищенными до блеска улыбками, склоняясь перед хорошо проделанной работой.
Леди Сибил Рэмкин присела по другую сторону, одетая в несколько акров черного бархата. Фамильные драгоценности Рэмкинов поблескивали на ее пальцах, шее и черных завитках парика, одетого по случаю приема. Общий эффект был ошеломляющий, подобно земному шару с небесами.
Бодряк, печатая шаг, провел отряд на центр зала и остановился со шлемом под мышкой, согласно предписаниям. Он был потрясен, увидев, что даже Валет сделал попытку – подозрительный блеск металла можно было видеть тут и там на его нагруднике. Двоеточие имел непоколебимый вид важной персоны. Доспехи Морковки блестели и переливались.
Двоеточие отдал честь согласно уставу, в первый раз в жизни.
– Все присутствуют и все в порядке, сэр! – пролаял он.
– Отлично, сержант, – холодно сказал Бодряк.
Он повернулся к Патрицию и вопрошающе поднял бровь.
Лорд Ветинари коротко взмахнул рукой.
– Станьте вольно, или как там это у вас делается, парни. Уверен, что нам совсем не нужны здесь церемонии. Что скажете, капитан?
– Как вам угодно, сэр, – сказал Бодряк.
– А сейчас, солдаты, – сказал Патриций, наклоняясь вперед, – мы выслушали примечательные подробности ваших героических усилий по защите города…
Бодряк позволил своим мыслям пуститься в странствие, пока изливался поток позолоченных банальностей. Вскоре он получил изрядную дозу веселья от разглядывания лиц членов Совета. По их лицам пробегала целая гамма обуревавших их чувств, по мере того как Патриций продолжал говорить. Впрочем, само дело было улажено и вопрос исчерпан. И забыт. Разумеется, проводить подобные церемонии было жизненно важно. Просто еще одна глава в долгой и восхитительной истории и т.д. и т.п. Анк-Морпорк знал толк в новых главах, в их начале.
Его блуждающий взгляд остановился на леди Рэмкин. Она подмигнула ему. Бодряк опять обратил свой взор вперед, и тут его лицо одеревенело, как доска.
– …выразить нашу признательность, – закончил Патриций, садясь на место.
Бодряк почувствовал, что все взоры устремились на него.
– Простите? – сказал он.
– Я говорил, что мы пытались обдумать подходящую компенсацию, капитан Бодряк. Многочисленные государственно мыслящие сограждане… – Патриций остановил свой взор на членах Совета и леди Рэмкин, – и, разумеется, я, собственной персоной, ощущаем, что должна быть воздана соответствующая награда.
Все еще непонимающе Бодряк продолжал смотреть на него.
– Награда? – сказал он.
– Это же обычно за столь героическое предприятие, – сказал Патриций, немного раздраженно.
Бодряк опять устремил взор вперед.
– Не стоило об этом думать, сэр, – сказал он. – Мужчины не должны об этом говорить, ей-богу.
Настала неуклюжая пауза. Краем глаза Бодряк заметил, как Валет толкает в бок сержанта. В конце концов Двоеточие выступил вперед из строя и опять отдал честь.
– Разрешите сказать, сэр, – пробормотал он.
Патриций любезно кивнул.
– Э-э, – сказал он. – Вопрос в том, что спасая жизнь вашей чести, мы думали, понимаете, о спасении города и его жителей, или точнее, я имею в виду… мы просто попытались, ей богу, попасть в уязвимое место и все такое… просто мы были убеждены, что имеем на это право. Если вы уловили мою мысль.
Собравшиеся в зале дружно кивнули. Именно так и должно было быть.
– Продолжайте, – сказал Патриций.
– А потому мы, как бы это сказать, пораскинули вместе мозгами, – сказал сержант. – Немного нагло, я понимаю…
– Пожалуйста, продолжайте, сержант, – сказал Патриций. – Не стоит останавливаться. Нам всем хорошо известна важность вопроса.
– Хорошо, сэр. Да, сэр. Во-первых, это жалованье.
– Жалованье? – сказал лорд Ветинари.
Он посмотрел Бодряка, который отвел взгляд, вглядываясь в пустоту.
Сержант приободрился. Его лицо выражало непреклонную решимость человека, собирающегося довести дело до конца.
– Да, сэр, – сказал он. – Тридцать долларов в месяц. Это неправильно. Мы думаем, что… – он облизал губы и бросил взгляд через плечо на двух своих товарищей, которые подбадривали его жестами, – мы думаем, что для начала можно положить, э-э, тридцать пять долларов? В месяц? – Он посмотрел на каменное выражение лица Патриция. – С надбавками за звание? Мы думаем пять долларов.
Он еще раз облизал губы, нервничая из-за выражения лица Патриция.
– Мы не хотели бы соглашаться на сумму, меньше четырех, – сказал он. – Категорически. Простите, Ваше Высочество, но так оно и есть.
Патриций еще раз посмотрел на ничего не выражающее лицо Бодряка, а затем опять поглядел на отряд.
– Категорически? – сказал он.
Валет прошептал что-то на ухо Двоеточию, а затем отступил на шаг назад. Вспотевший сержант сжал свой шлем так, как если бы тот оставался единственной реальной вещью в мире.
– Это совсем другое дело, Ваше Преподобие, – сказал он.
– Вот как, – понимающе улыбнулся Патриций.
– И вот еще чайник. Он был не очень хороший, но Эррол слопал его. Он стоит около двух долларов. – Он судорожно глотнул. – Мы могли бы обзавестись новым чайником, если не возражаете, ваше высочество.
Патриций наклонился вперед, ухватившись за поручни своего кресла.
– Я хочу прояснить суть вопроса, – холодно сказал он. – Мы можем считать, что вы просите о изрядной добавке к жалованью и домашней утвари?
Морковка прошептал в другое ухо Двоеточия.
Двоеточие повернул оба выпученных, налитых кровью глаза к сидящим сановникам. Ободок шлема судорожно вращался между пальцами, как мельничное колесо.
– Ну, – начал он, – иногда, мы подумали, понимаете, во время обеденного перерыва, или когда тихо, например возможно в конце дежурства, и мы хотим немного расслабиться, понимаете, отдышаться… – Его голос замер на полуслове.
– Да?
Двоеточие сделал глубокий вдох.
– Я полагаю, что доска для дартса не подлежит обсуждению?…
Громовая тишина, последовавшая за этими словами, была прервана недовольным фырканьем.
У Бодряка из трясущейся руки выпал шлем. Нагрудник затрясся, как будто годами сдерживаемый смех вырвался наружу, извергаясь как лава из вулкана. Он повернулся лицом к сидящим советникам и смеялся без остановки до тех пор, пока не полились слезы.
Смеялся над тем, как они встали, сконфуженные и с чувством оскорбленного достоинства.
Смеялся над подчеркнуто неподвижным выражением лица Патриция.
Смеялся над миром и спасением душ.
Смеялся и смеялся, смеялся без остановки до тех пор, пока не полились слезы.
Валет вытянулся как журавль, чтобы достать до уха Двоеточия.
– Я говорил вам, – прошипел он. – Я говорил вам, что они никогда не смирятся с этим. Я знал, что доска для дартса оттолкнет нам удачу. Вы их всех расстроили.

Дорогая Мамочка и Папа! – писал Морковка. – Вы ни за что не поверите, но я, пробыв в Дозоре лишь несколько недель, уже стал Констеблем. Капитан Бодряк сказал, что Патриций лично сказал ему, что я должен стать констеблем, а также он надеется, что у меня будет долгая и успешная карьера в Дозоре, и он будет следить за мной с особым интересом. Мое жалованье увеличилось на десять долларов и еще у нас есть специальная премия в двадцать долларов, которую капитан Бодряк платит из своего собственного кармана, как сказал сержант Двоеточие. Вы найдете деньги, приложенные к письму. Я собрал немного, потому что навещал Тростинку, а миссис Пальма сказала, что все девушки будут следить за моей карьерой с Огромным интересом, и я могу прийти на обед после ночного дежурства. Сержант Двоеточие мне рассказывал, как начинать ухаживание, которое очень интересное и совсем не такое сложное, как кажется. Я арестовал дракона, но он сбежал. Надеюсь, что с мистером Лаковым все в порядке.
Я такой счастливый, как никто другой в целом мире.
Ваш сын, Морковка.

Бодряк постучал в дверь.
Как он заметил, были приложены усилия, чтобы привести в порядок особняк Рэмкинов. Разросшийся кустарник был безжалостно вырублен. Старый рабочий, стоявший на верху лестницы, прибивал к стенам штукатурку, а другой, с лопатой, был занят определением, где же кончается лужайка и начинаются клумбы с цветами.
Бодряк сунул под мышку шлем, пригладил волосы и постучал. Он предполагал попросить сержанта Двоеточие сопровождать его, но быстро отбросил эту мысль. Он не мог выносить насмешек. Чего он, в конце концов, должен бояться? Он смотрел на когти смерти три раза, четыре, если включить сюда приказание лорду Ветинари заткнуться.
К его удивлению дверь наконец была открыта дворецким, таким старым, что он должно быть был воскрешен стуком в дверь.
– Д-да? – сказал он.
– Капитан Бодряк, Городской Дозор, – сказал Бодряк.
Дворецкий оглядел его с ног до головы.
– Ах, да, – сказал он. – Ее честь говорила. Я полагаю, что ее честь находится со своими драконами. – Если вы желаете подождать, то я провожу…
– Я знаю дорогу, – сказал Бодряк и отправился по заросшей тропинке.
Загоны были разрушены. Разбитые деревянные ящики лежали под навесом из промасленной тряпки. Из глубины навеса его приветствовали несколько печальных болотных драконов.
Среди ящиков целеустремленно копошилась пара женщин. Скорее всего леди. Они были слишком неопрятны, чтобы быть простыми женщинами. Никакие обычные женщины не могли мечтать, чтобы выглядеть столь неряшливыми; вам нужно было обладать в полной мере самоуверенностью, которая происходит от знания того, кто был ваш пра-пра-пра-пра-дедушка, перед тем как вы могли надеть подобную одежду. Но это была, как заметил Бодряк, без сомнения хорошая одежда, или была когда-то, одежда купленная их родителями, но столь дорогая и столь прекрасного качества, что ей не было сносу и ее передавали из рук в руки, как фарфор, столовое серебро и подагру.
Драконоводы, подумал Бодряк. Так можно их назвать, и в них было нечто. Это нечто проявлялось в том, как они носили шелковые шарфы, старинные твидовые куртки и дедушкины сапоги для верховой езды. И, разумеется, запах.
Маленькая жилистая женщина, с лицом как старая кожа на седле, перехватила его взгляд.
– Ах, – сказала она. – Вы наверное будете тем самым доблестным офицером. – Она заправила выбившуюся белую прядь волос под шарф, покрывавший голову, и протянула коричневую, с вздувшимися венами руку. – Бренда Родли. Это Роза Девант-Молей. Как вам известно, она управляет Сияющим Убежищем. – Вторая женщина, имевшая телосложение человека, который мог одной рукой поднять четверку лошадей, а другой подковать их, дружески ему улыбнулась.
– Сэмюэль Бодряк, – тихо сказал Бодряк.
– Мой отец тоже был Сэм, – сказала Бренда. – Вы всегда можете доверять Сэму, говорил он. – Она сунула дракона обратно в ящик. – Мы просто помогаем Сибил. Старые друзья. Разумеется, коллекция вся сгорела. И они разбежались по всему городу, маленькие дьяволята. Присягаюсь, что они все вернутся домой, когда проголодаются. Что за родословная, а?
– Простите?
– Сибил убеждена, что он был выдающимся в своем роде, но я говорю, что мы сможем вывести породу за три или четыре поколения. Знаете, я прославилась успехами в разведении драконов, – сказала она. – Знаете, это будет нечто выдающееся. Совершенно новый вид дракона.
Бодряк подумал о сверхзвуковых турбулентных следах, прочертивших небо.
– Э-э, – сказал он. – Да.
– Простите, но нам нужно продолжить работу.
– Э-э, нет ли поблизости леди Рэмкин? – сказал Бодряк. – Я получил записку, что мне необходимо немедленно явиться сюда.
– Она где-то внутри, – сказала мисс Родли. – Сказала, что ей нужно увидеть кое-что важное. Ах, будьте осторожны с этим драконом, Роза, вы глупое создание!
– Более важное, чем драконы? – сказал Бодряк.
– Да. Не могу понять, что с ней такое. – Бренда Родли порылась в кармане своего огромного жилета. – Рада была познакомиться с вами, капитан. Всегда приятно познакомиться с новыми членами мира Фантазии. Заходите в любой момент, когда будете проходить мимо, я буду только рада показать вам все вокруг. – Она извлекла на свет грязную визитную карточку и втиснула ее ему в руку. – Нужно идти, мы слышали, что кое-кто из них пытается свить гнезда на башне Университета. Нельзя этого допустить. Мы должны спустить их вниз до наступления темноты.
Бодряк рассматривал карточку, пока женщины собирались в поход, захватив сети и веревки.
На карточке было написано: «Бренда, леди Родли, Родовое Поместье, замок Квирм, Квирм». Кто бы мог подумать, пришло ему в голову, что это ходячее ожившее стойло было вдовствующей герцогиней Квирм, которая обладала столь обширными земельным владениями, что их было невозможно охватить глазом с самой высокой горы в ясный день. Валет не одобрил бы подобного. Казалось, это был особый вид нищеты, который могли себе позволить только очень, очень богатые…
Именно так вы можете обладать властью на земле, подумал он. Вас никогда не заботят любые притязания и мысли кого бы то ни было, но и вы никогда до конца ни в чем не уверены.
Он вернулся в дом. Дверь была распахнута. Она вела в большой, но темный и душный зал. На стенах в полумраке висели головы убитых животных. Казалось, Рэмкины представляли животному миру большую угрозу, чем ледниковый период.
Бодряк бесцельно брел по галерее цвета махагони.
Это была столовая, где стоял стол, сидя за дальним концом которого люди находились в другой временной зоне. Один конец стола был заставлен серебряными подсвечниками.
Стол был накрыт на двоих. Набор ножей и вилок располагался по обеим сторонам каждой тарелки. Старинные бокалы поблескивали в свете свечей.
Ужасное предчувствие охватило Бодряка в тот же миг, как запах «Очарования», самых дорогих духов доступных в Анк-Морпорке, долетел до него.
– Ах, капитан. Как прекрасно, что вы пришли.
Бодряк медленно, без видимых усилий, повернулся.
Леди Рэмкин стояла позади, во всем блеске великолепия.
Бодряк был несомненно потрясен голубым платьем, переливающимся в свете свечей, огромной копной каштановых волос, и слегка озабоченным лицом, которое подтверждало, что целый батальон художников и декораторов только что разобрал свои подмостки и удалился прочь, а легкое потрескивание гласило, что под ним все затянуто в корсет и подвергается давлению, которое обычно можно найти только в глубинах больших звезд.
– Я, э-э, – сказал он. – Если вы, э-э. Как вы сказали, э-э. Я пришел, э-э. Платье весьма вам идет, э-э. Чрезвычайно, э-э. Очень, э-э.
Она приосанилась перед ним как блестящее осадное орудие.
В каком-то полусне он позволил проводить себя к креслу. Он вынужден был есть, ибо слуги являлись невесть откуда с блюдами, напичканными разнообразными блюдами, а затем позже появлялись, чтобы забрать тарелки. Дворецкий время от времени воскресал, чтобы наполнять бокал за бокалом странными винами. От свечей исходило тепло, достаточное чтобы на нем готовить. И все время леди Рэмкин вела беседу, весьма оживленно и немного натянуто, – о размерах дома, об обязанностях, возлагаемых недвижимостью, о мнении, что настало время Занять Более Серьезное Положение в Обществе, в то время как заходящее солнце окрасило комнату в багровые тона, и в голове у Бодряка все закрутилось и завертелось.
Общество, пытался он понять, не знало, что может его поразить. Драконы не упоминались ни разу, хотя спустя какое-то время некто положил свою морду на колени Бодряку и пустил слюни.
Бодряк обнаружил, что не в состоянии поддерживать беседу. Он почувствовал себя обойденным с флангов и осажденным. Он произнес реплику, надеясь достичь положения, из которого можно было спастись почетным бегством.
– Куда, как вы думаете, они подевались? – сказал он.
– Куда что? – сказала леди Рэмкин, на миг остановившись.
– Драконы. Эррол и его же… девушка.
– Куда-нибудь в уединенное и скалистое местечко, как я могу вообразить, – сказала леди Рэмкин. – Излюбленное место для драконов.
– Но он… она волшебное животное, – сказала Бодряк. – Что произойдет, когда волшебство улетучится?
Леди Рэмкин наградила его сияющей улыбкой.
– Большинство людей хотели бы это знать, – сказала она.
Она перегнулась через стол и коснулась его руки.
– Ваши солдаты думают, что вы нуждаетесь в уходе, – кротко сказала она.
– Неужели? – сказал Бодряк.
– Сержант Двоеточие сказал, что думает, что мы будем уживаться как особняк с огнем, его объявшим.
– Он так сказал?
– Он сказал кое-что еще, – сказала она. – Что же? Ах, да: «Это шанс один из миллиона», – сказала леди Рэмкин. – Я думаю, он сказал, «но может получиться».
Она улыбнулась.
И тут до Бодряка дошло, что в своей собственной категории она по-своему прекрасна; это была категория всех тех женщин, за всю его жизнь, которые думали, что он никогда не удостоит их улыбкой. Она не могла поступить хуже, но, впрочем, не могла поступить и лучше. Возможно, это было установившееся равновесие. Она не могла стать юной, но, положа руку на сердце, кто бы это смог? А она обладала стилем и деньгами, здравым смыслом и самоуверенностью, а также всеми теми вещами, которыми он не обладал, и она открыла свое сердце, и если вы позволили ей это, то она могла вас поглотить; женщина была подобна городу.
И в конце концов, будучи осажденным, вы делали то, что всегда делал Анк-Морпорк – распахнуть ворота, позволить завоевателям войти и сделать их своими.
Как бы вы начали? Она, казалось, чего-то ожидала.
Он пожал плечами, взял в руку бокал и попытался подыскать подходящую фразу. Одна фраза закралась ему в голову.
– За вас, крошка, – сказал он.
Гонги, вразнобой отбивающие полночь, простились с уходящим днем.
(…и дальше по направлению к Ступице, где Бараньи Вершины соединяются с неприступными пиками центрального массива, где странные волосатые создания блуждают по снегам, где метели вьются поземкой над замерзшими вершинами гор, огни одинокого ламаистского монастыря поблескивают над глубокими долинами. Во внутреннем дворе двое одетых в желтое монахов укладывали последний ящик с зелеными бутылочками на телегу, приготовившись к невероятно тяжелому путешествию вниз на далекие равнины. На ящике виднелась надпись, нанесенная аккуратными ударами кисти: «Мистер В.М.Г. Ковырялка, Анк-Морпорк».
– Знаешь, Лобсанг, – сказал один из монахов, – никак не могу понять, что он делает со всей этой всячиной.)

Капрал Валет и сержант Двоеточие отдыхали в тени у «Штопаного Барабана», но выпрямились, как только оттуда вышел Морковка, неся поднос. Сбоку почтительно вышагивал тролль Осколок.
– Вот и мы, ребята, – сказал Морковка. – Три пинты. За счет заведения.
– Черт возьми, никогда не подумал бы, что ты это сделаешь, – сказал Двоеточие, берясь за ручку. – Что ты ему сказал?
– Я только пояснил ему, что во все времена обязанностью всех добрых граждан была помощь страже, – невинным голосом сказал Морковка, – а затем поблагодарил его за сотрудничество.
– Ну а что еще? – спросил Валет.
– Нет, это все, что я сказал.
– У тебя должно быть весьма убедительный голос.
– Давайте пригубим, пока не прокисло, – сказал Двоеточие.
Они задумчиво выпили по глотку. Это был миг полного покоя, несколько минут вырванных из реалий окружавшей жизни. Это было подобно поспешному укусу украденного фрукта и райскому наслаждению после. Никто во всем городе, казалось, не дрался, не размахивал ножами, не затевал потасовок, и можно было поверить, что подобное чудесное состояние дел будет продолжаться.
И даже если все обстояло не так, все равно оставались воспоминания о пережитом. О том, как бежали и люди шарахались в разные стороны. О выражениях на лицах дворцовой стражи. О том, как все воры, герои и боги потерпели неудачу. О том, как поступать так, как подсказывает закон.
Валет отставил кувшин на подоконник, потопал затекшими ногами, возвращая им жизнь, и подул на пальцы. Краткие поиски в темных залежах уха привели к появлению окурка сигареты.
– Который час, а? – довольным голосом сказал Двоеточие, в то время как вспыхнувшая спичка осветила их лица.
Присутствующие кивнули. Вчера казалось им давно минувшим прошлым, особенно сейчас. Но никогда не удастся забыть нечто подобное, и не имеет значения, кто это сделал, и что случилось потом.
– Еще слишком рано, чтоб мне никогда не увидеть чертового короля, – сказал Валет.
– Как бы то ни было, я не убежден, что он был хорошим королем, – сказал Морковка. – Кстати о королях: кто-нибудь хочет чипсов?
– Нет хороших королей, – сказал Двоеточие, впрочем, не испытывая злых чувств.
Десять долларов в месяц составляли ощутимую разницу. Миссис Двоеточие поступала совсем по-другому с мужем, который приносил домой дополнительные десять долларов в месяц. Ее замечания за обеденным столом носили более дружественный характер.
– Не, я просто имел в виду, что нет ничего особенного в том, чтобы обладать древним мечом, – сказал Морковка. – Или родимым пятном. Посмотрите хотя бы на меня. У меня есть родимое пятно на руке.
– У моего брата тоже есть родимое пятно, – сказал Двоеточие. – В виде лодки.
– Мое пятно больше похоже на корону, – сказал Морковка.
– Ого, это делает тебя королем, – сказал, усмехнувшись, Валет. – Само собой разумеется.
– И у меня есть этот меч, – сказал Морковка.
Он вытащил меч из ножен. Двоеточие принял меч из его рук и поворачивал клинок туда сюда в слабом свете, пробивавшемся из-под двери «Штопаного Барабана». Лезвие было тупым и коротким, зазубренное как пила. Оно было хорошо сделано и когда-то на нем была надпись, но давным-давно стершаяся от частого употребления до полной неразборчивости.
– Прекрасный меч, – задумчиво сказал Двоеточие. – Хорошо сбалансированный.
– Но не для короля, – сказал Морковка. – Королевские мечи большие и волшебные, украшенные драгоценными камнями, а когда вы держите их в руках, то они полыхают и переливаются огнем, динь.
– Динь, – сказал Двоеточие. – Да. Полагаю, что они должны быть именно такими.
– Я просто говорю, что нельзя раздавать людям троны только потому, что те обладают подобной ерундой, – сказал Морковка. – Так говорит капитан Бодряк.
– Прекрасная работа, что ни говори, – сказал Валет. – Добрые старые времена, правление королей.
– Гм-м? – Двоеточие на краткий миг потерял нить рассуждений.
Очевидно, что у настоящих королей есть блестящие мечи. За исключением того, что ваш истинный король может, как и во время оно, обладать мечом, который совсем не отражает солнечного света, но зато чертовски хорош для разрезания вещей. Впрочем, это только мысль.
– Я говорю, что королевское правление – это прекрасная работа, – повторил Валет. – Краткие часы работы.
– Да. Да-а. Но длинные дни, – сказал Двоеточие.
Он задумчиво посмотрел на Валета.
– А. Это так, без сомнения.
– А мой отец говорит, что быть королем слишком трудная работа, – сказал Морковка. – Все время обозревать и оценивать положение. – Он осушил кружку. – Это совсем неподходящее дело для таких как мы. Мы… – он окинул всех гордым взглядом, – стражники. С вами все в порядке, сержант?
– Гм-м? Что? Ах, да. – Двоеточие пожал плечами. Что с того? Возможно, дела обернутся на лучшее. Он прикончил кружку пива. – Как прекрасно отдыхать. Который час?
– Около двенадцати часов, – сказал Морковка.
– Больше ничего?
Морковка ненадолго задумался.
– И все в порядке? – сказал он.
– Хорошо. Просто проверка.
– Знаете, – сказал Валет, – ты так это сказал, парень, что можно поверить, что это правда.

Позвольте вашему вниманию немного успокоиться…
Это Диск, мир и зеркало миров, несущийся сквозь пространство на спинах четырех огромных слонов, которые стоят на спине Великой А'Тьюн, Небесной Черепахи. Вокруг Обода этого мира бесконечно, ночь напролет плещется океан. А из его Ступицы подымается десятимильный пик Кори Челести, на чьей блестящей вершине боги играли судьбами людей…
…если вы знаете, каковы правила игры, а также кто игроки.
На дальнем уголке Диска вставало солнце. Утренний свет начал струиться, освещая моря и океаны, но делал это так медленно, ибо свет слишком медлителен и более тяжелый в присутствии волшебного поля.
На темном полумесяце, где старый свет солнечного заката едва вытекал из глубочайших ущелий, два пятнышка, одно большое, одно маленькое, вылетели из тени, медленно скользнули над океаном Обода и безвозвратно пропали в непостижимых, усыпанных звездами глубинах космоса.
Возможно, волшебство будет длиться. Возможно, что нет. Но какое это имеет значение?