1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
– И все служанки отпущены домой до самой полуночи?
   
– Очень правильный обычай, очень, – поддакнул главный философ, начинающий чувствовать, что его шея вот-вот сломается.
   
– Тогда почему каждый год мы вешаем туда огромный пучок омелы?
   
Не спуская глаз с потолка, главный философ исполнил плавный поворот вокруг своей оси.
   
– Ну… гм… это… очень символично, аркканцлер.
   
– А?
   
Поняв, что так просто не отделаешься, главный философ обратился за помощью к пыльному чердаку своей образованности.
   
– Понимаешь ли… листья символизируют… зеленое, а ягоды… на самом деле, да… ягоды символизируют… символизируют белое. Да. Белое и зеленое. Такой вот… очень символичный символ.
   
Он затаил дыхание. Однако аркканцлера на мякине было не провести.
   
– Но символ чего? – Главный философ закашлялся.
   
– Ну, я думаю, символ вообще, – наконец сообщил он. – Есть же некие общие символы.
   
– А? Значит, – задумчиво произнес аркканцлер, – можно сказать, что белое и зеленое символизируют маленькое растение-паразит?
   
– Да, конечно, – поспешил согласиться главный философ.
   
– Стало быть, омела на самом деле символизирует омелу?
   
– Точно так, аркканцлер, – ответил главный философ, который уже начинал терять нить разговора.
   
– Самое смешное, – продолжал Чудакулли прежним задумчивым тоном, – данное утверждение либо имеет настолько глубокий смысл, что потребуется целая жизнь, чтобы докопаться до значения каждой частицы, либо является полным вздором.
   
– Но возможно и то и другое, – в отчаянии изрек главный философ.
   
– А это замечание, – сказал Чудакулли, – либо весьма оригинально, либо весьма банально.
   
– Но возможно и то…
   
– Слушай, главный философ, ты меня лучше не зли.
   
Кто-то забарабанил во входную дверь.
   
– Это, должно быть, сантаславы, – обрадовался возможности сменить тему главный философ. – Они всегда приходят первыми. Лично мне очень нравится песенка про братьев Белолилиев.
   
Аркканцлер бросил последний взгляд на омелу, посмотрел на радостно улыбающегося философа и отодвинул щеколду.
   
– Что ж, друзья сантаславы, – начал он, – должен сказать, можно было выбрать и более удобное время…
   
Фигура в балахоне с капюшоном и безжизненным телом на плече вошла в залу.
   
Главный философ поспешил отступить.
   
– О нет… неужели сегодня!…
   
Лишь тут он заметил, что балахон по краю отделан кружевами, а капюшон (а это был определенно капюшон) куда более изящен, нежели тот, с которым он его спутал.
   
– Приносите или уносите? – спросил Чудакулли.
   
Сьюзен откинула капюшон.
   
– Мне нужна помощь, господин Чудакулли.
   
– Ведь ты… по-моему, ты внучка Смерти – я не ошибся? – нахмурился Чудакулли. – Мы не виделись уже несколько…
   
– Да, – вздохнула Сьюзен.
   
– Решила помочь по-родственному? – поинтересовался Чудакулли, бровями указывая на безжизненное тело, что висело на ее плече.
   
– Мне нужно, чтобы вы вернули его к жизни.
   
– Типа совершили чудо? – поинтересовался главный философ из-за спины аркканцлера.
   
– Он вовсе не умер, – пояснила Сьюзен. – Просто спит.
   
– Во-во, все так говорят, – дрожащим голосом произнес главный философ.
   
Более практичный Чудакулли поднял голову о боже. Тут же раздался стон.
   
– Похоже, парень немного не в себе, – заметил он.
   
– Он – бог похмелья, – сказала Сьюзен. – Вернее, о боже похмелья.
   
– Правда? – удивился Чудакулли. – Лично я ничего подобного в жизни не испытывал. Странно, могу пить целую ночь напролет, а утром все равно свеж, как маргаритка.
   
Глаза бога вдруг открылись. А потом он рванулся к Чудакулли и забарабанил по его груди обоими кулаками.
   
– Гад, сволочь, подлец! Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу…
   
Но тут глаза его опять закрылись, и он упал на пол.
   
– Чего это он так нервничает? – поинтересовался Чудакулли.
   
– Как раз сейчас он переживает небольшое нервное расстройство, – дипломатично откликнулась Сьюзен. – Сегодня творится что-то странное, аркканцлер. И я надеялась, он скажет мне, что именно. Но сначала нужно привести его в чувство.
   
– И ты принесла его сюда! – воскликнул Чудакулли.
   
   
– ХО. ХО. ХО. ДА, КОНЕЧНО, ЗДРАВСТВУЙ, МАЛЕНЬКОЕ ДИТЯ ПО ИМЕНИ ГРИББ ПОЧЕСУН. КАКОЕ КРАСИВОЕ ИМЯ. ТЕБЕ, КАЖЕТСЯ, СЕМЬ ЛЕТ? ХОРОШО. ДА, ЗНАЮ, ПЛОХАЯ СВИНКА ЭТО СДЕЛАЛА. ДА, БЫЛ ТАКОЙ КРАСИВЫЙ ЧИСТЫЙ ПОЛ. ТАК ПОСТУПАЮТ ТОЛЬКО НАСТОЯЩИЕ СВИНЬИ. ВОТ, ЭТО ТЕБЕ, НЕ СТОИТ БЛАГОДАРНОСТИ, СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА, И ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. Я СРАЗУ УЗНАЮ, ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ ВЕСТИ СЕБЯ ПЛОХО. ХО. ХО. ХО.
   
– Хозяин, ты вдохнул в эту маленькую жизнь немного волшебства, – восхитился Альберт, когда очередной ребенок счастливо упрыгал.
   
– МНЕ НРАВИТСЯ ВЫРАЖЕНИЕ ИХ ЛИЦ, – признался Санта-Хрякус.
   
– То есть смесь страха, восторга и непонимания того, что нужно делать: плакать, смеяться или писать в штаны?
   
– ДА. ИМЕННО ЭТО Я И НАЗЫВАЮ ИСТИННОЙ ВЕРОЙ.
   
   
О боже перенесли в Главный зал и уложили на скамью. Старшие волшебники расположились плотным кружком, не давая ни единого шанса тем счастливчикам, кто оказался в первых рядах, сделать хотя бы малейший шажок назад.
   
– А я знаю самое верное средство против похмелья, – похвастался декан, пребывающий в праздничном настроении духа.
   
Все выжидающе посмотрели на него.
   
– Нужно не пить предыдущим вечером! – воскликнул он и широко улыбнулся.
   
– Это такая игра слов. Шутка, – добавил он много позже, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
   
Молчание нарушаться не захотело.
   
– Очень смешно, – сказал наконец Чудакулли и задумчиво посмотрел на о боже. – Говорят, сырые яйца – верное средство… – Он свирепо глянул на декана. – Ну, то есть помогают. То есть лечат. И свежий апельсиновый сок.
   
– Клатчский кофе, – твердо заявил профессор современного руносложения.
   
– Но этот парень терзается не от собственного похмелья, а от похмелья каких-то других людей, – заметил Чудакулли.
   
– Уже пробовал, – пробормотал о боже. – Меня от него начинает тошнить и тянет покончить жизнь самоубийством.
   
– Смесь горчицы и хрена? – предложил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Предпочтительно в сметане. С анчоусами…
   
– Йогурт, – встрял казначей. Чудакулли удивленно посмотрел на него.
   
– Ну надо же, в кои-то веки сказал что-то почти разумное, – одобрил он. – Молодец. На твоем месте, казначей, я бы на этом остановился. Гм. Хотя мой дядя, к примеру, очень нелестно отзывался о соусе Ухты-Ухты.
   
– Ты имеешь в виду, лестно отзывался, – поправил его профессор современного руносложения.
   
– Возможно и то и другое, – сказал Чудакулли. – Помню, как-то раз он выдул целую бутылку соуса – такое у него похмелье случилось. И знаете что? Соус ему явно помог. Дядя выглядел таким умиротворенным, когда его тело готовили к погребению.
   
– Ивовая кора, – встрял казначей.
   
– Хорошая идея, – согласился профессор современного руносложения. – Отличный, как его, анал… анальгетик.
   
– Правда? Думаю, в нашем случае лучше будет ввести его через рот. Ты как себя чувствуешь, казначей? Честно сказать, сегодня ты в ударе.
   
О боже разлепил покрытые коркой веки.
   
– А все это поможет? – спросил он.
   
– Скорее всего, убьет, – ответила Сьюзен.
   
– Здорово.
   
– А еще можно попробовать Усилительное Энглеберта, – предложил декан. – Помните, Модо как-то раз полил им горох? Мы тогда целую неделю носились по Университету, полные бурлящей жизни!
   
– Неужели нет никакого сильнодействующего волшебства?! – воскликнула Сьюзен. – Какого-нибудь заклинания по выведению алкоголя…
   
– Есть, – кивнул Чудакулли. – Но внутри у него уже не алкоголь, а куча всяких ядов, оттягивающихся на его печени.
   
– Немутненый Разделитель Спольда точно поможет, – уверенно заявил профессор современного руносложения. – Высосет все до капли. В итоге получим большую колбу со всякой гадостью. Никаких сложностей, если не считать маленького побочного эффекта.
   
– И в чем же его побочность? – подозрительно осведомилась Сьюзен, которой уже приходилось иметь дело с волшебниками.
   
– Ну, подопытный тоже окажется в колбе, только в другой, – пояснил профессор современного руносложения.
   
– Живым?
   
Поморщившись, профессор современного руносложения загадочно взмахнул рукой.
   
– В определенном смысле да, – сказал он. – Ткани, во всяком случае, будут живыми. И трезвыми как стеклышко.
   
– Хотелось бы все-таки сохранить ему форму. Как и жизнь, – отвергла предложенный вариант Сьюзен.
   
– Девушка, задачу изначально нужно формулировать четко и ясно.
   
И тут декан произнес магическую фразу, на протяжении многих веков служившую двигателем науки и прогресса:
   
– А почему бы нам не смешать все это и не посмотреть, что получится?
   
И услышал от Чудакулли традиционный ответ:
   
– А вот это стоит попробовать.
   
Большую стеклянную колбу для лекарства установили на пьедестал в центре зала. Волшебники способны даже из простого заклинания устроить целую церемонию, но сейчас… сейчас был совсем другой случай. Излечение человека от самого сильного похмелья в мире следовало обставить с соответствующим вкусом.
   
Сьюзен и Перепой внимательно наблюдали за смешиванием ингредиентов. Примерно в середине процесса жидкость, приобретшая оранжево-коричневый цвет, издала громкий «бульк».
   
– По-моему, получается изрядная гадость, – заметил профессор современного руносложения.
   
Одной из самых важных составляющих было Усилительное Энглеберта. Декан бросил в раствор зеленоватый светящийся шарик, который мгновенно пошел ко дну. Единственным видимым эффектом стало появление лиловых пузырьков, которые поползли вверх по стенкам сосуда и, перевалившись через край, упали на пол.
   
– И это все? – спросил о боже.
   
– Думаю, зря мы добавили йогурт, – сказал декан.
   
– Я не собираюсь это пить, – сообщил Перепой и тут же схватился за голову.
   
– Богов практически невозможно убить, – заметил декан.
   
– Тогда почему бы вам не сунуть мои ноги в мясорубку?
   
– Ну, если ты думаешь, что это поможет…
   
– Признаться, я предполагал встретить определенное сопротивление со стороны пациента, – сообщил аркканцлер. Он снял шляпу и достал из специального кармашка в подкладке небольшой хрустальный шар. – Посмотрим, чем там занимается бог вина… Таким вечером, как сегодняшний, найти столь известного весельчака и выпивоху не составит никаких проблем.
   
Он подул на шар, потер его ладонью и тут же радостно улыбнулся.
   
– Да вот же он, маленький шельмец! В Дунманифестине, как мне кажется. Ну, точно… валяется на диване в окружении хмельных менад.
   
– Хмельных монад? – не понял декан.
   
– Менады – это… девушки, прекрасные и слегка разнузданные, – пояснила Сьюзен, и тут же толпа волшебников пришла в движение, словно магнитом притянутая к сверкающему шару.
   
– Никак не пойму, что он делает… – пробормотал Чудакулли.
   
– Может, я сумею рассмотреть? – с надеждой в голосе предложил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   
Чудакулли повернулся к нему спиной, пряча шар.
   
– Ага! – воскликнул он. – Похоже, как всегда, пьет… ну да, точно, насколько я могу судить, пиво и черносмородиновую настойку…
   
– О боже… – простонал о боже.
   
– А эти, ну, как их, девицы… – начал было профессор современного руносложения.
   
– На столе еще куча бутылок, – продолжал репортаж Чудакулли. – Этикетки почти не видны. В одной, гм, кажется укипаловка, которую, как вы, наверное, знаете, гонят из яблок…
   
– В основном из яблок, – поправил его декан. – Так что там бедные девушки?…
   
О боже упал на колени.
   
– А в другой… Плавает какой-то червяк…
   
– О боже…
   
– А еще на столе стоит пустой бокал, большой… не знаю, что там было, но сейчас оттуда торчит бумажный зонтик. И вишенка на палочке. Да, а еще забавная маленькая обезьянка.
   
– О-о-о-о…
   
– …Ну и так далее, и тому подобное, – весело произнес Чудакулли. – Бутылок очень много. И все разноцветные. Цвета дынь, кокосовых орехов, шоколада – чего только там нет. Кстати, забавно: все бокалы на столе емкостью не меньше пинты…
   
Перепой упал навзничь.
   
– Хорошо, – пробормотал он. – Я выпью эту гадость.
   
– Но лекарство еще не готово, – возразил Чудакулли. – А, вот и Модо.
   
В зал на цыпочках вошел Модо, толкая перед собой тележку. На тележке стояла большая металлическая чашка, заполненная колотым льдом, из которого торчала небольшая бутылка.
   
– Приготовил специально на страшдество, – пояснил Чудакулли. – Не знаю, успел ли настояться.
   
Он убрал хрустальный шар и достал из шляпы пару толстых перчаток.
   
Волшебники мгновенно порскнули по сторонам. Только что они толпились вокруг Чудакулли, а в следующее мгновение уже выглядывали из-за наиболее массивных предметов меблировки.
   
Сьюзен почувствовала себя так, будто присутствует на церемонии, в правила проведения которой ее никто не позаботился посвятить.
   
– Что это такое? – спросила она, когда Чудакулли крайне осторожно поднял бутылку.
   
– Соус Ухты-Ухты, – сказал Чудакулли. – Лучшая известная человеку приправа. Прекрасное дополнение к мясу, рыбе, птице, яйцам и многим овощным блюдам. Хотя не рекомендуется употреблять, если бутылка все еще покрыта конденсатом. – Он осмотрел бутылку и провел по ней пальцем, породив пронзительный скрип. – С другой стороны, – весело продолжал он, – терять нам нечего, пациент наш практически бессмертен, а значит, можно и рискнуть.
   
Он прижал пальцем пробку и сильно встряхнул бутылку. Раздался громкий стук – это заведующий кафедрой беспредметных изысканий и главный философ попытались одновременно спрятаться под одним столом.
   
– А моим парням соус почему-то не нравится, – пожал плечами Чудакулли, направляясь к колбе.
   
– Я предпочитаю соусы, после употребления которых не нужно сидеть неподвижно по крайней мере в течение получаса, – пробормотал декан.
   
– И которые не используют для дробления каменных глыб, – добавил главный философ.
   
– И которые не запрещены законом по крайней мере в трех городах, – кивнул профессор современного руносложения.
   
Чудакулли осторожно открыл бутылку. Резко зашипел втягиваемый внутрь воздух.
   
Он позволил нескольким каплям упасть в колбу. Ничего не произошло.
   
Плеснул туда порцию соуса побольше. Жидкость оставалась безнадежно инертной.
   
Чудакулли с недоверием понюхал горлышко бутылки.
   
– Может, слишком мало тертого койхрена? – пробормотал себе под нос он, перевернул бутылку и вылил остатки соуса в колбу.
   
В ответ раздалось лишь «бульк».
   
Волшебники стали подниматься, отряхивать балахоны и смущенно улыбаться друг другу – улыбками людей, только что выступавших плечом к плечу в одной команде по синхронному выставлению себя круглыми дураками.
   
– Я так и думал, – кивнул Чудакулли. – Аса-Фетида попалась выдохшаяся.
   
Он повернул бутылку и с грустью посмотрел на нее.
   
Затем перевернул ее еще раз и постучал по донышку.
   
Тонкая струйка пробежала по стенке. Соус скопился у горлышка и заблестел. Потом начала формироваться капля.
   
Головы волшебников словно на невидимых ниточках повернулись в сторону бутылки.
   
Волшебники не были бы волшебниками, если бы не умели хотя бы чуть-чуть заглядывать в будущее. Капля становилась все больше, затем она приняла грушевидную форму… Вряд ли можно было ожидать от людей, столь отягощенных возрастом и талиями, подобной прыти, но волшебники буквально в мгновение ока очутились на полу. Капля тоже упала. И сделала «бульк». И все.
   
Окаменевший как статуя Чудакулли отмер и облегченно вздохнул.
   
– Ну вы, парни, даете, – сказал он, поворачиваясь к колбе спиной. – Я ожидал от вас большего присутствия духа…
   
Мощный взрыв сбил его с ног. Огненный шар поднялся к потолку, расползся в стороны и с громким хлопком исчез, оставив напоминающее хризантему пятно копоти.
   
Чистый, белый свет залил помещение. Раздался звук.
   
ДИНЬ. ДИНЬ. ПШ-Ш.
   
Волшебники рискнули поднять головы. Колба светилась. Она была заполнена жидким светом, который неспешно пузырился и разбрасывал искры, будто переливающийся бриллиант.
   
– Ничего себе… – прошептал профессор современного руносложения.
   
Чудакулли поднялся с пола. Вследствие своей округлой формы волшебники неплохо катались, а от твердых предметов просто отскакивали.
   
Яркий свет отбрасывал на стены длинные тени медленно приближавшихся к колбе волшебников.
   
– Что это было? – спросил декан.
   
– Я помню, однажды отец дал мне очень ценный совет относительно всяческих напитков, – поделился Чудакулли. – Так вот, он сказал: «Сынок, никогда не пей то, из чего торчит бумажный зонтик; то, что смешно называется, и то, что меняет цвет при добавлении последнего ингредиента. И никогда, никогда не поступай вот так…»
   
Он сунул в колбу палец.
   
С пальцем, как ни странно, ничего не произошло. Чудакулли подцепил чуток светящейся смеси.
   
– Осторожнее, аркканцлер, – предупредил его декан. – Или вы хотите познать абсолютную трезвость?
   
Чудакулли замер, не успев поднести палец к губам.
   
– Верно заметил, – похвалил он. – Пожалуй, мне уже поздновато перевоспитываться. – Аркканцлер огляделся. – Как мы обычно проверяем… ну, всякое такое, неизвестное?
   
– На студентах-добровольцах, – ответил декан.
   
– А если добровольцев нет?
   
– Все равно даем студентам.
   
– Но это же неэтично.
   
– Этично, если не говорить студентам.
   
– Согласен.
   
– Я попробую… – пробормотал о боже.
   
– Ты в самом деле собираешься попробовать то, что приготовили эти клоу… эти господа? – не поверила собственным ушам Сьюзен. – Но это варево может убить тебя на месте!
   
– У тебя, наверное, никогда не было похмелья, – сказал о боже. – Иначе бы ты не говорила всякие глупости.
   
Он, пошатываясь, подошел к колбе, со второй попытки взял ее в руки и выпил до дна.
   
– Ну, сейчас начнется, – каркнул сидящий на плече Сьюзен ворон. – Пламя изо рта, дикие крики, выпученные глаза, обливание холодной водой и все такое прочее…
   
   
Смерть, к своему немалому удивлению, понял, что нынешние обязанности действительно доставляют ему удовольствие. Раньше в очередь к нему на прием никто не выстраивался.
   
– СЛЕДУЮЩИЙ! И КАК ЖЕ ТЕБЯ ЗОВУТ, МАЛЕНЬКИЙ… – Он запнулся, но собрался с мыслями и закончил: – СУБЪЕКТ?
   
– Шнобби Шноббс, дедушка Санта-Хрякус. – «Интересно, мне это кажется или колено, на котором я сижу, слишком уж костлявое?» – невольно подумал Шнобби. Мозг утверждал одно, но ягодицы, которыми сидели, – совсем другое.
   
– И ТЫ БЫЛ ХОРОШИМ МАЛЬ… ХОРОШИМ ГНО… ХОРОШЕЙ ОБЕЗ… ХОРОШЕЙ ЛИЧНОСТЬЮ?
   
Тут Шноббс вдруг понял, что язык перестал ему повиноваться.
   
– 'а, – произнесли взбунтовавшиеся вдруг губы.
   
Шноббс попытался взять себя, вернее язык, в руки, а странный голос продолжал:
   
– ЧТО Ж, ПОЛАГАЮ, ТЫ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК, КАК И ВСЯКИЙ ХОРОШИЙ МА… ЧЕЛО… ГНО… ИНДИВИДУУМ?
   
«Ага, вот тут ты и попался, теперь никуда не денешься, дружище. Готов поспорить, ты даже не помнишь подвал под сапожной мастерской, что на улице Старых Сапожников! Каждое страшдество мой маленький мирок рушился! О, как я страдал!»
   
Слова поднялись по горлу Шнобби, но, так и не добравшись до голосовых связок, были остановлены чем-то древним и переведены, к его изумлению, в едва слышное:
   
– 'а.
   
– ЧТО-НИБУДЬ КРАСИВОЕ?
   
– 'а.
   
От самообладания Шнобби почти ничего не осталось. Мир состоял только из его обнаженной души и Санта-Хрякуса, заполнившего собой всю вселенную.
   
– И ТЫ, КОНЕЧНО, БУДЕШЬ ХОРОШО СЕБЯ ВЕСТИ В СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ?
   
Крошечные остатки прежнего Шнобби хотели сказать: «А что ты подразумеваешь под „хорошо“, господин? Скажем, я возьму кое-что, чего никто не хватится? Или, например, мой друг будет патрулировать улицу, увидит ночью незапертую дверь магазина. Ну, то есть заходи кто хочет. Мой друг, скажем, возьмет кое-что в качестве вознаграждения, а потом сообщит хозяину лавки о двери. Что такое „хорошо“ и что такое „плохо“?»
   
По мнению капрала Шноббса, «хорошо» и «плохо» были понятиями относительными. Например, большую часть его родственников составляли преступники. Однако приглашение к дискуссии на философские темы было опять подавлено благоговейным трепетом перед заполнившей все небо бородой.
   
– 'а, – пискнул он.
   
– ИНТЕРЕСНО, ЧТО ТЕБЕ МОЖЕТ ПОНРАВИТЬСЯ?
   
Шнобби промолчал. Будь что будет, все равно он ничего не может поделать… Сейчас свет в конце его умственного тоннеля освещал лишь вход в очередной тоннель.
   
– АГА, ЗНАЮ…
   
Санта-Хрякус потянулся к мешку и достал оттуда странной формы предмет, завернутый в праздничную бумагу, которая по причине некоторой путаницы в голове ныне действующего Санта-Хрякуса была украшена изображениями воронов. Капрал Шноббс взял сверток дрожащими руками.
   
– И ЧТО НАДО СКАЗАТЬ?
   
– 'П'сибо.
   
– А ТЕПЕРЬ МОЖЕШЬ ИДТИ.
   
Капрал Шноббс слез с колена и двинулся сквозь толпу. Он бы так и шел куда глаза глядят, если бы его не остановил констебль Посети.
   
– Что случилось? Что там было? Я ничего не видел!
   
– Не знаю, – промямлил Шнобби. – Он дал мне вот это.
   
– И что это?
   
– Не знаю…
   
Он сорвал украшенную воронами подарочную упаковку.
   
– Это просто отвратительно, все вот это, – продолжал бубнить констебль Посети. – Идолопоклонство…
   
«Это же настоящий „Коренной-и-Рукисила“, арбалет двойного действия с тройным шарниром, полированным ореховым прикладом и серебряной инкрустацией!»
   
– …Грубая коммерциализация информации, имеющей чисто астрономическое значение, – обличал Посети, который, начав проповедовать, уже не мог остановиться. – Если этот день и нужно отмечать, то…
   
«Я видел его в „Наемнике фортуны“! В рубрике „Что купить, если скоропостижно скончался богатый дядя“! С пометкой „Выбор редакции“! Причем, как утверждалось, репортеру пришлось сломать обе руки, чтобы отобрать у чего этот арбалет!»
   
– …Скромной службой…
   
«Он стоит больше, чем я получаю за год! Такие делают только по заказу! И ждать приходится долгие годы!»
   
– …Да-да, скромной религиозной службой. – Тут до констебля Посети дошло, что чего-то – или кого-то – не хватает.
   
– Капрал, но где тот самозванец, которого мы должны были арестовать?
   
Капрал Шноббс воззрился на него сквозь застлавший глаза туман собственника.
   
– Ты иностранец, Горшок, – сказал он. – И тебе никогда не понять, почему мы так любим страшдество.
   
   
О боже очень часто заморгал.
   
– Ага, – наконец сказал он. – Уже гораздо лучше. Да, определенно лучше. Спасибо.
   
Волшебники, разделявшие точку зрения ворона на обязательные повествовательные условности жизни, наблюдали за ним с некоторой опаской.
   
– Сейчас начнется, – уверенно заявил профессор современного руносложения. – Сначала, наверное, раздастся душераздирающий вопль, а потом…
   
– Знаете, – продолжал о боже, – я бы даже не отказался от яйца всмятку.
   
– …Его уши примутся вращаться с бешеной скоростью…
   
– И стакан молока.
   
Чудакулли в замешательстве уставился на него.
   
– Ты действительно лучше себя чувствуешь? – уточнил он.
   
– Конечно, – ответил о боже. – Я могу улыбаться, не опасаясь, что верхняя часть моей головы отвалится.
   
– Нет-нет-нет, – встрял декан. – Так не пойдет. Всем известно: настоящее избавление от похмелья протекает совсем иначе. Это как-никак процесс.
   
– По-моему, я теперь даже могу шутить, – осторожно заметил о боже.
   
– И у тебя нет непреодолимого желания срочно бежать, найти какую-нибудь бочку с водой и сунуть туда голову? – спросил Чудакулли.
   
– Э… честно говоря, нет, – признался о боже. – Но я бы не отказался еще и от бутерброда.
   
Декан снял шляпу и достал чудометр.
   
– Что-то случилось, – сообщил он. – Чудометр зафиксировал сильный магический скачок.
   
– А лекарство не показалось тебе несколько… пряным на вкус? – не успокаивался Чудакулли.
   
– Оно показалось мне безвкусным, – ответил о боже.
   
– Послушайте, это же очевидно! – воскликнула Сьюзен. – Когда бог вина пьет, последствия испытывает на себе бог похмелья, но когда бог похмелья принимает лекарство, последствия… возвращаются назад по той же цепочке.
   
– Возможно, ты и права, – признал декан. – Он своего рода трубопровод.
   
– Ага, а иногда из меня начинал бить фонтан, – кивнул о боже.
   
– Девушка абсолютно точно права, – авторитетно заявил Чудакулли. – Бог вина пьет, а этот парень потом мучается. Однако наш больной излечился – стало быть, теперь все побочные эффекты должен ощутить на себе тот, кто пьет…
   
– Тут вроде был волшебный кристалл, – произнес о боже звенящим от мстительности голосом. – Я очень хочу это увидеть…
   
   
Бокал был большим. Очень большим и очень высоким. И содержал один из тех специальных коктейлей, что, как правило, смешиваются из очень густых и очень крепких ингредиентов. Хотя нет, немного не так: ингредиенты, наоборот, наливают крайне осторожно, чтобы они располагались слоями. И названия этим коктейлям дают, как правило, очень красивые: «Светофор» или, допустим, «Месть Радуги». Но честные бармены называют их просто: «Прости-Прощай, Мой Бедный Мозг».
   
А еще в коктейле плавал листик салата. Ломтики лимона и ананаса были кокетливо надеты на посыпанный сахарным песком край бокала. Однако и на этом создатель коктейля не успокоился: еще из бокала торчали два бумажных зонтика, розовый и синий, с вишенками на самых верхушках.
   
Плюс льдинки в виде маленьких слоников. В общем, извратились по полной, гулять так гулять.
   
Да, а места, в которых обычно пьют такие коктейли, называются, к примеру, «Кококобана».
   
Бог вина с предвкушением потянулся к бокалу. Он очень любил такие коктейли.
   
Откуда-то долетали звуки румбы. К богу прижимались две приятные во всех отношениях девушки. Ночь обещала быть томной. Впрочем, для бога вина все ночи были такими.
   
– Счастливого страшдества! – провозгласил он, поднимая бокал.
   
И чуть позже:
   
– Никто ничего не слышал? – Кто-то дунул в бумажную пищалку.
   
– Нет, я серьезно… Как будто что-то бренькнуло?…
   
Никто ничего не слышал, поэтому бог всего лишь пожал плечами и толкнул локтем одну из собутыльниц.
   
– Ну что, хлопнем еще по паре бокальчиков и поедем в один клуб, ты не против? – игриво осведомился он.
   
А потом…
   
   
Волшебники отшатнулись от шара и брезгливо поморщились.
   
Только о боже словно прилип к кристаллу. По лицу его блуждала злорадная улыбочка.
   
– Вот это извержение! – закричал он и взмахнул кулаком. – Да! Да! Да! Справедливость торжествует! Ха! Яблочки-то не впрок пошли!
   
– И не только яблочки… – поморщился декан.
   
– В общем, там много чего было, – пресек надвигающееся препирательство Чудакулли. – Ну что ж, похоже, нам удалось развернуть причинно-следственный поток…
   
– И так будет постоянно? – с надеждой в голосе спросил о боже.
   
– Гм, сомневаюсь. В конце концов, это ведь ты бог похмелья. Скорее всего, когда закончится действие лекарства, поток снова изменит направление и…
   
– Значит, у меня совсем мало времени. Так, принесите мне… м-м-м… двадцать кружек пива, перцовку и бутылку кофейного ликера! С зонтиком! Посмотрим, как тебе это понравится, господин А-Может-Еще-По-Одной!
   
Сьюзен схватила его за руку и толкнула к ближайшей скамейке.
   
– Я не для того приводила тебя в чувство, чтобы ты тут же надрался!
   
– А для чего ж еще? – подозрительно спросил о боже.
   
– Я хочу, чтобы ты помог мне!
   
– Помог как?
   
– Ты говорил, что никогда не был человеком, верно?
   
– Э-э… – О боже осмотрел себя. – Верно, – подтвердил он. – Никогда.
   
– То есть ты никогда ни в кого не воплощался? – удивился Чудакулли.
   
– По-моему, это слегка личный вопрос, – встрял заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   
– Да нет вроде… – неуверенно произнес о боже. – Странно, я помню головные боли, но не помню, была ли у меня когда-нибудь голова. Но так ведь не бывает, правда?
   
– Значит, ты существовал потенциально? – спросил Чудакулли.
   
– Потенциально? – переспросил о боже.
   
– Как-как? – переспросила Сьюзен. Чудакулли задумался.
   
– Неужели… – наконец произнес он. – Кажется, причиной всему я. Я, помнится, говорил что-то молодому Думмингу о выпивке и похмелье. И…
   
– И тем самым ты создал его? – хмыкнул декан. – В это очень трудно поверить, Наверн. Ха! Из воздуха? Значит, мы все можем это сделать? Эй, никто никого не хочет выдумать? Какую-нибудь новую фейку?
   
– Или гномика. Гномика выпадающих волос, к примеру… – подхватил шутку профессор современного руносложения.
   
Остальные волшебники рассмеялись.
   
– И вовсе у меня волосы не выпадают! – рявкнул декан. – Они просто слегка прорежены.
   
– Ага, ряд справа и ряд слева, – кивнул профессор современного руносложения.
   
– Облысения не стоит стесняться, – спокойно возразил Чудакулли. – Кстати, декан, знаешь, что говорят о лысых?
   
– «Ты только посмотри, какая лысина!» – нечто вроде того? – предположил профессор современного руносложения.
   
В последнее время декан часто его доставал.
   
– Еще раз повторяю, – сорвался на крик декан, – я не…
   
Он вдруг замолчал.
   
«Динь-динь-динь», – прозвучало откуда-то.
   
– Интересно, откуда доносится этот звук? – спросил Чудакулли.
   
– Э… – неуверенно произнес декан. – Посмотрите, у меня на голове ничего нет?
   
Волшебники уставились на него.
   
Под шляпой декана что-то шевелилось.
   
Он осторожно снял шляпу.
   
Вцепившись в волосы обеими лапками, на голове у декана сидел очень маленький гном и щурился от яркого света.
   
– Что, какие-то проблемы? – осведомился гномик.
   
– Снимите его с меня! – завопил декан.
   
Волшебники стали нерешительно переглядываться. Они слышали о том, что всякие мелкие паразиты могут переносить болезни, и, хотя гномик совсем не походил на паразита да и размерами был побольше, подцепить «расширение скальпа» не хотелось никому.
   
Гномика схватила Сьюзен.
   
– Ты гном выпадающих волос? – осведомилась она.
   
– А кто ж еще? – огрызнулся извивающийся в ее руке гномик.
   
Декан осторожно провел руками по волосам.
   
– Что ты делал с моими волосами? – заорал он.
   
– Кажется, часть их них я должен был переместить на расческу, – ответил гном, – а из другой части соткать маленький коврик, чтобы засорить сливное отверстие в ванне.
   
– Что значит «кажется»?… – нахмурился Чудакулли.
   
– Одну секундочку, – перебила его Сьюзен и повернулась к о боже. – А где именно ты раньше был? Ну, перед тем как я нашла тебя в снегу?
   
– Гм… по-моему, везде, – пожал плечами о боже. – Скажем так: везде, где незадолго до этого потреблялись в диких количествах всякие спиртные напитки.
   
– Ага! – воскликнул Чудакулли. – То есть ты был своего рода имманентной жизненной силой?
   
– Имма… Возможно, – согласился о боже.
   
– Стало быть, пошутив о гномике выпадающих волос, мы таким образом сфокусировали его на голове декана, – торжествующе заметил Чудакулли. – Разумеется, проблемы декана и до того были видны невооруженным глазом, просто мы, люди вежливые и благовоспитанные, все никак не решались сообщить ему об этом.
   
– Значит, называя те или иные вещи, вы вызываете их к жизни! – догадалась Сьюзен.
   
– Интересно, а можно вызвать к жизни гоблина Дай-Большой-Мешок-Денег-Декану? – спросил декан, который в определенных ситуациях умел соображать очень быстро. Он с надеждой обвел всех взглядом. – Никто не слышал сказочного звона?
   
– А тебе часто дают большие мешки денег? – спросила Сьюзен.
   
– Ну, не сказать, чтобы на ежедневной основе, – туманно откликнулся декан, – но…
   
– Из чего следует вывод: гоблина Дай-Большой-Мешок-Денег-Декану вызвать нельзя, поскольку для него нет оккультного пространства, – перебила его Сьюзен.
   
– А вот лично я всегда недоумевал, куда деваются носки, – весело заявил казначей. – Ну, сами знаете: один носок из пары есть, а другой куда-то подевался. В детстве я даже считал, что есть такое существо…
   
Волшебники призадумались. А затем – и это услышали все – раздался отчетливый звон воплощающейся магии.
   
Театральным жестом аркканцлер вскинул указательный палец к потолку.
   
– Все в прачечную! – крикнул он.
   
– Она внизу, Чудакулли, – напомнил декан.
   
– Все вниз, в прачечную!
   
– А как же госпожа Герпес? Она ведь не разрешает нам туда соваться, – поежился заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   
– Интересно, кто в этом Университете аркканцлер? – осведомился Чудакулли. – Может, госпожа Герпес? Мне так не кажется. Аркканцлер – я. Поразительно, но это факт.
   
– Ты ведь ее знаешь… – пробормотал заведующий кафедрой.
   
– М-да, пожалуй, ты прав… – протянул Чудакулли. – Но…
   
– Кажется, она уехала на все праздники к своей сестре, – сообщил казначей.
   
– …Но неужели мы, волшебники, испугаемся какой-то домоправительницы?! – тут же воскликнул Чудакулли. – Все в прачечную!
   
Возбужденные волшебники толпой повалили прочь из зала, оставив в нем Сьюзен, о боже, грибного гномика и гномика выпадающих волос.
   
– Слушай, – поинтересовался о боже, – а кто все эти люди?
   
– Одни из величайших умов Плоского мира, – ответила Сьюзен.
   
– Нет, я чего-то не понимаю… Или лекарство перестает действовать?
   
– В данном случае характеристика «величайший» относится скорее к размерам, – пожала плечами Сьюзен. – Кроме того, ты наверняка слышал высказывание: «Если хочешь достичь истинной мудрости, перво-наперво стань как младенец».
   
– Но им известно, что это всего лишь первая ступень?
   
– Наверное, – вздохнула Сьюзен. – Во всяком случае, они то и дело разбивают о нее носы.
   
– А-а, – откликнулся о боже. – Как ты думаешь, тут есть что-нибудь… безалкогольное?
   
   
Путь к мудрости действительно начинается с первой ступени, ну, или с первого шага, как еще говорят.
   
Однако очень часто люди забывают о тысячах других ступеней, следующих потом. Человек поднимается на первую ступень с искренним желанием начать жить в единстве с вселенной, но следующий логический шаг так и не делает – мало кому хочется семьдесят лет провести на горе, питаясь одним рисом и периодически балуясь чайком из шерсти яка. Может, дорога в ад и в самом деле вымощена благими намерениями… Самые первые ее ступени – это уж точно.
   
Именно в подобные моменты декан жил полной жизнью. Он мчался впереди всех, шнырял между огромными древними котлами и тыкал посохом в темные углы, постоянно повторяя: «Чоп! Чоп!»
   
– А с чего вы все взяли, что эта тварь должна появиться именно здесь? – шепотом спросил профессор современного руносложения.
   
– Во всех прачечных реальность крайне нестабильна, – пояснил Чудакулли, поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть в бак для отбеливания. – Тут столько всякого скапливается… Уж тебе ли не знать.
   
– Но почему именно сейчас? – встрял заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   
– Отставить разговорчики! – прошипел декан и, вытянув перед собой посох, прыгнул в следующий проход. – Ха! – торжествующе завопил он и тут же принял разочарованный вид.
   
– А эта ворующая носки тварь – она большая? – спросил главный философ.
   
– Не знаю, – пожал плечами Чудакулли, выглядывая из-за штабеля стиральных досок. – Хотя, если прикинуть, за свою жизнь я потерял тонны носков.
   
– Я тоже, – подтвердил профессор современного руносложения.
   
– И где мы будем искать? – продолжал главный философ голосом человека, чей поезд мысли мчался по длинному и темному тоннелю. – В маленьких местах или в больших местах?
   
– Хороший вопрос, – признал Чудакулли. – Кстати, декан, что ты все время твердишь?
   
– Я говорю «Чоп!», Наверн, это то же самое, что «Йо»…
   
– А «Йо», видимо, то же самое, что и «Чоп»?
   
– Точно, – обрадовался декан. – Бывают ситуации, когда так и тянет крикнуть: «Чоп!»
   
– А эта тварь… Она просто ворует носки или она их пожирает? – не унимался главный философ.
   
– Очень ценное замечание, – нахмурился Чудакулли, мигом забывая о декане. – Передать всем по цепочке: ни в коем случае не быть похожими на носки!
   
– На носки? Но как такое… – начал было декан.
   
И тут все услышали: «…Грнф, грнф, грнф…»
   
Судя по звуку, существо, его издающее, на аппетит не жаловалось.
   
– Пожиратель носков, – простонал главный философ, закрывая глаза.
   
– А сколько у него может быть щупалец? – спросил профессор современного руносложения. – Хотя бы приблизительно?
   
– Звук определенно немаленький, – заметил казначей.
   
– Где-то с дюжину, – сказал профессор современного руносложения, делая шаг назад.
   
«…Грнф, грнф, грнф…»
   
– Мы и глазом моргнуть не успеем, как эта тварь сорвет с нас носки и… – взвыл главный философ.
   
– Пять-шесть щупалец, не меньше, – продолжал профессор современного руносложения.
   
– Кажется, этот звук доносится откуда-то из стиральных машин, – сказал декан.
   
Стиральные машины высотой с двухэтажный дом использовались только в том случае, когда в Университете собирались все студенты. Устройство стиральной машины было достаточно примитивным: пара побелевших деревянных весел подсоединялась к большому жернову и опускалась в котлы, которые нагревались через расположенные ниже топки. При полной загрузке требовалось не менее полудюжины человек, чтобы ворочать белье, поддерживать огонь в топках и смазывать петли весел. Чудакулли лишь однажды видел стиральные машины в действии. Тогда прачечная напомнила ему своего рода гигиенический ад, в который после своей смерти попадало мыло.
   
Декан остановился у входа в котельную.
   
– Там определенно что-то есть, – сказал он. – Слышите?
   
«…Грнф…»
   
– Тварь замолкла! Она знает, что мы здесь! – прошипел он. – Готовы? Чоп!
   
– Нет! – пискнул профессор современного руносложения.
   
– Я открываю дверь, а вы набрасывайтесь на нее! Раз… два… три
   
– Йо…
   
   
Сани неслись по снежному небу.
   
– В ЦЕЛОМ, ПО-МОЕМУ, ВСЕ ПРОШЛО НЕ ТАК ПЛОХО. ЧТО СКАЖЕШЬ?
   
– Да, хозяин, – кивнул Альберт.
   
– ХОТЯ ТОТ ПАРЕНЕК В КОЛЬЧУГЕ… ОН БЫЛ КАКИМ-ТО СТРАННЫМ, ПРАВДА?
   
– Я думаю, это был стражник.
   
– ПРАВДА? НУ, ГЛАВНОЕ, ОН УШЕЛ ДОВОЛЬНЫМ.
   
– Разумеется, хозяин, – согласился Альберт, но в голосе его чувствовалась тревога.
   
В силу своего «осмотического» характера Смерть слишком быстро делал выводы. Конечно, ситуация была очень сложной, типа: «Если не они, то кто?», и Альберт это прекрасно понимал, но его хозяину… порой его хозяину не хватало ментального оснащения, чтобы отличать правду от…
   
– И СМЕХ У МЕНЯ ТЕПЕРЬ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
   
– Да, сэр, очень веселенький смех выходит, – кивнул Альберт и посмотрел на список. – Ну что, едем дальше? Следующий адрес совсем рядом, высоту можно не набирать.
   
– ОЧЕНЬ ХОРОШО. ХО. ХО. ХО.
   
– Итак, тут сказано: «Сара, маленькая торговка спичками, у дверей табачной лавки Монштука, Мошеннический переулок».
   
– И ЧТО ЖЕ ОНА ХОЧЕТ ПОЛУЧИТЬ НА СТРАШДЕСТВО? ХО. ХО. ХО.
   
– Не знаю, писем от нее ни разу не было. Кстати, хозяин, один совет: не стоит перебарщивать с «Хо-хо-хо». Гм, тут еще что-то написано… – Альберт зашевелил губами, читая.
   
– ДУМАЮ, КУКЛА ПОДОЙДЕТ. ИЛИ КАКАЯ-НИБУДЬ МЯГКАЯ ИГРУШКА. МЕШОК САМ РАЗБЕРЕТСЯ, АЛЬБЕРТ.
   
Что-то маленькое упало ему в руку.
   
– Вот это, – сказал Альберт.
   
– О!
   
Наступила долгая кошмарная пауза, пока они оба смотрели на жизнеизмеритель.
   
– Ты, хозяин, на всю жизнь, а не только на страшдество, – наконец пробормотал Альберт. – И эта самая жизнь продолжается. Если так можно выразиться.
   
– НО СЕЧАС ЖЕ СТРАШЕДСТВО.
   
– Очень традиционное время для подобных случаев, насколько я знаю, – пожал плечами Альберт.
   
– Я ДУМАЛ, СЕЙЧАС СЛЕДУЕТ ВЕСЕЛИТЬСЯ И РАДОВАТЬСЯ, – сказал Смерть.
   
– Понимаешь ли, хозяин, люди веселятся еще и потому, что где-то кому-то не до веселья, – промолвил Альберт так, будто констатировал некий обычный факт. – Хорошее познается в сравнении. Э-э, хозяин?
   
– НЕТ. – Смерть встал. – ТАК БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО.
   
   
Главный зал Незримого Университета был полностью подготовлен к Страшдественскому пиру. Столы гнулись и стонали под грузом столового серебра, а ведь основные блюда еще и не начали приносить. Зато на столах высились горы фруктов, и повсюду, куда только падал взгляд, раскинулся лес хрустальных бокалов.
   
О боже взял меню и открыл его на четвертой странице.
   
– Четвертая перемена: моллюски и ракообразные. Коктейль из омаров, крабов, королевских крабов, креветок, устриц, улиток, гигантских мидий, зеленогубых мидий, тонкогубых мидий и злобных тигровых пиявок. С пряным маслом и соусом. Вина: шардоне «Шепот волшебника», год Говорящей Лягушки. Пиво: «Ухмельноеособое». – Он положил меню на стол. – И это только одна перемена?
   
– Они тут любят поесть, – пояснила Сьюзен.
   
О боже похмелья перевернул меню. На обложке красовался герб Незримого Университета, а сразу над ним старинным шрифтом были пропечатаны три буквы: η β π
   
– Это какое-нибудь заклинание?
   
– Нет, – со вздохом ответила Сьюзен. – Эти буквы пишутся на всех меню. Можешь считать их неофициальным девизом Незримого Университета.
   
– И что они значат?
   
– Эта, бета, пи.
   
Перепой, явно ничего не поняв, продолжал смотреть на нее.
   
– Ну и?…
   
– Это буквы эфебского алфавита. И очень красиво выглядят. Солидно. А каждый расшифровывает их по-своему. Например, «НВП». «Нам Все По Желудку».
   
– А где тут буква «ж»? – спросил о боже.
   
– Она в уме, ну, как в каком-нибудь числосложении.
   
– А, – с умным видом кивнул Перепой. – Но очень много букв можно оставить в уме.
   
И с ожиданием опять посмотрел на нее. Сьюзен вдруг ощутила себя очень беспомощной.
   
– В том-то все и дело, – сказала она. – Это шутка такая. Каждый придумывает свой вариант, и все смеются. – Она не спускала с него глаз. – Человек умеет смеяться. Ртом. Но над некоторыми вещами вслух смеяться не принято, поэтому можно еще смеяться в душе…
   
– Как ты думаешь, мне удастся отыскать здесь стакан молока? – проговорил о боже, оставив попытки разобраться в человеческом чувстве юмора и растерянно оглядывая огромное количество всевозможных кувшинов и бутылок.
   
– Сомневаюсь, – ответила Сьюзен. – Насколько мне известно, аркканцлер не очень любит молоко. Говорит, что знает, откуда оно берется, и считает это крайне негигиеничным. Представляешь, и это говорит человек, съедающий на завтрак не меньше трех яиц! Кстати, откуда ты знаешь о существовании молока?
   
– У меня есть… воспоминания, – пояснил о боже. – Правда, очень разрозненные. Ничего конкретного, так, обрывочные воспоминания. Например, я знаю, что деревья растут зеленым концом вверх… Наверное, некоторые вещи боги просто знают, и все.
   
– А у тебя есть какие-нибудь божественные способности?
   
– Я могу превратить воду в какую-нибудь мерзкую брагу. – Он задумчиво почесал нос. – А еще, по-моему, я умею вызвать у людей чертовски сильную головную боль.
   
– Мне нужно выяснить, почему мой дедушка ведет себя… странно.
   
– А у него самого ты спросить не можешь?
   
– Он не говорит!
   
– Его мучает тошнота? Еще какие-нибудь похожие симптомы?
   
– Не думаю. Кроме того, он не слишком часто ест. Только карри, и раз или два в месяц.
   
– Он, должно быть, очень худой.
   
– Ты даже не представляешь насколько.
   
– Ну, а бывает еще… Допустим, человек уставится на себя в зеркало и смотрит, смотрит, смотрит… Или высовывает язык и удивляется вслух, почему он такой желтый. Или вдруг говорит: «Аргх!» Ты ничего такого за своим дедушкой не замечала? Видишь ли, у меня есть некоторая власть над испытывающими похмелье людьми. Если он много пьет, возможно, мне удастся его найти.
   
– Ни разу не заставала его за подобными занятиями. Да и чего я хожу вокруг да около?… Надо сказать, и все. Честно говоря… мой дедушка… он… Смерть.
   
– О, его постиг Смерть? Прими мои соболезнования.
   
– Да нет, я сказала, что он – это Смерть.
   
– Не понял?
   
– Смерть. Ну… Смерть?
   
– То есть черный балахон…
   
– …Коса, лошадь цвета блед, кости, череп… Да. Смерть.
   
– Извини, но я вынужден переспросить, чтобы все было предельно ясно, – спокойным, рассудительным голосом произнес о боже. – Итак, твой дедушка – Смерть, и ты думаешь, что он ведет себя странно?
   
   
Пожиратель носков некоторое время настороженно смотрел на волшебников. А потом снова заработал челюстями.
   
«…Грнф, грнф…»
   
– Эй, это же мой носок! – закричал заведующий кафедрой беспредметных изысканий, бросаясь к чудовищу.
   
Пожиратель носков поспешно отступил.
   
Он был похож на очень маленького слона с расширенным на конце хоботом, в котором как раз сейчас исчезал один из носков заведующего кафедрой.
   
– Забавная зверюшка, верно? – спросил Чудакулли и прислонил свой посох к стене.
   
– А ну выплюнь, подлая тварь! – крикнул заведующий, пытаясь выхватить носок. – Фу!
   
Пожиратель носков попытался удрать, одновременно не сходя с места. Это может показаться невозможным, даже глупым, но разные маленькие животные частенько ведут себя подобным образом, когда их застают за поеданием чего-нибудь такого, что поедать ни в коем случае нельзя. Ноги пожирателя носков направились прочь, а его шея принялась вытягиваться все дальше и дальше, давая лихорадочно работающим челюстям возможность дожевать. Наконец с громким чавканьем носок окончательно исчез в хоботе, и чудовище, бросив последний грустный взгляд на оставшуюся пищу, утопало за ближайший котел. Спустя некоторое время оно опять высунулось и одним глазом подозрительно посмотрело на волшебников.
   
– Они очень дорогие, эти носки… – пробормотал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – С усиленными льняным полотном пятками.
   
Чудакулли выдвинул один из ящичков, кроющихся в его шляпе, и достал оттуда трубку и кисет с травяным табаком. Чиркнул спичкой по стенке стиральной машины. Вечер обещал быть более интересным, чем он предполагал.
   
– Мы просто обязаны во всем этом разобраться, – возвестил он, попыхивая трубкой и заполняя всю прачечную клубами пахнущего осенними кострами дыма. – Нельзя допустить, чтобы всякие твари возникали только потому, что кто-то о них подумал. Это а-гигиенично.
   
   
Заложив резкий вираж, сани остановились в самом конце Мошеннического переулка.
   
– АЛЬБЕРТ, ТЫ ИДЕШЬ ИЛИ НЕТ?
   
– Хозяин, ты же знаешь, нам нельзя… то есть тебе… то есть это ведь запрещено! Помнишь, что случилось в последний раз?
   
– МНЕ НЕЛЬЗЯ. А САНТА-ХРЯКУСУ МОЖНО.
   
– Но маленькая бездомная девочка, умирающая в снегу… Это ведь дух страшдества! – в отчаянии воскликнул Альберт. – Ну, то есть когда люди узнают об этом, то обычно говорят: «Возможно, мы беднее безногого банана, а на страшдественский ужин у нас только грязь и сапоги, но нам повезло больше, чем этой малютке». И чувствуют себя счастливыми и благодарными за то, что имеют.
   
– НЕ ТЕБЕ УЧИТЬ МЕНЯ, В ЧЕМ ИМЕННО ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ДУХ СТРАШДЕСТВА.
   
– Да, хозяин, да, конечно. Прошу прощения. Но ведь ей будет только лучше! Она очнется там, где светло, тепло, приятно, играет музыка, и всякие там ангелы склонятся над нею… – Смерть замер.
   
– А, ЗНАЧИТ, В САМУЮ ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ ПОЯВЯТСЯ АНГЕЛЫ? С ТЕПЛОЙ ОДЕЖДОЙ И ГОРЯЧИМ ПИТЬЕМ?
   
«О, боги, – подумал Альберт. – Хозяин снова в странном расположении духа».
   
– Э… нет, не совсем в последнюю минуту, хозяин. Не совсем.
   
– НУ?
   
– Скорее после последней минуты. – Альберт смущенно закашлялся.
   
– ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ, ПОСЛЕ ТОГО КАК ОНА…
   
– Да, хозяин. Так положено, я не виноват.
   
– НО ПОЧЕМУ ОНИ НЕ МОГУТ ПОЯВИТЬСЯ РАНЬШЕ? У АНГЕЛА ДОСТАТОЧНО БОЛЬШАЯ ГРУЗОПОДЪЕМНОСТЬ.
   
– Не могу сказать, хозяин. Полагаю, люди… они считают, что так более правильно, лучше… – Альберт вдруг замолчал и нахмурился. – Знаешь, хозяин, я вот сейчас как следует подумал над этим, по-моему, это полный…
   
Смерть опустил взгляд на лежащую в сугробе крохотную фигурку, а потом коснулся пальцем жизнеизмерителя. По стеклу пробежала искра.
   
– Хозяин, нельзя… – беспомощно пролепетал Альберт, чувствуя себя очень виноватым.
   
– МОЖНО. САНТА-ХРЯКУСУ МОЖНО. ОН ВЕДЬ РАЗДАЕТ ПОДАРКИ, НЕТ ЛУЧШЕГО ПОДАРКА, ЧЕМ БУДУЩЕЕ.
   
– Да, но…
   
– АЛЬБЕРТ.
   
– Понял, хозяин.
   
Смерть поднял девочку и зашагал к выходу из переулка.
   
Снежинки падали ласково, словно ангельские перья. Смерть вышел на улицу и увидел две пробиравшиеся через сугробы фигуры.
   
– ПЕРЕНЕСИТЕ ЕЕ В ТЕПЛОЕ МЕСТО И НАКОРМИТЕ ХОРОШИМ УЖИНОМ, – приказал он, передавая свою ношу одному из мужчин. – И УЧТИТЕ, Я ВЕДЬ ПРОВЕРЮ.
   
После чего он развернулся и исчез в вихре снега. Констебль Посети посмотрел на сверток у себя в руках, а потом – на капрала Шноббса.
   
– Что все это значит, капрал? – Шноббс откинул край одеяла.
   
– Чтоб я сдох, – покачал головой он. – Похоже, сегодня ночью нам предстоит заняться благотворительностью.
   
– Ну надо же, сунул ребенка в руки абсолютно чужих людей и удрал! Все мы умеем быть такими благодетелями…
   
– Перестань ныть, в штаб-квартире полно жратвы, – миролюбиво откликнулся Шнобби.
   
Он испытывал необъяснимое, но твердое чувство, что именно так и нужно поступить. Он помнил человека в гроте, но почему-то никак не мог вспомнить его лицо. Точно так же он не мог вспомнить лицо человека, передавшего им девочку. Значит, это был один и тот же человек.
   
Прошло совсем немного времени, как вдруг зазвучала приятная музыка, все озарилось ярким светом и у дверей табачной лавки возникли два обиженных ангела. Альберт бросался в них снежками, пока они не убрались.
   
   
Гекс очень беспокоил Думминга Тупса. Он не знал, как работает машина, хотя все остальные считали, что уж кому-кому, а Думмингу Тупсу это точно известно. Ну да, конечно, он знал, как работают ее отдельные части. К примеру, пресс для выжимания, позаимствованный из прачечной, отвечал за переработку данных, которые Гекс использовал для решения той или иной задачи. Проблема превращалась в цифры, цифры тщательно перемалывались и превращались в решение проблемы – примерно таков был ход мыслительного процесса внутри Гекса. Но с чего вдруг машине понадобились маленькие картинки на религиозные темы, да еще в таком количестве? Причем он попросил их сразу после того, как обзавелся мышью. Вроде бы эта мышь ничего не делала, но стоило только не покормить ее сыром, как Гекс наотрез отказывался работать. А бараньи черепа? Муравьи иногда бегали по ним, но с какой целью?
   
Больше всего Тупса беспокоило то, что он мог стать так называемой «жертвой грузового культа». Он читал об этом в одной книжке. Затерянный в океане остров, где живут очень безграмотные[18] и крайне доверчивые[19] люди, посещает торговое судно. Начинается бодрый процесс обмена товаром: с одной стороны – жемчуг и кокосовые орехи; с другой – стеклянные бусы, топоры, венерические болезни и прочие блага цивилизации. Затем корабль уплывает, а жители острова еще долго сооружают из бамбука огромные корабли в тщетной надежде еще раз привлечь волшебный груз. И это естественно – ведь они настолько безграмотны и доверчивы, что не понимают: создав форму, нельзя автоматически получить и содержание тоже…
   
Думминг Тупс создал форму Гекса, и лишь потом до него дошло, что создал он ее в Незримом Университете, где границы между реальным и нереальным практически не существует. И у Думминга возникло сильное подозрение, что все они воплощают в жизнь некий неведомый замысел.
   
И одному только Гексу ведомо, что это за замысел.
   
Взять, например, электричество. Дело было вскоре после того, как Гекс попросил принести мышь.
   
Тупс гордился тем, что знает об электричестве практически все (во всяком случае, практически все, что известно). Они отчаянно терли шарики и стеклянные стержни, пока Адриан не прилип к потолку, но все их старания не произвели на Гекса ни малейшего впечатления. Тогда они наловили кучу кошек, привязали к вращающемуся колесу и стали тереть ими о янтарные шарики, пока все вокруг не пропиталось этим электричеством. Целых несколько дней факультет высокоэнергетической магии содрогался от электрических разрядов, грохот и кошачий мяв стояли несусветные, однако ни капли из добытого электричества не перешло в Гекса.
   
Кстати, именно после тех нескольких дней аркканцлер наложил строгое вето на какие-либо работы с электрическими стержнями.
   
Все это очень угнетало Думминга, искренне уверенного, что мир должен работать более эффективно.
   
Но сейчас даже то немногое, что было в этом мире правильным, становилось неправильным.
   
Он мрачно уставился на гусиное перо Гекса, замершее в переплетении проводков и пружин.
   
Дверь с треском распахнулась. Только один человек был способен открывать дверь подобным образом. Думминг даже не стал оборачиваться.
   
– Здравствуйте еще раз, аркканцлер.
   
– Этот твой думающий двигатель работает? – спросил Чудакулли. – Возникла одна интересная…
   
– Не работает, – перебил его Думминг.
   
– Что, взял выходной в честь страшдества?
   
– Посмотрите сами, – пожал плечами Думминг.
   
Гекс написал:
   
«+++ Оп-ля! А Вот И Сыр! +++ ДЫНЯ ДЫНЯ ДЫНЯ +++ Ошибка По Адресу: Анк-Морпорк, Улица Паточной Шахты, 14 +++!!!!! Разразразраз-разраз +++ Начать Заново +++»
   
– Что происходит? – спросил Чудакулли. Остальные волшебники сгрудились за его спиной.
   
– Знаю, аркканцлер, это звучит очень глупо, но мне кажется… Он чем-то заразился от казначея.
   
– Ты имеешь в виду слабоумием?
   
– Полная чепуха, мой мальчик! – воскликнул декан. – Идиотизм – болезнь незаразная.